Сорвать банк Гарднер Эрл

– Убила она его или нет?

– Надеюсь, что нет.

У меня не было необходимости открывать свои глаза, чтобы увидеть, как ее блестящие маленькие глазки исследуют каждую черточку моего лица, чтобы обнаружить на нем какую-нибудь, которая выдала бы ожидаемый ею ответ.

– Ты сам говорил, что Хелен Фрамли многое известно о том, кто совершил убийство.

– Возможно.

– Что-то такое известно, о чем она не сообщила полиции.

– Вероятно.

– Держу пари, Дональд, она тебе обо всем рассказала. Ты вытянул из нее что надо, чертенок. Как тебе это удается? Ты их гипнотизируешь? Должно быть, так. Ты же не можешь применить к ним методы пещерного человека, сексуального насильника. Они сами открываются тебе… Может быть, на них действует всегдашняя твоя готовность драться, даже когда ты знаешь, что проигрываешь. Я думаю, так оно и есть. Я знаю женщин. Нам нравятся мужчины-бойцы.

Моя голова свалилась на грудь, я почти отключился, хотя Берта своей болтовней могла доконать кого угодно.

– Послушай, дружок, тебе приходило в голову, что с нами может случиться?

– Что?

– У Артура Уайтвелла есть деньги, связи да и голова на плечах. Он не потерпит, чтобы на него оказывали давление.

Я молча клевал носом.

– Держу пари, эта девица сделает все, о чем бы ты ее ни попросил.

Кажется, это заключение не требовало никакого ответа.

Берта продолжала:

– Можно не сомневаться: тот, кто это сделал, сейчас как на иголках… А вдруг эта девица Фрамли на самом деле знает, кто убийца?

– Угу.

– Значит, тебе она рассказала все.

– Нет.

– Но тогда… она расскажет полиции… если ее спросят.

– Не думаю.

– Дональд!

– Что?

– Как ты считаешь, убийца знает об этом?

– О чем?

– О том, что она не проговорится.

– Смотря кто убийца.

Берта выпалила:

– Дональд, тебе известно, кто убийца! Не так ли?

– Я не знаю.

– Чего ты не знаешь?

– Не знаю, известно ли мне это или нет.

– Чертовски понятный ответ. – Берта постаралась вникнуть в него, и за несколько секунд возникшей благословенной тишины я заснул крепким сном.

А когда проснулся, мы снижались для посадки в аэропорту Рино. Новый звук двигателя разбудил меня.

Берта Кул сидела в кресле, прямая и заряженная величием руководителя агентства, полная неудовлетворенности из-за прерванной беседы.

Мы сделали круг и пошли на посадку, а на хвосте у нас висел другой самолет. Через каких-то десять-пятнадцать минут мы все встретились в пассажирском зале.

Пол Эндикотт говорил:

– Для справки, друзья… Есть рейс отсюда на Сан-Франциско через четверть часа. Мне незачем, я полагаю, ехать с вами в город, а потом мчаться назад. Я получил удовольствие от совместного полета, за время которого, полагаю, все мы пришли в себя. – Он испытующе посмотрел на Уайтвелла и добавил: – Удачи, старина.

Они пожали друг другу руки.

– Это мне нужна удача, – заметил Филипп. – Ты думаешь, папа, она меня узнает?

– Полагаю, что узнает, – сухо ответил Уайтвелл А.

Эндикотт пожал руку Филиппу:

– Держи хвост пистолетом и не очень-то расстраивайся из-за трудностей. Мы все болеем за тебя.

Филипп попытался что-то ответить, но дрожавшие губы не слушались. К тому же Эндикотт, скрывая смущение, сам болтал не переставая.

Мы стояли небольшой плотной группкой в ожидании такси, которое мы вызвали по телефону. Я извинился, сказав, что мне на секунду нужно отойти позвонить. Я хотел справиться о Хелен и Луи, но в телефонном справочнике отсутствовал номер заправочной станции Акме по дороге на Сузанвилл. Я вернулся обратно к группке друзей. Наконец такси подкатило, и мы начали залезать внутрь; Артур Уайтвелл, перекинувшись прощальным словом с Эндикоттом (они еще раз пожали друг другу руки), забрался последним на откидное сиденье.

– Как называется больница? – спросила Берта.

– Приют милосердия, – объяснил я водителю. Бросил взгляд на лицо Артура Уайтвелла: маска, лишенная всякого выражения. Филипп являл собой прямую противоположность. Он нервно покусывал губы, теребил себя за ухо, вертелся на сиденье, упорно отворачивался от нас, смотрел в окошко машины.

Мы подъехали к больнице.

– Ну вот и настало время для семейного свидания, – заметил я, сделав нажим (для Берты!) на слове «семейное».

Артур Уайтвелл посмотрел на сына.

– Я думаю, Филипп, тебе лучше подняться одному. И видишь ли, мой мальчик… Если шок от встречи с тобой… не прояснит дело, пусть это тебя не слишком огорчает. Мы пригласим доктора Хиндеркельда, а уж он добьется результата.

– А если она придет в себя? – спросил Филипп.

Отец положил руку ему на плечо:

– Так я тебя подожду.

Берта Кул была воплощенный вопрос: что делать нам?

– От одного соседства больницы у меня мурашки по коже. Я вернусь через час, хорошо? Это будет достаточно рано на случай, если понадобится моя помощь, а если она не понадобится, то… вы уже достаточно привыкли друг к другу…

Берта тихо спросила меня:

– Куда это ты собрался?

– Остались еще делишки, которые я хочу мимоходом уладить, – прошептал я в ответ, а громко сказал: – Я сохраню за собой такси.

– Похоже, нам с вами придется мерить шагами пол в отделении… для ожидающих отцов, – сказал Берте А. Уайтвелл.

– Ну уж нет, – заявила Берта. – Я поеду в город вместе с Дональдом. Мы вернемся через час. А потом вместе позавтракаем.

– Пусть будет так, – отозвался Уайтвелл и нарочито громко (для Филиппа) стал распинаться перед Бертой, что ему трудно выразить словами, как он ценит сотрудничество с ее агентством… и не только в профессиональной работе (он чуть ли не с нежностью коснулся ладонью плеча Берты), а в том, что ее внимание и сочувствие значили больше, чем она может себе представить. Тут он прервался, погладил ее плечо и отвернулся.

Уайтвелл Филипп, наведя справки у стола дежурной, пошел к лифту вместе с медсестрой. Уайтвелл Артур стал устраиваться в кресле в холле, мы с Бертой двинулись к выходу, на пронизанный холодным ветром с гор воздух.

Берта вцепилась мне в руку. Развернула к себе лицом и притиснула меня к стене больницы.

– К черту весь этот вздор, Дональд! Ты можешь обмануть всех, но не меня. Куда ты собрался?

– Повидаться с Хелен Фрамли.

– Я еду с тобой!

– Дуэнья нам не нужна.

– Это ты так думаешь.

– Послушай, Берта, ну, в самом деле. Она будет еще в постели. Я же не могу войти, разбудить ее и объяснить: «Позволь представить тебе миссис Кул».

– Чепуха! Если она будет в постели, ты и близко не подойдешь. Ты не такой. Ты будешь охранять вход в ее опочивальню… Дональд Лэм, черт возьми, что у тебя на уме?

– Я тебе сказал.

– Да, ты говорил. Ты для меня как раскрытая книга. Но ты что-то задумал еще.

– Ладно, – вздохнув, сказал я. – Поехали вместе, раз ты так хочешь.

– Давно бы так.

Мы подошли к такси.

Я проинструктировал водителя. Выезжаем из города и едем, пока не будет дан приказ остановиться. В этой точке мы покидаем машину, а водитель ждет нашего возвращения.

Водитель с подозрением посмотрел на меня.

– Когда будете пересекать железнодорожный путь, – продолжал я инструктировать его, – установите спидометр на ноль. Я хочу время от времени проверять расстояние. Вы подождете, но я не хочу, чтобы светили фары или работал двигатель. Вы меня понимаете?

Шофер пробормотал:

– Я знаю, что вы в порядке, но в такой поездке за город… и когда мы ждем пассажиров на шоссе… обычно платят особо…

Я протянул ему десять долларов:

– Достаточно?

– Более чем, – ответил он с ухмылкой.

– Значит, как только пересечете рельсы, ставьте спидометр на ноль.

– Будет сделано.

Берта Кул откинулась на спинку сиденья.

– Угости меня сигаретой, дружок, и объясни мне, что, черт возьми, все это значит?

– Кто убил Дженникса? – спросил я, протягивая сигарету.

– Откуда мне-то знать?

– Кто-то из окружения Артура Уайтвелла! Дженникс играл в свою игру, использовал шантаж. Некто его переиграл.

Берта забыла о сигарете:

– Давай, Дональд, расставим все по порядку.

– Только без лишних вопросов, пожалуйста… Итак, начало: Хелен Фрамли не писала Корле Бурк. Написал кто-то другой, тот, кто назвал Хелен Фрамли имя, а Корле велел ответить. Это – ловушка.

– Ну?

– Если бы Корла угодила в эту ловушку, значит, вышла бы замуж за Филиппа Уайтвелла, это называлось бы двоемужием. Корла ждала, что Дженникс даст развод. Никогда! Он бы ее выдоил до дна. Шантажируя. Как только она вышла бы за Филиппа, тут Дженникс ее бы и заарканил.

– И ты думаешь, что Хелен Фрамли не писала своего письма?

– Я знаю это.

– Откуда?

– Во-первых, она мне так сказала. Во-вторых, она бы не написала такого письма женщине в положении Корлы Бурк. Кто-то другой написал это письмо – и этот другой был близок к Хелен Фрамли.

– Откуда тебе это известно?

– Потому что он велел Корле ответить Хелен Фрамли до востребования.

– Почему было не послать ответ прямо на адрес Фрамли?

– Потому что Хелен Фрамли не должна была его получить. Когда она впервые появилась в Лас-Вегасе, она получала корреспонденцию до востребования. Время от времени ее забирал Дженникс. Вероятно, у него была письменная доверенность на любую корреспонденцию, адресованную ей.

– Я начинаю тебя понимать, – протянула Берта.

– Почтовые служащие были более чем любезны. Именно это и предвидели заговорщики.

– Понимаю, понимаю. – Глаза Берты уже сверкали. – Письмо было доставлено прямо в руки Хелен Фрамли. Ненужное и неясное ей письмо… Но… зачем убивать Дженникса?

– Дженникс был участником всей этой интриги, но идея была не его. Кто-то стоял у него за спиной, кто-то, кому было нужно…

– Получить свою долю из всей добытой шантажом? – перебила меня Берта.

– Да нет. – Я поморщился. – Эту кость – денежную приманку – бросили Дженниксу. Но кто бы это ни задумал, он достаточно хорошо знал Корлу Бурк, знал, что она никогда не решится на свадьбу при таких обстоятельствах. Следовательно, этот некто хотел остановить свадьбу.

– Кто это сделал? Кто за всем этим стоял?

– Да кто угодно. Артур Уайтвелл, любой из Дирборнов или все их трио. Возможно, Эндикотт и, может быть, сам Филипп…

– Продолжай, дружок, хотя имена, тобой названные, фантастичны.

– Это был отличный план. Сработал он тоже отлично. Единственная трудность, возникшая после того, как план уже почти полностью сработал, – Дженникс, он понял, что его использовали как прикрытие. Ему это не понравилось. И Дженникс пригрозил, что все расскажет.

– И как следствие – получил порцию свинца? – спросила Берта. – Но, дружок, Уайтвелл Артур никогда бы на такое не пошел.

– У него нет алиби.

– Скорей уж Дирборны, – в раздумье протянула Берта. – Это алчущая шайка, тощие крестоносцы. Я не доверилась бы им ни в чем… Доверять им так же невозможно, как зашвырнуть быка, держа его за хвост, вверх по склону в сорок пять градусов.

– Согласен с тобой.

Такси между тем промчалось вниз по ярко освещенной главной артерии Рино – улице игорного бизнеса, трясясь, перевалило через железнодорожные пути и направилось дальше по шоссе мимо засаженных деревьями жилых кварталов на выезд из города.

– Значит, ты собираешься повидать Хелен Фрамли и добыть у нее доказательства своим предположениям? – опять пустилась в вопросы-расспросы Берта.

– Я собираюсь вытащить ее из этой трясины. Все, на что направлены мои действия, это удостовериться, что другой человек оставит ее в покое.

– Не понимаю.

– Когда я оставил тебя в Лас-Вегасе, я постарался уйти при таких обстоятельствах, чтобы был поднят страшный шум. Я хотел, чтобы ты сообщила всем, кто связан с нашим делом, каким мерзавцем я оказался, сбежав с Хелен Фрамли. Эта информация имела значение только для одного человека.

– Для кого?

– Для убийцы.

– Чепуха! Думаю, эта твоя версия выеденного яйца не стоит. Ты просто влюблен в эту девушку, Дональд Лэм, и по этой причине о ней беспокоишься. Но на случай, если ты окажешься прав… Я хочу присутствовать при финале.

– Если хочешь, подожди в такси.

– Кстати, чего беспокоиться, Дональд? Ведь ни у кого не было возможности добраться вне Лас-Вегаса до твоей Фрамли.

– Я в этом не уверен. Эндикотт остался в аэропорту Рино; Артур Уайтвелл не стал подниматься в палату вместе с сыном; вспомним также, что Огден Дирборн – летчик и владелец самолета, который им не был предоставлен в распоряжение их лучшего друга Филиппа. Почему?

– Хотя бы потому, что Огден только на четверть владелец.

– Может, и так. А может, он сам торопился куда-то отправиться?

– Или с сестрой?

– Или с матерью.

Берта Кул вздохнула:

– Фантазер, сентиментальная размазня – вот во что превращается детектив, когда теряет голову… Я бы лучше себя чувствовала, пожалуй, коротая время в больнице вместе с Уайтвеллом А. Я думаю, ты совсем потерял голову из-за этой девицы.

– Ты не обязана меня опекать. Я же сказал, что такси отвезет тебя обратно.

Берта Кул возразила в своей обычной манере.

– Если я останусь здесь в машине дрожать и мерзнуть, все произойдет чертовски тихо и спокойно. Если же я, учинив разнос за то, что ты помешался от любви, возьму да и вернусь в Рино, ты за полчаса поймаешь убийцу, устроишь большой шум, и я останусь в дураках. Черта с два, Дональд Лэм! Руководитель агентства собирается участвовать в представлении! За время нашего знакомства тебе уже следовало знать, что я всегда так делаю! – Все это она выпалила как одну фразу.

Я протер ладонью ветровое стекло, посмотрел, пытаясь разглядеть ориентиры.

Мы взобрались к этому времени на небольшой холм, начали осторожно съезжать по противоположному склону. Заправочная станция вместе с одиноким домиком промелькнули в сотне с лишним футов позади, как грязные пятна на фоне неба.

– Пожалуйста, остановите машину здесь… Как договорились. Не гоняйте двигатель, выключите его совсем и погасите фары. И ждите, хорошо?

Водитель поставил машину на тормоз, выключил двигатель и свет.

– Я думаю, вы ошиблись. Здесь поблизости ничего нет, – сказал он. – Я выйду и осмотрюсь.

Берта вышла вместе со мной. В небе на востоке пробивалась полоска тусклого света. После теплой машины пустыня дохнула особенным холодом.

Мы отправились. Таксист понаблюдал за нами, стоя у машины, потом вернулся в кабину, устроился там, закутавшись в пальто.

– Далеко идти?

– Половина или три четверти мили.

Берта резко повернула назад:

– Я возвращаюсь к машине. Провались оно все пропадом.

– Хорошо, возвращайся на такси в город. У меня есть здесь машина, которая сможет довезти меня, куда я захочу. Я вернусь в больницу, как только удостоверюсь, что все в порядке.

Берта молча направилась к такси. Я прошел уже изрядное расстояние, когда увидел вспышку фары. Я сошел на обочину, дождался, пока красный задний фонарь превратится в рубиновую точку вдалеке, и устало потащился дальше.

Полоска света на востоке стала ярче. Было уже достаточно светло, и предметы выглядели как черные пятна на светло-сером фоне. Можно было различить заправочную станцию с крошечным домишком, а дальше, в сотне ярдов от дороги, виднелся дом.

Я замер в ожидании. Свет на востоке становился все ярче. Какой-нибудь наблюдатель, спрятавшись в тени, мог увидеть, как я шел по дороге, – не совсем четкий силуэт, чтобы меня узнали непременно, но все же я был вполне различим.

Холодно. Воздух неподвижен, словно отражение в горном озере. Кончики ушей пощипывает мороз, и нос тоже замерз. Мне хотелось потопать ногами, но я не решился. На шоссе послышался гул машины – просто удивительно, насколько далеко разносится рокот автомобиля, едущего по асфальту. Я опасливо поежился. Это, должно быть, тот, кого я жду.

Ну а что там, куда я иду и куда, может быть, направляется машина? А вдруг Луи опять запил? А вдруг у того, кто придет, есть оружие и он из тех, кто не тратит время на дискуссии? А вдруг… Машина, не замедляя хода, промчалась мимо, и вот она уже вдалеке, и гул от нее растворился в морозной тишине.

Я засунул ладони под мышки, прижал их к телу. Зубы выбивали дробь. Ноги были как ледышки. Никаких машин, ни звука, только стылый мороз.

Я посмотрел на часы. Если повернуть циферблат к востоку, можно различить время. До того момента, как солнце начнет излучать хоть какое-то тепло, оставалось три четверти часа. Я больше не мог выносить эту стужу.

Мне не хотелось будить Хелен. Я прокрался на цыпочках к другому окну и позвал тихим осторожным голосом: «Эй, Луи! Привет, Луи!»

В ответ ни звука.

Я подобрал с земли камешек и тихо постучал им в окно. Никакого отклика. Быстро царапнул камешком по стене дома и тихо свистнул.

В ответ – молчание.

Восток уже полыхал оранжевым, и звезды уплывали с неба.

Я постучал по стеклу костяшками пальцев и позвал: «Луи! Эй, Луи! Проснись!»

Секунды тишины казались часами.

Я подобрался ко входу в дом, осторожно постучал в дверь. Не получив ответа, повернул ручку.

Дверь распахнулась, она была не заперта.

Внутри дома был затхлый спертый воздух. Мне казалось, я никогда больше не согреюсь. Луи не следовало бы оставлять дверь незапертой. Я ведь особенно предупреждал его на этот счет.

Я тщательно запер за собой дверь, на цыпочках по скрипящим половицам прошел в спальню Луи.

Света было достаточно, и можно было ясно различать все предметы в комнате. На постели в эту ночь никто не спал.

Я все смотрел и смотрел на пустую кровать, соображая, что же случилось, и начиная медленно понимать, что все это означало. Устремился к двери в комнату Хелен Фрамли. Не стал утруждать себя стуком, резко повернул ручку и ударом ноги распахнул дверь настежь.

Ее кровать была пуста. Тут же секунду спустя заметил на подушке белый конверт. Запечатанный конверт, на котором написаны мое имя и адрес. Марка тоже была наклеена. Очевидно, Хелен не была уверена, что я вернусь, и в этом случае хотела, чтобы хозяева дома переслали мне письмо по почте. Я вскрыл конверт.

«Дорогой! Я думаю, это единственный выход. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Они никогда не пересекались и никогда не пересекутся. Ты – это ты, а я – это я. Я должна убраться из города Рино. Ту пачку, что я тебе ссудила, я взяла в игре, а сыщик меня засек. Я убежала, но меня будут искать. После того как ты уехал, я поговорила с Луи. Он повидал кое-что в жизни и потому понимает меня. Я не могу работать на автоматах без поддержки мужчины, который разбирается в подобных делах и умеет в случае чего пустить в ход кулаки. Луи думает так же, как и я. Но запомни, Дональд, это чисто деловое сотрудничество. Так было условлено. И у меня не будет неприятностей с Луи, как с Кулаком. Луи известно, кому принадлежит мое сердце, и он любит тебя тоже. Как самого дорогого своего друга.

Я думаю, ты теперь уже знаешь насчет Кулака. Я подозреваю, что тебе уже давно все известно.

Вопрос стоял так: либо он один, либо мы оба. Этот пистолет хранился у него в ящике стола вместе с его бумагами и частью вещей, которые он не хотел оставлять в той квартире, которую снимал. Я сказала, что выделю ему один из ящиков стола. Я знала, что у него там пистолет. Когда у него участились припадки ревности, я пистолет вытащила и спрятала его в тазу под ворохом белья на кухне. Я знала, что он туда никогда не заглянет… После того как Кулак застал нас вдвоем на улице и подрался с полицейским, он направился прямо в квартиру. Хитрости ему было не занимать. Он выключил свет и спрятался в стенном шкафу. Я вошла в начале десятого, включила свет, и тут Кулак выскочил из шкафа. Он совершенно обезумел. Я ничего с ним не могла поделать. Он клялся, что убьет нас обоих. Он кричал, что я сдала его полиции. Он ударил меня, а потом бросился к ящику стола за пистолетом. Я помчалась к выходу. Он помешал мне убежать. Тогда я ворвалась в кухню и захлопнула дверь. У меня не было времени, чтобы ее запереть. Какое-то время мы боролись около нее, потом он шибанул ее так, что я отлетела к раковине. Тогда я рывком открыла нижнюю дверцу кухонного шкафа, где стоял таз с бельем.

Я ни капельки не сожалею. Мне пришлось так поступить. Если держаться твоих принципов, следовало известить полицию, все рассказать, позволить „быкам“ копаться в моем прошлом, спрашивать о средствах к существованию, посадить меня как важного свидетеля и прочее и прочее. Но это не мой стиль… Я подошла к соседней квартире и забарабанила в дверь, якобы вызывая миссис Клатмер – просто чтобы удостовериться, что ее нет дома. На мой стук никто не отозвался, и я ушла, оставив свою дверь открытой. Пистолет я похоронила в таком месте, где никто никогда его не найдет.

Я поклялась, что никогда не расколюсь, но от тебя скрыть то, что случилось, не могу. Есть еще некоторые вещи, которые тебе следует знать. Фамилия девушки с „кроличьим“ носом – Дирборн. Она сильно увлечена Филиппом Уайтвеллом. Кому-то в фирме Уайтвеллов было нужно, чтобы свадьба не состоялась, и он пустил детективов по следу Корлы Бурк. Они раскопали ее прошлое и извлекли наружу Сида Дженникса. Я не знала его под этим именем. Мне он был известен как Гарри Биган, а я звала его Кулак, потому что он выступал на ринге.

Я думаю, это он написал письмо Корле Бурк и подписался моим именем. Он хорошо умел подделывать почерки. Он хотел поставить Корлу Бурк в такое положение, чтобы потом выжимать из нее сколько надо. Но ему она оказалась не по зубам. Поэтому не Гарри разработал план шантажа. Это был кто-то другой, кто-то, кому было нужно, чтобы свадьба не состоялась.

Отцу Филиппа было известно о письме, которое я получила. Он написал Дирборнам и попросил, чтобы мне нанесли визит. Парень пытался что-то у меня выведать, а его сестра принялась добиваться дружбы со мной, пытаться использовать меня. Она не доверяла Кулаку. Не знаю откуда, но ей точно было известно, что он был связан с Корлой Бурк. Она тоже хотела все у меня выведать, но была так глупа, что я ее легко обманула. Квартиру, где ты меня нашел, я сняла неделю назад. Я чувствовала, что отношения с Кулаком близились к концу, и хотела отыскать возможность, чтобы уйти от него навсегда. Я знала, что ему никогда не придет в голову искать меня в другой квартире в том же городе.

Но после убийства я должна была держаться твердо. Я вышла купить чего-нибудь поесть и, черт возьми, налетела на улице на эту девицу Дирборн. Она знала, что я скрываюсь, и предложила свою помощь. Не могу понять почему. Гарри забрал у меня пачку денег, как только я вошла, и у меня с собой было не больше тридцати центов. Эта Дирборн предложила купить продуктов. Ну, я ей и позволила.

Мы забираем твою машину на несколько дней. Я полагаю, она тебе не понадобится. Когда она перестанет быть нам нужна, я пошлю тебе весточку в твою контору и сообщу, где ты сможешь ее найти.

Я люблю тебя больше, чем кого бы то ни было в жизни, а сбегаю потому, что хочу, чтобы ничто не вклинивалось в воспоминания о том времени, что мы провели вместе. Я знаю, что все кончено. Я знаю, мы не сможем продолжать. Я чувствую, что, если попытаюсь продолжить, случится что-нибудь, что лишит наши отношения всей их прелести.

Луи не знает всех подробностей, но ему известно достаточно, чтобы уловить суть. Он говорит: если тебе когда-нибудь кого-нибудь понадобится убить, тебе достаточно только в разделе частных объявлений лос-анджелесских газет напечатать слова: „Луи, парня зовут так-то и так-то“. Луи жизнь свою отдаст за тебя. Луи утверждает, что люди испытывают подобные чувства по отношению к тебе, потому что ты настоящий чемпион. Я думаю, это потому, что ты так чертовски чист и порядочен. Как бы то ни было, мы оба с тобой и оба говорим: „Прощай“».

Я дрожал от холода и нервного возбуждения. Рука моя тряслась так, что я с трудом удерживал в ней письмо. Я включил душ – горячую воду, сильную горячую струю, разделся и встал под струю. Я сделал ее такой горячей, какую только мог выдержать.

Когда вышел из душа, почувствовал себя немного лучше. Растерся полотенцем, зашел на кухню и заглянул в печку. Только Луи мог подумать о подобной мелочи: он приготовил растопку и сухие дрова, и все, что от меня требовалось, – это поднести спичку.

Когда пламя с ревом разгорелось, я снял крышку и уронил в огонь письмо Хелен. Поставил кофе, надеясь на чудо, пошарил в буфете в поисках виски. Не смог найти ни капли. Тепло от горячего душа выветрилось. Но восток полыхнул ярким пурпуром, взошло солнце, и печка сделала свое дело – мои кости и жилы начали оттаивать. Закипел кофе, и я выпил две большие чашки. К тому времени я осознал, что голоден. Разбил несколько яиц на сковородку, перемешал их, поджарил несколько тостов в духовке и выпил еще чашку кофе с яичницей и тостами.

Тепло? Нет.

Меня бросало в дрожь. Каждый предмет в доме напоминал о Хелен. Все вокруг было наполнено воспоминаниями – и в то же время было пусто, как в склепе.

Я упаковал свою сумку и вышел наружу – постоять на солнце.

Появился хозяин дома и заправочной станции. Я подошел к нему и сказал:

– Лечу самолетом. А те сели в машину и уехали. В доме остались продукты, если хотите, можете взять их себе.

Он поблагодарил меня, с любопытством на меня посмотрел и сказал:

– Я слышал, как ночью уезжали ваша жена и тот, другой мужчина.

Я направился к шоссе.

Выйдя на него, увидел подъезжающую из Рино машину. Она остановилась. Я поднял глаза. В горле у меня стоял комок. Какая-то женщина опускала стекло, рука закрывала ее лицо.

Стекло опустилось. Женщина убрала руку.

Берта, конечно, Берта.

– Где ты был?

– Приводил здесь все в порядок.

– Никого там не было, не так ли?