Дело небрежной нимфы Гарднер Эрл
Мейсон тоже произнес небольшую вступительную речь, после которой прокурор вызвал первого свидетеля.
Врач, производивший вскрытие, рассказал о причине смерти Элдера. Клод Глостер, задав ему несколько вопросов, повернулся к Мейсону и учтиво поинтересовался:
— Имеются ли у вас вопросы, мистер Мейсон?
— Один вопрос, — ответил Мейсон. — Доктор, когда вы осматривали тело, вы установили причину смерти?
— Да, сэр.
— Вы сообщили, что рана нанесена пулей из пистолета тридцать восьмого калибра?
— Да, сэр.
— Значит, пулю нашли?
— Нет, сэр, пуля не была найдена.
— Как же тогда вы определили калибр?
— Частично по размеру раны. Учитывая и тот факт, что пистолет, из которого был произведен выстрел, лежал под телом убитого.
— Если пулю не нашли, как же вы определили, что убийство было совершено именно из того пистолета, который находился под телом?
— Потому что из него недавно был произведен выстрел, потому что другого следа от пули нет и пистолет этот тридцать восьмого калибра.
— Понятно. Вы определили, что убийство было совершено из пистолета тридцать восьмого калибра, потому что именно такой пистолет лежал под телом, а решение о том, что именно из этого пистолета был убит Джордж Элдер, вы приняли на основании того факта, что пистолет оказался тридцать восьмого калибра? Я правильно вас понял?
— В вашем изложении это звучит совершенно абсурдно.
— Тогда изложите ваши доводы таким образом, чтобы они не звучали абсурдно.
— Но ведь есть размер раны…
— Разве вам не известно, что пуля всегда оставляет входное отверстие меньше своего диаметр. Ведь кожа человека эластична.
— В этом случае пуля была тридцать восьмого калибра.
— Но та часть ваших попадании, в которой говорится, что именно из этого пистолета убит Джордж Элдер, основывается на чистом умозаключении?
— Этот вывод сделан экспертом.
— Значит, эксперт сделал вывод, построив его на чистом умозаключении, так?
— Можно сказать и так, если вам угодно.
— У меня все, — сказал Мейсон.
Затем был приглашен полицейский, который рассказал, что был вызван на место убийства по телефону. Звонил сосед, он услышал крики прислуги. Полицейский описал место происшествия и сообщил, что не покидал его. Когда пришли понятые, то в их присутствии он сделал несколько снимков убитого.
— Вопросы к свидетелю, — как обычно произнес Глостер.
— Значит, собака была заперта в соседней комнате? — спросил Мейсон.
— Это не соседняя комната. Это что-то вроде чулана и вентиляцией и окном. Окно расположено высоко, собака не может до него достать.
— Кто выпустил собаку?
— Ну, когда пришли другие полицейские, мы… мы все решили выпустить собаку.
— И что произошло?
— Мы попытались приоткрыть дверь и накинуть на собаку петлю.
— Вам удалось это сделать?
— Она вылетела из чулана, как молния, выдернула веревку из рук и убежала.
— Вы побежали за ней?
— Да, сэр.
— И куда же исчезла собака?
— Не знаю, сэр. Когда я выскочил, ее уже не было видно. Через некоторое время ее привела прислуга.
— Салли Бэнгор, та, которая обнаружила тело?
— Да, сэр.
— А где сейчас находится собака?
— Ваша честь, — сказал Глостер. — Последний вопрос не по существу дела.
— Если свидетель может ответить, то пусть ответит, — распорядился судья.
— Но, ваша честь, для нас важен факт, что собака была заперта в чулане. Это означало, что покойный ожидал незнакомого посетителя. А где собака сейчас, не имеет никакого отношения к делу.
— Если это не имеет к нему отношения, — сказал Мейсон, — то почему бы не сказать, где собака?
— Нет смысла перегружать суд не относящимися к делу вопросами, — произнес Глостер.
— Ответьте хотя бы для удовлетворения моего любопытства, — сказал Мейсон.
Судья Гарей неожиданно проявил интерес к вопросу Мейсона.
— Защита имеет право знать это, — проговорил он.
— Ваша честь, — произнес Глостер. — Я хочу придерживаться сути вопроса. Нам важно знать, кто убил Джорджа Элдера Если мы начнем изучать собак, где они, что едят, как себя чувствуют, как…
— Он не спрашивает о собачьей диете. Его интересует, где сейчас находится собака, — перебил его судья Гарей. — Свидетель, ответьте на вопрос защиты.
— Я не знаю, — сказал полицейский. — По-моему, ее отдали в какой-то собачий питомник.
— Вам известно, в какой питомник отдали собаку, мистер Глостер? спросил судья Гарей.
— Нет, ваша честь. Собакой занимался шериф.
— Ну что ж, выясните этот вопрос и сообщите мне, — проговорил судья Гарей и, повернувшись к Мейсону, спросил:
— У вас есть еще вопросы, мистер Мейсон?
— Этот чулан, — спросил Мейсон, — вы говорите, был специально сделан для собаки?
— Нет, сэр. Это был просто чулан с вентиляцией. Там стояла чашка с водой, лежала подстилка, дверь изнутри была исцарапана, собака так рвалась из чулана, что оторвала коготь на лапе.
— Вы видели оторванный коготь? — спросил Мейсон.
— Нет. Но и так ясно, что оторвался коготь: на двери были три отчетливые, хотя и слабые полоски крови в том месте, где собака царапала дверь, и несколько пятнышек крови на полу — Но раньше собака не царапала дверь? — спросил Мейсон — Все царапины были свежими. Мне кажется… прошу прощения, я забыл, что не могу высказывать предположения.
— Говорите, — сказал Мейсон. — Я не возражаю.
— Мне кажется, что собака очень умная и дисциплинированная. Но когда она услышала выстрел… там, наверное, ссорились… В общем, собака так рвалась, что оторвала коготь.
— У меня все, — сказал Мейсон.
— Следующий свидетель — шериф Кедди, — объявил Глостер.
Шериф Кедди поднялся на свидетельское место.
— Вас вызвали в поместье Джорджа Элдера вечером третьего августа?
— Да сэр — И что вы обнаружили там, шериф?
— Отсутствовала одна из лодок. Мы решили, что ею мог воспользоваться убийца. Там была сигнализация, но тот, кто хорошо знает поместье, мог отключить ее на три минуты с помощью выключателя, установленного на берегу. Я организовал поиск лодки.
— И вы нашли ее?
— Да, сэр.
— Где?
— Она плавала а бухте.
— Вы присутствовали при осмотре лодки?
— Да, сэр. Лодка недавно покрашена в зеленый цвет.
— Вы принимали участие в осмотре яхты «Кэти-Кэйт», принадлежащей обвиняемой?
— Да, сэр.
— И что вы там обнаружили?
— В одном месте борт яхты был испачкан зеленой краской.
— И что вы сделали с этой краской?
— Отправил на экспертизу для сравнения с краской на лодке, найденной в бухте.
— Что еще вы предприняли?
— Я предположил, что человек, который прыгал в лодку с причала, мог вполне уронить в воду какой-нибудь предмет. Я взял специальный фонарь и стал осматривать дно бухты в том месте у причала, где была привязана лодка.
— И вы нашли что-нибудь?
— Да, сэр. Мы нашли косметическую сумочку.
Шериф открыл портфель и достал опечатанный пакет с подписями.
— Сумочка в этом пакете.
— Вы составили опись содержимого сумочки?
— Да.
— А где предметы, находившиеся в сумочке?
— Они здесь, — сказал шериф и достал еще один пакет.
— Я вижу, пакеты опечатаны и подписаны. Кто их подписывал?
— Я подписал пакет, когда в него положили сумочку. Остальные тоже поставили свои подписи. Содержимое сумочки мы положили в другой пакет.
— Я попрошу передать пакеты присяжным, чтобы они смогли убедиться в целости печатей.
Когда пакеты были осмотрены присяжными, Глостер, сказал:
— А теперь я попрошу вскрыть пакеты и приобщить их содержимое к делу в качестве вещественного доказательства.
— Возражаю, ваша честь, — сказал Мейсон. — И прошу разрешения задать несколько вопросов свидетелю.
— Задавайте.
Мейсон повернулся к шерифу и спросил:
— Значит, с помощью фонаря вы нашли дамскую сумочку на дне бухты?
— Да, сэр.
— Значит, сумочка лежала у самого причала?
— Да, сэр.
— Где ее мог обронить любой человек, стоявший на причале?
— Где женщина могла бы ее очень легко обронить, запрыгивая в лодку, ответил шериф.
— Попрошу отвечать на вопрос, шериф. Сумочка лежала на том месте, куда ее мог обронить любой человек, стоявший на причале?
— Ну, можно сказать и так…
— А теперь ответьте, шериф, — продолжал спрашивать Мейсон. — Можно ли было определить по внешнему виду, когда эта сумочка была обронена?
— Ну, если посмотреть содер…
— Шериф, я говорю о самой сумочке, — перебил его Мейсон.
— Нет. По сумочке нельзя было ничего определить. Она просто лежала на дне.
— И она могла пролежать там довольно долго?
— Нет, не могла.
— Почему, шериф?
— Потому что существуют прилив и отлив.
— А сколько эта сумочка могла бы пролежать на одном месте? Не забывайте, что вы под присягой.
— Э-э… ну… не могу сказать.
— Я так и предполагал, — улыбнулся Мейсон. — Итак, поскольку вы честно сказали, что по сумочке нельзя было определить, когда ее уронили, то это мог сделать любой, включая подзащитную, которая могла уронить ее в субботу вечером.
— Вы говорите сейчас о самой сумочке?
— Именно о ней, — подтвердил Мейсон.
— Ну, если говорить только о сумочке, то тогда возможно и такое предположение. Но если посмотреть на содержимое…
— Я говорю только о сумочке, — перебил его Мейсон.
— Но содержимое сумочки показывает, когда ее уронили, — сказал шериф.
— Когда мы посмотрели, что было внутри, то нашли вырезку из утреннего выпуска газеты «Экспресс» за третье число. В этой вырезке рассказывалось о похищении драгоценностей и о том, что Элдер…
— Одну минуту, шериф, — сказал Мейсон. — Я возражаю против любой газетной вырезки, которая может настроить присяжных против подзащитной, ведь неизвестно, кому принадлежит эта сумочка.
— Дайте мне пакет, — сказал судья Гарей. — Я взгляну на содержимое.
Шериф достал пакет и подал его судье. Судья сунул в него руку, выложил содержимое на стол и взял вырезку. Прочитав ее, судья Гарей сказал:
— Эта вырезка имеет отношение к делу. Разумеется, она будет представлена лишь с целью доказательства времени, когда уронили сумочку.
— Ну хорошо, — проговорил Мейсон, — Только прежде чем суд позволит приобщить к делу сумочку и ее содержимое, я бы хотел задать шерифу еще несколько вопросов.
— Задавайте.
— Итак, шериф, вы сказали, что сумочку достали и поместили в один пакет, а ее содержимое — в другой и оба пакета опечатали.
— Да, сэр.
— И на них расписались?
— Да, сэр.
— Когда это было сделано?
— Почти сразу же, как только сумочку достали.
— Что значит «почти сразу же»? — спросил Мейсон.
— Это значит в короткий промежуток времени, — ответил шериф.
— А конкретнее?
— Я не ношу с собой секундомера.
— И все же мне бы хотелось знать поточнее, когда это было сделано.
— Я уже ответил на этот вопрос. Другого ответа у меня нет. В тот вечер у меня было много дел, и я не засекал время по секундомеру.
— Я вижу, — продолжал Мейсон, — что подписи на пакетах сделаны карандашом и чернилами.
— Совершенно верно. Я расписался чернилами, некоторые — карандашом.
— Но все подписи поставлены в одно и то же время?
— Да, сэр.
— Сразу же после того, как сумочку достали?
— Да, сэр.
— А вы не могли бы сказать, как именно эти подписи были сделаны?
— Ваша честь, — вставил Глостер, — вопрос не по существу дела.
— Если ваша честь позволит, — сказал Мейсон, — я докажу, что это очень важный вопрос, имеющий непосредственное отношение к существу дела.
— Хорошо, — проговорил судья.
Мейсон взял пакет, засунул туда сумочку, положил сверху чистый лист бумаги и подошел к шерифу.
— Поставьте на листе вашу подпись, шериф, — сказал Мейсон.
Шериф достал из кармана ручку, положил пакет с листом на колено и расписался.
— Благодарю вас, шериф, — произнес Мейсон и, взяв еще один лист чистой бумаги, положил его на стул судьи. — А теперь сделайте то же самое здесь.
Шериф, недоуменно пожав плечами, расписался и на нем.
— Я так и знал, — сказал Мейсон, взяв оба листа в руки, — подписи отличаются друг от друга.
— Ну, конечно, отличаются, — раздраженно проговорил шериф. — Сумочка ведь мешает…
— Совершенно верно! — воскликнул Мейсон. — Именно поэтому я и попросил вас расписаться на двух листах. Подписи на пакетах четкие и правильные, а это значит, что их ставили на пустом пакете. И кроме того, шериф, не забывайте, что сумочка была промокшей и она наверняка бы промочила пакет. Так что чернила на нем должны были расплыться. Но этого не произошло. Как вы все это объясните суду?
— Разумеется, я все объясню, — ответил шериф. — Мы не могли поставить подписи на пакете с сумочкой. Мы расписались на нем до того, как поместили туда сумочку.
— Ага, — сказал Мейсон. — Значит, вы и другие джентльмены подписывали пустой пакет, так?
— Я этого не говорил. Я сказал, что мы расписались на пакете, прежде чем поместить туда сумочку.
— Ну хорошо, — согласился Мейсон. — А как же получилось, что мокрая сумочка не оставила никаких следов на пакете?
— Я э-э… могу сказать…
Шериф с беспокойством взглянул на Глостера, потер рукой подбородок.
— Я жду ответа, — настаивал Мейсон.
— Ну, само собой разумеется, — сказал шериф, — нельзя было засовывать мокрую сумочку в бумажный пакет. Это было бы глупо.
— И что вы сделали?
— Я… э-э… Когда ее достали, я сказал, что мы могли бы подписать пакеты, а я потом положил бы туда сумочку и ее содержимое. Но я, естественно, не мог положить в пакет мокрую сумочку. Поэтому подождал, пока она высохнет.
— И сколько вы ждали, шериф? — спросил Мейсон.
— Ну, я не знаю. Мне доверили положить ее в пакет, а его опечатать, и я взял на себя эту ответственность.
— Одним словом, — сказал Мейсон, — все эти подписи говорят лишь о том, что люди, находившиеся вместе с вами, расписались на пустых пакетах и оставили сумочку у вас в надежде, что вы положите ее с содержимым в пакеты и опечатаете их сами на другой день.
— Не в другой день, а просто позднее.
— Другими словами, — пояснил Мейсон, — вам отдали пустые подписанные пакеты, а их содержимое вы вложили гораздо позже.
— Не гораздо позже, а вскоре.
— Но вы же сами сказали, что положили сумочку в пакет после того, как она высохла.
— Сумочка находилась у меня, и с ее содержимым ничего не случилось.
— А где вы сушили ее?
— В своем кабинете.
— И сколько она сохла?!
— Не знаю, я не засекал время.
— Значит, могло пройти два дня, прежде чем вы положили все в пакеты?
— Я уже ответил, что не хожу с секундомером.
— Итак, ваша честь, — проговорил Мейсон. — Нельзя с уверенностью утверждать, что эту газетную вырезку не положили в сумочку в то время, пока она сохла. Суд увидит, что вырезка не подвергалась воздействию воды.
— Вырезка была в коробочке, — сказал шериф. — В маленькой коробочке, похожей на пудреницу.
— Я не думаю, что суд пытались ввести в заблуждение, — после некоторой паузы произнес судья Гарей, — и все же это дело с подписями на пустых пакетах, шериф, не проясняет сути. Суд не готов сейчас принять окончательное решение о приобщении сумочки в качестве вещественного доказательства, по мы обсудим этот вопрос.
— У меня есть еще несколько вопросов к свидетелю, — сказал Глостер.
— Спрашивайте, — сказал судья Гарей, — а то пора прекращать заседание.
— А что еще вы делали на яхте обвиняемой, шериф?
— Я ее осматривал.
— И что вы нашли?
— Я нашел мокрую юбку. А впереди, на уровне правого колена, было небольшое розоватое пятно.
— И что вы предприняли?
— Я отдал его в лабораторию, чтобы проверить, не кровь ли это.
— А теперь, ваша честь, можно и закончить заседание, — сказал Глостер, улыбаясь.
— Итак, — произнес судья Гарей, — суд прерывает заседание. Оно возобновится завтра в десять часов утра.
Дороти Феннер огляделась, ища глазами смотрительницу.
— Минуточку, — ответил Мейсон. — Я хочу задать вам один вопрос… Дороти, посмотрите на меня…
Она медлила, потом губы у нее дрогнули.
— Только не плакать! — приказал Мейсон. — Что за глупости! Вокруг люди. Скажите, вы ходили туда? Ходили?