Шпионка, пришедшая с севера Леонтьев Антон

– Я вас очень прошу.

Таня запнулась. Ее знаний итальянского не хватало, чтобы выразить все, что кипело у нее в душе. Но то ли эмоции были написаны на ее лице, то ли итальянка оказалась сердобольной, но в итоге тюремщица произнесла:

– Я тебе ничем помочь не могу, телефон у нас только в кабинете директора тюрьмы. Если хочешь, я могу ему доложить, что ты желаешь с ним переговорить. Но учти, это все, что я могу для тебя сделать. И не ори, а то мне за тебя влетит. Мне вообще велели с тобой не разговаривать, сказали, что ты опасная преступница. А ты скольких человек убила?

Таня в изнеможении опустилась на деревянный настил. Что же, разговор с директором тюрьмы лучше, чем ничего. Во всяком случае, она была уверена, что отец уже пытается ее освободить. И ее страна ни за что ее не оставит. Она не шпионка, это же очевидно.

Тюремщица не обманула, минут через двадцать – Таня точно не знала, который час, потому что часы, как и другие предметы, у нее отобрали, – появился начальник тюрьмы. Импозантный, с седой бородкой и ласковыми манерами, он чем-то напоминал добродушного семейного доктора, который всегда готов прийти на помощь. Он был одет в щегольской полосатый костюм, а в галстуке сияла звездочка бриллианта.

– Синьора Полесская, – сказал он по-английски, войдя в камеру, – мне доложили, что вы желаете со мной говорить. Если вы не против, мы побеседуем с вами по-английски, увы, русским я не владею. Я – Батисто Пачелли, директор данного заведения. У вас есть жалобы?

– Господин Пачелли, я не понимаю, почему мне отказывают в праве поговорить по телефону с советским послом.

– О, синьора Полесская не так поняла! – Директор развел пухлые бледные ладони. – У вас есть такое право, как и у любого иностранного гражданина, который волей судеб оказался здесь. Впрочем, ваше желание явно избыточно, господин советский посол позвонил из Рима и сказал, что вылетает к нам, он желает лично опекать вас.

Таня немного успокоилась. Ее не бросили в беде, ей хотят помочь. Но все же ей так хотелось увидеть отца.

– Господин Пачелли, – произнесла она. – Могу ли я поговорить со своим отцом, он – посол в Бертране.

– О да, синьора Полесская, – директор погладил бородку. – Я помню восторженные заметки газет, которые восхищались вашим успехом на приеме у князя Клода-Ноэля. Я знаю, что ваш отец – посол Советского Союза в соседнем крошечном княжестве. К сожалению, я не могу позволить вам переговорить с ним, но обещаю вам, вы можете передать мне все, что считаете нужным, и я лично позвоню господину Полесскому.

– Я вам очень признательна, – сказала Таня. Надо же, начальник тюрьмы оказался вполне приветливым и милым человеком.

– Что вы хотите передать вашему отцу? – спросил синьор Пачелли, и в его глазах загорелись недобрые огоньки. – Прошу вас, Таня, я выполню вашу просьбу.

Татьяна поняла – добрый директор тюрьмы хочет выведать у нее шпионские секреты. Надо же, полагает, что будь она шпионкой, она стала бы звонить своим боссам, находясь за решеткой.

– Я все же полагаю, что у меня есть право сделать один звонок. И я хочу видеть посла как можно быстрее.

Господин Пачелли осклабился и поправил безупречно сидящий галстук.

– Вы можете много чего полагать, синьора Полесская, но от меня зависит все в тюрьме, вы это должны усвоить.

Галантный синьор испарился, перед ней стоял жестокий и циничный человек.

– Я не думаю, что вы задержитесь в моем заведении, я бы и не хотел иметь подобного заключенного. Вы доставляете всем слишком много хлопот. Из-за вас мне пришлось подняться сегодня в три часа ночи. Из-за вас я имел напряженный разговор с министром юстиции и премьер-министром. Американцы насели на меня со всех сторон. Они хотят вашей крови, запомните это, Татьяна.

Затем синьор Пачелли вновь улыбнулся и превратился в любезного старикана.

– Если у вас больше нет пожеланий, то я могу удалиться. И прошу вас соблюдать принятые в моей, запомните, в моей тюрьме правила внутреннего распорядка. Мне велели обращаться с вами корректно, что я и делаю.

Таня вновь осталась одна. Крошечное оконце, около самого потолка, выходило в тюремный двор. Таня уселась на деревянный настил, ей вдруг ужасно захотелось спать. Силы были на исходе. Она в тюрьме, ее обвиняют непонятно в чем, но ей наплевать.

Она проснулась от сильного стука. Около двери стоял поднос с несколькими мисками. По всей видимости, пришло время обеда. Кормили в тюрьме, вверенной заботам синьора Пачелли, не так уж плохо.

Таня поела и вновь попыталась заснуть, но на этот раз сон не шел. Она прислушивалась к шорохам за железной дверью, с улицы доносились отдаленные гудки автомобилей, шелест большого города, веселые крики детей. Надо же, жизнь продолжалась, она остановилась только для нее.

Нет, не остановилась. Она не сдастся, всегда нужно сопротивляться обстоятельствам, какими бы невероятными они ни были. Таня твердо помнила это правило, ведь именно отец учил ее этому. Но почему его нет? Он давно должен быть здесь, вызволить ее.

Затрещал замок, дверь открылась. Тюремщица, бросив на Таню суровый взгляд, произнесла:

– Прошу вас, господин посол.

Вслед за ней в тюремную камеру шагнул невысокий сухопарый мужчина в темно-сером костюме, Олег Степанович Измайлов, хороший знакомый ее отца, посол Советского Союза в Италии. Таня дружила с его дочерью и была когда-то давно, лет в тринадцать, влюблена в его старшего сына, который работал теперь в Канаде.

Олег Степанович дождался, пока надзирательница выйдет прочь, и сказал:

– Добрый день, Танюша, как дела?

Услышав его голос, Таня всхлипнула. Ей внезапно стало обидно и больно на душе.

– Не плачь, не плачь, – сказал Измайлов. – Все хорошо, я тебе обещаю, что все будет хорошо.

Таня подняла на него заплаканные глаза. Что-то в его тоне, слишком бодром и фальшиво-уверенном, ей не нравилось. Олег Степанович по-прежнему стоял у двери.

– Я потребую, чтобы тебе предоставили другую камеру. Причем немедленно.

– Олег Степанович, – Таня вжалась в холодную бетонную стену, – о чем вы говорите? Я хочу знать, когда я смогу покинуть тюрьму. И где мой отец. Он в курсе, вы с ним говорили?

– Конечно же, твой отец в курсе, – сказал Олег Степанович. – Я с ним говорил, Таня, он скоро будет здесь.

Возникла неловкая пауза. Измайлов, переминаясь с ноги на ногу, осматривал тюремную камеру.

– Таня, я думаю, тебе нужно знать, – произнес посол. – То, в чем тебя обвиняют… Это очень серьезное преступление.

– Я ничего не совершала, – твердо сказала Таня. – Олег Степанович, вы ведь меня знаете, знаете моего отца. Я понятия не имею, о чем идет речь, американцы заявляют, будто я занималась шпионажем. Но это просто смешно.

– Конечно же, Танюша, конечно, ты полностью права, – сказал Измайлов. – Поверь, посольство окажет тебе посильную помощь, мы тебя отсюда вытащим. Это подлая провокация.

– Когда, Олег Степанович? – спросила Таня.

Измайлов отвел глаза:

– Очень скоро, поверь мне. Нужно только немного подождать. Эту ночь ты проведешь в тюрьме, а завтра… Я тебе обещаю, что завтра ты снова окажешься на свободе. Самолет доставит тебя в Москву, ты забудешь об этом происшествии, как о страшном сне.

Как же Тане хотелось, чтобы слова Олега Степановича сбылись как можно скорее. Измайлов, произнеся еще несколько утешительных фраз, сказал:

– Таня, мне пора. Всего хорошего.

Покинув тесную тюремную камеру, Измайлов вытер со лба пот. Он не любил врать, в особенности когда приходилось обманывать своих близких, а Таню Полесскую он считал почти дочерью. Но не мог же он сказать девушке, что положение более чем серьезное. Всего несколько часов назад, незадолго до экстренного вылета из Рима в Геную, он имел тяжелый разговор с Москвой. Ему дали понять, что Таня Полесская – жертва и помочь ей нельзя. Он должен успокоить ее, пообещать, что скоро все закончится, и тем самым бросить на произвол судьбы.

Олег Степанович прекрасно знал Виктора Полесского, тот никогда бы не разрешил использовать дочь для транспортировки похищенных фотоматериалов. Значит, действовали без его ведома. Измайлов мог только посочувствовать Полесскому. Ему и Тане не повезло. На их месте мог оказаться любой.

За долгие годы работы на дипломатическом поприще Олег Степанович усвоил одну незыблемую истину – он обязан подчиняться всем приказам, которые отдает начальство. Скандал, который только начинал раскручиваться, обещал стать оглушительным. Еще бы, дочь советского посла арестовали в аэропорту, обнаружили в ее багаже микрочип с тайно сделанными на американской базе фотографиями, поместили в тюрьму. Хуже всего, что в происшествии замешаны интересы американцев. По собственному опыту Олег Степанович знал, что они никогда не спускают подобные дела на тормозах, а всегда идут до победного конца.

Девочке не повезло. Олег Степанович жалел Таню, в то же время радуясь, что беда обошла его стороной. Не повезло и Виктору Полесскому. После всего случившегося ему недолго оставаться послом в Бертране. Виктор рвется в Геную, но ему категорически запретили видеться с дочерью.

Всего этого Таня, разумеется, не знала. Оставшись одна, девушка прошлась по камере. Олег Степанович не мог ее обманывать, отец скоро окажется здесь, а завтра она будет на свободе. Как хорошо, что это дикое происшествие подходит к концу.

Она окончательно успокоилась. Прошел час, однако отец не появлялся. Таня знала по собственному опыту, что путь на автомобиле из Бертрана в Геную занимает не более трех часов. Отец наверняка вылетел на самолете. Он уже здесь и с минуты на минуту окажется у нее в камере.

Дверь камеры снова распахнулась. Таня вскочила с деревянного настила. Появилась новая надзирательница, рыжеволосая, со злобным взглядом. Отец приехал, он сейчас войдет сюда, она сможет его обнять!

Каково же было разочарование Тани, когда вместо отца появился незнакомый мужчина, достаточно молодой, с хитрым взглядом.

– Госпожа Полесская, – произнес он на неплохом русском с чуть грассирующей «эр». – Пройдемте со мной, пожалуйста.

Так и есть, отец приехал, но он хочет видеть ее не в камере, а в помещении для свиданий. Или, может, все разрешилось. Он приехал ее забрать!

Они снова прошествовали по коридорам, поднялись на второй этаж, оказались в крыле, где располагались кабинеты. Надзирательница следовала позади Тани, девушка чувствовала ее тяжелый взгляд.

– Прошу вас, – произнес незнакомец, остановившись около серой двери. – Вы можете идти, – сказал он надзирательнице. Та беспрекословно подчинилась. Мужчина галантно пропустил Таню вперед. Они оказались в небольшой комнате с письменным столом, несколькими креслами и занавешенным портьерами окном. Обстановка была скудная, явно казенная. На стене тускло поблескивало большое зеркало.

– Садитесь, – сказал мужчина и прошел к столу. – Меня зовут Роджер Ли. Я представляю ваши интересы, госпожа Полесская.

– Я не понимаю, что происходит, – произнесла Таня с удивлением.

Она была разочарована. Нет, сказать, что она была разочарована, значит пойти против истины. Она ожидала увидеть отца, а место этого перед ней восседает самоуверенный американец, который заявляет, что собирается представлять ее интересы.

– Таня, – сказал Роджер Ли вкрадчивым голосом, – вы, скорее всего, не понимаете, в какой истории оказались замешаны. Вас обвиняют в шпионаже, направленном против Соединенных Штатов. Это значит, что если вас признают виновной, то вам грозит многолетнее тюремное заключение. Я здесь для того, чтобы помочь вам избежать этого. Вам требуется опытный адвокат, и я могу сказать, что являюсь таковым.

– Я хочу увидеть отца, – упрямо произнесла Таня.

Она опустилась в кресло, которое оказалось жестким и неудобным. Роджер Ли, скрестив руки на груди, с непонятной улыбкой триумфатора смотрел на Таню.

– Неужели господин посол Измайлов, который был у вас незадолго до моего визита, не поставил вас в известность? – спросил адвокат. – Я думал, что вы в курсе последних событий…

Таня подалась вперед:

– Расскажите, что произошло. Олег Степанович заверил меня, что завтра я окажусь на свободе и мой отец уже выехал в Геную.

Роджер Ли скривился:

– Узнаю типичного дипломата – много слов, и ни одно из них не является правдой. Таня, положение очень серьезное, я не собираюсь скрывать это от вас, я все-таки ваш защитник. Против вас выдвинуто обвинение, которое может привести вас в камеру на долгие годы, может быть, до конца жизни. Американская сторона готова идти до конца. По Би-би-си уже объявили, что в Генуе задержали советскую шпионку.

– Я никакая не шпионка, сколько нужно это повторять, – в сердцах воскликнула Таня. – Я не имею ни малейшего отношения ко всему, что произошло.

Роджер Ли ответил:

– Охотно вам верю. Я обязан вам верить, и меня, если честно, вовсе не интересует, виновны вы или нет. Я исхожу из того, что вы моя клиентка и, соответственно, имеете право на защиту. Но процесса не избежать. Советская сторона заявила решительный протест по поводу вашего ареста, но при этом, что очень важно, не подтвердила и не опровергла подозрений в том, что вы являетесь шпионкой. Но это не меняет сути дела. Для суда требуются доказательства, а доказательств того, что вы пытались вывезти из страны секретную информацию, являющуюся собственностью Соединенных Штатов, более чем достаточно.

Таня попыталась что-то сказать Роджеру Ли и обнаружила, что у нее сел голос. Адвокат любезно предложил ей стакан с минеральной водой.

– Не волнуйтесь, – произнес он. – О том, что мы с вами обсуждаем, никто не узнает. Я приложу все усилия, чтобы вызволить вас из тюрьмы, поверьте мне, на карту поставлена моя профессиональная репутация.

Таня про себя усмехнулась. Он что, не понимает, что на карту поставлено нечто большее – ее свобода и жизнь? Роджер Ли обещает ее вызволить, но это же обещание она слышала и от Олега Степановича. Измайлов не мог ее обмануть, отец уже здесь.

Но если отец прибыл в Геную, то почему он не с ней? Он ведь знает, как он ей нужен. Больше всего на свете. Он – единственный человек, которого она любит. Внезапно Таня подумала об Игоре. Игорь тоже знает о произошедшем, ей бы очень хотелось, чтобы он был рядом с ней.

– Я могу кратко обрисовать вам сложившуюся ситуацию, – продолжил Роджер Ли. – Вы оказались в незавидном положении, Таня. Честно говоря, кто-то очень постарался, чтобы на вас пала вина. Думаю, это кто-то из ваших спецслужб. Да-да, я понимаю, что вы не имеете к ним ни малейшего отношения. Но это типичный почерк подобных организаций – использовать ничего не подозревающих людей для достижения собственных неблаговидных целей. Итак, судя по последним данным, вы предстанете перед судом…

Таня в изумлении подняла глаза на адвоката. Какой суд, она завтра же окажется на свободе.

– Но Олег Степанович мне говорил… – начала она.

Роджер Ли перебил ее и почти грубо прикрикнул:

– Забудьте о том, что говорил вам господин посол. Это ложь во спасение, я понимаю, но не одобряю подобный подход. Вам лучше знать истинное положение вещей. Вас будут судить. Америка добивается того, чтобы вы были экстрадированы в Соединенные Штаты. Эта процедура может затянуться на месяцы, может быть, даже на несколько лет. Вам предъявлено обвинение в шпионаже.

Таня слушала адвоката и понимала, что все ее иллюзии рухнули. Еще полчаса назад она была готова увидеть отца, а завтра же оказаться на свободе, но теперь… Кто же говорит правду – Олег Степанович, которого она знала многие годы, или Роджер Ли, который почему-то не внушал ей доверия? Слишком быстро говорит, как будто знает, чем все закончится. Она неожиданно поняла, что не доверяет им обоим. Она никому не верит.

– Но итальянский суд может и не удовлетворить это требование, в конце концов, Советский Союз является второй супердержавой, а вы – гражданка Советского Союза. Но не рассчитывайте, что ради вас будут ломать копья. Вы, Татьяна, пешка, которой пожертвуют в сложнейшей шахматной партии, разыгрываемой на мировой арене. Так, великий князь Бертранский Клод-Ноэль заявил уже, что арест был произведен незаконно. Я не думаю, что это будет иметь какие-либо последствия, но он, кажется, на вашей стороне. Вы очаровали его…

Роджер Ли ухмыльнулся и продолжил:

– Во всяком случае, нам придется готовиться к серьезной обороне. Я как ваш адвокат…

– Господин Ли, но кто назначил вас моим защитником? – спросила Таня.

Вопрос сбил адвоката с толку, он даже на мгновение растерялся.

– Понимаете, госпожа Полесская, у каждого обвиняемого должен быть адвокат. Или я вас не устраиваю?

– Ну почему же, мне только хотелось бы знать, почему именно вы защищаете меня. Я хочу, чтобы у меня был адвокат из моей родной страны. Вы же американец, не так ли? А если я нахожусь в Италии, то это должен быть по крайней мере итальянец.

Роджер Ли сузил глаза. Эта крошка не такая наивная дурочка, какой кажется на первый взгляд.

– Госпожа Полесская, вы имеете полное право отказаться от моих услуг, – он попытался изобразить незаслуженно оскорбленного. – Советский адвокат в Италии – вещь неслыханная. Я защищаю вас, потому что свободно говорю по-русски, моя бабка была родом из России.

– Хорошо, – вздохнула Таня. – Расскажите, что произойдет со мной. Вы же должны знать, не так ли, господин Ли?

– Думаю, ближайшие несколько дней вы проведете в этой тюрьме. – Ли воспрял духом. – Я не могу знать, какой договоренности достигнут США и Советский Союз относительно вас. Кстати, я захватил вечерние газеты, не хотите ли ознакомиться с ними?

Он открыл портфель и достал из него стопку газет. Таня полюбопытствовала. Что же, когда о ней писала бертранская пресса, то было хотя бы приятно, а теперь… На первых полосах – ее фотография, которую некий репортер сделал в аэропорту. Размытое изображение – она сходит с трапа самолета в сопровождении двух агентов ФБР. Таня и не могла подумать, что она так выглядит – голова опущена, волосы растрепаны. Заголовок, пропечатанный аршинными черными буквами, кричал: «Советская шпионка задержана в Генуе. Дочь русского посла работает на КГБ. Она пыталась похитить секреты американцев!».

Таня вчиталась в текст. Бред, да и только. Она узнала о себе много нового – например, то, что она была любовницей (по слухам, осторожно добавляла газета, не желая быть привлеченной к суду за клевету) великого князя Клода-Ноэля, а в России прошла подготовку в двух элитных разведывательных школах. Ее отец, могущественный советский босс, именно такое выражение использовал журналист, является одним из влиятельнейших людей в коммунистической империи, и арест его единственной дочери может поставить мир на грань Третьей мировой войны. Таня даже невольно улыбнулась – какую только чушь не придумают!

– Вам нравится? – спросил Роджер Ли. – Другие газеты пишут еще хуже. Создается впечатление, что это чей-то заказ.

– Меня изображают этакой Мата Хари, – произнесла Таня, возвращая адвокату газеты. – Вы в состоянии что-либо предпринять?

– Я попробую выступить с заявлением, – сказал защитник. – Два телеканала уже предлагали мне выступить и кратко обрисовать ситуацию. Это в ваших интересах, Таня, вы должны это понимать…

Все пекутся о ее интересах, подумала Татьяна. Слишком много людей заботятся о том, чтобы вытащить ее из тюрьмы, и пока что ничего не получается.

– Я не думаю, что с этим стоит торопиться, – ответила она. – Что еще, господин Ли?

Тот замялся и протянул:

– Э… У меня был разговор с командой юристов из Штатов, с теми самыми ребятами, которые специально прибыли, чтобы разорвать вас в клочья. Так вот, они предложили: если вы сознаетесь, то реально будет идти речь о сделке. Ну, вы понимаете, в обмен на ваше признание вы получаете меньший срок.

– Я же говорила, что я ни в чем не виновата. Вы же мой адвокат и должны делать так, как я скажу. Или я ошибаюсь?

– Именно так. – Роджер Ли надел очки в тонкой никелевой оправе. – Но поверьте мне, иногда лучше признаться в том, чего не совершал. В таком случае срок не будет большим, всего несколько лет. Вполне возможно, что вас обменяют на кого-нибудь из советских диссидентов или политических заключенных, и вы вскоре окажетесь на родине.

Но почему она ему не верит? За последние сутки Таня поняла: никогда не надо соглашаться с тем, что тебе навязывают. Роджер Ли хочет, чтобы она признала себя виновной. Таня не терпела, когда ей навязывали чужое мнение. С какой стати она должна признаваться в преступлении, которого не совершала.

– Таня, вы, видимо, не до конца понимаете, что с вами произойдет, если вас признают виновной, – продолжал Роджер Ли. – Я не принадлежу, увы, к сонму топ-адвокатов, которые купаются в лучах славы, вызволяют, подобно Перри Мейсону, клиентов из любых переделок и загребают астрономические гонорары. Я – обычный законник, не особо удачный, но тем не менее хорошо устроенный в жизни. Поэтому нужно использовать любую возможность, тем более обвинение само идет на уступки. Мы обговорим с вами цену за то, что вы подпишете некоторые документы. Процесса как такового не будет, вы получите определенный тюремный срок, без этого, к сожалению, никак нельзя…

– И что произойдет дальше? – спросила Таня.

Роджер Ли дернулся, вопрос застал его врасплох. Адвокат походил на автомобилиста, который неожиданно на большой скорости увидел, что выехал на встречную полосу, а на него движется бензовоз.

– Дальше… – сказал он. – Вы отправитесь в тюрьму, Таня, но поверьте мне, это будет всего несколько лет, мы обговорим с вами детали. Так будет лучше для всех.

– Нет, – четко произнесла Таня. – Для меня это не лучший выход. Я не собираюсь признавать себя виновной.

– Никто не заставляет вас принимать скоропалительные решения. – Роджер Ли моментально пошел на попятную. – Это один из вариантов, не более того. Но я советую вам хорошенько поразмыслить.

Таня подняла на адвоката большие глаза, в которых светились уверенность и упрямство:

– Я не верю в то, что американские юристы, которые, по вашим же словам, прибыли сюда, чтобы изничтожить меня, позволят мне так легко отделаться. Я невиновна, именно из этого я и буду исходить. И мне все равно, мистер Ли, с вашей помощью или без нее, но я добьюсь правды.

Адвокат поднялся из-за стола, бросил взгляд на зеркало, занимавшее практически всю стену, и сказал:

– Хорошо, госпожа Полесская, я думаю, на сегодня достаточно. Вы устали, вам требуется отдых. Я переговорил с господином Пачелли, директором тюрьмы. Вы уже встречались с ним. Он согласился с тем, что у вас должны быть более комфортабельные условия. Вас переведут в другую камеру.

– А что, в итальянских тюрьмах, как в отелях, камеры делятся на первый, второй и третий класс? – Таня чувствовала себя разбитой, Роджер Ли прав, она чертовски устала, но не смогла удержаться от саркастического замечания.

– Поверьте мне, тюрьмы везде одинаковы, в том числе и на вашей родине. Именно поэтому моя бабка бежала из Одессы в девятнадцатом году, – Роджер Ли нажал на кнопку звонка, через пару секунд возникла надзирательница.

Таня вышла в коридор. Роджер Ли не обманул – ее новая камера разительно отличалась от той, где она провела целый день. Чистая, даже уютная, если такое слово подходит к тюремной камере, с удобным подобием кровати, небольшим столиком, телевизором и даже крошечным букетом фиалок. Последний штрих окончательно рассмешил Таню – еще бы надпись «Добро пожаловать», и комната стала бы похожа на подмосковный пансионат. Таня вздохнула. Усталость растеклась по всему телу. Пора немного отдохнуть. Мысли в ее голове спутались, она зевнула. Завтра она увидит отца, завтра она обязательно добьется этого.

– Ну как вам Татьяна? – произнесла Маргарет Доусон, которая наблюдала и слушала весь разговор, происходивший между Роджером Ли и Таней. Она находилась в комнате, смежной с той, где беседовали адвокат и Полесская. Большое зеркало с другой стороны на самом деле было обыкновенным стеклом, и это открывало великолепный вид на все, что происходит в соседнем кабинете.

Тихо стрекотали камеры, которые фиксировали каждое движение, мощные магнитофоны с тихим шелестом мотали пленку, на которой отпечатывался каждый звук.

Роджер Ли оглянулся в поисках сигареты, заметил на столе пачку Маргарет, вытащил сигарету, зажег и с наслаждением затянулся.

– Тяжелый случай, – произнес он. – Они что, не могли выбрать на эту роль кого-то другого? Дочь посла, притом совершенно очевидно, что она не имеет ко всему делу ни малейшего отношения. Совсем не дура.

Маргарет скривилась:

– Я смотрю, она тебе приглянулась. Но не я выбирала ее на эту роль. Всей операцией руководит Тим.

Роджер с отвращением вспомнил лысого ящероподобного Тима – никто толком не знал, к какой именно спецслужбе он принадлежит и какое имеет звание. Может быть, он вообще гражданский человек.

– Девчонку в качестве курьера использовали русские, нам были даны четкие указания – задержать любого, у кого окажется микрочип. Даже посла.

– Откуда вы узнали, что микрочип у нее? – Роджер посмотрел сквозь стекло на пустую комнату. Маргарет права, Татьяна ему понравилась. Роджер вспомнил, что его бабка все время твердила – жениться надо на русской! Родители Роджера, наоборот, старались выглядеть стопроцентными американцами, как будто их предки прибыли на континент еще в семнадцатом веке. Неблагозвучную и совершенно неудобоваримую для англосаксонского уха фамилию Лимяшенко они сократили до Ли, а Роджера вопреки настойчивым просьбам бабки, назвали не русским, а типично американским именем.

Татьяна… Роджер сразу вспомнил «Евгения Онегина». Что же, Полесская могла бы сыграть Татьяну Ларину – и лицом, и характером похожа.

– Девчонка упряма, и у нее есть мозги, – сказал он. – Вряд ли мне удастся ее убедить признать себя виновной. Тиму следует знать, что…

– Что мне следует знать? – раздался шелестящий, похожий на звук проползшей в траве змеи голос.

Роджер едва не выронил сигарету и обернулся. Тим, как всегда, незаметный, расположился в темном углу, в глубоком кресле. Его глаза в темноте поблескивали, по крайней мере, Роджер готов был поклясться, что это именно так. Не человек, а рептилия, тропическая змея, которая маскируется в листве, а сама норовит впиться вам в шею и впустить смертоносный яд.

– Так что мне следует знать, Роджер? – Тим повел ящероподобной головой.

Только сейчас Роджер понял, что Тим вовсе не старик, едва ли больше сорока, однако он выглядит на все шестьдесят. Бледная одутловатая кожа, бесцветные глаза, обескровленные губы. О Тиме никто ничего не знал, даже имя, скорее всего, было вымышленным. Он являлся одним из самых блестящих аналитиков в стране. Ходили слухи, что его мозги разработали множество операций, практически за каждым крупным политическим скандалом, сменой президента в банановой республике и секретными международными переговорами стоял Тим. Его боялись, ненавидели, презирали и завидовали. Никто не знал, есть ли у него жена и дети. Вряд ли – какая женщина согласится жить рядом с человекоподобным вараном. Он зарабатывал огромные суммы, но всегда появлялся в одном и том же слегка помятом костюме и неброском галстуке. Единственное, что бросалось в глаза, это туфли из змеиной кожи, стоимостью никак не меньше тысячи долларов.

– Тим, я тебя не заметил, – пробормотал Роджер. Он знал, что Тим всегда в курсе всего происходящего, ему удается появляться в самый неподходящий момент и услышать самый конфиденциальный разговор.

Тим прикрыл черепашьи веки и произнес тихим голосом:

– Ты хочешь знать, откуда мне стало известно, что Татьяна Полесская повезет в ручке своей расчески микрочип? Роджер, ты участвуешь в операции вовсе не для того, чтобы совать нос в дела, которые тебя не касаются. Запомни – твое дело склонить девушку признать себя виновной. Если получится, великолепно, не получится, будешь ее защитником на процессе. Тебе все понятно?

Роджер кивнул головой. Он, как мальчишка, выслушал все, что говорил Тим, его сковал непонятный страх. Он мог бы и сам сообразить, что у Тима есть осведомитель в русском посольстве.

– Тогда я тебя не задерживаю.

Тим открыл глаза и уставился на Роджера немигающим взором. Адвокат ретировался. Маргарет молча наблюдала за разыгравшейся сценой и курила сигарету за сигаретой. Ей давно пора остановиться, но она не может.

– Ну что, Маргарет, – Тим оказался у нее за спиной, и Доусон почувствовала инстинктивный страх и отвращение, какие испытываешь, когда по тебе ползет паук. – Мы вместе с тобой разделаемся с девчонкой. Она ведь шпионка. Она – из России, а именно эта страна угрожает всему миру.

Маргарет отошла в сторону. Она не раз замечала, что Тим проявляет к ней интерес. Неужели этот варан еще с кем-то спит? Представить его в постели было выше ее сил.

– Ты сегодня не поужинаешь со мной? – спросил Тим. – Я хочу отметить удачное завершение операции.

– Нет, – слишком поспешно ответила Маргарет. Тим снова прикрыл глаза. Он понял, что она отвергает его. – Я сегодня не могу, Тим, извини.

– Ничего, – прошептал Тим. – Как-нибудь в другой раз…

Он походил на паука, который плетет сложнейшую паутину. Муха от него не улетит, это пустая иллюзия. Маргарет подумала, что иметь Тима своим врагом верх безумия. Он – страшный человек.

Маргарет поспешно распрощалась и вышла. Тим остался один. Он в задумчивости сидел в темном углу и прокручивал в памяти малейшие детали. Голова его походила на компьютер, из разрозненных деталей он собирал головоломку. Тим гордился тем, что делает нереальное реальным. О, если бы широкая общественность знала, какие именно операции он разработал. Нет, он пользовался заслуженной славой в Пентагоне и ЦРУ. Тима это устраивало. Он с самого детства стремился к власти.

Они правы, девчонка крепкий орешек. Но кто она по сравнению с ним? Она ему нужна, чтобы завершить это дело. Используя Татьяну, он организует международный скандал. Советы уже заявили, что не потерпят вмешательства США в свои внутренние дела. Что же, это право товарища Андропова делать такие заявления. Люди, на которых работал Тим, хотят, чтобы весь мир знал – Советский Союз не брезгует никакими средствами, чтобы похитить чужие тайны.

…Таня проснулась в камере и вначале никак не могла сообразить, где она находится. Постепенно она поняла – это итальянская тюрьма. Воспоминания, как морские волны, накатывали одно за другим. Она могла быть в Москве…

Завтрак оказался вполне сносным – кофе, яичница, круассан и немного малинового джема. Таня умылась и уселась на кровать. Судя по всему, сейчас около восьми утра. Мысли у нее прояснились. Самое главное – не поддаваться панике. Никаких истерик, подобно той, которая случилась с ней вчера, она не будет кричать и звать на помощь. Нужно быть максимально собранной.

– Так что с ней произошло, Витя? – спросила Алла, позевывая.

Она знала, что Татьяну арестовали и она находится в генуэзской тюрьме. Аллу не особо заботило то, что произошло с падчерицей. Но все-таки страшно – девчонку обвинили в шпионаже. Алла не представляла себе Татьяну в роли разведчицы.

Виктор Викторович за последние часы постарел на несколько лет. Алла даже с некоторым сожалением посмотрела на мужа. Оказывается, Татьяна для него много значит. Но что теперь будет с ней самой? Если карьера Виктора окажется под ударом из-за этой мерзавки, то она собственноручно задушит ее.

– Алла, оставь меня, пожалуйста, – произнес Полесский.

Он сидел за большим столом. Обычно аккуратный, сейчас он не обращал внимания на то, что бумаги, многие из которых ни в коем случае не должны были попасть на глаза посторонним, раскиданы по его кабинету. Виктор Викторович никак не мог собраться с мыслями. Новость о том, что Таня арестована и ей предъявлены самые серьезные обвинения, обрушилась на него, он не мог в это поверить. Но это правда.

Ему позвонили из Москвы и сказали, что он ни в коем случае не должен ничего комментировать и тем более ездить к дочери в Геную. Виктор Викторович знал – положению Татьяны не позавидуешь. Что с ней будет?

Если вначале он пытался требовать, умолять и даже угрожать, то теперь он чувствовал, что силы его на исходе. Ему так хотелось услышать голос дочери, но это было запрещено. Он представляет Советский Союз, заявили ему, и любой его поступок, вроде бы самый незначительный, может сказаться на имидже страны.

Но ему не было дела до имиджа страны. Он отдал столько лет жизни дипломатии и все ради того, чтобы в один ужасный момент узнать, что страна, в идеалы которой он безоговорочно верил и продолжает верить несмотря ни на что, отказывается от его дочери.

Как же они не понимают, что Татьяна для него дороже всего на свете. Виктор Викторович взглянул на Аллу. Как всегда, великолепно и со вкусом одетая, молодая супруга, сделав вид, что его фраза к ней не относится, уселась в глубокое кожаное кресло напротив Полесского.

– Витя, – протянула она с придыханием. Она прекрасно знала, что Виктор Викторович не может устоять перед ее чарами. – Витя, мой дорогой, мне нужно с тобой поговорить. Ведь Таня, и ты сам это знаешь, мне почти как родная. Мне очень тяжело видеть, что ты так из-за нее переживаешь. Я хочу помочь и тебе, и ей, милый. Позволь мне это сделать.

Алла умела врать, не краснея, она никогда не считала, что обманывать плохо.

– Спасибо тебе, – пробормотал Полесский, и на глазах у него навернулись слезы. И почему он отвергает помощь жены, ведь она его любит. Виктор Викторович обхватил голову руками. Алла подошла к нему и нежно погладила его по шее.

– Витенька, не расстраивайся, – пропела она. – Всякая ситуация, даже очень неблагоприятная, разрешится. Вот увидишь, с Таней все будет хорошо.

На самом деле Алла так вовсе не считала. Полчаса назад у нее состоялся откровенный разговор с Игорем. Когда он зашел к ней в спальню, даже не постучавшись, Алла рассердилась. Он нагло с ней разговаривал, а теперь врывается в ее апартаменты, как к себе домой. Что за наглец!

Ей нравились мужчины, которые берут инициативу на себя, однако она ненавидела хамов. Игоря она отнесла именно к такой категории. Он ей нравился, но Алла не собиралась терпеть подобного обращения с собой.

Она сидела в тот момент около большого зеркала и изучала собственную внешность. Пока что Алла была довольна. Хотя нет, гусиные лапки вокруг глаз стали чуть резче, глаза припухли. А этот бесцеремонный молодчик врывается к ней и застает ее ненакрашенную, в расшитом драконами кимоно, с плохо расчесанными волосами.

– Алла, ты должна мне помочь, – сказал Игорь и плотно закрыл за собой дверь.

– Что за фамильярность! – воскликнула Аллочка, обернувшись к Игорю. Ее глаза метали молнии, она и вправду ужасно разозлилась на него. Как он смеет называть ее по имени да еще тыкать. Кто он и кто она! Пора поговорить с Виктором и объяснить ему, что его помощник, или кто он там, ведет себя нагло. Алла подумала, что она даже может сказать, что Игорь приставал к ней. Тогда его карьере придет конец.

– Не время для церемоний. – Он подошел к Алле, вырвал у нее из руки баночку с кремом и поставил ее с грохотом на туалетный столик.

Алла онемела.

– Если вы не выйдете из моей комнаты, то я позову на помощь. – Она даже испугалась. Игорь никогда бы не стал вести себя с ней таким образом, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. А единственное, что произошло, так это неприятности с Татьяной.

– Не позовешь, – уверенно заявил Игорь, и его глаза блеснули звериной жестокостью.

Алла испытала смешанное чувство – с одной стороны, страх, а с другой… С другой стороны, она вдруг ощутила, что до безумия хочет Игоря, прямо сейчас, в советском посольстве, в нескольких метрах от кабинета мужа.

Когда Аллочка Черныгина выходила замуж за Виктора Полесского, она понимала: придется ради удачного брака поступиться многим, в том числе и бурной сексуальной жизнью. Алла любила все экстремальное, и секс не был исключением. Виктор Викторович, которому уже пошел шестой десяток, довольствовался одним разом в неделю, иногда, если у него было много работы и он уставал, они неделями не были вместе, а после того как он получил назначение в княжество, Алла вообще осталась обделенной в интимном плане.

Впрочем, она не отказывала себе в маленьких удовольствиях. Ни к чему не обязывающие интрижки Алла не считала изменой. Конечно, Виктор не должен об этом знать. На Татьяну в этом отношении Алла не обращала особого внимания. Падчерица ничего не расскажет отцу, а если и расскажет, то у Аллы были заготовлены правдоподобные отговорки. Мужем она умеет управлять.

И вот теперь, оказавшись наедине с Игорем, Алла ощутила внезапный прилив страсти. Ее возбуждало и то, что муж совсем рядом. Но она не самоубийца, совсем не дура и прагматична до мозга костей.

Игорь рывком развернул ее к себе лицом, Аллочка даже не пискнула. Он наклонился к ней и медленно произнес:

– Ты должна мне помочь. Ты обязана мне помочь. Учти, ты помогаешь не конкретно мне, а тем, кто за мной стоит. Татьяна попала в настоящую переделку. Ей грозит долгий тюремный срок, возможно, даже пожизненное заключение.

Алла сама себе удивлялась: она могла закричать, но не сделала этого. Игорь словно загипнотизировал ее. Она поддалась его чарам, или то, о чем он говорил, было ей как бальзам на израненную душу.

– Но почему? – произнесла она. – Она ничего не сделала…

– Ты-то откуда знаешь, – сказал Игорь еще тише. – Запомни, поступишь, как я скажу, то я помогу твоему мужу. Если не сумеешь сделать то, что мне надо, то через несколько часов окажешься по уши в дерьме. Татьяну обвиняют в шпионаже, у нее нашли микрочип с абсолютно незаконно сделанными фотографиями. Операцию разработали американцы, ЦРУ и ФБР, а значит, девчонке уже не помочь. Наверху, ты понимаешь, о ком я…

Он замолчал, и Алла кивнула. Вот теперь Аллочке на самом деле стало страшно. Это политический скандал, причем в нем замешаны такие важные персоны, чьи имена вслух не произносят.

– Раз ей не помочь, то наша задача выкарабкаться из всего этого с минимальными потерями, ты ведь согласна? Тебе тоже есть что терять. Девчонка – дочь Полесского. Полесский – твой муж и посол в Бертране. Скандал приведет к тому, что его снимут.

– Как, – пролепетала Аллочка. – Витю не могут снять, его только назначили…

Игорь рассмеялся, и Аллочку поразил его смех – резкий, неприятный и бездушный. Но ведь именно о таком мужчине она мечтает. Аллочка со злобой вспомнила, какие нежные взгляды бросала ее падчерица на Игоря. Он ей тоже приглянулся. Соплячка, что она о себе возомнила.

– Очень просто, – ответил Игорь. – Скандал раскрутится будь здоров, тут будет замешана и Америка, и Союз, и вся Европа. Твой супруг несет ответственность за наши интересы в княжестве. Он не сможет остаться послом после того, как его дочь попалась.

Аллочка чуть не разрыдалась. Какой ужас! Все ее планы рухнули в один момент. Татьяна, эта мерзавка, разрушила все ее мечты.

– Но не беспокойся, твой муж получит неплохое место в Союзе. А для этого надо, чтобы он не рыпался. Пусть забудет о Татьяне. Никаких заявлений, никаких глупостей. А то он может наломать дров.

Еще бы, Алла изучила Полесского достаточно хорошо. Не дай бог, если он попробует обратиться к широкой общественности или поедет к Татьяне в тюрьму.

– Ты повлияешь на него, – сказал Игорь и сжал ее локоть. – Москву он может и не послушать, а вот ты – его любимая жена. Запомнила? Пусть ведет себя как разумный человек, а не как истеричная баба, а то он уже пытался угрожать кое-кому в столице.

Алла тяжело вздохнула. Виктор слишком любит Татьяну, и она никак не может истребить его любовь.

– Но что я ему скажу? – пролепетала Алла. Она на самом деле не знала, как ей убедить мужа не лезть в смертельный для него и, таким образом, для нее самой водоворот политических интриг и государственных интересов.

– Это твое дело, поломай голову над этим, Алла. – Игорь провел пальцем по ее щеке, и Алла почувствовала, что едва сдерживается.

– И тогда мы подумаем о нас, – проговорил Игорь и поцеловал ее. Алла совсем не сопротивлялась.

Теперь, элегантно одетая, уверенная в себе и разработавшая грандиозный план, Аллочка стояла около Полесского. Какой же он старый, подумала она, и перспектив у него уже никаких нет. Он – разыгранная карта. А она не нуждается в проигравших, ее удел – всегда победа. Всегда.

Ее задача – избежать серьезных для себя последствий. Кому она станет нужна, кто будет обеспечивать ее шикарную жизнь, к которой она успела привыкнуть, если Виктор вступит в конфликт с Москвой. Он обязан подчиняться тому, что выгодно ей.

– Витя, что ты собираешься предпринять? – спросила она.

Виктор Викторович поднял голову и произнес, глядя в стену:

– Я пойду на все, Алла, чтобы вызволить мою девочку. Я знаю, что разведслужбы затеяли игру, Таню подставили. Хлыщ Игорь имеет к этому самое непосредственное отношение.

Алла почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Виктор настроен решительно, даже слишком решительно. Она еще никогда не слышала от него слов, полных такой уверенности.