Первая, вторая, третья Соболева Лариса
— А какая связь между вашим братом и нами? — опередил Захара Михаил.
— Полагаю, вы тоже можете исчезнуть. Бесследно. Всего доброго.
Машина Лисовского сдала назад и выехала с парковки. Захар в бессильной ярости заходил по тротуару, поставив руки на бедра, естественно, не смог сдержаться:
— Козел! Тупой козел! Может, надо было применить силу? Взять его за горло рукой и давить, пока не расколется.
— Еще чего, — фыркнул Михаил. — Ты совсем плохой? Мужик знает, о чем говорит, видимо, исчезновение его брата на совести тех, кто увез Светлячка. Не злись на него, он не хотел, чтобы с нами произошло нечто подобное.
— Исчез — не умер, — возразил Захар, тем не менее в некоторой степени успокоился. — Может, завтра его брат объявится.
— Вообщето я на его стороне, Стрижу с Наговицыным не стоит мешать, при всех «но» — они профессионалы. А мы дилетанты, только дров наломаем.
— Ты так говоришь потому, что не твою Женьку увезли, — в запале высказался Захар. — Посмотрел бы я на тебя…
Михаил опустил голову, обидевшись, да и то верно: упрек незаслуженный. А наказывать друга, бросив его в тяжелой ситуации, тем самым удовлетворив обиду, не помужски, один он точно попадет в западню. В то же время не мешало привести его в чувство, что и сделал Михаил, как всегда хладнокровно:
— Я не о нас с тобой беспокоюсь, а о Светлане. Если Лисовский намекнул на смерть брата, а мне именно так показалось, то при малейшей опасности они и ее… А ты дурак. Запомни, в следующий раз получишь по морде.
— Прости, Мишка, меня понесло… — взял себя в руки Захар. — Ну, не знаю я, что делать, не знаю! А чтото должен. Как представлю, каково Светке дается каждый день… Что они там с ней делают?.. Нет, это мне каждый час дается, как будто пекусь на сковородке в аду. Мы срослись с ней, понимаем друг друга с полуслова, такое редко бывает, а у нас получилось. И я знаю, это навсегда… Знал. А теперь не знаю, будет ли — навсегда? Пока чувствую: она жива, ей очень плохо, а я сделать ничего не могу. Но постепенно моя Светка отдаляется, как уплывает из меня, я перестаю ощущать ее в воздухе. Не притупляется, а отдаляется. Будто уходит… Мне даже знакомое слово слышится: навсегда. Но у него уже другой смысл.
Слабость — непозволительная роскошь, слыть сильным и непробиваемым сейчас модно, креативно, только это еще называется показухой и бездушием. Слабый человек — другая крайность, его природа нищая, он противен, как таракан на мусорных отходах. Другое дело, когда слабина — временный крик боли, она простительна и не слюнява, ее принимаешь, притом необязательно сюсюкать в знак поддержки. Главное, выслушать и поддержать тем, что слабости будто бы не заметил, это неплохо удалось Михаилу, который обнял друга за плечи и повел к машине, вернувшись к проблеме с другого бока:
— Мда, наше следствие зашло в тупик. Давай все же не показываться Стрижу с Наговицыным, наших ребят они оба не знают, им КПЗ не грозит. Знаешь, мне не хочется провести на нарах и сутки, я не люблю антисанитарию. Будем наезжать к ребятам, а в свободное время подумаем, что предпринять, когда найде логово, где держат Светлану. Нужно же быть готовым, а? Между прочим! — приостановился Михаил, но руку с плеч Захара не убрал. — Есть способ выяснить, в каком доме держат твоего Светлячка.
— Какой? — загорелись глаза у Захара.
— Стриж и Наговицын. Они тоже будут наезжать в тот район, присматриваться к определенному месту.
— Точно! Берем их под наблюдение?
На том и порешили.
Кажется, Светлана просчитала, чего хочет Родион — денег, которые не ему принадлежат, но вряд ли они принадлежат и Лизе, разве что достанутся после смерти ее отца… Девушку охватил озноб. Неужели цель Роди — отец жены? Поэтому он заставил Светлану копировать подпись Лизы? Дурак, графологическая экспертиза определит не только чужую руку, но и то, что писал левша правой рукой. Хотя до экспертизы дело вряд ли дойдет, Родион в подлости превзошел всех известных истории негодяев и сумеет выйти победителем. Итак, сначала папа, потом Светлана получит наследство, поставит нужные подписи и… его план осуществлен.
Да, ночь прошла небезрезультатно. Помимо расчетов, Светлана обдумывала свой собственный план спасения, а он вырисовывался рисковый. Отсюда не убежишь, за ней присмотр, как в образцовой тюрьме, откуда заключенные не сбегали в течение ста лет. Значит, этот вариант и обдумывать не стоило. Захару не удалось отправить сообщение, он, получив обрывок, конечно, мечется по городу, поднимает милицию, но на спасение рассчитывать не приходится, так как ни названия улицы, ни номера дома написать не удалось.
Остался один выход — открыться Всеволоду Федоровичу. Не ошибиться бы в очередной раз. Он человек в возрасте, а ну как новость убьет его? Тогда Светлана в гроб ляжет вместе с ним. Подготовить старика психологически она не в состоянии, для этого нужно обладать бесценным даром речи (действительно, дар бесценный, Светлана на себе проверила), а говорить она не может. И еще: как он воспримет новость в первый же миг? Что сделает? Не продаст ли себя и ее, да и поверит ли? Вдруг примет доченьку за сумасшедшую и кинется к Роди, мол, пора спасать девочку? Нет, нельзя.
Метод исключения привел к его секретарям, но на кого опереться? Вообщето такой человек, как Всеволод Федорович, в доверенные лица людей с улицы не возьмет, он их наверняка проверял неоднократно. К тому же платит им немало, значит, они будут блюсти его интересы. Так Эндрю или Виталий?
Светлана более пристально понаблюдала за ними за завтраком, потом за ужином — обедали они в ресторане, Всеволод Федорович вместе со всеми. Одну общую черту заметила она в секретарях: непроницаемы. И непроницаемость не показная, скорее это их способ существования в присутствии чужих людей. Оба вежливы, немножко чопорны, доброжелательны, сдержанны, но это внешняя маска, так называемые маленькие детали к чертам характера. Каковы б они ни были, а довериться придется одному из них, тут либо пан, либо пропал, другого не дано. Кому же? А главное — как? В ее случае на ушко не шепнешь.
Да, есть авторучка и бумага — когда и где писать? Ведь Светлану наедине с гостями не оставляют, обязательно ктонибудь портит интерьер своей образиной. Можно было бы написать записку у себя в комнате, потом украдкой передать ее, но Светлана этот ход исключила. Она догадалась, что за ней ведут наблюдение, поэтому яга Кира Львовна знает с точностью до секунды, когда пленница поднялась с постели и вышла из душа, когда поела. А как еще они узнают, когда Светлана бездельничает? Но если весь дом снабжен видеокамерами? Надо их поискать.
16
У людей, занятых одним делом, бывают очень разные взгляды на одну и ту же работу. Стриж это неплохо усвоил, потому выработал тактику, прежде чем отправиться в отделение за сведениями о Филиппе. Ну а если честно, то он сам насторожился б, услышав от чужака просьбу показать дело. Хотя «чужак» звучит условно, практически все друг друга знают, конечно, когда у «всех» стаж работы солидный. Стриж рванул к тому кадру, который кинул в помощь Лисовскому неоперившегося пацана, тем самым сбросил с себя груз ответственности. Так ведь пропал бесследно — дело бесперспективное, тысячи людей так и не находятся после того, как они ушли из дома и не вернулись. Те же девчонки из ангара ВиВа для родных пропали, а если б их увезли, то пропали бы навечно.
— Собственно, делато и нет, — начал увиливать приятель Лисовского. — Ну, собрали коекакие показания, да ничего не помогло отыскать парня. Таких случаев миллион, — оправдался он. — А что такое?
— У меня по одной бабе он проходит, — сказал Стриж с интонацией, будто все ему осточертело.
— Так и у нас чтото там с бабой связано. Связь не доказана.
— У вас другая баба, меня она, если честно, не колышет. Мне бы почитать показания тех, кто последний раз его видел. Кстати, может, к моей подследственной Филипп Лисовский никакого отношения не имеет, за уточнением я и пожаловал. Не обидь, вдруг и я тебе пригожусь.
Взаимовыручка тоже не последняя вещь, Стриж знал, на что давить, и получил папку, которую листал в присутствии следователя и приятеля Лисовского. Между прочим, последний был из начальствующих лиц, правда, мелких. Оба заметно скучали. Заявление старшего Лисовского прочел бегло.
— Что там по клинике? — вяло поинтересовался начальник.
— Глухо, насколько я в курсе, — ответил следователь. — Прокуратура занимается убийствами.
— Но бегаютто наши опера.
— Что за убийства? — осведомился Стриж, не отрываясь от показаний.
— А ты не слышал? — изумленно поднял брови начальник. — В частной клинике ночью застрелили доктора и санитара. Клиника еще не открылась, но трупы уже есть.
— Что же они делали ночью в клинике, которая не открылась?
— Хрен их знает, — пожал плечами начальник. — Главное, ни доктор, ни санитар не должны были там находиться ночью, больныхто еще нет. А нашумели, а раздули! Из Москвы прилетали корреспонденты… ну, передачи про криминал делают. Снимали. Что снимать, когда ничего не ясно? Прочел?
— Мда, спасибо, — кинул папку на стол Стриж. — К сожалению, информации с гулькин нос. Я запишу фамилии официантки и вышибалы?
— Да пиши, пиши, — разрешил тот. — Все равно Лисовского Филиппа ни вы, ни мы не найдем.
— Я ж не его ищу. Женщину.
— А… — понимающе протянул начальник. — Блондинку?
— Угадал, — рассмеялся Стриж.
— Не найдешь, — лишил его начальник надежды. — Вопреки общепринятому мнению, блондинки не дуры, а коварные, хитрые, предприимчивые. И злющие. Ты слушай, слушай, у меня дома три блондинки, знаю, о чем говорю. Если попутно обнаружишь молодого Лисовского, живого или в состоянии разложившегося трупа, звякни мне.
— Обязательно.
Стриж рассыпался в благодарностях, попрощался и неторопливо двинул к остановке автобуса, размышляя над показаниями, в которых конкретики ноль, какието они размытые. Официантка и вышибала работают в одном кабаке, их нужно опросить, потому что с тусовки любовники сбежали — да, но потом побывали в «Эстер». Фото Светланы есть, сойдет за портрет Лизы, а физию Филиппа нужно будет взять у Лисовского.
— Кстати… — доставая мобильник, произнес он вслух. — Где тут у нас Наговицын?.. Алло, это я. К Лисовскому не заезжал?..
— Нет. Я сегодня не в форме. Моя фамилия Перепел, но я на работе. Сижу вот… водичку пью. Страдаю. Может, вечерком заскочу, как раз в себя приду.
— Понятно. Когда поедешь, попроси фотку брата, очень нужна…
— Накопал чтонибудь?
— Да, коечто… Удалось выяснить немаловажный факт: у Родиона Татарских стопроцентное алиби. Значит, он не топил в сортире жену и любовника. А у Филиппа жены не было, чтоб на нее переложить утопление, к тому же трупов нет. Ничего нет.
— Но людито были, стало быть, гдето они есть.
— Разумно. Сверять показания Татарских я пока не буду, а проверить надо. Ты подумай, как это сделать без шума.
— Завтра буду думать, сегодня думалка отключена. Да, тут тебе ответ на запрос пришел. Почемуто мне принесли, будто я твоя тень.
— Какой запрос?
— Ну, машина, что мы видели на Семигорке…
— А! — вспомнил Стриж. — И что? ья она?
— Влады Чепель.
— Чепель — это…
— Фамилия. Приобретена недавно… в смысле машина… соответственно недавно поставлена на учет.
— Ну и хорошо. Будем знать. Я сегодня в кабак «Эстер» еще заскочу, есть с кем припомнить тот день. Ой, чтото небо опять хмурится, а я зонт не прихватил, машины не имею… Ладно, пока…
Обещанные шашлыки готовил Марат и украдкой зыркал на веранду — как же без него жить Светлане? Без него и палача Гены, который ограничивался советами, стоя рядом, к его наглой роже приклеилась улыбка — жлобская и неискренняя, вероятно, так он представлял благодушие. Светлану от псов Роди выворачивало, да приходилось терпеть их за ужином, слава богу, сморщенную ягу «муж» не усадил за стол, иначе кусок застрял бы в горле, а оно без этого травмировано.
Светлана и Всеволод Федорович, как баре, сидели с бокалами вина на веранде в плетеных креслах, которые вытащили из запасников дома. Заботливая яга Кира Львовна принесла шаль, а ее никто не просил, и укрыла плечики девушки. Если б было можно, Светлана укусила б ее, чтоб не приближалась никогда. Эндрю полулежал в кресле с закрытыми глазами, уложив руки на подлокотники, Виталий курил в сторонке вместе с Роди. Светлана не слышала, о чем они болтали, но первый больше слушал, второй активно чтото рассказывал. Какой же он хамелеон (Роди), как они все из кожи лезут, старательно изображая идиллию семейного быта, бизнеса, отношений. Неужели Всеволод Федорович и секретари не замечают фальши?
— Эндрю… — чуть наклонился к помощнику Всеволод Федорович, тот сразу открыл глаза, они у него не были сонными, а казалось, дремал. Дальше чужой отец заговорил поанглийски, но Светланато поняла: — Тебе не кажется, что мой зять немного нервничает?
— Я думал, он всегда такой, — сказал Эндрю.
— Он тоже изменился, как и моя дочь, не пойму лишь, в какую сторону.
— Хотите мое мнение?
— Говори, твое мнение я ценю.
Светлана отметила: Всеволод Федорович доверяет ему, значит, Эндрю этого заслуживает. Как же с ним пообщаться? На языке жестов, что ли?
— Ваш зять мне не нравится, — сказал Эндрю. — И прислуга в этом доме не нравится, должно быть, без вас здесь мрачно.
Ну, Светлана не сказала бы, что его отличает светлый нрав, при всем при том Эндрю не демонического склада, как та же яга, Роди и Марат.
Всеволод Федорович обхватил пальцами подбородок, но стоило Родиону кинуть взгляд на кресла, он ему подмигнул, улыбнувшись. Мда, «муж» контролирует «любимую жену», боясь с ее стороны атомной бомбы.
— Я все думаю, — проговорил тихо Всеволод Федорович, безусловно, поанглийски, — что же заставило мою дочь позвонить мне четыре месяца назад и наговорить про него столько гадостей?
Ого! А здесь подводные течения бурлят!
— Вы можете прямо об этом спросить, она рядом. Да, ваша дочь не говорит, но писать умеет.
Уметьто умеет, но когда и где написать? Сколько Светлана ни смотрела, камер не нашла, только с внешней стороны дома. Спрашивается, кого Роди боится, что обложился камерами слежения? Но раз они есть с внешней стороны, то ими напичкан и дом внутри, только там эти штуки незаметны.
— Нетнет, пока не буду, — отверг совет Всеволод Федорович, — она болезненно реагирует на мои вмешательства. Мы расстались не очень хорошо, зять заверил, что справится с дочерью, он безумно ее любит, несмотря на норов. — Деньги норовистой жены любил, подумала Светлана. — Изначально я не одобрял ее выбор, по этому поводу мы тоже ссорились. Когда улетел в ЮАР, год мы даже не перезванивались, потом слабая сторона, то есть я, не выдержала. Она обрадовалась, прощения не просила, но такова уродилась, да я без этого ее простил.
— А четыре месяца назад сказала вам, что муж подонок, садист, вор и она собирается уйти от него, что любит другого. Вас не пустил бизнес…
— Не мог отложить, ты же знаешь, мы перелетали с континента на континент. Я звонил, она не брала трубку, мне казалось, дочь снова обиделась. Позвонил зять. Сообщил об аварии, а гоняет она ужасно, сказал, что с ней все хорошо, повреждения незначительные. Как только я завершил дела, прилетел и… не узнаю мою девочку. — Всеволод Федорович нежно похлопал Светлану по руке и спросил, конечно, порусски: — Тебе скучно, Лизонька?
Она отрицательно покачала головой. Куда уж тут скучать, когда столько неожиданностей! Например, Лиза гоняет. Безусловно, за рулем. Интересно, как Светлана погонит, если папа попросит покатать его? Она едва управляется со скоростью десять км в час, все, что выше, ей кажется запредельным. Ну, старшему уряднику Роди Лиза дала верную характеристику, впрочем, он намного хуже. А кого она полюбила? Уж не брата ли того человека, который подходил к ней на презентации? Что он спрашивал тогда? Где его брат…
Всеволод Федорович притянул Светлану к себе, чмокнул в лоб, он смотрел на «родную кровь» с любовью, он был счастлив. Мда, его Лиза свинья и дура, раз не ценила такого родителя и доставляла ему массу огорчений.
— Прости, Лиза, но Эндрю совсем не знает русского языка, — оправдался он.
Светлана закивала, мол, я не сержусь, продолжайте, после чего приложилась щекой к тыльной стороне ладони Всеволода Федоровича и преданно на него уставилась. Да она сгорала от любопытства, что папа Лизы затеял, а он затеял, во всяком случае, не доверяет Роди, и это хорошо. Плохо одно и главное: Всеволод Федорович не видит дерзкого подлога, очевидно, фокус с заменой родной дочери на двойника в нормальную голову не придет, только в больную и нафаршированную гнусностями.
— Я доволен переменами в дочери, — заговорил Всеволод Федорович поанглийски, — и тем, что ее семейная жизнь наладилась. Но мне хотелось бы увериться, что ее слова четыре месяца назад были типичным женским неврозом после рядовой ссоры.
— Думаете, ваш зять обманывает дочь и вас?
— А разве это исключено?
— Психоаналитики ничего не исключают.
К этому времени Родион спустился к печке с навесом от дождя, понюхал дым, поднимавшийся из мангала, и тихонько шепнул Марату на эмоциональном подъеме:
— Старик балдеет. Все идет на ять!
— Не дергайся, Роди, не дергайся, — почти не раскрывая рта, сказал Марат, бегая зоркими глазами по террасе. — И не расслабляйся, будь начеку. Слишком много поставлено на карту, включая наши задницы. Старик — ладно, но его секретари умней деда. Я хребтом чувствую их, они все время на стреме, будто в стаю волков попали.
— Не преувеличиваешь?
— Не разделяю твоей эйфории. Неси шампуры. Если только замечу с их стороны шебуршание, уничтожу.
— Погоди… — Родион взглянул на дисплей, скорчил недовольную мину. — Черт, Влада. Да?
— Хочу с тобой увидеться. Только не говори «нет».
— Не сегодня. Завтра вырвусь.
— Завтра… — Она расстроилась. — Когда?
— Ближе к вечеру. Все. Завтра жди.
Марат, конечно, знал, и кто такая Влада, и что у нее за дела с Роди, сам отвозил его на случку — как он нарек их свидания, потому процедил раздраженным тоном:
— Бабы сейчас на нашем пути — лишняя обуза.
— Ты ведь ходишь к проституткам.
— Им заплатил — и адье. А твоя Влада тащится от тебя, это плохо. Она уже оборзела, на презентации глаз с тебя не сводила.
— Разберусь с ней. — Родион взял блюдо с мясом и понес на террасу. — Прошу всех к столу! Поторопитесь, а то шашлык остынет. Это блюдо нужно есть только горячим.
Расселись, тарелки и приборы звякали, словно до этого всех морили голодом, шампуры разносил Гена. Светлана с дикарским восторгом выдавливала на тарелку кетчуп — шашлыки она считала лучшим блюдом мира, так что же, отказывать себе в удовольствии только потому, что их жарил садюга? Как вдруг старший урядник:
— Лиза, тебе нельзя острого, береги горло. — Глядя на него, она выдавила из бутылочки добрую половину кетчупа, который растекся по всей тарелке лужей, не меньше. Роди посетовал: — Ну, вот, видите, Всеволод Федорович, ваша дочь не слушается докторов.
— Оставь ее, — сказал тот. — Ты же знаешь, как Лизонька любит острое. — И Светлана любит, какое совпадение! — Сегодня можно.
— Берите бокалы рюмки… — распоряжался Роди на правах хозяина. — Марат! Марат, быстро к нам, у меня тост. Все взяли? Давайте выпьем за то, чтоб мой тесть попал на страницы журнала «Форбс» в числе первой десятки богатейших людей планеты.
Он полагал, тост придется по душе тестю, подобные пожелания любят даже бедные люди без малейшей перспективы уплотнить кошелек в ближайшее столетие. А Всеволод Федорович както странно покосился, покривился и нехотя промямлил:
— А я не стремлюсь на страницы ни газет, ни журналов, даже названия их не знаю. Я как Корейко. Читал?
— «Золотого теленка»? Конечно. То есть вы предпочитаете подполье?
— Предпочитаю. Не люблю хвастовства, шумихи, показухи, эти слабости притягивают к персоне мошенников. А я хочу сделать подарок. Лиза… мне непривычно видеть тебя тихой, скромной, домашней женщиной, считал, что твой муж мне лгал, описывая перемены в моей дочери. Не лгал. Поэтому держи награду.
Виталий откудато выудил плоскую коробку, открыл и отдал Светлане. Нет, получив такой подарок, можно в обморок упасть, но цеплять на себя — боже упаси. Ожерелье и серьги. Страашно дорогие, к тому же невероятно красивые… Только не Светлане сделан подарок, она и отнеслась к нему соответствующе: чмокнула «отца» в щеку и поставила коробку на край стола.
— Э, нет, надень, — потребовал Всеволод Федорович, беря воздушное ожерелье. — А это что на тебе?
Светлана ладонью накрыла кольцо Захара, дав понять, что не снимет его ни за что, она видела замешательство Всеволода Федоровича, который наверняка ждал бешеной благодарности и плясок дочери на радостях.
— Вотвот, скажите вы ей, чтоб сняла, мне неловко бывает. Я понимаю, память, то да се, но зачем же дешевку таскать постоянно? Пусть бы лежала в шкатулке.
— Память? — заинтересовался Всеволод Федорович. — О ком?
— Да старушка какаято подарила.
— Если колечко так много значит для тебя, пускай висит, — разрешил Всеволод Федорович, застегивая колье на шее Светланы.
Восторги, аплодисменты… А она думала: «Хочу домой, к бабушке. Хочу к Захару. Когда все это кончится? Конечно, конец наступит, но какой?» Стол круглый, жующие физии хорошо видны, кроме тех, кто по бокам. Светлана подняла глаза и встретилась взглядом с Эндрю, направленным на нее, Виталий на ухо ему явно переводил, о чем шла речь за столом. Иностранец опустил веки, он резал мясо, отправлял в рот, не наклоняясь к тарелке, с абсолютно прямой спиной, снова посмотрел точно на Светлану. «Если ты психоаналитик, включи подсознание, — внушала она Эндрю, — или шурупик в мозгах. Ну же, догадайся, кто есть кто. Ты умный, у тебя получится».
Стемнело…
Большой Гоша с Феликсом оценивали ограду, насколько та высока. К этому дому они вернулись по одной причине: убедиться, что здесь живут не те люди, которые увезли Светлану. Таких «неопознанных» точек у ребят получилось четыре. Собственно, как убедишься, не зная похитителей в лицо? Для начала сфотографировать. Тепло, людям хочется побыть на воздухе, само собой они выходят вечерком во двор подышать, пройтись, а то и посидеть под навесом, чтоб, если пойдет дождь, не промокнуть. Это кайф. А когда нос учуял аромат жареного на углях мяса, решено было заглянуть. Покрутились у ворот, прикладывая к щелям глаза, да ничего толком не увидели, но неразборчивые голоса слышали. Тогдато Феликс отошел от стены, примеряясь, рядом встал мощный Большой Гоша, спросив:
— Залезть хочешь?
— Вроде того, — неуверенно сказал Феликс.
— А камер тут нет, ты смотрел? — сообразил Большой Гоша.
Недурная мысль. Феликс пробежался вдоль стены, камеру заметил, но направленную на ворота. Значит, их видели. Ну и ладно. Может, он и не думал лезть наверх, но мысль подал Большой Гоша, посему решение Феликсом было принято:
— Становись под стену, я влезу тебе на плечи и посмотрю.
Большой Гоша исполнительный — жуть, маму до сих пор слушается. Он стал спиной к стене, руки сложил, чтоб на них стала нога, чуть присел. Но когда Феликс делал разгон, выпрямился и ладонями остановил его.
— Что такое? — полушепотом спросил Феликс.
— Кроссовки сними. У меня рубашка чистая, мама гладила. И без разгона. Я тебя так подниму.
Тот послушно стащил кроссовки, стал на руки Гоши, который без усилий немного приподнял его — чем не цирковой трюк? После чего молодой человек, ухватившись за край стены, поставил на могучие плечи сначала одну ногу, затем вторую и уже без усилий заглянул во двор. На террасе ужинала компания и, поскольку она была неплохо освещена, Феликс разглядел каждого в отдельности, задержал глаза на Светлане. Не настолько он ее знал, чтоб сказать: ура, она! Похожа. И не похожа. Но это уже коечто, дальше — Захару разбираться. Феликс посмотрел вниз, Большой Гоша стоял, как смотровая вышка, скрестив на груди руки.
— Фотик дай, — попросил Феликс.
Большой Гоша запрокинул голову, переспросил:
— А?
— Аппарат подай. Снять…
Фотоаппарат висел на Гоше, он без проблем снял его с шеи, наклонив голову, а подать не смог, пришлось Феликсу присесть, держась одной рукой за край стены. Но вот он снова выпрямился, положил фотоаппарат на стену, настроил и несколько раз щелкнул компанию за столом. По сигналу Большой Гоша подставил сложенные ладони, юноша нащупал их ногой, затем схватился за Гошину голову и наконец спрыгнул.
— Поехали к компу, посмотрим, что получилось.
17
В показаниях свидетелей не имелось ничего, за что можно было бы зацепиться и построить дальнейшую стратегию. Но в «Эстер» Стриж поехал только лишь потому, что вышибала убеждал, будто Лиза часто общалась с официанткой, а он к клиентам обязан дышать ровно. Если учитывать, что часто общаются люди близкие по духу, то официантка должна знать больше, чем рассказала следователю. Как это пропустили и не раскрутили? Должно быть, всему виной рационализм: поиски пропавших людей — бесперспективное дело.
Официантка Рената, увидев фото Светланы, не отказалась поговорить с ним, но сходила к администратору и спросила разрешения минут десять посидеть со следователем. Попробовала б та отказать, Стриж человек немножко мстительный.
— Лизу я неплохо знаю, — сказала официантка, присаживаясь на стул и доставая сигареты.
— Вы были подругами?
— Как вам сказать… Иногда общались, но не в компаниях, а так, примерно как с вами сейчас. Она девочка элитная, а я просто студентка сначала колледжа, потом института, из малообеспеченной семьи, подрабатывающая по вечерам в ресторане. У Лизы был дефицит общения, мы быстро с ней сошлись, она часто сюда забегала, случалось, отвозила меня домой, если за ней не приезжал муж.
— Я понимаю, прошло много времени, но…
— Да какое время? Человеческая память крепкая.
— Но я имею в виду последний день…
— Почему вы говорите «последний»? — насторожилась Рената. — С ней чтото случилось?
— Она в списках пропавших без вести, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Стриж. — Ее вроде как потеряли.
Рената успокоилась, закурила и усмехнулась:
— А может, Лиза хотела потеряться?
— В каком смысле?
— В прямом. — Ее тон был загадочным.
— Рената, прошу вас, не играйте словами и интонациями. Сейчас от вас и тех, кто знал Лизу, зависит жизнь одного человека. Мне нужна правда.
— Кто вас нанял?
Несмотря на молодость — ей лет двадцать пять, в наше время это еще инфантильный возраст, — девушка умела оценивать ситуацию повзрослому. «Кто вас нанял?» — это барьер, который она не собиралась переступать, не желая вредить кому бы то ни было. Хорошая позиция. Тем более ее следовало убедить, что заграждение она воздвигла напрасно, он не враг Лизе.
— А вам недостаточно моего удостоверения?
— Нет. К тому же меня уже спрашивали о Лизе…
— Знаю, читал. Поэтому пришел к вам. Ну, хорошо, колюсь. Да, меня нанял один замечательный парень, невесту которого украли…
— Да что вы!
— Его проблема соприкасается с пропажей Лисовского Филиппа, поэтому я здесь. Да, я пользуюсь своим положением, но если мне не удастся разобраться, невесту парня убьют. сожалению, не могу сказать больше, потому что сам ничего не понимаю.
— Хотелось бы вам верить…
— А вы поверьте, — прервал Ренату Стриж.
— Но если это не моя тайна, как быть?
— Пожалейте жениха с его невестой. Да, вы ее не знаете, она вам совсем чужая, но смерти не заслуживает, это хорошая девушка. Вы могли оказаться на ее месте.
— Лиза в чемто виновата?
— Нет! Нет! — Вот упрямая попалась! И не дура, черт возьми! Стриж уже не знал, каким образом на нее воздействовать. — Понимаете, Рената, у меня подозрение, что Лизы нет в живых, как и Филиппа. — Девушка подняла брови, мотнула головой, но он не понял, что сие значит. — Вы сказали: «Может, Лиза хотела потеряться», а трактовка вашей фразы тройственная. То ли она добровольно ушла из жизни, то ли ее убили, то ли спряталась. Какая из моих версий верная? Меня даже не Лиза интересует, а ее муж.
Нечаянно последней фразой попал в точку, Рената закусила губу, задумавшись, еще чутьчуть, и диалог пойдет. Подход — дело тонкое, главное в данном случае допрос превратить в дружескую беседу. А что сближает? Конечно, спиртное. Стриж взял со стола соседнюю рюмку, налил туда коньяк, пододвинул Ренате, но она отодвинула:
— Не надо меня спаивать, мне нельзя, я же на работе, да и не пью я. Значит, вас интересует Родион. А что именно вам интересно?
— Хм. Все. Хоть вы и отрицаете, но, как я понял, с Лизой были подругами…
— Я была ушами.
— То есть?
— Ну, Лиза приходила сюда, требовала меня, кидала штуку администратору, чтоб нам не мешали, и говорила. Еще пила, она много пила последнее время. Я и сделала вывод, что у нее дефицит общения, раз душу излить некому.
— Родиона вы хорошо знали?
— Только со слов Лизы. Бывало, Роди — так она его называла — заезжал сюда, короче, я видела его несколько раз.
— Ну и как он вам?
— Трудно судить, меня же подготовила Лиза, я воспринимала Роди уже с ее подачи.
— А что она о нем рассказывала?
— Ничего хорошего. Сначала она его любила, потом разлюбила — обычная история. Только Роди не дал ей… как это… права выбора. Он не позволил Лизе расстаться с ним. То она его жалела, то презирала, то ненавидела… У меня нет опыта, чтобы понять, какие между ними кипели страсти, но чтото происходило нездоровое. Потом вдруг Лиза начала пить. Сидит у нас и заказывает одну выпивку, вижу: не лезет в нее, а она пьет. Это не все. Лиза рассказывала, причем веселилась жутко, что закатывает сцены мужу при людях. Я спрашивала, зачем она это делает.
— Зачем же?
— Чтоб Роди увидел, какая она ужасная — пьяная, скандальная, грубая, — и сбежал от нее, чтоб он сам бросил Лизу.
— Странный способ избавиться от мужа.
— Она сама странноватая была, думаю, немножко задержалась в развитии, поэтому поступала как капризный, вредный ребенок. Знаете, в ней какойто надрыв был… Вроде бы все есть, не надо ни о чем заботиться, обвешана бриллиантами, машины меняла, как одежду, а я когда смотрела на Лизу, мне становилось ее жалко. Очень жалко, до слез. Обычно богатые не вызывают жалости, но они же и ведут себя посвински. Лиза… мне показалось, у нее не было друзей, она выглядела несчастной, понастоящему несчастной, хотя никогда не говорила: «Как мне плохо…»
— А что там с Филиппом Лисовским у них было?
— Роман, конечно. Примерно с полгода назад они познакомились на вечере… Лиза известная тусовщица, но как я поняла, ей лишь бы дома не торчать. Филипп младше на четыре года, лично мне не нравятся мужчины младше меня. Вот… Закрутилось у них все быстро, как крышу снесло у обоих. Вы же знаете, что с влюбленными происходит на первой стадии, они дуреют. Тем более у Лизы окончательно созрело решение разойтись с Роди, но онто не дурак, заметил перемены в жене и взбесился. Избил Лизу раз, избил второй, третий… Она как партизанка — Филиппа не выдала, а у Роди только догадки, конкретных фактов не имел. Роди просто чувствовал, видел: чтото не то, Лиза выскальзывает из его лап…
— Это все со слов Лизы вы знаете?
— Ну да. Роди пригрозил, что убьет ее, если узнает про измену.
— Значит, любил ее, само собой, ревновал.
— В томто и дело, что нет. Незадолго до того «последнего раза», как выразились вы, она примчалась сюда, ее трясло. Лиза нечаянно подслушала разговор Роди с… уж не знаю, кто там они… типа телохранителей или свиты. Вроде бы ее муж говорил с… Маратом, кажется… о том, что Лиза его достала, он уже не выносит ее, пора заканчивать спектакль. А этот… Марат сказал, что два салона на имя Роди в какихто близлежащих городах маловато для самостоятельности, нужно немного потерпеть и взять папу Лизы, только следует хорошо продумать, как это сделать красиво… мм… откорректировать план.
— Так у Роди план был по захвату папы?
— Типа того. Еще он… Марат… ругал Роди за несдержанность в отношении Лизы, мол, теперь им всем надо поторопиться, иначе эта истеричка сведет на нет годы трудов. В общем, Лиза поняла, какой фарс разыгрывал Роди, разозлилась до смерти, но и перепугалась не меньше, к счастью, у нее хватило мозгов не закатить истерику мужу. Прямо отсюда она позвонила отцу, он находился в Америке. Чтото там ему объясняла, немного успокоилась и сказала мне: «Папа приедет через три месяца, потерплю». Прошло буквально дня два, Лиза снова появилась, но уже с Филиппом, нарядная, счастливая — я ее такой никогда не видела. Пробыли они здесь недолго, она просила меня никому не говорить о том, что мне стало известно. Ну, что это опасно и для меня, и для нее.
— Почему возникла такая необходимость?
— Потому что она понимала: их будут искать, все же не рядовая гражданка пропала. А заходила она сюда частенько, ее видели вышибалы, официанты, знала администраторша, они указали бы на меня, что и было сделано, когда обоих стали искать.
— И Роди заходил к вам?
— Не он, какойто тип приходил, я поняла, что он от Роди, спрашивал, что мне известно о Лизе Татарских. Я разыграла психованную, мол, достали меня этой куклой. На самом деле Филипп с Лизой решили сбежать из города до возвращения ее отца изза границы, а Роди с его бандой накануне уехали, то есть выдалось благоприятное время. Решение принято было прямо на тусовке, они поехали к Лизе домой за вещами, по пути заскочили ко мне с просьбой. В том случае, если их начнут активно искать, я должна была говорить… то, что говорила милиции. Вот и все.
— Так… — задумался Стриж.
— Поможет моя информация вашему жениху и его невесте?
— Пока не знаю, подумать надо. Рената, а Лиза звонила вам?
— Нет. Она, кстати, предупредила, что звонить не будет, Роди боялась.
— Дада… да… Местонахождение телефона сейчас определяется просто. Значит, Лиза и Филипп живы.
— Я надеюсь, — рассмеялась девушка. — Они спрятались, потому что Роди на все способен. Лиза надеялась на отца, и как только он приедет, ребята сразу объявятся.
— Насколько я помню числа, прошло уже четыре месяца, а Лиза и Филипп…
— Значит, отец задержался по делам, он ведь у нее фигура. Африканскими алмазами занимается, еще чегото там из Черного континента качает, по всему миру мотается. Думаю, ей с Филиппом хорошо, а месяцдва не играют роли. Так что успокойтесь по поводу парочки, с ними порядок, потому что ни одна живая душа не знала, включая меня, куда они поехали.
— Спасибо, Рената. Вы хорошая подруга.