Содержанка никуда не денется Гарднер Эрл

– В нашем деле приходится фотографировать, – пояснил я. – Аппарат уценили, вот я и купил.

Берта безмолвно метнула в меня гневный взгляд.

Селлерс выглядел озадаченным, потом начал ощупывать пальцами внутренность ящика. Губы его вдруг скривились в ухмылке.

– Так-так-так, – протянул он и вытащил из посылочного ящика коробку с фотобумагой пять на семь. – Думаешь, будто ты очень умный?

Сержант перевернул коробку, полез в карман, выудил перочинный нож.

– Послушайте, – заговорил я, – это фотобумага. Открывать пачку можно лишь в абсолютно темной комнате, где нет ни искры света. Иначе вы ее погубите. Если желаете, я зайду в чулан, в полную темноту, распечатаю и…

– До чего мило с твоей стороны, – растрогался Селлерс. – Мы вскроем ее прямо тут, при полном дневном свете. И ежели там обнаружится нечто не желающее выходить на белый свет, малыш, разрешим тебе дать объяснения.

Селлерс принялся было вскрывать опечатку, потом остановился, задумчиво посмотрел на коробку, ухмыльнулся и убрал нож.

– Разумеется, Дональд, – изрек он, – ты никак не мог вытащить бумагу, и засунуть в пачку пятьдесят тысяч, не повредив опечатку. Ты проделал все очень умненько и таким острым ножичком, что почти ничего не заметно. А теперь, Берта, я собираюсь вам кое-что показать, разоблачив вашего двуличного партнера.

Он снял крышку с коробки, обнажив пачку, завернутую в черную бумагу.

– Не разворачивайте черную бумагу, сержант, – предупредил я. – Там фотобумага, и на свету пропадет каждый листик.

Селлерс сорвал черную обертку, швырнул в мусорную корзину, сдернул еще один слой и замер, уставившись вытаращенными глазами на листы фотобумаги.

Я старался, чтобы лицо мое ничего не выражало. На Фрэнка Селлерса с Бертой, таращившихся на бумагу, любо-дорого было смотреть.

– Ну? – взвизгнула Берта. – И что тут такого чертовски смешного?

Селлерс выдернул листок бумаги, посмотрел на него, исследовал блестевшую глянцем сторону, перевернул на другую. Вытащил еще три-четыре листка и изучил каждый в отдельности.

– Будь я проклят, – пробормотал он.

Я отошел в сторону и уселся.

Сержант минуту поколебался, после чего ринулся к посылочному ящику, вывалил всю стружку на пол, перевернул ящик вверх дном, застучал по бокам, словно искал двойное дно или еще что-нибудь.

Потом поднял глаза на Берту.

– Ладно, – сдался он. – Мне следовало бы догадаться, что этот мерзавчик проделает нечто подобное.

– Что именно?

– Это все для отвода глаз, Берта, – разъяснил Селлерс. – Разве не видите? Кукла.

– Что вы желаете этим сказать?

– Он чересчур умный, чтобы таскать при себе пятьдесят тысяч, Берта, поэтому и прикинул, вдруг у нас хватит мозгов его обыскать. Намеревался переправить сюда пятьдесят кусков вместе с какой-нибудь совершенно легальной покупкой, которую там совершил. Он намного умнее, чем вы думаете. Сообразил, что я в состоянии звякнуть в офис и спросить у вас, не пришла ли из Сан-Франциско какая-нибудь посылка. Вы сообщили бы, что ее сей момент доставили, я бы вас попросил принести ее в управление или сам бы сюда пришел, чтобы вскрыть.

Вполне в стиле этого мозговитого маленького негодяя припасти нечто вроде светочувствительной бумаги, которая погибнет при вскрытии, чтобы он получил шанс надо мной посмеяться. А потом, рассудил он, мне придется из собственного кармана выплачивать стоимость новой пачки бумаги. А потом через пару дней из Сан-Франциско придет другой, безобидный с виду пакет. К тому времени все уляжется, поостынет, он просто-напросто распакует посылку, вытащит пятьдесят тысяч и утрет всем нос.

– Вы хотите сказать, он украл пятьдесят тысяч? – спросила Берта.

– Не украл, – уточнил Селлерс, – а пытается раздобыть их и заключить сделку со страховой компанией.

– Не будь вы таким дьявольски самоуверенным, – заметил я, – не совали б мне палки в колеса всякий раз, когда я принимаюсь за дело.

Селлерс принялся жевать раскисшую сигару.

– Хорошо, – заключила Берта. – Чего вам еще нужно?

– Я намерен забрать с собой Дональда, – объявил сержант.

Берта отрицательно помотала головой:

– Нет, Фрэнк, вы не можете так поступить.

– Почему это не могу?

– У вас нет ордера и…

– Проклятье! – взорвался Селлерс. – Ни в каком ордере я не нуждаюсь. Заберу его по подозрению в убийстве и еще в полудюжине всяких прочих вещей.

– Подумайте, Фрэнк, да как следует, – тихо проговорила Берта.

– Чего мне думать?

– В тот же миг, как вы приведете его в управление, – предрекла Берта, – вам на хвост сядут репортеры. В газетах появится подробнейшая история о том, как вы арестовали Дональда и…

– Не арестовал, – поправил Селлерс, – а привел в управление для дознания.

– Он не пошел бы, если бы вы не арестовали его, – твердила Берта. – Он, черт его побери, чересчур сообразителен для этого. И вынудит вас выставиться на публичное обозрение в тот момент, когда вы фактически еще не имеете исчерпывающих доказательств. В результате вы станете козлом отпущения, а он упорхнет, благоухая, как роза.

Селлерс несколько секунд жевал сигару, сердито зыркая на меня, бросил взгляд на Берту, хотел было что-то сказать, передумал, потянул еще несколько секунд, в конце концов медленно кивнул и вымолвил:

– Спасибо, Берта.

– Не за что, – прокомментировала Берта.

Тогда сержант обратился ко мне:

– Теперь слушай, умник. Сделай только один шаг, один-единственный, и я задам тебе жару. Швырну в тебя книжку и прихлопну насмерть.

Повернулся на каблуках и вышел из офиса.

– Дональд, – сказала Берта, – я хочу с тобой поговорить.

– Секундочку, – попросил я и направился к Элси Бранд, которая стояла в дверях моей приемной, наблюдая оттуда за происходящим.

Я тихо шепнул ей:

– Соедини меня с фотомагазином «Приятная неожиданность». Мне нужен менеджер. Когда соединят, я, может быть, буду в кабинете у Берты. Позвони мне туда, но тот тип пускай не кладет трубку, чтобы я мог вернуться и поговорить из своего кабинета.

– Вы знаете его имя? – спросила она.

Я покачал головой.

– Он японец. Просто спроси менеджера. Мне надо побеседовать с ним по телефону. Возможно, они уже закроются к тому времени. Если так, постарайся раздобыть телефон, по которому можно связаться вечером.

Элси посмотрела на меня:

– Дональд, у вас неприятности… настоящие?

– Почему ты так думаешь? – спросил я.

– Когда сержант Селлерс вскрывал пачку с бумагой, – пояснила она, – все смотрели на ящик с фотокамерой, а я наблюдала за вашим лицом. Мне в какой-то момент показалось, будто вы собираетесь упасть в обморок.

– Никогда ни о чем не суди по моему лицу, Элси, – посоветовал я. – Я увяз довольно-таки глубоко и тебя могу утащить за собой.

– Мне придется свидетельствовать против вас? – спросила она.

– Придется, если они поставят тебя перед Большим жюри. Разве что мы с тобой…

Я умолк, а она уставилась на меня.

– Разве что мы с вами поженимся?

– Я этого не говорил, – заметил я.

– Это я говорю, – сказала она. – Дональд, если вам нужно жениться на мне, чтобы я не могла свидетельствовать, а потом уехать в Неваду и получить развод, я не против. Я все сделаю… все.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Я…

– Черт возьми! – завопила из офиса Берта. – Ты весь день собираешься там стоять и трепаться или все же вернешься сюда?

– Иду! – крикнул я и пошел в кабинет Берты. Она захлопнула дверь, заперла ее и швырнула ключ в ящик своего стола.

– Зачем это? – полюбопытствовал я.

– Ты останешься здесь, – заявила она, – пока полностью не отмоешься. Не знаю, что ты там нашептывал Элси, но если велел ей позвонить в Сан-Франциско и соединить тебя с менеджером того чертова фотомагазина, Берта намерена сидеть здесь и слышать каждое сказанное тобой слово.

– Почему вам пришло в голову, будто я собираюсь звонить кому-нибудь в Сан-Франциско? – спросил я.

– Не валяй дурака, – отрезала Берта. – Всякий раз, когда ты отправляешься в магазин и приобретаешь пачку фотобумаги в коробке со вскрытой опечаткой, я хочу быть в курсе этого. Ты купил ту треклятую фотокамеру для того только, чтобы сунуть в посылку коробку с фотобумагой, не возбудив ни у кого подозрений. Ну и что же стряслось? Продавец подменил содержимое?

Я подошел к окну, встал спиной к Берте и посмотрел вниз на улицу. Чувствовал я себя просто адски.

– Отвечай! – заорала Берта. – Не торчи там и не пытайся переупрямить меня! Господи, неужели тебе не понятно, что я вляпалась в неприятности? Мне ни разу в жизни не доводилось видеть Фрэнка Селлерса в таком состоянии, и тебе тоже. Ты…

Зазвонил телефон.

Берта схватила трубку и провозгласила:

– Он поговорит отсюда.

Из трубки послышалось приглушенное бормотанье, и Берта взвизгнула:

– Черт побери, Элси, я сказала, отсюда поговорит. Давай переключай сюда этого типа.

Я повернулся и сказал:

– Я не могу говорить с ним отсюда, Берта.

– Черта с два ты не можешь! – гаркнула Берта. – Поговоришь с ним отсюда или же ниоткуда не поговоришь. Либо бери трубку и разговаривай, либо я прикажу Элси отменить разговор.

Я оглянулся, увидел гневно сверкающие глаза Берты, подошел к телефону и взял трубку:

– Это менеджер фотокомпании «Приятная неожиданность»?

С другого конца донеслась быстрая, дробная, нервная и отрывистая речь с японским акцентом:

– Это менеджер, мистер Кисарацу.

– С вами говорит Дональд Лэм, – представился я, – из Лос-Анджелеса. Это вы продали мне фотокамеру и бумагу?

– Правильно, правильно, – возбужденно бубнил он в телефон. – Такахаси Кисарацу, менеджер фотокомпании «Приятная неожиданность», к вашим услугам, очень рад. Чем могу помочь, мистер Лэм?

– Вы помните, что я приобрел камеру и коробку фотобумаги?

– О, разумеетс-с-ся, – просвистел он. – Все уже доставлено в аэропорт. Доставлено в аэропорт специальным курьером для срочной пересылки экспресс-почтой.

– Посылка пришла, – сообщил я, – только я не получил купленного.

– Посылка у вас?

– Так точно.

– А покупки нет?

– Совершенно верно.

– Извините, пожалуйста. Я не понимаю.

– Я специально купил конкретную коробку с бумагой, – растолковывал я. – Сюда же пришла не та коробка, которую я выбрал. На этой коробке повреждена опечатка. Ее открывали.

– Открывали?

– Открывали.

– Ох, простите. Мне очень жаль. У меня здесь в квитанции все записано. Мы немедленно высылаем вам новую коробку бумаги. Извините, пожалуйста.

– Мне не требуется новой коробки бумаги, – настаивал я. – Мне нужна та, которую я купил.

– Простите, не понял…

– А по-моему, превосходно поняли, черт побери, – заявил я. – Так вот, я хочу получить ту коробку бумаги, которую приобрел. Именно ту, ясно?

– Буду счастлив незамедлительно переслать новую пачку, очень быстро, специальной доставкой. Виноват, извините, пожалуйста. Досадное недоразумение. Может, кто-то открыл коробку с бумагой после того, как вы совершили покупку?

– Почему вы так думаете?

– Потому что нашел на полу за прилавком несколько листов фотобумаги пять на семь. Прошу прощения. Извините, пожалуйста. Мы все исправим.

– А теперь слушайте, – приказал я, – исправьте, и немедленно. Я хочу получить эту пачку бумаги, и поскорее. Если же не получу, вас ждут неприятности. Крупные неприятности. Вы меня поняли?

– Понял, понял, все это уже весьма неприятно. Извините, пожалуйста, за бумагу. Немедленно высылаю пачку. До свидания.

Он повесил на своем конце трубку. Я опустил свою на рычажки и встретился взглядом с Бертой.

– Сукин сын, – процедила сквозь зубы Берта.

– Я? – уточнил я.

– Он, – пояснила она. А попозже добавила: – И ты тоже. – После чего продолжала: – Черт возьми, Дональд, тебе следовало бы знать, что не стоит даже пытаться перехитрить восточного человека. Они умеют читать твои мысли с такой же легкостью, как я читаю в газете биржевые сводки.

– Превосходнейшее приобретение эта фотокамера, – заметил я. – По-моему, он получает их контрабандой.

Берта заморгала глазами.

– Ну еще бы не превосходнейшее, – буркнула она. – Ты купил фотокамеру не для того, чтобы фотографировать. Так зачем ты купил ее, черт побери?

– Может быть, – рассудил я, – будет лучше, если я вам не скажу. Может быть, я попал в переплет.

– В таком случае оба мы в переплете, – заметила Берта. – Так какие вещественные доказательства ты пытался тайком от всех переправить самому себе?

– Никакие не доказательства, – объявил я. – Фрэнк Селлерс прав. Это были пятьдесят тысяч.

У Берты отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб.

– Пятьдесят… тысяч!..

– Пятьдесят тысяч, – подтвердил я.

– Дональд, этого быть не может! Как ты их отыскал, черт подери!

– Селлерс опять прав, – признал я. – Тот тип переправлял чемодан. Я произвел подмену, забрал его чемодан, а он прихватил мой. У него в чемодане оказались пятьдесят тысяч. Я прикинул, не меня ли они дожидаются, так что приобрел фотокамеру и бумагу. В коробке лежали две пачки фотобумаги. Я осторожненько вскрыл под прилавком коробку, пока менеджер по моей просьбе подбирал кое-какие аксессуары к камере, вытащил несколько листков и сунул пятьдесят тысяч в пачку. Велел немедленно отослать сюда в офис. Потребовал доставить посылку в экспресс-авиапочту со специальным курьером, чтобы она была тут к моему возвращению.

– Боже мой, – охнула Берта, – этого вполне достаточно, чтобы сразу вселить в продавца подозрения.

– Ничего подобного, – возразил я. – Я нарочно подольше возился с камерой, проверял и перепроверял. На бумагу же не обращал никакого внимания, коробка шла просто так, сбоку припека. Интерес проявлял исключительно к камере. А когда уходил, он велел одному из своих клерков срочно доставить ее в аэропорт.

Берта затрясла головой:

– Башковитый ты негодяй, Дональд, и от большого ума суешь порой голову в петлю. Какого дьявола ты не зашел в магазин к американцу? Тебе этих типов с Востока не одурачить. Они без конца кланяются, расшаркиваются, хихикают и все время поводят по сторонам раскосыми глазками, как змея жалом, подмечая такое, что на наш взгляд не имеет значения, а для них просто-напросто открытая книга.

– Вы провинциалка, Берта, – констатировал я. – У каждой нации свои особые манеры поведения. Возможно, на взгляд японцев, мы держимся на людях чистосердечно, пожимаем друг другу руки, похлопываем по спине, демонстрируя от всей души искренность, и постоянно врем, словно черти. Описанные вами восточные обычаи всего-навсего церемониал. Вы опасаетесь уроженцев Востока, потому что они могут оказаться умнее вас.

Берта рассерженно глянула на меня:

– Поди к черту. Они перехитрили не меня, а тебя.

– Ладно, – сказал я, – что толку спорить. Вы осматривали посылку в момент доставки. Упаковка была повреждена?

– Нет, черт возьми, – заявила Берта. – Посылка была аккуратнейшим образом опечатана и упакована, и на ней красовался ярлык фотомагазина, и она была адресована на нашу фирму на твое имя. Так что я ее приняла и открыла взглянуть, что за штука. И ничего не увидела. Только вскрыла обшивку, зазвонил телефон, это оказался Фрэнк Селлерс, и я сразу помчалась туда.

– Что ж, – заключил я, – теперь мы действительно сели в лужу.

– В какую лужу! – взвыла Берта. – Мы выбрались из огня и попали прямо в полымя! Должно быть, за тобой кто-то следил, Дональд. Если только не чертов японец, кто-то наверняка за тобой следил и, когда ты зашел в фотомагазин, умудрился где-нибудь схорониться и подглядывать через окошко или еще как-нибудь. Потом, может, каким-то манером подобрался к посылке и…

Берта заметила выражение моего лица.

– В чем дело, Дональд?

– Это женщина, – выдохнул я. – Помню, я только вошел в магазин, явилась хорошенькая малютка и принялась расспрашивать про фотокамеры. Она остановилась у другого прилавка, поближе к двери. А я был в дальнем конце, в отделе, где продаются подержанные аппараты…

– Как она выглядела? – спросила Берта.

Я встряхнул головой.

– Не пудри мне мозги, – рявкнула Берта, неожиданно разозлившись. – Хорошенькая малютка, а ты не способен сказать, как она выглядела?

– Про эту не способен, – уперся я. – Я целиком и полностью сосредоточился на укладке пятидесяти тысяч вместо бумаги, пока японец отбирал камеры, чтобы мне показать. Я попросил фотокамеру и футляр.

– Хорошо, – подытожила через какое-то время Берта. – Мы влипли. Ну, ты подменил чемоданы. Что произошло с чемоданом Даунера после того, как ты выудил из него пятьдесят тысяч?

– Я оплатил номер, снятый на вымышленное имя Джорджа Биггса Гридли в отеле «Золотые Ворота», – начал я. – В своем чемодане оставил наживку, чтобы Даунер обнаружил ее, когда откроет. Она подсказывала, что чемодан принадлежит Гридли, остановившемуся в отеле «Золотые Ворота».

– Зачем ты это сделал?

– У меня не было уверенности, что деньги в его чемодане. Подумал, он купится на приманку, решит, будто чемоданы перепутали в железнодорожной компании, и позвонит Гридли в «Золотые Ворота». Приходилось обстряпывать все наспех, так что я мог либо ответить на звонок, либо смыться.

– А Даунер позвонил?

– Нет.

– Почему?

– Потому что был мертв.

Берта призадумалась:

– А почему полиция не клюнула на наживку и не явилась в отель «Золотые Ворота» на поиски Гридли?

– Потому что наживки там не оказалось.

– Как это?

– Ее забрал убийца.

– Боже милостивый! – вскричала Берта. – Теперь, значит, полиция преследует тебя за убийство, киллер – за пятьдесят тысяч… а какая-то бойкая сообразительная курочка уютно посиживает себе в гнездышке на наших пятидесяти кусках!

– Похоже на то, – признал я.

– Зажарьте меня вместо устрицы! – простонала Берта.

Она посидела немного молча, однако мысль о деньгах оказалась невыносимой.

– Пятьдесят… тысяч… долларов, – выдавила она. – Господи, Дональд, у тебя в руках были деньги! Мы могли получить вознаграждение в пятнадцать тысяч! За каким чертом ты выпустил их из рук?

– Не предвидел подобного поворота событий, – покаялся я. – Где-то случился прокол. Стэндли Даунер знал, что Хейзл у нас побывала.

– Ох уж эта Хейзл Даунер! – посетовала Берта. – Я намерена приступить к ее обработке!

– Предоставьте ее мне, – посоветовал я. – Она мне доверяет и…

– Доверяет тебе! – взвизгнула Берта. – Да она обведет тебя вокруг пальца, точно младенца. Похлопает перед тобой ресницами, расплывется в улыбке, закинет ногу на ногу, продемонстрирует нейлоновые чулки, и ты свалишься на ковер и покатишься.

Будь я проклята, есть у тебя в голове хоть какие-нибудь мозги? Разве ты недостаточно хорошо знаешь женщин и не догадываешься, что мужчина никогда к ним не подступится, покуда они не оценят его с головы до ног, не развяжут ему руки и не начнут понемножку пощипывать, чтобы как следует распалить? Эта крошка отличненько обвела тебя вокруг пальца. Ну а теперь выкладывай остальные плохие новости.

Я упрямо затряс головой:

– Я сам это сделаю, Берта.

– Ты сам сделаешь? – разразилась она. – Посмотри, что ты уже наделал! Навлек неприятности на агентство, вывел Селлерса на тропу войны, тебя собираются обвинить в убийстве, что, насколько я знаю, вполне может увенчаться успехом. А тем временем разрешил увести у себя прямо из рук пятьдесят тысяч! Не скажешь правду – тебе конец, скажешь – Фрэнк Селлерс прихлопнет тебя книжкой… и ты торчишь тут и требуешь, чтобы я предоставила дело тебе… А на хвосте у тебя профессиональные киллеры, жаждущие расквитаться за подмену!

Я намерена самостоятельно поработать тут с крошкой Хейзл. А ты, черт бы тебя подрал, отправляйся назад в Сан-Франциско и не показывай мне на глаза свою смазливую мордочку, пока не привезешь назад пятьдесят тысяч.

– Предположим, – молвил я, – что разгадка кроется в Ивлин Эллис. Что тогда?

– Ты узнаешь малютку, которая вошла за тобой в фотомагазин?

– Возможно, – ответил я, – но не уверен. Сомневаюсь. Одно знаю – она шустренькая, молоденькая и хорошо одета.

– Слушай-ка, – не отступала Берта, – она ведь там околачивалась все время, пока ты был в магазине, правда?

– Да, но постоянно держалась ко мне спиной.

– Она оставалась там, когда ты выходил?

– Да.

– Ты должен был мимо нее пройти по дороге к дверям?

– Да.

– Не можешь припомнить, чем от нее пахло? – допытывалась Берта. – От таких женщин должно исходить легкое благоухание и…

Я отрицательно покачал головой:

– Не припомню.

– Ладно. Одну вещь я тебе посоветую, – расщедрилась Берта. – Придумай какой-нибудь способ раздобыть фотографию Ивлин Эллис.

– У меня есть ее фотографии, – сообщил я. – В купальнике, в бальном платье, почти в голом виде и…

– Господи всемогущий! – захлебнулась Берта. – Я когда-нибудь рассказывала тебе, как работают детективы? Хватай эти чертовы фотографии и двигай в Сан-Франциско. Беги в японскую фотолавку. Найди человека, который обслуживал ту малютку, предъяви снимки и поинтересуйся, не эта ли женщина рассматривала фотокамеры. Если та самая, телеграфируй мне, я приеду и обработаю ее наилучшим манером. При виде хорошеньких ножек ты превратишься в котенка. Пускай попробуют показать свои ножки мне, и я переброшу их через собственную коленку и закачу добрую порку. А теперь, ради господа бога, действуй, пока сержант Селлерс не образумился и не упек тебя в темную.

– Берта, – произнес я, – либо я мыслю точно так же, как вы, либо вы мыслите точно так же, как я, но именно это я и собирался сделать.

– Ну так давай, – загрохотала Берта. – Не стой тут и не сообщай мне, будто мы одинаково мыслим. Боже мой, довел дело до того, что я, того и гляди, потеряю лицензию, и торчишь тут, болтаешь невесть что!

Я пошел к двери.

Я не осмелился ей сказать, что именно эта японская фотостудия изготовила фотографии Ивлин Эллис. Я свалял дурака, в точности как утверждала Берта.