Стальной дрозд Русанов Владислав
– Дней десять… Да я их, не читая, генералу доль Васоньело отдаю. Ему важнее знать, что там в Табале. Как-никак начальник штаба. Помнится, он мне рассказывал, что доль Гобарро писал о какой-то армии… То ли повстанцы, то ли остатки имперцев… Довольно большая по численности, но вы же знаете эту тягу нашего милейшего доль Гобарро к преувеличениям. Я мысленно делил на пять. Выходило тысячи полторы-две войска.
– Что ж, господин барон, тогда вас, быть может, удивит известие, что эти полторы тысячи наголову разгромили нашу армию?
Внешне Фальм остался холоден, его глаза опасно сузились, верхняя губа задрожала, обнажая клыки. Казалось, он хочет сказать – не приведи Триединый, выяснится, что это дурная шутка или розыгрыш…
– А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, господин дель Гуэлла.
– Извольте. Мне не трудно. Армия Табалы… Вряд ли она повстанческая… Скорее некий полководец собрал под свои знамена всех, в ком воспоминания об Империи не вызывают отвращения…
– Это так важно?
– Не важно, но небезынтересно. Они идут под ало-золотым стягом Сасандры и знаменем Стального Дрозда.
– Стального кого?
– Дрозда. Серая птица на желтом поле. А в лапах птички – шестопер.
– Чудная птичка, нечего сказать… – Барон усмехнулся, побарабанил пальцами по столу. – Что дальше?
– Табальцы считают дрозда символом весеннего обновления, а следовательно, новой жизни.
– Да кот с ней, птичкой, господин дель Гуэлла! С армией что там?
– Табальская армия встретилась с нашей в пяти милях от деревни Вила-Сарна. Доль Гобарро допустил глупость, бросив пехоту в атаку на полевые укрепления. В итоге армия разбита. Большая часть взята в плен. Отдельные, ничего не значащие по численности кучки людей, полностью утративших боевой дух, отходят на север. Генерал доль Гобарро пленен вместе со штабом и большинством офицеров.
– Ну, попадется он мне… – прошипел Фальм.
– Не все коту Средизимье![35] – звонко воскликнул Халль.
Фра Ростель замахнулся для подзатыльника, но опустил руку, прислушиваясь к разговору между благородными господами.
– Этот полководец, именуемый генералом Стальным Дроздом…
– У вас хорошие осведомители, господин дель Гуэлла.
– Не жалуюсь.
– Очень хорошие…
– Благодарю за высокую оценку, господин барон.
– А не мог этот ваш осведомитель подсказать доль Гобарро, чтобы не лез на рожон, к примеру? Или точную численность табальцев? Или сделать еще что-то, похожее на настоящую помощь? А не любоваться со стороны на гибель армии!
– К моему великому сожалению, не мог, – спокойно отвечал т’Исельн. – Он и самого доль Гобарро увидел лишь после капитуляции.
– Значит, он служит в армии табальцев?
– Именно.
– Тогда он не мог сунуть корд под лопатку этого самого Стального Дрозда!
– Не мог!
– Почему это?
– Я запретил! Убийством одного генерала, каким бы гениальным он ни был, армию не остановить. А я лишусь ценного осведомителя. И о дальнейших маневрах табальцев мы с вами будем узнавать из досужих сплетен. Так, что ли?
– А не велика ли цена? Армия в обмен на сведения?
– Не велика. Поскольку армия Стального Дрозда скорым маршем идет в Арун. Прямиком нам навстречу, господин барон. И когда она загородит нам путь на Каварелу, вы не будете жалеть, что мой осведомитель жив!
Барон кивнул и задумался. Потом усмехнулся своим мыслям и принялся за цыпленка. Не пропадать же отлично приготовленному кушанью? А дель Гуэлла просидел весь завтрак ссутулившись над тарелкой. Похоже, бывший глава тайного сыска Аксамалы знал что-то, о чем не решился рассказать Фальму.
Глава 13
Хитроумная лампа – глиняная бутылочка, наполненная вонючей и вязкой жидкостью, сгорающей почти без копоти, фитилек и отполированная бронзовая тарелочка-отражатель – давала мало света. Но Кир за время пребывания в подземелье привык к полумраку, а его спутники отлично чувствовали себя в темноте. Благодаря особому, отличному от человеческого, устройству глаза кобольды не нуждаются в освещении. Напротив, яркий свет для них неприятен. Что поделаешь! Дети пещер, владыки подгорных лабиринтов…
Когда за спиной молодого человека сомкнулась трещина и скала стала «цельной», он упал ничком и долго лежал, прижимаясь щекой к холодному, влажному камню, ощущая острые уголки и неровности.
Как бы то ни было, а живым он не дался. Что, обломали зубы, проклятые остроухие?
Ведающий Грозу и его приспешники остались с носом, а теперь пусть будет что будет.
Кир лежал и наслаждался покоем. Ныли раны, стыли пальцы на руках и ногах, сводило живот от голода, а он все лежал. Вот так бы и умереть, в тишине и праздности…
Потом он уснул.
Снилась бывшему гвардейцу кипящая весельем человеческая толпа на площади. Музыка, смех, шутки, мелькают радостные мужские лица и прекрасные женские. Блестят глаза. Пары кружатся в танце. Вон промелькнула Пустельга рука об руку со студентом Антоло из Да-Вильи. Серьезный и даже задумчивый Мелкий вел Торкатлу-Цветочка. Девчонка улыбалась и кому-то махала букетиком полевых цветов. Обманчиво нескладный Мудрец вытанцовывал сам по себе, а Кулак светски подставил локоть графине Медренской.
На высоком помосте надували щеки флейтисты, вовсю бренчали по струнам лютнисты, порхали палочки над ксилофоном. Звучали тамбурины и флейты-пифферо, цистры и колокольцы. Оркестром почему-то руководил лучший сыщик Аксамалы по кличке Мастер. Рядом айшасианский шпион, черномазый Корзьело силился заглотить узкий прямой клинок, огромный бородатый Черный Шип подносил к лицу горящий факел, с силой выдыхал на него, испуская струю пламени, а Джакомо Череп жонглировал цветными отполированными шарами.
Сам Кир стоял посреди площади, его грязное, провонявшее потом и мочой тряпье заставляло танцующих и веселящихся людей сторониться бывшего лейтенанта. Они кружили вокруг него, не приближаясь, и, казалось, не узнавали. Никто не заговорил, не махнул рукой, даже не кивнул.
Выпрыгнувший на помост звериным прыжком котолак – барон Фальм – оскалился и прижал остроконечные уши. Лицо его при этом оставалось вполне человеческим, если не считать жестких и длинных кошачьих усов. Кривляясь наподобие площадных клоунов, барон подскочил к Джакомо и ударом когтя снял кондотьеру голову с плеч.
– Лови! – Обритая наголо, блестящая, словно шар жонглера, улыбающаяся голова полетела Киру в руки.
Бессознательно молодой человек сжал ладони, подхватив отвратительный подарок.
Череп Джакомо обжигал огнем. Острая боль пронзила вмиг онемевшие пальцы, отдалась в локти и плечи, растеклась по груди и ринулась в ноги, сводя их судорогой. Кир зарычал, выгнулся и опрокинулся навзничь.
Открыл глаза…
Густая тьма не позволяла разглядеть ничего даже на расстоянии ладони от лица. Она залепляла глаза, уши, нос, рот. Онемевшие от холода суставы сводило болью так, будто в них вгрызались острые зубья пилы. Нет, когда он думал о смерти, то предполагал тихое и безболезненное избавление, а не такие пытки! С такой смертью он будет бороться до последнего. Просто из зловредности…
Кир заворочался, превозмогая боль, силясь разогнать по жилам остывшую кровь.
И вдруг почувствовал чье-то присутствие.
В темноте он был не один.
Неизвестный не выдавал себя ни шорохом шагов, ни дыханием, ни каким-либо другим звуком. От него не пахло. И все же… Кир непрестанно ощущал на себе взгляд. Любопытный, оценивающий, изучающий. И, как ни удивительно, доброжелательный.
Молодой человек хотел напрямую спросить: «Кто тут?», но замялся. А почему, собственно, он решил, что наблюдающее за ним существо разумно? Может, это какая-то зверюшка пещерная?
Словно в ответ на его мысли, зашелестел битый щебень. Шаги? Похоже. Только странные какие-то шаги. Ни человек, ни зверь так не ходят. Ну, разве что больные, волочащие ноги. Как он, например, т’Кирсьен делла Тарн.
Уж не продолжение ли это сна?
Так бывает. Человек спит, видит сон, потом думает, что проснулся, а на самом деле он перевалился из одного сна в другой. Потом он опять просыпается, вернее, думает, что проснулся, но…
– Не нужно бояться, – сиплый голос, чуждо выговаривающий звуки человеческой речи, прошелестел над головой. – Здесь никто не причинит тебе зла.
– Кто ты? – Кир рывком сел, впустую таращась в темноту.
– Мое имя будет трудно выговорить человеку, – задумчиво проговорил незнакомец. – Но ты не простой человек…
– Я? Не простой?
– Конечно. Если все те возмущения магических сил наверху, которые я почуял, вызваны тобой. А что-то подсказывает мне, что они вызваны тобой.
– Возмущение сил? Да. И возмущение остроухих тоже! – Несмотря на боль и усталость, Кир усмехнулся.
– Мы не одобряем поступков сынов Вечного Леса, – был ответ. – Но мы не вмешиваемся в их дела. Так же как и они – в наши.
– Вот как… А кто же вы? То, что не люди, я уже понял.
– Погоди чуть-чуть, – прошелестел невидимый собеседник.
Послышался звук легких, чиркающих ударов, и вскоре затеплился огонек. Так впервые Кир познакомился с лампой, созданной подгорными мастерами, и с самими «подземниками». В людских сказаниях их звали кобольдами. Внешне они выглядели уроды уродами – ни прибавить, ни убавить. Бочкообразное туловище. Шишковатая голова, поросшая патлами, больше похожими на грязную кудель или нечесаную шерсть бродячего кота. Широкие ноздри плоского носа. Тяжелые надбровные дуги, обрамленные клочковатыми бровями. Огромные глаза со зрачком-щелью – не сразу молодой человек сообразил, что зрачок просто сузился, не выдержав даже той ничтожно малой яркости света, что давала лампа. Из-за бесформенного балахона (на вид из мягкой, отлично выделанной кожи вроде замши) Кир не разглядел – есть ли у существа ноги, зато руки… Руки кобольда свисали до земли. В левой он держал лампу, а на правую опирался с непринужденностью завсегдатая шикарных столичных балов.
– Зови меня Рдадрдах, – произнесло существо, почти не приоткрывая узкий рот. Видно было, что разговор требует от него немалых усилий. Толстыми жгутами напрягались мышцы шеи, дергался заросший седой шерстью (или все-таки волосами?) кадык. Только много позже Кир узнал, что кобольды не беседуют между собой в обычном понимании этого слова. Они привыкли обмениваться мыслями, много веков назад отказавшись от устной речи.
– Очень приятно, господин Рдадрдах. – Тьялец хотел поклониться, да кто же кланяется сидя? А вставать сил не было. – Я – Кирсьен. Когда-то давно я мог считаться дворянином и представлял род делла Тарн из долины Дорены, что в Тьяле.
– Взаимно. Ты не против, если я буду звать тебя просто Кирсьен?
– Можно еще проще – Кир.
– Хорошо. Я знал мало людей, но наши летописи упоминают о них как о существах своенравных, придающих весьма большое значение условностям. Я рад, что наши летописи ошибаются.
– Они не ошибаются, – вздохнул Кир. – Все так и есть. Просто за последние полгода я готовился умереть не один и не два раза. А после этого начинаешь плевать на условности…
– Плевать? – Кобольд задумался. – Это как?
– Что тебе непонятно? – в свою очередь удивился Кир.
– Я знаю значение слова «плевать», – пояснил «подземник». – Это значит с большой силой выбрасывать слюну изо рта…
– А еще означает – пренебрегать, выказывать презрение…
Кобольд поставил лампу на камень, почесал лоб:
– Интересное значение.
– Ну… Какое есть. Могу еще подбросить. Как тебе: «Бежать сломя голову»?
– Как раз это мне легко понять. – Рдадрдах растянул уголки рта в подобие улыбки. – Наша молодежь любит бегать по пещерам и старым тоннелям. Молодежи свойственно стремление к самоутверждению…
– Я знаю, – кивнул тьялец.
– Частенько они падают, на осыпях или завалах из камней. И тогда глупцов приходится долго лечить. Обычными средствами – Совет Старейших запретил в подобных случаях пользоваться волшебством. Но я утомил тебя…
– Нет, почему же? – У Кира так и вертелось на языке спросить: «А мои ноги они смогут вылечить волшебством? Или Совет Старейших тоже не разрешает?»
– Ты измучен, ты голоден, ты замерз, – пояснил кобольд. – И не нужно убеждать меня, что это не так. Я вижу. Пойдем со мной. Я очень сожалею, что не взял с собой теплую одежду и еду, но я очень спешил, почувствовав возмущение сил.
– Признаться, это не я. – Кир поднялся на ноги, не сдержав стона. Как жалко, что костыль потерялся… – По большей части это Ведающий Грозу. Он очень старался.
– Ты ранен? – словно и не заметил его последних слов Рдадрдах.
– Давно. Сейчас почти все зажило, но… Я как раз хотел спросить…
– Сиди здесь! – В сиплом голосе «подземника» проклюнулись повелительные нотки. – Я скоро.
Прежде чем раствориться во тьме, Рдадрдах поводил широченной четырехпалой ладонью над плоским камнем. По пещере волной прокатилось тепло.
– Садись поближе. Я скоро! – повторил он, исчезая.
Кир присел поближе к горячему камню. Снова застонал, уже не сдерживаясь. От валуна шло тепло. Ровное, как от хорошо протопленной печки. Неужели странное существо с лохматыми бровями и носом-пятачком – чародей? И что он сделал с камнем? Если бы кобольд использовал Стихию Огня, Кир почувствовал бы, в этом он не сомневался. Здесь же было что-то другое.
Гораздо позже молодой человек выяснил, что подгорный народ из всех видов магии предпочитает Стихию Земли, а именно Камня. Рдадрдах усилием воли заставил двигаться мельчайшие кристаллики, из которых состоит горная порода. Раскачал, словно маятник. Дрожащие частицы камня терлись между собой и тем самым вырабатывали тепло, будто скользящие друг по другу палочки, с помощью которых добывали огонь остроухие.
Согревшись, тьялец понял, что голоден, как кот. Сейчас бы, не раздумывая, сожрал барана. Или двух. Он усмехнулся. Как быстро человек после невзгод привыкает к хорошему. Вначале согрейся, потом утоли голод, потом захочется одеться, как подобает воину, оружие какое-никакое подобрать… А после что, коня?
Можно и коня, если кобольды соизволят выпустить его из пещеры. А там – на юг. Солдат из него теперь хуже, чем из студента. В отцовское имение дороги нет – наверняка командование гвардии уже известило родителей о его проступке. Значит, куда-нибудь на юг. Например, в Мьелу. Там тепло. Там цветут персики, зреет виноград, поют диковинные птицы. Там сапфир неба и лазурь моря смыкаются у края земли. Там воздух наполнен ароматами трав и цветов…
Рдадрдах вернулся на удивление быстро.
– Садись сюда! – он указал пальцем на металлические салазки с широкими толстыми полозьями. – Не бойся, Кир!
– Да я не боюсь, – пожал плечами молодой человек, перебираясь с камня на сани.
Кобольд накинул на могучие плечи ременную лямку, примерился, подался вперед и… вдруг резво побежал, отталкиваясь от камней и неровностей скал длинными руками. От неожиданности Кир едва не выронил лампу, но мысль о том, чтобы остаться в кромешной темноте, заставила его покрепче сжать пальцы.
Салазки качало и подбрасывало. Рдадрдах дышал ровно, будто привычный к телеге обозный конь.
– Пригнись! – долетел его сиплый голос, и Кир втянул голову в плечи, нагибаясь пониже к шершавым на ощупь и теплым почему-то прутьям сиденья.
Не сбавляя скорости, они ворвались в лаз округлой формы, извилистый, как путь пьяницы, и длинный, как дорога на чужбину. Стены его были кое-где стесаны, кое-где оплавились, что выдавало рукотворность. Или, скорее всего, его создавали посредством магии.
– Потерпи! Уже недолго осталось! – сипел Рдадрдах.
И Кир ему верил. Хоть и нелюдь, а, похоже, подобрее многих людей.
Вскоре они приехали.
По всей видимости, это был подземный город, но темнота скрывала его подлинные размеры от Кира, и маленькая лампа помочь тут не могла. Мимо скользили скалы, искусно отделанные резьбой и напоминающие фасады зданий. Их открытые двери зияли, как черные провалы, но за ними чувствовалась жизнь, тепло и уют. Вдоль «улицы» стояли скульптуры непривычной глазу формы, но не безвкусные. Издали доносились удары железа о железо и железа о камень. Значит, есть тут и мастерские. Все встречные кобольды уступали дорогу Рдадрдаху и отводили огромные – куда там филину! – глаза от едва тлеющего фитилька в Кировой лампе. Казалось, все спешили по делам. Ну, не походили прохожие на праздношатающихся зевак.
Наконец салазки свернули к богато украшенному фасаду. Резное крыльцо – цветы и сложные узоры в виде закрученных спиралей и расходящихся лучей, – колонны, обрамлявшие вход. По всему выходило, спаситель Кира не из бедняков.
На крыльце их встретила дородная кобольдиха, супруга Рдадрдаха. От мужа она отличалась кроме толщины еще и расчесанными и собранными в пучок космами на голове. После церемоний знакомства Кира отправили в баню.
Отмокая в горячей воде, молодой человек не мог не признать, что ванна, мыло, пористый камень для пяток – наиболее существенные достижения цивилизации. Как без этого обходятся остроухие дикари или великаны на севере?
Чистого, испытывающего необыкновенную легкость и неземное счастье человека обрядили в длинный балахон из толстой, но мягкой ворсистой ткани, усадили за стол. Кир вдохнул аромат печеного мяса с пряностями, попросил напиться и, осушив здоровенную кружку ледяной вкуснейшей воды, вдруг уронил голову на руки и уснул. Так, в который раз, голод проиграл генеральное сражение усталости.
Утром тьялец проснулся свежим, но зверски голодным. Подумав про утро, он тут же решил, что погорячился. Проспать он мог, учитывая насыщенный событиями последний день, проведенный на поверхности, и сутки, если не больше. Как узнавать время суток в подземелье? Надо будет спросить у Рдадрдаха, как они измеряют время. Может, у кобольдов имеются клепсидры?
Молодой человек огляделся, благо оставленная в изголовье кровати лампа позволяла рассмотреть скромное убранство отведенной для него комнаты. Сводчатый потолок и покрытые тонкой резьбой стены. Очень красивое сочетание листьев, напоминающих папоротник, маленьких цветов, круглые лепестки которых навевали воспоминания о чистотеле. Очаг. Вернее, камин. От него идет ровное тепло, но огня нет. На полке ряд толстых, распушенных, наверняка много раз читанных книг. В углу выкованный из металла, ажурный табурет. Кровать, скорее всего каменная… Запустив руку под матрац, на котором лежал, и ощупав ложе, Кир убедился в правильности своего предположения.
Все из камня и металла. Присутствует кожа и толстая, ворсистая ткань. Книги, скорее всего, не бумажные, а пергаментные – чтобы выдерживали подземную сырость… Хотя сырости и холода Кир как раз и не ощущал. Наоборот – тепло и уют. И еще тонкий художественный вкус во всем, начиная от стен до отделки ножен широкого ножа – длиной не больше корда, но шириной почти с лезвие двуручного меча – с односторонней заточкой и толстой спинкой клинка.
– Надевай! Это чтобы ты чувствовал себя гостем, не пленником, – пояснил неслышно вошедший Рдадрдах. – И пойдем к столу. А то, не ровен час, умрешь от голода.
Они вышли в обеденную залу, где уже собрались несколько серьезных и строгих кобольдов. Рдадрдах представил их как членов Совета Старейших – верховного органа власти подгорного племени. Кир ел кусочки жестковатого мяса, но вкусного (а какая еда не покажется вкуснейшей после кормежки остроухих?), в остром соусе, слоеные лепешки, хрустящие ломтики неизвестного овоща, запивал еду сладковатым напитком, похожим на пиво и невыигравшееся вино одновременно, а Старейшие молча на него смотрели. В честь гостя до малинового свечения разогрели четыре вычурно выкованных стойки в углах зала. Кобольды прикрывали глаза ладонями, очевидно страдая от слишком яркого освещения, но мужественно терпели, свято чтя законы гостеприимства.
Смущаясь от такого пристального внимания к своей особе, Кир едва не подавился несколько раз. Поперхнулся, закашлялся и уже хотел было попросить разрешения уединиться, но тут заговорил самый широкоплечий и самый седой из Старейших, представленный как Традктраш.
– Что ты знаешь о подгорном племени, человек?
Слова давались ему с бо2льшим трудом, нежели Рдадрдаху.
– Почти ничего… – пожал плечами Кир. – Ну… Да ладно! Совсем ничего!
– Ясно. Думаю, мы изменим твои знания к лучшему. Но тебе нужно набираться сил. Подкрепляйся, а я буду говорить.
Тьялец кивнул. Он в самом деле чувствовал, что интересуется едой гораздо острее, чем застольной беседой. Но правила приличия следовало соблюдать. Если хозяева желают просветить его, поведав историю своего народа, то почему бы не послушать?
– Мы живем на этом материке очень давно, – продолжал Традктраш. – Подгорный народ наблюдал, как выходят из колыбели сыны Вечного Леса и дети Великой Степи, как растут и взрослеют люди и великаны Гронда, как приходят в упадок цивилизации гоблинов и морского народа Лотаны. Люди – самые многочисленные обитатели нашего мира. В какой-то мере на них лежит ответственность за само его существование. Из всех человеческих государств империя Сасандры представлялась нам наиболее стабильным образованием… – Кобольд запнулся, виновато посмотрел на Кира. – Я понятно выражаюсь?
– Достаточно понятно. – Молодой человек отставил тарелку, в последний раз отхлебнул из кружки и устало облокотился о стол. – Продолжайте, старейший.
– Что ж… Продолжаю. Много веков Сасандра хранила равновесие на материке. Всегда ли способы разрешения спорных ситуаций были правильны? Это другой вопрос. Но нельзя не признать, что западные королевства, не имей они такого огромного врага, давно перегрызлись бы между собой. А так все в порядке. Имеется мишень для постоянных нападок, и никто не обвинит тебя в трусости, ибо все сами боятся ввязываться в открытую драку. Не было бы Империи, глядишь, и заморская Айшаса воспринималась бы ими не как друг, а как враг. Сасандра сдерживала напор кентавров на юге и дроу на севере. А ее попытки расширить свои земли заставляли и заставляют разрозненные кланы детей Степи и сынов Леса держаться вместе, подчиняться общему руководству, способствуя, как странно это ни звучит, росту и самосовершенствованию этих народов. Единство законов, образа жизни, денежной системы на обширной территории позволило развивать науку и искусство во всех провинциях, независимо от того – северяне ли это барнцы, занимающиеся бортничеством и охотой, или виноградари и землепашцы каматийцы.
– Вы хорошо осведомлены, – покачал головой Кир.
– Это плохо? Это оскорбляет тебя как человека?
– Нет, что вы, старейший. Просто любопытно – зачем это вам?
– Мы живем под землей, но мы не отрезаны от всего, что происходит на поверхности. Кроме собственных товаров, мы используем те, что вымениваем у людей, у дроу, у великанов. У нас плохо растут овощи, совсем нет фруктов. Шкуры, которые выделывают наши мастера, отличаются мягкостью и долговечностью, но у нас не водятся олени, лоси, морские зайцы и котики. Мы во многом зависим от людей, от торговли. Кроме того, в королевствах и провинциях Сасандры, примыкающих к горам Тумана, зачастую бытуют искаженные представления о нашем богатстве. Кое-кто из людей не прочь был бы заставить подгорный народ поделиться излишками, по их мнению, сокровищ. И если наверху начнется смута…
– Да она уже началась. – Кир, не выдержав, перебил Традктраша. – Простите, старейший, я не хотел вас обидеть…
– Мы заметили, – хмыкнул самый маленький из кобольдов, чье темя украшала обширная плешь. – Это оказалось не так сложно.
– Поэтому я так обрадовался встрече с тобой. – Рдадрдах, очевидно, думал, что его слова что-то пояснят Киру, но тьялец запутался еще больше. Они что, возлагают какие-то особые надежды на встречу с ним? А ему прикажете веселиться или грустить от такого поворота событий?
– Смуты в Сасандре можно было избежать. – Главный «подземник» многозначительно поднял к потолку палец. – Я очень надеялся на Тельмара Мудрого… Тебе знакомо это имя?
– Знакомо. Хотя он умер задолго до моего рождения. У нас чтят подвиг волшебников. В их честь установлена памятная плита в Верхнем городе Аксамалы.
– Да, – кивнул Традктраш. – Их жертвенности можно только позавидовать. Хотя, спасая тысячи жизней своих сограждан, они обрекли на невзгоды десятки тысяч, а если учесть будущие поколения, которые пострадают от развала Империи… Так вот, я предупреждал Тельмара Мудрого, что только Великий Круг магов Сасандры может удержать Империю от развала. Врачевать чуму… Что ж, это хорошо. Но они должны были прежде всего врачевать чуму, зреющую внутри государства, бороться с напором внешних врагов и внутренних смутьянов.
– А разве это не задача для тайного сыска, суровых парней с иногом на бляхах?
– Они борются лишь с проявлениями. Так можно великолепно лечить ушибы и ссадины. А задача Круга магов заключалась в недопущении драк… Наши ученые установили, что Сасандру смогут возродить только волшебники. Впрочем, даже одного было бы достаточно. Народ сплотится вокруг него, пойдет нужной дорогой в правильном направлении. Тельмар Мудрый и его сподвижники ушли все разом, не оставив учеников. Хотя бы один талантливый ученик, развивший мастерство за тридцать семь лет, мог бы стать таким чародеем. Все эти годы мы ждали с замиранием сердца и в глубине души надеялись, что успеем, найдем волшебника до того, как процесс развала государства станет необратимым. Конечно, лучше было бы и вовсе предупредить смуту и разруху…
– Поздно, – прошептал Кир. – Она уже началась, и остановить…
– Обученный волшебник сможет. Если захочет, конечно.
– Где же его взять?
– Он здесь, с нами. Сидит за этим столом.
– Вы шутите, старейший?
– Он не умеет, – тягуче произнес плешивый.
– Ты силен, Кир из Тьялы, – вмешался Рдадрдах. – Очень силен. Возможно, ты не уступишь самому Тельмару, моему хорошему другу. Когда ты подчинил Стихию Огня, отзвуки магических эманаций докатились, я думаю, до Фалессы и Окраины. И потом я прощупал тебя. Мысленно. Когда ты спал или был в забытьи. Думаю, ты простишь меня за это?
– Да чего уж там… – махнул рукой молодой человек. – Только…
– Не верится?
– Не верится, – честно ответил Кир. – Как по мне, так все эти сказки о судьбе, о предназначении, об особых умениях…
– Ну, во-первых, мыслящее существо само пишет свою судьбу, – многозначительно произнес Традктраш. – Во-вторых, никакого предназначения у тебя не было и нет. Предназначение – это нечто косное, заранее определенное. Ты попал к нам по воле целой цепи совпадений. Разрыв любого звена этой цепи или привел бы сюда другого человека, или не привел бы никого вовсе.
– И что тогда?
– Мы бы ждали. А положение у тебя на родине ухудшалось бы с каждым месяцем… Да что там месяцем! С каждым днем. А что до умений, то могу сказать одно – у тебя есть талант, а полезные навыки ты приобретешь, если согласишься принять нашу помощь. Я не требую срочного ответа. Будь гостем в доме нашего собрата. Думай. Обдуманное решение для нас гораздо важнее, нежели принятое сгоряча. Но помни: судьба Сасандры в твоих руках. И еще… – Традктраш замялся, и тогда Рдадрдах сказал, твердо выговаривая каждое слово:
– Даже если ты согласишься учиться волшебству, выучишься и начнешь нелегкий труд по возобновлению порядка в Империи… В бывшей Империи, ибо той страны, что была здесь полгода назад, больше нет. Даже в этом случае мы не можем обещать непременного успеха. Жизнь есть жизнь. Она часто ломает самые выверенные, самые тщательно продуманные планы.
– Все в руке Триединого… – севшим голосом выговорил Кирсьен. Откашлялся. – Я не буду раздумывать слишком долго. Родина – это единственное на этом свете, за что отдавать жизнь нужно с радостью и не торгуясь. Если есть надежда на спасение, то нельзя упускать ее из-за нерешительности и боязни за собственную шкуру. Я согласен. И пусть вас не смущает быстрый ответ. Мое решение обдумано уже давно. Когда начинаем?
Начать решили через три дня, в течение которых Кир отъедался и отсыпался, а гостеприимный хозяин, используя старинную магию кобольдов, лечил его раны. В итоге перерезанные и сросшиеся сикось-накось сухожилия перестали мучить непрерывными болями, но гибкость к правому колену так и не вернулась. Рдадрдах сопел и кряхтел, но вынужден был признать свое бессилие. А бывший гвардеец махнул рукой и сказал, что тот, кто хромал на обе ноги, всегда согласится на одну прихрамывать. Вот если бы наоборот, то как-то нехорошо получилось бы… И принялся отрабатывать удары и защиту подаренным ножом. Магия магией, а нужно уметь защитить себя и обычной сталью.
Точно в назначенный срок явились учителя.
Глава Совета Старейших – Традктраш.
Мастер Стихии Воздуха – тихий и молчаливый кобольд Бадгрдах.
Мастер Стихии Воды – улыбчивый Градхташ, на правой руке которого отсутствовали два пальца. Кир думал, что увечье «подземника» – результат сложного магического опыта со стихиями, но тот объяснил, мол, еще мальчишкой, сопливым кобольденком, любил шляться по заброшенным пещерам и однажды попал в камнепад, уцелел чудом, а вот пальцы рухнувшая скала отбила напрочь.
Мастер Стихии Огня – маленький и плешивый Драдбрдат, имевший привычку донельзя растягивать произносимые слова.
И мастер Стихии Земли – Рдадрдах.
Учителя взялись за дело напористо. Настолько серьезно, что через пару дней Кир взвыл – так его не гоняли с тех пор, как отец поручил управляющему имением, своему бывшему сержанту, научить будущего офицера держать в руках меч.
Обыватели по глупости полагают, что становление чародея заключается в заучивании магических формул, изучении заклинаний, пассов и особых положений рук. Возможно, некоторые волшебники совмещают чародейство с движениями рук и ног, сопровождают его словами и даже длиннющими, витиеватыми фразами. Это привычка, не более того. Ну, еще позволяет произвести впечатление на зрителей, запугать противника. На самом деле волшебнику достаточно внутреннего сосредоточения.
Вот с этим сосредоточением и пришлось помучиться. Как Киру, так и его учителям.
Ну никак не удавалось порывистому тьяльцу «открыть» себя стихиям, «раствориться» в них. А ведь единение со стихией – необходимое условие успешного волшебства. Для стихийного мага, конечно. Кобольды рассказали молодому человеку о существовании магов-«эмоционалов», использующих в чародейских целях чувства людей. И объяснили, почему Великий Круг магов Сасандры некогда запретил подобное колдовство. Используя радость или ненависть, страх или жалость, эманации которых человек испускает в пространство, маг не спрашивает разрешения. Просто берет и все. Это сродни работе карманника и не может быть одобрено законами цивилизованного государства. Но не это главное. Когда маг «берет» у человека эмоцию (причем не важно, какую именно – приятную или неприятную), он уменьшает ее, заставляя тем самым «источник» производить больше и больше этой эмоции. Но радоваться до бесконечности нельзя, как нельзя бесконечно горевать. Душа со временем истощается, и даже если колдун не убивает человека (осознанно или невольно, неважно), то на восстановление душевного равновесия могут уйти месяцы, а то и годы. И вот этого Великий Круг простить не мог никому.
День за днем, упорно и настойчиво Кир постигал умение «стихийного» мага. Открыться той или иной стихии, соединиться с ней, почувствовать себя частью стихии, усилием воли заставить Силу выполнить желаемое. До сих пор у Кира это выходило неосознанно. Например, круглый щит Воздуха, созданный им в бою с медренскими латниками на дороге. Бич Воды, поднятый из колодца на заднем дворе пекаря Одберга. Теперь же он должен был пользоваться стихиями по собственному усмотрению, и больше того, по указке учителей.
Учеба давалась с большим трудом.
Рдадрдах утверждал, что любой маг-человек научил бы своего сородича с легкостью. Для этого учителю-волшебнику не нужно обладать значительной силой, как, например, тому же Тельмару Мудрому. Просто он сумел бы лучше объяснить, помочь прочувствовать. Кобольды же бились изо всех сил, но успех приходил крайне медленно.
Два долгих зимних месяца Кир учился повелевать теми стихиями, с которыми уже успел познакомиться самостоятельно. Воздух, Вода и Огонь. И еще полтора месяца ушло на овладение стихией Земли.
И вот к середине месяца Коня тьялец научился не только работать со всеми четырьмя стихиями по отдельности, а также совмещать воздействия двух-трех природных Сил. Например, не просто направлять по своей воле струю воды куда угодно, а еще и разогревать ее или замораживать, окружать летящий камень ореолом огня. Да, конечно, боевое применение магии интересовало Кира в первую очередь. Но он не обошел стороной и управление погодой, учился побуждать растения к быстрому цветению и плодоношению, заставлял срастаться кости и мышцы у ягнят горных баранов, на которых учился врачевать за неимением людей.
Вместе с почти безграничными возможностями приходило и сознание ответственности за содеянное. Кир начал понимать магов Великого Круга – их постоянные терзания, сомнения, мучительное самоограничение. Волшебство должно служить людям, но не стоит злоупотреблять магическим воздействием, иначе человечество остановится в развитии. Ну кто бы изобретал колесо, когда волшебник, за небольшое вознаграждение, мог бы доставить любой груз в какой угодно конец Сасандры? Не говоря уже о том, сколь ужасны могут быть войны, в которых с обеих сторон принимают участие чародеи. Говорят, все это было на заре становления Империи, но впоследствии Великий Круг магов запретил волшебникам сражаться, если только речь не шла о защите собственной жизни, жизни близкого человека или жизни члена императорской фамилии. Также разрешалось использовать боевые заклятия в случае, когда угрозе подвергается целостность и независимость родины.
Значит, решил для себя Кир, сейчас каждый волшебник, считающий себя патриотом Империи, может смело пускать в ход свое умение против борцов за независимость и вольнолюбцев, а также против айшасиан и умников из западных королевств, так и норовящих влезть длинными носами в чужую кашу.
И вот пришел день… А может, и ночь, кто его под землей разберет? Пришел день, когда Рдадрдах сказал, часто опуская и поднимая веки, что означало, как уже успел разобраться Кир, крайнюю степень волнения:
– Похоже, мы передали тебе все, что знаем сами… Нет, пойми меня правильно, чтобы овладеть всеми навыками, которыми обладаю я, Традктраш, Бадгрдах и Драдбрдат, тебе понадобится не один десяток лет. Но мы научили тебя учиться. А это главное. Теперь ты сможешь пополнять свои знания и умения по мере необходимости.
– Я понял. – В душе Кирсьена жажда выйти на поверхность и навести в Сасандре долгожданный порядок боролась с сожалением о трудном, но интересном времени обучения в подземном городе. – Я исполню свой долг и постараюсь оправдать ваше доверие.
– Не нужно говорить о нашем доверии, – покачал головой кобольд. – Просто исполни свой долг…
На следующий день он шагал с лампой в руке следом за Градхташем и Рдадрдахом, к выходу. По случаю выхода из пещер ему постарались подобрать одежду, больше похожую на человеческую, чем повседневный наряд кобольдов, к которому тьялец уже привык. Плечи человека отягощала сумка с запасом пищи и плотно скатанный плащ-полог, на поясе висел нож и два кошелька – один с кремнем, огнивом и трутом, а второй с десятком золотых и серебряных монет старой чеканки. Кобольды всю дорогу сохраняли торжественное и немного грустное молчание, но Кир не мог сдержать улыбки. Скоро, очень скоро он увидит солнце, небо, облака, шевелящуюся под легким ветерком листву.
Покорная мысленному приказу Рдадрдаха, скала разошлась, открыв выход из тоннеля.
Снаружи царили сумерки. Ничего удивительного. Белым днем ни один «подземник» не рискнет высунуться, ведь яркий свет ослепит их, и хорошо, если не навсегда.
Кир втянул воздух полной грудью. Ароматы весеннего леса, сырой земли и хвои, пьянили ничуть не хуже вина. Там, впереди, за еловым бором начиналась долина Гралианы. По реке можно выйти в Арун и дальше, к самому Великому Озеру, откуда открывается прямой путь на Аксамалу.
Прощание не стали обременять долгими разговорами. Кобольды подняли сжатые в кулаки правые руки по обычаю подгорного народа, а человек отвесил изящный, насколько позволяла негнущаяся нога, поклон, согласно правилам вежливости имперского дворянства. Скала медленно сомкнулась, и он остался один на один с бескрайней природой.
Ночь он провел без сна, но не потому что опасался нападения, а желая подольше наслаждаться запахами и звуками дремучего ельника. Развел маленький костер и сидел, привалившись спиной к стволу ели, не заботясь о том, что пачкает одежду смолой, ворошил угли палкой, любовался порхающими, словно мотыльки, языками пламени. В небе плыли две луны. Большая – в первой четверти, а Малая только пошла на убыль, подарив черному небу тонкий ломтик желтого сияния. Блестели звезды, такие яркие и большие в предгорьях.
Ближе к утру на краю поляны появился дикий кот, привлеченный светом костра. Огромный хищник – больше двух локтей в холке – считал себя полноправным хозяином в здешних местах и не привык встречать соперников. Кир с улыбкой посмотрел в медово-желтые глаза зверя. Кот фыркнул и улегся, вытянув передние лапы и слегка похлестывая хвостом по палевым бокам. Так они сидели друг напротив друга. Зверь и человек. Сильные и мудрые. Знающие цену жизни и смерти. На самом деле Кир не был так уверен в своих силах. Учеба учебой, а как оно выйдет на самом деле?
С рассветом котяра потянулся и ушел в чащу, оглянувшись через плечо на прощание.
Молодой человек притоптал тлеющие угли и весело зашагал вниз по склону к реке. Вернее, захромал, но все равно весело. Все доставляло радость и удовольствие – режущая плечо лямка и скользящая под подошвой хвоя, тяжесть тесака на поясе и утренняя сырость.
В пойме Гралианы ельник сменился бучиной, одетой в молодую листву. Кир с трудом продирался через заросли бузины, то и дело вытирая пот со лба.
Звонко пели птицы, жужжали пчелы над гроздьями белых цветов, источающих сладковатый аромат.
Тьяльцу до зуда в пятках, как в детстве, захотелось использовать хоть малую часть новоприобретенных навыков. Он закрыл глаза и окружил себя коконом пустоты. Исчезли запахи и звуки. Нет, не все… Издали доносилось насмешливое щебетание дрозда-рябинника. Кир медленно вытянул вперед руку раскрытой ладонью вверх и затаил дыхание. Мгновение, другое, третье ничего не происходило, а после по пальцам скользнул легкий ветерок. Еще миг, и острые коготки вцепились около ногтя. Молодой человек осторожно открыл глаза. Серовато-стальная пичуга с черными пестринами на голове сидела у него на пальце и внимательно рассматривала человека черным глазом-бусинкой. Ржаво-рыжие грудь и шея, усыпанные продолговатыми темными пятнами, и белое брюшко места для сомнений не оставляли: дрозд. Скорее всего, тот самый рябинник, нагло выкрикивавший песенку из бузинных кустов.
Хорошая примета. Добрая.
Дрозды приносят весну и радость. Они – певцы обновляющейся после зимы природы.
Правда, в долине Дорены, где прошло детство Кира, чаще встречаются певчие дрозды. Эти птички мельче рябинников и поют гораздо виртуознее. Многие слышат в их песне призывное: «Приди, приди! Скорее, приходи, скорее… Поскорей, поскорей… Приди! Приходи же…» Отсюда и решил народ, что зовут дрозды весну и тепло, цвет на деревья, урожай на поля, приплод в стада… Конечно, рябинник проигрывает сородичу в мастерстве пения, но все ж таки не чужой ему. Значит, его дружба – добрый знак.
– Спасибо, птичка… – прошептал Кир. – Спасибо, братец!
Звуки его голоса спугнули дрозда. Он настороженно пискнул, повернул голову и вспорхнул, мелькнув на прощание черно-бурым крылом.
Чародей помахал пичуге – лети, мол, маленький друг, – а сам спустился к реке.
Идти вдоль берега – глупо, да и бессмысленно – не меньше полгода пройдет, пока до озера дохромаешь. Значит…
Значит, нужна лодка или плот. Жаль, инструментов никаких под рукой нет… Кир усмехнулся. Даже целый ящик плотничьего снаряжения не сделают его мастером. Когда любимое столярное изделие – древко копья да топорище боевой секиры, лучше не пытаться вытесать что-то полезное самостоятельно. Но ведь…
Но ведь не зря же он постигал чародейскую науку в подземном городе?!
Во-он тот пласт зеленого дерна, венчающий охристый обрыв, кажется, вполне подходит…
Мутноватая после весеннего паводка вода Дорены вздулась пузырем, из которого длинным пальцем вырос обоюдоострый клинок. Дрогнул, примеряясь, а потом взрезал рыжую глину полукругом, обрушивая в стремнину кусок берега размером пять на пять шагов. Еще в полете широкий язык огня лизнул будущий корабль снизу, обжигая и скрепляя частицы глины, а воздух, собравшись в тугой комок, позволил отрезанной «краюхе» коснуться речной глади без шума и брызг, да так и остался между обожженной глиной и водой, придавая плавучести. Корни трав, покрывающие кусок берега, удлинились, расползлись множеством отростков, пронизывая пласт сверху донизу. Это чтобы был крепче, не развалился ненароком, наткнувшись на топляк или подводный камень. В то же время стебли недавно проклюнувшегося от зимней спячки белоголовца ринулись вверх, образуя мягкий ковер, пригодный для безмятежного сна…
А ведь получилось!
Сейчас испытаем творение чародейского искусства…
Легкая волна подогнала плавучий остров к берегу.
Кир осторожно ступил на траву. Да, покачивает, но в целом – очень удобно. Молодой человек уселся, поджав под себя ноги, и позволил реке вынести островок на стремнину.
Путешествие началось.