Содержанка никуда не денется Гарднер Эрл

Предисловие

Что мы намерены делать с преступниками?

Мы должны наказывать нарушающих закон людей так, чтобы наказание послужило предотвращению преступлений. Но что происходит с этими людьми после того, как они отбыли наказание?

Что мы намерены делать с нашими тюрьмами? Собираемся ли мы оставить их фабриками преступлений, выпускающими преступников, или намерены переделать таким образом, чтобы они превращали нарушителей закона в общественно полезных граждан?

От ответов на эти вопросы зависит гораздо больше, чем мы думаем.

Поведение нарушителя закона после выхода из заключения на свободу во многом определяется тем, как обращалось с ним общество, пока он пребывал в заключении.

Если обществу хочется использовать заключение в качестве способа «свести счеты» с преступником, преступник, освободившись, скорее всего, пожелает расквитаться с обществом.

Легких ответов не существует, однако под руководством Джеймса В. Беннетта, директора Управления тюрем, федеральные тюрьмы добиваются колоссальных успехов.

В течение нескольких последних лет я поддерживаю контакты с Престоном Дж. Смитом, начальником федеральной тюрьмы на острове Терминал-Айленд в Сан-Педро, штат Калифорния. Время от времени мы с ним беседуем о некоторых проблемах пенологии, и он с таким жаром изложил свою позицию в недавно присланном мне письме, что я попросил разрешения процитировать здесь следующие абзацы.

«Я полностью сознаю, что основная наша ответственность перед обществом и перед людьми, вверенными нашему попечению, состоит в обеспечении их надежного содержания в течение предписанного судом периода времени. Но гораздо более серьезная ответственность, на мой взгляд, заключается в том, чтобы помочь этим людям извлечь для себя хоть какую-то пользу за время тюремного заключения, получив в результате шанс стать после освобождения законопослушными и уважаемыми членами свободного общества».

«Мы не претендуем на исправление преступников. Лучшее, что мы можем надеяться сделать, – создать нашим заключенным необходимые условия, подтолкнуть их к самостоятельному исправлению и руководить ими на этом пути. Насколько они сумеют воспользоваться предоставленными возможностями – вопрос сугубо личный. Каждый мужчина и каждая женщина самостоятельно выбирают путь. Нам остается лишь суеверно скрестить пальцы и уповать на самое лучшее».

«Вам, конечно, известно, что я имею в виду, говоря о „необходимых условиях“. Мы, во-первых, пытаемся приучить их к главному – следить и ухаживать за собой, грамотно и культурно выражаться, внушаем, как важно держать в порядке камеры и рабочие места, какое удовлетворение приносит честный труд и т.д. Потом переходим к профессиональному и общему обучению, религиозным наставлениям, индивидуальным и коллективным собеседованиям, специальным занятиям, например в группах „АА“[1], Дейла Карнеги[2] и пр. Таковы некоторые возможности, которыми располагают наши „клиенты“. Какую выгоду они из них извлекают, зависит, как уже было сказано, от их собственного решения. К счастью, процент тех, кто провел время с пользой и вышел из тюрем гораздо лучше подготовленным к роли уважаемых членов общества, обнадеживает».

«Мне весьма посчастливилось на протяжении многих лет своей тюремной карьеры тесно общаться с мистером Беннеттом, Вашим хорошим другом и нашим талантливым директором. Выдающиеся способности мистера Беннетта как руководителя, его неуклонное стремление совершенствовать этот злосчастный сегмент нашего общества стали подлинным источником вдохновения для всех нас – тех, кому выпала честь его знать и работать в его команде. Мы с немалой тревогой ожидаем того дня, когда он предпочтет воспользоваться правом на вполне заслуженный отдых. С его уходом образуется брешь, которую будет практически невозможно заполнить».

Я, пожалуй, давно не встречал столь верного описания ситуации, какое дано в вышеприведенных цитатах. Заключенные тоже люди. Нельзя попросту изолировать их от общества и считать, что они вновь начнут жить лишь после выхода на свободу. Человеческое существо невозможно выключить или включить наподобие электрической лампочки или водопроводного крана.

Мысль о мести с помощью карательных мер – худшее, что способно прийти на ум обществу. Возможно, определенным личностям это ненадолго приносит садистское удовлетворение. Надо помнить, однако, что огромная масса заключенных действительно хочет встать после освобождения на прямую дорогу. И, как ни странно, весьма немногие из них сознают, что конкретно заставило их впервые нарушить закон.

Обычному заключенному хочется стать преступником не больше, чем выпивающему – алкоголиком.

Обществу самое время признать этот факт и принять по сему поводу какие-то меры.

Попытки помочь заключенным самостоятельно реабилитироваться и предоставить им соответствующие возможности совершенно не означают, будто мы нянчимся с преступниками. Это мера, позволяющая защитить общество.

Поэтому я посвящаю книгу своему другу Престону Дж. Смиту, начальнику федеральной тюрьмы на Терминал-Айленде, штат Калифорния.

Эрл Стэнли Гарднер

Глава 1

Надпись, выведенная краской на матовом стекле коридорной двери, гласила: «Кул и Лэм». Пониже красовались имена: «Б. Кул – Дональд Лэм», и единственное слово: «Вход».

В этой надписи не содержалось никакого намека на то, что Б. Кул – женщина, сто шестьдесят пять фунтов подозрительности с алчными глазками. Формами и несгибаемостью Берта Кул напоминала моток колючей проволоки, предназначенный для отгрузки с фабрики за счет поставщика.

Я толчком распахнул дверь, кивнул секретарше в приемной, прошагал к двери с табличкой «Дональд Лэм – личный кабинет» и отворил ее.

Элси Бранд, моя секретарша, трудившаяся над альбомом с вырезками, подняла глаза.

– Доброе утро, Дональд.

Я бросил через ее плечо взгляд на заметки, которые она наклеивала в альбом. Это был пятый том нераскрытых дел, способных когда-нибудь дать нам шанс получить прибыль. Шансы для большей части этих дел составляли один к десяти тысячам, но, по моему неизменному убеждению, любому хорошему детективному агентству следует знать, что за варево кипит в котле преступного мира.

Элси была в платье с квадратным вырезом спереди, и, когда наклонилась, приклеивая вырезку, я поймал себя на том, что глаза мои скользят вниз по линии ее шеи.

Она почувствовала мой взгляд, посмотрела снизу вверх, нервно рассмеялась, переменила позу и вымолвила:

– Вы опять за свое!

Я покосился на вырезку, вклеенную в альбом, – история о наглом, хладнокровном грабеже из бронированного автомобиля сотни тысяч баксов. Провернули его до того ловко, что никто не знал, как его провернули, где его провернули и когда его провернули. Полиция думала, будто его могли провернуть в кафе быстрого обслуживания[3] под названием «Полный обеденный судок».

Умненький четырнадцатилетний паренек увидал припарковавшийся у придорожного ресторанчика бронированный автомобиль и заметил, что за ним почти сразу же остановился седан. Рыжеволосый мужчина лет двадцати пяти стал прилаживать под левым передним колесом седана домкрат. Странность заключалась в том, что свидетель поклялся, будто шина на левом переднем колесе не была спущена, хотя мужчина последовательно совершал все необходимые для замены покрышки операции.

Деньги лежали в заднем отделении броневика. Чтобы открыть его, требовались два ключа. Один находился в руках у водителя, другой – в кармане вооруженного охранника. Взломать замок невозможно.

В броневиках всегда ездят двое мужчин – шофер и охранник. Они останавливались в этом месте выпить кофе, но тщательно следовали обычному распорядку – один оставался в автомобиле, пока другой шел покупать кофе и арахис. После чего возвращался, сидел в свой черед в машине, а первый выходил. Формально перерывчик на кофе был нарушением правил, но покуда один человек оставался в машине, компания по привычке поглядывала на подобный проступок сквозь пальцы.

Элси Бранд подняла на меня глаза и сообщила:

– Сержант Селлерс заперся с Бертой Кул.

– По общественному, сексуальному или деловому вопросу? – уточнил я.

– По-моему, по деловому, – предположила она. – Я кое-что услыхала по радио, когда ехала сюда утром. Селлерс с напарником работают над одним делом, и прошел слух о пропаже пятидесяти тысяч долларов из найденных денег.

– По этому делу? – спросил я, кивая на вырезки, только что вклеенные ею в альбом.

– Не знаю, – ответила она. А потом добавила: – Берта, как вам известно, не откровенничает со мной.

Элси слегка изменила позу. Вырез платья чуть-чуть приоткрылся, и она попросила:

– Дональд, прекратите.

– Что прекратить?

– Это не предназначено для разглядывания под таким углом.

– А тут и нет никаких углов, – возразил я, – одни округлости. Если это не предназначено для разглядывания, к чему вся красота?

Она подняла руку, прикрыла вырез и посоветовала:

– Сосредоточьтесь на деле. У меня есть идея, что сержант Селлерс…

Ее перебил звонок телефона.

Она взяла трубку, проговорила:

– Секретарь Дональда Лэма, – и оглянулась на меня, вопросительно приподняв брови.

Я кивнул.

– Да, миссис Кул, – продолжала она. – Он только что вошел. Я ему передам.

Я услыхал отдававший в трубке хрипотой и металлом голос Берты:

– Дай его. Я сама передам.

Элси Бранд подтолкнула ко мне телефон.

– Привет, Берта, – поздоровался я. – Что новенького?

– Зайди сюда! – рявкнула Берта.

– В чем дело?

– Сам черт ногу сломит, – объявила она и бросила трубку.

Я пододвинул телефонный аппарат назад к Элси и заметил:

– Должно быть, сегодня утром яичница встала ей поперек горла, – после чего вышел из кабинета, пересек приемную и вошел в дверь с надписью: «Б. Кул – личный кабинет».

Большая Берта восседала за столом в своем скрипучем вертящемся кресле, посверкивая как глазками, так и бриллиантами.

Сержант полиции Фрэнк Селлерс, ворочая в зубах незажженную сигару, словно нервный пес, грызущий резиновый мячик, сидел в кресле для клиентов, выпятив вперед челюсть, как будто ожидал удара или готовился нанести его сам.

– Всем доброе утро, – радушно приветствовал я присутствующих.

Берта сказала в ответ:

– Нет, вы только подумайте, черт побери, – «доброе утро»! Какого дьявола ты затеваешь?

Фрэнк Селлерс двумя пальцами правой руки выдернул из зубов сигару и изрек:

– Слушай, малыш, если ты намереваешься одного из нас обойти хитрым маневром, я – помоги мне господь – расколочу тебя на кусочки, пока не сойдешь за китайскую головоломку. И обещаю, что после этого никому никогда в жизни не удастся сложить тебя снова.

– Ну и что дальше? – спросил я.

– Хейзл Даунер, – провозгласил Селлерс.

Я обождал продолжения, но его не последовало.

– Не изображай из себя святую невинность, – посоветовал Селлерс, перекладывая раскисшую сигару в левую руку, а правой выуживая из бокового кармана квадратный листок бумаги, на котором женским почерком было написано «Кул и Лэм», адрес офиса и номер телефона.

На секундочку мне показалось, что от него исходит слабый запах пьянящих духов, но когда я поднес листок к носу, свежий дух отсыревшего табака от пальцев сержанта Селлерса перебил аромат парфюмерии.

– Ну? – буркнул Селлерс.

– Что «ну»? – переспросил я.

– Одному можете рискнуть поверить, Фрэнк, – сказала Берта. – Если она молода, привлекательна, отличается пышными формами и когда-либо связывалась с нашим агентством, то могла контактировать только с Дональдом.

Селлерс кивнул, потянулся за листком бумаги, положил его обратно в карман, снова сунул в рот сырую сигару, пожевал ее минуту, зловеще насупился на меня и подтвердил:

– Она молода и отличается пышными формами. Хейзл Даунер, малыш. И ты мне о ней расскажешь.

Я отрицательно покачал головой.

– Хочешь сказать, будто с ней не встречался? – усомнился он.

– Не слыхал о такой никогда в жизни, – заявил я.

– Ладно. Теперь смотри, – продолжал Селлерс. – Я собираюсь сообщить тебе кое-что, что уже сообщил Берте. Конфиденциально. Если я прочитаю про это в газете, буду знать, как оно туда попало. Вчера пришло известие, что из бронированного автомобиля исчезла добрая сотня тысяч долларов, чистая сотня кусков, все тысячедолларовыми банкнотами.

Мы получили наводку от юного скаута-орла[4]. Не расположен тебе докладывать, как мы ее получили или как планируем по ней действовать, только указывает она на никчемного лоботряса, рыжеголового сукина сына по имени Герберт Баксли, и, к твоему сведению, я готов, черт меня побери, придушить его собственными руками, что и сделаю, если выпадет шанс совершить это безнаказанно.

– Так что с этим Баксли? – спросил я.

– Мы его взяли, – доложил Селлерс. – Он таскался по всяким местам, делал всякие вещи, а мы сидели у него на хвосте. Имелось у нас его вполне приличное описание, только уверенности все же недоставало. Мы с напарником приготовились его накрыть, но хотели, чтоб он нас немножечко поводил до захвата.

Этот парень закусывал в «Полном судке». В открытой забегаловке, где обретаются самые пышненькие милашечки в городе. В жаркую погоду они разгуливают в шортах, не оставляя ни малейшей работы воображению. А в прохладную облачаются в слаксы и свитеры, которые их обтягивают, точно кожура на сосиске, но воображению определенный простор остается.

Они ведут бурную деятельность… просто до чертиков бурную. Мы намечаем на днях наведаться в заведение по подозрению в нарушении нравов и, возможно, прикроем лавочку. Только суть в том, что небольшое число постоянных клиентов заскакивают туда хлебнуть кофе. Именно там в течение последнего месяца останавливался почти каждый день тот бронированный грузовичок, пока двое водителей по очереди пили кофе, жевали арахис да глазели по сторонам. Обслуживают их как в автомобилях, так и за стойкой.

У нас есть основания полагать, что именно там кто-то добрался до задней дверцы броневика с дубликатами ключей и сгреб сотню кусков.

Так или иначе, пока мы висели на хвосте у этого типа Баксли, он завернул в забегаловку и заказал гамбургеры на вынос. Заказал два: один – со всякой всячиной, а другой – со всякой всячиной, кроме лука. Их ему выдали в бумажном пакете. После чего он направился к своей машине и стал тщетно ждать встречи с дамой.

Она не явилась. Он несколько раз зыркал на часы и был просто в бешенстве. Через какое-то время сжевал оба гамбургера – оба, слышишь? – и с луком, и без лука. Потом швырнул в мусорный ящик бумажный пакет и салфетку, вытер руки, сел в автомобиль и рванул вниз по улице. Несомненно, какая-то дама должна была к нему подвалить, и они с большим успехом расправились бы с двумя этими гамбургерами. Дама лука не любит. А он любит. Он не стал бы заказывать один с луком, а другой без лука, если бы собирался самостоятельно смолоть оба. Таким образом, на наш взгляд, что-то, наверно, вселило в даму подозрения, и она натянула ему нос.

Как бы там ни было, мы продолжали тащиться за Баксли. Убравшись из забегаловки, он поехал на станцию обслуживания, где стоит телефонная будка. Поставил машину, зашел в будку. Мы прихватываем на такой случай пару чертовски хороших биноклей. Я нацелился на телефон и сумел разглядеть номер, который он набирал. Коламбин 6-9403.

Не хотелось мне проглядеть этот номер, и мы, должно быть, остановились чуть ближе, чем следовало. Парень только заговорил в трубку, как случайно взглянул через плечо и наткнулся прямехонько на наставленный на него бинокль. До сих пор не пойму, углядел он нас или нет, только я допустил совершенно естественный промах. Бинокль девятикратный, сильный как черт. Мы сидели в автомобиле, припаркованном за семьдесят пять футов, но когда он оглянулся и уставился мне прямо в глаза, через бинокль-то показалось, будто он торчит в восьми футах и неожиданно засекает меня. Я заорал напарнику: «Все, он накрыл нас! Давай за ним!»

И мы выкатились из машины. Ну, если он нас до того не заметил, то теперь уж, черт побери, наверняка разглядел. Бросил трубку, оставил ее болтаться, выскочил из будки, прыгнул в машину. Однако не успел запустить мотор, мы наставили на него пистолеты, он не осмелился шутки шутить и вылез с поднятыми руками.

Мы его обыскали, нашли пистолет, обнаружили также ключи от квартиры, адрес и все прочее, а когда обработали, он признался, что занимается мошенничеством.

Мой напарник поехал позади нас в служебном автомобиле. Я сел к Баксли, надел на него наручники и сам повел машину. Нам не хотелось медлить с доскональным обыском, так что, прежде чем доставлять его в камеру, остановились у его дома. Наткнулись на запертый чемоданчик. Вскрываю замок, а там лежат пятьдесят кусков, чистеньких пятьдесят тысяч баксов, точнехонько половина добычи. Я разнес чертову квартиру в пух и прах, но ничего больше не смог отыскать.

Ну, привозим мы парня и пятьдесят тысяч в управление, и что, по-твоему, заявил этот сукин сын, очутившись там?

– Что вы прибрали к рукам остальные пятьдесят тысяч, – подсказал я.

Селлерс пожевал сигару, потом вытащил ее изо рта, словно счел неприятной на вкус, и угрюмо кивнул.

– В точности так. Больше того, компания по страхованию от несчастных случаев «Колтер-Крейг», которая оформляет страховку на все, что фирма по транспортировке денег и ценных бумаг перевозит в бронированных автомобилях, вроде бы наполовину поверила этому сукину сыну. Чертовски умно с его стороны было обождать с заявлением до прибытия в управление, иначе его красота оказалась бы сильно подпорченной.

Ладно, тебе ясно, что это значит, и мне ясно, что это значит. Это значит, что у него есть партнер, который обстряпывал вместе с ним дело, и он разделил улов на две части. А после того, как мы обнаружили одну половину, решил спустить собак на нас.

О’кей, на это у нас есть ответ. Мы отправились искать партнера. Естественно, первый ключик, попавший нам в руки, – телефонный номер, Коламбин 6-9403.

Телефон частный. Установлен в квартире 7А в Лареми. Берлога высшего класса. Владеет квартирой 7А ловкая штучка по имени Хейзл Даунер. У Хейзл Даунер полным-полно того, сего, пятого и десятого. В тот момент, когда мы туда добрались, она упаковалась и приготовилась рвать когти. Мы стали выпытывать у нее подноготную, покуда она не успела чего-нибудь предпринять. Она заявила, будто Герберт Баксли к ней клеился, да она не такая, и что он ей позванивал время от времени, неким неведомым способом разузнав телефон, а она ему никогда своего номера не давала.

.

Ну, потом мы в конце концов получили ордер, обыскали ее жилье – я имею в виду, по-настоящему обыскали. Только все, что обнаружили, – вот эту вещь у нее в кошельке, этот самый клочок бумаги с нацарапанными фамилиями «Кул и Лэм».

Теперь вот как я помножил бы два на два. Хейзл Даунер участвовала в деле с Гербертом Баксли. Умудрилась заполучить ключи от бронированного автомобиля, изготовила дубликаты, а Баксли провернул работенку.

– Она служит в «Полном судке»? – спросил я.

– Нет, не служит, – ответил сержант Селлерс. – Если б служила, уже сидела бы в камере. Но когда-то работала в автомобильной забегаловке, какое-то время была секретаршей, а потом вдруг сильно разбогатела. Проживает последние несколько месяцев в этой шикарной квартире, нигде не работает. Мы не установили местонахождение того типа, который ее так содержит. Знаем только его имя – Стэндли Даунер. Хейзл представляется его женой. А я наверняка догадываюсь, что она просто подстилка. Изловчилась каким-то манером шепнуть словечко тому типу Даунеру, или еще кто-нибудь ему стукнул, он заполз в нору и замуровал за собой вход.

Ни черта мы не смогли вытянуть из этой Хейзл Даунер, за исключением подтверждения, что Баксли звонил ей из телефонной будки. Ну, и не можем за это ее задерживать, а если она по-настоящему разозлится, вполне способна поднять адский шум вокруг ордера на обыск. Я его сам выписал. Чертовски уверен был, что отыщем вторую половину украденного, припрятанную у нее в квартире, и самостоятельно сунул шею в петлю. Партнер Баксли – это либо она, либо Стэндли Даунер, но, похоже, теперь у нас будет дьявольски много времени на поиски доказательств.

А сейчас, малыш, я хочу тебе только сказать: след за девкой горячий, как раскаленная конфорка на печке. Если ты всего-навсего улучишь время, чтоб встретиться с ней, мы заберем у тебя лицензию и…

У Берты Кул затрещал телефон.

Берта проигнорировала пару звонков, но телефон сбил Селлерса с толку, и он оглянулся, ожидая, пока та ответит.

Берта подняла трубку, сказала:

– Алло, – потом нахмурилась и проворчала: – Он сейчас занят, Элси. Что, никак нельзя подождать?

Минуту послушала, поколебалась и согласилась:

– Ладно, передаю.

Берта повернулась ко мне:

– Элси докладывает, что-то важное.

Я взял трубку, и Элси Бранд заговорила очень тихим голосом, чтобы никто в комнате не услышал:

– Здесь миссис Хейзл Даунер, Дональд. Пришла вас повидать. Выглядит на миллион долларов и утверждает, что это важно и абсолютно конфиденциально.

– Пускай он подождет, – велел я, – пока…

– Это женщина, – поправила Элси.

– Я говорю, пусть он просто меня обождет. У нас важное совещание в кабинете Берты.

Я положил трубку. Алчные маленькие глазки Берты захлопали.

– Если клиент стоящий, Дональд, ни в коем случае нельзя рисковать его потерять, – указала она. – Сержант Селлерс желал только выяснить, не связывалась ли с нами Хейзл Даунер. Он сказал уже все, что хотел.

Сержант Селлерс вытащил изо рта сигару, огляделся вокруг и полюбопытствовал:

– Почему, черт возьми, вы не держите у себя в заведении плевательниц, Берта? – И бросил остатки раскисшей, изжеванной сигары в Бертину пепельницу.

– Мы не держим плевательниц, – объяснила Берта, – потому что у нас заведение высокого класса. Уберите отсюда эту чертову гадость. Она провоняет весь офис. Мне это не нравится… Ладно, Дональд, сержант Селлерс сказал тебе все, что хотел. Отправляйся и выполняй требование клиента.

Я обратился к Селлерсу:

– Значит, он заказал два сандвича, один с луком, другой без?

– Именно так.

– А потом оба съел?

– Все было так, как я изложил.

– Стало быть, подозрения у него возникли после того, как он заказал сандвичи, и до того, как ему их вручили.

– Никаких подозрений у него не возникло, – взорвался Селлерс. – Все дело в цыпочке, которая должна была с ним встретиться. Она его продинамила. Вот поэтому он и съел оба сандвича.

– Тогда почему бы ему ей не звякнуть из забегаловки? – спросил я. – Зачем уезжать оттуда, а потом останавливаться и звонить?

– Он хотел выяснить, почему она не явилась, – растолковал Селлерс. – Он не знал, что за ним хвост.

– Но заметил бинокль? – допытывался я.

– По-моему, да.

– И запаниковал?

– Это я так подумал, – сознался Селлерс, – и слишком быстро захлопнул ловушку. Может, он и не видел бинокля, да мне показалось, будто смотрит мне прямо в глаза.

– Возможно, вы что-то упустили, сержант, – предположил я. – Не думаю, чтобы он стал звонить у вас на виду, если…

– Слушай, – угрожающим тоном перебил меня сержант Селлерс, – больно уж ты догадливый, черт тебя подери. Я ни на крошечку не собираюсь тебя недооценивать. Сижу в этом деле по горло в дерьме, но в твоей помощи не нуждаюсь и не желаю, чтоб ты мешал. Просто держись в сторонке – ясно?

– Вам нет надобности так разговаривать с Дональдом, Фрэнк, – заметила Берта.

– Черта с два нет надобности, – огрызнулся Селлерс. – Будь я проклят, этот парень чересчур для меня умный. И сообразительный. Чертовски сообразительный. А по его личному мнению, даже еще сообразительней.

– Не стану передавать никому из своих знакомых вашу рекомендацию, – пообещал я. – А теперь прошу извинить, я занят. Мы вынуждены зарабатывать себе на жизнь и не можем просиживать стулья, выслушивая от людей угрозы.

Я покинул кабинет Берты Кул, поспешно промчался через приемную к своему офису и отворил дверь.

Элси Бранд, ткнув пальцем в сторону моего личного кабинета, шепнула:

– Там. – А потом добавила: – Ой-ой-ой! Это нечто сногсшибательное!

Я вручил Элси ключ.

– Что это? – спросила она.

– Ключ от мужской туалетной в холле, – объяснил я. – Отведи ее туда и запри дверь на задвижку.

– Что?

– То, что слышишь.

– Почему туда? Почему не в женский туалет? Почему не…

– Туда, – повторил я. – Давай. – Толкнул дверь и вошел в кабинет.

Хейзл Даунер сидела лицом к двери, положив ногу на ногу. Поза была тщательно выверенной и заученной. Напоказ выставлялось ровно столько обнаженных телес, сколько требовалось, а сверх того – вероятно, из опасения, вдруг я не обращу должного внимания, – добавлено еще чуточку прозрачного нейлона. Картина грандиозная.

– Добрый день, Хейзл, – сказал я. – Я Дональд Лэм, а вы попали в переплет. Это Элси Бранд, моя секретарша. Она проведет вас по коридору. Идите с ней и ждите. – Я повернулся к Элси. – Постучу в дверь условным сигналом.

– Пойдемте, Хейзл, – пригласила Элси.

– Куда? – с некоторой подозрительностью уточнила Хейзл.

– В туалетную, – пояснила Элси.

– Ну и дела! – констатировала Хейзл, поднялась с кресла, выпятила грудь и вместе с Элси вышла из кабинета, не оглядываясь, чтобы проверить, разглядываю ли я ее бедра.

Проверки не требовалось. Одета она была так, что не разглядывать не оставалось возможности.

Я уселся в свое собственное вертящееся кресло и принялся черкать на бумаге.

Прошло около полутора минут до того, как дверь распахнул сержант Селлерс. Из-за его плеча опасливо выглядывала Берта.

– Где тот мужчина? – спросил Селлерс.

– Какой мужчина?

– Клиент.

– А, – отмахнулся я, – не стоило беспокоиться. У парня пустяковая работенка по взысканию долга.

– Дональд, – всполошилась Берта, – ты не должен отказываться ни от каких пустяковых работенок. Я все время твержу тебе снова и снова, что подобные мелочи приносят деньги.

– Только не эта, – уперся я. – Счет всего на сто двадцать пять долларов, а он даже не знает, где проживает должник. Нам пришлось бы сперва провести розыски, а потом требовать долг.

– Ну, надо было хотя бы попробовать, – ныла Берта. – За такие дела можно браться на условии пятидесяти процентов комиссионных и…

– Он сказал, что предел для него – двадцать пять, так что я посоветовал ему идти своей дорогой.

Берта подавила вздох:

– Кто бы мог подумать, в каких скупердяев превратятся нынче все эти мерзавцы!

Селлерс оглядывал офис:

– Где твоя секретарша?

Я вздернул голову:

– В холле, наверно. А что? Она вам нужна?

– Нет, – буркнул Селлерс. – Просто спрашиваю.

Он выдернул изо рта размокшую сигару и раздавил ее в моей пепельнице. Я не стал ее оттуда вытряхивать, так как вонь отсыревшего табака несколько перебивала аромат духов, оставленный Хейзл Даунер. Нос Селлерса был полностью парализован сигарой, и сержант ничего не почувствовал, но, по-моему, когда он впервые открыл дверь, Берта подозрительно принюхалась.

– Хорошо, Фрэнк, – подытожила Берта Кул. – Вам известно, что мы не станем перебегать дорогу.

– Мне известно, что вы не станете, – подтвердил Селлерс, – только насчет малыша не уверен.

– Слушайте, сержант, – предложил я. – Если речь идет о пятидесяти тысячах, почему бы вам не посоветовать Хейзл Даунер прийти повидаться с нами, а потом посмотреть, что она скажет? Может быть, мы сумели бы вам помочь.

– Может, сумели бы, а может, нет, – заупрямился Селлерс. – Как только вы с ней свяжетесь, она станет вашей клиенткой и вы будете представлять ее интересы.

– Хорошо. А в чем состоят ее интересы? – спросил я.

– Смотаться с пятьюдесятью кусками.

Я покачал головой и заявил:

– Нет, раз они жареные. Мы можем помочь ей заключить сделку с полицией. Возможно, служба транспортировки в бронированных автомобилях выделит нам в награду пять тысяч. Тогда и вы выберетесь из заварухи, и она останется чистенькой.

– Когда мне понадобится ваша помощь, – сказал Селлерс, – я попрошу.

– Ладно, не кипятитесь, – порекомендовал я и спросил: – А что тот броневичок делал с сотней тысячедолларовых банкнотов?

– Деньги заказывал Национальный торгово-промышленный и морской банк. Они сообщили нам, что заказ сделал вкладчик, а дальше этого идти не пожелали. Мы думаем, дело касается каких-нибудь крупных букмекеров, только тут ничего не докажешь. Так или иначе, деньги были в машине, а теперь нету… У тебя есть идеи?

– Ни одной, которая вам приглянулась бы, – признался я. – Или вы уже просите помощи?

– Провались в преисподнюю, – пожелал Селлерс и вышел.

Берта подождала, пока дверь за ним закроется, после чего предупредила:

– Не надо так обращаться с сержантом Селлерсом, Дональд. Ты нарочно приводишь его в бешенство.

– Ну и что? – сказал я. – Мы тут треплемся попусту про пятьдесят тысяч наличными, а сержант Селлерс сел в лужу. Допустим, нам удастся решить его проблему – вернуть страховой компании пятьдесят тысяч – и отхватить себе кусок пирога.

Глазки Берты на миг жадно сверкнули, потом она с опасением покачала головой:

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что они нас за это распнут, вот почему.

– За что?