Дело бродяжки-девственницы Гарднер Эрл
– Я была там всего лишь несколько минут, – заявила Вероника, полностью владея собой.
– Кто пригласил вас туда?
– Мистер Феррел.
– Это уже лучше. А теперь скажите, как вы встретили мистера Феррела.
– Я… я зарабатывала этим на жизнь, когда ездила на попутках.
– То есть?
– Я выходила на дорогу и просила подбросить меня до определенного места. Я выбирала немолодых мужчин в дорогих автомобилях, рассказывала им, как мне плохо дома, говорила, что хочу попытать счастья вдали от него. Всегда говорила им, что мне восемнадцать лет.
– И что же?
– Обычно это были добрые вежливые люди. Они спрашивали, есть ли у меня деньги. Я отвечала, что лишь несколько центов. Они почти всегда давали мне денег. Редко меньше пяти долларов, иногда до пятидесяти.
– Теперь понятно. Но что вы можете сказать о вашей поездке с мистером Феррелом?
– До него я ехала с очень приятным джентльменом, он дал мне десять долларов, и я поняла, что это все. Я сказала ему, что выйду у станции техобслуживания – надо, мол, привести себя в порядок, перед тем как появиться в городе. Он не хотел отпускать меня, но я настаивала.
– Вы ехали по направлению к городу?
– Да.
– Так, дальше?
– Когда я сошла на станции техобслуживания, к ней подъехал мистер Феррел. Он ехал в другую сторону, из города, но, понимаете, для меня это было неважно, я просто хотела познакомиться с ним.
– Поэтому вы, если можно так выразиться, постарались привлечь его внимание?
– Да, я прикинулась несчастной, обиженной, растерянной девушкой.
– И что?
– Мистер Феррел спросил, не подвезти ли меня. Спросил, куда мне надо.
– И что дальше?
– Я поехала с ним. Сев к нему в машину, я увидела, что она загружена для дальней поездки. Я разговорилась с ним, рассказала о своих затруднениях.
– И он предложил вам деньги?
– Да, вернее, я думала, что он предложит деньги. Он сказал, что должен заехать в свой загородный дом, чтобы там кое с кем встретиться, а потом собирается ненадолго вернуться в город и, если я поеду с ним, он найдет мне место для ночлега, жилье и работу.
– Что было затем?
– Вместе с ним мы подъехали к его дому. Он говорил, что с ним я в полной безопасности. Остановив машину, спросил, не хочу ли я зайти в дом. Я согласилась, потому что в машине было холодно. Я вышла, обошла вокруг автомобиля и, как всегда, записала номер. Сказала, что мне нужно кое-что взять в сумочке, раскрыла ее, быстро вытащила блокнот и записала.
– И что затем?
– Он зажег керосиновую лампу, потом затопил дровами печку. Извинился за беспорядок, сказал, что этот дом служит ему убежищем, тем более что работа у него настолько засекреченная, что и спрашивать о ней не стоит. Потом он вдруг как-то смутился и начал говорить, что когда к нему придут гости, то мне лучше не показываться, так как ему не хочется всяких там толков и пересудов.
– Что было после этого?
– Потом к дому подъехала машина. Мистер Феррел сказал: «Вот и мои гости. Не подождете ли на кухне? Там довольно уютно. Я не задержусь, потом мы сразу же поедем в город, а там для вас будет и крыша над головой, и работа».
– И что вы сделали?
– Послушалась. Мистер Феррел выглянул из окна, глянул на машину, потом побледнел и выскочил следом за мной на кухню.
– Продолжайте.
– Он сказал: «Боже, это же моя жена. Я и не думал, что ей известно это место. Спрячьтесь куда-нибудь. Уходите через черный ход, лишь бы она вас не видела. Ради бога, быстрее!» Я не знала, что делать. Он открыл заднюю дверь и почти вытолкнул меня.
– И как вы тогда поступили?
– Я побежала. Дом был между мною и автомобилем. Стало совсем темно. Я спотыкалась обо что-то, шарахалась из стороны в сторону, потом наконец взяла себя в руки, немного успокоилась, пошла обычным шагом. И тут я вспомнила о своем саквояже, обычно я ношу его с собой, но теперь оставила в машине мистера Феррела. Я испугалась, что жена мистера Феррела может увидеть его там.
– Вы боялись, что это причинит неприятности мистеру Феррелу? – спросил Мейсон.
– Я боялась, что это причинит неприятности мне. У меня там были все мои вещи. Я научилась укладывать их так, что все они умещались в небольшом саквояже.
– И что же вы предприняли?
– Подождала немного и, когда жена вошла в дом, вернулась к машине мистера Феррела, спокойно открыла дверь и взяла свой багаж. Он лежал поверх всякого походного снаряжения.
– Понятно. Вы взяли саквояж. Что было потом?
– Потом я пошла прочь от дома. Я вовсе не хотела вмешиваться в семейные распри и тем более фигурировать в деле о разводе.
– В каком направлении вы шли?
Вероника как-то неловко улыбнулась:
– Этого я сама не помню. Помню только, что вышла на шоссе, брела по каким-то тропкам, потом наткнулась на ограду из железной проволоки. Я сумела подлезть под нее, потом, помню, продиралась сквозь какие-то заросли, мне почудилось даже, что я окончательно заблудилась.
– И что же?
– Я испугалась. Кажется, я куда-то бежала, не помню куда, совершенно выдохлась, потом наконец взяла себя в руки, мне надо было разобраться в обстановке. Я решила, что, когда по шоссе пойдет машина, я услышу ее звук и выйду на дорогу.
– И вы услышали шум машины?
– Да, я ждала, наверное, минут пять, потом услышала, как по шоссе идет машина. Мне показалось, что звук доносится совсем не оттуда, где должна быть дорога. Я думала, что шоссе находится где-то передо мной, а шум доносился слева и сзади. Но, судя по звуку, машина ехала именно по шоссе, и я пошла в этом направлении.
– И что потом?
– Я поняла, что до этого я сбилась с пути, поэтому стала идти осторожнее, тут я снова попала в заросли ивняка. Предыдущей ночью прошел дождь, и земля была влажной, вязкой. Не хотелось месить грязь, поэтому я решила искать место повыше. Каждый раз, когда по шоссе проходила машина, я проверяла по звуку, правильно ли я иду, наконец я приблизилась к шоссе и тут сообразила, что я, наверное, вся перепачкалась. Я выбралась на возвышенное место, где было поменьше грязи, сняла юбку, достала из саквояжа щетку и очистила ее, как сумела, потом другой щеткой вычистила туфли. Чулки были в ужасном состоянии, я достала из саквояжа другую пару и в темноте сменила их. Потом привела в порядок лицо, подкрасила губы и решила, что вид у меня достаточно презентабельный.
– Что потом?
– Потом очень осторожно, так, чтобы не порвать чулки, не испачкаться, я вышла на шоссе и остановилась там. Я сидела всего лишь несколько минут, когда где-то неподалеку завелся двигатель. Сначала я подумала, что какой-то фермер отъезжает от своего дома. Я не представляла, что нахожусь так близко от дома, где остался мистер Феррел. Должно быть, я сделала большой крюк. Теперь я понимаю, что это мистер Эддисон заводил свой автомобиль рядом с домом мистера Феррела, но тогда мне это и в голову не пришло.
– А что там с хлопками-выстрелами?
– Честно говоря, когда я услышала их, подумала, что это двигатель грузовика или выхлопная труба.
– Когда вы услышали их?
– Ну, не знаю, наверное, минут за десять до того, как вышла на шоссе.
– Вы говорите – до того, как вышли на шоссе?
– Да, так.
– Примерно минут за десять?
– Пожалуй.
– До этого вы говорили несколько иное.
– Да. Я пыталась обезопасить себя насколько могла. Хотела обеспечить себе полное алиби. Конечно же, мне совсем не улыбалось, чтобы кто-то мог подумать, что я была близко к дому, когда прозвучали выстрелы, поэтому я немного сдвинула события во времени.
– Совсем немного?
– Да, конечно… пожалуй.
– Вы не знаете, сколько времени машина мистера Эддисона находилась у дома мистера Феррела до того, как вы услышали, что ее заводят?
– Не знаю.
– А когда вы услышали, как она переезжает через деревянный мостик, как выбирается по нему на шоссе, вы не связали это с домом мистера Феррела?
– Мистер Мейсон, ей-богу, я не лгу. Я думала, что ушла от дома мистера Феррела не меньше чем за милю.
– По сути дела, – сказал Мейсон, – в течение всего этого времени вы думали лишь о своей персоне. Не так ли?
– Конечно. Как же иначе? И о чем же еще мне было думать?
– А рассказ о гнусном типе в «Линкольне» вы полностью выдумали?
– Да.
– Что же, вы ведь записали номера всех машин, на которых ехали в тот день? Если это так, то мы можем связаться с водителями и все проверить.
– Да, – согласилась она, – разумеется. Они, наверное, запомнили меня.
– Сколько же вы заработали в тот день?
– Около восьмидесяти долларов.
– Это ваш обычный дневной заработок?
– Примерно.
– Что же, – сказал Мейсон, – у меня больше нет вопросов.
– У меня тоже, – сказал Гамильтон Бергер.
– В таком случае, – заявил судья Китли, – суд прерывает слушание дела до десяти утра завтрашнего дня. За это время мне хотелось бы проверить правдивость показаний этой молодой женщины. Я полагаю, что окружная прокуратура и полиция проведут дополнительные расследования с целью установления действительного хода событий. Я считаю, что свидетельница, несомненно, виновна в даче ложных показаний.
– Да, ваша честь, – вынужден был с удрученным видом согласиться Гамильтон Бергер.
– Заседание суда на сегодня закончено, – объявил судья Китли.
Делла Стрит взяла Мейсона под руку:
– Ну, шеф, это превосходно, просто чудесно.
– Отлично, Перри, молодец, – протиснулся к ним Пол Дрейк.
– Да, удачное начало, – согласился Мейсон. – И все благодаря тому, что у меня был тот самый козырь – рассказ матери Вероники. Именно поэтому я смог задавать вопросы, которые выглядели вполне обычными, совсем невинными, но на которые она не знала как ответить. Если бы я сразу начал с главного, тогда все, включая судью, не дали бы мне выяснить всю правду.
– Что нам остается делать теперь?
– Вот теперь-то, Дрейк, мы и приступим к работе. Начнем с того, что ты возьмешь список всех номеров машин из записной книжки, твои люди должны найти владельцев и выяснить, кто из них подвергался шантажу со стороны Эрика Хенсела.
Глава 18
Непрерывно шагая взад-вперед по своему кабинету, Перри Мейсон время от времени бросал кое-какие замечания:
– И все же во всем этом деле полно странностей и неувязок. Посмотрите, что получается: кто-то стреляет через окно в Эдгара Феррела, убивает его первой же пулей, потом удаляется от дома, разряжает оружие – видимо, палит в воздух, – вынимает из барабана гильзы и выбрасывает пистолет в русло ручья. Бессмыслица!
– Почему? – отозвался Дрейк. – Ведь он же убил Феррела.
– А откуда убийце это знать?
– Он хорошенько прицелился, выстрелил в голову, увидел, как тот упал.
– Нет, Пол, не то. Нужно быть исключительно метким стрелком, чтобы, стреляя с улицы через окно, быть абсолютно уверенным, что сразил противника насмерть, попав ему в голову. А потом надо было еще войти в дом, подняться наверх и потушить лампу, выйти из дома и уехать. Нет, убийца бы так не сделал.
– Но почему?
– Потому что, выстрелив в Эдгара Феррела, он, входя в дом, должен был держать пистолет наготове на тот случай, если Феррел вдруг еще жив и может оказать сопротивление.
– А почему ты думаешь, что было иначе?
– Да потому, что, согласно свидетельским показаниям, вся обойма была расстреляна в течение нескольких секунд после первого выстрела.
– Но если стрелял действительно мастер, то и одним выстрелом… – начал Дрейк.
– И этим мастером мог быть только Джон Эддисон. Так? – спросил Мейсон.
– Да, – смутясь, ответил Дрейк. – Чертовщина какая-то…
– А может быть, он и в самом деле виновен?
Несколько секунд Мейсон молча продолжал вышагивать от стены к стене. Наконец остановился и твердо сказал:
– Мы с самого начала совершили грубейшую, непростительную ошибку.
– Какую же, шеф? – удивилась Делла Стрит.
– Мы стали смотреть на дело с точки зрения обвинения. Обвинение пытается воссоздать весь ход преступления, и мы идем по тому же пути. Вот в чем суть, Делла. Дай-ка еще разок взглянуть на те фотографии, которые были представлены суду.
Делла Стрит достала фотографии и протянула Мейсону.
– А теперь, Делла, сходи в мою библиотеку и принеси мне «Расследование убийств» Снайдера Ле Мойна, «Судебную медицину» и «Токсикологию» Гонзалеса, Ванса и Хелперна и «Современную методику расследования преступлений» Зодермана и О’Коннела.
Через минуту эти книги лежали на столе Мейсона, и он начал молча листать их, время от времени барабаня пальцем по крышке стола.
– Я так и думал, – наконец сказал Мейсон после долгих минут молчания.
– Что? – спросил Дрейк.
– Да то пулевое отверстие в стекле, именно с него и надо было начинать. То есть с самого начала, а не с того места, которое нам подсовывают полиция и прокуратура.
– То есть? – не понял Дрейк.
– С чего мы взяли, что стреляли оттуда, где нашли следы автомобиля, и что именно этот выстрел оборвал жизнь Эдгара Феррела?
– Как это – с чего? – удивился Дрейк. – Все на это указывает. Если от уровня головы убитого через отверстие в стекле провести прямую, то она безошибочно упрется в то место, где стоял стрелявший.
– Правильно, Пол. Именно так и считает полиция. Но это еще не доказательство.
– Почему же нет?
– А вот почему. Вот здесь у Зодермана и О’Коннела на странице двести семнадцать дана диаграмма образования пулевого отверстия в стекле с указанием направления полета пули. Помнишь, я спросил тогда на суде, помечено ли, какая из сторон стекла была наружная, какая внутренняя. Мне ответили, что таких пометок не сделано, но это и неважно. А это важно. Это может иметь решающее значение.
Вот по этой фотографии, сделанной из комнаты, можно легко узнать, какая же сторона стекла была наружной, а какая внутренней. Это можно установить и по трещинам на стекле – если стороны поменять местами, поменяется и направление трещины. Понятно?
Дрейк молча кивнул.
– Ну а теперь, – продолжал Мейсон, – сравни рисунок трещин и все фотографии отверстий с диаграммой, приведенной Зодерманом и О’Коннелом. Из сравнения ясно видно, что пуля, оставившая дырку в стекле, летела из комнаты. Выстрел был сделан в комнате, пуля пробила стекло и упала где-то вблизи автомобиля.
Дрейк поднялся из кресла и подошел к Мейсону:
– Дай-ка взглянуть. – После внимательного изучения снимков и диаграммы Дрейк протяжно свистнул.
Делла Стрит, также склонившаяся над столом Мейсона, сказала:
– Все ясно как божий день. Стрелять могли лишь изнутри. Вы полностью доказали это, шеф.
Мейсон взглянул на своих друзей, медленно поднялся из-за стола и вновь зашагал от стены к стене.
– Итак, мы установили, что стекло было прострелено со стороны комнаты, но если мы теперь предположим, что это стрелял Феррел, то вновь получается абракадабра.
– Почему же абракадабра? – спросил Дрейк. – Феррел находился в комнате, выглянул в окно и увидел, что рядом с автомобилем стоит человек, которого он смертельно боится. И он выстрелил в него.
– Нет, Пол, нет. Посмотри, обвинение утверждает, что Феррел стоял в освещенной комнате, держа в руках лампу, его было отлично видно, и поэтому убийца мог видеть, что делается в доме, но из дома не было видно, что делается на улице. И Феррелу, чтобы видеть, что происходит за окном, и выстрелить, необходимо было погасить лампу.
– Что ж, – сказал Дрейк, – выходит, что он сам погасил лампу.
– И что же дальше?
– Дальше он увидел человека за окном и выстрелил в него.
– А потом этот человек вошел в дом и убил Эдгара Феррела из пистолета самого Феррела, а через несколько секунд вслед за этим расстрелял всю обойму. Так получается?
– Не знаю, – смутился Дрейк.
– Но ответ должен быть, я должен найти его до того, как завтра начнется заседание суда, – сказал Мейсон.
Глава 19
Мейсон, Делла Стрит и Дрейк с трудом пробивались сквозь толпу, заполнившую здание суда.
Репортеры, окружившие их, просили прокомментировать ход дела, но Мейсон, улыбаясь, упрямо твердил:
– Подождите, ребята, подождите до заседания суда.
Один из журналистов, протиснувшись к Мейсону, низким голосом пробасил:
– Вы знаете новость, мистер Мейсон? Гамильтон Бергер собирается просить об отсрочке слушания дела.
– Благодарю за информацию, – отозвался Мейсон.
– Ты согласишься дать им отсрочку, Перри? – спросил Дрейк.
– Я не могу сделать этого, Пол. Я уже схватил зверя за хвост, и теперь мне не хочется выпускать его.
В зале публика рассаживалась по своим местам.
Гамильтон Бергер, подойдя к столу, за которым сидел Мейсон, спросил:
– Скажите, Мейсон, вы не против того, чтобы устроить перерыв в слушании?
– Я целиком против, – резко и твердо сказал Мейсон.
Бергер явно не ожидал столь категоричного ответа, он немного помялся и добавил:
– Что ж… Но, пожалуй, суд может решить, что требуется более тщательное расследование.
В зал вошел судья Китли. Все встали. Пристав объявил заседание открытым, и помощник шерифа ввел в зал подсудимого Джона Эддисона.
Гамильтон Бергер сразу же обратился к судье:
– Ваша честь, обвинение желает быть максимально объективным, чтобы быть максимально справедливым. Я полагаю, что было бы непростительно с моей стороны не привлечь внимание суда к тому факту, что для полиции и обвинения стало необходимым произвести пересмотр и переоценку некоторых фактов и свидетельских показаний. Этого требуют и интересы обвиняемого.
– Вы просите отсрочки? – спросил судья Китли.
– Да, ваша честь.
– Надолго?
– По меньшей мере на неделю.
Судья Китли взглянул на Мейсона. Мейсон улыбнулся и сказал:
– Ваша честь, защита против отсрочки. Время слушания, в том числе время дачи показаний со стороны обвиняемого, было заранее установлено. Если у обвинения есть достаточно оснований для предъявления обвинения и содержания обвиняемого под стражей, то уже никакие новые обстоятельства не могут изменить этого. Если же новые свидетельства подрывают позиции обвинения, то тогда обвиняемый должен быть оправдан. Я хочу привлечь внимание суда к тому разделу процессуального кодекса, где говорится, что отсрочка должна быть обстоятельнейшим образом мотивирована и не может превышать двух дней на каждое заседание суда и шести дней в сумме, если только с этим не согласится защита. Но если мне будет предоставлена возможность вновь допросить одного или двух свидетелей обвинения, защита не будет возражать против недельной отсрочки.
– Что же, – согласился судья Китли, – это справедливое условие. Кого же вы хотите допросить?
– Прежде всего – свидетеля Эрика Хенсела, ваша честь.
– Кого? Меня? – удивился Хенсел.
– Да, вас, – подтвердил Мейсон.
Эрик медленно прошел к свидетельскому месту.
– Мистер Хенсел, попрошу вас подробно рассказать суду о методах шантажа, которые вы применяли. Я имею в виду тот факт, что у вас была помощница, выдававшая себя в рассматриваемом нами случае за мать Вероники Дэйл, женщина, которая помогала вам заниматься вымогательством.
– Что за ерунда! – запротестовал Хенсел. – Женщина, которая выдавала себя за Лауру Мэй Дэйл, – это сущие выдумки.
– Мистер Хенсел, предварительная проверка списка номеров машин, занесенных в записную книжку Вероники Дэйл, показала, что владельцы этих машин не только подвозили Веронику, но и давали ей деньги.
– Я-то тут при чем? – огрызнулся Хенсел. – Чем я виноват, что старые козлы испытывали нежные чувства и ради этой девчонки развязывали кошельки?
– В некоторых случаях Вероника могла поставить владельцев этих машин в неловкое положение, кто-то из них подвергался шантажу и платил деньги человеку, описание которого соответствует облику Эрика Хенсела. Что вы на это скажете?
Гамильтон Бергер подскочил со своего места:
– Ваша честь! Я протестую! Это непозволительный прием… Допрос свидетеля должен происходить…
– Протест отклонен, – оборвал его судья Китли. – Должен заметить, что от обвинений в актах шантажа свидетель Хенсел уже не уйдет. На сей раз прокуратура не сможет дать ему никаких гарантий. Суд считает необходимым привлечь свидетеля к ответственности. Мистер Хенсел, отвечайте на вопрос.
Хенсел заерзал за стойкой:
– Мне нужно посоветоваться со своим адвокатом.
– Отвечайте на вопрос.
– Нет, не могу, не буду.
– На каком основании вы отказываетесь отвечать? – осведомился судья Китли.
– На том основании, что такие показания нанесут мне ущерб.
– Как вам нравится этот ответ? – с сарказмом спросил судья Китли Гамильтона Бергера. – При ведении этого дела вы, господин прокурор, в некоторых случаях сначала проявляли невероятное рвение; хотелось бы верить, что вы дадите указание полиции с равным усердием расследовать дело о шантаже.
– Да, ваша честь, – послушно сказал Гамильтон Бергер.
– Хенсел, вы работали вместе с Вероникой Дэйл? – спросил Мейсон.
– Я отказываюсь отвечать.
– Вероника позволила арестовать себя по обвинению в бродяжничестве именно ради того, чтобы адвокат мистера Эддисона вынужден был спасать ее от тюрьмы, и тогда появлялась возможность в дальнейшем основательно шантажировать мистера Эддисона?
– Я отказываюсь отвечать на вопросы. На том основании, что ответы могут быть использованы против меня.
– В разборе этого дела прокуратура заранее гарантировала вам неприкосновенность. Любое ваше показание по этому делу не может быть вам инкриминировано, но никто не гарантирует вам неприкосновенность по актам шантажа, не связанным с Эддисоном, и тут требовать вам нечего. Никто ваших требований не удовлетворит. Но если вы проявите добрую волю, это может быть учтено в будущем. И поэтому я советовал бы вам отвечать на вопросы, – объяснил ему ситуацию Мейсон.
– Да. Вероника Дэйл работала со мной.
– А потом вы подключили женщину, которая выдавала себя за мать Вероники.
– Нет, мистер Мейсон, мне ничего не известно о женщине, которая выдавала себя за мать Вероники. В этом деле двух партнеров вполне достаточно, мы с Вероникой вполне управлялись. Никакого помощника нам… Простите… я, кажется… Наверное, я сказал лишнее.
– Возможно, что и лишнее, – сухо сказал Мейсон.
На мгновение в зале воцарилась полная тишина. Хенсел умолк, и наконец Мейсон отпустил его.
– Что же, у меня больше нет вопросов. Защита согласна на недельный перерыв, предложенный обвинением.
Судья Китли взглянул на Гамильтона Бергера:
– У вас есть вопросы к свидетелю?
– Нет, ваша честь, – ответил прокурор.
– В таком случае следующее заседание суда состоится через неделю, – объявил судья Китли и ударом молотка оповестил об окончании заседания на сегодня.
Мейсон в сопровождении Пола Дрейка и Деллы Стрит вышел из зала суда.
– Ты, Перри, заставил Хенсела призадуматься, – сказал Дрейк.
Мейсон молча кивнул.