Свинпет Пушной Валерий

— Отведу.

Неожиданная покладистость удивила Сашку и напружинила. Полоса света над горизонтом расширилась. Малкин, наконец, рассмотрел лицо Аньки, видел, как ее тусклый взгляд липко цеплялся за меч, подумал, что та опасается за свою жизнь, и хмуро успокоил:

— Не будешь сама дуррой — никто тебя не тронет, — неторопливо спрятал он меч за спину.

— Хотя стоило бы оторвать башку, — громогласно прогудел Раппопет, из его сознания еще не выветрилось нападение волков. — Показывай, куда заманила Карюху. Но имей в виду, волчица, рука не дрогнет, если обманешь, — он выразительно поднес к ее носу нож, пахнувший волчьей кровью.

Анька отшатнулась, мутный блеск пробил болото глаз, сглотнула слюну, качнулась. Попятилась легко, перескакивая через колдобины в траве под ногами. Компания устремилась следом. Катюха прыгала по буеракам рядом с Сашкой, ее что-то угнетало, беспокоило тревожное чувство. Раппопет сжимал рукоять ножа, глядя на волчью прыть Аньки. Катюха беспокойно выдохнула Сашке:

— Ты ей веришь?

— Нет, — бросила та; трава хлестала девушку по голым ногам.

— Тогда почему мы идем за нею? — брови взметнулись, пара морщинок перерезала лоб.

— Это она идет с нами, — поправила Сашка и ускорила шаг.

Малкин уже обдумывал, как они станут выбираться из города, когда найдут Карюху. Возможно, рано было думать об этом, но мысли гуляли по извилинам, не находили выхода и жалили мозг, как осатаневшие осы. У Лугатика таких мыслей не было: главное, вытащить Карюху, а там будь что будет. И вот перевернутыми домами замаячила окраина города. Малкин поравнялся с Анькой:

— Из города есть дорога?

— Дорога бесконечна, если она начинается там, где кончается, — отозвалась Анька.

— Но где она начинается?

— Это известно Философу, — прозвучало неопределенно.

— Значит, горожане не колесят за городом? — поймал он ее глаза.

— У нас есть другие заботы, пока живы собаки, — сказала Анька.

— Но в городе много магазинов, — продолжал Малкин допытывать горожанку-волчицу. — По какой дороге привозят товары?

— Это знает Философ.

— Ты видела Философа?

— Его видят все, но никто его не видел, — кивнула Анька.

— А дорогу из города видела?

— Дорога открыта для всех, но только Философ знает, где она начинается и где заканчивается.

Малкина раздражали туманные ответы. Они убеждали его, что Анька — это большое темное пятно.

Лес остался за спиной. Справа вздымалась вершинка, поросшая кустарником, слева вразнобой сиротливо торчали несколько деревьев. А за ними чернело свежевспаханное поле и мрачнела туманная зыбь. Приближались перевернутые окраинные постройки города, опрысканные слабым утренним светом.

От быстрой ходьбы мышцы в икрах ног натянулись, как струны. Но Анька пятилась, не сбавляя темпа, быстро вращала головой. Малкин, отмахиваясь от мух, проговорил:

— Я бы хотел встретиться с Философом. Это возможно?

— Если захочет Философ, — буркнула Анька.

— Как сделать, чтобы он захотел?

— Надо узнать, — сказала она.

— Как узнать?

— Спроси.

— У кого?

— У Философа.

— Для этого надо его увидеть! — Малкин поморщился: какой-то замкнутый круг, плутаешь по нему и ничего не понимаешь. И внезапно во весь дух Ванька закричал: — Философ! Я хочу поговорить с тобой!

Крик взорвал утреннюю тишину, друзья загомонили, Анька осталась невозмутимой. И тут с окраины города разнеслось петушиное кукареканье. На миг все замерли, прислушались, следом Раппопет прогоготал:

— Это ответ Философа. На петушином языке. Эй, волчица, ты поняла, что петух прокукарекал? Перевести можешь? Молчишь, волчье отродье?

Малкин напрягся: в Свинпете петушиное кукареканье имело большое значение. Всегда прежде оно становилось предвестником кровавых событий.

Дальше двигались безгласно. Утренней свежести не чувствовалось. Воздух был неподвижным, спертым, и чем ближе подходили к окраине города, тем плотнее и тяжелее он давил. Идти становилось труднее, словно пробивались сквозь невидимую тугую массу. В какой-то момент стали отставать от неутомимой Аньки.

По ногам змеились длинные ожившие стебли жесткой травы, они охватывали икры, как обручи, стягивали их, приостанавливая движение людей, тянулись и лопались со звоном, как гитарные струны. На голых ногах Сашки оставались кровяные метины, на штанинах у парней и у Катюхи — резаные полосы, словно из-под лезвий ножей, ткань пропитана зеленой кровью растений. А Анька молчаливо без особых усилий удалялась все дальше.

Густой воздух застревал в горле, люди задыхались, глаза вылезали из орбит. Силы иссякали мгновенно, ноги волочились по траве.

Сашка не сомневалась, что всех их не пускал в город Философ. Она не знала, как противостоять ему, но не желала подчиняться.

Малкин натужно захрипел. Перекошенные лица приятелей уставились на него. Как будто он должен был знать, что делать. Ванька, красный от натуги, пунцовел еще больше, машинально потянул с плеча меч. Отчаянно рассек воздух перед собой, еще и еще. Резал на куски, превращал в лохмотья. И ощущал, как становилось легче дышать, будто освобождался от опутавшей людей паутины. Затем кинулся по следу Аньки. Настиг в пригороде.

Она, как затравленный зверь, следила за мечом.

Люди окружили волчицу. Под ногами выстлалась твердь асфальта. Сашка потребовала, чтобы Анька вела в Обработочную. Та задергалась, что-то промямлила, и Сашка поняла, что угодила в точку. Карюха могла быть именно там.

Обработочная была первым этапом обработки ветеринарной службой города всех новых клиентов. Обработочная имела головной офис и много филиалов, точнее сказать, частных домишек либо квартир. Клиента, сбежавшего из сумасшедшего дома, агент обманом препровождал в один из филиалов. Система была отлажена, обработка производилась умело.

И все же методика первого этапа не на всех действовала одинаково. Крепкие орешки сразу не поддавались. А иногда вели свою игру, подобно Петьке Буриху, водили агентов за нос, сажали в лужу, ставили на уши всю всесильную службу Свинпета. В таком случае наступал второй этап обработки.

Сашке в свое время долго удавалось балансировать на грани, выжидать момента в сумасшедшем доме, чтобы не получить клеймо безнадежной, не быть растоптанной всмятку либо отправленной на тот свет.

Сейчас Сашка намерена была вынудить Аньку играть против ветеринарной службы.

Утренний город был тих и недвижим, как бы придавлен к земле тяжелым небесным куполом. Не верилось, что от заката до восхода город бушевал в волчьих шкурах, наполненный звериными инстинктами. Рассвет преобразил горожан и окунул оборотней в провальный сон. Спали все, сейчас можно было палить из пушки, все равно никто ничего не услышал бы.

Легкость покинула Аньку, в движениях появилась медлительность, одолевала зевота. Но в походке не иссякла звериная осторожность. Мягкая обувь с низким каблуком ступала по асфальту почти бесшумно, перекатываясь с носка на пятку.

Сашка знала, такой сон у горожан не бывает продолжительным, не более двух часов. И чтобы уложиться в эти часы — без колес не обойтись. Повернула во двор ближайшего дома. Глазу открылась детская площадка с качелями, песочницами и горками. Вдоль площадки вытянулась цепочка из двух десятков низких тонкоствольных деревьев. У подъездов — машины.

Раппопет ринулся к автомобилям, торкнулся в дверцу первой, открыл, в замке зажигания торчал ключ.

Лугатик сунулся к дверце соседней машины. Сигнализации — никакой, ключ в замке зажигания. То же самое и в других.

— Хотел бы я так жить, — присвистнул он, не веря собственным глазам.

— Кто тебе не дает? — вставила Анька. — Оставайся.

— Только не в этом городе.

Выбрали минивэн, плюхнулись на сидения: Раппопет — на водительское, Малкин — рядом, остальные с Анькой сзади. Раппопет завел мотор.

Улица пустынна, дорога свободна в оба конца. Минут через пятнадцать по Анькиной наводке подъехали к подъезду многоэтажного перевернутого дома. Ничто не вызывало подозрений. Двор как двор: деревья, асфальт, полно машин. Но у Катюхи в душе расползалась тревога.

Малкин двумя руками упер острие меча в пол, вполоборота глядел на Сашку: она лучше него знала город. И она не торопилась выходить из машины. Пристально сверлила взглядом тусклую глубь Анькиных зрачков. Та сильно вытянула шею и сделала нервный кивок.

Раппопет потянулся к ручке дверцы. Но Сашка продолжала колебаться. Все ждали. Ожидание растягивалось, как резина. И вдруг, не отрывая глаз от Аньки, Сашка взвизгнула, меняясь в лице:

— Врешь! — Вцепилась Аньке в горло, крикнув: — Уезжаем, гони, она соврала! Ловушка!

Раппопет всполошился, не успел завести мотор, как со всех сторон распахнулись дверцы авто и из-за тонированных стекол спинами вперед выскочили вооруженные горожане, вытянулись в цепь и навели стволы.

Андрюха сорвал машину с места, из-под колес со свистом выбился дым. И тут же громыхнул залп. Лобовое стекло разлетелось в пыль, осыпая всех осколками и заставляя пригнуться. Андрюха уперся подбородком в руль, скрипя зубами. А за спиной разнесся дикий женский визг.

Малкин вздрогнул: неужто кого-то зацепило, но увидал, что это Сашка и Анька яростно лупцевали друг друга. Катюха и Лугатик попытались их растащить, не получалось. Образовался клубок, внутри которого истерично металось тело Аньки.

Новый залп осиным роем прошелся по кузову, высадил боковые стекла, осыпая новой волной осколков. И снова, к их удивлению, никто не пострадал. Раппопет давил на педаль газа, двор остался за углом. Сашка и Анька продолжали душить и хрипеть, задыхаясь от бешенства. Скорее удавят друг друга, чем кто-то уступит.

Лугатик решил одним махом разрубить гордиев узел и коротко, не очень ловко нанес Аньке удар в ухо. Никогда не приходилось бить женщин, однако Анька для Володьки была волчицей. Он выругался, оттого что удар оказался слабым, но исправить оплошность не успел: в этот миг оглянулся Андрюха, зло прорычал, прижал тормоз, вывернулся и ударил Аньку кулаком в лоб.

Она обмякла, запрокинула голову. Сашка оттолкнула, притиснулась к спинке сидения, потирая пальцами горло. Анькины волосы торчали, как шерсть на шкуре зверя, накидка задралась, оголив крепкие мускулистые бедра, руки висели и слегка подрагивали. Лугатик с отвращением процедил:

— Настоящая волчица. Молодая и сильная. Утихомирилась, дрянь. Против хорошего кулака и волчице не устоять.

И тут произошло неожиданное: Анька вскинула веки и полоснула ногтями, как будто когтями зверя, по лицу Володьки. Кожу обожгло, Лугатик без раздумья нанес ответный удар; кулак приложился, как хорошая кувалда, вырубил Аньку окончательно.

— Волчица, — процедил парень, — чуть глаз не лишился! — Тронул царапины на лице — на пальцах кровь. — Ее, подлую, в живых оставили, а она что вытворяет. Нас всех реально хотят убить. Надо было прибить ее в лесу вместе с остальными волками. Она нам еще такую козу настроит, что лучше придушить ее прямо сейчас.

Малкин вытащил из бардачка стопку бумажных салфеток, протянул Лугатику. Погони не было, Раппопет припарковал машину на обочине. В салоне установилась тишина. Друзья медленно приходили в себя, мысленно соглашаясь с Лугатиком, что от Аньки больше вреда, чем пользы. Но и отпускать нельзя. Она наверняка знала, где обитала Карюха.

Раппопет вылез, осмотрел машину, кузов — решето, странно, что бензобак цел. Взлетели бы на воздух — и поминай как звали. В очередном дворе, с цветником посередине и неказистым кирпичным строением, выбрали серую «газель» и стали пересаживаться.

Привести в чувство Аньку не удалось, потащили на руках. Но стоило той оказаться на улице, как ее будто подкинула пружина, выбрасывая из рук Лугатика и Раппопета. Завизжала, надрывая связки и ошеломляя своим воплем, по-звериному юрко подхватилась, ныряя между рук. И улизнула бы, если б не Катюха. Та подставила подножку; Анька растянулась на асфальте. Парни скрутили и втолкнули в «газель».

Вопли Аньки подняли на ноги дом, жильцы будто ждали сигнала с оружием наготове. Пятками вперед высыпали, как горох, из подъездов. Стволы изрыгнули огонь, пули барабанной дробью прошили машину. Лугатик метнулся за руль, Аньку забросили внутрь салона, по бордюрам и цветнику автомобиль поскакал за пределы двора. Лихорадочный взгляд Аньки прыгал по мечу Магов. Раппопет злобно схватил ее за волосы:

— Придушу, волчица! Каюк тебе, если еще хоть одну фортель выкинешь! Мое терпение лопнуло!

— Не горячись, — придержала Сашка, — успеешь. Пусть сначала послужит нам. — У Сашки сверкнули глаза. — Ветеринары носят в мочке левого уха маячки, по ним компьютеры ветеринарной службы отслеживают агентов, в том числе Аньку, поэтому сейчас служба знает обо всех наших передвижениях. Используем это в своих интересах. Хорошая возможность надуть службу. Предлагаю план: часть из нас на этой машине продолжит мотаться по городу вместе с Анькой, пускай служба и дальше думает, что знает о наших перемещениях все, а я в это время с Лугатиком или Раппопетом на другой машине разыщу Карюху. В головном офисе на всех имеется полная информация, по ней — найду. Захватить вас не смогут, потому что у Ваньки меч. Надеюсь, и мне повезет, пока все в повальной спячке. А когда вытащим Карюху, сообщим ветеринарам, что Анька работала на нас по доброй воле. От нее после этого не оставят мокрого места. Поверьте мне, я знаю что говорю. Нам рук марать не придется. — Холодно спросила Аньку: — Ну как, Анька, хороший сценарий? Не ожидала? — Сделала длинную паузу. — Может, сама покажешь, где Карюха?

— Тебя надо было давно убить! — затравленно бросила Анька, понимая, какая ловушка уготовлена ей.

— Теперь уже поздно, — сухо усмехнулась Сашка.

— Ладно, — посмотрела исподлобья Анька, борясь с собой, — покажу! — И скомандовала Лугатику: — На перекрестке крути баранку направо!

— Дурака нашла, — не оборачиваясь, сплюнул Лугатик. — Ты уже один раз показала! — по лицу пробежал нервный тик. Володька пальцем тронул царапины на лице и зло стукнул кулаком по рулю, тот квакнул глухим сигналом и задребезжал.

— Теперь она не врет, — успокоила Сашка, следя за лицом Аньки.

Лугатик ждал, что скажет Малкин. Ситуация была неординарная, Сашка могла снова ошибиться, Лугатику не хотелось попадать еще раз в западню. Собственно говоря, никому не хотелось оказаться в капкане. И Андрюха, и Катюха смотрели настороженно. Пока что справлялись с ситуацией, но, как знать, вполне могли потерять контроль над нею. Они в этом городе были чужими, Анька же как рыба в воде.

Утро в полную силу расправило плечи. Те два часа, когда город оставался тихим сонным царством, подошли к концу.

По салону авто тянуло звериным жаром волчицы: опасен зверь, загнанный в угол. Малкин выворачивал наизнанку мозги: в любом решении был риск, интуиция раздваивалась. Наконец, Ванька вздохнул и выпихнул:

— Давай направо.

Улицы ненормально быстро стали наполняться пешеходами и автомобилями. За поворотом на обочине дороги Лугатик увидел припаркованную машину с надписями «ДДБИГ». Из нее выскочили два «ИАГушника», размахивая полосатыми жезлами, задом метнулись наперерез «газели». Лугатик скорчил гримасу, сплюнул через опущенное стекло и проскочил мимо:

— Нос раскатали, перевертыши задоходые. Догоняйте, волки двинутые! — прибавил газу.

«ИАГушники» бросились к своей машине и задним ходом пустились вдогонку. Лугатик кинул взгляд в боковое зеркало, ему было смешно думать, что это преследование. Но тут вдруг, как черт из коробочки, перед самым капотом автомобиля возник горожанин, задом пересек дорогу, раскатывая полосу с металлическими шипами. Лугатик ударил по тормозам. Шины охнули хлопками, автомобиль потащило в сторону. Встали.

— Вот сволочь! — выкрикнул Лугатик, закрутился на сидении, как на горячих углях. — Приехали! Откуда этот недоносок выпорхнул? Я ему сейчас покажу небо в разводах, рыло кулаком изрисую! — Выскочил на асфальт, два прыжка — и кулак ударил горожанина между угловатыми лопатками, выпирающими через рыжую ткань рубахи. — Ах ты, волчара! Думаешь, с рук сойдет? Гаишникам подмасливаешь, волчина! Хана тебе, задоходый!

Горожанин от удара присел, лопатки на мгновение сошлись, но тут же разомкнулись, рубаха на спине сморщилась и расправилась, потом подпрыгнул, как зверь, повернулся к Лугатику, оскалился, и вдруг Лугатик носом наткнулся на ствол пистолета.

— Сюрприз, сюрприз! — завопил на всю улицу, рот запузырил слюнями, стал мокрым, губы заблестели под яркими лучами.

— Эй, эй, ты чего? — оторопел Володька, уставившись на пистолет.

Горожанин опустил ствол и выхватил из кармана красное удостоверение, стал совать в лицо Лугатику:

— Воробей забрался в чужие подсолнухи! Руки в семечках, руки в семечках, руки в семечках! — Подпрыгивал и размахивал рукой с удостоверением, пуская крупные пузыри.

Лугатик попятился, поднимая ладони и показывая горожанину, что в них ничего нет:

— Опусти пушку, сумасшедший, — Лугатик попытался поймать бегающий взгляд горожанина. — Никаких семечек нет. — Краем глаза чиркнул по удостоверению, ничего не разобрал.

— Под подушкой вши, — рявкнул горожанин и странно засмеялся.

— Сам ты вошь! — нервно сорвался Лугатик, замахиваясь.

Горожанин отскочил, по-гусиному переваливаясь с ноги на ногу, на которых была обувь с толстенной подошвой, подобно котурнам, вскинул пистолет и выстрелил в воздух:

— Сюрприз, сюрприз, — снова заблажил он во всю глотку, и голова завертелась.

Прохожие на тротуаре остановились. Выстрел из пистолета как бы послужил для них сигналом.

В машине в это время произошло замешательство: непонятно, на кого напоролись. Малкин, сжимая рукоять меча, проколол взглядом Аньку: неужели снова обманула, а он попался, как пескарь на крючок:

— Объясни! — потребовал, будто рубанул мечом.

— ГАИ, — коротко буркнула та, подобрала ноги, пряча глаза.

— Туман нагоняешь! — процедил Раппопет, он не верил ни одному слову волчицы. — ГАИ следом за нами задом чешет. А этот в гражданке. Говори, на какого козла навела на этот раз?

— ГАИ, — упрямо повторила Анька.

Раппопет топнул ногой, сердито перекосил лицо, прищурился, свел брови к переносице, резко оторвал зад от сидения:

— Выметаемся! — бросил остальным, — Ноги в руки, пока те двое не подкатили, иначе пальбу устроят в три ствола — пиши пропало.

Анька рывком подалась вперед, но Раппопет цепко перехватил:

— Не спеши, волчье отродье, дураков больше нет, вздумаешь драпать — придушу, как лягушку! — сжал ей руку выше локтя.

Все выскочили из автомобиля, горожанин уже выкручивал Лугатику сустав, вдавливая пистолет ему в висок. Лугатик корчился и скулил от боли. А горожанин с надрывом орал в его ухо:

— Чужой початок кукурузы сожрали! Руки жадные! Меч за ребра! Завернуть, завернуть, завернуть! Глаз на блюдечке! Глаз на сковородке!

— Что этот троглодит городит? — повернулся к Аньке Малкин.

— Отдай ему меч — он отпустит Лугатика, — на одной ноте прожевала Анька. — Откажешься — выбьет ему глаз, — голос поплыл елейным мяуканьем. — Отдай. Не лишаться же друга.

— Меч в кармане! — снова загорланил горожанин, облизывая мокрые губы и таращась на меч.

Требование горожанина не понравилось Малкину, приводило в замешательство. Этот горластый вел себя так, будто у него в кармане лежала индульгенция от всех грехов. Меч ему подавай. А дырку от калача не хочешь? Малкин провел пальцами вдоль лезвия и заметил, как оно засверкало чистой голубизной, словно Ванька натер до блеска.

Горожанин продолжал вопить во всю глотку, выворачивая руку Лугатику.

Анька не могла вырваться из рук Раппопета, тыкалась грудью в Малкина, зудела с придыханием, чтобы не раздумывал.

Сашка стукнула ее, будто мстила за то, что совсем недавно поверила и понудила поверить Ваньку, оттеснила от Малкина, встречая яростное сопротивление. Синяя футболка задралась, оголяя тело до поясницы.

Катюха просила Малкина не доверять Аньке. Но он и не собирался отдавать меч. Ломал голову, как помочь Лугатику. Времени на придумку мало: машина с надписями ДДБИГ неумолимо приближалась, сзади на тротуаре скопилась рычащая толпа прохожих. Бурлила, исторгая фразы, понятные Аньке и Сашке, скучивалась. Малкин досадливо нескладно ежился.

И вдруг Раппопет подпрыгнул, как мячик, жестко вцепился пальцами в вытянутое горло Аньки, сдавил его. Она захрипела, затрепыхалась, выпучивала глаза. Обернуться бы ей сейчас волчицей — оставила б от Андрюхи куски мяса, но, увы, до заката далеко, а руки Раппопета вцепились мертвой хваткой. Он дрожал от негодования, надсаживался фистулой, обращаясь к горожанину, оседлавшему Лугатика:

— Эй ты, волчье отродье! Отпусти, волчара, Лугатика, иначе я выпотрошу эту тварь!

— В кукурузе куры, в кукурузе куры! — в ответ завопил горожанин, осыпая пузырями затылок скрюченного Лугатика, ствол пистолета долбил по его шее. — Меч, меч, меч на блюдечке с глазом!

— Заткнись, тупица! — сатанел Раппопет. — Меняю вашу тварь на Лугатика! Волчицу за Лугатика! Волчицу за Лугатика!

По Сашкиным глазам Ванька понял: пора отсюда убираться, быстрее делать ноги, покуда ситуация не переросла в побоище, звереющая толпа за спиной напирала, взгляды приковались к мечу. Он сильнее сжал рукоять, поднял лезвие на уровень глаз. Горожанин оторвал ствол от шеи Лугатика, вскинул оружие и выстрелил в Ваньку. Малкин машинально повел мечом, будто защищался, и почувствовал, как пуля ударила в лезвие и рикошетом ушла в сторону. Оскалившийся, изводивший слюну горожанин лихорадочно выстрелил еще и еще, но всякий раз повторялось одно и то же: пули натыкались на лезвие меча.

А Лугатик воспользовался моментом, вывернулся, выпростал руку и всадил горожанину кулаком под дых. Потом добавил по шее. Тот скрючился. И, как по команде, все сорвались с места. Сашка бежала через дворы в разрыв между перевернутыми домами, увлекая остальных. Раппопет отпустил горло Аньки, она подхватилась и спиной вперед кинулась вслед за компанией, опережая Андрюху.

Горожанин, пуская пузыри, очухался, заклокотал во всю глотку, словно его обложили красными флажками:

— Сюрприз, сюрприз! — И вприпрыжку попятился вдогонку.

Толпа горожан задом понеслась за ним.

Раппопет не спускал с Аньки глаз. Удивлялся, что она сама бежала с ними, должна бы давно кинуться к своим, затеряться среди горожан. Думал, что-то тут не то, недавно вела себя иначе, а тут путается под ногами, наверняка новую пакость готовит, нельзя выпускать ее из виду, хоть и прикончить мало, за милую душу свернул бы шею, если б без волчицы знали, где найти дорожку к Карюхе.

Лугатик был подавлен, бежал сосредоточенно, озирался на толпу позади, метрах в тридцати. Плечо саднило, как будто руку все еще выворачивал слюнявый горожанин.

Тот возглавлял ораву сзади, вприскочку рассекал спиной воздух, крутил головой, размахивал оружием.

Катюха удивлялась, как быстро пятилась за ними толпа. Не поверила бы, если б сама не видела.

Приятели петляли среди домов, надеясь, что толпа рассосется, но ватага, наоборот, увеличивалась, присоединялись новые горожане, исторгая новые звуки. Улицы, переулки и дворы перед глазами друзей находились в какой-то бешеной скачке.

Вот из ближнего подъезда наперерез задом метнулся житель дома, выгибался по-звериному, голова повернута. «Неплохо развиты шеи у этих оборотней», — мелькнуло у Малкина. Житель угрожающе размахивал металлическим прутом, приближаясь отвислым, набитым жирком задом и широкой спиной. Сизые брюки плотно обтягивали толстые ляжки, врезаясь между ними. Синяя рубаха выбилась из-под пояса и торчала смятым сгустком над коричневым плетеным ремнем. Белые носки пялились из коротких штанин.

Малкин хотел избежать столкновения с преследователем, ретивым не в меру, но Раппопет вдруг резко повернул к горожанину. И когда толстозадый прыгнул на цветник, срезая путь, Андрюха сделал новый поворот ему навстречу и ударил. Житель прутом нанес ответный удар, прут скользнул по плечу. Ярость захлестнула Раппопета, стыд за прошлые неудачи собрал тело в мускулистый сгусток и выстрелил им как ядром из пушки. Противник был сшиблен с ног. Растянулся на цветочной клумбе носом в землю. Еще бы добавить, довершить дело, но времени на это не было.

Скопом завернули за дом с одинаковыми красными полукруглыми балконами и рекламной вывеской на торце во всю длину: «мод шав в ьлебеМ».

Катюха сломя голову неслась за Сашкой, но обе понимали, что на своих двоих от погони не уйти. Не сговариваясь, кинулись к машине в ближайшем дворе, заскочили в нее. Перед самыми затылками горожан посадили приятелей, и Сашка прижала к полу педаль газа, оставляя толпу с носом. Метров через двести Сашка вклинила машину в общий поток и задним ходом, как все, погнала по дороге дальше, осознавая, что Анькин маячок продолжал делать свое дело.

— Правильно еду? — не оборачиваясь, спросила она у Аньки.

Та кивнула и уставилась в лобовое стекло, пальцами вцепилась в спинку переднего сидения, пальцы дрожали и побелели от натуги. Но лицо было — как у каменного изваяния: неподвижное, застывшее.

Малкин, собравшись в кулак, сидел на заднем сидении. Меч покоился на коленях, руки — сверху.

— Теперь налево, — выплеснула Анька и опять напряженно умолкла.

Машин было — пропасть. Свернув налево, Сашка очень скоро оказалась в автомобильной пробке. Застряли прочно. Малкин поморщился: и город-то, кажется, тьфу по размерам, но тоже пробками обзавелся. Улица замерла, дорога сплошь забита, ни туда ни сюда. И неизвестно, в чем дело.

Приятели прильнули к стеклам, пытаясь понять причину, лишь Анька спокойно смотрела в одну точку на Сашкином подголовнике. Минута за минутой. Пока из автомобилей не начали вылезать водители и пассажиры и не стали пятиться к машине друзей.

Сашка насторожилась. Их авто стали окружать. Гурьба росла.

Рука Малкина заскользила к рукояти меча.

Лугатик локтем толкнул Аньку:

— Опять начинается? — голос надорвался беспокойством.

— Меч, — буркнула Анька.

— Это ты устроила, волчица! — крикнул Раппопет и больно прижал ее. — Завела в пробку, волчица!

— Отдай меч, — осклабилась Анька, повернувшись к Малкину, взгляд диковатый, холодный, метался по салону, как по пустому месту.

— Собачью кость вам в зубы, а не меч! — рубанул Андрюха.

— Опять обвела вокруг пальца, волчица! — запоздало вспылил Лугатик, намахиваясь кулаком.

Сашка почувствовала себя уязвленной, прежде всего это был ее прокол, ни за какие коврижки она не должна была больше верить Аньке, и сразу надо было нейтрализовать маячок в левой мочке. Ветеринарная служба поставила на уши весь город, работает по маячку на мониторах.

Орава снаружи с гомоном начала рвать на себя заблокированные дверцы, затем раскачивать авто и долбить камнями по стеклу с Ванькиной стороны. Стекла посыпались. Внутрь протянулись руки за мечом на коленях Малкина. Развернутое вверх лезвие ожгло руки порезами, потекла кровь, раздались вопли. Вой вокруг машины усилился, лица дышали ожесточением, они уже начинали казаться волчьими мордами. Замелькало оружие, прозвучали выстрелы по колесам, засвистел воздух из шин, машина просела.

— Глаз на блюдечке без меча! — ревела толпа, беснуясь и направляя на Ваньку стволы.

От этого рева до самых костей пробирало стынью, черные пасти стволов притягивали взгляды и заставляли стучать зубы.

— Всех убьют, если не отдашь, — долбила по мозгам Анька. — Стань благоразумным.

Выдержка сдавала, страх смешивался с яростью и превращался в желание вырваться наружу и крошить налево и направо. Малкин приподнял меч, привстал на негнущихся ногах, наклонился к дверце автомобиля и толкнул ее.

В тот же миг несколько стволов изрыгнули гром и пламя. Салон наполнился дымом. Друзья обмерли. Пули должны были изрешетить Малкина. Но произошло невероятное. Пули ударились в лезвие и рикошетом ушли в заднее стекло, прошили его, сразив несколько горожан.

Но живые продолжал лезть, как саранча, тупо долбили по кузову автомобиля всем, что попадалось под руки. И снова звенели осколки, корчился и хрипел металл, люди в салоне сжимались от новых выстрелов.

Ванька выбил дверцу автомобиля. Горожане отшатнулись от меча, выпуская парня наружу. Лезвие заиграло на солнце. Приятели выкарабкались следом, но и Анька не задержалась в салоне, однако убегать не намеревалась. Терлась около Раппопета, как приклеенная. Тот кипел: располосовать бы эту змею подколодную пополам, чтобы раз навсегда избавиться от заразы, Лугатик радовался бы несказанно, в общем, все вздохнули б с облегчением. Однако Малкину было не до разборок с Анькой.

Толпа неистовствовала. Не будь меча, уже набросилась бы на приятелей, разорвала на куски.

Сашка лучше остальных представляла, как опасна враждебность городской толпы. Из человеческой внешности во всю мощь лезло зверье. Девушку такие превращения не удивляли, за два года нагляделась до умопомрачения. Знала, увещевать осатаневшую массу бессмысленно. Она была во власти звериных инстинктов. И глупо стараться понять выкрики, вопли, логику. Даже подчиниться в этой ситуации было бессмысленно, все равно разорвут и затопчут. Все время Сашка выживала здесь потому, что научилась угадывать наступление звериных вспышек и балансировать, как на тонкой струне. В такие моменты с перевертышами невозможно было договориться.

Сейчас девушка плечом касалась Ваньки, чувствуя, что его нескладное тело налилось каменными мускулами. С другой стороны к нему жалась Катюха. Ей было страшно наблюдать, как толпа рычала, скалилась, размахивала ножами и ружьями, сверкала дикостью глазниц. Катюха затаила дыхание, но уловила, как толпа сделала то же самое, словно готовилась к последнему броску.

И вот орава выпихнула вперед вооруженных горожан, те вскинули ружья и открыли беспорядочную стрельбу по Ваньке. А пули меняли траектории, бились о лезвие меча и возвращались в толпу, выкашивая стреляющих. Стрельба быстро утихла, но сверкнули ножи. И Ванька кинулся в гущу, защищая себя и друзей. Покатились головы, руки, туловища, ножи и ружья. Но гурьба продолжала накатывать, в ход пошли металлические пруты, палки, камни. Ванька расчищал проход, увлекая в него приятелей.

Вырвавшись из окружения, компания пустилась наутек. И снова с ними бежала Анька. Задом, без особой натуги, не оборачиваясь, не сбиваясь с пути, пригнула голову и приотстала, хлеща взглядом спины замешкавшихся горожан.

После десяти минут беготни, оставив далеко осатанелую орду, Сашка сбавила темп и посмотрела на Ваньку. Тот понял и перешел на шаг, затем остановился у торца перевернутого зеленого дома. Все сгрудились. Малкин стоял на длинных прямых ногах, глубоко дышал, двумя руками сжимая рукоять меча, словно готовился к новой схватке. У ног обрывалась добротная асфальтовая дорожка. Под ногами густая трава на небольшом участке земли перед домом. Сашка отдышалась и шагнула к настороженной Аньке, отрывисто бросив:

— Уберем проблему, — потянулась тонкими пальцами к ее левой мочке.

Андрюха, по-своему понимая Сашку, упруго кинул правую ладонь на плечо горожанки. Но та с внезапным остервенением отбила руку. Тогда Лугатик с гуттаперчевой пластичностью выгнулся и, не думая долго, ударил Аньку по шее. В ответ волчица рассвирепела. Катюха в этот миг увидала в ней частицу озверевшей толпы и отодвинулась.

— Хочешь удалить маячок? — спросил Малкин, хотя намерения Сашки были понятны без слов.

— Вместе с мочкой! — взвизгнула Сашка, подступая к Аньке. Неожиданная дикая неистребимая мощь прошила Сашку, и Катюха почувствовала, что звериная сущность Аньки отступает перед этой силой.

И будто та же самая сила разом сорвала с места Андрюху с Володькой, они с двух сторон навалились на Аньку, но скрутить ее оказалось делом непростым. А Ванька в этот миг обнаружил, что трава под ними стала шевелиться, прилипать к подошвам, вытягивать стебли, обвивая ступни ног, опутывая лезвие меча, резаться об острие, распадаться, оставляя на металле потеки зеленого сока, как зеленой крови. Анька билась в руках парней, как истая волчица, издавая странные воющие крики, как призывы о помощи и как лютое неистовство безумия:

— Куры пожирают кукурузу! Не жалейте собак! В сметане много червей! Ищите мясо! — Отбивалась ногами от Сашки, не подпускала к себе, скалилась и скулила. — Пахнет собаками, сушите шкуры собак!

Наконец усилия людей увенчались успехом, хрипящую и вопящую Аньку, распластав, придавили к неровному торцу крыши, Сашка за волосы оттянула на себя голову волчицы и схватила пальцами мочку:

— Отрезай! — крикнула Малкину.

— Вместе с ухом, — прохрипел Лугатик, пунцовея от натуги. — Будет одноухая волчица.

Взъерошенные волосы Малкина встали дыбом, зашевелились, как трава под ногами, он помедлил, раздумывая, и резанул лезвием меча по мочке. Все-таки не целое ухо. Волчица стала меченой.

— Собак надо убивать! — свирепо оскалилась Анька, когда ухо ожгло резкой болью.

Сашка яростно забросила отрезанную мочку дальше в траву и вытерла о футболку пальцы. Парни отпустили Аньку и загоготали, удовлетворенные бессилием волчицы. Та отпрянула от торца крыши, заметалась по траве, по-звериному вынюхивала мочку. Не нашла, поникла беспомощно и жалко.

— Теперь веди! — приказала Сашка. — Впрочем, я догадываюсь, куда ведешь. Теперь можем обойтись без тебя.

Шум погони приблизился. Горожане лезли изо всех щелей. Куда ни ткни — маячат спины. Травля продолжилась. Будто ополчился весь город, будто ни у кого не было других дел. Беготня изнуряла. Оторваться не удавалось. Сашке даже вспомнились слова Философа: «Не мудри, мудрствуя, потому что мудрость только у мудрого». А мудрым в этом городе считался один Философ. Она горько усмехнулась.

Анька пятилась за ними. Андрюха думал, что отсеченная мочка остановит волчицу и пути их разойдутся, но этого не случилось. На нее цыкали, орали, прогоняли прочь, требовали отвязаться, — не помогало. Она молчаливо держалась рядом. К полудню силы у людей были на исходе, мысли в мозгах едва ворочались, но Анька, напротив, оживилась, засуетилась, усталость не брала волчицу. Опередила приятелей и, не слушая возражений, повела на городскую окраину. Пятилась, пригнувшись, тело собрано в мускулистый ком, глаза мельком схватывали разгоряченные лица людей.

И вот череда перевернутых многоэтажек оборвалась, потянулись перевернутые пригородные домишки. Скоро очутились за огородами. Измотанные, без задних ног рухнули в высокую траву, разбросались, затихли. Позади сумасшедший город с его озверевшими жителями. Дальше за травостоем щетинилась лесополоса. Вершины деревьев проткнули густую неимоверную синь дня и тянулись в чистое небо. И ни одной дороги. Усталость навалилась.

Но прежде, чем она взяла верх, Катюха, лежа на спине, не чувствуя рук и ног, глухо обронила, глядя в пустое небо:

— Кажется, оторвались от погони. Только до Карюхи как до луны. В город возвращаться нельзя. Меня сейчас туда калачом не заманишь. Пошли они к черту со своим Философом. Я не понимаю, как мы еще до сих пор живы? В этом городе кровь льется, как вода. Мне страшно возвращаться назад. Я устала. Я больше не хочу крови. Я больше не могу ее видеть. — По телу волной прошла судорога, высохший пот на лице оставил грязные разводы. Под глазом у Катюхи чиркнула мушка, отчего вдруг зачесалось, но шевелиться не хотелось, и девушка лишь часто заморгала и дунула, отгоняя от лица мошку. — Хочу забраться в ванную и смыть с себя всю эту грязь. Кажется, я никогда уже этого не сделаю. Мамочка дорогая, знала бы ты, где я сейчас. Но я и сама не знаю, где я. Даже Анька этого не знает. Как же можно на нее полагаться после этого? Похоже, мы теперь от Карюхи еще дальше, чем были до сих пор. Хорошо, что больше нет погони. — Катюха вздохнула.

— Как знать, — осторожно отозвалась Сашка. Тоже лежала на спине и прислушивалась к шуршанию травы. Можно было высунуться из травы и оглядеться, но так не хотелось вырывать из покоя ноющие мышцы, к тому же, кажется, все тихо, и Сашка только шевельнула пальцами рук и ног, оставаясь лежать в том же положении. Через минуту подала голос: — Возьми себя в руки! Не распускай слюни, это не поможет. Ты хорошо держалась. Продолжай в том же духе. Просто не жди быстрого завершения, вот и все. В этом городе ничто не заканчивается быстро. История с Карюхой только началась.

Анька сидела поодаль, подтянув к себе колени и обхватив ноги руками. Прикрыла глаза, слушала разговор Катюхи и Сашки. Утратив мочку, она лишилась не только маячка, но и внешнего управления. Мысли потеряли стройность, стали метаться. Иногда мозг не слушал ее, его терзали дикие ощущения, казалось, кто-то читал ее мысли, она боялась думать, но не думать не могла и тогда становилась враждебной людям; иногда он был пуст, как барабан, тогда ей становилось на все наплевать. Люди не верили ей, но никто из них не знал ее мыслей и почему она не покидала компанию. Анька по-волчьи втянула ноздрями воздух, распознавая запахи. Прислушалась, уши навострились, как у зверя. Медленно повела глазами по девушкам:

— Карюха недалеко, — выговорила почти по слогам.

— Вот как? — глаза Катюхи распахнулись. — Близко? — Приподнялась на локтях, видя, как друзья зашевелились. Верхушки трав над людьми закачались, в плотном густом воздухе побежали волны. — Чего же мы тогда разлеглись? — Повернулась набок, намереваясь подняться.

— Успокойся, — остановила Сашка. — Она врет. — Глянула на Аньку: — Смотри, доиграешься. За мочкой вместе с ухом отлетит голова.

— Почти рядом, — повторила Анька. — Третий дом от края. Там сейчас трое: хозяин, хозяйка и Карюха.

Установилась недолгая пауза. Малкин мотнул взъерошенной головой, отгоняя сон, сел, погладил меч перед собой. Не поймешь волчицу Аньку, как обухом по голове, непредсказуемы эти оборотни. Весь город непредсказуем. Нельзя расслабляться. Хмуро исподлобья кинул взгляд на нее, неподвижную, как изваяние. Врет или нет? Конец поиска или новая ловушка? Сама говорит, или Философ из ее рта вещает?

Сашка приподнялась следом за Малкиным, глаза впились в волчицу, потянулась, футболка вздернулась, обнажая красивые бедра, которые нравились Ваньке. Шипяще сквозь зубы спросила у Аньки:

— Что должно быть потом?

— Это знает только Философ, — вяло ответила волчица.

— Значит, нас привел сюда Философ? — раздраженно спросил Малкин. — Прямо к Карюхе? Что-то не очень верится. И совсем не верится. — Помолчал и поморщился: — Найти бы этого Философа и узнать, что ему неймется?

Анька молчала. Она не знала ответа.

— Она врет, она врет, — воскликнула Катюха.

— Я больше не могу верить ей, — подумав, проговорила Сашка.