Вера, Надежда, Виктория Гольман Иосиф
– Мне что, их теперь не отдадут? – Михаил Иванович решил идти от обратного.
– Отдадут, конечно, – успокоил киприот. – Вон анкеты с тобой заполним, – он показал на листы в руке гостя. – Только сначала надо понять, как у тебя дела в России.
– А при чем одно к другому?
– Сайпрус теперь – часть единой Европы. Работает по европейским нормам. Слышал про борьбу с отмыванием?
– Слышал, слышал.
– Может быть запрос в Россию. Суммы-то немаленькие.
– Пятнадцать лет прошло. Даже если бы я банк ограбил, и то бы срок вышел.
– А никто и не говорит про старые претензии. Главное, чтоб новых не появилось.
– Давай, Костас, придумывай что-нибудь. Я в долгу не останусь. В России у меня проблемы, но, слава богу, не уголовные. Идет прокурорская проверка. Дело не заводили. Я свободен в передвижениях.
– Уже лучше, – улыбнулся Костас.
– А тебе я дам сто тысяч. Если уложишься в два дня, включая сегодняшний. За каждый следующий – минус двадцатка.
– То есть через пять дней я буду на тебя вкалывать бесплатно? – Костас, привыкший к русским клиентам, знал даже такие словечки, как «вкалывать».
– А ты думаешь, все так сложно? – Теперь Синегоров начинал волноваться всерьез. Адвокату не было никакой нужды затягивать работу.
– Ладно, не будем нервничать раньше времени, – успокоил его Костас.
– Не будем, – согласился Михаил Иванович.
Он решил взять себя в руки. Костас – адвокат в четвертом поколении, проныра страшный. Остров маленький, какая-нибудь лазейка да найдется. Не могут же они взять и отнять двенадцать лимонов!
Синегоров вернулся в номер, надел плавки и поднялся в бассейн, расположенный на крыше отеля. Воду в него закачивали из моря и подогревали. Солнце же и воздух вообще были самыми что ни на есть натуральными.
Бывший чиновник вволю поплавал и поплескался. Вернувшись в номер, постоял под горячим душем. Смыл соль и усталость. Даже настроение поднялось. Теперь – в прибрежный ресторанчик.
Он оделся, по привычке посмотрел на мобильный. Так и есть, пропущенный вызов от Костаса. Не прогадал ли, пообещав проныре целых сто тысяч за скорость?
Костас ответил сразу.
– Мьиша, у тебя проблемы, – сказал он. – Ты в розыске Интерпола.
– Я сейчас к тебе приду, – у Синегорова екнуло сердце.
– Не надо. В офис не приходи. Встретимся завтра. Я позвоню сам, только трубку держи рядом.
– Ладно, – ослабевшими губами ответил Михаил Иванович.
Есть уже не хотелось.
Чтобы быстрее прошло время, лег спать – на улицах стемнело. Однако и не спалось. Повертевшись с боку на бок, Синегоров поднялся и решил пройтись по набережной.
Когда вышел из гостиницы, показалось, что, кроме его собственной тени, за ним двинулась еще одна тень. Остановился, присмотрелся – никого не было.
Пошел вдоль берега налево.
В Лимассоле набережная благоустроена только в туристической зоне. В городе это довольно темное и безлюдное место. Впрочем, здесь нет бандитов и хулиганов, так что безлюдность не вызывала никаких опасений. Более того, Михаил Иванович обрадовался ночному одиночеству. Ему вообще не хотелось видеть человеческих лиц.
Он быстро устал – надо было лечить сердце в России, сколько раз ему говорили, тот же чертов Шевелев говорил – и решил вернуться в гостиницу. Когда шел обратно – показалось, что опять мелькнула и спряталась тень. Теперь она была впереди него.
Да, расшалились нервишки.
Синегоров старался глубже вдыхать вкусный морской воздух, чтобы сердце перестало стучать так часто.
Справа стоял глухой бетонный забор. Слева лежала дорога с редкими в этот сезон машинами и мотоциклами. За дорогой – узкая полоса пляжа и бескрайнее море: в самой дали угадывались огни стоявших на рейде судов.
Может, у моря посидеть?
Пока раздумывал, тень окончательно отделилась от рекламной тумбы, за которой прятался ее обладатель.
Они быстро сближались. Незнакомец был в легком темном плаще. Михаилу Ивановичу стало страшно: вдруг это грабитель? Неудачнику и в безмятежном Лимассоле может встретиться уголовник.
Он судорожно сжал в кармане несколько смятых бумажек. Наверное, этого хватит, чтобы откупиться. А может, просто игра воображения? Тоже, как и он сам, гуляет мужчина.
Когда до человека осталось два метра, тот остановился.
Нет, это не была игра воображения.
Синегорову надо было бежать. Или кричать. Или драться.
Но не было сил.
Прямо перед ним стоял Леон.
В его руке тускло отсвечивал отраженным светом крепко зажатый нож…
Эпилог 2
Полгода спустя
Тендерная «война» давно закончилась, и жизнь пошла своим чередом. Надо сказать, неплохим чередом.
Ефим Аркадьевич, поделив с Сашкой Орловым заработанные на тендере деньги, разом решил проблемы «Беора» и… неожиданно его покинул, одномоментно бросив то, что худо-бедно кормило его восемнадцать лет. Сашка сначала крепко обиделся, потом понял закономерность случившегося и простил.
Тем более что финансовые вопросы при уходе даже не поднимались: деньги за свою долю «Беора» Береславский отказался брать из принципиальных соображений.
Договорились лишь, что за Ефимом остается часть бесплатной офисной площади, которую бывший владелец может использовать по своему усмотрению.
– Что хоть делать-то собираешься? – спросил Сашка у своего беспутного дружка-профессора.
– Пока не знаю, – честно ответил тот. – Арт-бизнес точно не брошу. Преподавать продолжу. Ну и еще что-нибудь придумаю.
Оба в душе понимали, что почувствовавший вкус вольных хлебов – и при этом очень немалых денег – Береславский в родное ярмо уже не вернется никогда. Хотя какое это ярмо по сравнению с Сашкиным? Что, профессор хоть когда-нибудь утруждал себя ежедневной десяти-двенадцатичасовой работой?
Но Сашке нравится тяжелая пахота и ее постоянство, а Береславскому и то, и другое – нет.
Короче, из связки Береславский – Орлов в «Беоре» осталось только второе. Впрочем, даже само присутствие профессора на территории «Беора» уже приносило деньги. А потому его добровольное отлучение от рекламной «церкви» друзья решили не афишировать.
Пока что Ефим Аркадьевич присматривается к новой для себя жизни. И хочет организовать время от времени действующее предприятие весьма специфического толка: что-то типа решения сложных бизнес-проблем нестандартными методами. Чтобы сидеть в офисе, играть в авиасимулятор, смотреть мультфильмы типа «Футурамы», «Симпсонов» или «Южного парка» – еще одна его тайная страсть – и не делать ничего обязательного. Зато время от времени – это принципиальный момент – свершать нечто грандиозное, чтоб и для денег, и для души. А главное – чтобы не скучно было.
В общем, с профессором, а следовательно, и с Натальей, все хорошо.
То же можно сказать и о Кругловых.
Еще одна диагностика девочки прошла удачно. Теперь тесты будут все реже, причем к следующему – современный томограф появится и в родном городе Маргаритки. А дома, как известно, стены помогают. Тем более что оборудование поступило в регион не без их собственных стараний.
Так что все будет хорошо.
Лене, правда, сложновато сейчас ходить – живот уже здорово выпирает. Зато как приятно ощущать в себе новую жизнь! И как радостно за Круглова, когда вечером он осторожно прикладывает свою маленькую, но сильную ладонь и слушает движения родного человечка. Маргаритка – так та вообще с братиком наловчилась разговаривать. Даже утверждает, что понимает его ответы, когда тот толкает мамин живот изнутри.
О бывшем губернаторе – ни слуху, ни духу. Вот уж точно как в воду канул. Впрочем, никто по нему не скучает. Был человек, добивался чего-то. К чему-то стремился. А исчез – и черт бы с ним.
Злая доля. Но каждый сам кузнец своего счастья.
У Надежды Владимировны очень много работы. Фирма развивается. Прежде всего благодаря заработанным на тендерных поставках деньгам. С финансами все нормально. Семенова-средняя, поразмыслив, даже решила вложить часть средств в благотворительность. Не в абстрактную, а самую что ни на есть конкретную. Докупила за свой счет технику – системы для диализа, аппараты ультразвуковой диагностики, офтальмологическое оборудование, ортопедические кровати – и доукомплектовала заявку одной из райбольниц. Пусть останется след от ее деятельности в городке, даже названия которого раньше не слышала.
Ванечка полностью в курсе, одобряет, еще и собственных средств немного добавил. Очень похоже, что дело у них неотвратимо идет к свадьбе.
Вера Ивановна по-прежнему практикует. Фониатр для вокалистов – фигура незаменимая. И теперь мыслей о собственной ненужности у старого доктора не бывает. Ну, для точности, почти не бывает. Потому что тяжеловато жить, когда твоих сверстников практически не осталось. Тяжеловато – но можно.
Вичка с Бориской по-прежнему всегда вместе. И по-прежнему – не в тех отношениях, о которых мечтает Савченко. Впрочем, он не унывает. Чего-чего, а уверенности в себе этому рыжему парнишке не занимать. Так что, глядишь, своего добьется. Рано или поздно. Хотя слово «поздно» ему никогда не нравилось.
Наталье же настолько пришлись по вкусу автопутешествия, что с дурных денег, заработанных в прямом смысле слова кровью благоверного, она упросила Ефима купить ей мультивэн. Точно такой же, как тот, на котором они скатались в Псков.
Конечно, бедная женщина от любых бы сумм отказалась, лишь бы забыть несколько страшных картинок из недавнего прошлого. Однако что случилось – то случилось. Так что теперь, когда Ефим стал гораздо свободней, они частенько практикуют двух-трехдневные поездки-побеги.
Раз – и нет Береславских.
То вокруг Онежского озера катаются. То на Южный Урал лыжи навострили. А то просто – в Калугу или в Коломну. Нет такого городка в России, где внимательному глазу не представилось бы рассмотреть что-то визуально приятное. И нет такой дороги, по которой этим непоседливым гражданам не хотелось бы проехать.
Про Сухова никто ничего не знает. Как и про Синегорова. Кроме Береславского, которому по секрету рассказал Перов. А Береславский, несмотря на бесконечную любовь к трепу, настоящих секретов никогда не разбалтывает. Ни своих, ни чужих.
Так вот. Сухов за дальнюю границу сбежать не успел. А может, и не стремился. Сменив документы, осел на Украине, благо имел там множественные связи. И сумел вывезти в вынужденную эвакуацию немало денежных средств.
Жил неплохо, занялся бизнесом, пассию себе завел.
Подвели все те же множественные связи.
Ищейки Перова выследили бывшего генерала в его усадьбе под Полтавой. Вместе с местными ментами пришли его брать. Генерал был неплохо вооружен, потом при нем нашли целый арсенал. Однако вторую полтавскую битву Василий Геннадьевич организовывать не стал.
Выстрел прозвучал всего один. Второго не понадобилось.
Перов долго размышлял над судьбой этого человека.
Сухов – не Синегоров. Службу начинал честно. Спасал людей. Рисковал шкурой. Если б не вечные соблазны – вполне могли бы дружить домами.
Но у истории – хоть государственной, хоть личной, – как известно, сослагательных наклонений не бывает. А жаль.
У самого Перова тоже не все гладко. Стремительная его карьера ни в коем случае не оборвалась. Более того, есть тенденция к ее дальнейшему продолжению. Но совместятся ли его все более и более высокие должности с его же старым, постоянным, не меняющимся чувством долга и ответственности – перед людьми, перед семьей, перед страной, наконец?
Вопрос.
Большой вопрос.
Впрочем, если бы наша жизнь постоянно не ставила перед нами все новые и новые вопросы, жить стало бы совсем неинтересно.
Эпилог 3
Измайловский парк. Год спустя
Прошел ровно год с описываемых событий.
Почему задумали встретиться – у каждого были свои причины.
Вичка молча решила отметить год со дня смерти Игоря Игумнова. Она и сейчас не знала, любовь ли это была или что-то иное. Но Игорь погиб из-за нее и ради нее. И Вичка не собиралась этого забывать.
Савченко, так же молча, Семенову-младшую в этом решении поддержал. Сначала съездил с ней на Митинское кладбище. Подождал, пока девушка постоит у могилы в одиночестве. Затем подошел сам.
Теперь, когда Вичка сказала о предстоящей встрече, Борис очень постарался и выделил такое дефицитное для активно вкалывающего аспиранта время. Пожалуй, это был единственный выходной за последние два месяца его работы.
Надежда Владимировна тоже решительно освободила свой график: годичной давности события круто изменили ее жизнь. Причем в замечательную сторону. И деньги заметные на фирме завелись, впервые с начала кризиса. И жизнь стала более осмысленной с появлением Ванечки. Долгожданная оттепель постепенно перешла в весну, которая не кончается уже почти год. И даст бог, еще долго не кончится.
Надежда даже начала задумываться о ребенке. Безумие, в сорок четыре-то года, – но так хочется!
Вичка поддержала идею двумя руками. Сказала, что невероятно прикольно, когда тетя и племянница – одного возраста.
Можно подумать, Семенова-средняя мечтает о втором ребенке ради прикола.
Ванечка счастлив даже от одной мысли о возможном принце. Или, еще лучше, принцессе.
Вера Ивановна тоже горячо одобрила. Сказала, что современные тест-системы снимают самую страшную ответственность «возрастных мам» – возможные генетические отклонения. Но – даст бог, если все-таки решатся, – никаких отклонений не будет. Уж очень оптимистичен окружающий фон.
Приняли приглашение и Кругловы с дочкой, и Ефим Аркадьевич с Наташей. Так что, когда все встретились у выхода из метро «Партизанская», компания собралась довольно большая.
Для начала пошли на Измайловский вернисаж.
Сам новостройный дворец особо никого не прельщал. И огромный блошиный рынок – тоже. Народ вдруг дружно устремился к искусству, поднявшись наверх, на так называемую Аллею живописцев.
Вот там было хорошо все. И ярко сверкавшее зимнее солнце. И удивительно белый для Москвы снег – вот что значит отсутствие автомобилей! И отражавшие небесный свет полотна местных художников. Они висели, стояли и лежали вокруг, опекаемые авторами или перепродавцами, по обе стороны многочисленных длинных дорожек.
А добрая половина мастеров кисти, оказывается, знала Ефима Аркадьевича. Он тут лично отстоял все выходные позапрошлого года, когда внезапно увлекся арт-бизнесом, и как всегда, начал не с того, с чего нужно. Правда, Береславский не жалел о потерянном времени. Говорил, что так натренировал глаз, как будто год прожил в музее.
Пока дошли до конца вернисажа, Ефима уже раза три или четыре отзывали в сторону и приватно угощали. Поэтому профессор был даже веселее, чем обычно.
По дороге каждый старался побаловать своего любимого/любимую. И все вместе – единственного ребенка, Маргаритку. Она была абсолютно счастлива, как и ее родители. Кстати, Вичка впервые наблюдала девочку без марлевой маски. Ее теперь перевели с полугодового на годовой цикл обследования. Но даже без мудреных томографов было видно, что с ребенком все нормально.
Вера Ивановна тоже не удержалась. Когда Марго засмотрелась на заварной фарфоровый чайник с ярчайшим желто-красным – на ярко-белом фоне – петухом на боку, Семенова-старшая немедленно реализовала девочкину мечту. Маргаритка нежно прижала петуха к себе и в принципе уже была готова заканчивать прогулку.
Гулянье и в самом деле вышло немаленьким: в общей сложности, со сборами перед метро, ходили больше полутора часов. Очень прилично для морозного февральского денька.
Но разбегаться не хотелось. Душа требовала продолжения банкета.
И его решили продолжить неподалеку, в самом Измайловском парке, где Ефим гарантировал очень вкусный ресторанчик. Похоже, он действительно знал все вкусные ресторанчики этого района, недаром его друг-доктор, чтобы улучшить показания профессорских анализов крови, грозился зашить Ефиму Аркадьевичу рот.
Компания дружно направилась к выходу, вдоль бесконечных торговых рядов с разными ярмарочными разностями. Так что тоже получилось не быстро. Потом миновали выход в метро и по подземному переходу пересекли неширокое Измайловское шоссе.
И вот они уже в лесу.
Здесь тоже довольно много гуляющих. И много солнца и света. Правда, исчезли картины и фарфоровые чайники. Зато появились сосны и высоченные липы.
В душах у тех, кто постарше, не исчезало ощущение какого-то с детства любимого праздника. Ну а кто помладше, был счастлив просто так, безо всяких аллюзий и ассоциаций.
Сплоченный коллектив прошел мимо рекомендованного Береславским ресторана. Решили еще чуть-чуть погулять: чертовски не хотелось уходить из-под лучей не слишком теплого, но такого яркого и праздничного солнца.
Все двинулись в глубь парка, чтоб минут через десять-пятнадцать развернуться обратно и тогда уж – на выходе – хорошенько поесть.
Постепенно дорожки сузились. Народу стало заметно меньше. А птичьих голосов и следов чьих-то лапок на чистом снегу – больше.
Хорошо!
На скамейках, стоявших через равные промежутки вдоль дорожки, почти никто не сидел. За все время – только старичок, кормивший воробьев раскрошенной булочкой. Да пара влюбленных, которым что на экваторе, что в морозильнике – лишь бы целоваться не мешали.
Поэтому когда у одной из скамеек собралась возбужденная мини-толпа – гуляющие не заметить этого просто не могли.
Все невольно повернули головы. И увидели то, что лучше бы не видеть: заплаканную мамашу, заплаканную бабушку, перепуганного отца, неловко тыкающего в кнопки мобильного телефона. Их малыш – лет шести-семи, примерно Маргариткиного возраста – лежал на скамейке, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как ему плохо.
Вера Ивановна в одно мгновение преобразилась: из очень пожилой женщины, нежно, но надежно влекомой Вичкой и Борисом под руки, она стала тем, кем была всю жизнь – доктором Семеновой.
– Что случилось? – совсем не старым голосом спросила она у деморализованных родителей. – Я врач. Меня зовут Вера Ивановна.
Даже если бы кто-то спустился с небес, они не обрадовались бы больше.
– Он цветок понюхал, Вера Ивановна! – наперебой запричитали мама и бабушка. – В оранжерее! Буквально пять минут назад! И сразу стало трудно дышать! Мы вывели его на воздух – и вот теперь такой ужас!
– Раньше подобное когда-нибудь было? – Семенова-старшая слушала родственников пацана, а сама цепкими пальцами исследовала оплывающее на глазах горло.
– Никогда! – хором ответили те.
Отец наконец дозвонился до «Скорой» и объяснял диспетчеру, где они находятся.
– Что-нибудь антигистаминное есть? – спросила старая докторша.
Мамаша вместо ответа навзрыд заплакала – ребенок беспомощно открывал рот, явно не получая жизненно необходимого ему кислорода.
– Молчать! – как старшина, рявкнула Вера Ивановна. – Отвечать на вопросы!
– Нет, – почему-то похлопав себя по карманам, сказала бабушка. Мамаша продолжала всхлипывать, правда, теперь беззвучно.
Вичка с ужасом смотрела в лицо малыша, разом вспомнив Бабулин рассказ об умершем от удушья мальчике. И о законе парных случаев, о котором услышала тогда же.
Господи, упаси нас от таких парных случаев!
Отек на глазах нарастал, мальчик хрипел и уже не стонал. Теперь даже не медикам становилось ясно, что ни одна, пусть и самая быстрая, «Скорая помощь» помочь мальчику не успеет. Это было ясно и Вере Ивановне.
На мгновение она оцепенела. Потом, похоже, приняла какое-то решение.
– Бориска, снимай дубленку! – приказала она.
Савченко мгновенно скинул легкую короткую замшевую куртку.
– Скатай в валик, положи мальчика на спину, валик – под шею. Голову запрокинь ему, чтоб кадык выступал.
Над головами людей нависла мертвая тишина. Казалось, даже птицы перестали орать.
Малыш лежал на спинке, запрокинув голову и безуспешно пытаясь захватить ртом хоть чуть-чуть воздуха. Никакого кадыка у такого маленького еще, конечно, не было.
– Вы уверены? – дрожащим голосом спросил несчастный отец.
– Если ничего не делать, он умрет через пять минут, – безжалостно ответила Вера Ивановна.
– Делайте, – тихо сказал мужчина.
– У кого есть нож? – спокойно спросила Вера Ивановна.
Она и в самом деле, приняв решение, успокоилась.
Нож нашелся у парня, подошедшего позже. Современный нож, модный, с удобным корпусом и множеством лезвий. Но главное – из хорошей, качественной стали и очень острый.
Вокруг лавочки с пацаном и его несчастными близкими уже образовалась небольшая толпа.
– Всем – два шага назад, – приказала Вера Ивановна.
Толпа покорно отшатнулась.
– У кого есть водка, спирт, коньяк? – продолжила свои ужасные приготовления доктор Семенова.
Водка нашлась у пожилого бомжа, недопитая треть бутылки. Он отдал ее трясущимися руками, но вовсе не потому, что ему было жаль жидкости, составлявшей основной смысл его существования.
– Бориска, протри нож обильно смоченной салфеткой. Надя, протри ему шею. Лей щедро, пусть лучше будет лишнее.
Она стояла над мальчиком и, как военачальник, осматривала поле предстоящей битвы.
Где-то высоко, в воздухе, громко каркнула ворона.
– Плевать! – машинально ответила Вера Ивановна. Сейчас ее ничто не могло остановить. – Ефим, отбей носик у чайника. Нет, лучше ты, Борис.
Ефим облегченно вздохнул. Он откровенно растерялся и испугался. Когда так болеют дети – это гораздо страшнее, чем даже когда за тобой охотятся бандиты.
Савченко аккуратно, в три приема, разбил фарфор.
Носик остался практически невредимым, даже с небольшой частью примыкающего корпуса.
– Промой его спиртом! – велела старуха. – Лей все, не жалей!
Экономить не пришлось: у гуляющих нашлось еще две бутылки спиртного.
А Вера Ивановна замерла, как сомнамбула.
Трахеотомию можно делать как минимум тремя путями: верхнюю, рекомендованную. Нижнюю, менее желательную, так как можно задеть перешеек щитовидной железы. И среднюю, самую опасную в плане кровотечения. Но также имеющую свои преимущества. Наконец, разрез можно делать как поперек горла, так и вдоль.
Вера Ивановна отвела себе еще десять секунд на размышление.
Мальчик уже даже не хрипел. Еще немного – и он начнет агонизировать.
Семенова решилась.
Толпа вскрикнула общим тихим криком и отшатнулась.
Мальчик вряд ли почувствовал боль – он явно терял сознание. Зато снег под лавочкой сразу стал красным.
В разрез – используя лезвие ножа как расширитель – старая докторша аккуратно ввела фарфоровый носик от разбитого чайника.
Ее пальцы не дрожали.
Мальчик задышал сразу. В прямом смысле слова живительный кислород пошел в легкие. Быстро исчезла синюшность. Зато вернулось сознание, и – вместе с ним – пришла боль.
Вера Ивановна жестко удерживала малыша до приезда «Скорой». И лишь передав вахту, почувствовала, что силы на исходе.
Так что в итоге неотложные эскулапы, сделав все необходимое ребенку – антишоковую профилактику, противостолбнячную сыворотку, антигистаминные препараты и правильную обработку раны, – на всякий случай увезли в больницу и ее саму.
Вера Ивановна ехала в машине и с наслаждением слушала плач ребенка. Плачет – значит, живой.
А еще она думала о том, как хороша жизнь и что надо постараться пожить подольше.
Да, и, конечно, купить Маргаритке другого фарфорового петуха…
Читать бесплатно другие книги:
