Волшебная палитра любви Рейдо Диана

– Тебе можно не беспокоиться, а вот мне уже самое время задуматься о ближайшем будущем.

– Я же сказала: деньги пока есть.

– А я, кажется, уже сказал, что не собираюсь жить на чьем-то содержании. Пусть и на содержании приятного тебе человека.

Мередит замолчала.

Их нехитрые развлечения последних двух недель оплачивал Эдмунд из своего кармана, а она даже не задумывалась, чего ему это стоит.

Она-то привыкла совсем к другим суммам и тратам…

Но, истратив все свои деньги, он не хотел брать их у нее.

Это, конечно, было достойно уважения.

И трогательно одновременно.

Знал бы он, что она может себе позволить.

Какая обстановка в ее квартире в Сиднее, какая машина, какими дизайнерскими нарядами забит ее шкаф.

Дорогие украшения, на которые не скупился Рональд и которые так уместно смотрятся с этими нарядами.

Да, у них совсем разная жизнь, призналась себе Мередит.

Разница лишь в том, что Эдмунд сам оплачивает свою жизнь, какая бы она ни была и как бы он к ней ни относился.

А жизнь Мередит вот уже год оплачивает Рональд…

Но Мередит все еще не готова была решать этот вопрос. Она по-прежнему продолжала думать, что здесь, в Праге, она находится вне этих отношений. И у нее вполне есть возможность не думать о том, о чем рано или поздно придется крепко задуматься.

И решить все-таки, как ей жить дальше.

Кем ей быть…

С кем?..

– Если ты не против, то сегодня мы пообедаем у моих друзей.

– У друзей?

– У людей, которые принимают меня здесь, в Праге. Они очень хорошо ко мне относятся. Мы сдружились настолько, насколько успели. При моем-то распорядке дня, – добавил Эдмунд.

– Понятно. У нас окончательно потрачены деньги, – с иронией заметила Мередит.

– Ну это-то да. Ты права. Но друзья хотят познакомиться с тобой.

– Вот как? Зачем же это, интересно?

– Как тебе сказать… Они хотят посмотреть на девушку, которая сумела заставить меня оторваться от палитры и карандашных набросков, – засмеялся Эдмунд.

– Ну, надо сказать, девушка не очень-то и старалась.

– В том-то и дело.

Мередит покосилась на Эдмунда.

– Что ж, если так…

– Именно так.

– А что у них на обед?

– Придем и увидим. Меню они мне не оглашали. Но вот опаздывать не рекомендовали. Так ты согласна?

– Согласна-согласна. В противном случае, как я понимаю, я рискую остаться голодной.

– Да, так и есть. У тебя просто нет другого выбора.

– Это угроза?

– Это суровая реальность. Да не переживай ты. Они тебе наверняка понравятся. Вот увидишь. Едем. Давай прокатимся на метро, тут всего три остановки.

– Давай.

– Кстати, я ведь смогу показать тебе кое-что из моих рисунков.

– Да неужели?

– Я ведь все уши прожужжал тебе о них, но ты до сих пор так ничего и не видела. Кроме того наброска у Карлова моста, что я сделал в день нашего знакомства.

– Невероятно.

Знакомые, приютившие Эдмунда со всеми его рисунками и пожитками, жили в небольшом домике из светлого кирпича с темно-красной крышей. Эдмунду они отдали во временное пользование мансарду.

Окна, выходящие на реку, витражи на стеклах, старенькая, но крепкая тахта, пара плетеных кресел у низкого стеклянного столика. Множество рисунков, небрежно брошенных на пол, мольберт, прислоненный к стенке. Мередит внимательно осматривала обстановку.

Облокотившись о дверной косяк, Эдмунд наблюдал за ней, пока она изучала мансарду.

– Собственно, тут я и остановился, – повторил он, когда Мередит обернулась к нему. – Но рисунки, думаю, не стоит смотреть сейчас. Пойдем, нас уже ждут к столу.

По витой лесенке они спустились на первый этаж и прошли в столовую, где был красиво накрыт массивный дубовый стол.

Наверняка очень тяжелый, подумала Мередит. Интересно, как они его передвигают?

Всего за столом было кроме них с Эдмундом еще четыре человека. На удивление, все они более или менее сносно говорили по-английски, хозяева дома – лучше всех.

Мередит разглядывала их, стараясь делать это ненавязчиво.

Муж и жена, пара, которая принимала их. Кароль и Эрика. Кароль – плотно сбитый здоровяк, светловолосый и светлоглазый, с почти белыми бровями, но очень славным и жизнерадостным лицом. Эрика – худенькая рыжая очаровашка, одетая в расшитый бисером и нитками мулине балахон чуть выше колена. Балахон свободными складками ниспадал вдоль ее боков, и Мередит ломала голову, вернее напрягала глаза, пытаясь понять, не беременна ли Эрика. А та легко и стремительно порхала вокруг стола, разливая по глубоким голубоватым тарелкам горячий суп.

В гостях за обедом также была двоюродная сестра Эрики со своим кавалером. Кавалер, которого звали Людвиг, был чем-то похож на Кароля. Он был поменьше ростом, более худощав, но так же светловолос, как Кароль, – можно сказать, тот же типаж. А вот сестра Эрики, Яночка, ничем не походила на Эрику. Разве что, пожалуй, была так же стремительна в движениях. Хотя ее чернобровости, аппетитной статности, тугой черной косе, перекинутой через плечо и выгодно выделяющейся на фоне розовой блузки, скорее пошла бы степенная и важная манера.

После горячего и очень сытного грибного супа Мередит готова была попросить пощады, а не добавки. Суп, сваренный из ломтиков молодого картофеля, кружочков яркой моркови и щедро порезанных белых грибов, мог насытить и голодных солдат. Но впереди еще было фирменное жаркое Эрики – свинина с каким-то экзотическим соусом, а на десерт она торжественно водрузила на стол яблочный штрудель.

– Даже не вздумайте не попробовать его, Мередит, – мило улыбнувшись, сказала она. – Я уверена, он сделал бы честь и лучшим кондитерским Вены.

– Могу заметить, что моя жена ничуть не лукавит, делая такое смелое заявление, – вступил Кароль.

Эрика улыбнулась еще шире.

Мередит ничего не оставалось, кроме как улыбнуться в ответ и кивнуть, подставляя тарелочку тонкого расписного фарфора.

Но в конце обеда она чувствовала себя так, словно в животе у нее переваривался целый поросенок, а не ломтик поросенка, порция супа с грибами и кусок яблочного штруделя.

Подали кофе. Все с облегчением откинулись на спинки стула. Людвиг ослабил узел галстука – почему-то он выглядел так, словно был на званом обеде, а не в гостях у будущих родственников.

– Мередит, а как вы с Эдмундом познакомились? – спросила Яночка, кладя себе в кофе несколько кусочков тростникового сахара.

– Я ведь уже рассказывал, – ответил за Мередит Эдмунд.

– Вот и помолчи, раз рассказывал, – со смехом оборвали его. – Мы спрашиваем Мередит, а не тебя.

– Вам дай волю, так вы ее вопросами замучаете, – не отступался Эдмунд. – Не позволю!

– Да никакого секрета в этой истории нет, просто я шла по набережной к мосту, а Эдмунд там рисовал и окликнул меня.

– Правду говорил! – воскликнул Кароль. – А мы уж подозревали его черт-те в чем!

– Подозревали? Почему подозревали?

– Вот и мне интересно, – прищурился Эдмунд.

– Он озвучил нам ту же версию, что и вы сейчас, Мередит, – объяснила Эрика. – Но, зная его застенчивость…

– Совершенно непозволительную при его внешних данных! – вставила Яночка.

– …мы не вполне поверили, что он способен так вот, запросто, остановить проходящую мимо девушку и заинтересовать ее своей особой настолько, чтобы она согласилась выпить с ним кофе, – закончила Эрика.

– Что-то не увязывается в ваших словах, дамы, – встал на защиту друга Кароль. – То вы говорите об исключительных внешних данных, а то – что ему еще надо как следует постараться, чтобы заманить девушку в ближайшую кофейню!

На него замахали руками.

– В общем, если вы не сговорились до того, как прийти сюда, и не выдаете вашу версию за чистую правду, то что-то такое с нашим Эдмундом приключилось, – лукаво прищурилась Эрика.

– Да, его не узнать, – подхватила Яночка. – Если верить слухам, даже кисти с красками забросил.

– Ну, это ненадолго, – отозвался Эдмунд. – Пора снова приступать к работе. Но, наверное, уже не здесь, а дома, в Варшаве.

– Собираешься уехать? – спросил Кароль.

– Не сегодня, конечно… Но – да, наверное. Пора и честь знать.

– Ты нам нисколечко не надоел! – горячо заверила Эрика.

– Спасибо, конечно. Но все равно мне нужно домой. Проверить, как там идут дела. Отдать некоторые картины. Само собой, если позовете в гости, я непременно приеду еще. Прага – волшебный город, я это всегда знал, а когда очутился тут – сразу почувствовал. Вам повезло, что вы тут живете.

– Да, но волшебства не чувствуешь, когда находишься тут постоянно, – возразил Людвиг.

Эдмунд не стал спорить.

– Вам виднее.

– Да просто интересно побывать и в других странах, попутешествовать, – объяснила Яночка. – Как вот ты, Эдмунд. Ты же много где побывал.

– Да… но был ли я там?

Похоже, только Мередит поняла, что Эдмунд хотел этим сказать.

Яночка с недоумением посмотрела на него, но уточнить, что он имел в виду, не успела.

Эрика спросила Мередит:

– А вы ведь тоже путешествуете, не так ли? Эдмунд говорил, вы вроде из Австралии?

– Да, Сидней, – кивнула Мередит.

– Наверное, там очень красиво.

– Да, неплохо.

– Океан и все такое.

– И серфингисты под боком, – засмеялась Мередит.

– И кенгуру? И коалы?

– В зоопарке сколько угодно.

– А вы сами чем занимаетесь? Эдмунд толком так и не рассказал. Вы, наверное, модель? Здесь на натурных съемках? – поинтересовался Людвиг.

У Мередит в очередной раз побежали мурашки по спине. Опять задаются вопросы, на которые она так и не придумала, что можно и что стоит отвечать. А врать ей почему-то не хотелось. В своей жизни она избегала лжи там, где ее можно было избежать.

– Я… я недавно оставила работу, – неохотно сказала она. – Сейчас отдыхаю и думаю, что делать дальше. Пока не придумала, чем буду заниматься в будущем.

Людвиг не отставал.

– Но у вас наверняка уже есть какие-то идеи и замыслы? Что вы любите, чем увлекаетесь?

С грохотом упавшая из-под руки Эдмунда крохотная кофейная чашечка раскололась на несколько частей, осколки разлетелись между ножками стульев и закатились под стол…

– Эрика, прости! Я знаю, это коллекционный фарфор. Я обязательно найду в городе что-то похожее, я подберу… Какой я сегодня неуклюжий.

– Брось, ничего страшного. И вовсе это не коллекционный фарфор. Ты спутал этот сервиз с другим моим сервизом, который расписан цветками вишни. А это просто очень красивый сервиз, – сказала Эрика.

– Ну все равно. Обязательно возмещу.

– Не говори ерунды. Еще не хватало бегать по городу в поисках единственной чашки. Лучше оставь нам на память какой-нибудь яркий пейзаж, нарисуй и оставь.

– Я, конечно, постараюсь. Если успею. Думаю, у меня есть еще неделя. А потом я вернусь в Польшу.

– А вы, Мередит? Вы тоже скоро возвращаетесь в Сидней?

– Я об этом еще не думала, – призналась Мередит. – Честно говоря…

– Честно говоря, мы уже порядком устали, – заявил громко Людвиг и начал отодвигаться от стола вместе со стулом. – И вообще, утром лучше думать о дальнейших планах, нежели тогда, когда засыпаешь после вкусного жаркого.

Мередит подошла к Эрике.

– Я помогу убрать со стола? – полувопросительно сказала она.

– Еще чего не хватало, – решительно запротестовала та. – Гостям в моем доме убирать со стола – никогда!

– Просто она боится, что ты, Мередит, вслед за мной перебьешь вторую половину посуды. Вернее, то, что от нее еще осталось.

– Не наговаривай на себя, – возмутилась Эрика, – одна чашка – это еще не вся посуда в доме!

Мередит с удовольствием наблюдала за ними.

Если не считать своего смущения от чуточку нетактичных расспросов Людвига о ее любимых занятиях, она получила море удовольствия от этого дружеского обеда.

Практически незнакомые люди приняли ее как свою. Только из-за Эдмунда или из-за нее самой тоже?

Как бы то ни было, тут она получила больше тепла, чем на любом из званых ужинов и многочисленных приемов, которые она посещала с Рональдом.

Да, там было больше роскоши и блеска. Блеска – но не тепла.

При всем уважении к своей близкой и, пожалуй, единственной подруге Элинор, притом что Мередит нуждалась в ней, такого тепла в общении у них не было никогда. Что тому виной – холодность и прагматичность подруги или же то, что они никогда не задавались целью создать доверительную связь, Мередит не знала.

Она даже не представляла, как изголодалась по такому вот простому, непринужденному общению, дружескому поддразниванию.

Вернее, не так. Как можно изголодаться по тому, чего у тебя на самом деле никогда не было?

Как можно чувствовать отсутствие того, чего никогда не знал и не испытывал?

Оказывается, можно…

Мередит и Эдмунд снова поднялись по лесенке наверх, в мансарду. Усевшись на тахте, она принялась рассматривать многочисленные рисунки.

Как и рассказывал ей Эдмунд, в основном это были пейзажи. Виды площадей, набережных, ратуши, костелы и часовни, брусчатка мостовых, шпили высоких зданий – в красках и пастели, даже в восковых мелках.

Встречались и рисунки лесных пейзажей – поляны, озера среди деревьев, но их было немного.

– Я рисовал это не в Праге, – объяснил Эдмунд. – Затесались как-то в папки с рисунками.

Людей тоже было мало. В основном их силуэты – торопливые, непроработанные карандашные наброски.

Но они были очень точны. Стремительные штрихи и линии передавали движение, играли на контрастах: легкое касание карандаша, жирный четкий след грифеля…

Талант был налицо.

Мередит слабо разбиралась в этом, но…

Рисунки были убедительны. Они были выразительны, некоторые нежны, некоторые сочны и ярки, но все до единого дышали жизнью.

– Что скажешь? – спросил Эдмунд.

– Ты же знаешь, я мало что в этом понимаю…

– Я же говорил тебе. По-моему, я до сих пор не сказал никакого нового слова, не привнес ничего своего. Классическая старая школа. А востребовано и популярно сейчас не это…

– А что же?

Эдмунд пожал плечами.

– Может быть, просто еще не пришло время? – осторожно спросила Мередит. – Сколько ты этим занимаешься?

– Семь лет.

– А сколько тебе самому лет? Ты не говорил.

– Двадцать шесть. Постоянно я занимаюсь этим семь лет, пытаясь перевести на коммерческую основу.

– В каком смысле? – удивилась Мередит.

– В таком, чтобы именно мое любимое занятие, а по совместительству и профессия приносили мне доход. А не какое-то чужое дело давало заработок.

– Но ведь у тебя получается.

– Пока получается только сводить концы с концами, я же говорил. Я обеспечиваю свое существование, материалы и инструменты, поездки и перелеты в нужные мне места. Пожалуй, с небольшой натяжкой – это все. Ладно, не будем о грустном, ты права. – Эдмунд поднялся и подошел к окну, слегка раздернул шторы. – Надо работать, а там все приложится…

– Наверное, мне нужно возвращаться в отель, – неуверенно произнесла Мередит.

Эдмунд повернулся и подошел к ней.

– Зачем? – просто спросил он.

– Зачем мне возвращаться в отель? – удивилась она.

– Да. Зачем тебе уходить?

– Эдмунд…

– Просто останься.

– Ты нарочно разбил кофейную чашку тогда, за обедом? – неожиданно спросила Мередит.

– Да. Как ты поняла это?

– Ты сделал это очень вовремя. Я и подумала, что это не просто так.

– Я заметил, что ты напрягаешься… или пугаешься, когда я спрашиваю тебя о твоих занятиях, о жизни там, в Сиднее… Друзья за обедом спрашивали о том же самом. Ты явно не знала, что отвечать.

– Я не знаю, как объяснить… – Мередит не ожидала от Эдмунда подобной сообразительности и даже мудрости. А что я вообще о нем знаю? – спросила она себя.

– Не объясняй. Не надо. По крайней мере, не пытайся сделать это из-под палки. Захочешь – расскажешь сама. Мне, конечно, интересно, но не настолько, чтобы неволить тебя, заставляя говорить о том, о чем тебе неприятно говорить.

– Эдмунд… Я…

– Мередит, мне правда неважно. Когда захочешь рассказать – расскажешь… Я думаю, что ничего особо страшного я не услышу. Нет нужды в спешке.

– Уверен? – прищурилась она.

– В каком смысле?

– Ну… криминал, преступная деятельность, меня разыскивает Интерпол?

С полминуты они глядели друг на друга, потом Мередит не выдержала первой, прыснула и расхохоталась.

Эдмунд с нежной улыбкой глядел на нее.

С очень, очень, очень нежной улыбкой.

Отсмеявшись, Мередит заметила выражение его лица и притихла.

– Что… что ты на меня так смотришь? – наконец спросила она.

– Ты удивительная, – тихо произнес он. – Я понял это сразу.

– Ты же меня почти не знаешь…

– А многих ли мы знаем настолько, чтобы с уверенностью сказать, что мы действительно знаем их? Родных, близких? Всегда ли?

– Резонно, – согласилась Мередит.

– Меньше всего сейчас мне хочется рассуждать о знаниях и резонах, – ответил Эдмунд. – Есть что-то, что я чувствую… и хотел бы поделиться этим с тобой. – Спокойным уверенным движением он взял ее лицо в свои ладони. Долгим взглядом посмотрев на нее, словно желая впитать каждую черточку, он нежно коснулся губами ее губ.

Мередит разомкнула губы, отвечая на поцелуй, и подалась навстречу ему. Его губы стали более настойчивыми, а поцелуй более жарким. Он запустил пальцы в ее волосы, потом обнял за талию и прижал к себе еще крепче.

По ее телу пробежала дрожь. Она уперлась ладонями ему в плечи и попыталась оттолкнуть.

– Что с тобой? Что-то не так? – тихо спросил он.

– Да… Нет… Не знаю!

Он ослабил хватку, однако не выпуская ее до конца.

– Тебе правда необязательно возвращаться сегодня в гостиницу, – все так же тихо продолжил Эдмунд.

– Но… А Эрика и Кароль?

– Они не будут удивлены. Поверь.

– Почему?

– Они восприняли тебя как мою девушку. Я, правда, не говорил им такого…

– Эдмунд…

– Что? Я не привлекаю тебя? Мне казалось, что нам очень хорошо вместе.

– Да, но…

Нравится ли он ей?

Конечно, нравится.

Хочет ли она быть с ним?

Она об этом не думала. Она никогда об этом не думала!

Она не рассматривала их отношения в этом ключе.

А почему?

Гнала от себя даже тень этой мысли? Старалась не обращать внимания на признаки зарождающегося чувства, списывала все на легкий флирт, приятный обоим?

Боялась привязаться?

Да, наверное.

– Слишком быстро, – пробормотала она вместо этого первое, что пришло в голову.

Эдмунд выпустил ее.

– Да… Да, я понимаю. Я не тороплю тебя. Это и впрямь слишком быстро. Он отошел к тахте и сел, подогнув под себя ногу. Оперевшись лбом на руки, он вздохнул. – Просто, когда видишь чудо… когда чувствуешь его так близко, возле себя… трудно удержаться.

Мередит села на другой конец тахты.