Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт Курганов Ефим

Граф А.К.

Мнение об этом удивительном человеке, как и о всяком предмете, разделялось на партии: иные считали Калиостро за искусного шарлатана, другие — за тайного политического агента, иные — даже за действительно сверхъестественного человека.

Старая зала (тысяча первая повесть о чародействах Калиостро)

ОТ АВТОРА

Посвящается графине Норе Вальдштейн

Признаюсь, я совсем не уверен в том, что смогу остановиться на втором томе «Бриллиантового скандала».

Кажется, заветная ниточка только что стала по-настоящему раскручиваться, и совсем даже без моего авторского вмешательства. Фактически мне остается быть только свидетелем и в каком-то смысле реконструктором.

Кроме того, так хочется высветить облик КАЖДОГО участника шайки Калиостро

Но даже и поставив финальную точку в повествовании, полагаю, так и не удастся разрешить до конца загадку этой весьма темной уголовной истории, во многом изменившей облик королевской Европы.

Работая над настоящим томом «Бриллиантового скандала», я выдумывал только документы, но никак не факты, которые выглядят подчас фантастическими, но тем не менее являются совершенно реальными.

Ефим Курганов.

20-го декабря 2012-го года.

г. Париж.

POST SCRIPTUM

Я обнаружил вдруг роман Ивана Лукаша «Граф Калиостро» (Берлин, «Издательство писателей», 1925), но в нем, увы, совсем ничего не сказано о парижском «бриллиантовом скандале» 1785–1786 годов.

Однако, русская художественная калиостровиана возникла, на самом деле, задолго до двадцатых годов прошлого столетия, а именно с антикалиостровских комедий Екатерины Второй.

Впоследствии, в учено-литературном журнале «Отечественные записки» за 1851-й год (том LXXVII) в прозаическом цикле В.Р.Зотова «Старый дом» была опубликована повесть «Калиостро в Петербурге».

Но еще прежде, в 1849-м году, в литературном журнале «Современник» (том XVII) была опубликована повесть неизвестного автора «Старая зала (тысяча первая повесть о чародействе Калиостро)». Подозреваю, что автором ее является сам издатель — господин Николай Некрасов.

МАТЕРИАЛЫ К ЖИЗНЕОПИСАНИЮ ГРАФА КАЛИОСТРО

Научные редакторы выпуска

проф. Алик Жульковский, проф. Роман Оспоменчик

проф. Андрей Зорькин

ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ ЗАИСОК МАГА АНТОНА МАРКОВИЧА ГАМУЛЕЦКОГО, ВЛАДЕЛЬЦА РАСЧУДЕСНЕЙШЕГО КАБИНЕТА МЕХАНИЧЕСКИХ ФИГУР НА НЕВСКОМ ПРОСПЕКТЕ

Подготовил к печати по чудом уцелевшей рукописи большой ученый, знаток никому не нужных мелочей: Николай Богомольников, профессор Московского университета, почти академик.

С французского перевел Михаил Ходорковский (г. Краснокаменск).

Научные консультанты: профессор Роман Оспоменчик (Иерусалим) и профессор Александр Долинкин (Мэдисон)

ОТ ПУБЛИКАТОРА

Исторических документов, относящихся к графу Алессандро Калиостро, сохранилось несчетное множество, однако большинство из них недостоверно и даже подложно. Однако «Записки мага» А.М. Гамулецкого являются на этом фоне отрадным исключением.

Деятельность и даже имя А.М. Гамулецкого сейчас полностью забыты. Но мы обязаны по справедливости оценить его заслуги перед русским магическим искусством.

Антон Маркович Гамулецкий (1753–1850) родился в Польше. Ему было 27 лет, когда в 1780-м году Варшаву посетил граф Калиостро. Его магические сеансы произвели на Гамулецкого неизгладимое впечатление. Тогда именно сей последний и был принят в число учеников знаменитого мага и алхимика.

Пребывание Калиостро в Варшаве было непродолжительным (около двух месяцев). Его разоблачили как «делателя золота» и ему пришлось немедленно покинуть Польшу. Однако впечатление, произведенное на Гаумулевского магом и чревовещателем, судя по всему, было исключительно сильным.

Через пять лет, в 1785-м году, Гамулецкий едет в Париж, где входит в ближайший круг Калиостро. Под влиянием своего учителя он сам начинает давать магические сеансы, проявляя исключительную техническую изобретательность.

В 1795-м году Гамулецкий въезжает в пределы Российской империи, Он служит сначала в рижской полиции, затем переводится в петербургскую таможню, а с 1799-го года служит в петербургской полиции брандмайором. Вышел в отставку в чине коллежского регистратора. Потом он еще служил на Московском почтамте, но вскоре оставил службу и переселился в Петербург.

В столице Российской империи Гамулецкий «устроил кабинет с разными механическими и физическими явлениями»[12] (дом Керстена на Почтамтской улице). Успех был оглушительный. Тогда на Невском проспекте, у Казанского моста, им был открыт и просуществовал до 1842-го года «Храм очарований или механический, физический и оптический кабинет господина Гамулецкого де Колла».

Текст записок А.М. Гамулецкого хранится в отделе письменных источников и редких книг Пензенского краеведческого музея.

Николай Богомольников,

профессор Московского университета.

г. Москва.

20-го декабря 2012-го года.

На Невском проспекте, у Казанского мосту, в доме госпожи Енгельгардт.

Генварь 1847-го года.

ОБ МОЕМ ВЕЛИКОМ УЧИТЕЛЕ ГРАФЕ АЛЕССАНДРО ДЕ КАЛИОСТРО И ОБ ИСЧЕЗНУВШЕМ КОРОЛЕВОЖЕРЕЛЬЕ, А ТАКЖЕ ОБ ОДНОМ ПРОРОЧЕСКОМ ПРЕДСКАЗАНИИ

С «Оправдательными мемуарами» графини Жанны де ла Мотт баронессы де Сен-Реми де Валуа я ознакомился довольно-таки давно, еще в пору пребывания своего в Англии в 1785–1786 годах.

Мне оба тома сей возмутительной и наделавшей много шуму исповеди дал учитель мой граф Алессандро Калиостро, заметивший при этом с весьма косою усмешкою: «Верить там почти ничему нельзя, но чтение презанятное, молодой человек».

«Оправдательные мемуары» — вещь чрезвычайно яростная, если не бешеная. Однако, кое в чем пресловутая Жанна де ла Мотт, надо сказать, все-таки оказалась права, просто учителю моему в силу ряда причин это было не очень с руки признавать.

Я прямо об этом как-то заявил графине, и она была совершенно счастлива и называла меня после того не иначе, как «мой нежный друг».

В обществе это поняли совершенно превратно, и тут же поползли по Лондону упорные слухи, что Жанна сделала меня очередным свои возлюбленным, что я предал учителя своего и стал сообщником графини де ла Мотт, помогая ей сбывать остатки знаменитого бриллиантового колье.

Но то были именно слухи, исключительно вздорные и абсолютно ни на чем не основанные.

Все дело в том, что я никогда не изменял графу Калиостро, будучи вернейшим его учеником, и никогда не состоял в числе возлюбленных Жанны и, значит, никак не мог находиться под влиянием сей последней.

Просто случилось так, что отчаянная лгунья несколько раз вдруг сболтнула правду, и я был тот именно человек, который отважился признать в некоторых из ее признаний истину. И это все.

Ей Богу, становиться сообщником сумасшедшей негодяйки у меня и в мыслях никогда не было!

И не стоит искать никаких совпадений между моими скрупулезными записками и скандальными «Оправдательными мемуарами» графини Жанны де ла Мотт де Валуа, мерзавки с трагической судьбою (в воскрешение ее в Крыму я никоим образом не верю).

Теперь, по прошествии стольких лет, наверное, уже можно кое-какие тайны, связанные с пропавшим королевским ожерельем из 629-ти бриллиантов, вынести уже и на свет божий.

Надеюсь, мой бесхитростный и ПРАВДИВЫЙ рассказ позволит сделать некоторые немаловажные уточнения ко всей этой знаменитой некогда истории, послужившей прелюдией к великой смуте 1789-го года[13].

А история совершенно загадочная и до сих пор не до конца проясненная.

Жанна де ла Мотт была, конечно, — сомнений никаких не может быть — исчадием ада, и все же тут не следует все сваливать на ее одну.

Королевский советник Жан Батист Титон де Виллотрен, да, да, милостивые государи и государыни, именно тот самый, что по личному распоряжению Их Королевских Величеств допрашивал в Бастилии и величайшего чародея графа Алессандра Калиостро, и легковернейшего герцога де Рогана, и отъявленную воровку графиню Жанну де ла Мотт де Валуа.

Так вот, королевский советник Титон де Виллотрен отнюдь не оставил после себя мемуаров, хотя и в самом деле мог бы поведать свету немало любопытнейшего о знаменитом бриллиантовом ожерелье, исчезновение коего, собственно, и дало начало Великой французской революции.

Книжонка же, на коей означено имя королевского советника Титона де Виллотрена, есть на самом деле ни что иное как изделие бесстыжей воровки Жанны де ла Мотт.

С полнейшим на то основанием предупреждаю: книжонка сия наполнена самым ужасающим враньем, и верить ей ни в ком разе не следует.

Бежав из заключения в Лондон, издавна служащий приютом для изменников и негодяев, графиня вначале выпустила свои «Оправдательные мемуары».

Шуму было немало, и звонкие фунты потекли в пустой кошелек графини, но вскоре сей золотой поток остановился, ибо для всех, кажется, стало очевидно, что «Оправдательные мемуары» есть разведенная чернилами мерзкая, отвратительная грязь.

И тут графиня придумала новый трюк — вылила на публику ушат помоев и вранья под видом мемуаров почтеннейшего Жана Батиста Титона, королевского советника.

Укажу теперь на самые вопиющие выдумки воровки Жанны де ла Мотт.

Несчастная французская королева Мария Антуанетта никоим образом не оказывала содействие бегству графини из тюрьмы Сельпатриер.

Во-первых, королева и в глаза никогда не видывала де ла Мотт де Валуа, ни супруги, ни супруга.

Но главное то, что Ее Величество могло, разве что, только проклинать воровку-графиню, но никак не помогать ее спасению, ведь именно графиня своими постыдными действиями очернила в глазах парижского общества королеву.

Однако доказательством того, что королева Мария Антуанетта не являлась сообщницею де ла Мотт, служат не только сии общие соображения.

Все дело в том, что человеком, коий помог графине бежать из Сельпатриера, был Ваш покорный слуга. Да, да, именно так.

Именно я встретился тайно с Кривым Жаном и вручил ему увесистый мешочек золотых монет, именно я ждал проклятую бегунью на набережной и в заранее нанятой карете отправил ее в Кале, а оттуда на утлом рыбацком суденышке — прямиком в Лондон.

Свидетельствую: я самолично довел беглую графиню де ла Мотт до лондонского кабинета графа Алессандро Калиостро.

Именно Калиостро, мой великий учитель, и оплатил бегство де ла Мотт из отвратительного, зловонного Сельпатриера, в застенках коего томятся сотни воровок и блудниц.

Именно по убедительнейшей просьбе графа я и участвовал в сем малопривлекательном деле.

В Лондоне я, опять же по просьбе моего драгоценного наставника, снял для графини тихий, уютный домик, в уголке британской столицы, надежно укрытом от любопытных взоров.

По мере того, как стало ясно, что Бурбоны не оставляют надежду на поимку графини, Калиостро решил переправить Жанну де ла Мотт де Валуа куда-нибудь в английскую глушь, предварительно инсценировав ее самоубийство, что и было удачно совершено. И совершено было опять же не без моего участия, но исключительно на средства моего учителя.

Я отвез графиню в Эссекс, где она и осталась, боясь и носу высунуть, ибо ей страшно не хотелось возвращаться в Сельпатриер.

Однако королевские ищейки продолжали усердствовать, видимо, не очень-то веря, что такая мерзавка как графиня де ла Мотт способна лишить себя жизни.

И тогда у Калиостро, коий был всегда феноменально находчив, созрел новый план: дабы посланцы Бурбонов не обнаружили Жанну ла Мотт, он решил выдать ее замуж (это при живом-то муже!) и прочно прикрыть ее новой фамилией.

Возлюбленный учитель мой после долгих раздумий остановился, в конце концов, на кандидатуре графа де Гаше, весьма милого и чрезвычайно охочего до звонкой монеты — последнее было как раз то, что нам и надо — старичка.

Я вручил сему графу де Гаше шкатулку, туго набитую поддельными бриллиантиками, а впридачу тот взял еще и Жанну де ла Мотт де Валуа (бриллиантик не только поддельный, но и еще и ядовитый), ставшую вскорости графинею де Гаше.

Теперь до дважды клейменой беглянки из Сельпатриера ищейкам Луи Шестнадцатого и Марии Антуанетты было уже никак не добраться.

Да, а от прелестной Жанны де ла Мотт Калиостро, в ответ на многочисленные свои благодеяния, ждал лишь одной ответной услуги, — записок, способных опорочить Марию Антуанетту и ее августейшего супруга.

И графиня, при всей бесстыжести своей, тут оказалась весьма благодарной: она без устали поставляла графу целые вороха бумаг, начиненных самыми невозможными злобными выдумками.

Вначале Жанна представила свои подлейшие «Оправдательные мемуары», а затем сочинила и записки королевского советника Жана Батиста Титона де Виллотрена.

В общем, сия Жанна ЧЕСТНО исполняла обязательства, взятые пред графом Калиостро.

Полагаю, что «честность» графини в сем деле объяснялась двумя обстоятельствами: во-первых, Калиостро щедро оплачивал ее труд скандальной мемуаристики, а во-вторых, она сама люто ненавидела Марию-Антуанетту, будучи убеждена, что имеет еще более прав на королевский трон, нежели она.

И была еще одна причина необычайной податливости графини пред Калиостро.

Мой учитель не раз обещал графине (самолично слышал), что, в конце концов, он возведет ее на престол, но только предварительно необходимо как можно сильнее уронить в глазах общества чету правивших тогда Бурбонов.

Вот Жанна де ла Мотт и старалась изо всех своих отвратительных силенок угодить графу, опорочивая Марию Антуанетту и Луи Шестнадцатого.

Да, этой совершенно безумной воровке ох как хотелось стать королевою Франции!

Я уверен, что мой великий учитель никогда всерьез не помышлял о том, чтобы возвести на трон эту сумасшедшую нищенку, но вот отомстить семье, некогда подло уничтожившей славный орден тамплиеров, граф очень даже хотел. Он не раз говорил мне о том, что пролитая королем Франции кровь рыцарей ордена взывает к отмщению, и что час справедливости неминуемо настанет.

И в этих благороднейших целях Калиостро, подлинный маг доброты, готов был пользоваться даже услугами отъявленной воровки и мерзавки Жанны де ла Мотт, в совершенстве владевшей способностию обливать других грязью!

Жанна была нужна ему как орудие мести, и не более того; как орудие мести, чрез которое можно будет покончить с королевскою властью во Франции.

У графа, вероятнее всего, были самые разнообразные виды на мадам де ла Мотт, но только он ни при каких обстоятельствах никак не собирался возводить ее на трон.

Но покамест Жанна надеялась, она была более или менее послушна, не дозволяя проявляться особенно открыто бешеному своему норову.

Сие совершенно однозначно, господа.

В начале мая 1780-го года граф Калиостро неожиданно объявился в Варшаве, где мне и посчастливилось с ним познакомиться и даже попасть в число его ревностнейших адептов.

Калиостро бежал к нам из России, где он сотворил немало чудес, что как раз и подвело его (люди ведь так неблагодарны): у княгини Волконской вылечил больной жемчуг, у генерала Бибикова увеличил рубин в перстне на одиннадцать каратов, а заядлому игроку Костичу показал в пуншевой чаше знаменитую талию, и тот на другой же день выиграл свыше ста тысяч.

К величайшей горести моей, государыня Екатерина Алексеевна, при всем огромадном уме своем, не верила в чудодейственные способности графа и даже высмеяла их в комедии своей «Обманщик».

Герой сей комедии утверждает, например: «Я малые алмазы переделываю большими, иногда для своей забавы. Например, безделушка, которая у тебя на руке, перстень, буде мне отдашь, я тебе возвращу величиною в один камень, втрое противу того, как он теперь».

В одну ночь Калиостро скрылся и из Варшавы (недоброжелатели и завистники обвинили его в надувательстве), пробыв в ней менее двух месяцев. И у нас он творил чудеса, что подняло буквально ропот возмущения в варшавском обществе[14].

Потом граф стал писать мне из Страсбурга, зазывая для участия в своих магических сеансах, но сие оказалось возможным лишь через четыре года.

В Париж я прибыл по неотступному зову графа Калиостро в конце 1784-го года. Точнее говоря, прибыл я с первоначала в Лион, где находился тогда граф.

А в январе 1785-го года на шестерке лошадей, запряженных в раззолоченную карету, с лакеями на запятках, предшествуемый курьерами и скороходами, сопровождаемый многочисленной челядью, одетой в красочные ливреи, мой сиятельный учитель въехал в Париж. Представители семидесяти масонских лож встречали великого гостя.

В одной карете с Калиостро находились кардинал де Роган (он называл графа не иначе как божеством: бросался к ногам магика и целовал его руки) и я.

По прибытии мне довелось неотлучно находиться при великом моем учителе и всюду сопровождать его.

В частности, я присутствовал едва ли не при всех встречах Калиостро с графинею де ла Мотт.

Был я и очевидцем того, как эта отвратительная особа дрожащими своими ручками вывалила на громадный письменный стол графа, заваленный бумагами и уставленный всевозможными пробирками, заветное ожерелье из 629-ти бриллиантов.

Калиостро тут же отобрал для себя 17 самых крупных камней (все они были величиною с грецкий орех), успокоив графиню, что он нарастит их и превратит в бриллианты небывалой величины, и тогда их можно будет продать с особою выгодою.

Все остальное графиня унесла с собою.

Прощаясь, Калиостро заметил ей, что надобно не медля вызвать графа де ла Мотта и переправить его с остающимися бриллиантами чрез Ла Манш, графиня молча кивнула и выбежала вон.

Впоследствии о сих 17-ти бриллиантах не было ни слуху, ни духу. Несомненно, Калиостро (а он всегда был страстный — даже болезненно страстный — охотник до бриллиантов) переправил их в надежнейшее место, мне совсем не ведомое.

Впрочем, шевалье Рето де ла Вилетт, проходимец и один из любовников графини де ла Мотт, говорил мне потом, что 17 заветных бриллиантов Калиостро несомненно, хранил в шкатулке жены своей Лоренцы (кстати, она была дочерью старьевщика, хотя и величала порою себя принцессою Санта-Кроче), также страстной охотницы до сверкающих камушков.

Но достоверно я на сей счет ничего не ведаю. Ясно лишь то, что граф и не думал выпускать из своих рук бриллианты, бывшие украшением знаменитого редкостного ожерелья, которое Людовик Пятнадцатый предназначал в дар фаворитке своей, мадам дю Барри.

Когда великого моего учителя арестовали и его стал допрашивать королевский советник Жан Батист Титон де Виллотрен, то Калиостро ничтоже сумняшеся отвечал (знаю об этом с его же собственных слов), что все ожерелье осталось у графини де ла Мотт и что он вообще его в глаза не видывал.

Графиня, правда, кричала «Этот обманщик выманил у меня самые лучшие камни», но господин королевский советник, естественно, поверил не ей, истеричке и врунье, а магу и чародею, лгавшему вдохновенно и без меры.

В общем, по прибытии в Париж я неотступно сопровождал великого своего учителя, вплоть до того момента, когда в августе 1785-го года его поместили в Бастилию.

Но и тут связь между нами отнюдь не прерывалась: от Калиостро регулярно передавали мне записочки со всякого рода поручениями, которые я неукоснительно исполнял.

И в частности, граф пересылал мне письма для Жанны де ла Мотт. Я вкладывал сии письма в пакет, запечатывал его и пересылал уже от своего имени к Жанне де ла Мотт, в Бастилию.

По получении ответов, я опять же укладывал их в пакет и отправлял в Бастилию, но уже на имя графа Калиостро.

В записках своих к графине Калиостро делал ценнейшие указания, как ей надобно отвечать на расспросы королевского советника Жана Батиста Титона и прокурора Бразона.

Собственно, все де дикие сцены, о коих судачил весь Париж, когда сия пресловутая Жанна в кабинете мэтра Титона швыряла в Калиостро зажженным канделябром, были чистейшей комедией и, между прочим, комедией, заранее сочиненной.

Калиостро, в передававшихся чрез меня записках своих, объяснял графине де ла Мотт, что ежели она на грядущем процессе будет объявлена главною преступницею, то он, выйдя на свободу, не только освободит ее (Жанну), но и поможет ей взойти на французский престол.

Особенно мне запомнилась строчка: «Графиня, поймите: Вы должны быть непременно осуждены и клеймены — это-то как раз и заклеймит навсегда позором Луи и Марию-Антуанетту».

Оттого графиня де ла Мотт, при всем своем бешеном и коварном норове, и исполняла послушно все указания графа Калиостро, что ей взбрела на ум сумасшедшая идея стать французскою королевой.

И еще, как я понял, графине ужас как хотелось отомстить проклятой австриячке за то, что она французская королева, в то время как представительница дома Валуа прозябает в нищете.

И еще одно весьма немаловажное обстоятельство не могу не упомянуть сейчас.

Жанна де ла Мотт ведь она была «голубкою» Калиостро и непременною участницею знаменитых его магических сеансов.

И то, что граф Калиостро и графиня де ла Мотт устроили в Бастилии, было ведь на самом-то деле ничем иным, как грандиозным магическим сеансом, за коим последовало падение Бастилии и падение Бурбонов.

В центре зала — шар, наполненный хрустально чистой водой. После заклинаний Калиостро духи входили в шар и вода мутнела. Жанна, стоя на коленях, пристально вглядывалась в шар и затем сбивчиво начинала говорить, что ей видится внутри.

Как графиня неистовствовала, как извивалась в конвульсиях, в хриплых, бессвязных речах, на глазах у потрясенных зрителей описывая видения, кои на самом деле были детально подсказаны ей предварительно графом Калиостро!

Точно так же и ее несуразные в своей дикости как будто выходки на допросах в Бастилии были подробнейшим образом заранее продуманы графом.

Кому же сие знать, как не мне!

Да, великий магический сеанс прошел в высшей степени успешно: ни зрители, ни судьи даже не заметили, что разыгрывается спектакль.

Неистовые ссоры, столь ловко и тонко сочиненные графом Калиостро, были лишь прикрытием деятельности заговорщиков, которые вовсе и не думали порывать друг с другом.

В общем, записки, которые я пересылал в свое время в Бастилию, сыграли-таки свою роль в истории: французское королевство рухнуло, сполна напитав щедрые, благодатные земли людскою кровию.

Между прочим, у Калиостро был крест с буквами L.P.D. вокруг него. Это были начальные слова фразы: «Попирай лилии ногами».

Речь, разумеется, шла о королевских лилиях.

Ему приказано было топтать сии лилии, и он топтал.

Результат всем известен.

И еще в одном деле, отнюдь не пустячном, сумел оказать я содействию моему великому учителю.

Судом граф Калиостро и де Роган были оправданы, а вот Жанна де ла Мотт была осуждена, единственная изо всей шайки (ее супруг был приговорен к галерам заочно).

Однако, хотя граф Калиостро и был выпущен из Бастилии, указом короля Франции ему было велено в течение 24-часов оставить Париж, а в течение трех недель покинуть пределы Франции.

Найдя на время спасительное убежище в Англии, Калиостро всюду стал кричать, что арестовывавший его полицейский комиссар Шеннон обокрал его: из дома на Сен-Клод будто бы пропало много ценных вещей, в том числе и «эликсир жизни».

Французская королевская власть оставила сию жалобу без последствий.

Тогда Калиостро послал меня в Париж с бумагою, в коей он выразил все свои претензии. Тут уже правительству Людовика Шестнадцатого нельзя было не реагировать.

Чрез меня генерал-прокурор передал Калиостро следующее: «Пусть граф вернется в Париж и представит суду доказательства своей жалобы».

Это была чистая ловушка. Судите сами: Калиостро ведь королевским указом был воспрещен въезд в Париж.

Ознакомясь с предложением генерал-прокурора, граф совершенно разъярился и написал послание к французскому народу, в коем, в частности, утверждал, что Бастилия вскоре будет разрушена и станет местом всеобщего гуляния.

Как мы знаем теперь, пророчество моего великого учителя полностию исполнилось.

По желанию Калиостро я переправил сию брошюру во Францию.

Между тем, в Лондоне недоброжелатели и завистники моего великого учителя продолжали все более и более шуметь — кажется, скандал инспирировался из самого Версаля обиженными и даже разгневанными королем и королевою.

Чрез издававшуюся в Лондоне газетенку «Курье де л’Эроп» о графе стали распространяться всякие гнусные небылицы.

На берегах Темзы стали утверждать даже, что Калиостро и не граф вовсе и на самом деле не Калиостро (всплыло и старое английское дело, когда его обвинили в покраже бриллиантового браслета), и он спешно предпочел удалиться в Швейцарию, в Базель.

Я отправился вместе с ним, ежечасно учась искусству творения чудес.

Затем Калиостро вернулся в Италию (Турин, Генуя, Верона, Венеция, Тренто, Рим). Все это время я по-прежнему был с ним, покамест мой учитель не был взят под стражу Святейшею Инквизициею.

Мне также угрожала опасность, ведь я был учеником Калиостро и, смею надеяться, что любимым учеником.

Тогда я и обратил свои стопы в сторону пределов Российской империи, найдя там для себя долговременный и надежный приют и даже впоследствии сумев открыть в Санкт-Петербурге «Храм очарований или механический, физический и оптический кабинет».

Должен признаться, что ежели бы не уроки, взятые мною в свое время у графа Калиостро, сей «Храм очарований» не мог бы даже и возникнуть.

Так что нынешним беспрецедентным успехом своим, в конечном счете, обязан я никому иному, как великому учителю моему.

Калиостро на самом-то деле и есть подлинный патрон моего кабинета, чудесами своими ныне сводящего с ума едва ли не весь Петербург.

Территорию Российской империи я более никогда не покидал, и ни в коем случае не собираюсь этого делать.

Да и как и на кого я оставлю единственное, бесценное свое детище — «Храм очарований»?!

ПРИПИСКА, СДЕЛАННАЯ НА ПОЛЯХ «ЗАПИСОК МАГА» А.М.ГАМУЛЕЦКОГО:

Антон Гамулецкий некогда и в самом деле был моим учеником, но, как выясняется теперь, совершенно неблагодарным.

Впрочем, где вы видели благодарных учеников? Это ведь племя изменников, только и помышляющих о том, как бы повыгоднее продать (предать) своего учителя.

И все же автор «Записок мага» несколько изумил меня.

В 1785-м году Гамулецкий, действительно, обретался в Париже, но все остальное в данных записках является плодом его досужей выдумки.

Он оказался не только болтуном, но при этом еще и отчаянным врунишкой.

И никаких писем моих к графине Жанне де ла Мотт де Валуа сей Гамулецкий не передавал в Бастилию, да, собственно, и не мог передавать. Бастилия отнюдь не была тогда домом свиданий, и свободный обмен записочками был там мало возможен.

Ни королевский советник Титон де Валлотрен, ни прокурор Бразон такого бы не дозволили — смешно даже помыслить об этом.

И не было у меня никакого сговора с мерзавкою Жанною де ла Мотт.

Более того, ежели бы сия мнимая графиня не заявила мэтру Титону де Валлотрену, что это я стою у истоков бриллиантовой аферы, меня бы вовсе не привлекли к следствию. О каком же сговоре тут может идти речь?!

И так далее и тому подобное.

В общем, Антону Гамулецкому как автору меморий ни в коем случае нельзя верить.

Скажу прямо: ученик мой решительнейшим образом заврался, и вранье его оказалось самым что ни на есть беспардонным.

А вот фокусник он был, надо сказать, отменный, кое в чем, пожалуй, даже и превзошедший меня. Так что «Храмом очарований» я могу только гордиться, но никак не «Записками мага».

Прошу сие непременно учесть.

Таинственный читатель, пожелавший укрыться под именем графа Феникса, гроссмейстера египетского масонства и создателя «эликсира жизни»

(без даты)

НАТАЛИЯ ПЕТРОВНА ГОЛИЦЫНА, УРОЖДЕННАЯ ГРАФИНЯ ЧЕРНЫШЕВА

ЗАМЕТКИ И СЛУЧАИ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ И МОИХ ПУТЕШЕСТВИЙ

(начато июня 14-го дня 1831-го года в Санкт-Петербурге)

Публикация Никиты Левинтоха и Гавриила Левинтуха

Перевела кое-как с французского Вера Милкина

Научные консультанты

Сергей Загляделкин и Ирина Прошкина.

ОТ ПУБЛИКАТОРОВ

«Заметки и случаи из моей жизни и моих путешествий» (это большая красная тетрадь: картон, обтянутый кожей, с золотым тиснением), принадлежащие перу Н.П.Голицыной, несомненно, представляют собой ценнейший вклад во всемирную калиостровиану, который еще предстоит оценить по достоинству как калиостроведам, так и всем, интересующимся создателем «эликсира жизни».

При этом в высшей степени любопытна личность автора «Заметок».

Это та самая Наталья Петровна Голицына (1741–1837), прототип «старой графини» из «Пиковой дамы» А.С. Пушкина.

Оказывается, она, живя с 1784-го по 1791-й год в Париже и находясь в эпицентре салонно-придворной жизни, имела не только доверительные беседы с Сен-Жерменом, но и узнала немало любопытного об ученике его, графе Алессандро Калиостро (многие считали даже, что Калиостро был какое-то время слугою у Сен Жермена) и составила даже из парижских сплетен конца 18-го столетия своего рода калиостровский компендиум.

«Заметки и случаи из моей жизни», как и «Заметки о событиях моей жизни», представляющие в совокупности основной корпус богатейшего мемуарного наследия Н.П.Голицыной, хранятся в отделе рукописей Национальной Российской Библиотеки (фонд 64)

Они, как и весь архив княгини (около 45-ти тысяч листов, размещенных в 111-ти картонах), были в свое время извлечены из голицынской родовой усадьбы Большие Вяземы[15].

Никита Левинтох,

профессор.

г. Санкт-Петербург.

20-го декабря 2011 г.

Родилась Н.П. Голицына 17-го января 1741-го года. Отцом ее был П.Г. Чернышев, граф и сенатор, российский посланник во Франции.

Часть юных лет своих провела во Франции (1760 — 1763-е годы). После свадьбы опять уехала в Париж, где сблизилась со двором Марии Антуанетты. Ее называли тогда «Московской Венерой».