Трибуле Зевако Мишель

То ли комендант тюрьмы пожалел бедную женщину, немножко чокнутую, но совсем не злую, то ли то было влияние колдовских чар, но мадемуазель де Сент-Альбан была помещена в очень удобную камеру, меблированную кроватью (настоящей кроватью!), столом и креслом.

Более того, узница получила разрешение заказывать еду на воле, как и кондитерские изделия, которые она обожала. И добрая старушка проводила время в поедании конфет и в ожидании скорого освобождения, а оно не могло затянуться надолго, по уверениям мадам герцогини д’Этамп.

Утром того самого дня, когда месье де Монклар решил «попытать» старую женщину, в камеру внесли корзину с фруктами. А так как комендант раз и навсегда отдал приказ тотчас же пропускать любую еду, какая может понравиться мадемуазель де Сент-Альбан, корзина была немедленно принесена узнице.

Главный прево прибыл в Бастилию точно в полдень и объявил коменданту, что намерен немножко допросить мадемуазель де Сент-Альбан.

– Бедная женщина! – пробормотал комендант.

Но сразу же добавил:

– Распоряжайтесь мною, месье граф. Сейчас настало время трапезы мадемуазель де Сент-Альбан. Сомневаюсь, что она будет довольна вашей добавкой к ее блюдам.

После таких слов комендант отдал приказ о приведении в порядок камеры пыток.

Немедленно вызвали специально прикомандированного к Бастилии палача, и он, насвистывая охотничьи сигналы, принялся разжигать огонь.

Тем временем комендант проводил месье де Монклара до камеры узницы.

– Если она захочет говорить сразу, – произнес комендант, бывший своеобразным филантропом, – это убережет ее от необходимости спускаться в камеру пыток. Камера находится в подземелье, и там довольно сыро.

Главный прево наклонил голову, не изволив улыбнуться, что разом заморозило красноречие коменданта. Открыли дверь камеры. Мадемуазель де Сент-Альбан сидела за столом и даже не подняла головы, когда дверь открылась.

– Спит после обеда! – решил комендант.

Он тронул пожилую даму за плечо. Мадемуазель де Сент-Альбан не шевельнулась. Тогда комендант склонился к ней и внимательно посмотрел на узницу. Тут он вскрикнул.

Лицо мадемуазель де Сень-Альбан было белее воска.

– Врача! Скорее! – распорядился он. – Несчастная умирает.

Тогда и Монклар склонился над узницей.

Потом он выпрямился и с холодным металлом в голосе произнес:

– Бесполезно! Мадемуазель де Сент-Альбан мертва…

– Мертва! – глухо отозвался комендант, испуганный внезапно пришедшей мыслью, что его могут сделать ответственным за эту смерть.

– Да, – все так же флегматично процедил Монклар, – она мертва, и пойдемте отсюда… Допрос закончен.

Главный прево безо всякого интереса взглянул на стол. Он заметил корзину с фруктами, и странная улыбка появилась на его тонких губах.

– Какое несчастье! – причитал комендант. – Поверьте, господин главный прево, всё было сделано наилучшим образом, чтобы узница как можно меньше страдала.

– Вот и прекрасные плоды! – строго сказал Монклар, указывая на корзину, стоявшую на столе.

Комендант впился глазами в главного прево, но лицо Монклара было непроницаемым.

– Когда это принесли? – спросил Монклар, указывая на корзину с фруктами.

– Сегодня утром, – сказал один из стражников. – Я был на посту, когда передали корзину.

– И кто ее принес?

– Один молодой человек.

– Смуглый? Взгляд исподлобья? Волосы черны?

– Это его признаки, монсеньер.

«Тит! – определил Монклар. – Ах, мадам д’Этамп! Да с подобным секретом я смогу отвести вас куда захочу!».

Вслух же он проговорил:

– А этот молодой человек не говорил, от кого он принес фрукты для мадемуазель де Сент-Альбан?

– Нет, монсеньор. Он просто передал корзину.

– Никто не ел этих фруктов?

– Нет, монсеньер.

– Месье комендант, – сказал Монклар, – настойчиво рекомендую вам не пробовать этих фруктов.

– Господин граф, – промямлил комендант, – вы полагаете, что…

– Цыц! Я ничего не полагаю, я просто советую вам ликвидировать эти фрукты.

– Отнесите корзину ко мне! Я лично сожгу эти фрукты…

Тюремщик осторожно взял корзину и, не без предосторожностей, унес ее.

Монклар тоже вышел, за ним поспешил комендант, беспрестанно повторявший:

– Бедная женщина!.. Какое несчастье!..

– Да! – буркнул главный прево. – Именно в тот день, когда я собирался допросить ее…

– Любезный граф! – обеспокоился комендант. – Вы же не думаете, что я замешан в это дело?

– Да бросьте вы!.. Вы шутите… Сент-Альбан мертва… Ее надо похоронить, вот и всё!

– Да, вот и всё! – радостно повторил комендант.

Монклар вернулся в Лувр.

«Мадам герцогиня д’Этамп ускользнула от меня!» – признался он себе.

Проходя по коридору перед полуприкрытой дверью, он услышал тихие голоса. Монклар был любопытен по природе; профессия только усилила это свойство его характера. Он осторожно толкнул дверь и просунул голову внутрь.

В глубине комнаты, в оконной нише тихо беседовали двое. Монклар вздрогнул, увидев собеседников: это были герцогиня д’Этамп и Алэ ле Маю, этот младший офицер королевской гвардии, которого мы уже видели в деле.

«Любопытно», – подумал главный прево.

Он осторожно отступил и прислушался. Но каково бы ни было его желание услышать, о чем говорят эти двое, Монклар не мог разобрать ни единого слова. Какие-то движения, шорох шелкового платья герцогини свидетельствовали о конце свидания. Монклар быстро проскользнул по коридору и был уже за поворотом, когда герцогиня вышла из комнаты.

Генеральный прево размышлял: «Какая связь может существовать между этим бедным служакой ле Маю и могущественной герцогиней? Этот человек продаст себя всякому, кто больше даст… Неужели герцогине понадобилось его купить? С какой целью? Этот мошенник не знает угрызений совести. Он способен на всё… Или, скорее, она его уже купила? Но зачем?»

Внезапно главный прево хлопнул себя рукой по лбу и ухмыльнулся:

«Да это же ребенку ясно! – осознал он пришедшую ему в голову мысль. – Ле Маю был сердечным другом старой Сент-Альбан! Теперь я смогу восстановить схему похищения Жилет, будто бы сам при этом присутствовал».

Как только Монклар оказался перед королем, он сказал:

– Сир, мадемуазель де Сент-Альбан внезапно умерла сегодня утром, и я не смог допросить ее, но у меня в руках есть некая личность, знающая, вероятно, столько же, сколько и покойная мадемуазель. И этот некто заговорит.

Король безразлично кивнул головой.

Неужели Франциск отказался от поисков Жилет?

Ни в коем случае! Больше, чем когда-либо, король был влюблен в нее, и его безмерно волновал запутанный вопрос, действительно ли Жилет является его дочерью. Но данная неизвестность только усиливала королевскую страсть.

Король непрестанно мечтал о Жилет. Но он мечтал и о другой женщине… Что делать? Король был влюбчив… Вот и сейчас его кто-то заинтересовал!

Около девяти часов вечера, по привычке, Ла Шатеньере и д’Эссе вошли в комнату короля. Сансак куда-то исчез. Двое его друзей могли бы рассказать, что с ним приключилось, но они не позволяли себе нарушить абсолютное молчание по этому поводу.

Басиньяк, первый камердинер короля, заканчивал одевать чем-то озабоченного Франциска.

Любовный каприз был для короля серьезным делом.

– Входите, господа, – пригласил придворных король, когда обряд одевания был закончен.

– Куда направляемся, сир? – спросил Ла Шатеньере.

– Туда же, где мы были вчера, где мы были позавчера…

Д’Эссе и Ла Шатеньере с улыбкой переглянулись.

Трое мужчин вышли из Лувра через потайную дверь, ключ от которой был только у самого короля, и сразу же направились к церкви Сент-Эсташ. Королю понадобилось добрых полчаса, чтобы преодолеть расстояние от Лувра до церкви, хотя на это хватило бы и пяти минут…

Его величество пребывал в глубокой задумчивости.

И все его размышления свелись к следующей фразе:

– Прошу прощения, господа, но ни одна герцогиня или принцесса не сопротивлялась так долго, как эта шлюшка!

– Она просто не знает, с кем имеет дело, сир!

– И мне хочется, чтобы она по-прежнему этого не знала.

– Хорошо, сир!.. Но вот мы и пришли.

Король поднял голову и увидел, что стоит перед закрытой дверью. Он почувствовал легкую дрожь, охватившую его с головы до ног.

– Да черт ее побери! – выдавил он из себя, пытаясь улыбнуться. – Я дрожу, как перед первым свиданием!

И он изо всех сил забарабанил кулаком в дверь… Она сразу же отворилась. Изнутри послышались раскаты смеха, пьяное пение… Король находился на пороге болезни!

– Входите, молодые сеньоры! – послышался женский голос.

При слове «молодые» Франциск I расправил плечи и улыбнулся.

– Устройте-ка нас в уголок поспокойнее, где бы нам никто не помешал, – приказал он.

Женщина открыла одну из дверей, и трое наших героев вошли в комнату, обставленную с претензией на шик.

– Это комната для принцев! – угодливо улыбнулась женщина.

– О! О! – удивился Франциск. – Но для нас, бедных провинциальных дворян, это слишком шикарно!

– Да входите, входите же…

– Хорошо. Принесите вина…

– И пусть подаст его рука одной из ваших прелестниц! – добавил Ла Шатеньере.

Гости расположились на широких низких деревянных сиденьях, на которых лежали бархатные подушки.

– Клянусь мертвым Господом! Как бьется сердце! – сказал Франциск.

– Стало быть, это настоящая любовь, сир? – спросил д’Эссе.

– Прежде всего, мой милый, не забывайте, что данное слово здесь непримиримо. Я бедный дворянин, а следовательно, почему бы не обойтись без любви?.. Эта гибкая шея, эти белоснежные груди, эти красивые руки столь восхитительной формы… Почему эти чудесные вещи не вдохновят меня на любовь? Эх, господа! Что такое любовь, если не постоянное возобновление желания! Скажем, я желаю эту женщину, я ее …Да вот же она!

В этот самый момент в комнату вошли три женщины. Одну из них звали Мезанж[39], другую – Фовет[40]. В их костюмах не было ничего сдерживающего, что могло бы помешать веселящимся посетителям. Их легкие шелковистые платья держались на одной застежке, так что, едва присев на колени к Ла Шатеньере и к д’Эссе, они оказались полуголыми. Сразу же после этого послышался их милый смех, когда они наливали белое вино в оловянные кубки кавалеров.

Мезанж и Фовет нисколько не ошиблись; они прошли прямо к д’Эссе и Ла Шатеньере, оставляя возможность третьей подружке занять место рядом с третьим кавалером.

Чтобы тотчас закончить описание этой сцены, на которой мы не станем останавливаться, так как наше единственное желание состояло в том, дабы обрисовать ее в общих чертах, скажем, что пять минут спустя обе шальные девчонки исчезли, увлекая с собой своих кавалеров. Возможно, оба придворных были так быстро удалены из-за того, что король как можно скорее должен был остаться один.

Что же до третьей женщины, то она уселась напротив короля. Она была замаскирована под черную волчицу. Но маска была приподнята, что позволяло увидеть блеск ее губ и снежную белизну груди, остававшейся открытой.

Чарующие светлые волосы падали на обнаженные плечи, образуя подобие плаща, что, безусловно, вызвало бы зависть Дианы де Пуатье, так гордившейся своей великолепной шевелюрой.

Как мы уже сказали, эта женщина сидела напротив Франциска, а не рядом с ним.

Король поднялся, приветствовал эту женщину с той изысканной обходительностью, которая никогда не покидала его в присутствии женщин, и, взяв даму в маске за маленькую ручку, жарко поцеловал ее нежное запястье. Потом он уселся, взял принесенный женщиной кувшин белого вина и самолично налил вино в кубки.

– Такие восхитительные ручки не созданы для прислуживания, – сказал он.

– Ах, месье! Вы говорите со мной, как с герцогиней, а я простая мещанка…

– Мещанка! – воскликнул король.

– Да, и это слишком сильно сказано! Не так ли?.. Я бы назвала себя несчастной шлюхой…

– Нет, нет, нет, милое дитя! Вас нельзя так назвать. Вши манеры, ваша непринужденная речь, такой нежный звук вашего голоса, несмотря на то что вы пытаетесь его изменить, подобно тому, как вы скрыли под маской ваше лицо, – всё это говорит о том, что вы добились положения в обществе.

– Может быть, – серьезно сказала женщина.

– В таком случае не согласитесь ли вы снять маску? Разве вы хотите лишить меня наслаждения любоваться вашей красотой?

– Месье, я хочу остаться в маске.

– Навсегда?

– Что вы! Это было бы слишком жестоко! – рассмеялась женщина.

– Да! Жестоко для тех, кого вы лишаете столь восхитительного зрелища.

– Я и в самом деле красива, – спокойно сказала странная распутница, – но успокойтесь, месье, мой зарок перестанет действовать через несколько часов.

– Через несколько часов!.. Эх, если бы я, мадам, был королем, то отдал бы все свои богатства, и даже корону, только бы мне дали возможность развязать узлы и снять вашу маску!

Распутница разразилась смехом.

– Вы смеетесь, злючка? – спросил король.

– Смеюсь, потому что мне часто говорили подобные вещи! Просто удивительно, месье, как однообразны мужчины. Чтобы соблазнить нас, они употребляют одни и те же выражения… или очень похожие.

– Но вы, мадам, среди тех, кто делает подобные заявления, никого не любили?

– Любила одного, – посерьезнев, призналась распутница, – одного-единственного.

– Черт возьми! Почему не я был им?

Развратница странно улыбнулась.

– А как звали этого счастливого мужчину? – спросил Франциск.

– Вам так важно это знать? – кокетливо ответила она.

– Да, важно! Имя соперника всегда важно сердцу, завоеванному любимой женщиной!

– Хорошо, мой кавалер. Я никогда не знала его родового имени. Знаю только его личное имя… Его звали Франсуа.

– Франсуа!.. Но меня тоже зовут Франсуа!

– Как и моего любовника! Как и короля Франции!

– Да, мое прекрасное дитя… Как короля… И я уверен, что король захотел бы и дальше пользоваться подобным совпадением… если бы, конечно, имел время вас встретить. Но вернемся к этому человеку… к этому Франсуа. Вы его больше не любите?

– Он мертв! – сказала распутница таким тоном, что король вздрогнул.

И добавила:

– Я его убила.

Король опять вздрогнул. А тем временем женщина залпом опустошила кубок с вином, и Франциск I был удивлен блеском в глазах развратницы, вспыхнувшим в глубине прорезей в черной бархатной маске. Но страшное признание не приглушило королевскую страсть. Наоборот, возбудило его желание. Эта женщина – убийца!.. Значит, она окажется партнершей, страстной до безумия в постели!

– Вы убили, – сказал он, выпуская руку женщины в маске, – и так просто говорите об этом… Знаете ли вы, что это очень неосторожно?

– Как это, месье?

– Ну, если бы, например, случайно … месье бедный дворянин… оказался…

– Ну? – спросила она жадно.

– Ну, например, был бы я главным прево…

Она расхохоталась.

– Так что бы вы сделали?

– Мне кажется, что мой долг состоял бы в том, чтобы арестовать вас во время свидания. Было бы начато судебное расследование, и через пару недель ваше очаровательное, ваше прекрасное тело, которое в эту минуту так восхищает меня, болталось бы на верёвке в Монфоконе.

Теперь настал черед распутницы задрожать.

– Монфокон! – глухо промолвила она.

Но она быстро овладела собой и добавила:

– В таком случае, месье, вы оказались бы таким же подлецом, как и тот Франсуа, о котором я вам говорила…

– Заметьте, мое милое дитя, что я сказал: «Если бы я был главным прево…». К счастью, я таковым не являюсь, я даже не его приближенный, и секрет, который вы мне доверили, столь же прочно заперт в моем сознании, как и в вашем сердце. Впрочем, даже если бы я и был на самом деле главным прево, то скорее предпочел бы изменить своему долгу.

– А! – с мрачной иронией сказала она. – Сразу видно, что вы галантный мужчина.

– И вы сказали, – продолжил король, – что ваш любовник был подл?

– Разве я так сказала?

– Мне показалось.

– Если я так сказала, значит, так и есть… хотя это слово слишком слабо выражает мои чувства.

– О!.. И что же вам сделал этот бедняга? – усмехнувшись, спросил Франциск I. – Скорее всего, изменил?

– Хотите знать, что он мне сделал? Хорошо… Я расскажу вам… Раз уж я разоткровенничалась, надо продолжать до конца. И потом… вы мне… нравитесь… – томно закончила она.

– Черт возьми! Если бы это было так!

И Франциск I, опьяненный страстью, привлек к себе распутницу, которая на этот раз сопротивлялась очень слабо. Через какое-то мгновение она уже сидела на его коленях, ее руки сплелись вокруг шеи короля… Их губы слились в страстном поцелуе.

– Значит, ты меня хоть немножко любишь? – взволнованно спросил король.

– Я же сказала… Вы мне нравитесь… Вот и всё.

– Иди! Иди ко мне!

– Нет!

– Но я же люблю тебя! Я хочу тебя!.. Иди.

– Сейчас! Значит, вы не хотите выслушать мою историю?

– Ах, да! Твою историю… Да какая мне разница! Принцесса или шлюшка… Я люблю тебя такой, какая ты есть… Иди!

– Оставьте меня! – защищалась она, но так неловко, что ее легкое платье разодралось сверху донизу, и ее тело соблазнительно открылось манящей мраморной наготой.

Обезумев от страсти, король исступленно схватил ее, поднял своими большими ручищами, рысью пересек комнату, распахнул толчком ноги дверь, которая вела в спальню…

Пролетело два часа.

Ла Шатеньере и д’Эссе вернулись в зал в сопровождении Мезанж и Фовет. Заметив, что король исчез вместе с распутницей в маске, они понимающе улыбнулись.

– Бог мой! – усмехнулся Ла Шатеньере. – Жертвоприношение свершилось.

– Лишь бы при этом жертвоприношении не получился какой-нибудь будущий барон, имеющий право сидеть на верхней ступеньке трона, – добавил д’Эссе.

– Ба! Наш друг здесь не считается… Еще одним больше!

В этот момент раздался крик, напоминавший вопль испуганного человека.

Побледневшие Ла Шатеньере и д’Эссе переглянулись.

– Черт тебя побери! – услышали они голос короля.

Оба мужчины бросились к двери, из-за которой раздался крик. Но в этот самый момент дверь открылась и появился король. Он был мертвенно-бледен…

– Идемте, господа, – дрожащим голосом сказал король.

Они вышли втроем так поспешно, что их уход походил на бегство.

– Сир! – попросил Ла Шатеньере, когда они оказались снаружи, – объясните нам…

– Эта женщина, господа, эта шлюха…

– И что же, сир?

– Это не женщина… это призрак!

Придворные переглянулись с таким видом, будто хотели сказать: «Уж не сошел ли король с ума?»

А Франциск I широким шагом спешил в Лувр. Удивленные дворяне поспешали за ним. Через несколько минут они добрались до маленькой потайной двери, возле которой король простился со своими спутниками:

– Прощайте, господа!.. Ни слова о сегодняшнем приключении… никогда… никому… Слышите?

А в борделе произошло вот что. Мы оставили короля, уносившего распутницу в спальню, соседствовавшую с залом, где произошла их встреча.

Мы проникнем в эту комнату в тот момент, когда Франциск I заканчивал одеваться, а распутная женщина, уставшая, изнемогающая, вытянулась на кровати, отдыхая и безмятежно ожидая чарующего прощания.

Король, уже полностью одетый, присел на край кровати.

– Посмотрим, – сказал он, – не хочешь ли ты теперь снять свою маску? Черт возьми, моя красавица! В мире есть только одна женщина, и это – ты!

– Вы лжете, месье, – ответила женщина.

– Нет, нет! Клянусь тебе!

– Чем?

– Честью благородного человека.

Из уст ее вырвался мрачноватый смех, от которого король вздрогнул.

– Вас никак не назовешь благородным человеком, – сказала женщина.

Король было нахмурился, но потом подумал: «Да пусть уж лучше верит тому, что сказала».

Вслух же он спросил:

– Не хочешь ли ты сказать, что твой обет прошел этой ночью?

– Да, мой милый сеньор… Я дала обет не снимать маски до того самого дня, пока не найду мужчину, способного заставить меня забыть… другого.

– Ты восхитительна! Но скажи: того, другого, ты очень любила?

– Я его ненавидела, да и сейчас ненавижу…О! Смертельной ненавистью, хотя в этот момент моя ненависть удовлетворена…

– Это правда… Ты же сказала, что убила его!

– Да, я его отравила.

Франциск скорчил гримасу.

– Я бы предпочел удар кинжалом, – сказал он.