Мертвым не понять Андреева Юлия
– Потому что это был сон. И теперь мы проснемся в своих постелях и…
– Но если ничего не изменилось, то я не хочу просыпаться!
– Все зависит от нас одних. Поверь, мы нашли и полюбили друг друга во сне. А теперь нужно сделать над собой еще одно усилие и остаться верными этому чувству в жизни.
Внезапно стены заплясали с удвоенной силой, и я почувствовала, как кровавый туман, захлестнув меня с головой, потащил за собой в разверстую бездну ужаса.
Возможно, мой обморок не был бесконечно долгим, несколько раз я словно вырывалась на поверхность, чтобы отыскать в нарастающем отчаянии руку любимого.
Сквозь сон я слышала, что явился старик-сторож и Пава велел ему разогревать мотор, а сам отзвонил Линде, попросив ее опять прикрыть наши задницы перед милицией и деть куда-нибудь скованного по рукам и ногам Шоршону.
А затем, должно быть, вытащил меня из дома. На наше счастье, сосед оказался не только великолепным механиком, но и шофером от бога.
Потом я провалилась в сон, беспокойный и полный ожиданий, как сама жизнь. По какому-то состоянию, посетившему меня в первые же моменты видения и не покидающего до самого пробуждения, я догадалась, что это один из тех снов, которые призваны изменять жизнь, мало этого, вдруг мне стало ясно, что он и последний мой сон, потому что я уже не могу жить по-прежнему, в вечном ожидании любви. Не могу также, как нежелаю проводить время, убивая его с нелюбимыми, имя которым легион! Не хочу!
Когда я проснулась, ощущения откровения не прошло, а только сделалось еще рельефнее, словно впечаталось за ночь в мою грудь, вросло в каждую клеточку тела. Не открывая глаз я, картинка за картинкой, восстановила весь сон. Вот он.
МОЙ ПРИНЦ – ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
– А мужик-то качается, – подумала я, и тут же мощный толчок отправил меня в межвагонное пространство летящего поезда метро. Не пытаясь разглядеть его лицо, я лихорадочно творила заклинание времени, грязно и смачно ругаясь.
Одну секунду я видела зеленые, металлические стены, вскрикнула женщина, в блеске стекла отразился ее зрачок с моим силуэтом посередине, и в следующее мгновение я оказалась в странном мире. Кто-то держал меня за плечи, кто– то простирал руки, не давая упасть.
– Ну, вот и ты.
– Ну, вот и я. – Звучит по-идиотски. – А кто вы и как я здесь оказалась?
– Мы – стражи, вроде пограничников.
– Значит, вы спасли меня?
– Нет.
– А кто?
– Никто.
– Но я же жива.
– Пока.
– Но позвольте, это же абсурд, если меня не разрезал поезд, а за то время, что мы мило беседуем, это могло бы произойти раз пять…
– Здесь нет времени. И вообще ничего нет.
Я попыталась оглянуться на спасителей и от страха закричала: их тоже не было.
– Не бойся, ты не можешь нас видеть.
– Что вы хотите, и как долго вообще я буду в таком положении? – Я прямо чувствовала, как раскаленный металл впивается мне в тело. Вжжик…
– Мы надеемся, что кто-нибудь успеет спасти тебя.
– А меня никто не спас?
– Пока нет. Мы просто остановили время, чтобы тот, кто спешит к тебе, мог успеть.
– И когда же это произойдет?
– Не знаем.
– Почему вы думаете, что такой человек вообще есть?
– Мы не думаем. Просто дали тебе шанс, но если ты против…
– Ни в коем случае! – Привкус металла во рту напомнил, как я хочу жить. – Ну почему до сих пор меня никто не спас?
– Это должен быть кто-то определенный, и ты можешь помочь, если поймешь, кто это, и мысленно призовешь его на помощь.
– Как? – Вспоминай просто по порядку всех, с кем доводилось встречаться в прошлой жизни.
Я перевернулась и попыталась поудобнее устроиться в Ничто, в глубине души возмущаясь на «в прошлой жизни»; мысли путались и скакали, бросая меня из крайности в крайность. Вскоре я устала. Яростно надоело Ничто, и богатая фантазия тряхнула перед глазами своим цветным скарбом.
«Жила-была одна бедная принцесса, бедней не бывает, и жила она не во дворце, а в комнатке, похожей на шкатулочку, в высокой башне, под самой крышей. И все думали, какая она оригинальная, и тоже переселились в комнатки и флигельки.
Однажды подул сильный ветер и унес единственное платье принцессы Анны, и она сделала себе одежду из занавески с цветами. И все вновь изумились и обрадовались, и комната-шкатулочка с того дня не переставала наполняться свежими розами. Как-то проснувшись в качающейся от ветра башне, принцесса захотела чая, но он, она это знала, кончился неделю назад, и Анне не оставалось ничего иного, как заварить осыпавшиеся лепестки. Она сидела у огня, а комната качалась, как желтый фонарик на елке. И надо же, чтобы именно в этот момент в гости к принцессе Анне пожаловал принц.
Много лет он искал свою принцессу и не мог найти, ведь все они были похожи друг на дружку, как куклы в магазине. Все одевались по последней моде, стриглись или укладывали прически по картинкам журналов.
И принц не мог представить, что одна из них вдруг станет его женой, ведь это все равно что жениться на целом поколении, – печалился он. Когда на стук, музыкальным эхом рассыпавшийся во всей башне, вышла Анна, принц сразу не мог понять, женщина перед ним или ночной призрак, каких в Оно давно уже не видели. Волосы принцессы рассыпались по плечам, она никогда не прибирала их, желая чувствовать себя свободной, а занавеска с цветами была просто по ней сшита. Принц обомлел, смутилась и Анна. Качался дом, а им казалось, что это ходит ходуном весь мир и вот-вот сорвется, как нераскрытый бутон тюльпана. Комната, уставленная розами, была как будто вылеплена из грез, и чай… никогда еще принц не пил такого ароматного, вкусного чая…»
Подавилась лепестком, очнулась. Картина не изменилась. Хотела бы сказать, что Ничто серое, но это не так – оно именно никакое, и если сорваться с невидимого стебелька, то падение займет вечность…
Как-то по особенному больно, на часах половина первого, и если я лягу до двух, ни за что уже не усну. Хочется выть – не плакать, а именно выть, стонать, вопить истошно, высвобождая из легких оставшийся воздух. Я забираюсь с ногами в кровать и пишу тебе.
Милый мой друг… нет, не так. Милый мой… Милый. А ведь ничего не выйдет у нас снова, и я это знаю, и ты, похоже, догадываешься. Хотя я и извелась и измаялась своим одиночеством, но не могу, хоть убей, придти к тебе. Женщины в моем состоянии, за три минуты до бури, говорят о первом встречном. Вот и я сейчас могу влюбиться без памяти, в того, кто подойдет и протянет руку, и пожалеет, и скажет заветное слово. Но не за тобою пойду я, нет. Не за тобою, милый. Мы слишком давно знаем друг друга и слишком хорошо, чтобы посмотреть друг другу в лицо, обняться и заснуть вместе. И друзья твои, хоть и приятны, хоть и навевают бредовые мечты, а не для меня. Как посмеют они подойти, как заглянут в глаза, когда думают, что я твоя. Пока они все благородные и прекрасные – я гибну, отдавая последние силы бумаге. А душа болит, а сердце полнится печалью, полнится, разрастаясь в груди, заполняя последние сантиметры, отведенные легким, как узник в темнице охватывает прутья-ребра, и вот уже…
И цветы, белые лилии. Когда я упаду и прижму собой целую охапку лилий, целую поляну лилий, целый мир лилий…
Больно. И почему ты не полюбил меня тогда, когда был первым встречным. Когда я роковым образом влюблялась во все, что двигается, и ждала, ждала, что кто-то вынесет меня из водоворота душевной смуты. Но ты не подошел, не позвал, не закрыл собой и не дал прикрыть тебя. Я тогда носила короткую, пышную прическу и была внутри и снаружи одуванчиком. Я знакомилась в метро и разгуливала по крышам. Тогда я говорила: дайте мне поесть, потому что я голодна, или дайте что-нибудь почитать. Что-либо на ваше усмотрение, ибо я ничего не знаю. Меня можно было приручить. Сейчас мы бы уже развелись, ты проклинал бы меня на чем свет стоит, а я изображала из себя домашнюю хозяйку или разочарованную даму со знанием жизни и вытекающими из нее последствиями… посмертиями…
У меня бронзовые волосы, как перья птиц из Илиады – или Одиссеи? У меня тонкие каблучки, и я в двух секундах от смерти.
…Открывай, закрывай глаза – все едино. Так чувствует себя слепой, но он может видеть пальцами. Мне не жарко и не холодно, я не хочу пить, не хочу есть. Наверное, стражи обманули меня и я уже умерла.
Если я не найду тебя, мой принц, я сойду с ума, завяну как роза. Не смогу жить, умру, не дождавшись тебя, мой лунный принц, мой суженный. Пью полную печали чашу одиночества с кривым зеркалом луны, дребезжащим внутри. Ах, если бы ты мог подать весточку, в полусне я вдруг услышала бы звуки твоего имени, или на небе запылал знак, под которым ты родился. Я ищу твои приметы на старинных портретах, в глазах всех мужчин, когда-либо смотревших на меня. Позавчера на веранде кто-то оставил белые лилии, и мне снова захотелось жить.
Ну вот, я вспомнила свою самую большую печаль – своего принца. Во сне я никогда не видела его лица, но и не переставала искать. Теперь я воистину стала принцессой, заключенной в замке Ничто. Я уже не могу как– либо повлиять на события, остается только ждать…
Господи, неужели это только сон?
Утро по окончанию сна. Почти сексуальная возня с плитой, ради достижения взаимности. Я жму на розовые и голубые ручки, напрягаюсь и все же проворачиваю, с каким-то внутренним скрипом, в спине что-то треснуло, но это скоро пройдет. Электрическая зажигалка трещит как пулемет, по-первости я пугалась, отшвыривала ее к черту, теперь привыкла. Ну вот, конфорки загорелись. С утра в пижаме я чувствую себя Прометеем.
Подбирая прозрачные юбки, шуршат по стенам запоздалые сны, ночь, растратив серебряные звезды, объявляет о своем банкротстве. Собираю разрозненные видения, точно хочу сделать гербарий. Шляпки и рыцарские замки, амулет волшебника, стрела, вынутая из сердца святого Себастьяна, несколько искр костра Жанны д'Арк. Этот сон был на удивление гармоничен, обычно события и эпохи накладываются друг на друга китайской тканью, образовывая свой неповторимый колорит.
В этом сне я стояла на горе в окружении лукавых друзей или великодушных врагов и говорила что-то невнятное, словно переплетая речь с туманом, которого становилось все больше и больше, пока он не обратился в Ничто…
И все-таки я верна тебе, принц мой. Конечно. Я могу заставить себя переспать с тем или иным, влюбившись от безысходности и одиночества, даже на какое-то время быть счастливой, представляя твое тепло. Но только зачем все это, если нет тебя? Бессмыслица…
Зеленая металлическая стена с белой полосой, блеск стекла с увеличенным зрачком, крепкие руки на моей талии, визг, небыль. Зажмуриваю глаза. Как, неужели? Позвольте вам не поверить… Сжимаю знакомую-незнакомую руку, страстно желая не обмануться, когда глаза наши встретятся. Все-таки я верна тебе, мой принц, потому что если меня спас не ты, покончу со всем уже сама.
Каменная скамейка в метро холодит спину, жутко болит ушибленное правое плечо, горячая ладонь в моих руках.
Что? Это, по-вашему, и есть реальность? Отнюдь…
Ветер сбивает с ног, он думает, что так я скорее обваляюсь в снегу и стану похожа на мяч. И тогда со мной можно будет весело поиграть в баскетбол и лапту, прикрепив, когда надоест, на крышу «Дома Книги», как раз над земным шаром с горящими лампочками. Но это еще не самое худшее, что может сделать ветер. Это зимой у него много игрушек: снежинки, старушки на ледничках, сквозняки, морозец, да мало ли что еще…
Эпилог
Я очнулась на другой день, как и предсказывал Зерцалов, в своей постели. Рука ныла, но яд делал меня почти что равнодушной к боли. Быстро приняв душ и облачившись в легкий золотой халатик, я вернулась к себе и с полчаса еще возилась с макияжем да приводила в порядок волосы. Пришлось размотать намокший и оттого совершенно несексуальный бинт. Вместо него приспособила массивный позолоченный браслет с украшением из тигрового глаза. Заколка с таким же камнем красовалась у меня на голове. То и дело из комнаты Павла раздавались шуршание и сокрушенные вздохи. Я воспользовалась самыми соблазнительными своими духами, до сих пор трепетно охраняемыми от безупречного вкуса Зерцалова, тянущего к себе все, что только с его точки зрения могло сделать его внешность неотразимой. В довершение всего я посыпала золотой пудрой на гребенку и еще раз прошлась ею по волосам. В соседней комнате скрипнула дверь, отчего мое сердце екнуло и застучало так, что я испугалась, что оно будет услышано далеко за пределами квартиры.
Я села на кровать, приняв самую восхитительную позу, на которую только была способна, мой халатик ждал беззвучного сигнала – поворота плеча, после чего он должен был немедленно упасть на расшитые цветами простыни, образовав золотой сияющий круг.
Звук шагов. Я прислушалась, запоздало соображая, что следовало включить музыку. Как-никак любимый должен прийти ко мне сам, и не во сне, под удобной личиной принца, а таким, каков он и есть.
В прихожей завозились, щелкнул замок, и незнакомый мужской голос сказал:
– Всего хорошего, Пава. Мой телефон у вас есть, так что звоните, когда только будет нужда, или покорно прошу – гостиница «Палас», там вам любой покажет…
Дверь снова хлопнула. Вскочившая, едва заслышав щелкнувший замок, я застыла, слушая и не веря своим ушам.
«Ну как он мог, после всего, что с нами произошло, после своих слов о том, что мы должны найти друг друга, и вдруг…» Я села, кляня себя на чем свет стоит за глупую доверчивость, в который раз давая зарок, хотя бы в последние часы жизни не верить больше уже никому. Стыд и отчаяние переполняли меня сверх человеческой меры, я сорвала с головы заколку, похожую на диадему султанши, и с силой швырнула ее об дверь, которая тут же открылась. На пороге стоял Павел.
Синий шелк его халата изящно облегал тело, волосы были подстрижены и уложены так, как обычно это делают дорогие парикмахеры, стремясь показать некую небрежность и одновременно скрыть досадный дефект. Лоб был повязан пестрым платком до самых бровей. Он нервно оглядел меня, тщетно скрывая неловкость.
– Я ждала тебя, – прошептала я, чувствуя, что его смелости хватило лишь на то, чтобы войти в комнату.
– Вот я и пришел. – Он смущенно улыбнулся и опустил глаза, качнув длинными черными ресницами.
Я попыталась что-то сказать, но Зерцалов знаком остановил меня.
– Погоди, я должен это сделать сам. – Он вздохнул, собираясь с мыслями. – Я люблю тебя, Диана, но… я не такой, как другие… я думал, что никогда не смогу делать это с женщиной… то есть… вот глупость – написать столько любовных монологов и вдруг, в самый ответственный момент остаться без слов. Хорошо хоть мастера успел вызвать, чтобы подстриг, а то совсем чудовище. Я хотел сказать, что я буду верен тебе, потому что для меня других женщин вообще не существует. Понимаешь, их нет. Никого… и Дианы… все это другая, чуждая мне реальность. Ведь я знаком лишь с языком своего сердца… я могу только любить и еще говорить и писать о любви. И никого, никого нет…
– Ты прав, холодной и порочной Дианы больше нет. Есть только Венера – богиня любви, и она любит тебя. – Халатик стек по плечам золотым дождем, все мое существо жаждало его прикосновений, в этот момент мое сердце забилось совершенно иначе, словно сковавшее его ледяное заклятье вдруг исчезло под ласковым натиском другого сердца.
На моей руке, прикрывая следы железных зубов, поблескивал тяжелый браслет, который Павел то и дело задевал, лаская мою кожу. Его лоб стягивала узорчатая повязка. Во всем остальном мы были новые, точно только что созданные люди.
А впереди прекрасного принца уже ждало новое испытание – неделя, отпущенная мне добрым доктором, подходила к концу, и только от него одного, от моего любимого и единственного зависело, буду ли я жить дальше.
Читать бесплатно другие книги:
