Последняя загадка парфюмера Грановский Антон
Лиза пожала плечами:
– К разгадке какой-нибудь тайны. Вы, Семен Иванович, забыли три самых главных вопроса.
– Вы о чем? – продолжал недоумевать Долгих.
– Первый вопрос: какую дверь можно открыть этим ключом? Второй: что за ней скрывается? И третий, самый главный: кто сделал поправки?
Корсак щелкнул зажигалкой. Долгоносик посмотрел в его сторону и простонал:
– Я же просил…
– Извините, запамятовал. – Глеб жадно затянулся и потушил сигарету.
– Что за человек, – пробурчал Долгих, демонстративно зажимая нос платком.
Лиза глянула на него с легкой усмешкой, затем обратилась к Корсаку:
– Вы знаете, кому принадлежала картина сто с лишним лет назад?
Глеб кивнул:
– Московскому парфюмеру Генриху Брокару. У него была большая фабрика на Мытной. Знатный был господин. Снабжал мылом, духами и одеколоном пол-России.
– И что с его фабрикой случилось потом?
– То же, что и с остальными, – ответил Корсак. – Национализация. Впрочем, ничто не исчезает бесследно. Фабрика действует и поныне, только называется она «Новая заря».
– Откуда вы знаете?
– Я журналист, – просто ответил Корсак. – Знать все и обо всем – моя профессия.
– Про Брокара вам любой москвич расскажет, – угрюмо заметил Долгих. – И, кстати, если картина принадлежала ему, это многое объясняет.
– Что именно? – повернулась к нему Лиза.
Заполучив внимание девушки, реставратор вновь воспрял духом:
– Как известно, Брокар переписывал картины, которые ему принадлежали. Однажды он закрасил некую кошку, потому что, по его мнению, она портила композицию картины.
– С ума сойти! – снова покачала головой Лиза.
Долгих оживился еще больше.
– А однажды, – продолжил он, – Брокару показалось, что герцогиня, изображенная на портрете четырнадцатого века, слишком худосочна. И тогда он… Он… – Долгих вдруг замялся.
– Что? – спросила Лиза. – Что он сделал?
– Он…
– Семен Иванович хотел сказать, что Брокар увеличил герцогине грудь, – с ироничной усмешкой проговорил Корсак.
Долгоносик смущенно закряхтел.
– Вот это да! – еще больше восхитилась Лиза. – Но как он решился? Ведь тут нужно… особое мужество.
Долгоносик пожал плечами:
– Чего только не взбредет в голову дикарю? – Выдав эту сентенцию, реставратор посмотрел на часы и сказал, как бы невзначай глянув на Корсака: – Однако уже поздно. На дворе почти что ночь. Глеб…
– Иванович, – подсказал Корсак.
– Глеб Иванович, у вас наверняка есть важные дела, которые необходимо сделать сегодня.
– Вовсе нет.
– А у меня есть.
– Вы нас выпроваживаете? – поинтересовалась Лиза.
Долгоносик сконфуженно покраснел и выдавил:
– Я не это имел в виду.
– Семен Иванович имел в виду, что хотел бы остаться с вами наедине, – сказал Корсак.
Реставратор метнул в журналиста полный яда взгляд и покраснел еще больше. Лиза улыбнулась:
– Глеб, не наговаривайте, пожалуйста, на Семена Ивановича. Ему очень приятна ваша компания. Правда, Семен Иванович?
Лоб реставратора заблестел от капелек пота.
– Конечно, – сдавленно выговорил он.
– Ну вот, что я говорила! Хотя нам с вами и в самом деле пора уходить. Час уже поздний.
Лиза поднялась с кресла. Долгих сделал неопределенный жест, словно хотел ухватить девушку за руку, да на полпути испугался.
– Елизавета Андреевна, вы можете остаться, – нахмурившись, произнес он.
– Зачем?
– Мы могли бы еще раз посмотреть на картину под лампой Вуда.
– Я бы рада, но Глеб Иванович забирает картину. Я права, Глеб Иванович?
– Истинно так, – заверил ее Корсак, тоже поднимаясь с кресла.
Долгоносик выглядел сконфуженным и растерянным.
– Ну что ж… Раз так…
Он тоже встал.
В прихожей, пока Лиза натягивала сапожки-казаки, реставратор взял Глеба под локоть и отвел его в сторону.
– Вы меня обманули, – прошептал он.
– О чем вы?
– Никакой вы не брат. Вы самозванец.
Корсак дернул уголком губ и холодно проговорил:
– Полегче на поворотах, приятель.
– Предупреждаю вас, если вы вздумаете ухлестывать за Елизаветой Андеевной, я… – Глаза реставратора злобно сверкнули. – Я ни перед чем не остановлюсь. Так и знайте.
– Хорошо, я запомню, – спокойно сказал Корсак.
– Эй, заговорщики! – окликнула их Лиза. – Долго мне еще томиться в ожидании?
– Так и знайте, – еще раз проговорил Долгоносик, выпуская локоть журналиста из тощих, бледных пальцев.
Вечер выдался теплый. В воздухе пахло сухими листьями и влажной землей. Девушка подняла ворот джинсовой куртки и небрежным движением взяла журналиста под руку.
– В тщедушном теле этого господина бушуют поистине шекспировские страсти, – с усмешкой проговорил Корсак и затянулся сигаретой.
– Вы злой.
Прикурив от зажигалки Глеба, Лиза с любопытством спросила:
– Что он вам сказал?
– Когда?
– Там, в прихожей.
– Ну… Он сказал, что очень рад был со мной познакомиться. Просил не забывать и почаще заходить в гости.
Лиза легонько стукнула Глеба кулаком по плечу:
– Хватит дурачиться. Я вас серьезно спрашиваю.
– Ну если серьезно… Он сказал, что, если я буду к вам клеиться, он меня «зарэжэт». К счастью, мне это не грозит.
– Почему?
– Потому что мне и в голову не придет к вам кле… – Глеб осекся и покосился на Лизу.
Щеки девушки покраснели.
– Если вы думаете, что это комплимент, вы ошибаетесь, – холодно проговорила она, убирая руку.
– Я совсем не то имел в виду.
– Мне плевать, что вы имели в виду!
«Дурак. Самый настоящий дурак», – подумал Корсак и поморщился.
– Лиза, на самом деле вы очень обаятельная девушка. Лет десять назад я бы горы свернул, чтобы завоевать ваше внимание.
– Что же вам мешает сделать это сейчас? – прямо спросила Лиза.
– Я… – Глеб повернулся к ней.
Свет фонаря ярко осветил лицо девушки. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
– Я уже слишком стар для таких игр, – пробормотал Корсак и отвел взгляд.
Губы девушки дрогнули.
– Хорошая отмазка, – насмешливо произнесла она. – Ладно, парниша, не волнуйтесь. Будем дружить семьями. – После секундного молчания она улыбнулась и добавила с напускной веселостью: – Ужином-то вы меня, по крайней мере, можете накормить? Или вы и на это не годитесь?
– Это запросто, – в тон девушке ответил Корсак.
– Ну тогда ноги в руки – и вперед!
7
В баре «Пьяная креветка» стоял страшный гам. Народу – не протолкнуться. Глеб и Лиза кое-как пробрались к барной стойке.
– И в это заведение вы постоянно заходите? – удивленно спросила Лиза, диковато поглядывая на облепивших барную стойку парней и девушек.
– Раньше здесь все было иначе, – сказал Глеб.
– Как «иначе»?
Глеб хотел объяснить Лизе, что по-настоящему любит только вновь открывшиеся заведения. Стоит вездесущим клеркам и менеджерам среднего звена пронюхать о новом баре, как орды этих вечных тружеников заполняют залы под завязку. После этого на заведении можно ставить крест. Через два месяца в нем портится пиво, еще через два месяца наглеют официанты, а полгода спустя из меню таинственным образом исчезают лучшие блюда. Постепенно отличный когда-то бар окончательно превращается в помесь вокзальной тошниловки и проходного двора.
Глеб подумал, как бы выразить все эти мысли одной фразой, и не надумал ничего лучше, как сказать:
– Здесь стало слишком много менеджеров.
– Ясно, – кивнула Лиза, словно и в самом деле что-то поняла.
Из толпы вынырнул взлохмаченный, угловатый парень. Он был румян, голубоглаз и курнос. Щеки и подбородок покрывала трехдневная рыжеватая щетина. Над низким лбом курчавились густые рыжие волосы. В левом ухе странного субъекта болталось дешевенькое серебряное колечко. Одет молодой человек был в застиранную желтую водолазку и потертый пиджак из коричневого велюра. На плече у него висел старенький фотоаппарат «Пентакс».
– Здравствуй, б-бродяга! – завопил он, обнимая Корсака.
– А, братское сердце! – улыбнулся тот. – Привет!
– Привет, п-привет!
Рыжий слегка заикался, отчего сразу показался Лизе очень милым. Незнакомец быстро и внимательно оглядел девушку и спросил Корсака:
– Ты меня п-представишь своей спутнице?
– Обязательно. Вот, Лиза, вы, конечно, удивитесь, но это лохматое, нечесаное существо, которое стоит перед вами, – совсем не леший и не черт. Это мой старинный друг Петр Давыдов.
– Для вас просто Петя, – сказал рыжий фотограф. Затем взял Лизину руку, поднес к губам и церемонно поцеловал. – Вы п-подруга Глеба? – поинтересовался он.
– Хотелось бы в это верить, – сказал Лиза.
Рыжий подумал и глубокомысленно заметил:
– У Глеба много д-друзей.
– Да уж, – сказала Лиза. – А вы, я вижу, фотограф? – спросила она, кивнув на болтающийся фотоаппарат.
– Фотографирую п-помаленьку.
– Петя фотокорреспондент, но в душе – настоящий художник, – сказал Корсак.
– Ну, это ты, старик, преувеличиваешь. Хотя и н-ненамного.
Лиза засмеялась. Рыжий фотограф тоже засмеялся. Смех у него был мягкий и приятный.
– Выходит, мы с вами коллеги, – сказал Лиза.
– У вас т-тоже есть фотокамера?
– Нет, я тоже художник.
– Правда? А выглядите как м-модель.
Корсак шутливо ткнул его кулаком в бок:
– Ну ты, дамский угодник, угости-ка нас выпивкой.
Петя Давыдов вздохнул и сказал Лизе:
– Представьте себе, Лиза, эта х-хамская личность постоянно пьет за мой счет.
– А вы ему не наливайте, – посоветовала Лиза.
– П-пробовал. Но у него делается такой несчастный вид, что у меня сердце к-кровью обливается.
Лиза засмеялась, потом посмотрела на лакцан Петиного пиджака и спросила:
– А что это за медведь у вас?
– Это мой т-тотем. Он есть на гербе моего рода, – гордо произнес Давыдов.
– Вы что, дворянин?
Петя слегка поклонился и сказал:
– Я принадлежу к с-старинному графскому роду. Мои предки, московские бояре, служили верой и правдой еще Ивану Г-грозному.
– Не удивляйтесь, – насмешливо заметил Корсак. – На досуге Петя пишет фантастические рассказы, поэтому часто смешивает вымысел с реальностью.
Фотограф усмехнулся:
– Это он из з-зависти. Мой прадед этого шелкопера дальше п-прихожей не пустил бы. А я вот вынужден пить с ним водку.
Давыдов опрокинул рюмку и потряс головой:
– Ух! А вы п-почему не пьете? – спросил он у Лизы.
– Я не пью спиртное.
– Что, даже пиво?
– Даже пиво, – кивнула Лиза.
Петя улыбнулся, окинул Лизу восхищенным взглядом и сказал:
– Вы очень красивы! Вы знаете, что вы похожи на Венеру с полотен К-кранаха?
– Спасибо, – весело поклонилась фотографу Лиза.
В этот момент шумная компания рядом с ними загалдела особенно громко.
– Я должен извиниться, – сказал Лизе Петя Давыдов.
– За что?
– За то, что мой друг привел вас в эту д-дешевую забегаловку. Впрочем, он никогда не отличался избирательностью.
– Я же не аристократ, – пожал плечами Глеб.
Давыдов окинул его ироничным взглядом и сказал:
– З-заметно. И с этим человеком, Лиза, я п-прожил в одной комнате два года. О доля соловья, звонкоголосой птицы! О грустная судьба пернатого п-певца!
Петя со вздохом взялся за стакан, и в этот момент дымную атмосферу зала прорезал хриплый, пьяный окрик:
– Вали отсюда, обезьяна черножопая!
Тощий негр в грязной джинсовой куртке встал из-за стола и послушно засеменил к выходу. Вслед ему раздался гогот. Когда негр поравнялся с барной стойкой, Давыдов положил ему руку на плечо и сказал:
– Не спеши, д-друг. Садись, выпей с нами.
Негр испуганно посмотрел на Петю.
– Я не могу, – проговорил он.
– Можешь, – сказал Петя. – Я угощаю.
Совсем сбитый с толку негр послушно сел на крутящийся стул возле барной стойки. Петя сделал бармену знак, чтобы тот налил ему водки.
– Эй, черножопый! – хрипло прокричал тот же голос. – Чего уселся? Вали к себе в Африку, ублюдок!
Негр испуганно вжал голову в плечи.
– Не обращай на них в-внимания, – спокойно сказал ему Петя Давыдов.
– Черномазый, не понял, что ли? Тебе говорят!
Негр повел худыми плечами и боязливо произнес:
– Я лучше пойду.
Он привстал, однако Давыдов снова усадил его на стул. Повернулся к группе бритоголовых парней в черных куртках, сидящих за ближайшим столиком, и сказал:
– Эй, п-парни, отвалите от него!
– Не зарывайся, родной, – отозвался один из компании. – Откапывать будет некому!
Парни заржали. Петя усмехнулся и сухо проговорил:
– Я вам н-не родной.
– Гляди-ка, заика! – хрипло крикнул один из парней. – Ты сначала говорить научись, д-д-друг.
Бритоголовые снова загоготали. Петя медленно сполз с табуретки.
– П-простите, Лиза. Мне придется ненадолго отлучиться, – мягко сказал он.
Корсак вздохнул, затем снял с запястья часы и положил в карман пальто.
Бритоголовые – их было трое – встали из-за стола. Рослые и сильные парни выглядели куда крепче худощавого невысокого Пети. Один медленно, вразвалочку, подошел к фотографу.
– Ну че, баклан, похоже, ты нарвался? – с усмешкой проговорил он.
Петя посмотрел на него снизу вверх и сказал:
– В-выйдем-ка на улицу.
– Зачем?
– Воздухом п-подышим.
– Ну п-пойдем, к-к-коли не шутишь, – ощерился в усмешке парень.
Петя Давыдов и бритоголовый верзила направились к выходу. Двое остальных двинулись за ними.
– Посидите здесь, – сказал Лизе Глеб. – Мы сейчас вернемся.
Он залпом допил коктейль, вытер рот рукавом пальто и отправился следом. Лиза тоже хотела пойти, но бармен схватил ее за руку.
– Вы там будете лишней, – тихо сказал он.
– Но надо что-то делать! – взволнованно проговорила Лиза.
– Что?
– Ну я не знаю. Вызывать милицию…
Бармен покачал головой:
– Не надо милицию. Сами разберутся.
– Ну что, заика, любишь черномазых? – Бритоголовый верзила смерил фигуру Пети Давыдова насмешливым взглядом. – Сейчас огребешь по полной программе.
Петя быстро нагнулся, схватил с земли какую-то корягу, выставил ее перед собой, как шпагу, и крикнул:
– Обнажил я клинок свой! Умереть я готов!
Скинхеды опешили.
– Чего? – не понял верзила.
– Умри, несчастный! Твою кончину с легким сердцем я приму! – крикнул Петя. Потом взмахнул корягой, издал горлом воинственный клич, похожий на вопль Тарзана из старого фильма с Джонни Вестмюллером, и ринулся на скинхедов.
Один из скинов с визгом отлетел к стене, второй взвыл и схватился за перебитый нос. Третий отскочил в сторону и, сунув руку в карман, стал быстро обходить Петю Давыдова сбоку, но тут перед ним вырос Корсак.
– Привет! – улыбнулся скину журналист.
Скинхед выхватил руку из кармана. Раздался легкий щелчок, и в свете фонаря тускло сверкнуло узкое лезвие. Однако воспользоваться оружием верзила не успел: мощный хук с правой в челюсть сбил его с ног. Бритоголовый попытался встать, но Корсак завис над бандитом, как коршун над птенцом, и ударом кулака пригвоздил его к асфальту.
Давыдов тем временем продолжал орудовать своей палицей, которая за время схватки успела стать в два раза короче. Удары сыпались на скинхедов градом, но лишь немногие попадали в цель. Один из скинов увернулся и, оказавшись за спиной у фотографа, хватил его за горло. Петя выронил палку и захрипел. Ему пришлось бы туго, но подоспевший Корсак оторвал от него скинхеда и, сделав подсечку, уложил противника на асфальт.
Петя воодушевился, снова издал воинственный клич, еще страшнее прежнего, и бросился на третьего скинхеда с голыми кулаками. Искаженное гневом лицо фотохудожника, взлохмаченные волосы и горящие глаза заставили скина ретироваться. «Атас! Сумасшедший!» – крикнул он и бросился наутек. Второй скинхед вскочил на ноги и последовал его примеру. Третий вышел наконец из нокдауна, в который его отправил Корсак, и попытался подняться. Петя Давыдов, подхватив с земли палку, одним прыжком подскочил к поверженному врагу, наступил ему на руку и, ткнув палку скинхеду в горло, хрипло проговорил:
– Проси пощады, плебей!
– Чего просить? – испуганно загнусавил скинхед, морщась от боли и тщетно пытаясь приподняться.