Вера, Надежда, Виктория Гольман Иосиф

Глава 17

Надежда и Ванечка

14 декабря 2010 года. Москва

Надежда медленно вела свою машину – поток по Садовому кольцу двигался еле-еле – и сама себе удивлялась. Что ж такого неожиданного случилось с ней за последнюю неделю?

В плане бизнеса – ничего. Или почти ничего. Изменения пока малые, однако в хорошую сторону. Ефим Аркадьевич вон приволок свои странные деньги, фактически полностью отработав авансы. А главное – создав задел для будущих действий.

Похоже, она не ошиблась в выборе соратника.

Если раньше Семенова сопротивлялась губернско-минздравовской мафии скорее из чувства протеста и брезгливости, то сегодня впереди замаячили некие предвестники возможных бизнес-результатов. Тоже, конечно, вилами по воде писано. Но лучше вилами по воде, чем битой по голове.

Да, афоризм получился – смешнее не придумаешь.

И все же какие-то подвижки в ее сознании произошли точно. Не только по бизнесу. И, возможно, не столько по бизнесу.

То, что случилось у нее с Ефимом на даче, брать в расчет смысла нет. Надежда не жалела об этом эпизоде – к Береславскому она относилась с теплом, – однако продолжения отношений не планировала.

И вдруг до нее дошло.

Причем сначала выкатилось слово, а уже потом – осознание ситуации. И слово это было – оттепель. До события на даче – или, может быть, чуть раньше – приоритеты были определены четко: Вичка, мама, фирма, после – все прочее. А теперь хочется чего-то еще. Приблизившегося, но все же недополученного во время их нежданного романтического свидания.

И если пару недель назад она была просто одной из многих железных бизнесвумен, то сейчас – пусть неявно, пусть не до конца осознанно: оттепель ведь еще не весна – Надежде Владимировне Семеновой захотелось совсем иного. Наверное, из того самого прочего.

Итоговая формулировочка, должно быть, выглядела бы так: встреча на даче не была искомым. Она была, скорее, напоминанием о том, что это – искомое – в природе в принципе существует. И оно очень, очень-очень, желанно для Надежды.

«Ну, вот и приехали», – усмехнулась она про себя. Второй пубертатный период. Внезапное продолжение молодости души – про состояние тела она никогда не забывала, даже в тот момент, когда Береславский ее раздевал. Еще успела подумать – хорошо, что свет выключен.

Ладно – не стала спорить сама с собой Надежда.

Ей хочется любви.

Еще не всесокрушающе, но уже – осознанно.

Теперь все окончательно стало на свои места.

Ну, еще о чем подумаем в пробке? Может, о том, где захотевшим любви дамам «за сорок» искать своих любимых?

На сайты знакомств как-то не хотелось. Уж лучше что-нибудь типа «В контакте» или «Одноклассников».

Надежда никогда не была поклонницей социальных сетей. Она однозначно считала, что бередить забытое – дело непредсказуемое. Причем вероятность разбудить лихо гораздо выше, чем найти в прошлом зачатки будущего.

Однако от искушения удержаться не смогла, зарегистрировалась в паре-тройке мест и даже – когда по вечерам от усталости голова отказывалась работать – просматривала, что и кто ей там понаписал.

Особо интересного поначалу не нашла: в принципе, забавно было узнать, что их бывший главный хулиган и двоечник, Тагир Исмаилов, ныне директор не самого маленького нефтеперегонного завода, отец четверых детей и владелец особнячка на французском атлантическом побережье.

А ботан и зубрила Лешка Ведунков стал-таки академиком, пусть и не главной академии России – каких-то там естественных наук. И если доморощенным академиям Надежда все же не вполне доверяла, то докторскую Ведунков защитил абсолютно официально. Написанные им вузовские учебники также подозрений не вызывали. Короче, молодец Лешка.

Некоторая информация вообще вызывала желание встретиться с бывшим одноклассником. Витенька Рожнов – когда-то, классе в девятом, она ему сильно нравилась – стал сотрудником администрации президента. Не бог весть какого ранга, но в стране, управляемой вертикально, каждое подобное лыко может стать в строку.

А Нодар Бахреладзе (ох и противный был парниша!) стал вроде как знаменитым хирургом-косметологом. Надежда мысленно проинспектировала две-три самые проблемные свои зоны и решила, что эта информация – точно к месту. Вот завершится байда с тендером на полмиллиарда – и пойдет Семенова радикально омолаживаться. Пока еще точно не знает, для кого, но пойдет.

Надежда сразу поняла, что в сети в основном ломанулись те, кому есть что рассказать о своих успехах. Остальные же больше читали, чем писали. К счастью, откровенных неудачников было меньшинство. Хотя некоторые ее сверстники уже умудрились и спиться, и в бытовой драке погибнуть. Появились также первые бреши в рядах, пробитые сердечными болезнями и онкологией – об этом с печалью и затаенным собственным страхом сообщали добровольные корреспонденты.

Она без страха разместила информацию о себе. А что, стыдиться ей нечего. У государства ничего не стырила, сделала себя сама.

Откликнулись сразу несколько человек. В основном девочки из их класса. Двое – из студенческой группы.

Бывший муж тоже отметился, причем, как всегда, предложил воссоединиться. Она была благодарна ему за постоянство намерений, но ответила вежливым, ни к чему не обязывающим письмом.

А пару недель назад появился на ее страничке Ванечка Борщев – веселый и смешной человечек из ее бывшего класса, с более чем очевидной кликухой – Борщ. Тоже – тайный воздыхатель. Но уж очень тайный, ибо – никаких шансов. После восьмого – в техникум, причем не в какой-нибудь, а в кулинарный.

Это в те годы, когда вся страна укатывалась от хазановских историй про выпускника кулинарного техникума! Ванечка тоже часто над ними укатывался – он вообще был смешливым парнишкой.

Сейчас он выказывал ей свою радость по поводу встречи в виртуальной вселенной и… предлагал накормить ее настоящим борщом, а также другими вкусностями. Он-де слышал, что жизнь у бизнесвумен нелегкая и едят они нечасто.

Надежда сначала посмеялась, ведь все воспринималось еще с тех, детских времен. А потом почему-то подумала, что не против отведать борща в исполнении Ванечки Борщева. Уж больно чистым и незамутненным парнишкой был их вечно улыбающийся, толстощекий Ванечка.

Нет, мысли о продолжении банкета со с детства знакомым поваром – где-то в ином месте – даже не возникало. Возможная любовь – раз уж у нас в душе оттепель – отдельно, а борщ и котлеты – отдельно.

Неожиданно для себя самой Семенова нажала на телефоне кнопку вызова – номер она записала, когда просматривала сайт. А что, все равно где-то надо поесть?

Ванечка ответил мгновенно, как будто и в самом деле ждал звонка:

– Ал-ло? – Голос у него – словно вот-вот расхохочется.

– Ванечка, это Надя Семенова говорит, помнишь такую?

– Еще бы! – восхитился голос в трубке. – Попробуй тебя забыть!

– Как насчет того, чтобы угостить меня борщом?

– Сорок минут дашь? – вопросом на вопрос ответил выпускник кулинарного техникума. – У меня все нарезано.

– А ты где находишься? – уточнила Надежда.

– На Бауманской. Ближе к Елоховке. Есть здесь такая забегаловка. Борщ, котлеты, пельмени. Все, чему учили, – засмеялся Ванечка. – Ты ж понимаешь.

– Русский фастфуд? – усмехнулась Семенова.

– Артиста обидеть каждый может! – Обиженный артист почему-то все равно улыбался. – Приходи, попробуй. Если потом не захочется облизать пальцы – можешь треснуть меня половником. Только дай мне сорок минут.

– Да сейчас такой трафик, что я тебе, может, и полтора часа дам.

– Не страшно, – успокоил повар. – Я кастрюлю в скатерти старые заверну. – И продиктовал Надежде точный адрес.

Пробка, будто повинуясь разгоревшемуся Надеждиному аппетиту, вдруг как-то подрассосалась. Все двинулось поживее, и Семенова довольно скоро свернула с Садовки направо, к Бауманке.

Еще через семь минут она уже парковалась перед неказистым заведением с фигурой улыбающегося повара-толстяка над входной дверью. Привычно оглядела машины клиентов заведения. К ее удивлению, у входа стояли не только эконом-иномарки, но и вполне приличные седаны и джипы. Хотя, может, они просто парканулись на свободное место?

Дверь открылась довольно туго, рачительные хозяева явно не собирались переплачивать за отопление. Правильно делают, оценила Семенова – за ней с улицы влетел целый сноп белесого холодного воздуха с порхающими в нем снежинками.

После первой двери был небольшой тамбур со следующей. Вот эта открывалась легче.

Гардероба, как и предполагала Надежда, предусмотрено не было: посетители развешивали свои куртки и дубленки либо на спинки стульев, либо на вбитые в стены крючки.

В общем, не «Метрополь».

Однако все изъяны искупались божественным запахом горячей и действительно вкусной еды. Вот уж где ничего общего не имелось с ароматами советских столовок!

Ванечка налетел на нее как вихрь, обнял и расцеловал. Начал со щек, но не забыл и в губы.

– Привет, привет, – отстранилась слегка ошарашенная натиском Семенова. – Ты мне всю помаду размажешь.

– Подкрасишь, – не расстроился неунывающий повар.

Ошибиться в Ванечкиной профессии было невозможно: белая куртка (действительно белая, Надежда даже пятнышка не нашла), белые штаны и высокий белоснежный колпак.

– Раздевайся, – суетился вокруг нее Борщев. – Садись к окну – лучшее место.

Надежда благодарно согласилась. Сидеть и смотреть в большое, без переплета, окно на беспокойную московскую улицу было и в самом деле приятно.

А уж когда одноклассник принес дымящуюся тарелку бесподобнейшего борща…

Надежда быстро перестала задавать себе вопрос, зачем она сюда приехала.

Тарелка была большая – такая, какой и должна быть по определению, – то есть глубокая. Семенова сразу подумала о том, как бы поделикатнее не доесть половину. Пока придумывала – доела все.

По телу сразу разлилась приятная теплая истома.

Однако праздник еще не закончился.

Ванечка – все в том же одеянии и колпаке – на вытянутых руках гордо нес еще одно, парящее изумительно вкусным паром блюдо. На этот раз – с пельменями.

– Пам-пара-рам! – сам себе изобразил фанфары Борщев и водрузил блюдо на стол. – Лично лепил. Исключительно для тебя.

– А для остальных посетителей? – уточнила гостья. – Им не положено, что ли?

– Ну, и для остальных посетителей, – не смущаясь, согласился Борщев. Он на секунду убежал и вернулся с двумя соусницами: в одной – сметана, в другой – майонез. Локтем Ванечка прижимал к боку бутылку с кетчупом.

– Ну, теперь вроде все, – оценил он убранство стола и сел напротив Надежды.

Несколько секунд они, улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Ты ешь, ешь, – прервал молчание Ванечка. – В них – никакой свинины: только курица, телятина и баранина.

– А ты чего, борец со свининой? – поинтересовалась Надежда.

– Нет, но, говорят, так полезнее. Плюс не отпугиваем мусульман.

– И иудеев, – для полноты картины добавила Семенова.

– Нет, у них там с кошером свои заморочки, – отверг предположение Борщев, легко употребив малораспространенный термин.

– А ты что, и в этом специалист? – уважительно спросила женщина.

– Была идейка с этническими кафе, – объяснил Ванечка, – но не сложилось.

Они смотрели друг на друга и жалели, что столько лет не общались. Ванечка вообще глаз с Надежды не сводил.

А у нее настроение повышалось от одного его вида. Вряд ли это была любовь – по крайней мере, никакого физического влечения она не испытывала, – просто ей было хорошо с ним рядом.

– Я ж тебя со школы обожаю, – наконец признался Борщев.

– Ага, – не поверила Надежда. – То-то тебе всего четверть века понадобилось, чтоб меня на пельмени пригласить.

– Нет, я гораздо раньше тебя нашел, – Ванечка стал серьезный. – Но мне сообщили, что ты уехала в Америку на ПМЖ.

– И ты рванул за мной в Америку? – подколола Надежда.

– Куда там! – не стал спорить Ванечка. – Я решил, раз тебя не найти, жениться на такой же.

– Это что-то новенькое. Удалось?

– Да. Трижды.

Не успела Семенова переварить сообщение, как он протянул ей фотографии. Женщины, на них изображенные, и впрямь здорово походили на Надежду.

– Бедняга, – пожалела она друга. – Так с тремя и живешь?

– Нет, по очереди. Женился – разводился.

Семенова, беседуя с Ванечкой, потихоньку теряла чувство реальности. И чувство юмора тоже.

– А что ж разводился?

– Плохие характеры, – смешно развел руками Борщев. – Если честно, просто стервозные.

– Так и у меня такой же, – вдруг дошло до Надежды.

– Это точно, – до обидного легко согласился Ванечка.

– Не боишься, что буду четвертой?

– Нет. С тобой хотя бы есть за что страдать.

В Надеждином мозгу промелькнула неприятная мысль про деньги – все же дама она состоятельная. Промелькнула и исчезла.

Потихоньку, за разговором, исчезла и внушительная гора тоже невероятно вкусных пельменей.

– Аж дышать трудно, – созналась Семенова. – Три недели диеты коту под хвост.

– От хорошей еды не толстеют, – не согласился Ванечка.

Надежда в утешительную сентенцию не поверила: сам Борщев образцом стройного мужчины точно не являлся.

– А хочешь, пойдем погуляем, – предложил повар.

Она, подумав, согласилась. Уходить не хотелось, время до следующей встречи еще было.

Ванечка на минутку отошел и появился уже в джинсах и куртке. И даже без колпака. Надежда ожидала увидеть под колпаком сверкающую лысину, однако там оказались редеющие, но еще вполне приличные каштановые пряди.

Они под ручку, пешком пошли гулять по тихим бауманским дворикам.

Вскоре выяснилось, что Борщев разбирается не только в пельменях. Семенова сама провела в этих краях пять студенческих лет и набродила немало километров. Но не знала ни про церковь, где крестили Пушкина, ни про Зверевский центр. Последнее, впрочем, она и знать не могла: в ее времена постоянно поддатый и безумно талантливый художник Зверев известен был крайне узкому кругу ценителей несоветского изобразительного искусства.

Они никуда не заходили – просто неспешно шлялись по узким переулкам. Здесь даже спешащих людей – признака столицы – почти не было. Если и попадались прохожие, то или местные, в основном пожилые жители, или такие же, как они, бесцельно гуляющие.

Встретившуюся на пути пару-тройку небольших современных бизнес-центров парочка постаралась просто не заметить.

Полтора часа пролетели очень быстро.

– Вот и сожгла все калории, – порадовал ее Ванечка.

– Значит, зря кормил? – улыбнулась Надежда.

– Ничего не зря, – рассудительно объяснил друг-повар. – Ты удовольствие получила?

– Еще какое! – честно призналась Семенова. – И от твоего угощения, и от прогулки.

– А говоришь, зря.

Прощались около ее машины.

Надежда заметила оценивающий взгляд Ванечки. Нет, она не сомневалась в искренности его намерений: он и в детстве не был расчетлив или жаден. Она сомневалась в другом: может ли состоятельная женщина встречаться с поваром?

Опять же, ей с финансовой стороны от Ванечки точно ничего не нужно. Да и он столько лет искал Семенову не ради ее кошелька.

Просто когда мужчина по социальному статусу много ниже женщины – нужно, чтобы это устраивало обоих. Природа же в среднем заложила обратные подходы.

И еще вопросик. Может, даже более важный, чем первый. По крайней мере – на следующие две недели.

Сможет ли она увидеть в круглом и самодостаточном Ванечке желанного мужчину? Пусть даже не на всю жизнь, а на какое-то время.

Надежда вдруг остро почувствовала, как ей хочется любви. И как она только существовала в «автономном плавании» все эти годы?

– Я очень негламурный? – вдруг спросил Ванечка, взяв ее за руку.

– Очень, – ответила Семенова.

Сам напросился. К тому же его всю жизнь тянет к стервам.

– А хоть какие-то шансы у меня есть? – Он даже подрастерял свою веселость.

– Не знаю, – вздохнула Надежда. – Ну что, давай прощаться?

– Давай, – невесело сказал Ванечка. Сейчас он был совсем не так напорист, как при встрече.

Она села в машину, завела двигатель.

Он так и стоял перед парковкой. Не махал рукой, не посылал воздушных поцелуев. Просто стоял и смотрел на Надежду.

Она уже начала сдавать задним ходом, как вдруг решилась.

Остановилась – с уже высунутым на проезжую часть багажником, – открыла окно и крикнула:

– Ванечка, а в командировку с нами поедешь? У нас тут автотуризм намечается, до Пскова.

– Поеду, – воспрял Ванечка. – Только у меня машины нет.

– Это не страшно, – отмахнулась Надежда. – Но там могут и другие проблемы возникнуть. Сразу предупреждаю.

– Это не страшно, – повторил ее слова Борщев. – Я огромен и ужасен. – Он снова был весел и доволен жизнью.

– О,кей! – закончила Семенова. – Я тебе позвоню в ближайшие два дня.

– Буду ждать! – заорал Борщев, перекрикивая гудки остановившихся автомобилей, водители которых искренне проклинали тупую овцу на маленькой «Ауди».

Надежда средним пальцем левой руки продемонстрировала мужланам неприличный жест и, вырулив-таки на проезжую часть, стартанула вдоль улицы – заряженный мотор ее небольшой машинки позволял многое.

Настроение у нее явно поднялось. Получится с Ванечкой или не получится – или даже не с Ванечкой, – будущее покажет. И она в это будущее хочет верить. И уже немножко верит.

Значит, привет настоящему.

А там – будь что будет.

Глава 18

Компания в сборе

16–17 декабря 2010 года. Москва – Псков

В итоге компашка у автотуристов подобралась внушительная.

Ефим даже попросил дружественную автофирму предоставить им «Фольксваген мультивен» – микроавтобус на семь мест, с полным приводом и увеличенным на пять сантиметров клиренсом. Обещал этакий расширенный тест-драйв по российским зимним дорогам. Туда-сюда – больше тысячи километров. По возвращении – полновесный фоторепортаж.

А иначе никак не усаживались, либо на двух машинах ехать, что неудобно.

И никого не высадишь.

Вичка привела Игумнова – ведь именно он должен был снимать фильм об ужасных коррупционерах, – следовательно, сама твердо рассчитывала на место.

Ефим попытался было усомниться в ее правах: главное-то – не снять, а показать по центральному каналу, и Игорь Игумнов, как выяснилось, был еще не в той весовой категории, чтобы это пробить.

Пробил будущий показ – по крайней мере, обещал поспособствовать – совсем другой человек, высокопоставленный милицейский друг Ефима Береславского. В отличие от прежних времен, милиционерам тоже пришлось учиться сложной и многомерной науке «паблик рилейшнз». Самые талантливые, похоже, освоили: иначе некоторые грабительские схемы выглядели бы вообще неприступными.

Короче, Вичкин вклад стал менее значительным, чем ожидалось поначалу. Но тем не менее высадить Вичку не удалось: она оказалась не менее упертым персонажем, чем ее мама.

Следующие два места занимали Надежда Владимировна и ее новый старый друг, вечно улыбающийся Иван Петрович Борщев. Сначала он своей постоянной улыбкой здорово раздражал Береславского. А может, и не улыбкой, а тем, что как-то уж слишком молниеносно занял место рядом с Семеновой, на которую у беспринципного профессора имелись в поездке свои планы.

Впрочем, позже Ефим вынужден был признать, что Ванечка – его так звали все, даже Вичка – действительно хороший мужик, компанию никак не отягощавший.

Еще должна была ехать Вера Ивановна, однако, слегка простыв, Бабуля сама отказалась от этой идеи, чтобы не создавать сложности окружающим.

Незадолго до отъезда к путешественникам присоединился еще один пассажир.

Он сразу вызвал у предводителя только положительные эмоции: добрый, умный, рукастый – что еще требуется от человека в походе? Вичка, похоже, не была в восторге от этой новости, но Бориска, имевший особые заслуги перед семьей, проявил настойчивость и сейчас занимал не самое удобное, зато честно заработанное место на третьем ряду сидений.

Последний член экипажа появился, как ему и положено, в последний момент. Можно сказать, вскочил в отъезжавший вагон.

Это произошло следующим образом.

Ефим завтракал, Наталья, жена, хлопотала рядом. Она всегда нервничала, когда супруг собирался в очередную поездку. А развитая за годы совместной жизни интуиция подсказывала ей, что Ефим опять вляпался в какую-то небезопасную историю.

Наталья еще помнила нервное времечко, когда пули влетали через окно прямо в их спальню[2].

Пожарив неугомонному любимому яичницу, сделав тосты со сливочным маслом и налив большую, специально купленную кружку горячего какао, жена уселась напротив, подперев подбородок рукой.

Ефим Аркадьевич, не забывая жевать, внимательно посмотрел на супругу. Не как каждый день, мельком, а внимательно.

Да, Наташка старела. Морщинки вокруг глаз и губ стали заметны. И давно не ходила в парикмахерскую – седые пряди нахально выбивались из прически.

Сердце Ефима дрогнуло от сочувствия к верной подруге: для мужчин этот процесс тоже безрадостен, но обычно гораздо менее трагичен.

– А ты чего к косметологу не сходишь? – спросил он. – Раньше ж регулярно моталась на свою, – он запнулся, вспоминая мудреное слово, – мезотерапию.

– Так денег не стало, – развела руками Наташка. – А что, я теперь очень старая, да? Заметно сильно?

– Да брось ты, Наталья. Мне вообще не заметно.

Здесь он был почти честен: Ефим Аркадьевич не то что новую морщинку слабо замечал, он даже когда Наташка подстриглась, устав от длинных волос, умудрился и этого не заметить.

Но Наталья расстроилась всерьез. Ничего не сказала, повернулась и тихо вышла в другую комнату.

Ефим, засопев, стал раздумывать над ситуацией.

Для Наташки он сделал бы все. Когда у нее в правой груди обнаружилась опухоль, Наталью лечили лучшие доктора, и пока не выяснилось, что новообразование безопасно, – Береславский даже свой знаменитый аппетит потерял.

Но там он хоть чем-то мог помочь: связями, друзьями, деньгами – на ее лечение деньги бы точно нашлись, даже если б ему пришлось остаться без любимого, хоть и поношенного, «Ягуара».

А здесь он чем поможет? Остановит ход времени? Найдет где-нибудь в Гималаях – а что, для бешеной собаки семь верст, даже в гору, не крюк – эликсир вечной молодости?