Дело о бархатных коготках Гарднер Эрл

– Но это не похоже на его почерк.

– Это вам ничего не даст, – рассмеялся адвокат. – Ваш муж показывал завещание Карлу Гриффину и Артуру Этвуду, адвокату Гриффина. Сказал им, что написал его полностью от руки.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Может быть, он и показывал им завещание, написанное от руки. Но это не помешало Гриффину уничтожить то завещание и положить фальшивое.

Он смерил ее холодным взглядом:

– Послушайте, миссис Белтер, как ваш адвокат, я не рекомендовал бы вам бросаться такими словами. Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

– Конечно.

– Это опасное обвинение, если у вас нет доказательств. У вас они есть?

– Пока еще нет, – медленно ответила она.

– Что ж, тогда воздержитесь от необоснованных обвинений, – предупредил он.

В ее голосе звучало нетерпение:

– Вы постоянно повторяете, что вы мой адвокат, что я должна все говорить вам. А когда я начинаю говорить, вы на меня кричите.

– Хм. Извините, если я несколько погорячился. – Он отдал ей документ. – Ваши слезы оскорбленной невинности приберегите для суда. Теперь расскажите об этом завещании. Как вы его нашли?

– Оно было в кабинете, – осторожно ответила она. – Сейф был открыт. Я достала завещание и захлопнула сейф.

– Вы знаете, это даже не смешно.

– Вы мне не верите?

– Конечно…

– Почему?

– Потому что кабинет, вероятно, охраняется полицейскими. И уж наверное, если бы сейф был открыт, полиция заметила бы это и описала его содержимое.

Она опустила глаза.

– Вы помните, как мы вошли наверх? – тихо спросила она. – Вы осматривали тело, заглянули под халат…

– Да, – сказал он, и глаза у него прищурились.

– Именно тогда я достала завещание из сейфа. Он был раскрыт, я его закрыла. Вы все время были заняты телом.

Мейсон заморгал глазами.

– Боже мой, вы действительно могли сделать это, – выдохнул он. – Вы были между столом и сейфом. Зачем вы это сделали? Почему вы не сказали мне, что намереваетесь сделать?

– Я хотела убедиться в том, что завещание выгодно для меня, и если нет, то, возможно, уничтожить его. Вы считаете, что я должна его уничтожить?

– Нет! – снова повысил голос Мейсон.

Она молча смотрела на него, потом спросила:

– У вас есть ко мне еще какие-нибудь дела?

– Да. Сядьте на постель, чтобы я вас хорошо видел. Я должен узнать несколько вещей. Я не хотел вас спрашивать перед допросом, чтобы случайно не вывести вас из равновесия. Я хотел, чтобы вы были как можно спокойнее. Теперь положение изменилось. Мне необходимо знать, как все происходило на самом деле.

Она раскрыла глаза, придавая лицу свое отработанное выражение детской невинности.

– Я ведь все рассказала вам, мистер Мейсон!

Он потряс головой:

– Вы мне ничего не сказали.

– Вы обвиняете меня во лжи?

– Ради бога, – вздохнул Мейсон, – прекратим эти игры и посмотрим фактам в глаза.

– Что вы, собственно, хотите сказать?

– Для кого вы так приоделись вечером?

– О чем вы говорите?

– Вы прекрасно знаете, о чем. Вы были одеты, как на бал, в вечернее платье с голыми плечами, в атласные туфельки и шелковые чулки.

– Да.

– А ваш муж принимал ванну.

– И что из этого?

– Вы нарядились для мужа?

– Конечно нет.

– Вы одеваетесь так каждый вечер?

– Иногда.

– Я не сомневаюсь в том, что вы выходили из дома и вернулись перед тем, как ваш муж был убит. Вы не сможете мне возразить.

Она снова приняла высокомерно-ледяной вид и отрицательно покачала головой:

– Я была весь вечер дома.

Мейсон холодно посмотрел на свою клиентку и вздохнул.

– Я был на кухне, пил кофе и разговаривал с экономкой, – рискнул он. – Она слышала, как горничная говорила вам о том, что кто-то звонил, сообщая о каких-то туфлях.

Было заметно, что эти слова застали ее врасплох. Она с трудом взяла себя в руки.

– Что в этом плохого?

– Вначале ответьте. Горничная передавала вам такое сообщение?

– Откуда я знаю, – уклончиво ответила она. – Может быть, и было что-то такое, я не помню. Мне очень нужны были одни туфли, припоминаю… Кажется, Мери звонили по этому поводу, она что-то мне говорила. Но я не помню. Подобные пустяки вылетели из головы из-за всех этих событий.

– Вы знаете, как вешают людей? – неожиданно спросил Мейсон.

– Что?

– Я вам сейчас расскажу, как вешают убийц. Экзекуция происходит обычно на рассвете. Приходят в камеру и читают осужденному приговор. Потом связывают ему руки, а к спине привязывают доску, чтобы он не упал, потому что у него отказывают ноги. Начинается длинный марш по коридору. Под виселицу поднимаются по тринадцати ступенькам. Ставят человека на крышку люка. Вокруг стоят тюремные служащие, которые являются свидетелями казни, а сзади, за люком, в маленькой комнатке, стоят наготове трое заключенных с острыми ножами, чтобы перерезать веревки, держащие люк. Палач накладывает петлю и черный мешок на голову, потом связывает ноги…

Она издала испуганный возглас и закрыла рот ладошкой.

– Именно это, – с нажимом сказал Мейсон, – ожидает вас, если вы не скажете мне правды.

Лицо у нее было белым, губы синими и дрожащими, глаза стали черными от ужаса.

– Я-я сказала правду.

Он покачал головой:

– Запомните раз и навсегда. Вы должны быть со мной честны и откровенны, если хотите, чтобы я спас вас от смертного приговора. Вы знаете так же, как и я, что история с туфлями – это липа. Это условленный знак о том, что Гаррисон Бурк хочет связаться с вами. Точно так же, как я должен был сказать горничной определенную вещь, если бы хотел с вами поговорить. Я прав, туфли – это условный знак для Бурка?

Ева Белтер все еще дрожала, она нашла в себе силы лишь утвердительно кивнуть.

– Что ж, я рад, что вы наконец хоть в чем-то признались. Теперь расскажите мне все, как было. Гаррисон Бурк хотел с вами увидеться. Вы договорились с ним, надели вечернее платье и вышли из дома. Так?

– Нет, он пришел ко мне.

– Что?

– Правда. Я говорила ему, чтобы он не приходил, но он пришел. Он хотел обязательно поговорить со мной. Я сказала ему, что Джордж является владельцем «Пикантных известий». Вначале он не хотел верить, потом поверил и обязательно хотел поговорить с Джорджем. Он считал, что отговорит его. Он готов был идти на все, чтобы спасти свою репутацию.

– Вы не знали, что он придет?

– Нет.

Наступила тишина. Через минуту Ева Белтер спросила:

– Откуда вы обо всем узнали?

– Что?

– Об этих туфлях. Что это условный знак.

– Мне сказал Бурк.

– А потом экономка сказала вам, что был телефонный звонок. Интересно, сказала ли она это полиции?

– Она не сказала ни мне, ни полиции, – улыбнулся Мейсон. – Я прибегнул к маленькому блефу, чтобы выжать из вас правду. Я знал, что вы должны были встретиться с Гаррисоном Бурком. Ясно было, что он встанет на голову, чтобы увидеться с вами. Это человек, который ищет опоры в других, когда у него случаются неприятности. Отсюда я сделал вывод, что он должен был позвонить горничной.

Она приняла оскорбленный вид:

– Хорошо же вы ведете себя со мной. Вы считаете, что это честно?

– И у вас еще хватает наглости говорить о честности? – улыбнулся Мейсон.

Она надула губы:

– Мне это вовсе не нравится.

– Ничего другого я и не ожидал. Еще многое вам не понравится, прежде чем дело закончится. Итак, Гаррисон Бурк пришел к вам?

– Да, – подтвердила она слабым голосом.

– И что дальше?

– Он настаивал на том, чтобы поговорить с Джорджем. Я говорила ему, что это самоубийство. Он обещал, что не упомянет обо мне ни одним словом. Он считал, что если поговорит с Джорджем и пообещает сделать для него все, когда станет сенатором, то Джордж прикажет Локку похоронить все дело.

– Ну, наконец-то до чего-то добираемся. Итак, он хотел встретиться с вашем мужем, а вы пытались его от этого отговорить?

– Да.

– А почему вы пытались его от этого отговорить? – поинтересовался Мейсон.

– Я боялась, – медленно сказала она, – что он расскажет обо мне.

– И рассказал?

– Не знаю, – ответила она и быстро поправилась: – То есть, конечно, нет! Он вообще не видел Джорджа. Я убедила Гарри в том, что он не должен с ним разговаривать. И Бурк ушел.

Мейсон захохотал:

– Немного поздно вы заметили мою ловушку, дорогая миссис Белтер. Так вы не знаете, что он сказал вашему мужу о вас?

– Говорю вам, что он с ним не виделся, – повторила она, надувшись.

– Да, вы говорите. Но фактом является то, что он виделся. Поднялся наверх и разговаривал с ним.

– Откуда вы можете это знать?

– Имею на этот счет свою собственную теорию. Мне нужны доказательства, но я уже сейчас могу представить, как все было на самом деле.

– Как? – спросила она.

– Вы ведь сами знаете, – иронично улыбнулся адвокат.

– Нет, я не знаю, клянусь вам! И… и как все произошло?

Не обращая внимания на ее вопрос, он продолжал все тем же спокойным голосом:

– Итак, Гаррисон Бурк пошел наверх поговорить с вашим мужем. Долго он там был?

– Не знаю. Самое большее четверть часа.

– Теперь лучше. И вы не видели его, когда он спустился вниз?

– Нет.

– Хм, значит, раздался выстрел, после чего Бурк сбежал по лестнице и вылетел из дома, ничего вам не сказав?

Она резко тряхнула головой:

– Нет! Бурк вышел до того, как мой муж был застрелен.

– За сколько времени до этого?

– Не знаю, может быть, за четверть часа, может быть, меньше.

– После чего куда-то исчез, – заметил Мейсон.

– Что вы сказали? – не поняла она.

– То, что вы слышали. Его нигде нельзя найти. Он не берет трубку телефона, его нет дома.

– Откуда вы это знаете?

– Я пытался ему дозвониться и наконец послал детективов.

– Зачем?

– Потому что я знаю, что он замешан в этом деле.

Она снова сделала большие глаза:

– Как это возможно? Никто, кроме нас, не знает, что он был у меня, а мы, конечно, не скажем, потому что это только ухудшило бы наше положение. Он вышел прежде, чем появился мужчина, который выстрелил.

Мейсон не отрывал от нее глаз.

– Но выстрел был сделан из револьвера Бурка, – медленно сказал он.

Она удивленно посмотрела на него:

– Почему это пришло вам в голову?

– Потому что на орудии убийства есть номер, который позволяет проследить его путь с фабрики до оптовика, от оптовика до магазина и из магазина до покупателя. Им был некий Пит Митчелл, проживающий на Шестьдесят девятой Западной улице, тринадцать – двадцать два, близкий знакомый Гаррисона Бурка. Полиция ищет Митчелла, а когда найдет его, то ему придется объяснить, что он сделал с револьвером. Это значит, что он скажет, что отдал револьвер Бурку.

– Как можно так точно узнать историю револьвера? – не поверила она.

– Очень просто, все подробно записывается, учет оружия строг, и нарушений в записях практически не бывает.

– Я сразу же знала, что нужно было что-то сделать с этим револьвером! – с ноткой истерики воскликнула она.

– Да, и вы собственноручно надели бы себе петлю на шею. Вы должны думать прежде всего о себе, миссис Белтер. Ваша роль в этом деле не слишком ясна. Конечно, вы пытаетесь защищать Бурка. А я хотел бы убедить вас в том, что если Бурк виновен, то вы должны сказать все. Если это возможно, мы попробуем его спасти. Но я не хочу довести дело до такого положения, когда вы будете защищать Бурка, а прокуратура будет готовить обвинительный акт против вас.

Она начала ходить по комнате, теребя в руках платок.

– Боже мой! – причитала она. – Боже мой! Боже мой!

– Не знаю, подумали ли вы о том, что укрывательство преступления ради собственной выгоды наказуемо. Точно так же, как и просто укрывательство преступника. Мы не можем на это идти, ни вы, ни я. Мы должны установить, кто убил, установить до того, как это сделает полиция. Я не имею права допустить, чтобы убийство свалили на вас или на меня. Если Бурк виноват, мы должны быстро найти его и убедить, чтобы он добровольно сдался полиции. Потом мы вынуждены будем стремиться как можно быстрее начать судебный процесс, до того, как прокурор соберет достаточно доказательств. Одновременно мы предпримем шаги, чтобы заткнуть рот Локку и не допустить каких-либо публикаций относительно вас или Бурка в «Пикантных известиях».

Она смотрела на него минуту, после чего спросила:

– Как вы это сделаете?

Он ответил ей с улыбкой:

– Это мое дело. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. Вы меньше выболтаете.

– Вы можете мне довериться. Я умею хранить секреты.

– Вы хотели сказать, что умеете хорошо лгать, – трезво ответил он. – Но на этот раз вы не будете вынуждены лгать. Вы этого просто не будете знать.

– Бурк не убивал Джорджа, – заявила она отчетливо.

Он бросил на нее быстрый взгляд:

– Это именно одна из причин, по которой я хотел с вами поговорить. Если Бурк не убивал, то кто это сделал?

Она отвела глаза:

– Я ведь сказала вам, что какой-то мужчина был у моего мужа. Я не знаю кто, думала, что это вы. Голос у него был совсем такой, как у вас.

Он поднялся с мрачным выражением на лице:

– Послушайте. Если вы намерены пробовать со мной такие штучки, то я оставляю вас на произвол судьбы. Вы уже раз пробовали, достаточно.

Она расплакалась.

– Я н-ничего н-не м-могу с этим поделать. В-вы спрашиваете, нас здесь н-никто не может услышать. Говорю вам, кто это был. Я слышала ваш голос. Я не скажу полиции, даже если меня будут пытать.

Он взял ее за плечи и повалил на кровать. Оторвал ее руки от лица и заглянул в глаза. В них не было ни следа слез.

– Хорошенько запомните, миссис Белтер: вы не слышали моего голоса, потому что там меня не было. И кончайте цирк с рыданиями. А уж если вы так хотите рыдать, то носите луковицу в платочке.

– Тогда это должен быть кто-то с голосом, очень похожим на ваш, – не уступала она.

– Вы влюбились в Гаррисона Бурка и хотите сделать из меня козла отпущения, если я его из этого не вытащу? – зло спросил он.

– Нет. Вы хотели, чтобы я сказала правду, поэтому я вам ее говорю.

– Знаете что? Мне очень хочется встать, выйти и оставить вас со всем этим паштетом.

– Тогда, – невинно заявила она, – я вынуждена была бы заявить полиции, что слышала ваш голос.

– Такой у вас план?

– У меня нет никакого плана. Я говорю правду.

Голос у нее был сладкий, но она не смотрела ему в глаза. Мейсон вздохнул:

– Я еще никогда не оставлял клиента на произвол судьбы, даже если он был виновен. Постараюсь об этом не забыть и теперь. Но, честное слово, я не знаю, смогу ли устоять перед искушением в этом случае.

Она сидела на постели, крутя платок между пальцами. Мейсон продолжал:

– Возвращаясь от вас, я зашел в лавчонку, из которой вы звонили. Побеседовал с продавцом. Он наблюдал за вами, когда вы вошли в телефонную будку, чему трудно удивляться. Женщина в вечернем платье и в мужском плаще, вся мокрая от дождя, влетает после полуночи в будку телефона. Она невольно должна обратить на себя внимание. Так вот, этот продавец утверждает, что вы звонили в два места.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, но ничего не говорила.

– Кому вы звонили, помимо меня?

– Никому. Продавец ошибается.

Мейсон взял шляпу, глубоко надвинул ее на лоб. Он повернулся к Еве Белтер и сказал с яростью:

– Как-нибудь я вас из этого вытащу. Не знаю только как, но вытащу. Только, честное слово, вам это будет очень дорого стоить.

Он рванул ручку двери, вышел в коридор и захлопнул дверь за собой.

Первые робкие признаки утра высветили горизонт на востоке.