И настанет день третий Шовкуненко Олег

Я поглядел вслед удаляющемуся китайцу и невольно подумал: «Интересно, а каким он был на самом деле, тогда, когда еще находился в мире живых людей? Может, был такой же мокрицей, как и сейчас. А может добропорядочным достойным гражданином, всеми уважаемым владельцем какого-нибудь магазина или ресторанчика. Однако, сейчас уже все равно. Это проклятое место постаралось на славу. И Чен такой, какой он есть, и другим ему уже никогда не стать».

От китайца мысли вдруг переметнулись к Сурену. Боже милостивый, неужели и он тоже… бездушное, безмозглое, дикое существо с куском золота вместо сердца. На какое-то мгновение мне захотелось броситься бежать. Не думать, не знать, все забыть. Пускай в памяти мой друг навечно останется добрым, улыбчивым, благородным человеком. Пусть его никогда не коснется грязная тень этого мерзкого мира.

Ах ты сволочь, гад ползучий, выродок убогий! Что струсил? Хочешь бросить друга на произвол судьбы? Он болен, слышишь, серьезно болен! И ты его единственная надежда. Так что заткни свои охи, вздохи, сопли куда подальше и решай, как из всего этого дерьма вы будете вместе выбираться. Ты слышал? Вместе и только вместе!

Я подошел к двери кладовой и оперся на нее, словно пытаясь застраховаться от того, что Сурен может проскользнуть незамеченным. Повернул голову и еще раз поглядел на герб. Он был нарисован золотом. Самородок писал по ржавому металлу как мел по школьной доске. У Сурена не было красной краски, чтобы зарисовать львов и кресты, и он воспользовался своей собственной кровью.

Я провел рукой по засохшим бурым пятнам, и, вдруг, словно неведомая магическая сила зашвырнула меня в прошлое. Я увидел золото пагонов и счастливые улыбки, услышал плавную мелодию вальса и негромкий женский смех, и кровь… кровь горячего вспыльчивого армянина на моих пальцах. Вот так мы и познакомились. Помнится, пригласил Лиду на танец, а этот подвыпивший горный орел вздумал ревновать. Смешно. Короче, два последующих дня провели мы с ним в одной камере нашей обожаемой флотской гауптвахты.

Быстрая тень мелькнула слева. Будь у меня два глаза, может и успел бы среагировать вовремя. А так только дернулся, и тут же безжалостная сталь влетела в мой правый бок. Хруст ломающихся костей, острая боль и разлетающиеся брызги алой крови. Увесистая кирка проломила ребра и гулко стукнула по железной двери.

Боль жуткая, но страшнее боли чувство собственной тупости и слабоумия. Кретин, придурок, баран безмозглый, размечтался словно разомлевшая девица! И это где? В месте, где каждый встречный и поперечный отчаянно жаждет покопаться в твоих потрохах. Но нет, не выйдет. Мы еще посмотрим кто кого!

Я не стал выдергивать стальное острие из своего тела. Уж очень уютно оно там засело, и это дает мне некоторые преимущества. Презрев боль, я двумя руками вцепился в деревянную рукоятку, а затем изо всех сил пнул нападавшего ногой в живот. Инструмент оказался в моих руках, а противника отбросило назад будто ударной волной. Он потерял равновесие и с размаху грохнулся на спину. Ну, вот, теперь мой черед, и не будет ни угрызений совести, ни жалости. Убей или убьют тебя, так уж устроен этот проклятый мир.

Я вырвал кирку из разорваного окровавленного бока и с яростным ревом прыгнул вперед. Сейчас ты, сука, получишь по заслугам! Ишь, гаденыш, подкрался! Я размахнулся, но глянув в большие, расширившиеся от ужаса глаза, так и остался стоять с высоко поднятым заступом, словно статуя эпического каменолома.

Святое небо, зачем ты снова караешь меня?! Зачем заставляешь видеть все это? Да, это был мой друг. Но если бы не глаза и не тоненькие усики над верхней губой, я вряд ли признал бы Сурена. Его заостренные тонкие черты лица, его смуглая гладкая кожа, его узкие вечно скривленные в ироничной ухмылке губы. Где они? Куда подевались? Вместо всего этого моему взгляду открывалось изжаренное как на сковородке мясо. Вместо рта черная трещина, вместо носа бесформенный комок рыхлой массы. Живыми остались только глаза. Но, о ужас, эти глаза глядели на меня с лютой ненавистью.

Отшвырнув оружие, я прыгнул на грудь Сурену. Он хотел меня ударить, но ни хрена не вышло. У него-то и при жизни этот фокус редко выходил. Издержки интеллигентского воспитания. Зато я, дитя ленинградских подворотен, прекрасно усвоил уроки улиц. Не раздумывая ни секунды, залепил Сурену звонкую пощечину, а затем еще и еще одну.

– Сурен, приди в себя! Это же я, Алексей! Вспомни меня! Я твой друг!

– Убью, сволочь! Ненавижу! Вор! Ты пришел, чтобы ограбить меня.

Сурен орал как буйно помешанный. А собственно говоря, почему как? Он и был самым натуральным буйно помешанным. Разум его не выдержал пытки дьявольским золотым зельем. Я со злостью огляделся по сторонам. Отовсюду лился мерзкий желтый свет. Казалось, это именно он, а не радиоактивное излучение изжаривает беззащитные человеческие тела.

В тот же миг мне жутко захотелось защитить, закрыть, спрятать своего друга от этого смертоносного сияния. Но как? Где найти такое место? Ага, знаю! Я пробежался взглядом по веренице железных дверей. Где-то там, в тридцати шагах впереди существует комнатушка, в которой, по словам ее владельца, золото долго не задерживается.

Скрипя от боли зубами, я поднялся на ноги. Вцепился в склеившуюся грязную шевелюру Сурена и потянул вверх. Не успел тот встать на ноги, как тут же получил коленом под дых. Нанести такой удар для меня оказалось настоящим испытанием. Я чуть не потерял сознание от боли, но собрал остатки воли и все же устоял.

– Пошел, засранец чертов! – я навалился на Сурена сверху, зажал его голову у себя под мышкой и поволок вперед.

Голова, прибитая над дверью, встретила нас выпученными от удивления глазами. Я не стал с ней особо деликатничать:

– Где кладовая китайца, Чен Фу? Это она? – палец свободной руки указал на дверь справа от апартаментов Рамиреса.

Голова не прореагировала.

– Тогда может быть эта? – я ткнул в сторону двери, расположенной слева.

Голова часто-часто замигала.

– Вива Куба! – в приветствии я поднял вверх крепко сжатый кулак. – Спасибо за помощь, камарада.

Рывком отшвырнул дверь и впихнул внутрь брыкающегося Сурена. Только я сунулся следом, как получил по башке увесистым самородком, тем самым, в форме башмака, который я милостиво пожаловал в фонд китайского народа. И когда только Сурен успел его подхватить? Вот так, делаешь человеку добро, а в ответ он только и норовит насрать тебе в душу. Такая черная неблагодарность меня просто взбесила. Не дожидаясь второго удара, выбил золотой булыжник из руки приятеля. Я не дал Сурену вновь обзавестись чем-либо подобным, захлопнул дверь и сразу приступил к воспитательным мероприятиям.

– Это тебе за мои сломанные ребра! А это за «сволочь» и добавка за «вора»!

Я сыпал ударами как заправский боксер. Правда, существовало одно маленькое различие. Боксеры стремятся лишить человека сознания, моя же цель была диаметрально противоположной – вколотить его обратно, туда, где этому самому человеческому сознанию и положено находиться.

– Это тебе за позабытую жену, за дочек сироток, а также за короткую убогую память!

Сурен упал на пол и обреченно закрыл голову руками. Он больше не сопротивлялся, он безропотно сносил мои остервенелые удары. А я, ослепленный гневом, все не мог остановиться. Жестокая терапия могла продолжаться еще бог знает сколько, но вдруг до меня долетел тихий сдавленный шепот:

– Леха, все… хватит.

Мы стояли на коленях, один напротив другого. Молчали. Сурен потому, что еще не оправился от шока, а я потому, что не находил слов. Мы так и замерли как две коленопреклоненные статуи, уткнувшись лбами и крепко сжимая друг другу руки.

Не могу передать, что творилось в душе. Водоворот чувств, гремучая смесь, коктейль Молотова. Да, именно, подходящая аналогия. Словно бутылка с горючей смесью я вот-вот был готов вспыхнуть. И не просто вспыхнуть, смертоносный огонь я желал выплеснуть на все это ненавистное царства зла. То, что здесь творится, не должно существовать никогда! И всему виной жадность, золото это проклятущее!

Я скосил свой единственный глаз и поглядел на три кучки тускло поблескивающих самородков. Странно, в кладовой не было источников света, но, тем не менее, внутри не было темно. В воздухе висело какое-то желтоватое свечение. Наверняка, это светились кучи золотого металла. Видать он никак не хотел отпустить Сурена из своих грязных лап.

– Погоди, браток, у меня тут есть одно дело.

С сумасшедшей поспешностью я принялся разматывать самодельные бинты, которыми была прикрыта дыра на месте моего левого глаза. Конечно же, они были грязными, пропитанными свернувшейся кровью, но не время и не место перебирать харчами. Воспользуемся тем, что есть.

– Сейчас я тебе замотаю глаза, – повелительно сказал я другу. – Не вздумай снимать повязку, пока не скажу.

Сурен ничего не ответил, и продолжал молчать все то время, пока я старательно делал из него слепого. Однако, как только я закончил, он, едва шевеля губами, прошептал:

– Зачем? Зачем все это? Разве уже не все равно?

– Тебе еще раз двинуть для пущего ума? Все равно ему, видите ли! А вот мне не все равно!

Я вскочил на ноги и кинулся вышвыривать из кладовой то немногое золото, которое Чен Фу все-таки удалось сюда понатаскать. Не смотря на острую боль в перебитых ребрах, я трудился как очумелый, и уже через несколько минут внутри пещеры не осталось ни кусочка этой заразы. Затем я приволок оружие. Мой ледоруб и кирка Сурена нам еще могли пригодиться.

Напоследок я откинул взглядом золотую гладь озера Коцит и не обнаружил ничего подозрительного. Нас вроде как оставили в покое. То ли нечистая сила и впрямь не утруждает себя контролем, всецело полагаясь на всемогущую власть золота, то ли специально затихла и наблюдает, чего такого занятного выкинет этот неугомонный русский. Ладно, не парьтесь, сволочи! Русский обязательно чего-нибудь выкинет. Вот только посидим, подумаем, и, будьте уверены, получите свой подарочек.

Я кровожадно ухмыльнулся, затем захлопнул оглушительно лязгнувшую дверь и начал колдовать с замками. Они почему-то не работали. Вот невезуха, у этих китайцев даже на том свете в ходу полное дерьмо!

– Леха, оставь, все равно ничего не получится, – Сурен услышал мои проклятья и понял, кому они адресованы. – Ты их закрыть не сможешь, никто не может. Замки запирают только приходящие.

– Ладно, – я тут же бросил молотить по засовам и заблокировал дверь старым проверенным способом, запихнув кирку под массивную дверную ручку. – Снимай повязку. Уже можно.

Я сам с неописуемым облегчением сдернул с глаза свое пластиковое пенсне. Проморгался. Вроде как ничего. Никаких кровожадных желаний, а главное, золото в моем восприятии продолжало вызывать лишь чувство отвращения, можно даже сказать гадливости. Вот и славно. Значит, будем жить! Ну, если не жить, то хотя бы пытаться это сделать.

Я подковылял к Сурену и сел рядом.

– Леха, значит, и ты… Значит, и тебя сюда тоже… – Сурен комкал в руках обрывки моей тельняшки.

– А куда же меня еще, безбожника этакого? В раю, говорят, такие не нужны.

– А я тут давно. Уж и не помню сколько, – Сурен говорил медленно и тихо.

– Пятнадцать годков минуло с того самого дня, как ты ушел от нашего пирса.

– Пятнадцать говоришь… – мой друг закрыл лицо обезображенными ладонями.

– Да… Искали мы тебя долго, да только все в пустую.

– Лиду видел? Знаешь как она? А девочки?

– Встречались года два назад. Она в Москву вернулась. Девчонки выросли. Красивые стали, просто глаз не оторвать. Ирина замуж вышла за нового русского. Это, чтоб ты знал, порода у нас такая вывелась. Хищники, одним словом. Иркин то, толи банкир, толи глава какого-то там фонда. Хрен их сейчас разберешь.

– Лида… она меня еще помнит? – голос Сурена дрогнул.

– Замуж второй раз так и не вышла, если ты это хотел узнать. А помнит ли? Знаешь, она обручальное кольцо так с руки и не сняла.

Вот тут Сурен не выдержал. Захрипел, заклокотал, как будто в глотку ему залили расплавленный свинец, а затем этим самым свинцом заставляли дышать. Раскаленный металл прожог легкие и, теряя сознание, Сурен рухнул на бездушные колючие камни. Упал, да так и остался лежать, вздрагивая и теряя последние капли жизни.

Мне самому было тошно и паскудно, но такой роскоши, как биться в истерике, я себе позволить не мог, да и Сурену тоже. Время щелкает как сумасшедшее, и у меня уже точно осталось меньше суток. Тьфу ты, почему у меня? У нас, конечно же, у нас!

– Сурен, вставай! – я схватил друга за плечо и, скрипя зубами от боли, стал его тормошить. – Вставай… скорей же! Времени очень мало.

– Что ты от меня хочешь?! – Лусинян выл, не поднимая головы.

– Я…

Не зная, что ответить, не ведая, как воодушевить друга, я лихорадочно подбирал слова. И таки, кажется, подобрал:

– Я хочу, чтобы ты показал свое обручальное кольцо. Да, кольцо! Второе, такое же, как и у Лиды.

Мне была хорошо видна левая рука Сурена. Не было у него на пальце никакой обручалки.

– Кольцо? – ошарашено переспросил мой друг.

– Вот именно, кольцо! Или что, потерял, отобрали, выбросил? Это ты все забыл! Это ты сломался! Это ты струсил и сдался!

– Алешка, очнись, мы ведь в аду, – теперь Сурен смотрел на меня выпученными от удивления и тревоги глазами. – В самом настоящем аду.

– Да мне насрать! Хоть в жопе у самого дьявола! Ты думаешь, раз угодил сюда, значит все, конец? Ни хрена подобного, и тут можно оставаться человеком. А все эти местные уроды… – я пренебрежительно сплюнул, – В гробу я их видал. И с ними тоже можно управиться. Если хочешь знать, я тут одному демону уже успел по башне настучать, а циклопу из седьмого круга горлянку перерезал.

Это было не хвастовство, эта была психотерапия. Зачем Сурену знать, что и Велиал, и циклоп живы и здоровы. Хотя циклоп наверняка не очень то и здоров, но жив уж точно. И ничего им обоим не сделается, сколько бы я не старался. Но вот этого уже моему другу точно знать не обязательно. Сейчас ему следует хоть немного приободриться, хоть чуток поверить в себя.

– Странно, что они тебя за такое не разорвали на клочки, – лицо Сурена наконец приняло осмысленное выражение.

– Решили, что здесь со мной поквитаются гораздо круче.

– Может это и так, – Сурен вновь начал подкисать. – Находиться здесь это вечная…

– Вечная?! Ну, уж нет! – я не дал ему договорить. – Я не собираюсь сидеть здесь вечно. Я собираюсь…

Меня перебил негромкий удар в дверь, а потом еще и еще один. Затем стук превратился в частую барабанную дробь.

– Чен Фу вернулся, – догадался я.

– А… Этот коротышка.

– Китаец он.

– Впустишь?

– На кой черт он нам здесь нужен!

– Сейчас прилив начнется. Вся местная братва потянется к своим норам.

– И что?

– А он там снаружи скандалит. Подозрительно. Кто-нибудь из нелюдей может и заметить. Хотя, тебе ведь на них наплевать, ты ведь их всех одной левой. – Сурен впервые слегка улыбнулся.

Слава богу, если начинает острить, значит и впрямь приходит в норму. На душе сразу значительно полегчало. Глядишь, через часок и соображать начнет, и мысли повернет в нужную сторону. А пока…

– Закрой глаза. Сейчас вернусь.

Я приладил на глаз свой спасительный фильтр и кряхтя поднялся на ноги. Эх, сейчас бы хоть щепотку того красного порошка. Глядишь, ребра и срослись бы. Я потрогал разорванный в клочья бок. Вытер о джинсы окровавленные пальцы. Ладно, черт с ним. От потери крови или заражения я тут точно не помру. А боль… Что ж поделаешь. Как советовала Диона, мне придется привыкнуть к боли.

Только я отпер дверь, как внутрь вихрем ворвался Чен. Он не рассчитал и словно хоккеист, на полном ходу влетающий в борт ледовой площадки, впечатался прямо мне в живот.

– Твою мать! – только и успел выдохнуть я, изгибаясь от боли.

– Вор! Ты хочешь украсть мое золото! – заверещал китаец.

Так, приехали, дубль номер два.

– Сурен, тебе это ничего не напоминает? – я изловчился и поймал китайца.

– Угу, – пробурчал капитан третьего ранга из своего темного угла.

– Вот-вот, только лечить этого гавнюка я не собираюсь. Его самочувствие меня абсолютно не волнует. Так что уж извини, приятель.

Последняя фраза относилась к трепыхающемуся китайцу, и для него она не означала ничего хорошего. А, может, и означала. В кое это веки грешнику в аду предоставлялась завидная возможность слегка отдохнуть. Размахнувшись, я что есть силы вломил Чену прямо промеж глаз. Тот покачнулся и как подкошенный рухнул на пол. Нет, я ни в коем случае не расист, и тем более не садист. Просто знание того, что в аду вреда от нокаута ровно столько же, сколько в реальном мире от укуса комара, делает такой способ общения чем-то вроде дружеской шутки. А на шутки кто обижается?!

Я оставил Чена мирно посапывать у надежно закрытой двери, а сам подошел к Сурену.

– Слушай, а почему тут все еще можно видеть? Я раньше думал, что это золото светится. Но ведь его уже нет… я ведь его все вышвырнул, к чертям собачим.

– Полагаю, порода светится, она тут какая-то странная.

– Порода? – я присмотрелся к рыжим словно ржавым камням. – Да, возможно радиация заставляет светиться какие-то вкрапления.

– Какая радиация? – Сурен приподнял бровь.

– А ты думаешь, почему вы тут все такие красивые, словно утки из духовки, яблок к вам только не хватает. Радиация, браток. Причем довольно сильная.

– Черт побери, – Сурен принялся рассматривать свои покрытые пятнами руки, как будто видел их впервые. – А я то все гадал, что за фигня такая. Лицо то я обжог еще там, на подлодке, во время пожара, а вот руки и остальное тело…

– Тут вообще все не так просто, – я вновь уселся рядом с другом. – С одной стороны кругом полным-полно всякой сверхъестественной чухни: магия, колдовство, нечистая сила всякая, а с другой и законы природы тоже вроде как не на последнем месте.

– Не знаю, не думал.

– Ага, ты, я вижу, вообще последние пятнадцать лет особо мозги не напрягал. Удивительно, что они у тебя не атрофировались.

– Если хочешь позубоскалить…

– Жуть как хочу, но времени в обрез. Нам с тобой выбираться отсюда надо.

– Ты что, очумел? Как выбираться? Куда выбираться?! – вот тут глаза у бывалого подводника действительно стали круглыми.

– Домой, дружище, куда же еще. В наш мир, мир живых.

Я чуть было не сказал живых людей, но вовремя спохватился. Да, я в случае благоприятного исхода действительно попаду к людям, а вот Сурен…

– С того света не возвращаются, – мой друг горько вздохнул.

– Устаревшая информация. Разведка доложила, что бывали прецеденты.

И тут я вкратце рассказал о встрече с ведьмой и об ее страшной тайне. Из всей истории опустил лишь прощальный эпизод. Это наши с Морганой личные счеты, и к делу они отношения не имеют. Поразмыслив чуток, я дополнил свою историю информацией о Раймоне Луллии. Раз мы с Суреном друзья и компаньоны, то он должен знать все – и о золоте, и о красном порошке, и о магическом свойстве человеческой крови.

– Сбежать с того света… – протянул мой друг задумчиво. – Не верится что-то в такую возможность.

– Давай попробуем, чего нам терять? Нечего, кроме своих поджаренных задниц.

– И ты думаешь, что мы вновь станем людьми? Станем самими собой?

– У меня шанс есть. У тебя нет. – Я не стал лгать. Сурен не кисейная барышня, не раскиснет. – Пока мое тело еще целехоньким бултыхается в волнах Атлантики я могу вернуться. Ты же… Честно говоря, я не знаю, что будет с тобой.

– Не знаешь… – подводник хмыкнул с сарказмом. – И, тем не менее, предлагаешь бежать.

– Да, предлагаю. Потому, что это единственный способ покончить со всем этим. Ведь хуже, чем вечное заточение в аду, ничего быть не может. Или ты не согласен?

– Звучит убедительно.

– И я так думаю.

– А как будем вырываться?

Фух, часть дела сделана! Сурен вновь стал прежним чокнутым авантюристом, который ради призрачной мечты готов переть к черту на рога.

– Есть два варианта, но оба я так и не додумал до конца. Не было у меня времени собраться с мыслями, к тому же информации с гулькин нос.

– Выкладывай все по порядку. Одна голова хорошо, а две лучше, и время у нас сейчас есть. – Сурен кивнул в сторону двери. – Скорее всего прилив уже начался. Так что пока золото не остынет, мы здесь полностью блокированы. В течение часа, а то и двух рыпаться куда-нибудь бесполезно.

Я понимающе кивнул, придвинулся поближе и, на всякий случай понизив голос, начал излагать первый план:

– То, что ад это большая фабрика по производству золота ты наверняка уже уяснил. Если нет, то поверь моему слову, это именно так. Видел все своими собственными глазами. Здесь девять уровней или как говорят девять кругов. Ага, вижу, что в курсе…

Я заметил, что Сурен кивает в такт моим словам и не стал более задерживаться на вступительной части доклада. Сразу перешел к главному:

– Мы на восьмом круге. Остается еще один – девятый. Здесь, на восьмом, у нас уже готовый продукт и склады по его хранению. Задаю наводящий вопрос: какого звена в цепочке фабрика-клиент все еще так и не достает?

– Транспортного. Золото теперь следует подсунуть в наше испорченное общество.

– Умница! Вот ты и ответил на вопрос, чем занимаются в последнем девятом круге.

– Распихивают золото по шахтам и приискам?

– Вот именно! Вместе с этими самородками можем проскользнуть и мы. Хрен с ним, в случае чего закосим под шахтеров.

– И ты знаешь, как это сделать?

– Надеюсь, ты мне расскажешь.

– Я? – лицо Сурена вытянулось от удивления.

– Ты ведь здесь пашешь уже пятнадцать лет, неужели так и не узнал, что там на девятом круге? Может, слухи какие или догадки?

– Издеваешься? – потомок рода Лусинянов всплеснул руками. – Слухи он захотел! Да тут все слухи лишь об одном, кто кого сожрал или кто кого собирается сожрать. Догадки, кстати, о том же самом.

Честно говоря, с трудом верилось, что Сурен ничего не знает. Позабыл, не придал значения, привык и смотрит на вещи замыленным взглядом – это да. Просто не может быть, чтобы ничего не было! Пятнадцать лет это вам не шутки! Рассудив таким образом, я принялся ему помогать:

– Кто такие приходящие, и как они забирают золото?

– Понятия не имею, – Сурен пожал плечами.

– Как это не имеешь? – я закричал в полный голос, так как чаша моего терпения переполнилась.

– Это правда, – мой друг оставался спокойным как удав. – Я тебе сейчас все объясню. Начнем с самого начала. Задача каждого здесь находящегося натаскать в свою конуру как можно больше золота. Для этого все средства хороши. Можно добыть на своем участке, можно ограбить соседа, можно принудить слабого работать за себя и за того парня. Короче, золотая лихорадка не в каком-то там переносном смысле, а в прямом, самом натуральном. Однако, главная жуть наступает, когда приходит время прилива. Жажда золота не утихает, да только взять его теперь неоткуда. Вот тут народ и кидается вымещать зло друг на друге. Калечат, рвут на куски, жрут, без жалости, меры и смысла. Убей соседа и получишь его участок. Безумие какое-то! Можно подумать у победителя сразу вырастут десять дополнительных рук, и он сможет выгрести все золото в округе.

Словно подтверждая слова Сурена, в нашу дверь что-то грохнулось. Вернее, не грохнулось, а кого-то хорошенько припечатали. Послышались гулкие удары и душераздирающий крик, хотя и приглушенный дверью, но от этого не менее страшный и отчаянный.

– Короче, всемирная история в миниатюре, – произнес я задумчиво. – Только ты сильно не увлекайся. Время не резиновое, давай ближе к делу.

– Ладно, тем более, что общую обстановку я уже обрисовал. Теперь к вопросу о приходящих. Так вот, во всем этом мире беззакония таки существует один неписанный закон. Кладовые неприкосновенны. Грабить нельзя. Иначе накличешь на свою голову гнев приходящих.

Я слушал Сурена, а сам между делом пытался получше рассмотреть каменный мешок, в котором мы находились. Прямоугольная пещера, явно рукотворного происхождения, площадью квадратов так двадцать. Выдолблена в скале черт знает сколько веков назад. Это становится понятным, как только глянешь на стены. Следов от орудий труда почти не осталось. Они толи истерлись, толи заросли непонятными ржавыми наплывами.

Наведя резкость в своем подпорченном на один окуляр бинокле, я вдруг понял, что дальняя стена, та самая, возле которой мы сидели, чуток отличается от всех остальных. Чем? Сразу не поймешь. Ровная что ли чересчур, и ржавчины на ней вроде бы как поменьше.

– А когда кладовая наполняется до отказа, что происходит потом? – закончив наблюдения, я вновь сосредоточился на рассказе друга.

– Вот тогда-то и появляются приходящие.

– И ты не знаешь кто они или что они?

– Никто не знает. Ты же слышишь, как их называют – «приходящие». Не гномы, эльфы или драконы, а «приходящие». Слово без определенного зрительного образа. Только характеристика – те, кто приходит.

– Значит, двери запираются, и кто-то выгребает все золотишко, – подытожил я.

– Точно так.

– Повезло местной публике, что она сплошь и рядом вся мертвая, а то при виде ограбленной кладовой можно и инфаркт схлопотать, особенно учитывая всеобщую нездоровую страсть к драгоценным металлам.

– Все не совсем так. Я бы не сказал, что это грабеж. Скорее торговля.

– Торговля? – я был удивлен.

– Взамен золота приходящие оставляют необходимые для работы вещи: новые инструменты, носилки, мешки, тачки. Не это ли лучшая награда для фанатов-золотодобытчиков. Чем больше золота ты сдаешь, тем лучшим товаром тебя награждают.

– Хитро придумано. Все равно, что корове за высокие надои презентовать новый доильный аппарат. А она от этого будет стараться еще больше.

– Да, похоже, – Сурен виновато улыбнулся. – Видать мой рассказ тебе ничего не дал.

– Как это не дал! Еще как дал! – я стал загибать пальцы. – Во-первых, выяснилось, что именно через приходящих сюда и попадают вещи с земли. А это ниточка, путеводная ниточка наружу. Следующее. Двери в девятый круг находятся именно здесь, в кладовых. И их следует лишь отыскать. – Я рукой провел по стене, которая вызвала мои подозрения. – Или вернее открыть.

Мы замолчали. Не знаю, о чем думал Сурен, мои же мысли вертелись только вокруг побега. Я совсем позабыл, что нахожусь в преисподней. Для меня пещера превратилась в обычную тюремную камеру. А, стало быть, и улизнуть отсюда можно без всякой там магии.

Я поднялся и сантиметр за сантиметром стал осматривать стены. Вернее, ощупывать, так как видно все же было очень и очень хреново. Я старательно облапал все подозрительные участки, проскреб острием ледоруба все углы. Результаты поисков еще сильнее подкрепили уверенность, в том, что задняя стена все-таки представляет собой отдельную монолитную плиту. А раз так, то мои первые впечатления подтверждались. Вот она дверь. Теперь остается выяснить, как ее открыть. Интересно, как это делают сами таинственные хозяева недр?

– Сурен, а существует какой-либо сигнал о том, что кладовая уже достаточно наполнена, и АДавтотрансу пора заняться вывозом? В рельсу вы звоните что ли?

– Да нет, – мой друг пожал плечами. – Просто иногда возвращаешься, а дверь заперта. Ожидаешь сколько придется. Когда она открывается вновь, в кладовой пусто. Если повезет, внутри находишь новую заточенную кирку или большую корзину, ну а самые передовики награждаются тачкой. Лучше всего строительной, такая, знаешь ли, в которой бетон возят, глубокая и вместительная.

– Чувствую, в твоих словах вновь появились мечтательные нотки, – я улыбнулся. – Что, на старое потянуло?

– Эх, Леха, не сумеем мы открыть проход. Если бы это было так легко, то и грешников здесь бы не осталось. Разбежались бы все. – Сурен тяжело вздохнул. – Давай лучше выкладывай свой второй план. Может, он окажется получше первого.

– Второй план, это скорее наглая авантюра, – начал я.

– О! Начало мне нравится.

– Тогда слушай продолжение. Мы совершаем диверсию на одном из верхних уровней, проще всего на седьмом, так как он к нам ближе всего. Процесс изготовления золота застопорится. Сразу возникнет паника. А она возникнет, поверь мне. Я уже видел что-то подобное. Так вот это и будет нашим звездным часом. Мы объявим, что знаем в чем причина и потребуем встречи с Дьяволом. А ему, родимому, поставим условие – свобода в обмен на информацию. Как я успел заметить, золото здесь глава всему, и его получение должно идти безостановочно. Так что жизнь двух рабов это ничтожная плата за восстановление адского производства.

– Ничего себе! – Сурен присвистнул. – Такую аферу мог придумать только ты.

– А что скажет мой лучший друг и компаньон? Может сработать?

– Вообще-то любой здравомыслящий человек сказал бы, что нет. Только вот смелость города берет. – В глазах моего друга засветился азарт игрока. Сразу стало понятно, что второй план вызвал у него гораздо больше энтузиазма, чем первый. – Слушай, Леха, а как мы прорвемся на седьмой уровень?

– Да прорвемся как-нибудь, фигня какая! Не это сейчас главное. – Я с досадой махнул рукой. – Понимаешь, до сих пор не знаю, какую такую пакость следует сотворить, чтобы золото перестало вариться. И, понимаешь ли, это должно быть что-то действительно очень незаметное, такое, чтобы до причины и докопаться никто не смог, чтобы знали мы одни.

– Да уж, задачка, – Сурен наморщил лоб. – Давай, выкладывай все, что разузнал о производстве золота. Вместе думать будем.

Рассказ мой был короток. До мелочей я мог объяснить лишь операции, происходящие в самом первом круге. С некоторыми оговорками, исключающими знание пропорций и температур, описанию поддавался процесс выплавки свинца. Но вот дальше следовал полный провал. В результате трех уровней полного непонимания на свет появлялось вещество, именуемое философским камнем. Хвала всевышнему, что хоть на седьмом круге наступало некоторое просветление. Я рассказал Сурену, что именно смесь тертого философского камня и расплавленного свинца, хорошенько прожаренная радиоактивным излучением, и дает в итоге окончательный продукт – так обожаемое всеми золото.

– Вот и все, что знаю. Мало. Чертовски мало!

Отчетливо сознавая, что ни на микрон не приблизился к решению проблемы, я умолк. Прижал к груди колени, положил на них голову и уткнул взгляд в одну точку. В голове не то, что ни одной мысли, в голове полный вакуум. Летели секунды, они складывались в минуты, а мы так и сидели, молча уставившись в угрюмые грязно-рыжие стены.

– Я бы посоветовал соорудить защитный экран.

От неожиданности я вздрогнул. Стены вдруг заговорили. Слова словно исходили из глубины доселе немого камня. Голос спокойный, уверенный и абсолютно незнакомый.