Повелительница сердец Луганцева Татьяна

Глава 13

Вот уж всем была хороша стройная блондинка бальзаковского возраста: большие глаза, красивые волосы, стройный стан… Одна беда – хвост у нее был, как у коровы, и копыта, как у черта.

– Да ты ведьма! – ахнул Виталий Николаевич, весьма удивленный, обращаясь к Яне Цветковой.

– Я?! – переспросила та.

– У тебя же рога и хвост! – продолжал убеждать в своей правоте и ее странности мужчина.

– А они тебе что, мешают? – надула губы блондинка и приложила хвост к глазам, промокая им слезы, как носовым платком.

Какой-то луч света резанул по глазам больного, принеся с собой и боль, и облегчение одновременно.

– Яна…

– Слушаю тебя! – Цветкова отняла носовой платок от глаз.

– А где твой хвост? – прохрипел следователь.

– Что?

– Он только что был у тебя в руках…

Яна ошарашенно уставилась на приятеля.

– Виталик, не пугай меня! Ты с ума сошел? Какой хвост?!

– А где я? – спросил мужчина, и этот его вопрос показался доктору Цветковой уже вполне адекватным.

– Ты в больнице. То есть в реанимации, – охотно ответила Яна.

– Реанимация… – несколько нараспев произнес Виталий. – А какого лешего ты делаешь здесь? Сюда же не пускают посетителей!

– Ты узнал меня, раз ругаешься! – расцвела Яна. – Между прочим, в Америке любые родственники и знакомые в любом количестве могут находиться рядом даже с впавшим в кому. Чтобы люди помогали больному своей аурой, разговором, вниманием и любым другим участием прийти в себя. То есть вернуться на эту параллель.

Настала очередь следователя протестировать степень своего возвращения к жизни.

– А мы разве в Америке? Я вроде никогда в ней не был… То есть на ней… Или все-таки в ней?

– Нет, мы не в Америке. Виталий, соберись! Мы в Москве, столице России.

– Почему тогда ты находишься в реанимации? – спросил Виталий, показывая логичность мышления.

– Так это же я, Яна Цветкова! Я сказала, что мне очень надо, что я тоже медик, и мне, не знаю, почему, поверили…

– Я знаю, кто такая Яна Цветкова, – неопределенно откликнулся Виталий Николаевич.

– И что?

– Вот не думал, что даже в реанимации я, придя в себя, первой увижу именно тебя. Это ненормально!

Яна заулыбалась. Она уже узнавала своего знакомого «старого волка». В больнице она провела уже три часа. Имела беседу с лечащим врачом и с заведующим отделением. Все под ту же дудку, что она медик, а больной следователь и что им следует поговорить, Цветкова и пробралась в реанимацию.

– Я хотела рассказать врачам истинную причину твоего недомогания.

– И какова причина? Надеюсь, ты была самокритична?

– Не настолько, насколько ты думаешь, – ответила Яна. – Я рассказала про минеральную воду.

Виталий Николаевич еле заметно улыбнулся.

– Ты серьезно решила, что я чуть не умер из-за твоего тоника?

– Да, я так решила. А что я должна была подумать? Ты выпил эту гадость, затем стал говорить, что тебе плохо, ушел в туалет, а потом я узнала, что тебя увезли на «Скорой». Что я должна была подумать? Врачи мне все разъяснили: у тебя микроинфаркт, абсолютно не связанный ни с каким отравлением, которого у тебя и нет. Виталий, надеюсь, инфаркт-то не из-за меня?

– Я тоже надеюсь, – усмехнулся следователь.

К ним подошла пожилая медсестра.

– Я, конечно, все понимаю, но все же здесь реанимация. Человек пришел в себя – очень хорошо! А вот устраивать здесь посиделки не следует. Переведут больного в палату, тогда и наговоритесь.

– А когда переведут? – спросила Цветкова.

– Лучше бы не скоро, – мечтательно произнес следователь.

– Это уже доктор будет решать… но если завтра электрокардиограмма будет стабильная, то сразу и переведут в палату. А сейчас, дорогуша, уходите, пока мне не влетело за вас.

И медсестра выпроводила Яну, которая послала Виталию Николаевичу воздушный поцелуй, уже стоя в дверях. Мужчина перекрестился.

А на следующее утро Цветкова ворвалась в палату к следователю с радостным воплем:

– Правильная уже у тебя электрокардиограмма! И я твой первый посетитель!

Яна просто светилась счастьем.

Виталий Николаевич в больничной пижаме с хмурым лицом сидел на кровати и пил чай. На тумбочке рядом с кроватью стояла тарелка с недоеденной кашей и бутербродом.

– Явилась… – пробурчал следователь.

– Ты мне не рад? – поцеловала его в щеку Яна и присела рядом.

Она была одета в шикарное белоснежное платье с расклешенной юбкой и глубоким вырезом, заканчивающимся привлекательным красным бантиком, очень гармонировавшим с ее помадой яркого цвета и туфельками, не менее яркими.

– Конечно, рад, Цветкова. – Виталий почесал затылок. – Тебе просто крыльев за спиной не хватает… Прямо ангел!

– Я принесла виноград, гранат, груши, красную икру, соки, минеральную воду… С утра на рынок сбегала, творог и молоко тебе купила… – начала разгружать свои пакеты Яна, поясняя, и вдруг расплакалась. – Я так виновата!

Следователь даже растерялся.

– Яна, ты что? Не расстраивайся!

– Я чуть с ума не сошла! Сколько тебе лет?

– Тридцать восемь…

– Я знаю тебя лет восемь, а кажется – всю жизнь. Ты такой хороший человек! Я так привыкла к тебе! И вдруг в таком возрасте – инфаркт!

– Микроинфаркт, – поправил следователь.

– Неважно! Еще вчера была угроза развития большого инфаркта. Мне так тебя жалко! – шумно высморкалась Яна и посмотрела на Виталия. – А если бы ты умер?

– Но я же не умер! Успокойся!

– Легко тебе говорить… А я за тебя очень волновалась.

– Не волнуйся, со мной все будет хорошо. Сегодня мне сделают шунтирование, и угрозы инфаркта больше не будет.

– Бесплатно?

– За меня внесет деньги МВД.

Со стороны было даже не понять по психологическому состоянию этих двоих, кто из них навещающий, а кто больной.

– Ладно, я пойду, – еще раз высморкалась Яна. – Не буду тебе мешать готовиться к операции.

– Как пойдешь?! – удивился Виталий Николаевич.

– А что?

– А твоя просьба? Ты же ничего мне не рассказала.

– Да ты с ума сошел! Я довела тебя своими идиотскими выходками до инфаркта, и ты хочешь, чтобы я добивала тебя в больнице?

– Яна, прекрати. Сердце у меня болело уже давно. Все ведь понятно: курение, такая работа нервная, ненормированный трудовой день, нарушение диеты, режима и всего на свете… А ты была просто обычной последней каплей… И дело даже не в том, что ты напрягла меня своей просьбой, просто я всегда волнуюсь, когда тебя вижу.

– Да? – удивилась Яна с немного просохшими глазами.

– Не вникай в мои слова, случайно вырвалось, – отмахнулся следователь.

– Очень интересно вырвалось… – игриво заговорила Яна. И осеклась под его строгим взглядом. – Ладно, расскажу. Сам напросился!

И она поведала Виталию о своем друге Леше Гусеве, на что тот, собственно, отреагировал:

– У тебя и друзья под стать тебе!

Яна продолжила о коварной Анфисе и троих ее умерших мужьях, о решении Леши вывести преступницу на чистую воду, о том, что он нашел единственного ученого, который способен что-то обнаружить в останках ее покойных мужей, и в заключение о том, на что пошел упрямый патологоанатом.

Виталий Николаевич смотрел на нее так, словно видел в первый раз. А когда Яна завершила историю, рассказав о своем путешествии с норвежским ученым в тверскую глушь, о кладбище, где они нашли Алексея, и о том, что троица запланировала, он даже начал икать.

– Ик… Ой, извини! Ик…

– Ты попей водички-то, попей, – налила ему Яна принесенной минералки.

– Можно я немного помолчу и подумаю? – жалостливо глядя на нее, спросил Виталий Николаевич.

– Конечно, можно! – заулыбалась Яна. – Только бы вообще потом заговорил со мной… Сейчас с сердцем не плохо?

– Хорошо мне, хорошо! – отмахнулся следователь и задумался.

Яна сидела на кровати и нервно болтала ногой в томительном ожидании.

Наконец Виталий Николаевич вздохнул.

– Легальный путь отменяется сразу, потому что материал вы добыли нелегально.

– Да кто бы нам дал разрешение…

– Помолчи! Я все понял, и ты уже все сказала, – нервно дернул рукой следователь. – Во что ты меня опять впутываешь? Ну, Цветкова, ты даешь! Не успеваю удивляться! Извини за нескромный вопрос: а что за материал вы взяли? Ну, чтобы правильно оценить объем, сама понимаешь…

Яна приблизила свое лицо к его уху.

– Не поверишь, сама не знаю. Не видела. Не я же брала этот материал… Две первые могилы обчистил, то есть образцы взял, Леша.

– Да уж называй все своими именами: вы незаконно вскрыли могилы!

– Между прочим, не думаю, что кто-нибудь из покойников на нас обиделся. Они явно захотели бы, чтобы их убийца был наказан.

– Пока только подозреваемый в убийстве!

– Ничего, докажем. И еще один интересный факт. Родственники потревоженных могил даже не забили тревогу. Потому что их попросту нет! Анфиса выбирала мужей, не обремененных родственными узами, то есть толпой наследников. Да и могилы после изъятия материала приводились в божеский вид.

– Утешай себя, утешай… – эхом отозвался Виталий Николаевич.

– Прекрати внушать мне чувство вины! Что сделано, то сделано. Короче, у меня на руках три ребра и какие-то не очень приятные на вид куски в баночках.

Следователь содрогнулся.

– Ладно, я что-нибудь придумаю. Если тебя схватят в аэропорту, вали все на меня.

– Как это схватят?

– Тебе ли не знать, Цветкова, что такие действия всегда связаны с риском! В общем, скажешь в случае чего, что тебя попросил это вывезти такой-то и такой-то. Я тюрьму легче перенесу, она у меня специализированная будет. Да и по здоровью скидку получу. Может, уже здесь начать косить под психа? Или притвориться, что на мою психику повлияли лекарства и я сам не знал, что творил…

– Размечтался! Придумай что-нибудь, чтобы меня не поймали, – надула губы Яна.

В палату вошла все та же знакомая медицинская медсестра с лоточком, накрытым стерильной салфеткой.

– Укольчики… Оба-на, опять вы здесь? Вам, девушка, прямо неймется доконать его окончательно. Дайте хоть мужчину прооперировать!

Виталий Николаевич рассмеялся:

– Да ничего, я привык…

– При чем здесь привычка? У вас же скоро операция! Ой, что я вижу… Вы зачем поели?!

– А что, нельзя? – растерялся следователь

– Вы как маленький, честное слово! – звякнула лоточком медсестра. – Я же вас предупреждала!

– А я запамятовал, – виновато посмотрел на нее Виталий.

– Ладно уж… Наверняка это вы его уболтали! – бросила медсестра недобрый взгляд на посетительницу, чтобы хоть кто-то остался виноватым в сложившейся ситуации. – Операция не будет отменена в любом случае… Сейчас я поставлю пару уколов, а потом пойдете и очистите желудок.

– Что? – не понял следователь.

– Промывание желудка сделаю, клизму и все такое! – весело подмигнула ему медсестра.

– А поподробнее о «все такое»? – уточнил Виталий Николаевич.

– Если у самого вырвать не получится, то вставим шланг.

– Не надо! – сразу же встряла Яна, болея душой за своего приятеля. – Мы справимся сами!

– Как скажете, – пожала мощными плечами женщина в белом халате.

– Яна, я не справлюсь… Никогда так не делал… – растерялся Виталий Николаевич.

– А хочешь я принесу… ну, эти… косточки и откроем баночки, и мы вместе очистим свои желудки? – спросила его Яна, смотря на него честными голубыми глазами.

– Нет! Я сам! – сразу же включился следователь.

– Лучше – сам, – согласилась медсестра, не поняв ни слова из того, о чем они говорили. – Странная у вас девушка, больной, очень странная. Но красивая, – вынуждена была она признаться.

Яна поправила свои длинные волосы.

– Я вам открою тайну: красивым женщинам прощаются многие странности.

– Это точно, – вздохнула женщина и достала шприц, наполненный лекарством. – Снимайте портки, товарищ майор.

– Отвернись! – буркнул Виталий, обращаясь к Яне. – Ты хоть и «моя девушка», но не настолько.

– Как дети, ей-богу! – покачала головой медсестра, выпуская через иглу струйку воздуха во избежание его попадания в тело служащего государственных органов.

Глава 14

Яна Карловна Цветкова за свои тридцать с хвостиком голову сломала, мучаясь вопросом, откуда у нее возник жуткий, навязчивый, всепоглощающий страх полетов на самолете. Вот не могла она этого понять, и все тут!

«Возможно, из-за непонимания механизма того, как громадная металлическая махина, нагруженная людьми и тяжелым багажом, летит в таком легком и невесомом воздухе? Вот так прямо – раз, и взлетает! И даже не пыхтит, не тужится, не машет крыльями! – размышляла Яна. – Или оттого что кто-то из моих предков разбился когда-нибудь, упав с высоты, и передал мне негативную генетическую память?» Строила она и другие предположения. Убеждала, уговаривала себя не бояться. И все же каждый полет воспринимала как маленькую смерть.

В аэропорт она вошла, одетая, как всегда, своеобразно – тонкие черные колготки, замшевые черные туфли с блестящими пряжками и на высоченных каблуках, черное же платье а-ля парижанка, светлые волосы собраны в тугой пучок. А вот на лице не наблюдалось ни грамма косметики, что для нее было совсем не характерно. Еще более удивительным казалось то, что на Яне не имелось никаких украшений, тогда как обычно от их неимоверного количества мадам Цветкова походила на новогоднюю елку. Складывался образ такого полного и глубокого траура. В руке она несла розовый чемоданчик в стразах – единственный яркий аксессуар, а на плече болталась большая мягкая замшевая сумка, тоже с блестящей пряжкой.

Именно в таком виде ее и увидел Марек Касински, уже ожидавший с билетами.

– Привет… Тебя просто не узнать! Что-то случилось? – сразу же забеспокоился мужчина.

– Все хорошо… – сквозь зубы прошептала Яна.

– Ты очень бледна…

– Это не я бледна, а платье слишком черное, – возразила она.

– Ты выглядишь, как покойница! – не унимался рыжий гигант.

– Такое не говорят женщинам, особенно тем, кому не так давно вручили части мертвых тел.

– Сама же ввязалась! Кстати, где они?

– Здесь, – качнула розовым аксессуаром госпожа Цветкова.

– Как, прямо там?! В таком ярком, да еще и в стразах чемодане?! С таким жутким привлечением внимания?! – изумился ученый.

– А что, собственно, тебя удивляет? Все очень тонко продумано. Надеюсь, здесь, на просвете, то есть рентгеновской установке, нет анатомов?

– Чего?

– Ничего. Только ничему не удивляйся… Наверное, пора уже на регистрацию?

– Да, идем.

И они пошли.

– Извините, гражданка… – даже привстала со своего стула женщина, проверяющая багаж на «телевизоре», обращаясь к высокой пассажирке в черном.

– Да? – приподняла одну бровь Яна.

– Что у вас в чемодане? – спросила служащая аэропорта, сдвинув свои широкие, явно не знавшие щипчиков брови и сосредоточенно рассматривая на экране зафиксированную картинку аксессуара в стразах.

– Моя Долли, – монотонным голосом ответила Яна.

– Извините, кто?

– Моя девочка, моя маленькая сладенькая псинка, моя доченька Долли, – терпеливо пояснила Яна.

– Собака? – поняла и ужаснулась одновременно женщина.

– Это для вас она – собака. А для меня она была всем! Я никогда в жизни не расставалась с ней, с моей девочкой… – В голосе Яны проявились истерические нотки.

– Но в салон самолета с животными нельзя! Есть специальное отделение, с учетом, конечно, того, что у животного имеется ветеринарный паспорт с отметками о всех прививках. Зачем вы упрятали ее в чемодан? Как нехорошо! А стразами закамуфлировали дырочки для воздуха, да? Ай-ай-ай… – покачала головой служительница аэропорта.

К их диалогу прислушивался ничего не понимающий Марек, стоявший невдалеке.

Яна очень неприязненно посмотрела на собеседницу. Та тоже несколько сменила тон.

– Доставайте свою собаку, не задерживайте очередь!

Розовый чемоданчик оказался перед хозяйкой, и мадам Цветкова щелкнула замком. Глазам удивленной публики предстала собачка типа таксы, стоящая на деревянной подставке с трогательной табличкой «Долли». Глазки у нее были грустные, взгляд стеклянный.

– Что такое? – опешила женщина. И сама же себе ответила: – Это чучело!

– А вы думали, я живую собачку запихнула в чемодан? – возмутилась Яна. – Как вы посмели потревожить память моей Долли! Посмотрите, какие у нее грустные глазки… Она опечалена и сердится! Не плачь, моя девочка…

Пассажирка погладила чучело собаки по голове.

Работница аэропорта выглядела сконфуженной.

– Извините, я не знала… это чучело… у меня нет инструкций на сей счет, я не совсем…

– Что, вам нужна справка о прививках? Что моя Долли не бешеная? – распалялась Яна, все сильнее наглаживая собачку и прекрасно понимая, что ее визави сейчас больше всего хотела бы получить справку от психиатра о нормальности хозяйки Долли, но оснований потребовать ее у женщины не было.

– А везете вы ее с собой зачем? Просто потому, что никогда не расстаетесь? – уточнила женщина, вытирая пот со лба.

– Вы меня с моей девочкой за ненормальных держите? – нахмурилась мадам Цветкова.

– Нет, что вы…

– А я уж подумала, что да! – рявкнула странная пассажирка. Но снизошла до пояснения: – Мы с Долли летим на родину.

– Чью? – не поняла женщина.

– Ну, не мою же! – Лицо Яны исказил очень реальный нервный тик. – На родину Долли, конечно! Она там родилась, оттуда была привезена щенком в Россию, где я ее и приобрела. И вот, когда моя девочка почила… – вытерла слезу дама в черном, – она мне приснилась. И знаете как?

– Как? – выдохнула служительница.

Казалось, уже весь аэропорт слушал этот диалог, причем затаив дыхание.

– Бежит моя Долли по бережку, счастливая и свободная. На лице, то есть на морде, улыбка, глазки сияют… Травка такая зеленая, бережок такой крутой, а вокруг горы. Большие и красивые, внизу покрыты зеленью, с отвесными каменными ущельями, а вверху укрыты ледниками, величественными и блестящими, словно шапками. И манит меня моя девочка взглядом и лает, мол, как мне здесь хорошо! Стала я думать: где же находится место, куда хочет моя девочка? Она ведь явно свою последнюю волю мне таким образом высказала! И случайно посмотрела передачу про Норвегию, в которой увидела именно то место. Это было знаком свыше! Долли желала вернуться на родину! И вот я везу мою девочку, чтобы там ее кремировать и развеять прах над фьордами. Ах, я не увижу больше на самом видном месте моей лапулечки, моей красотулечки… Никогда уже не посмотрю в ее глазки… Но я твердо намерена дать свободу моей Долли, как она и просила.

Когда Яна закончила свою речь, вокруг воцарилась тишина, и только что крики «браво» не раздались со всех сторон.

– И вот теперь вы мешаете моей девочке обрести вечный покой… – вздохнула Яна.

– Я совсем даже не против, – прокашлялась служащая аэропорта, – но вы тоже меня поймите. Есть определенные правила и инструкции. Случай для меня неординарный, и я могу пропустить вас только на одном условии…

– На каком?

– Ваша девочка полетит в багажном отделении. Вы не против?

Яна выдержала театральную паузу, которой позавидовал бы Станиславский, и произнесла:

– Моей девочке уже все равно. Ради того, чтобы обрести свободу, она готова лететь в багажном отделении.

Казалось, вся очередь вздохнула с облегчением. Долли была благополучно водворена в чемодан. Госпожа Цветкова прошла дальше…

– Тебе где лучше, у иллюминатора или у прохода? – спросил у своей спутницы Марек уже в самолете.

– Ты издеваешься? Мне будет плохо везде!

– Переживаешь за Долли? – усмехнулся Касински.

– Не язви.

– В тебе погибла гениальная актриса.

– У меня мать – актриса, во мне это наследственное.

– У тебя бы получилось.

– Знаю. К сожалению, наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями. Я бы могла, но ни за что бы не хотела повторить путь матери.

Яна плюхнулась в кресло и пристегнулась, не дожидаясь напоминания стюардесс.

– Кости в Долли?

– Встроены в ее скелет, как будто всегда там и находились, – кивнула Яна и нервно зевнула, пытаясь унять дрожь.

– Гениально…

– Конечно, внимательный патологоанатом даже на чемоданном рентгене заметил бы, что три ребра у собачки человеческие… Но прокатило.

– А трупный материал там же?

– Да.

– Гениально…

– Чего ты заладил? Гениально и гениально… Это не моя задумка, умный человек подсказал.