Сорвать банк Гарднер Эрл

– Я не думаю, что Филипп когда-нибудь смог бы простить меня, что я скрыла от него свой первый брак.

– А я думаю, смог бы.

– Нет, и я знаю его лучше, чем вы.

– Но отец знает его достаточно хорошо, – сказал я, – и его опасения совпадали с моим предположением.

– Что заставляет вас утверждать это, мистер Лэм?

– Его отец использовал возможность убрать вас со сцены и заставить совершить нечто такое, за что Филипп никогда бы вас не простил. Не понимаете? Если вы когда-нибудь вернетесь к Филиппу и попытаетесь с ним объясниться, вы нравственно погибли. Филипп никогда не смог бы забыть тех страданий, которые ему пришлось испытать, когда вы исчезли при туманных обстоятельствах, а он не знал и не мог узнать, что же в действительности с вами произошло. Он мучился при мысли, что, возможно, вы похищены, подвергаетесь какой-то опасности. Простите, я не хотел быть причиной ваших слез, но я просто хочу, чтобы вы поняли.

– Но мистер Уайтвелл обещал мне, что все расскажет Филиппу.

– Уайтвелл вас одурачил. И это все, что я хотел у вас выяснить.

– Я ничего уже не в состоянии понять…

– Между тем все понятно. Если Уайтвелл в конце концов объяснит все Филиппу, он обязательно вынужден будет сообщить, откуда ему все это известно; значит, вынужден будет признаться Филиппу, что он, отец, принимал участие в обмане, беседовал с вами, что именно он убедил вас не ждать Филиппа и ничего ему не рассказывать. Филипп, вероятно, простил бы вас, и что-нибудь можно было придумать. Артур Уайтвелл сочинил бы какую-то важную деловую сделку в Нью-Йорке, требующую присутствия Филиппа на востоке. Свадьба могла быть отложена до его возвращения, а Уайтвелл объяснил бы своим друзьям, что это просто задержка. А в это время вы бы добились развода с Дженниксом… Филипп никогда не простит своего отца, узнав, как тот вышел из положения. А узнав теперь подлинные факты, никогда не простит и вас – соучастницу Уайтвелла.

– Я ничего не понимаю… Прежде всего… ведь вы работаете на мистера Уайтвелла!

– Он нанял меня.

– Ну?

– Но он нанял меня, чтобы разыскать вас, выяснить, почему вы исчезли и что с вами произошло. Это все, что я должен был сделать, и я это сделал.

Она смотрела на меня так, словно только сейчас пришла в себя от мощного удара: все вокруг прояснилось, но боль усилилась.

– И что же теперь… вам-то теперь как быть, что делать?..

– Лично я ничего не собираюсь делать. Вам придется кое-что предпринять.

– Что… предпринять?

– Побить козырем его туза!

– Не понимаю.

– Вы исчезли, – начал я, – при таких обстоятельствах, что с вами мог случиться внезапный приступ… амнезии…

– Да. И он хотел, чтобы это выглядело именно так.

– Он, конечно, предложил вам написать Хелен Фрамли, чтобы Сидней ни в коем случае не извещал ни о чем Филиппа?

– Да, да.

– Он дал вам бумагу и вручил конверт с маркой.

– Да, да…

– И хоть вы представляли себе, что план вашего исчезновения – результат сотрудничества, в сущности, он был разработан не вами, а Уайтвеллом.

– Пожалуй, да. Он мне сказал, что я должна спасти честь семьи и что будет гораздо лучше и приятней устроить дело так, чтобы Филипп продолжал любить меня, сохраняя в памяти нашу любовь, чем жестоко разочароваться и, возможно, заставить его возненавидеть меня.

– Ну, вот вы и сделали то, что было задумано.

– Что?..

– Потеряли память.

– Я не понимаю.

– Сделайте все, как было задумано… Вы перенесли полную потерю памяти. Вы вышли из офиса, очутились на улице, и все – отключение, отлет неизвестно куда, никакого понятия о том, кто вы, как вас зовут, как случилось, что вы находитесь здесь.

– Что хорошего может из этого выйти? Каким образом это мне поможет?

– Не понимаете? Вы страдаете потерей памяти. Вас подобрали, поместили в госпиталь, а детективное агентство Б. Кул вас находит. Вы не можете вспомнить, кто вы такая. Ваш мозг как чистый лист бумаги, но умное и доброе детективное агентство Б. Кул отыскало ваш след, и Филипп приезжает, чтобы вас опознать. Как только вы бросаете взгляд на лицо Филиппа… о, сильный шок от встречи с любимым человеком возвращает вам способность мыслить и…

– Прекратите! – закричала Корла. – Прекратите! Я не могу это выносить.

– Почему?

– Вы разрываете мне сердце!

– Вы глупышка, – сказал я. – Отбросьте глупую сентиментальность, докопайтесь до сути дела.

– О, это обман. Это совершенно невозможно! Я не могу так обманывать Филиппа.

– Почему?

– Потому что это было бы… было бы нечестно!

– Нечестную роль вы уже сыграли. Это будет исправлением ошибки. Вам следовало бы посмотреть, как выглядит Филипп, на морщины горя вокруг его рта, на тени под глазами, на запавшие его щеки…

– Пожалуйста, прекратите!

– Нет, пока вы не пообещаете мне воспользоваться моим планом.

– Но я не могу этого сделать.

– Почему?

– Помимо прочего, существует Сидней Дженникс. Филипп и я не сможем пожениться, потому что… я замужняя женщина.

– Нет, вы уже не замужем. Вы – вдова.

– Я… Кто?

– Вдова.

– Но как же письмо от него… то есть от Фрамли? Сидней мертв?

– Он не был мертв, когда было написано письмо. Сейчас он мертв. – Я достал из кармана вырезку из газеты Лас-Вегаса и вручил ей. – Дружком Хелен Фрамли был Сидней Дженникс. Вы – вдова.

Она внимательно прочитала газетное сообщение. Я следил, как ее глаза бегали по строчкам, потом они остановились, но Корла продолжала сосредоточенно смотреть на газету, притворяясь, будто еще читает, выигрывая время на размышление.

Она спросила:

– Значит, он был убит?

– Да.

– Кто это сделал?

– Пока неизвестно.

– Но вы-то знаете, не так ли?

– У меня есть кое-какие предположения.

Взгляд ее опять переместился на газетную вырезку. Она прикусила зубами нижнюю губу, продолжая покусывать ее.

– Но вас не нанимали, чтобы раскрыть убийство, да? – резко спросила она.

– Да.

– Но… если вам известно, кто это сделал… вы ведь должны…

– Нет.

Внезапно она протянула мне руку:

– Мистер Лэм, мне кажется, вы – замечательный человек.

– И сделаете то, о чем я вас прошу?

– Да.

– Ну, вот и отлично. Но запомните: вы снимали эту квартиру под именем миссис Сидней Дженникс. Вас ничто не должно связывать с этой квартирой. Никто никогда не должен выследить ваш путь от офиса Уайтвелла до этой квартиры. Уходите отсюда. Свой багаж отправьте… или купите себе билет до Сан-Франциско, сдайте багаж в камеру хранения, а квитанцию спрячьте в кошелек. Я полагаю, Уайтвелл снабдил вас деньгами в достаточном количестве для выполнения всей операции. Верно?

– Да. Он настоял, чтобы я взяла столько, что и после исчезновения могла не нуждаться, поберечь свои, оставить на будущее. Это было частью плана.

– Если бы Филипп напряг мозги, – сказал я, – это обстоятельство явилось бы уликой того, что исчезновение было спланировано и финансировано заранее… Ну, хорошо, а теперь уходите отсюда. Я не хочу, чтобы когда-нибудь могла обнаружиться ваша причастность к этой квартире… Выходите на улицу и принимайтесь бродить туда-сюда. Найдите полицейского. Спросите его, что это за город. Продолжайте совершать бессмысленные поступки, но, что бы вы ни делали, ни в коем случае ничего не пейте.

– Почему?

– Если в вашем дыхании учуют запах алкоголя, вас запрут как пьяницу. Если же вы будете трезвы как стеклышко и тем не менее будете вести себя по-дурацки, они вызовут врача. Доктор может попытаться расставить вам ловушку. Он может почувствовать: здесь что-то нечисто. Вам придется с этим справиться. Сможете?

– Попробую.

– Удачи вам! – сказал я и пожал ей руку.

– Куда же вы направляетесь?

– Подожду, пока вы не приземлитесь в госпитале, а затем собираюсь вас обнаружить. После чего еду в Лас-Вегас докладывать Уайтвеллу.

– Вы даете мне шанс, правда?

– А зачем выбрасывать вас за борт, когда корабль можно благополучно привести в порт?

Ее глаза ловили мой взгляд, а сама она как-то задумчиво улыбалась.

– Вы пытаетесь выглядеть жестким и крутым, но в душе вы просто романтик. Вы напоминаете мне Филиппа.

Я направился к двери.

– Постарайтесь угодить в госпиталь до темноты.

Я спустился по лестнице, вышел на улицу. Солнце стояло высоко, тени приобрели лиловый оттенок. Медленным потоком струилась жизнь Рино, города, который претендует на титул самого большого маленького города. Мог бы претендовать и на титул примечательного. У Рино есть индивидуальность, она бросается в глаза: ковбои устало бродят по тротуарам в сапогах для верховой езды с высокими каблуками, обсуждая положение на фермах; разочаровавшиеся ожесточенные женщины, ожидающие, когда истечет срок их женской жизни, и полные чувственной силы молодые женщины, играющие с жизнью в пятнашки (эти, обосновавшись в Рино, дерзко ищут волнений и вожделеют к мужчинам, при этом не очень разборчивы); игроки-профессионалы бок о бок с туристами; загорелые отпускники, наслаждающиеся прекрасным климатом, смешиваются в толпе с бледными новичками, которые таращат глаза на столицу разводов[4].

Мне потребовалось немного времени, чтобы обдумать, как быть дальше, прежде чем вернуться в дом. Я машинально втянулся вместе с толпой в популярное казино и устроился в углу, рассеянно наблюдая за выражением лиц людей, притянутых «Колесом Фортуны». За спиной я слышал равномерное жужжание игрального автомата, время от времени раздавался звон монет, сыплющихся в гнездо-стаканчик. Обернулся: Хелен Фрамли, стоя ко мне спиной, деловито выдаивала десятицентовики.

Я спокойно пошел к выходу.