Глэд. Рассвет над Майдманом Борисов Олег

Фрайм легонько пнул Глеба. Тот открыл глаза и сглотнул.

– Э, дорогой, да ты спекся в дороге. Как тебя разморило. Что-то ты слаб. Не ожидал от тебя. Ладно, сейчас поешь, дальше будет видно.

Стреноженные лошади паслись у подножия небольшого холма. На его верхушке Фрайм разжег костер и разложил припасы из седельных сумок. На костре булькала похлебка, рядом стоял еще один котелок, полный воды. Связанный по ногам и рукам Глеб сидел, прислонившись к покрытому мхом валуну. Рядом валялось еще несколько здоровенных камней. Тело не повиновалось, и Глеб лишь осторожно оглядывался по сторонам, стараясь вернуть ясность в пока гудящую голову.

Миска с водой коснулась спекшихся губ. Осторожно, чтобы не расплескать драгоценную влагу, он принялся пить, не обращая внимания на насмешливый взгляд наемника. Так же молча, как напоил его, тот вернулся к костру.

След заката окрашивал холм. Солнце уже скрылось, и быстро темнело. Фрайм подбросил еще сучьев в костер, помешал варево, снял пробу. Довольно что-то буркнув, убрал котелок с огня. Казалось, ему совсем нет никакого дела до сидящего неподалеку пленника.

Желудок яростно забурчал, отозвавшись на накатившие запахи. Вздохнув, Глеб решил терпеть, сколько хватит сил. Не хватало еще унижаться перед наглым головорезом. Чтобы не видеть своего похитителя, он отвернулся и вздрогнул от неожиданности. В двух шагах от Глеба стоял человек в черном. Черный плащ с капюшоном скрывал лицо и одежду. Из-под плаща лишь виднелись кончики черных сапог. На фоне наступившей ночи человек был почти невидим.

Фрайм тенью возник рядом и обменялся с незнакомцем рукопожатием.

Еле слышный шепот донесся из-под капюшона:

– Ну как он?

Фрайм перешел на какой-то гортанный, незнакомый для Глеба язык.

– Дурной какой-то. Я к нему по-хорошему, а он мне чуть шею не свернул.

– Что же так?

– Да старый шаман ошейник где-то испортил и харнет умудрился удрать у меня прямо из рук. Только-только опоили его зельем и он встал на след, как у меня в руках остался лишь кусок дубленой кожи, а этого крысиного отродья и след простыл. Он мчался так быстро, что я на сменных лошадях не поспевал за ним. Опоздал почти на полдня.

– Харнет нашел его первым, и он все еще жив? Забавно.

– Когда его нашли, он делил ложе с женщиной. Зверь убил ее, но не успел добраться до его глотки. Городская стража держала его почти неделю у себя. Я слонялся рядом, ждал, чем все закончится.

– А что харнет?

– Кружил неподалеку. Я его постоянно чувствовал, но он близко не подходил. Где он сейчас, даже не представляю.

– Ясно где. В стаю бежит, обратно домой. Эти трусливые порождения крыс смелы только толпой, в одиночку нападают лишь в бешенстве или после шаманских снадобий. Ладно, рассказывай дальше.

– А больше нечего рассказывать. Этот человек вернулся, выслушал меня, озверел и бросился душить. Я его чуть там и не прибил. Думает, будто я специально на них харнета натравил. Да, я с дымами в первую же ночь послал тебе его описание, оно дошло?

– Дошло. Я его разослал дальше, как мне и велели. Что с амулетами?

– Оба потратил. Вот – дорожный, я чуть не умер на бесконечных переходах из мира в мир. А вот шепчущий. Я как мог с его помощью послушал там в округе, что про этого идиота говорят. Слушай, Мим, может, ты найдешь следующего избранного где-нибудь у нас? Я после вереницы чужих миров чувствую себя, будто лет на десять постарел.

Фрайм протянул ночному гостю два камешка, свисающих на грубых шнурках. Тот аккуратно уложил их в кошель, спрятал в складках одежды и снова запахнулся в черный плащ.

– Ты больше не будешь мотаться за такими клиентами. Закончим с делом, и я отошлю тебя к Драконам. Там что-то затевается, надо будет хорошенько все разнюхать. А пока возьмешь пленника и доставишь в замок Пяти Сестер, что рядом с Поланом. Туда вам неспешной дороги дней на пять – семь. Передашь его коменданту Тертедуэю. Тот вряд ли сам будет им заниматься, выделит кого-либо из подчиненных. А ты присмотришь, чтобы до моего приезда этого человека не затоптали от усердия. Я буду через месяц.

– Мим. Я не верю в него. Ты посмотри – он же размазня. Да, он хотел меня убить, но это лишь одиночный, не ожидаемый мной бросок, который все равно не увенчался успехом. Но собранная информация говорит о нем как о безвольном человеке. Он владел богатыми караванами, успешно торговал. Заработал какую-то власть, положение. Разок его приложила матушка-судьба, и слабак бросил все. Проживал оставшееся, не высовывался. Стал простым обывателем и, как все, тратил жизнь на маленькие радости. Он не может быть Хранителем. Кровь молчит в нем. И он слишком стар для того, чтобы познать новое. Ему уже почти сорок, вряд ли осталось больше двадцати лет активной жизни.

– А ты не обращай на это внимания. Рано еще говорить. Подвергнем его испытаниям, потом будет видно.

Мим опустился на корточки перед связанным человеком и заговорил на староордорском:

– Тебя зовут Глеб?

– Да.

Пленник смотрел на слабо озаряемое костром лицо, скрытое частично капюшоном. Это явно был очень старый человек, видимая часть лица изрезана множеством морщин, тонкий, даже заостренный нос, нетяжелый подбородок, чуть впалые щеки…

– Ты поедешь с моим человеком в замок, где тебя будут учить. Учить говорить, пользоваться оружием. Проверят, как ты воспринимаешь магию. Я буду через месяц, посмотрю на первые результаты. До замка будешь ехать свободно, но каждый вечер Фрайм будет связывать тебе руки. И без глупостей, не пытайся выкинуть какую-либо штуку. Мой милый друг хороший собеседник, но если ты его разозлишь, с удовольствием нарежет ремней из твоей спины.

– Я свободный человек, и вы не можете меня удерживать силой.

– Да? И ты в самом деле веришь в это?

Мим улыбнулся. От этой улыбки у Глеба заныло под ложечкой. Сидя в ночи, он в полной мере ощутил чужой мир вокруг себя. Эту степь, наполненную запахами трав. Это бездонное небо, украшенное огромными звездами, которых он никогда не видел в городе. Эту безумную дорогу, которой просто не могло быть. И эту улыбку присевшего перед ним человека, ледяную улыбку знающего себе цену убийцы.

– И что мне делать?

– Жить. Учиться, познавать новое, расти над собой.

Глеб покосился на Фрайма:

– Он убил мою женщину.

– Происшедшее – несчастный случай, и он неповинен в нем. Мало того, если бы он опоздал, то и тебя бы уже похоронили.

Глеб упрямо уставился на свои колени:

– Он. Убил. Мою. Женщину.

– Значит, у тебя будет повод отомстить ему, когда научишься владеть оружием.

Мим поднялся и отозвал в сторону Фрайма:

– Будь с ним осторожен. Меня отсылают по срочным делам, я не могу отказаться. Поэтому будешь присматривать за ним сам. Вот тебе двести золотых, этого должно хватить на месяц. Постарайся сильно не кутить. Если будут какие-либо неприятности, помни – мне живым нужен ты, а не этот человек. Как бы ни было, я смогу найти нового носителя крови. Но мне будет очень трудно найти хорошего помощника.

Улыбка коснулась лица Фрайма:

– Конечно, хозяин. Все сделаю в лучшем виде, не волнуйся.

– Хорошо. Но все равно, будь осторожен. Судьба посмеялась над ним, спасая от неминуемой гибели. Не хочется, чтобы часть своих шуток она перенесла на нас.

Мим махнул рукой и растаял в ночи. Фрайм быстро распутал веревки и пошел раскладывать ужин на расстеленном куске материи. Глеб с трудом пошевелился и завалился на бок. Лишь через полчаса он смог добраться до котелка с водой и умыться.

– Значит, договорились, – глянув через край миски, продолжил Фрайм якобы прерванный разговор. – Ты ведешь себя по-хорошему, и у нас не будет никаких проблем.

– Посмотрим, – хмуро отозвался Глеб.

– А чего смотреть. Разок взбрыкнешь, и я тебя повезу, как утром вез. Будешь волосы о траву красить. А не будешь дерзить, так нормально до места и доберемся.

– Ну раз у меня все равно выбора нет…

– Вот и славно.

«Выбор всегда есть», – пытался успокоить себя Глеб, активно работая ложкой. Но пока надо помолчать, посмотреть. Новые земли, новые законы. Обжиться бы чуток, а там видно будет. Один раз он уже сыграл со смертью в прятки, сыграет и еще раз.

Четыре письма легли на столы в четырех государствах. В трех из них доносилось про вновь найденного Ищущими. Про надежды, которые возлагают на него в Поххоморане. Про мечту направить носителя крови Перворожденных против соседей, чтобы ослабил он свободные королевства и дал возможность царю Гардолирману расширить обширные владения на восток, почти до самого холодного моря. И после прочтения каждого из писем отдавались приказы, отсыпалось золото, выдавались яды и посылались люди. И каждый из них помнил сказанное:

– Именем короля! Найти. Затем выкрасть или убить. Но этот человек должен принадлежать нашей короне. Или не принадлежать никому!

Последнее, четвертое, письмо звучало кратко:

«Почтенный брат Одтарио. Получил вашу весточку, чему несказанно рад. Благодарю, что не забываете меня. Можете не беспокоиться, вашу просьбу исполню в лучше виде. Ваш брат Визариус».

Путь до замка не принес приключений. Глеб старался вести себя тише воды ниже травы. Фрайм остался доволен, но каждый вечер аккуратно вязал руки подопечному и проверял надежность узлов. Кроме того, он всю дорогу держал под рукой арбалет и не убирал нож из сапога. Глеб по возможности старался разговорить его и узнать подробности. Когда у наемника было хорошее настроение, он рассказывал чужаку про окружающий их мир, но по большей части просто ехал, жмурясь на солнце. Двести золотых грели ему бок, и Фрайм представлял, как он положит большую часть в банк к гномам, а на остальные будет кутить. По золотому в день будет достаточно, чтобы купить все ласки в Веселом квартале и попробовать все яства в ближайших кабаках. Пусть знатные с тоской чопорно сидят за столами в позолоченных холодных доминах, а он лучше отведет душу с хорошей компанией и старыми друзьями, которых не видел уже больше года…

Через два дня неспешного пути по степи выбрались на большую дорогу. Выложенная светлыми плитами, она вела с запада на восток, к приграничным землям Поххоморана. Повернув налево, бодро затрусили к морю. Глеб с непривычки сильно сбил ноги в седле, но как-то старался приноровиться и не отвлекать попутчика стенаниями. Каждый вечер он с трудом сползал с седла и мало в чем мог помочь Фрайму. Тот сам возился с лошадьми и костром, посмеиваясь над «неженкой». Неумение жить на дикой природе лишь отражалось в глазах наемника слабо скрываемым презрением. Хотя надо отдать ему должное – ни словом, ни жестом он это не демонстрировал.

Дорога пошла через небольшие деревни, по дороге стали попадаться путники. Кто-то катил на подводе, кто-то шел пешком. Неожиданно для себя Глеб на четвертый день путешествия обратил внимание, что местность вокруг давно приняла обжитой вид, почти везде виднелись дома, хутора и поселки, и народу прибывало вокруг с каждым днем. Пару ночей путники провели уже под крышами постоялых дворов. Но чем больше появлялось людей, тем внимательнее смотрел Фрайм за Глебом. И разбившаяся об усталость тела надежда на побег потихоньку превратилась в дым растаявшей мечты. Чужие люди вокруг, говорящие на незнакомом языке и одетые по местной моде. Заставы на дороге, где стояла вооруженная копьями и луками стража, которая внимательно проверяла у Фрайма разрешение на ношение оружия и с почтением пропускала их дальше. Глеб с каждой новой разменянной милей становился все мрачнее и с тревогой ожидал конца пути, который страшил неопределенностью.

– Ну вот мы почти и добрались.

Фрайм показал пальцем на раскинувшуюся перед ними долину, залитую полуденным солнцем. Небольшие холмы, усаженные садами, охватывали гигантской чашей ровную поверхность, испещренную квадратами полей. Вдали виднелась городская стена, скрытая дымкой и дрожащая в мареве горячего воздуха. Ближе к путникам, рядом с городом, возвышались белые пики замка. Все остальное пространство занимали многочисленные группки домов, связанные между собой извилистыми дорогами и тропками.

– Полан. Второй по величине город царства Поххоморан. Белый замок носит название Пяти Сестер. Они бились против орков на границах четыреста лет тому назад, потом основали тут военный орден в честь громких побед. Теперь замок используется как опорный пункт царских войск и вербует наемников для службы в дальних гарнизонах. А в самой долине живут селяне. Гардо-могучий не разорял местных налогами, вот и разрослись поселения. Теперь, невзирая на гнет нового батюшки-царя, тоже живут потихоньку. Хозяйство ведь не бросишь.

Фрайм усмехнулся и тронул лошадь. Путешествие на нем никак не сказалось, наоборот, скорое окончание пути лишь влило в наемника новые силы. Глеб же сумрачно посмотрел на стоящий вдалеке замок и молча затрясся следом.

Страж в блестящем нагруднике покрепче сжал ремень щита и постарался вытянуться еще больше. Глаза смотрели строго прямо, правый кулак побелел от напряжения, сжимая древко короткого копья. Комендант Тертедуэй встал сегодня не в духе и сжевал на завтрак уже двух наемников, закусив напоследок их десятником. Теперь гвардеец, охранявший покои коменданта, старался выглядеть как положено истинному хранителю покоя военачальника, потому что попасть в штрафную команду на ближайшую неделю не было никакого желания. До конца смены оставалось еще долго, но старик скоро должен был убраться в город, а после его отъезда можно и расслабиться. Сейчас же стоило выказать собой образец для подражания.

Тертедуэй славился ужасным характером. Без колебаний встав на сторону нового царя во времена смуты, он заслужил право быть приближенным военачальником Гардолирмана. Но несдержанность на язык и чрезмерное употребление горячительных напитков быстро рассорили его со всеми царедворцами. Сначала успешного на поле брани вояку отправили подавлять волнения в южных портах. Потом он участвовал вместе с соседними Драконами в свалке на реке Шепорот, где перебили немало Диких орков. Потом растерявший остатки волос старый солдат активно наводил порядок в орочьих поселениях рядом с границами. И вот теперь его отправили в почетную ссылку во второй город страны, в Полан. Вольно раскинувшийся мегаполис занимал огромное пространство – порт, вереницы складов и рынков, виллы богатых горожан и бесконечные деревни вдоль побережья вплоть до восточных границ. Но Тертедуэй ненавидел городскую жизнь. Вечный холостяк, он не находил себя нигде, кроме как в казармах. И поэтому по прибытии в замок Пяти Сестер навел здесь суровый порядок.

Вечно испытывающая недостаток в людях городская и пограничная стража стала получать пополнение. За неуплату налогов теперь половину должников отдавали Маленькому грифу, как за глаза называли военачальника. Он заставлял кадровых солдат муштровать новобранцев и отсылал их вместе с наемниками в дальние гарнизоны или в городские казармы. И каждое утро проносился вихрем с инспекцией по вверенному хозяйству. Маленький, коротконогий и кривоногий, в старой любимой кирасе, с абсолютно лысой головой и горбатым носом, Тертедуэй неожиданно появлялся за спинами служивых и смотрел на упражнения. И если он считал, что солдат недостаточно хорошо относится к выбранному ремеслу, то провинившегося угощали десятком палок и отправляли чистить хлев, убирать мусор и прислуживать пару дней более расторопным коллегам. За это старика люто ненавидели и боялись. Хотя, несмотря на излишнюю жестокость, доверенное ему дело бывший полководец знал блестяще. И вышколенный младший командный состав в лице сотников и десятников быстро поднимал боевые навыки у вновь прибывших.

Среди этой муштры у жителей Пяти Сестер существовал только один светлый день в неделе. Каждую субботу в обед их повелитель отправлялся в город, в баню. Там он парился, дегустировал разные вина и развлекался в обществе дорогих молодых женщин. Несмотря на прожитые шестьдесят два года, старик чувствовал себя достаточно бодро, а его повелитель платил ему столь щедро, что с лихвой хватало на столь невинные забавы. И лишь поздно вечером, а то и под утро, с трудом сидящего хмельного военачальника возвращали обратно в замок, где он отсыпался. И все начиналось по заведенному распорядку.

Второй значимой фигурой в замке являлся тихий и малозаметный монах, брат Визариус. Сначала его поставили счетоводом и учетчиком по продуктам питания. Военные потребляли огромное количество съестного, и монаху пришлось потрудиться, чтобы разобраться во всех тонкостях этого вопроса. Но он сумел привести в порядок все необходимые записи и потом с удовольствием отдал на расправу «грифу» своего проворовавшегося начальника. Тело бывшего главного управляющего хозяйством висело несколько дней, радуя его глаз. После чего брат Визариус стал набирать силу. Он никак не вмешивался в дела коменданта, стараясь по возможности облегчить его труд по воспитанию новых доблестных воинов. И вскоре уже сам, по согласию сторон, решал любые хозяйственные вопросы. Как ни странно, при нем солдаты стали получать более качественное питание. А уходящие отряды никогда не снабжались некачественной амуницией или испорченными продуктами в дорогу. Получаемого от тайной полиции золота хватало монаху с лихвой, и он не запускал в военную казну руку.

Ну а после того как прибрал к рукам и винные запасы замка, брат Визариус стал совсем добрым другом коменданта Тертедуэя. О чем его неоднократно уведомляли во времена вечерних застолий.

Последней интересной фигурой замка являлся колдун Кхохолом. После разгрома магического ордена он перебрался в Полан. Но через какое-то время, спасаясь от злопамятных братьев по ремеслу, переселился под крыло военных. Используя ремесло врачевателя, колдун смог доказать личную необходимость солдатам, постоянно проводящим время в тренировках с оружием. Одно время комендант косился на странного соседа. Пару раз они даже повздорили, составляя при этом потешную картину: высокий и худой колдун с длинной всклокоченной бородой, и маленький худой военачальник, прыгающий вокруг противника и выкрикивающий в его адрес непотребности. Однако новый царь предпочитал держать обоих подальше от своих палат. И колдун жил в замке много дольше коменданта. Поэтому его оставили в покое, а со временем даже начали приглашать на ужин. Тем более что больная спина Тертедуэя все чаще напоминала о себе в холодные вечера, и местный знающий лекарь был под боком как никогда кстати.

Получив письмо от брата Одтарио, ключник, виночерпий и главный тайный махинатор замка быстро написал ответ. Но отправленное письмо не содержало в себе и толики тех тяжелых дум, которые омрачили чело брата Визариуса. Легко вывести пером на бумаге: «исполню в лучшем виде». Намного сложнее реализовать это в действительности. В двадцать шесть лет монах отличался острым умом, отменной памятью и умением анализировать любую информацию, из каких бы источников она ни поступала.

У него всегда находились доброе слово или мелкий грош и для кухарки в замке, и для нищего на рынке. И не зря он пару раз в неделю лично участвовал в выездах за продовольствием в Полан. В качестве бесплатного приложения к закупаемым продуктам легко можно раздобыть слухи, сплетни, разные невероятные истории и почувствовать, чем дышит обычный народ. А потом, перед дорогой домой, никто не мешает заглянуть в пару кабаков и промочить там горло, а также встретиться с нужными людьми, кто за звонкую монету выполняет его поручения.

За восемь лет, что Визариус носит монашескую рясу, он успел далеко продвинуться по иерархической лестнице. Начав мальчиком для мелких поручений, Визариус быстро стал доверенным лицом в храме, а теперь и вовсе возглавляет службу тайной полиции в окрестностях второго по величине города империи. И хотя этот щедрый аванс получен от брата Одтарио явно с прицелом на будущее, все равно новое назначение греет душу лучше жаркого огня в камине и пьянит душу похлеще хмельного вина многолетней выдержки. За прошедший год в должности виночерпия удалось обжиться в Пяти Сестрах, завязать нужные связи, стать полезным для солдафона, который корчит из себя защиту отечества от несуществующих напастей. Удалось создать тонкую паутину из верных людей, которые так любят золото и старательно несут в клювиках информацию о возможных заговорах, недовольстве среди подданных царя на любых уровнях социальной пирамиды. Несколько завербованных солдат даже соизволили ответить из гарнизонов, куда их направили тянуть лямку. Золото любят многие, и, грамотно им распоряжаясь, можно сделать многое.

В наступившие холодные вечера потраченное золото начинает навевать мысли о следующем шаге. Всего в нескольких милях от замка раскинулся Полан, огромный и щедрый на развлечения, богатый возможностями для грамотного и хитрого человека. И кто знает, может быть, его, Визариуса, специально послали сюда, в замок, чтобы взбодрить пару старцев, отвечающих за интриги в этом городе. Чтобы знали, что рядом, под личиной виночерпия, растет им замена? Как знать, как знать. Начальник тайной полиции щедр и не забывает преданных людей. Вполне может статься так, что следующим письмом брат Одтарио предложит Визариусу новое назначение. И придется перебираться ближе к морю, в старый квартал Полана, где стоит несколько монастырей. Оттуда тихие люди с благостными лицами разносят по цепочке исполнителей волю вышестоящих. Оттуда депеши с истинным положением дел в царстве добираются до столицы. Там плетутся интриги и медленно растет власть тайных кукловодов, помогающих истинному владыке Гардолирману выжигать семена измены везде, где ее только можно заметить. Именно в эти храмы держит путь Визариус. До столицы очень далеко, и там слишком легко потерять голову. Но вот занять должность главы тайной полиции в Полане – что может быть интереснее и престижнее в его годы. Очень перспективное место, с которого монаха будет крайне нелегко сбросить другим претендентам. И сделать это желательно побыстрее, активная деятельность замкового виночерпия уже давно стала обращать на себя ненужное внимание стоящих выше по иерархической лестнице. Так и недолго получить удар ножом в сумраке городских улиц. Нынешние хозяева храмов слишком ценят достигнутое ими положение и очень не любят претендентов на их кресло.

Визариус со вздохом вернулся из радужной мечты и нахмурился. Даже доброе вино, что он припас для себя, не радовало в этот вечер. Приказ Одтарио надлежало выполнить с максимально возможным тщанием и как можно быстрее. Но новое поручение пугало. Перейти дорогу Ищущим в нынешние времена означало положить голову на плаху. Сколько он себя помнил, адепты этого тайного ордена активно занимались темными делами, при этом помогая по мере сил царствующему дому. Связи между Ищущими и правителями во всех государствах исторически сложились столь запутанными, что невольно внушали уважение любому хоть чуть-чуть разбирающемуся в политике. А после недавних успешных действий по заключению перемирия с ящерами на севере они снискали почти безграничное одобрение со стороны венценосного Гардолирмана. Даже тайную полицию вынудили считаться с ними и по мере возможностей сотрудничать, а не воевать. И вот теперь один из воинов Ищущих приволок нового возмутителя спокойствия прямо в замок. И уже целую неделю Визариус не может придумать, как ему выполнить приказ высшего начальства и остаться при этом вне подозрений.

– Руку ровнее держи! Ровнее, я тебе сказал! И тетиву спускай мягче, без рывков!

Стрела пролетела мимо мишени, а большой палец на левой руке получил очередной чувствительный щелчок. Казалось бы, что может быть проще – натянуть лук, выпустить стрелу в стоящую в двадцати шагах мишень? Но Глеб пускал туда стрелу за стрелой уже третий час подряд. Руки просто задеревенели, а пальцы больше напоминали засохшие обрубки. Время близилось уже к вечеру, и десятники передавали его от одного к другому. Каждый считал личным долгом проверить новичка на излом, на выносливость и умение противостоять трудностям.

Фрайм привел Глеба в Пять Сестер неделю тому назад. Он предоставил местному начальству несколько бумаг, из которых следовало, что уважаемый мистер Фрайм обеспечивает интересы царского двора в приграничных районах и может нанимать будущих разведчиков в приграничных территориях на благо короны. А также имеет полное право за указанную плату тренировать отобранных несчастных на любых военных площадях и пользоваться при этом полной поддержкой любых военных чиновников. Фрайм уплатил за постой, внес приличную сумму за обучение нового рекрута, и Глеб смог наконец-то почувствовать, что дорога закончилась и у него с попутчиком есть теперь крыша над головой. Не надо больше трястись в седле, глотать дорожную пыль и мечтать утром о сне, а ближе к вечеру о сытном ужине. Получив в свое распоряжение место в полупустой казарме, Глеб пристроил тощую дорожную сумку под подушку, помылся в большой бадье на краю двора и завалился спать. Длинная дорога и мрачные мысли не вызывали желания проявлять излишнее любопытство к окружающему его замку и быту.

Утром Глеб проснулся от тычка в бок.

– Завтракать. Быстро. Десятник ждать не будет! – Фрайм выглядел отдохнувшим и просто светился.

– Какой десятник? Солнце только взошло!

– Ты – новый солдат, который должен пройти местные экзамены и показать, на что способен. У тебя пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в порядок и поесть. Шевелись, а то голодным день проведешь.

– Я не напрашивался в солдаты…

– А тебя никто особо и не спрашивает, – бросил через плечо Фрайм, выходя из казармы.

Глеб с трудом спустил с деревянной кровати ноги, нащупал сапоги и стал одеваться. Быстро ополоснувшись во дворе, вместе с парой солдат он успел пожевать каши, прежде чем их выгнали во двор, где для Глеба начался его первый день по дороге в ад.

В отличие от остальных солдат бывший бухгалтер не имел ни малейшего представления о владении холодным оружием, которое доминировало в этом мире, вытесняя остатки исчезающей магии. Каждые три часа приходил новый десятник, принимавший эстафету, и продолжал избиение, включавшее в себя упражнения с копьем, мечом, стрельбу из лука, физическую подготовку. Истязание начиналось с первыми лучами солнца, прерывалось коротким обедом и завершалось лишь ближе к первой ночной страже. Кроме того, в эти дни наступило межсезонье, и солдат в крепость собрали мало, поэтому отдохнувшие десятники с удовольствием развлекались с новым рекрутом и гоняли его до кровавых рубцов и черных мушек в глазах. А непонимание отданных приказов быстро исправляли зуботычинами. Стоит признать, что метод оказался действенный, и не понимающий ни слова Глеб к концу недели блестяще вызубрил все необходимые команды.

Фрайм последние дни появлялся в замке поздно, проводя все свободное время в городе. Приходя, он садился за общий стол с офицерами, выставлял принесенное мясо, сыр и различные деликатесы. Для младшего командного состава действовал сухой закон, но от доброй еды никто не отказывался. За разговором наемник получал всю необходимую информацию о подопечном. И лишь ухмылялся, слушая короткие и зачастую нецензурные характеристики.

А потом утром снова поднимал еле живого Глеба и гнал умываться.

– Надо отметить, я с тобой замечательно провожу время. Где еще я бы смог найти такой необременительный отпуск? А как я успел пополнить словарный запас за несколько последних дней! Кстати, ты растешь над собой. Пару дней назад тебя называл толстозадой коровой всего один десятник из всех. Сейчас это почетное прозвище повторяют все. А твое умение пустить пять стрел из пяти мимо мишени ставят в пример остальным. Меня все спрашивают, не в гаремах ли нашего величества тебя отыскали.

Глеб лишь молча плескал себе холодную воду на лицо, прогоняя остатки сна. Он уже убедился, что пытаться спорить и что-либо доказывать Фрайму – пустая трата времени. Тому отдан приказ, и он не собирался от него отступать ни на йоту. Сказано: проверить носителя древней крови на военные таланты. Значит, будет проверять. Пока не убедится в их полном отсутствии. Сказано: не калечить. Сделано: только синяки и шишки да стертые до крови пальцы и багровые полосы там, куда приложили плашмя мечом или копьем. Каждый вечер Глеба показывают скрюченному старцу с холодными и злыми глазами. Тот быстро осматривает подневольного волонтера и что-то шамкает в ответ. После чего ужин и провал в сон без сновидений. А утром снова подъем, через ломоту и боль во всем теле, и опять по кругу: тяжелый деревянный меч, попытки увернуться от жалящего копья, отжимания и бег с мешком, набитым песком. И проклятый лук, тетива которого методично разбивает левую руку и стирает пальцы на правой. И что толку, что каждый десятник старательно показывает, как надо выполнять упражнение. Все равно это ему не дано, чрезмерная нагрузка лишь высасывает соки из тела и медленно начинает вгонять в гроб. И лишь тоска растет день ото дня.

– А, уважаемый Визариус! – Фрайм расточал любезность. – Как ваше здоровье? Как вчерашний ужин у господина коменданта?

– Все замечательно, спасибо. – Монах в серой рясе склонил голову с выбритой тонзурой и продолжил степенно перебирать четки.

– Я собираюсь на пару дней остаться в городе, не желаете разделить со мной эту приятную поездку?

– Увы, заботы о местных кладовых требуют моего присутствия. Мне еще предстоит принять пару продуктовых караванов. Через месяц прибудет пополнение, надо быть готовым. А вы собираетесь отдохнуть вместе с господином комендантом?

– Что вы! Я всего лишь наемник, предпочитаю простой отдых. В северном порту есть пара замечательных мест, куда я и собираюсь отправиться.

– Но ведь к северному порту примыкают кварталы с борделями? – Четки приостановили бег в руках.

– Вот именно, брат Визариус, вы видите самую суть.

– Ну что же, после долгих путешествий мужчине надо отдохнуть, тут вы правы. Правда, я тем более не смогу составить вам компанию.

Фрайм лишь улыбнулся. Вчера он с удовольствием заглянул в одно из заведений, известное увлекательными тараканьими бегами. Возможность ставить большие суммы сыграла с наемником приятную шутку, и он сорвал очень приличный куш. Теперь настала пора уменьшить количество потребляемого вина и развлечься другим образом.

– Как я вижу, ваш подопечный начинает делать успехи? Его теперь сбивают с ног только раз в пятнадцать минут, а господин Крег перестал морщиться от его промахов.

– Да, еще бы ему не делать успехов. Я попросил десятников оставить его живым к концу месяца, а не убить в ближайшие дни. Пусть втягивается. Из коровы не сделать скаковую лошадь, но хоть узнает, каков на вкус настоящий солдатский хлеб.

Визариус продолжил беседу, а острый глаз монаха тем временем заметил темный силуэт в одном из верхних окон. С первых же минут появления в замке новых постояльцев колдун возненавидел их со страшной силой. И хотя он старался держать себя в руках, однако перемена настроения и поведения просто бросалась в глаза. Насколько знал монах, Ищущие каким-то образом оказались причастны к ссылке господина Кхохолома, и присутствие их протеже прямо под носом колдуна приводило того в ярость. Но хитрый старик ни словом, ни делом пока не давал повода упрекнуть его в чем-либо. Он даже каждый вечер осматривал Глеба и давал добро на продолжение его занятий. Но Визариус надеялся использовать неприязнь старца в своих целях. Тем более что случай просто сам шел в руки. Пока наемник отсутствует, можно будет подергать за необходимые ниточки и выполнить то, что уже обещано.

Топот сапог по казарме и факелы отбрасывают тьму к краям, заставляя тени нервно колебаться. Шестеро в полном боевом облачении подходят к кровати новобранца и сбрасывают с него одеяло.

– Встать, сволочь! – И по зубам, чтобы проснулся быстрее и шевелился активнее.

– Я не понимаю, я…

Удар тупой стороной копья сгибает человека и бросает на пол.

Сильные руки прихватывают запястья веревкой, после чего двое солдат волоком вытаскивают его из казармы. Четверо почетным караулом сопровождают. Ошарашенные новобранцы провожают их недоуменными взглядами.

– За что это его?

– Кто ж знает. Хотя один из приходивших – советник коменданта по безопасности. Может, что раскопали?

– Ага, как два месяца назад. В порту городская стража ловила моряка с большой барки. Говорили, что моряк вынюхивал что-то о дамбах и портовых сооружениях. Когда его брали, он отбивался мечом, что твой вепрь. Так живьем и не смогли взять.

– Это что же, выходит, и тут шпион? А ведь его собирались куда-то к оркам в дозор отправлять.

– Теперь его если и отправят, то лишь в могилу. Советник дело туго знает.

– Ладно, заткнитесь. А то и нам язык укоротят. Лучше давайте спать, ночь только началась, завтра вставать рано.

Казарма потихоньку затихает.

Руки вздернуты под потолок, боль в вывернутых суставах туманит глаза и выдирает сипящий хрип из пересохшего горла. Глаза налиты кровью и с трудом удерживают в поле зрения человека в форме. Тот сидит за деревянным столом, уложив меч на колени, и пальцем стучит по листу бумаги, лежащему перед ним. Он что-то размеренно повторяет уже несколько раз подряд, но Глеб не понимает, что ему говорят. Все же живая речь существенно отличается от простых команд, которые он успел выучить за прошедшие дни.

Советник коменданта замка Пяти Сестер господин Тортоман рассержен. Он только собирался после сытного ужина отправиться в постель, как ему принесли срочную депешу из столицы, в которой казенным слогом было сказано, что канцелярия его величества обладает неопровержимыми доказательствами нового заговора, подготовленного недобитыми колдунами и магами северных территорий. После бегства из столицы часть из них укрылась в Северных болотах и подбивала ящеров на грабежи мирных жителей благословенного Поххоморана. А после заключения мирного договора с хвостатыми вовсе взбеленились, решив совершить покушение на его величество. Для этого оплатили приезд наемного убийцы и хотят выдать его за нового разведчика. После короткой подготовки всех новых стражей границы должны собрать в столице на официальное посвящение, на котором вполне может присутствовать и сам царь Гардолирман.

Тортоман тычет пальцем и повторяет подвешенному на дыбе человеку:

– Сюда смотри. Вон написано: средних лет, роста среднего, волосы черные, на левом ухе родинка. Должен обучаться для службы Охотником и разведчиком на границе с Орочьим полем. Замышляет убийство его величества, оплаченное укрывшимися на болотах магами. Итак, не хочешь поговорить со мной на эту тему?

Советник взбешен. Он уже час пытается добиться чего-либо от этого упрямца. Но тот лишь мычит и бормочет нечто непонятное. Хотя дававшиеся ему команды на занятиях выполнял четко, без пререканий. А вот говорить о полученной тайной миссии не желает. И быстро сломать упрямца не получается. Хотя так хочется.

Как хорошо начиналось служение короне и их величествам больше двадцати лет тому назад. В те годы молодой Тортоман получил увесистый пинок от любимого папаши и покинул родной дом с пожеланием никогда больше туда не возвращаться. Младший из четырех братьев, будущий советник по безопасности проявил себя слабо понимающим тонкости домашнего ремесла и, оставленный на пару дней в лавке, сумел так бодро проторговаться, что привел отца в неописуемую ярость. В отличие от старших братьев младшенький отличался немереной силой и некоторым тугодумием, а также нежеланием корпеть над цифрами в бухгалтерских книгах. Лишившись крова, он направил стопы в ближайший пункт, где вербовали солдат для службы на границе. Там собранных новобранцев загнали в летние лагеря, а оттуда через три месяца скорым маршем погнали на подавление волнений среди Диких орков. Схватки были кровавыми, но боги уберегли несостоявшегося торговца не только от смерти, но и от серьезных ран. И уже через год он носил знаки десятника на рукаве. А вышестоящие командиры отмечали его усердие в постижении военных наук и абсолютную преданность им лично. За что его постепенно и начали продвигать вверх.

Четыре года тому назад советника определили нести службу в замок Пяти Сестер. В мечтах он уже видел себя комендантом цитадели, отвечающим за судьбы нескольких тысяч солдат и офицеров. Но судьба сыграла жестокую шутку. После двух лет спокойной жизни заоблачные высоты царствующего дома забросили на должность коменданта старого Тертедуэя, который железной рукой быстро навел собственные порядки и заставил Тортомана задуматься о предстоящей пенсии. Тягаться с великим военачальником было бессмысленно, здоровья тому хватит еще лет на десять, а кроме подобострастия и поисков крамолы старик требовал службы в самом грустном ее представлении. Проверять несение службы караулами, следить за благонадежностью набранных в тюрьмах бывших воров и разорившихся крестьян, мотаться с инспекцией в дальние гарнизоны. К этому вечеру Тортоман совсем скис и хотел лишь одного – успешно пополнить немаленький счет в банке и получить почетную увольнительную. И надо же было так улыбнуться богам, что Маленький гриф все еще отдыхает в бане и будет обратно лишь через пару часов, а в руках несостоявшегося коменданта лежит приказ канцелярии об опасном шпионе и убийце.

Если это дело раскрутить как положено, можно получить должную награду и с почетом снять опостылевшие латы. Единственное препятствие к этому – ослиное упрямство висящего на дыбе. Можно подумать, с ним в игры играют.

– Значит, по-хорошему не хочешь. А времени болтать с тобой у меня нет. Ты должен заговорить сейчас, или мне придется вспомнить, как мы развязывали оркам языки в давние времена.

– Он вряд ли заговорит, – подал голос палач, равнодушно осматривая Глеба. – Такие или говорят сразу, или играют в молчанку до последнего. Я уже спустил шкуру с мясом у него со спины, а он лишь мычит и на странном наречии ругается.

– Тогда придется применять более жесткие меры. Старик скоро вернется, а я не желаю делить славу с ним. Мы с тобой в облупленных каменных стенах гнием уже слишком долго, а за верное служение короне получили дыру в кармане и копеечное жалованье.

– Это точно, господин советник. Я под вашим руководством служу уже почти десять лет, и так туго, как в последние дни, не было давно.

– Ладно, Морман, не скули. Прижмем шпиона, получим полновесное золото. Даже если он не заговорит, за быстрый арест нам все равно причитается. А пока я поговорю с ним сам. Тебя он слушать не желает.

Тортоман поднялся, снял пояс с мечом и аккуратно положил их на стол. Потом выбрал раскаленный прут в жаровне и подошел к пленнику. Поднял его голову за волосы и заглянул в глаза.

– Молчишь, значит? Ну тогда приготовься смотреть на мир одним глазом. Орки после такого развязывали языки быстрее, чем после доброй бочки эля. Спиртного у меня для тебя нет и не будет, а доброе железо найдется. Как там тебя зовут? Глэд? Это что же, орочье?

– Да, ваша честь, орки так называют слепых. Глэд – безглазый.

– Ну тогда надо вернуть справедливость, чтобы имя хотя бы частично соответствовало. Слышишь меня, Глэд? Я тебе даю последний шанс, мое терпение уже закончилось!

Глеб с ужасом смотрел на этого страшного человека. С момента, когда его так жестоко разбудили, окружающий мир превратился в сплошной кошмар. Глеб понимал, что его в чем-то обвиняют, но что-либо объяснить людям с оружием он был просто не в состоянии. Они его не слушали. Они требовали от него чего-то, а за все его попытки объясниться жестоко били. После того как Глеба приволокли в каменный мешок, он был способен лишь кричать от боли в вывернутых руках и нещадно исполосованной спине. Настроение совершенно не улучшали и лежащие на грубо сколоченных столах инструменты палача. Все это железо, пилы и щипцы, цепи и плетки наглядно демонстрировали, что его ждет в ближайшее время. И самое ужасное в этой ситуации – невозможность хоть что-то объяснить. Его неумение говорить на их языке принимается за упрямство и нежелание сотрудничать с палачами. Вот и сейчас, что нужно сделать для этого человека, который держит раскаленное железо у его левого глаза, что нужно сделать?

– Вы говорите – Глеб? Да, меня так зовут, именно так! Пожалуйста, не трогайте меня, я вам все скажу, все скажу! Только позовите Фрайма или еще кого, кто может меня понять, ну пожалуйста!

– Глэд? Дар ми когоро шуг Глэд?

– Да! Да! Меня зовут Глеб, вы правы! Боже, ну помоги же мне! Как же вам объяснить!

Глеб лихорадочно соображал. Как же каждое утро его приветствовал десятник, прежде чем начать очередные измывательства? Что же он такое говорил, улыбаясь? Одно и то же, наверняка это какая-то местная фраза из армейского этикета. Сейчас, сейчас…

– Ну ты долго собираешься мне нервы мотать? – Советник терял терпение. Пленник лишь бормотал что-то, ухватившись за орочье имя, со страхом глядя на мучителя. Но при этом никак не хотел говорить внятно и понятно. Вдруг его глаза раскрылись, на разбитом лице появилась слабая улыбка, и он выдохнул прямо в лицо Тортоману:

– Ти у мэния будишь кровию мачитца, сцу…

– Ах ты тварь!

Короткий взмах и ярко-бордовый прут вонзился в левую глазницу. Истошный вопль рванулся к каменным стенам, а советник в ярости продолжал молотить прутом по висящему телу.

– Ты, жалкий кусок падали, мне угрожать вздумал?! Это не я буду мочиться, это ты у меня кровью изойдешь, да я тебя!!!

С большим трудом Морман оттащил разъяренного советника от визжащего Глеба. Тортоман все порывался врезать по наглецу, чтобы тот понял, как опрометчиво оскорблять второе лицо в замке, как это безумно – угрожать доброму воину.

– Отстань, Морман, не трогай меня! Я уже успокоился! – Тяжело дыша, советник оперся о столешницу. – Значит, это орочье отродье решило из себя героя состроить. Хочет проверить, насколько я их ненавижу, тварей хвостатых.

– Так он ведь человек, не орк.

– А по-орочьи балакает, нашего не понимает. Те, кто пришел с Орочьего поля, для меня все на одно рыло. Да заткни ему пасть, сил нет его вопли слушать.

Грязная тряпка воткнулась в разинутый рот Глеба. Он лишь мычал, тело мелко сотрясалось, выгнувшись на вывернутых руках.

– Ладно. – Тортоман бросил прут в жаровню и достал другой. – Говоришь, безглазый и смелый? Сейчас проверим. Держи ему голову, Морман. Крепко держи. Сейчас мальчик Глэд нам споет другую песню.

И белый свет улыбнулся Глебу в последний раз раскаленным куском железа. Улыбнулся и окрасил все вокруг кровью и болью. А потом пришла тьма.

Кхохолом не мигая смотрел на горящую свечу. К своим шестидесяти годам он был сух телом и не страдал какими-либо старческими болезнями. Ежедневные упражнения с магией иссушили руки, но не наградили его порченым зрением или болями в суставах. Сколько он себя помнил, все знающие толк в заклинаниях так или иначе платили за полученные знания. Даже во времена старого царя, когда магическая школа блистала в столице, даже тогда лучшие из лучших скрывали под дорогими мантиями разнообразные личные проблемы. Кто-то надрывался в попытке собрать побольше магических сил для новых заклинаний, кто-то неверно трактовал древние книги и совершал опасные ошибки при разборе заклинаний. Колдун до сих пор помнил, как на званом вечере у него на глазах рассыпался в прах один из молодых учеников Большого Совета, который должен был показать умения и подняться на более высокую ступень. Магия уходила каждое мгновение из этого мира, уходила неумолимо и намного быстрее, чем ожидали. И лишь древние заклинания, черпающие силу в страшных недрах неведомого, продолжали жить и действовать безотказно. Но за использование они требовали зачастую такую безумную плату, что люди брались за оружие и сжигали магов без участия медлительной государственной судебной машины.

Первые маги появились на соседнем материке, лежащем за Западным океаном. К нынешним дням остались лишь жалкие воспоминания о них, теряющие слабые следы в песнях и сказках. Люди помнят только то, что отличались они скверным нравом и часто воевали друг с другом, возвышая одних королей и повергая во мрак других. Последняя война была настолько чудовищной, что практически уничтожила все живое на материке и вынудила остатки живых бежать сюда, на Фэгефул, бросив до настоящих дней горящие земли, залитые смертью и ужасом. Изгнанники смешались с разнородным местным населением и получили название Перворожденных. Принесенные с собой обиды вылились в продолжение войн, но подорванные магические силы смогли использовать лишь для локальных конфликтов. Самые сильные маги образовали государство в пределах нынешнего Орочьего поля и попытались повернуть свершившееся вспять. Они создали чудовищного воина, которому подчинялся Мрак, способного вызывать монстров из других миров. Способный ученик потребовал себе всемирной власти и безоговорочного подчинения. Владыка Нового мира оставил после себя лишь леденящий ужас и пепелища на месте государств, пытавшихся отказаться выполнять его приказы. Гномы ковали оружие его армиям, орки обеспечивали разведку и совершали кровавые набеги, темные эльфы из дальних южных лесов бросили вражду со светлыми соплеменниками и активно подбивали кочевников к грабежам границ Южной империи. Все нечеловеческие расы так или иначе участвовали в этом походе на стороне Владыки. Лишь люди не согласились подчиниться, признать себя подданными Мрака и служить чужим интересам. Люди сами хотели править захваченным миром и отказались выступать в качестве статистов на чужом спектакле.

Железом и принуждением человеческие короли заставили остатки живущих среди них Перворожденных участвовать в битве на своей стороне. На сталь ответили сталью, на магию огрызались магией. Многочисленность собранного войска и перевес в количестве магов сумели переломить войну в пользу людей. После нескольких кровавых битв Владыка был повержен, и его останки заточены в Усыпальнице, далеко в северных горах. Покончив с повелителем, принялись за его подданных. Горстку оставшихся мятежных магов перебили, орков почти всех вколотили в болота, часть сумела бежать в дальние южные леса, и они больше не показывались оттуда. Но больше всего досталось гномам. Их поселения среди людей были разорены повсеместно, их лавки и склады были разграблены, многие представители бородатого народа сложили головы на плахе. Оставшиеся бежали на север и где-то там, в глухих горах, прозябают в наши дни. В человеческих городах гномы теперь появляются крайне редко, несмотря на давно установившийся мир.

Со времени тех сражений прошло почти две тысячи лет. Давно уже выросли деревья на курганах, сложенных из костей павших. Давно уже расплодившиеся вновь орки вернулись в Город павших, который построили на могилах соплеменников и объявили столицей степного народа. Давно уже гномов не вешают только за принадлежность к их гномьему племени. Даже ящеры, бывшая гвардия великих магов, сумели договориться с людьми и живут на Сестрах, среди болот и мелких островов. За давностью лет люди забывают о прошлом. Занятые насущными делами, новые королевства уже на завоеванных землях воюют друг с другом, мирятся и торгуют, перекраивают карты и плетут интриги.

Старый колдун поправил фитиль закоптившейся свечи и подошел к окну. После приезда людей от Ищущих его мучила бессонница, часто сопровождавшаяся картинами прожитой жизни. Кхохолом был родом с сухих пустошей Болотного королевства. Дед столярничал, отец одно время торговал по мелочи с Дикими орками, в становища которых приезжал на большой телеге, груженной разными нехитрыми товарами. Сам будущий колдун работать с деревом не любил, но с удовольствием ездил в гости, где играл с маленькими орками, возился с ними в пыли и скакал на палках, изображая смелую атаку на нежить со старых холмов, пел заунывные песни вечерами у костра про смелых воинов, что ведут невольниц в свой гарем. Иногда они с отцом проводили больше времени у орков, чем у себя дома, что неизменно вызывало ворчание деда. Старик хорошо помнил те времена, когда визжащие орды накатывали в голодные годы на приграничные районы. Если в степи наступала засуха, стада уже не могли прокормить дикое племя, и орки обнажали наточенные ятаганы без лишних раздумий. Возьми то, что хочешь, или умрешь – вот и вся их мораль. А уж после того как с части рек и болот люди стали отводить много воды, засухи в степи стали преследовать орков все чаще. Правда, после пары особо безжалостных набегов царь выделил дружину, и та прошлась по неспокойным соседям, потчуя ответными подарками. После этого основная масса орков откатилась в глубь степей и стала уже беспокоить Драконье королевство. Но и к оставшимся дед Кхохолома относился с изрядной долей ненависти, несмотря на показное добродушие и заверения в вечной дружбе.

Через пару лет остатки орков снялись и ушли следом за основной массой кочевого народа. Торговля рассыпалась, и отцу пришла в голову идея перебраться к Драконам. Там обещали хорошее место в приграничной страже. Недолго думая старший Кхох бросил незадавшуюся торговлю, надоевшую жену, детей, деда и темной ночью отправился за удачей в соседнее королевство. Тогда с переездами было намного проще, а на приезжих не смотрели как на опасных смутьянов. Десятилетний Кхохолом посмотрел на деда, собрал тихонько свой узелок и припустил следом за отцом. Он нагнал его на следующее утро и остался, несмотря на все тычки и затрещины. Домой возвращаться он не пожелал ни за какие обещания. Пришлось отцу взять сына с собой.

Кхох получил место учетчика в небольшой деревне на самой границе с Орочьим полем. Днями он объезжал поля и подсчитывал урожай, а вечерами любил посидеть в кабачке вместе с новыми друзьями. Сына он предоставил по большей части самому себе, и тот днями пропадал у местного лекаря, неожиданно для себя заинтересовавшись травами, заговорами и таинством излечения больных. Это и спасло Кхохолома, когда по приграничью прокатился очередной орочий набег. Говорящего на их языке мальчишку, постигающего науку врачевания, прибрал к себе шаман, которому был нужен ученик. Из всего приграничья только он один остался в живых в тот год. Орки мстили неуступчивым Драконам за сожженные степи и убивали людей без сожаления, даже пленных не брали. После нескольких крупных столкновений люди все же смогли договориться о хрупком мире с буйными соседями и вложить мечи в ножны. Но к соплеменникам Кхохолом вернулся, лишь отметив свое тридцатипятилетие. Все это время он кочевал с учителем по стойбищам, постигая тонкости ремесла, редко выступая в качестве переводчика при торговых контактах орков с Болотным королевством или Поххомораном. С Драконьим королевством орки старались дел не иметь, слишком сильной оставалась взаимная ненависть.

После смерти старого шамана Кхохолом столкнулся с неприятным выбором. Несмотря на достаточно острый ум и успехи в сложном ремесле, он так и не смог стать своим среди орков. Ни знание обычаев, языка, ни умение принять роды или излечить тяжелую рану не сделали его орком. И если малочисленные племена Разделенных орков снисходительно смотрели на пришлых, то основная масса Диких орков не любила чужаков, чтила родственные связи и лишь терпела человека, пока тот был в подмастерьях. Но как только старый учитель ушел лично приветствовать богов, Кхохолому тут же дали понять, что он лишний в степи. Колдун не горел желанием вернуться в давно забытый дом, дороги к Драконам были все еще перекрыты, и он подался в быстро набирающий силу Поххоморан. Несколько лет прожил в приграничье, а потом перебрался в предместья столицы, пытаясь выбить себе официальное разрешение на занятие магическими действами и лекарскую практику.

Магия была доступна еще пятьдесят лет тому назад, когда сына несостоявшегося торговца захватили в плен. Магией пользовались для создания амулетов, ворожбы, лечения, в локальных вооруженных стычках, начиная со столкновений военных отрядов на границе и заканчивая дракой в темной подворотне. Маги пользовались заслуженным уважением окружающих, их побаивались и старались не беспокоить излишне обременительными налогами. Но ко времени возвращения Кхохолома в пригороды Оромана ситуация кардинально изменилась. Магические силы истощались невиданными темпами. Заклятия разрушались еще в момент их создания, магические предметы теряли заложенные когда-то качества, бывшие повелители стихий превращались в никому не нужных вздорных старцев, обремененных долгами и воспрянувшими духом недругами. Ходили слухи, что просто к нынешним временам исчерпались все запасы магических сил, заложенных до катастрофы с соседним материком. Вся магическая школа, принесенная на земли Перворожденных, начала рассыпаться, как карточный домик под порывами ветра. Магические книги превращались в бесполезную пыльную бумагу. Жили и могли использоваться лишь старые знания древних народов Фэгефула. Эльфы и ящеры, орки и нежить продолжали применять заклятия, доставшиеся им с Темных времен, а люди вынуждены были заменить силу магии силой стали.

Не нашедший себе места среди орков, колдун неожиданно для себя обнаружил, что он в действительности оказался сильнее, чем многие известные маги гильдии. И пусть большую часть его знаний нельзя применить к людям, но некоторые умения в боевой магии, способность общаться с миром мертвых и опыт лекаря играли ему на руку, позволив позже добиться места при дворе царя Гардо-могучего. Кхохолом был замечен, обласкан и приближен. Он старался как можно быстрее обменять новые связи в полновесное золото – память полуголодных лет неистребимо давила на него.

Но слабое образование и отсутствие навыков придворной интриги сыграли с ним злую шутку. Гильдия тайно помогла его скорому возвышению, затем организовала ряд неудач на медицинском поприще, после чего позволила тайной полиции получить свидетелей полузаконной и незаконной деятельности по оказанию разного рода сомнительных услуг. Маги теряли магическую силу, но опыт интриг и борьбы за влияние при дворе они растерять никак не могли. Колдун был заточен в тюрьму, где ему с помощью плети объяснили разницу между привычками орков тащить все, что плохо лежит, и умением делать то же самое, но деликатно и с обязательным отчислением казне положенной доли.

От самых больших неприятностей Кхохолома спас, как ни странно, сам царь. Гардо-могучий быстро сообразил, как пополнить истощенную казну. Потеря гильдией былой мощи была использована полностью. Кхохолом получил возможность вспомнить все обиды, нанесенные ему местными магами, их пренебрежение к выскочке сыграло плохую шутку с напыщенными повелителями стихий. Имея возможность участвовать в работе гильдии как практикующий колдун, Кхохолом мог слышать и видеть то, что обычно было скрыто от посторонних глаз. Это и использовала тайная полиция его величества. Гильдию обвинили в подготовке заговора против престолонаследника, после чего брошенных в темницу магов поставили перед необходимостью сделать выбор: или отдать большую часть накопленных богатств и вернуться к тихой жизни затворников, или умереть под пытками палачей, которые выжимали кровь и золото без всякого сожаления. Головы особо упорствующих украсили стены дворца, земли и содержимое сокровищниц магов отошли к короне, а остатки блиставших раньше чародеев попрятались по разграбленным замкам и загородным домам, зализывая раны и надеясь со временем восстановить хотя бы прежние связи, не говоря уж о статусе при дворе. Быть магом в столице, а чуть позже и во всем Поххоморане, стало крайне опасно.

Кхохолома же отправили в Полан, под присмотр тайной полиции. За ним потянулись слухи про его истинную роль в случившемся. От колдуна шарахались как от зачумленного. Чиновники и просто состоятельные граждане боялись, что невольно оброненное слово в его присутствии приведет на плаху. Ужас безжалостного грабежа, учиненного царствующим двором, витал над вторым по величине городом Поххоморана. Любой вельможный сановник впадал в ступор при мысли оказаться на месте неугодных, когда не спасают никакие заслуги или прежние связи, когда любой старый друг прячется от тебя и запирает ворота на замок при звуке твоих шагов. Поэтому от колдуна при личной встрече отворачивались, а за спиной говорили разные гадости и пересказывали слухи один ужаснее другого.

Так на новом месте Кхохолом остался без каких-либо средств к существованию и без надежды завести хоть какую-нибудь клиентуру. Его подобрали военные, воспользовавшись его знаниями о ранах и их врачевании. Пристроили в Пяти Сестрах и положили грошовый оклад. Одно время колдун даже ездил в дальние экспедиции с пограничными отрядами и собирал нужные ему травы, амулеты нелюдей и просто приглянувшиеся безделушки. Какое-то время он тешил себя мыслью, что все уляжется, боги повернутся к нему, и он сможет возродить себя в той или иной роли в столице. Мало того, он с радостью воспринял дошедшие слухи о новом фаворите Гардолирмана – молодом Оргартисе. Во времена жизни в столице он несколько раз успешно лечил невоздержанного в утехах отца юноши (а разве Гардолирман сейчас – юноша?) и надеялся, что у сына не слишком короткая память. Но первая же попытка напомнить о себе расставила все по своим местам. Колдуна вызвали в городскую канцелярию, где богато одетый человек с безжалостными глазами объяснил ему его место и посоветовал не баловаться с мечтами о возвращении.

– Вы имеете кусок хлеба и стабильный заработок? Радуйтесь этому. И не ворошите прошлое. Наш повелитель еще не настолько стар, чтобы забыть вашу роль в случившемся. И топор над вашей шеей удерживает очень тонкая нить. Поэтому не ищите неприятностей. Пять Сестер хорошее место. Там отличный воздух, крыша над головой и возможность дожить до очень преклонных годов. А если вы так не считаете, то не забывайте, что за вами наблюдают. И любая неприятность у их величеств будет истолкована явно не в вашу пользу.

После этого разговора Кхохолом запил и почти год провел в пьяных кошмарах. Из этого состояния его палками выколотил комендант замка, которому требовался лекарь, а не балласт. И в пятьдесят с небольшим колдун тянул в замке лямку военного лекаря, обреченного на медленное угасание без каких-либо перспектив. Постепенно он вернулся к бережно собираемой коллекции, стал вести дневник, копил книги, пару раз в год выезжал с караванами на окраины государства. С удовольствием пропускал стаканчик-другой, но старался держать себя в руках. В городе ту давнюю историю почти забыли и не обращали на безобидного старца внимания, а служивые воспринимали его как местную мебель, существовавшую со времен постройки замка.

Небольшое разнообразие возникло, когда в Пяти Сестрах появился новый комендант Тертедуэй. Поначалу старики цеплялись друг к другу по каждой мелочи, но за прошедшие два года почти притерлись друг к другу, найдя общие темы в перемывании костей живущим в далекой столице, а также в обсуждении достоинств того или иного вина.

Это застоявшееся болото рутинных обязанностей взбаламутил приезд воина, который привел для военного обучения ученика избранных. Старик до сих пор помнил, что к его столь тяжкому падению приложили руки люди из этого клана. Сначала они помогли магам собрать улики против него, а потом участвовали по мере необходимости в разгроме гильдии. Избранные всегда старались загрести жар чужими руками, ставя во главу угла лояльность к правящим домам и решая при этом сугубо личные проблемы. И вот, по прошествии стольких лет, видеть у себя под носом их представителей стало для Кхохолома просто невыносимо.

– Я прекрасно слышал тебя и в первый раз! Боюсь, мне будет не под силу чинить дверь после твоих ударов…

Кхохолом сумрачно разглядывал крепко сложенного стражника в полном облачении. Интересно, с каких это пор караульные стали таскать на себе в ночь такую кучу железа? И старый Маленький гриф еще не в замке, решетка на главных воротах не дребезжала, приветствуя возвращающегося из города коменданта.

– Господин лекарь! – Колдун сморщился, официальный титул исполняемой должности всегда вызывал лишь глухое раздражение. – Господин советник просит вас прибыть к нему. Немедленно.

Солдат застыл в проеме двери, всем своим видом давая понять, что не намерен выслушивать что-либо про позднюю ночь (или раннее утро), плохое здоровье и другие гражданские причины отложить встречу с его вышестоящим командованием. Кхохолом лишь вздохнул, запахнул теплый халат и снял с гвоздя шляпу – на верхних галереях нещадно сквозило.

– Пошли, ранняя пташка.

Старик неспешно направился к лестнице, ведущей в верхние покои командования, и удивился, когда его локоть сжали крепкие пальцы.

– Не туда, господин лекарь. Господин советник сейчас в казематах.

Стражник подхватил один из чадящих на стене факелов и свернул в сумрачную арку, откуда вела лестница в подвалы замка. Колдун застыл перед первой ступенькой и никак не мог сделать шаг, даже поймав удивленный взгляд провожатого. После общения с заплечных дел мастерами его величества Кхохолом терпеть не мог каменные подвалы. При любой возможности он старался избегать посещения неприятных для него помещений.

Отсвет факела стал меркнуть, пришлось отогнать некстати всплывшие картины прошлого.

– Черт бы побрал твоего советника и тебя в придачу, – пробурчал старик и заспешил вниз.

– Этот кусок мяса посмел оскорбить меня. Но я стерплю! Я лишь не стерплю его молчания и нежелания говорить об измене. Я должен знать, кто еще замешан в покушении и как этот мятежник с сообщниками собирается его осуществить.

– И он молчит? – Кхохолом присел на маленькую скамеечку и в смятении осматривал окровавленное тело, лежащее в углу комнаты.

– Нет, он бормочет что-то на оркском, но я его не понимаю. А по-нашему он говорить не желает.

– И что же вы, советник, хотите от меня?

– Знаешь, я хотел использовать тебя в качестве переводчика. Но дело такой важности, что теперь сомневаюсь, хорошая ли это мысль. Ведь потом придется просить тебя молчать, хорошо просить. И не зыркай на меня так, а то твой язык оставлю тут.

– Я не смогу хорошо лечить, если вы меня покалечите.

– Я переживу это, но все же хочется найти другое решение. Ты сможешь привести его в чувство?

– Да, это будет не так трудно. Он будет слаб, но говорить сможет.

– Тогда волоки быстрее склянки и принимайся за дело. Заодно подумай, как заставить ответить на мои вопросы. Я не знаю пока средства, чтобы он выучил нашу речь за пару часов. А больше времени у меня нет.

Старик задумчиво почесал кончик носа.

– Говорить и понимать. Говорить и… понимать! Вот оно. У меня есть кое-что, способное научить его нашей речи. По крайней мере, так сказано в манускрипте к некоторым вещицам в моей коллекции. Можно будет попробовать это на нем, хотя риск есть.

– Меня больше беспокоит риск застудить тут спину, в этом каменном мешке. Так что неси все, что сочтешь нужным. И запомни, если через час он не заговорит, ты будешь переводить. Со всеми последующими неприятностями для твоего здоровья.

– Ты же говорил о двух часах!

– Час, – жестко отрезал советник. – И песок в часах уже начал сыпаться…

Кхохолом вернулся запыхавшись. Ради возможности использовать древние колдовские артефакты старик по лестницам просто бежал, забыв про возраст и пугающую темноту подвала. Одним движением смел со стола все, что лежало там, аккуратно выложил три глиняных фляжки, рядом в кучу ссыпал бинты и прочий лекарской скарб.

– Это что? – Советник показал пальцем на фляги, предусмотрительно отступив на шаг в сторону.

– Я выкупил это давно у северных ящеров. Как сказано в манускрипте к древним флягам, в сосудах собраны посмертные слезы трех существ. Под синей крышкой влага от ящера Хара Четвертого, он возглавлял восстание против людей больше трехсот лет тому назад. Под красной крышкой собраны слезы темного эльфа, имя которого я так и не смог разобрать. Его захватили в прошлом столетии Торговой гильдией в королевстве Зур. Длинноухого приняли за шпиона, присланного нежитью. Жители Зур просто помешаны на ненависти к соседям с Перешейка. А последний сосуд наполнен от орка Громыхателя две сотни лет тому назад. Громыхатель числился тогда послом в Драконьем королевстве. Во время пира сумел ляпнуть что-то про людей, и его четвертовали в назидание остальному посольству. Это очень дорогой артефакт, я хранил его для какого-либо исключительного случая.

– Слезы? Ты собираешься отпаивать изменника?

– Я собираюсь вколотить в него знание нашего языка. Слезы содержат воспоминания этой троицы. В манускрипте написано, что выпивший влагу после заклинания сможет принять на себя все их навыки и умения.

– И в какой из бутылок заключен наш равнинный язык?

– Не знаю пока. Я специально оставил артефакты на будущее, чтобы разобраться. В манускрипте не написано, кто из убитых владел тем или иным языком. Все свалено в кучу и перечислено одним списком. Но ты сам можешь увидеть, что слезы содержат в себе диалект с равнин Поххоморана, драконий беглый, часть диалектов с Северных Болотных земель, а также тягучие языки Зур. Про диалекты Южной империи ничего нет.

– Ладно, наш равнинный есть, и достаточно. Вливай в него.

– Не торопись! Я должен проверить, в каком из сосудов находится то, что нам необходимо.