Подставных игроков губит жадность Гарднер Эрл

– Длинный ряд?

– Кажется, перед автомобилем мисс Дешлер было две и позади – машина Холгейта.

– Итак, получается всего четыре?

– Верно.

– Хорошо, что дальше?

– Ну, они приближались к перекрестку.

– К какому перекрестку?

– Седьмой и Главной в Колинде.

– Где находился ты?

– Шел по западной стороне Главной улицы.

– Далеко от перекрестка?

– Футах в семидесяти пяти – ста.

– Так что произошло?

– По-моему, Холгейт пытался обогнать передние машины. Когда увидел, что не получается, решил вернуться в прежний ряд, но превысил скорость.

– А почему не получилось?

– Ну, предполагаю, что он выехал в левый ряд, надеясь успеть, пока горит зеленый, и…

– И увидел, что не успевает?

– Вероятно. Но не могу с точностью сказать, что у него было в голове. Могу лишь судить по маневрам машины.

– Выходит, причина в том, что стал переключаться светофор?

– Возможно.

– Тогда получается, что он следил за светофором?

– Трудно сказать.

– Второй причиной могло быть только то, что впереди него в левом ряду оказались другие машины?

– Я не помню, чтобы в левом ряду были еще машины.

– И что случилось, когда переключился светофор?

– Приближавшаяся к перекрестку машина могла проскочить на желтый, но водитель внезапно остановился. Поэтому задняя тоже очень резко тормознула, почти врезавшись в переднюю. Мисс Дешлер ехала в легком спортивном автомобиле. Она тоже остановилась, а Холгейт, видно, до последнего момента ничего не замечал. Он нажал на тормоз, когда был от нее всего в трех футах, но это лишь чуть сбавило скорость. Он стукнул автомобиль мисс Дешлер довольно крепко. Я видел, как у мисс Дешлер дернулась голова.

Полицейский посмотрел на Вивиан.

Окинув меня с ног до головы долгим внимательным взглядом, она спокойно произнесла:

– Он лжет.

– Какие основания так утверждать? – спросил полицейский.

– Все произошло совершенно иначе.

– Как?

– К перекрестку приближалось два ряда машин, – начала она. – Я ехала в левом ряду. Мистер Холгейт ехал в правом. В правом ряду было четыре или пять машин, а в левом впереди меня только одна. Мистер Холгейт попытался перестроиться, чтобы попасть в левый ряд и обогнать машины в правом ряду. Ехал он довольно быстро. Вырулил влево, вплотную ко мне. Светофор переключился, и мистер Холгейт ударил мою машину.

– Сколько машин было перед вашей, когда вы подъехали к перекрестку? – спросил полицейский.

– Ни одной, – ответила она. – В левом ряду была я одна. Справа ехало пять или шесть машин. Именно поэтому мистер Холгейт торопился обойти правый ряд. Он, должно быть, прибавлял и прибавлял скорость, пока не стукнул меня. Я видела в зеркало заднего обзора, как он меня нагонял.

– Значит, так, Лэм, – заключил полицейский. – Ты не видел происшествия. Тогда почему утверждаешь, что видел?

Тут вмешалась Дорис Эшли.

– Я скажу почему, – заявила она. – Это Дадли Бедфорд заставил его сделать заявление.

– Что значит заставил?

– Они убьют меня, если я расскажу.

– Никто вас не убьет, вы ведь рассказываете нам, – заверил полицейский. – Так что же произошло?

Она снова заговорила:

– Дональд Лэм – прелесть что за человек! Он сидел в Сан-Квентине. Вышел на волю и искал честной работы. А Дадли Бедфорд по каким-то соображениям заставил его дать свидетельские показания под присягой, будто он видел то происшествие.

Полицейский пристально взглянул на нее.

– Теперь я вам скажу кое-что, – произнес он с нажимом. – Дональд Лэм – частный детектив. Совладелец агентства «Кул и Лэм». Он всех вас дурачит. В Сан-Квентине он никогда не сидел… пока что. Пытается играть на вашем сострадании, мисс Эшли. А что касается вас, мисс Дешлер, не знаю, но…

Тут открылась дверь и в комнату вошел Фрэнк Селлерс.

– Привет, Фрэнк! – сказал я.

– Привет, Кроха! – ответил Селлерс. – Чем ты, черт возьми, занимаешься на этот раз?

– Стараюсь заработать на жизнь, – скромно промолвил я.

– Мог бы обойтись без убийства, – ехидно заметил он. Повернувшись к полицейскому, спросил: – Что здесь происходит?

– Только что поймали его на лжи, сержант, – ответил тот.

– Пустяки! – отмахнулся Селлерс. – Можно поймать его хоть дюжину раз, но все равно этот стервец выскользнет сухим из воды. А станешь зевать – свалит все на тебя.

– Всякий раз, как я сваливал что-то на тебя, – прервал я его, – у тебя на руках оказывалось именно то, что ты искал.

– Не будем вдаваться в подробности, – на этот раз оборвал меня Селлерс и кивнул в сторону полицейского. – Девицы здесь больше не нужны. Давай-ка минутку поговорим, введешь меня в курс. Потом вернемся и допросим этого малого.

Меня оставили одного.

Прошло добрых двадцать минут, прежде чем вернулся один Селлерс. Жуя слюнявый окурок погасшей сигары, он задумчиво поглядел на меня.

– Ты действительно творишь ужасные вещи, Лэм! – произнес он наконец.

– Ужасные вещи творят со мной, – парировал я.

– Ты видел то дорожное происшествие?

– Нет.

– Тогда почему говорил, что видел?

– Потому что тот малый, Бедфорд, заставлял меня дать показания.

– Как он тебя заставлял?

– Ну, во-первых, отдубасил.

– А во-вторых?

– Ну, он почему-то считал, что я побывал в Сан-Квентине, а я не стал его разубеждать.

– Почему?

– Хотел посмотреть, какой у него интерес в этом деле.

– Ладно, там есть еще один малый, которого зовут Крис Мэкстон. Партнер Картера Холгейта. Ты и ему заявил, что видел происшествие, и получил за это двести пятьдесят долларов.

– Верно.

– Зачем тебе это было нужно?

– Хотел узнать, почему за свидетельские показания дают двести пятьдесят зеленых и кто платит.

Селлерс сочувственно покачал головой:

– Удивляюсь тебе, Дональд. Ты – такой ушлый малый – вдруг берешь двести пятьдесят зеленых? Это же тянет на статью о мошенничестве.

– Но не тянет на статью об убийстве?

– Нет, не тянет, – согласился Селлерс. – Но есть и другие вещи.

– Какие, например?

– Например, незаконное вторжение в кабинет Холгейта, побег из окна к автомобилю, в багажник которого уже был втиснут труп Холгейта, и, наконец, дать деру.

– Кто это говорит?

– Твои пальчики.

– О чем ты?

– Об отпечатках пальцев, которые ты оставил в офисе Холгейта, – пояснил Селлерс. – Эта Лоррен Роббинс послужила тебе идеальным прикрытием. Она показала, что вы поехали туда вместе и там впервые увидели, что случилось. Но твои пальчики говорят, что ты ей лгал.

– Так, значит, мои пальчики?

Селлерс, ухмыляясь, продолжил:

– Это был хитрый трюк, Дональд. Заявиться второй раз, сделав вид, что видишь все впервые. Ты изо всех сил старался помочь Лоррен, наследив повсюду своими пальчиками, чтобы среди них затерялись твои пальцевые отпечатки, оставленные в первый раз. Но ты упустил из виду одну вещь.

– Какую?

– Дамскую туфельку.

– И что с ней?

– Когда макет из папье-маше свалился со стола, он упал на туфельку. Край макета, из-под которого она торчала, оставил на коже отметину.

– Не видел ничего такого, – возразил я.

– И, – объяснял дальше Селлерс, – ты приподнял макет и достал туфельку, чтобы полюбоваться ею.

Я помотал головою.

– И, доставая туфельку, – усмехнулся Селлерс, – ты оставил на нижней стороне макета отпечаток среднего пальца, испачканного пудрой из сломанной пудреницы.

Я не произнес ни слова.

– Ну? – спросил Селлерс.

– Ты сам садишься в лужу, сержант. Я мог оставить отпечаток пальца внизу макета, когда угодно.

– Нет, не мог, – злорадно заметил он. – Когда из-под макета достали туфлю, макет плотно лег на пол, и палец туда было уже не подсунуть. Макет можно было бы приподнять, только сунув под него отвертку, стамеску или что-нибудь вроде этого. Та штуковина весит свыше ста фунтов. Нам всем было не поднять. Тебе одному – тем более.

– Понял, – сказал я. – Выходит, черт возьми, я кругом виноват? Так?

– Пока не знаем. Расследуем.

– Хреновый из тебя следователь! – в сердцах брякнул я. – Находишь отпечаток моего пальца с обратной стороны макета, весящего сотню фунтов, и сразу делаешь вывод, что я ворвался в кабинет Холгейта, оглушил его, перетащил через окно, волоком протащил по газону, сунул в багажник машины и потом еще за чем-то вернулся. За чем, еще за одним трупом?

– Может, за подписанными тобой показаниями? После того как узнал, что они ни к черту не годятся, – предположил Селлерс.

– Уж если я не смог поднять край макета, тогда как бы я поднял на руки двухсотдвадцатипятифунтовую тушу Холгейта, выпрыгнул из окна, притащил его к машине и засунул в багажник?

– Пока не знаем, – упрямо повторил Селлерс. – Но намерены выяснить.

– Не мешало бы выяснить, – заметил я. – Если я смог вытащить через окно мужчину весом в двести двадцать пять – двести пятьдесят фунтов и сунуть его в багажник, то выходит, что мог и приподнять край макета, который весит всего какую-то сотню фунтов.

– Знаешь сам, у тебя мог быть сообщник, – парировал Селлерс. – Тогда на тебя пришлась бы только половина ноши.

– Прекрасненько, – сказал я. – И кто же мой сообщник?

– Ищем, – задумчиво жуя сигару, серьезно ответил Селлерс.

– Ладно, тогда каково мое положение? Задержан по обвинению в убийстве?

– Пока нет.

– Я арестован?

– Пока нет.

– Тогда что же?

– Приглашен для допроса.

Я несогласно затряс головой:

– Так не пойдет. Или предъявляйте обвинение, или отпускайте.

– Имеем право допросить.

– Ты уже допросил. Мне нужно позвонить.

– Валяй, звони! – разрешил он.

Я подошел к телефону, соединился со своим агентством и попросил телефонистку срочно дать мне Берту.

Услышав голос Берты: «Ну, что у тебя на этот раз?», я выпалил:

– Меня допрашивают в связи с убийством Картера Холгейта. Я – в аэропорту. Тело Холгейта нашли в багажнике нашего автомобиля. А у меня стоит дело. Я хочу, чтобы…

Тут меня прервал визг Берты:

– Тело Холгейта?

– Совершенно верно, – терпеливо повторил я, – его труп. Труп обнаружили в багажнике автомобиля нашего агентства.

– Автомобиля агентства! – взвыла она.

– Совершенно верно, – подтвердил я. – Теперь так. Здесь Селлерс. Он меня допрашивает, а мне надо работать. Я рассказал ему все, что знаю. Требую, чтобы он либо предъявил мне обвинение, либо отпустил. В данный момент он не желает ни того, ни другого. Я прошу тебя найти самого лучшего адвоката и возбудить дело о нарушении закона о неприкосновенности личности.

– Дай-ка я поговорю с Фрэнком Селлерсом, – велела Берта.

Я протянул трубку Селлерсу:

– Фрэнк, она хочет с тобой поговорить.

– Скажи ей, что нет необходимости, – ухмыльнулся Селлерс. – Мне жалко моих барабанных перепонок. Скажи, что отпускаем.

– Селлерс говорит, что нет необходимости, – повторил я в трубку. – Говорит, что отпускает меня.

– И что это значит?

– Это значит, что я еду в агентство, – ответил я.

– Дональд, ты не поедешь на своей машине, – предупредил Селлерс. – Она изымается как вещественное доказательство для обследования пятен крови и прочего.

Я сообщил по телефону Берте:

– Селлерс изымает машину. Беру такси.

– Такси, черт возьми! Найми лимузин, будь он проклят! Сэкономишь четыре доллара.

– Речь идет об убийстве, – возразил я. – На счету каждая минута.

– Плевать мне на минуты! – отрезала Берта. – Доллары тоже любят счет.

– И еще одно, – добавил я. – Вызови в агентство нашего клиента. Он будет нужен.

– Пускай добавит стул для меня, – вмешался Селлерс.

– Это еще зачем?

– Добавьте стул. Я буду при тебе. Если уж вы собираетесь нанять адвоката-ловкача и возбудить дело по закону «Хабеас корпус», то и мы не допустим, чтобы нас водили за нос. Мы не предъявим тебе обвинения в убийстве, пока не докопаемся до сути дела. Но я, Дональд, намерен быть неразлучен с тобой, словно брат.

– Скажи это Берте, – предложил я.

– Сам скажи, – ответил он.

Я сказал:

– Селлерс собирается приехать со мной. Они пока не готовы предъявить мне обвинение в убийстве, но Селлерс не собирается отпускать меня от себя. По крайней мере, он так говорит.

– А нельзя ли его унять? – спросила Берта.

– Полагаю, не получится, – вздохнул я. – Это же полицейские. Либо приставят ко мне кого-нибудь, либо арестуют по подозрению в убийстве. На этом основании вполне могут продержать какое-то время.

Берта раздумывала минуту-другую, а затем изрекла:

– Если этот сукин сын собирается ехать с тобой, пускай оплатит свою половину за такси.

– Мы сделаем лучше, – ответил я. – У него, по-моему, есть полицейская машина. Так что приглашай клиента. У меня к нему разговор.

– И я послушаю, – ухмыльнулся Селлерс. – Все к лучшему.

– Когда вас ждать? – спросила Берта.

– Выезжаем, готовься! – сказал я, вешая трубку.

Селлерс все еще ухмылялся:

– Я говорил, что именно так и будет.

– Что будет?

– Что ты будешь грозить законом «Хабеас корпус», – растолковал мне Селлерс, – выкручивать нам руки, дабы мы немного отпустили поводок, и в конечном счете выведешь нас на всех, кого мы ищем.