Дело о пустой консервной банке Гарднер Эрл

– Впервые ты столкнулся с трагедией в жизни – убийством. – Мейсон не отрывал взгляда от лица Артурчика. – У меня же их были десятки. Я не знаю многого о мисс Санли. И давно замечаю, что ты пытаешься ее всеми правдами и неправдами выгородить. А тебе не приходило в голову, что самым верным способом обратить беспощадный, враждебный свет рампы всеобщего внимания на нее было бы искажение истины, твоя попытка отвести от нее подозрения?

Выражение лица Артура Джентри неожиданно изменилось: то, что сказал адвокат, его явно заинтересовало.

– Я вас не совсем понимаю… – начал было он.

– Ты замалчиваешь или искажаешь факты, чтобы не впутывать во все это Опал Санли, – сказал Мейсон. – И ты очень скоро убедишься, что не только вовлек ее в это дело, но представил обстоятельства в неблагоприятном для нее свете.

– Что это за неблагоприятный свет? – вдруг взъерошившись, спросил Артур Джентри.

– Порядочные люди, – отчеканил Мейсон, – даже ради женщин не говорят неправды, когда идет следствие об убийстве. Ты понимаешь меня?

– Не вполне.

– О тебе у меня складывается неплохое впечатление. И в глазах общественности ты будешь выглядеть вполне приличным молодым человеком. Но, однако, все будут считать, что побуждения, которыми ты руководствуешься, чтобы сказать неправду для выгораживания женщины, наверное, более серьезны, чем ты стараешься их представить. Не желаю с тобой спорить, уговаривать, – продолжал Мейсон. – Я сообщил тебе факты. Если ты намерен втянуть Опал Санли в это дело, хочешь скомпрометировать ее, хочешь, чтобы в газетах о ней судачили на разные лады как о женщине, старше тебя по возрасту и водившей за нос молодого парня… Ну что ж…

Джентри вскочил со стула, словно боец, готовый по первому же сигналу гонга ринуться на противника.

– Нет, вы не смеете так говорить, – закричал он, – вы не сделаете…

Мейсон молча поднял руку, призывая к спокойствию.

– Больно бьет по самолюбию, да? – спросил он. – А больно потому, что ты знаешь, что это – правда. Ну, что ты хочешь сказать мне теперь? А?

– Ничего, – внезапно снова замкнувшись в себе, ответил молодой Джентри.

– Ну хорошо, – сказал Мейсон. – А теперь уходи! Я тебе сказал, что не намерен спорить. Я сказал тебе все. И то, что я сказал, справедливо, поскольку, словно кислота, разъедает ложь. Единственное, чего она не в силах преодолеть, – это чистоты правды. Мои слова будут будить твою совесть, пока не победят фальшь и не доберутся до истины. И тогда ты чистосердечно признаешься своей матери или мне, только после этого тебе станет легче… А теперь я занят. У меня больше нет времени разговаривать с тобой. До свидания.

Джентри, готовый к сопротивлению, когда мать ввела его в кабинет адвоката, теперь, казалось, был ошеломлен этим неожиданно пришедшим освобождением.

– Как, – удивлению его не было границ, – я же еще не сказал…

– Извини, Джентри, – поднялся с кресла Мейсон. – У меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Можешь не утруждать себя дальнейшими разговорами, пока серьезно не обдумаешь все, что я сказал. Счастливо, миссис Джентри. Дайте мне знать, если захотите видеть меня снова.

В ее глазах адвокат уловил беспокойство и… благодарность.

– Спасибо, мистер Мейсон. Пойдем, Артур.

Сын в нерешительности остановился у двери, потом вдруг распрямил плечи, поднял подбородок и шагом победителя вышел, резко рванув дверь. Он бы ею хлопнул еще сильнее, не будь автоматического стопора.

– Молодость в ярости, – усмехнулся Мейсон, взглянув на Деллу Стрит.

– Я думала, он бросится на вас, – улыбнулась Делла Стрит, – когда вы заговорили об Опал Санли.

– Да, он мог бы. В его возрасте – обычное дело: считает, что поступит по-мужски. Иногда и не знаешь, Делла, что сказать, но насколько прекрасна горячая, необузданная молодость, у которой нет времени взвешивать недостатки, обдумывать последствия и собственные действия, по сравнению со зрелым видением, как мы привыкли это называть.

– Поддаться бы этому импульсу, а? – Делла снова взглянула с улыбкой на своего шефа.

– Вот именно! – сказал он.

Оба рассмеялись.

– Что ж, неплохая идея. Больше мудрого услышишь от водителя такси по пути домой, чем иной раз в юридическом учреждении. Ну а что с тем закодированным текстом на банке? – посерьезнела секретарь и помощник адвоката.

– Ты прямо готова заставить меня работать без отдыха! – упрекнул ее Мейсон. – Я скоро начну кусаться. Спрашиваешь, что с тем кодом?

– Вы уже думали над ним?

– Очень долго, возможно, слишком долго.

– Послушайте, шеф, если это шифр, нельзя ли его прочитать? В сообщении девять слов, а я всегда была уверена, что любой шифр можно разгадать, если сообщение достаточно длинное.

– Пожалуй, да, – согласился Мейсон, – но, по-моему, это не обычный шифр, в котором заменены лишь буквы.

– Почему вы так думаете?

– Давай проанализируем вместе. Девять слов. Пять из них начинаются с буквы «В». Буква «В» встречается в каждом слове по крайней мере один раз.

– А не указывает ли это на то, что эта буква обозначает одну из наиболее распространенных букв: «Е» или «А»?

– По-моему, Делла, ты упускаешь самое существенное в этом сообщении.

Она продолжала пристально вглядываться в отпечатанный на машинке текст, который Мейсон придвинул поближе к ней. Помолчав, Делла с досадой бросила:

– Нет, не могу понять!

– Посмотри внимательнее еще раз. Это относительно просто.

– Вы имеете в виду, что в шифре не встречается коротких слов? Да?

– Это одно, – сказал Мейсон. – Самое короткое слово состоит в сообщении из пяти букв. Самое длинное – из шести. Интересная особенность! Девять слов. Три из них из пяти букв, а остальные шесть – из шести. Но есть еще кое-что гораздо более важное, чем это.

– Что же? – нетерпеливо спросила Делла.

– Сдаешься? – улыбнулся Мейсон.

Она молча кивнула.

– Последние буквы алфавита здесь вообще не представлены, – подытожил он. – Все сообщение состоит из слов, составленных с помощью двенадцати букв алфавита.

Делла Стрит нахмурилась. Снова вглядываясь в отпечатанный на машинке текст, задумчиво произнесла:

– Наверное, это так. Что все-таки означает сей код?

– Скажу тебе еще одну существенную деталь, Делла. Каждое слово содержит либо букву «А», либо «Б».

– Не понимаю, почему это имеет значение по сравнению с частотой повторения буквы «В»?

– Может быть, и не имеет, пока мы не рассмотрим, где стоит определенная буква. Каждое слово содержит букву «А» или «Б», но ни одна из этих букв не появляется ни в начале слова, ни в конце, они либо вторые, либо третьи с конца слова.

Последовала пауза, пока Делла осваивала и вникала в его умозаключение, потом она кивнула.

– Эта пустая консервная банка, – заметил Мейсон, – важна во многих аспектах. Интересно, проверил ли Трэгг что-нибудь из того, что собирался проверить, или просто сидит и ждет дальнейшего развития событий?

– Так что же банка? – переспросила Делла.

– Она предназначалась для передачи сообщения, – сказал Мейсон. – А это значит, что в преступлении участвовали двое по крайней мере. А это означает, в свою очередь, что тот, кто поставил в погребе банку, должен был иметь свободный в него доступ, что человек, для которого предназначалось кодированное сообщение, тоже мог туда свободно проходить. Однако все это также означает, что те двое не имели возможности общаться друг с другом.

– Не понимаю вас, – недоумевала Делла Стрит.

– Это же просто, – пояснил Мейсон. – Если бы эти два человека могли встречаться и разговаривать друг с другом, не было бы необходимости затевать всю эту процедуру: выцарапывать сообщение на консервной крышке, закупоривать банку, ставить ее в погреб…

– Да, в самом деле.

– А то, что погреб был выбран местом для тайной передачи сообщения, означает, что обе стороны должны были иметь доступ в погреб.

Делла понимающе кивнула.

– Поэтому, – продолжал Мейсон, – перед нами своеобразная ситуация. Два человека имеют доступ к одному и тому же месту, однако эти люди не имеют контакта друг с другом, а место для связи – крайне необычное: погреб большого просторного жилого дома.

– Сейчас, когда вы так логично анализируете, – возбужденно произнесла Делла Стрит, – это кажется ясным как день. И я думаю, следуя за ходом ваших мыслей, один из этих людей имел доступ к погребу, очевидно, через гараж, который арендовал Хоксли; а другой беспрепятственно входил в него, поскольку живет в доме семьи Джентри.

– Это одна из возможных ситуаций, – подтвердил Мейсон догадку девушки.

– Но, шеф, – озадаченно вздохнула Делла Стрит, – все это привносит дополнительные затруднения.

– В том-то все и дело!

– Вы считаете, что в этом замешаны Артурчик… и Опал?

– Улики, – сказал Мейсон, – как будто свидетельствуют об обратном.

– Что вы имеете в виду?

– Что сообщение на банке в таком случае теряет смысл… по отношению к убийству.

– Как это? А, понимаю. Потому что он и она были вместе. Правильно?

– Совершенно справедливо!

– И тогда, если расшифровать сообщение, – продолжала Делла Стрит с улыбкой, – это может оказаться безобидным посланием вроде: «Я люблю тебя, дорогая, несмотря ни на что». Влюбленные ведь склонны поступать так романтично, вы знаете… Или это не так?

Мейсон кивнул.

– Откровенно говоря, Делла, – продолжал рассуждать Мейсон, – если бы шифр был совсем простым, скажем, в нем сделали бы элементарную замену букв при составлении сообщения, я бы очень был удивлен, если бы он вообще имел отношение к преступлению. Но то, что мы имеем в действительности, заставляет меня придавать шифру серьезное значение. Что получается: самое очевидное и логичное не было замечено никем.

– Что именно?

– Что этот шифр – единственный ключ к опознанию лица, для которого он предназначался.

– Какой ключ?

– Тот, – сказал Мейсон, – которым владел только один человек, конечно.

– Вы имеете в виду?..

– Артура Джентри.

– Артурчика? Я думала, вы сказали, что он…

– Нет, его отца. Он и был как раз тем человеком, который спускался в подвал. Он обнаружил банку, лежавшую в ящике, и открыл ее, чтобы развести в ней краску, затем выбросил крышку. Но заметь, Делла, когда Стил заинтересовался ею, Джентри постарался крышку подменить. Та, на которой было закодировано сообщение, осталась в ящике, а ту, на которой не было, Джентри оставил на верстаке.

– Боже мой, шеф! – Глаза Деллы широко открылись. – Это же вполне очевидно теперь, когда вы так логично все проанализировали. И звучит довольно убедительно.

Мейсон подвинул к себе листок с отпечатанным текстом и снова углубился в него. Но вдруг рассмеялся.

– Что такое? – удивилась секретарь.

– Да этот код, – сказал Мейсон. – Он же очень прост!

– Вы хотите сказать, что можете прочитать сообщение? – Удивлению Деллы Стрит не было границ.

Адвокат кивнул:

– Это до абсурдности просто, Делла, когда подходишь к проблеме с правильной стороны.

– С какой это правильной стороны?

– Заметь, – поднял палец Мейсон, – что использованы только первые двенадцать букв алфавита. Заметь также, что в каждом слове есть либо «А», либо «Б», причем эти «А» и «Б», где бы они ни появлялись, будут второй или третьей от конца слова. Все это в сочетании с тем, что слова состоят из пяти или шести букв, делает шифр абсолютно доступным для прочтения. Интересно, Трэгг сейчас тоже уже разгадал его содержание?..

– Не понимаю, как это, – недоумевала Делла.

– Двенадцать букв, – пояснил Мейсон. – Боже мой, да это же прямо бросается в глаза!

– Мне не бросается, – беспомощно рассмеялась девушка. – Я этого совсем не понимаю!

Мейсон отодвинул кресло.

– Делла, я сейчас выйду минут на пятнадцать-двадцать, а ты пока подумай над всем этим в мое отсутствие.

– Обычно, – сказала она, – я человек мирный. Меня не преследует мания убийства, но вы разожгли во мне любопытство, а теперь пытаетесь уйти, не сказав мне, что же говорится в этом сообщении. Я готова, мистер, напасть на вас с оружием в руках, прежде чем вы дойдете до лифта!

– Я не знаю, – поднял вверх руки, смеясь, Мейсон, – что говорится в сообщении.

– А я думала… вы же сказали… что знаете.

– Нет, я просто предположил, что решение – несложно. Однако, ради бога, Делла, больше, чем я сказал, я не могу сказать ничего, никакой подсказки! По сути, я уже открыл тебе все.

– Вы вернетесь через двадцать минут?

– Конечно.

– И тогда скажете, что говорится в сообщении?

– Чуть погодя – да.

– А мне, значит, следует попытаться разгадать код во время вашего отсутствия?

– Надо бы!

– Какое отношение к этому имеют двенадцать букв?

– А двенадцать это сколько составляет? – спросил Мейсон.

Она нахмурилась:

– Вы имеете в виду шесть и шесть?

– Нет, не это.

– Не хотите ли вы сказать, что раз дважды два – четыре, то шесть и шесть будет двенадцать?

– Нет, совсем не это.

– Ну тогда одиннадцать и один?

Мейсон улыбнулся.

– Попробуй десять и два, – сказал он, – и ты будешь на верном пути. А если не догадаешься, то тебе придется угощать меня напитками.

Мейсон достал из стенного шкафа шляпу, расплылся в обаятельной улыбке и пошел к лифту.