Не ходите, дети... Удалин Сергей

Толпа ахнула. А Шахов почувствовал, что всего мирового запаса ругательств не хватит, чтобы выразить его чувства. Расталкивая окружающих, он ломанулся на арену. Нет, ну надо же было связаться с двумя остолопами, ни одного из которых нельзя на минуту без присмотра оставить!

* * *

Окончание корриды Шахов по понятным причинам не посмотрел. Что происходило дальше – тем более не узнал. Полночи он вместе с Бабузе провел в хижине придворного лекаря, куда поместили неудавшегося тореадора. Хвала всем его зулусским предкам, вероятно, очень удачливым людям, Мзингва пострадал не так сильно, как напрашивался. Рана оказалась глубокой, но не опасной. Непонятным образом рог не разорвал ни одного важного внутреннего органа. Переломов, во всяком случае открытых, тоже не было – Шахов сам проверил. Чем, правда, не на шутку рассердил ньянгу, и тот больше близко не подпускал посторонних к пациенту. Так что Андрей с кузнецом в основном смирно сидели в дальнем углу хижины.

Но и оттуда было видно, слышно и понятно, что Мзингва выберется. Лекарь напоил его каким-то жутким варевом, преотвратно пахнущим, как и все действенные лекарства, и теперь раненый спал, вполне возможно вовсе не ощущая боли. Не спали за него другие. Где-то спустя час после происшествия прибежал Бонгопа. Раньше освободиться не мог – служба. Но кузнец тут же, кратко проинформировав о состоянии больного, отправил сына отсыпаться. Сам бы не справился, помогли два других сына, дежурившие возле входа. Заглядывал и один из старейшин. Этот долго задерживаться не стал. Убедился, что Мзингва живой, разрешил Бабузе не идти завтра в поход, а остаться в краале и приглядывать за раненым, после чего отправился на доклад к вождю.

Кстати, о вождях. Когда Шахов помогал вытаскивать раненого Мзингву с арены, заметил краем глаза, как дернулся к ним Гарик. Но его не пустили. Не царское, мол, это дело. Вот и пусть помучается. Неизвестно, что ему сообщит старейшина и когда сообщит. Возможно, только утром. А с другой стороны, парню завтра в бой не идти. Не поспит ночку – ничего страшного.

Андрей тоже порывался забить на эту войну и остаться ухаживать за Мзингвой, но кузнец его отговорил.

– Я – старик, – невесело усмехнулся Бабузе. – Без меня войско кумало как-нибудь обойдется. А вот тебе нужно показать себя, чтобы потом рассчитывать на благоволение Сикулуми.

– Да зачем мне нужно его благоволение? – горячился Шахов.

– А про колдуна ты забыл? Если хочешь, чтобы вождь позволил тебе навестить Кукумадеву, – отличись в бою. А то ведь ты сам мне рассказал про толстяка, пытавшегося убежать от стражников. Ему еще повезло – умер как мужчина. Обычно тем, кто не выполняет волю вождя, просто разбивают дубинкой голову.

В общем, Андрей согласился с его доводами. И даже часа два, перед самым рассветом, вздремнул. Но утром все равно чувствовал себя отвратительно. С Гариком переговорить так и не удалось. Поутру в хижину зашел невысокий бородатый дядька с до ужаса серьезным лицом, назвался командиром ибуто[63] – отряда, в который распределили Шахова и сыновей кузнеца, – и приказал выходить на построение. И к тому моменту, когда они вышли из крааля, вождь с приближенными на плацу еще не появился. В общем-то тоже правильно. Куда ему торопиться? Без него не начнут.

Тем более что до начала еще топать и топать. Из плана боевых действий секрета не делали. Войско кумало должно было встретиться в районе брода через Умфолози с ополчением ндвандве и потом уже вместе отправиться наказывать сибийя. В победе никто не сомневался – противник вряд ли сможет выставить больше двух ибуто, а в объединенной армии союзников их целых пять. Два – у ндвандве и три – у кумало. Третий подойдет к месту сбора вместе с вождем. Вероятно, поэтому кузнеца так легко и освободили от службы. Да и действительно, зачем пожилому человеку тащиться по жаре невесть куда – а раньше полудня до места добраться не рассчитывали, потом постоять немного в резерве и возвратиться обратно, даже не поучаствовав в сражении? Трусливые сибийя разбегутся, едва только заметят на горизонте победоносную армию Сикулуми и… да, судя по всему, и Гарика-Звиде.

Вот ведь глупейшая ситуация – идти в бой, так и не разобравшись, что за аферу прокрутил этот поганец Хлаканьяна. За кого, собственно говоря, сражаешься. Спросить бы у Бонгопы, но он со своим молодняком оказался в другом ибуто. Без разрешения командира из строя выходить не положено. Дисциплина, ёкарный бабай!

Чтобы как-то развлечься, Шахов решил выяснить, из какого количества воинов должен состоять ибуто. По его прикидкам, набиралось около четырех сотен, но хотелось бы знать поточнее. Однако оба сына кузнеца ответили на вопрос приблизительно одинаково и одинаково приблизительно:

– Икулу, – и уточнили, столкнувшись с непонимающим взглядом Андрея: – Много амашуми[64].

Такая вот прикладная математика. Сосчитать народ толком не могут, но зато с дезертирами обходятся ох как круто.

Обращаться с тем же вопросом к командиру Шахов не стал. Предположим, тот знает всех воинов в своем отряде и может перечислить их поименно. Пусть даже он назовет точную цифру – что толку, если Андрей не знает такого слова. Хватит и того, что пришлось сочинять для этого дяди с многое объясняющим именем Какака рассказку о том, почему Шахов не по форме обут. То есть не обут совсем. Андрей сначала прикинулся простофилей, что было нетрудно, если вспомнить, где и как он свои босоножки оставил. Так, мол, и так, кумало не только великие воины, но и прекрасные скороходы. И в сандалиях за ними никак не угнаться.

Какака от удивления аж с шага сбился.

– Неужели, – снова подбирая ногу, спросил он, – тебе без сандалий ходить удобней?

Тут Шахова и понесло.

– Не только удобней, – доверительно сообщил он, – но и быстрей получается. И поворачивать проще, и тормозить, и с места стартовать. У меня на родине все так поступают. Да ты, почтенный, сам попробуй – любого мальчишку запросто обгонишь.

– А как же колючки? – забеспокоился тот. – Порезаться же можно.

– В бою порезов не чувствуешь, – тоном бывалого воина возразил Андрей. – Поначалу, конечно, больно, но потом, когда привыкнешь, хоть по острым камням скачи – все нипочем. И вообще, ходить босиком мне знакомый ньянга посоветовал.

Возможно, не стоило пугать храброго командира колдуном, но зато он сразу притих и больше с глупостями не приставал. Ладно, подумает немного и перестанет. Если не дурак, то сообразит, что Шахов ему лапшу на уши вешал. А не сообразит, тогда пусть попробует. Андрей и сам на эту приманку когда-то попался.

Ходил к ним на айкидо один чудак, уверявший, что нет ничего лучше, чем после тренировки босичком по морозцу пробежаться. Закалка организма – раз, точечный массаж – два и полный кайф – три. Ну и сагитировал-таки. Выбежал Андрей из теплой раздевалки и полкруга по стадиону отмотал без каких-либо неприятных ощущений. А потом почувствовал этот самый кайф. На улице, между прочим, минус двадцать, пальцы от холода сводит. «Ну вас всех с вашими теориями, – думает, – надо сворачивать и в раздевалку, греться». А куда там свернешь? Снега по колено. Добирался даже дольше, чем этот теоретик по дуге. Но пальцы все-таки спас, не отморозил. Только с тех пор к полезным советам старался не прислушиваться. Хотя этот тип как-то ведь умудрялся и дальше бегать. Значит, привыкнуть к холоду можно. А к колючкам и подавно. Так что пусть и Какака поэкспериментирует. Мужик он с виду крепкий, одну попытку должен выдержать.

В общем, настроение заметно улучшилось. Настолько, что Шахов даже с некоторым интересом поглядывал по сторонам. Хотя, откровенно говоря, было бы на что. Обыкновенные холмы, и если поблизости не растет какой-нибудь немереных размеров баобаб, легко можно представить, что находишься, например, в Шотландии. Во всяком случае, вереск или нечто очень на него похожее[65] здесь – в изобилии. И сейчас вон из-за того склона появятся суровые парни в забавных клетчатых юбках. А почему бы и нет? Неужто Коннар Маклауд в килте и с мечом в руке будет смотреться здесь более странно, чем сам Шахов в набедренной повязке и с ассегаем?

* * *

Вряд ли Какака когда-нибудь слышал о Горце, но ему этот холм тоже чем-то приглянулся. Отряд по его команде остановился, чуть позади встал и Бонгопа с молодежным составом. Затем сын кузнеца отобрал из своих ребят четверку самых надежных и бодрой рысью побежал с ними вверх по склону. Надо полагать, на разведку. Правильно, давно надо было. Хоть и своя территория, да мало ли что…

Нет, похоже, что не мало. Не добежав десятка шагов до вершины, Бонгопа и его воспитанники вдруг развернулись и помчались назад. А за ними из-за гребня уже гнались несколько десятков воинов в шапках из ярко-красных перьев, с белыми в черную продольную полоску щитами. Шахову ни разу еще не приходилось видеть боевой наряд ндвандве, но он сразу понял, что это не они. Союзники так себя не ведут.

– Сибийя, – выдохнул за спиной младший из сыновей Бабузе. – Откуда они здесь?

Андрей не ответил, хотя у него и было что сказать. Но он не мог отвести взгляда от бегущих вниз, к своим, пятерых кумало. Успеют или нет? Кажется, успевают.

Преследователи тоже сообразили, что, прежде чем они догонят беглецов, на них самих начнется охота. С явным сожалением их командир дал приказ остановиться и запустил вслед убегающему врагу свой ассегай. Еще несколько сибийя поступили так же. И когда Шахову уже показалось, что все копья пролетели мимо цели, замыкающий пятерку паренек слабо вскрикнул, уронил оружие и повалился на бок. Шагов за сто до спасительного строя соплеменников. Но даже с такого расстояния было видно, как заливает кровь его ногу и как он безуспешно пытается вытащить застрявший в бедре ассегай.

Сибийя, стоявшие метрах в пятидесяти выше по холму, радостно завопили. Услышав их торжествующие крики, Бонгопа обернулся, посмотрел на раненого товарища и после секундного раздумья рванулся к нему на помощь. На что противник тут же ответил новым залпом. Сын кузнеца пригнулся, поднял щит над головой и продолжал уже полуползком подбираться к раненому.

Какака, сообразив, что нужно тоже идти на выручку, махнул рукой, и первый ряд его бойцов начал осторожно, прикрываясь щитами, двигаться вверх по склону. Сибийя угрожающе зашумели, а из-за холма к ним присоединялись все новые и новые воины. Не только с красными перьями, но и с черными, причем щиты у этих ребят были коричневыми.

– Зунгу[66], – удивленно прошептал все тот же голос из-за спины. – Им-то что здесь нужно?

А вы чего ожидали, голубчики? Если вся саванна еще месяц назад знала, что кумало на пару с ндвандве собираются бить сибийя, неужели те сидели и безропотно ждали, когда к ним придут и поколотят? Поговорили с соседями и объяснили им, кто следующий получит по голове, если сейчас не поможет справиться с непрошеными гостями. А потом сообразили, что не стоит дожидаться, когда враг объединит силы, а лучшие первыми напасть на более сильного из противников – на кумало. А ндвандве, возможно, при таком раскладе и вовсе раздумают воевать. Это ж политика, а не танцы вокруг костра.

Всего этого Шахов тоже не сказал. Потому что его вторая шеренга тоже получила приказ наступать. Так же осторожно, как и первая. Впрочем, и враг не спешил. Медленно, очень медленно сближались армии, а между ними, на нейтральной полосе, Бонгопа, прикрывая раненого товарища щитом, пытался оттащить его к своим.

Нельзя сказать, что никто не пробовал прийти ему на выручку. Но всякий раз, когда какой-нибудь смельчак вылезал из строя хотя бы на пару шагов, в его сторону тут же летело не меньше десятка ассегаев. В основном не долетали, но не понять предупреждения было трудно. Кумало в ответ тоже метали копья, но вверх по склону они летели еще хуже, чем оружие врагов.

Все это немного походило на замедленную съемку, вот только ассегаи почему-то летали с обычной скоростью и силой. Один из них со свистом прошел в нескольких сантиметрах над головой Шахова, и Андрей понял, что армии сблизились на дистанцию прицельного броска. Он поневоле втянул голову в плечи и поднял щит выше.

До врага осталось шагов пятьдесят. Бонгопа с раненым, сначала находившийся ровно посередине, за это время успел отползти всего лишь на три метра. Нет, самому ему не выбраться. Нужно как-то помочь, а Какака лишь сдерживает бойцов, не дает им разорвать строй. Боится? Или понимает, что все бесполезно?

Копья все чаще и чаще стучат по натянутым на щиты буйволовым шкурам. Пока не пробивают. Но даже Шахову понятно, что оружие врага под горку летит сильнее и дальше. Если они подойдут еще на несколько шагов, станет совсем трудно. Уже становится. Вот вскрикнул и схватился за плечо высокий молодой кумало из первой шеренги. Вот медленно осел на траву мужчина в годах из второй. Вот у того парня, что стоял перед Андреем, закончились снаряды для метания, и он опустил глаза вниз в поисках лежащего на земле вражеского ассегая. Щит, вероятно, тоже чуть опустил и тут же получил прямое попадание в ключицу. Шахов придержал падающее тело, аккуратно уложил его себе под ноги и занял освободившееся место в первой шеренге. И тут же едва успел прикрыться от нового броска.

Щит в руке жалобно загудел. Ах, вы так! У Шахова копье потяжелее ваших будет. Попадет – мало не покажется. Андрей размахнулся и со всей мастероспортовской силы запустил ассегай во врага. Нет, не пробил, но сибийя все равно сделал пару шагов назад, удерживая равновесие. То-то же!

И тут Андрей почувствовал пустоту за спиной. Осторожно скосил глаза влево, потом вправо. Так и есть. Ребята начинают пятиться. Или Какака что-то приказал, а он не расслышал? В общем-то разумный приказ. Защищая двоих (а может, и не двоих – раненый давно перестал дергаться), уже потеряли в несколько раз больше. Позиция уж слишком невыгодная. В равных условиях совсем другой бой пойдет.

Но как же Бонгопа? Разве можно оставлять его здесь? Разве может Андрей его оставить? А кто, спрашивается, тащил раненого Шахова в крааль Бабузе? Можно сказать, жизнь спас. И чем Андрей ему отплатил? Стоял в двадцати шагах и даже не попытался прийти на помощь? Да как он после этого в глаза кузнецу посмотрит? Как посмеет о чем-то просить?

Вот! И нечего было юлить – вот в чем дело! Только Бонгопа знает правду про Гарика, про то, как он стал вождем. Без Бонгопы и его отца Шахов не сможет разгадать эту загадку. Не сможет вытащить студента из тех неприятностей, куда он наверняка вляпается, если уже не сидит в них по уши. Нет, надо что-то делать. Хочешь или не хочешь, глупо или не глупо, а надо!

Однако кумало продолжали отступать, и Андрей тоже, против своей воли, сделал несколько шажков назад. Трудно стоять, как статуя Свободы, когда на тебя нацелены десятки вражеских копий и ты уже видел их страшную работу. Еще шаг, и Бонгопа окажется ближе к сибийя, чем к своим.

Парень тоже почувствовал, что скоро окажется совсем один против множества врагов. Он чуть приподнялся и попытался резко дернуть раненого к себе. Но за ним внимательно следили, и тут же три или четыре ассегая вонзились в совсем уже готовый лопнуть щит, а один, самый настырный, глубоко распорол плечо Бонгопы. Теперь сын кузнеца при всем желании не сможет сдвинуть с места неподвижное тело товарища. Что ж он, дурак, не уходит?

– Да ёкарный баба-а-ай!

Какой-то предохранитель щелкнул в голове у Шахова. Он по-прежнему чувствовал угрожающую ему опасность, но его такие пустяки больше не волновали. Он бежал на выручку другу.

Бросать ассегай в наступающую шеренгу сибийя Андрей не стал. Ну, попадет в одного – и что это изменит? Да он и не надеялся ничего изменить, вообще ни на что не надеялся, просто бежал и орал во все горло. Но при этом не слышал ни одного постороннего звука, только удары собственного сердца. Билось оно на удивление неторопливо и спокойно. И сам он бежал как-то медленно, потому что строй врагов все никак не хотел приближаться. А сибийя почему-то не отреагировали на его рывок, стояли и тупо хлопали глазами. Очень медленно хлопали.

И тут Андрей понял, что происходит. Тренер по рукопашному бою рассказывал об особом состоянии, в которое приходят настоящие мастера во время битвы. Время для них как бы замедляется, и они успевают предугадать и предупредить все действия противника. Но Шахов тогда ему не поверил, и выходит, что зря. Либо он со страха повредился рассудком, либо только что вошел как раз в такое состояние. Может быть, даже и не только что. Иначе как бы он успел во время боя подумать столько разных глупостей?

Однако, как бы ни растягивались мгновения, он все-таки добежал до врага. Как раз вовремя. Воины сибийя уже замахивались на него ассегаями. Поздно, голубчики! Теперь уже не успеете. Правда, и сам Шахов не успеет нанести удар, но это и не обязательно. Главное помешать ударить тебя.

Андрей с разбега, высоко подняв колено, прыгнул на ближайшего противника. Сибийя не выдержал удара такой массы и отлетел на пару метров назад, сбив по дороге кого-то из второй шеренги. Шахов бы тоже отлетел, если бы не начал разворачиваться спиной. В результате он лишь скользнул по вражескому щиту, его вынесло в сторону и приземлило чуть правее того места, где начиналась атака. Андрей продолжил вращательное движение, поднимая при этом руку со щитом перпендикулярно земле. Край щита прошелся по лицу соседнего сибийя. Не смертельно, но достаточно для того, чтобы тот забыл про битву и протянул руки к ослепшим на мгновение глазам. Шахова пострадавший больше не интересовал, он разворачивался ко второй шеренге врага, так же наотмашь полоснув вдоль нее ассегаем. Неважно, что никого не зацепил, главное – предупредил возможные ответные действия. А сам тем временем успел выйти из уязвимого положения.

Только не расслабляться, бой продолжается. Еще один воин из первой шеренги поднял копье и сейчас пустит его в дело. Отскочить или уклониться уже не получится. Единственный выход – шагнуть навстречу и воткнуться в его щит своим, столкнуть врага, вышибить из устойчивого положения. Если тот и ухитрится нанести ответный удар, то не такой сильный и точный. Сибийя, прочертив копьем дугу в воздухе, опустил руку, пытаясь сохранить равновесие. Хорошо бы пройти ему за спину и оттуда добить, да вот беда – щиты сцепились верхними краями. Начнешь выдергивать – потеряешь время. Что ж, пусть тот, кто нам мешает, нам поможет. Андрей повел рукой со щитом вверх и влево, отчего рука врага тоже поднялась и приоткрыла правый бок. Ассегай Шахова тут же вонзился ему в ребра.

Спасибо учителям, они знали толк в настоящей драке и сумели объяснить Андрею главное ее отличие от спортивного поединка. В бою нельзя действовать по заранее продуманной схеме. Нельзя сосредоточиваться на каком-то одном приеме. Пока ты его готовишь, ситуация уже изменилась и нужно придумывать что-то другое. Следи за противником, и он сам подскажет тебе правильное решение. Если, конечно, ты понимаешь язык движений, чувствуешь время и расстояние.

Шахов чувствовал. Сегодня – как никогда раньше. И опережал противника в каждом действии. Вот еще один рванулся навстречу. А копье Андрея все еще торчит между ребер у предыдущего. Неприятное положение, но не безнадежное. Он рванул ассегай на себя и немного вправо, отступил чуть назад, прикрываясь от удара падающим телом врага, и… едва удержался от крика. Понабросали тут, понимаешь, железяк! Наступить босой ногой на острую кромку наконечника копья – это, знаете ли, больно. Нога рефлекторно подогнулась, и у Шахова не осталось другого выхода, кроме как последовать за ней. Кувырок в сторону, чьи-то ноги перед самым носом, а чуть выше – практически ничем не прикрытые[67] подробности мужского тела и такой же открытый живот.

– Н-на, падла!

Андрей вложил в удар всю боль, все раздражение от такой нелепой, ненужной и еще неизвестно чем грозящей впоследствии раны. Ассегай с протяжным всхлипом вошел в брюхо врага и, похоже, застрял там основательно. Времени на его извлечение катастрофически не хватало. Сразу двое сибийя подскочили к стоявшему на одном колене Шахову. От первого удара он закрылся щитом, второму помешало тело мертвого врага, как раз в этот момент догадавшееся упасть. Но оно же придавило и самого Андрея, и от третьей атаки он уже никак не мог увернуться. Разве что попробовать ухватиться за древко чужого копья. Шанс невелик, но…

Но вместо холодного железного острия на него рухнуло что-то большое, мягкое и теплое. Еще теплое. С торчащим в спине ассегаем. И что ж эти трупы за моду такую взяли – на живых людей падать?

* * *

Безрассудная атака Шахова продолжалась не более тридцати секунд, но она в корне изменила ход сражения. Какака все-таки оказался хорошим командиром и мгновенно оценил обстановку. Герой-одиночка отвлек внимание противника. Даже те, кто стоял далеко от места основных событий, пытались разглядеть подробности. А про остальных кумало они словно забыли. И Какака решился на контрнаступление.

Первым делом во врага полетели ассегаи. И никогда прежде они не показывали себя таким грозным оружием. В считанные секунды сибийя и их союзники зунгу потеряли почти полсотни бойцов. Просто потому, что не все успели поднять щиты или хотя бы уклониться, нагнуться, отпрыгнуть в сторону. А те, кого летящая смерть обошла стороной, все равно растерялись. Они тоже никогда не видели, чтобы ассегаи так выкашивали строй. А когда начали приходить в себя, кумало уже приближались к ним, размахивая на бегу тяжелыми палицами. И опять не все успели подготовиться к отражению атаки. Первая шеренга сибийя и так была основательно прорежена, а после столкновения с врагом от нее и вовсе ничего не осталось. Вторая отступала, пока не уперлась в третью, и хотя продолжала пятиться дальше, но строй до поры до времени не ломала.

Но тут из-под кучи трупов выбрался тот самый вымазанный в белой глине[68] кумало, который не побоялся в одиночку схватиться с целой армией. Многие видели, как он падал на землю, сраженный двумя мощными ударами, а теперь вдруг опять поднялся, живой и невредимый. Да еще и прорычал свой непонятный боевой клич. Тут без колдовства никак не обошлось, раз его никакое оружие не берет. А колдунов сибийя и зунгу боялись ничуть не меньше, чем их соседи – ндвандве и кумало. И когда зачарованный воин, чуть прихрамывая и потрясая в воздухе своим страшным, небывалых размеров ассегаем, снова бросился на них, кое у кого просто не выдержали нервы.

Паника, как известно, подобна обвалу в горах. Один камень сорвется с места и потащит за собой еще десяток, а те – уже сотню. Через несколько мгновений войско сибийя, даже со всеми потерями по-прежнему не уступающее противнику в численности, без оглядки улепетывало с поля боя. А за ними мчались и никак не могли догнать торжествующие воины кумало.

Шахов в погоне не участвовал. Проковылял метров сто и бросил это безнадежное дело. Ему и со здоровыми ногами за ними было бы не угнаться, а сейчас какие могут быть бега, когда просто ступить больно. Боевое состояние улетучилось, на смену пришли апатия и усталость, как будто Шахов только что две смены отработал на лесоповале. Он уселся прямо на землю, вытянул ноги перед собой, попытался рассмотреть порез, но вскоре бросил и это занятие. Не хотелось ничего делать, ни о чем думать. Пожалуй, принять душ он бы сейчас не отказался, но здесь и слова-то такого не знают. Тогда хотя бы искупаться. Кажется, они к реке направлялись? Так и где же она? Надо бы спросить у кого-нибудь, но сил не хватает даже для того, чтобы пошевелить языком.

– Что с тобой? Ты не ранен?

Какака, проходя мимо, обратил внимание на белокожего солдата, неподвижно сидевшего прямо на земле, в нарушение обычаев кумало, и сам опустился на корточки рядом с ним.

– Нет, не ранен, – через силу выдавил из себя Андрей. – Только ногу порезал.

Слова сейчас казались лишними, ненужными. Но приходилось что-то отвечать, чтобы не создавать вокруг себя еще большую, еще сильнее утомляющую суету.

Однако командир отряда никак не хотел оставить его в покое. Он восхищенно прищелкнул пальцами и торжественно произнес:

– Клянусь здоровьем своей матери, ты великий воин, Шаха! И невероятно удачливый. В одиночку сражался с целой армией врагов и всего лишь порезался. Ты, наверное, и льва смог бы победить?

– Льва? – безразлично переспросил Шахов. И кивнул: – Да, мне нужно победить льва.

На самом деле ему сейчас ничего не было нужно. Только бы оставили в покое. Но он вдруг поймал себя на том, что не помнит, на кой черт ему сдался этот лев, с какого перепуга он должен его побеждать. И в то же время прекрасно сознает, что это почему-то очень важно. Но что «это»?

Шахов забеспокоился. Не начинает ли у него клинить башню? А может, ему все-таки досталось сегодня по голове, просто он в пылу сражения ничего не заметил, не почувствовал? Он даже решил на всякий случай проверить, нет ли на затылке запекшейся крови, но лишь обломал неловким движением перо из своего роскошного головного убора, сплюнул с досады и окончательно пришел в себя. Вспомнил и про льва, и про многое другое.

– А что с Бонгопой? – встревоженно спросил Андрей, мысленно обругав себя последними словами за забывчивость. – Жить будет?

Кумало ошеломленно посмотрел на него. А Шахов опять сплюнул. Мать честная, да что ж это с ним такое сегодня творится! Откуда этому дядьке знать, будет жить Бонгопа или умрет? Он же не доктор и даже не колдун.

– Ньянга что сказали? – пояснил он Какаке.

– Они сказали, что нужно отнести тяжело раненых в крааль.

– Почему отнести? Он же в плечо ранен. Или так засадили, что он сам идти не может?

– Нет, может.

– Так зачем же нести?

– Ньянга сказали.

Шахов по привычке хрустнул костяшками пальцев. М-да, все-таки свои ребята. Хоть и черные, но свои. Квадратное катаем, круглое носим. Но только по приказу из штаба округа.

– Ну и как, отнесли?

– Нет еще.

Да что ж он, честно слово, как пленный партизан на допросе! Каждое слово из него нужно под пыткой вырывать.

– Так веди меня к нему!

Андрей вскочил и тут же едва не застонал. Все-таки ногу он разрезал капитально.

– Больно? – совсем по-детски спросил Какака. – Посиди здесь, я сейчас позову ньянга.

Шахова передернуло. Только не это! Шаманского бормотания и вонючих мазей он точно не выдержит. Лучше уж самому дохромать до реки и там промыть рану. А потом можно приложить к порезу столетник, благо он здесь растет не в горшочках на подоконнике, а сам по себе[69], перевязать какой-нибудь относительно чистой тряпкой или сплетенной из травы веревкой. А колдуны пускай с местными разбираются.

– Не стоит, – прошипел он сквозь зубы. – Как-нибудь сам справлюсь. Пошли!

Какака испуганно вцепился Шахову в руку и наконец разговорился:

– Нельзя тебе туда, Шаха, никак нельзя. Ты ведь еще не очистился после боя, не обтер топор. Если принесешь с собой злых духов, ньянга очень рассердятся.

– Чего я там не обтер? – удивился Андрей.

Ах да! Был такой разговор. Кузнец уверял, что любая согласится помочь, и с удовольствием. Только где ж их искать, этих любых? И так на ногу не наступить, а теперь еще и за девками гоняться придется.

– Слушай, друг, а это обязательно? – с надеждой спросил он.

Какака усмехнулся, но понял вопрос правильно. Как-никак, а сам тоже человек военный. Знает, небось, каково после боя опять напрягаться – там болит, здесь не сгибается, а здесь – совсем наоборот, сгибается, скотина такая!

– Не волнуйся, девушки скоро появятся, – успокоил он Шахова. – Они всегда приходят на бой посмотреть. Просто никто не ожидал, что все так быстро случится.

Да уж, ты-то точно не ожидал! Даже выслать вперед разведчиков не догадался. То есть выслал, когда уже поздно было. Ну да бог с ним, обошлось. Кто старое помянет…

– Ладно, уговорил, – вздохнул Шахов. Вот ведь до чего дожил – его на это дело уже уговаривать нужно. – Только сначала пойду искупаюсь. Как тут к реке удобней пройти?

Командир отряда показал рукой направление. Но Андрей в той стороне никаких признаков воды не заметил.

– А далеко идти?

Он снова мысленно отругал себя за глупый вопрос. Ну, предположим, Какака знает, сколько отсюда до реки пилить. Но объяснить-то опять не сможет. Ни в километрах, ни в часах. Ох, тяжело с ними, со счастливыми!

Однако старый воин выкрутился:

– До времени появления гиен[70] успеешь вернуться в крааль.

Шахов прикинул, сколько это получится в привычных ему единицах измерения, и присвистнул. Шли они сюда часа четыре, не меньше. Сейчас где-то около полудня. А гиены выходят на промысел часам к семи вечера. Значит, до реки – учитывая то, с какой скоростью они здесь ходят, – не меньше восьми километров будет. Далековато, однако. Тем более нет смысла задерживаться.

– Ну, тогда я пошел. – Андрей осторожно ступил порезанной ногой. – Вроде терпеть можно.

– Пояс сними, чтобы девушки сразу поняли, что тебе очиститься нужно, – напутствовал его бывалый воин. – А потом обратно надеть не забудь.

Инструктор, блин. Как будто без него не разберутся. Ты еще поучи, как правильно топор обтирать!

* * *

Насчет времени появления гиен Какака малость ошибся. Не в смысле времени, а в смысле появления. В этот день гиены вышли на промысел раньше обычного. По дороге к реке Шахов успел повстречаться с тремя группами этих уродливых и неприятно пахнущих созданий, тощими телами и суетливыми движениями напоминающих бродячих собак, только рыжих, с черными мордами и такого же цвета пятнами на боках.

И не так уж трудно было догадаться, куда они направляются. Живности в округе Андрей не приметил никакой, если и собирался кто пощипать травку, то умчался прочь при первых же звуках битвы. Но антилопы сегодня гиен не интересовали. Найдется добыча покрупнее, за которой к тому же не нужно гоняться по всей саванне. Лежит себе тихо и не шевелится. Подходи да угощайся. Вот и торопились падальщики урвать свой кусок. Приближаться к Шахову они не решались и с недовольным ворчанием отходили в сторону. Но, пропустив, возвращались на прежнюю дорогу и устремлялись туда, где только что закончилась кровавая человеческая забава.

Сам Андрей никуда не спешил. Порезанная нога все еще саднила, но он уже приноровился ступать на пятку, не тревожа рану. Пусть медленно, зато меньше шансов какую-нибудь заразу подцепить. Остается только хорошенько промыть порез, перевязать столетничком – и будет нога как новенькая.

Он уже добрался до прибрежных зарослей, слышал журчание воды, видел, как взлетают и снова опускаются к реке стайки мелких птиц, но все никак не мог отыскать проход в колючем кустарнике. А порезаться еще раз очень не хотелось. Хватит на сегодня крови. Побродив немного вдоль живой изгороди, Шахов вздохнул, перехватил ассегай поудобней и принялся прорубать им, словно мачете, дорогу к реке.

Берег оказался пологий, низкий, заросший тростником. Неудобный, одним словом. Даже если доберешься до воды – ни присесть, ни ноги вытянуть, ни рану толком прополоскать не получится. Надо бы какой-никакой бугорок отыскать, обрывчик или хоть корягу. Но еще куда-то топать сил не осталось. Может, все-таки и здесь что-нибудь подходящее найдется?

И ведь нашлось же! Чуть левее над водой склонилось невысокое, смутно знакомое деревце с чуть отдающими желтизной продолговатыми листьями, целыми гроздьями свисающими с веток почти до земли. Мать честная, так это же ива[71]! Ивушка плакучая. Как же тебя сюда занесло, родная?

Андрей почувствовал, что еще немного, и он полезет обниматься с деревцем. Этого еще не хватало! Да и слова такого еще, наверное, не придумали, чтобы правильно назвать новый вид сексуальных извращений. Лучше уж присесть, привести нервы в порядок. Тем более что и деревце как будто обрадовалось встрече с земляком, приподняло один из корешков и выставило его прямо над водой, как раз настолько, чтобы можно было на нем пристроиться. Расслабившийся Шахов оперся спиной о ствол, опустил обе ноги в прохладную воду и ощутил полное блаженство. Кайф, совсем как дома. Еще бы удочку сюда!

Да, в общем-то, и без удочки хорошо. Шорох листьев от небольшого ветерка смешивается с плеском воды, едва уловимо пахнет чем-то приятно-оранжерейным. Наверное, вон от тех лилий на другом берегу. Возле них деловито рассекают воду то ли перекормленные чайки, то ли, наоборот, сильно отощавшие пеликаны. А вдоль камышей бродит по мелководью парочка цапель непривычного серо-голубого цвета[72]. Или это журавли такие местные, кто их разберет? Может, и лягушки где-то здесь есть, но попрятались от этих самых цапель. А чуть поодаль, опять же на той стороне реки, вышла на водопой изящная рыженькая газелька. Опасливо покосилась на Шахова, но решила, что он ей ничем не помешает, наклонила шею к воде и принялась неторопливо, как-то очень воспитанно и культурно утолять жажду.

Шахов блаженно зажмурил глаза, пошевелил пальцами ног и почувствовал, что рана его совсем уже не беспокоит. Эй, кто-нибудь, разбуди, что ли, через полчасика! Потому что все-таки нужно до заката в стойбище возвернуться.

Насчет полчасика Андрей явно погорячился – и минуты не прошло, как его вывел из нирваны шумный всплеск на противоположном берегу, тут же многократно усиленный криками птиц, отчаянно колотящих крыльями по воде. Шахов открыл глаза и успел разглядеть отпрыгивающую в заросли газельку и погружающуюся в воду грязно-зеленую, непропорционально вытянутую зубастую пасть.

Ёкарный бабай – крокодил! Решил красавицей этой, скромницей с изящными манерами, пообедать, да промахнулся. Она, умничка, оказывается, не только глазенками хлопать умеет, но и ушки востро держать.

М-да, она-то умничка, а вот сам Шахов? Родину он, понимаете ли, вспомнил, сопли распустил. Тут тебе, дорогуша, не средняя полоса. Это Африка, со всеми ее прелестями. Слава богу, что этот чемодан недоделанный выбрал себе кусок повкуснее, на волосатые Шаховские лодыжки не позарился. А то бы сейчас не до смеху было.

Словно подтверждая его мысль, откуда-то из-за кустов донесся громкий хохот. Хриплый, захлебывающийся злобой, с явно чувствующейся сумасшедшинкой. Андрей непроизвольно вздрогнул. Ему, конечно, приходилось уже слышать смех гиены, но все больше издалека, по ночам. И не так неожиданно. Да ладно, чего уж там, испугался он. Крокодила испугаться не успел, а от этого идиотского смешка чуть сам умом не тронулся. Вот ведь мерзкая тварь, и по внешнему виду, и по существу.

– Заткнись, скотина!

Андрей подобрал валяющийся на берегу средних размеров булыжник, вскочил и с разворота запустил его в кусты, за которыми хохотала гиена. И тут же вновь услышал смех. С другой стороны. И не такой противный. Наоборот, очень даже приятный девичий голосок. Обернувшись, Шахов свирепо посмотрел на его обладательницу, выглядывающую из прибрежных тростников.

Мордашка у нее тоже оказалась нестрашная. Коротко остриженные черные курчавые волосы, карие, чуть прищуренные глаза, милый носик кнопочкой, чуточку пухловатые губы, крепкие, относительно белые зубы. Дальше не видно – тростник мешает. В общем, молодая дуреха. Симпатичная, как все в ее возрасте, независимо от цвета кожи. И, как большинство из них, абсолютно не умеющая себя вести. Кто тебе сказал, детка, что ты имеешь право потешаться над взрослым мужчиной, воином? Ишь моду взяли! Сначала гиена, теперь эта…

Андрей еще не знал, что скажет дерзкой девчонке, но уже шагнул ей навстречу. Вернее, хотел шагнуть. Но зацепился за корень той же ивы и лишь чудом не рухнул лицом во влажную, перемешанную с песком землю. Устоял и даже ногу, в общем-то, зашиб не сильно. Но злость и возмущение прошли. Зато воздушно-капельным путем ему передалось веселье девушки. Шахов хмыкнул, вдруг вспомнив подходящий к случаю анекдот про Штирлица, напоровшегося на сук: «Шли бы вы домой, девочки! Война все-таки».

Впрочем, не такой уж и подходящий. В том-то и дело, что война, и по здешним понятиям без девочек тут обойтись никак не возможно…

* * *

Солнце еще не успело скрыться за холмами, когда Шахов подошел к краалю Сикулуми. И еще издали услышал песню. Не то чтобы очень содержательную, но зато громкую, торжественную и длинную, из многих куплетов. Слова в ней явно шли уже не по второму, да и не по третьему кругу, но певцов это не смущало, и хор с энтузиазмом подхватывал каждую фразу солиста:

  • Мы победили.
  • Кумало победили врага.
  • Наши храбрые воины победили сибийя.
  • Да, да, так и было – мы победили!
  • Враги побежали.
  • Сибийя бежали в страхе.
  • Они испугались храбрых воинов кумало.
  • Да, да, так и было – они испугались!

В общем, полная чушь, но песня все равно выходила красивая, мелодичная, завораживающая. Умеют ведь, сукины дети!

Андрей поймал себя на том, что и сам с удовольствием присоединился бы к общему веселью. Вроде бы и устал, и нога все еще болела, но вот тянет к этим чужим, диким и невежественным, но, в сущности, очень милым людям. Тянет посидеть с ними у костра, послушать песни, поучаствовать в неторопливых, степенных разговорах старейшин, выпить мутного, кислого, оставляющего на зубах кусочки сорговой мякоти пива. Неужели он начинает привыкать к здешней жизни?

Нет, только не это! Он же хочет вернуться домой и потому не может, не имеет права ни к чему и ни к кому здесь привязываться. Совсем-совсем ни к кому? А как же кузнец и его сын? Разве это преступление – справиться о здоровье раненого? Чем Бонгопа хуже Мзингвы, тоже попавшего в передрягу, правда по собственной глупости? Но и его ведь нужно проведать. Или шофера тоже посчитать чужаком? А может, и Гарика заодно? Так, мол, и так, никто ему нож к горлу не приставлял, к колдуну ехать не принуждал. Сам дурак, что согласился. А уж в вожди парень действительно записался по собственной инициативе. Пусть теперь как хочет, так и выкручивается. А Шахово дело – сторона. Так что ли?

Андрей и сам понимал, что не так. А тут еще народный хор затянул новый куплет своей бесконечной песни:

  • Кумало – храбрые воины.
  • Шаха – самый храбрый из них.
  • Он первый бросился на врага.
  • Да, да, это правда – Шаха самый храбрый!

Вот так! И кому потом доказывать (да и надо ли?), что дело вовсе не в храбрости, что у него просто не было выбора. Он не мог поступить иначе. И сейчас тоже не может. Хотя бы для того, чтобы никто потом не спел: «Да, да, так и было – Шаха бросил своих друзей». Зачем портить хорошую песню?

Андрей, как сумел, поправил изрядно потрепанный убор из перьев и решительно двинулся к скотному двору, где продолжали восхвалять его подвиги.

Разузнать что-либо о Бонгопе не удалось. Шахова тут же заметили и повели к Сикулуми, желавшему побеседовать с героем. Вождь сидел в почетном углу двора с таким важным видом, будто это он в одиночку победил всех сибийя. Ну, в крайнем случае, с помощью сыновей, так же гордо рассевшихся вокруг него. А вот Гарика нигде видно не было. Возможно, его успели отправить к ндвандве, а может, решили, что одного выхода в свет на сегодня достаточно. Зато мудрый старец Хлаканьяна оказался на своем обычном месте, сидел по правую руку от вождя и размеренно поклевывал длинным носом в такт все никак не прекращающейся мелодии победной песни.

Впрочем, при появлении Шахова советник тут же взбодрился и уже не спускал с него маленьких, настороженных глаз. Но молчал, то ли уступая слово вождю, то ли просто не считая предстоящую беседу таким уж большим удовольствием. В общем-то, Андрей был с ним в этом солидарен и поэтому не обиделся.

Тем временем Сикулуми поднялся с места, одернул леопардовую мантию и заговорил:

– Мне рассказали о твоей храбрости, Шаха. Какака считает, что только благодаря тебе мы одержали победу. Он, конечно, ошибается, – самодовольно усмехнулся вождь, – потому что не знает о моем замысле. Я хотел, чтобы ваши ибуто первыми вступили в бой, заставили сибийя поверить, что их больше и они сильнее кумало. И когда они безоглядно бросятся в атаку, появляюсь я с остальным войском и нападаю на врага со спины. Вот тогда бы сибийя получили такую трепку, какую давно заслужили. Так что ты, можно сказать, спас их от полного разгрома.

Сытая, холеная физиономия вождя не вызывала у Андрея никакого доверия. Скорее всего, Сикулуми сейчас откровенно вешал лапшу на уши окружающим. Пытался представить собственную беспечность хитрым стратегическим ходом. Может, наивные кумало и поверят вождю, но Шахов-то на своем веку видывал людей и похитрожопее.

Но Сикулуми особо изощряться и не требовалось. Кто-то из придворных подхалимов уже затянул на тот же мотив песню о мудрости вождя. Хор послушно подхватил, и теперь уже никто не мог усомниться в том, что так и было задумано, а храбрый, но глупый Шаха едва все не испортил.

– Но ты, конечно, не виноват, – продолжал выпендриваться вождь. – Ведь ты тоже ничего не знал. Только я все равно не понимаю, зачем ты в одиночку бросился на целое войско сибийя?

Вот теперь Андрей удивился по-настоящему. Что же тут непонятного?

– Так ведь Бонгопу могли взять в плен.

– И что с того?

Шахов задумался. Сикулуми и в самом деле такой тупой или прикидывается? Судя по тому, как он ловко отмазался от обвинений в бездарном командовании, – нет, не тупой. Тогда получается, что Андрей чего-то не понимает.

– Ну как же? – изложил он цивилизованный взгляд на войну. – Над пленными обычно издеваются, пытают, заставляют выполнять тяжелые работы. А Бонгопа ранен, он таких условий не вынес бы и, скорее всего, умер.

Сикулуми перестал улыбаться. Да и окружающие тоже изменились в лице, даже бесстрастный, далекий от земной суеты Хлаканьяна. Он был настолько поражен услышанным, что на секунду забыл о своем намерении не вмешиваться в разговор.

– В твоем племени так поступают с пленными?

Шахову стало неловко. Вообще-то, конечно, так не должно быть. Теоретически. Но на практике, насколько он сам был наслышан, по-другому почему-то не получается. Не хватает продовольствия, чтобы пленных кормить, людей, чтобы их охранять, теплой одежды, чтобы они не мерзли, кроватей, где они могли бы спать. Не хватает всего. И поэтому никто не огорчается, если пленных становится меньше.

Вот только рассказывать об этом туземцам не стоило. Их нервная система не закалена фильмами ужасов и телерепортажами с мест катастроф. Они ни про ГУЛАГ, ни про Бухенвальд, ни про Хиросиму не слышали. Пусть и дальше не слышат. Андрей попытался сгладить впечатление от своей неосторожной фразы:

– Старики рассказывают, что так было раньше.

И ведь не соврал даже. «Да, да, так и было», – подтвердил хор, к счастью своему не слышавший ни слова из этого разговора.

– А у вас в стародавние времена такого разве не случалось?

– Нет, никогда, – ответил Сикулуми, все еще не вернувший на лицо улыбку, и Шахову пришлось ему поверить. – С тех пор, как Небесная Мать научила кумало пасти коров, за пленных всегда брали выкуп. Одну корову или две. За сына вождя – случалось, что и пять. А если у пленного и его родственников совсем не было скота, его выкупал вождь. Потом выкупленный отрабатывал долг. А если пленные станут умирать, за кого тогда брать выкуп? Что ж это за война без выкупа? Кто ж так воевать согласится?

Сикулуми еще что-то объяснял, но Андрей уже не слушал. Выходит, он, как последний дурак, рисковал своей шеей там, где можно было просто сторговаться? Да, так и выходит. А с другой стороны, разве сложили бы о нем песню, если бы он заранее знал, чем дело кончится? Доброе имя стоит дороже коровы. Во всяком случае, он на это до сих пор надеется.

Ну и ладно, пусть смеются. Больше он им ни слова правды не скажет, о чем бы ни спросили. А Сикулуми как раз заинтересовался амуницией Шахова. Кое-кто из бывалых воинов тоже перебрался поближе к вождю, чтобы узнать подробности битвы от ее главного героя.

Тут Андрей показал себя ничуть не худшим лапшеразвешивателем, чем доблестный Сикулуми. У него какой-то необычный ассегай? Это для кумало он необычен, а на родине Шахова все с такими ходят. Он тяжелее, поэтому может поразить врага с большего расстояния. А еще его можно использовать в рукопашной схватке. Лезвие широкое, оставляет на теле большой и глубокий след. И древко крепкое, не ломается. При необходимости им можно даже фехтовать, как дубинкой.

Почему Шахов сражался босиком? Тоже можно какую-нибудь теоретическую базу подвести. Предположим, так просто удобнее. Быстрее бежать, проще отпрыгнуть. Опять же, чувствуешь подошвой неровности почвы, можно не глядеть себе под ноги. Камни и колючки – это, конечно, проблема. Но если привыкнуть, то тоже не страшно. Какака, помнится, во всю эту чушь поверил, сгодится и для других. А что можно случайно и на чужое копье босой ногой наступить, так об этом кумало знать пока необязательно. Сами догадаются, когда придет время.

Больше всего вопросов было о том, как Шахов справился с двумя сибийя. Со вторым более или менее разобрались – упал, перекувырнулся, ударил снизу. А вот схватку с первым тоже все видели, но толком ничего не поняли. В том-то и дело…

Андрей вздохнул. И здесь то же самое. Все хотят овладеть каким-то секретным приемом, который поможет в любой ситуации. И никому нет дела до того, что сама ситуация как раз и предопределяет твои действия. Но не объяснять же им сейчас, за пять минут, то, к чему сам он шел долго и дошел во многом случайно. Да и не готов поручиться, что понял до конца и правильно. Пусть хотя бы приемчик разучат.

Значит, так: сближаешься с противником, блокируешь его щит своим. Получается патовая ситуация – ни он тебя достать не может, ни ты его. Но это в том случае, если тупо продолжать с ним толкаться. А нужно чуточку увести свой щит влево и вниз, подцепить им край чужого щита, а потом резко оттолкнуть вправо и вверх. Противник поневоле развернется, откроет незащищенный бок. И тут уже коли, не зевай. Для удобства лучше заранее перехватить ассегай сверху и поближе к лезвию. Длина древка здесь уже не важна, главное – сила и быстрота удара.

А что, складно получается. Еще немного – и сам поверишь в собственную выдумку. Возможно, этот прием даже будет работать. Пока противник о нем не узнает. А потом… «Потом» Шахов рассчитывает уже не застать. А в крайнем случае еще что-нибудь придумает. Они ж, как дети, всему готовы верить, все хотят попробовать.

В конце концов Сикулуми надоело наблюдать за этим мастер-классом.

– Благодарю тебя, Шаха, за то, что ты поделился с моими людьми секретами воинского искусства твоей родины, – все так же величаво изрек он. – Ты заслужил награду и за науку, и за храбрость. Хочешь получить в жены самую красивую девушку кумало?

Судя по восторженным крикам окружающих, Андрею следовало обрадоваться. И он честно попытался изобразить на лице воодушевление. Получилось или нет – это уже другой вопрос. Ну, а что прикажете делать, если каждый встречный и поперечный первым делом пытается его, Шахова, женить? То ли женитьба у зулусов вообще излюбленное занятие, то ли всем интересно охомутать конкретно его. Но, честное слово, как-то не хочется. С девушками и без лишних формальностей проблем до сих пор не возникало. Если даже вдруг не сговоришься, и то не беда. Войны здесь, кажется, частенько устраивают, и повода обтереть топор долго ждать не придется.

Видимо, радовался Андрей все-таки не слишком убедительно, и Сикулуми пришлось увеличить награду:

– Выбирай себе жену, Шаха, а выкуп я сам заплачу.

Толпа взвыла с еще большим энтузиазмом. Такая щедрость явно одолевала вождя кумало не каждый день, и как бы теперь Шахова не посчитали неблагодарной скотиной за отказ от такого выгодного предложения.

– Ты очень щедр ко мне, вождь, – сказал он с почти искренней виноватой улыбкой. – Но я пока не хочу жениться.

Народ с не меньшей готовностью шумно выразил свое разочарование. Певцы уже давно прекратили безуспешные попытки перекричать неорганизованные массы и тоже начали прислушиваться к разговору. И Сикулуми решил не упускать удобный случай и явить подданным добрый нрав и широту души.

– А-а, понимаю! – Он шутливо пригрозил Андрею пальцем. – Ты надеешься сговориться с отцом невесты на меньший выкуп и часть скота оставить себе? Так и быть, я дарю тебе десять коров, а как ими распорядиться – твое дело.

Конечно же, и это заявление вождя прошло на ура. Как писала когда-то газета «Правда»: «бурные аплодисменты, переходящие в овацию». Шахову надоело подыгрывать Силукуми, но, как выйти из игры, он еще не придумал.

– Спасибо, вождь, но обзаводиться хозяйством я тоже не спешу.

Тишина наступила внезапно. Практически все племя молча ожидало, чем же ответит Сикулуми на такую черную неблагодарность. Только в дальнем конце двора несколько девушек продолжали беззаботно напевать и пританцовывать. Но никто не посмел прикрикнуть на них и заставить замолчать. А Шахов вдруг понял: либо он прямо сейчас выскажет свою просьбу, либо уже не сможет попросить никогда.

– Если ты действительно хочешь что-то для меня сделать, то лучше разреши мне поговорить с молодым вождем Звиде, а потом помоги добраться к колдуну Кукумадеву.

В толпе недоуменно зашушукались, но после гробового молчания это уже был шаг вперед. Да и Сикулуми, кажется, немного смутился.

– Зачем тебе нужен Звиде? – растерянно спросил он.

Ага, значит, желание встретиться с колдуном его не удивляет? Если у Шахова и были сомнения, не обознался ли он, не принял ли за Гарика кого-то другого, то теперь они исчезли окончательно.

– Мы оба знаем зачем, – сказал он как можно многозначительней.

Сикулуми совсем смешался. Но к нему тут же прошаркал Хлаканьяна и что-то зашептал на ухо. И через мгновение вождь снова выглядел уверенным в себе правителем.

– Хорошо, я исполню твою просьбу. Ты увидишься и со Звиде, и с Кукумадеву. Но я так и не отблагодарил тебя. И поэтому приглашаю на завтрашнюю большую охоту. В награду за храбрость ты получишь право забрать себе всех зверей, которых на ней добудешь.

По тому, как зашумели кумало, Андрей догадался, что опять удостоился царского подарка. Но ответить ничего не успел. Сикулуми, оказывается, еще не закончил:

– А после охоты ты сможешь встретиться с молодым Звиде. Если, конечно, он захочет с тобой говорить.

Последнее условие Шахову не очень понравилось, но препираться дальше он не стал. В конце концов, ему же пошли навстречу, почему бы не сделать ответную уступку. Охота так охота. Он и так добился большего, чем ожидал. И пусть только Гарик попробует увильнуть от разговора! Очень кстати вспомнились слова из какой-то басни, которую Андрей в далеком детстве слышал от отца:

  • Да я семь шкур с него спущу
  • И голым в Африку пущу…[73]
* * *

Разыскать Бонгопу в праздничной неразберихе не удалось. Кто-то сообщил Шахову, что встретил его во временном лазарете, устроенном неподалеку от крааля, но тут же добавил, что сын кузнеца в этот момент собирался пойти на праздник. Здесь его тоже вроде бы видели, но где и когда – толком объяснить не сумели. Андрей еще немного потолкался в толпе, но, так ничего и не добившись, отправился к раненым. Уж Мзингва-то точно сегодня на танцы не сбежит. Да и Бабузе наверняка где-нибудь рядом с ним. Тем более что у его сына, как выяснилось, рана вовсе не опасная. Или этому Бонгопе просто по тамтаму собственное здоровье. А Шахову – нет. День выдался нервный, суматошный, и завтрашний обещает быть ничуть не легче. Хоть два-три часа, но отдохнуть нужно. Он отыскал-таки кузнеца и шофера, убедился, что оба живы-здоровы и спят сном праведников, выбрал для себя свободное местечко и тоже отрубился.

Правильно сделал, между прочим. Потому что рано утром его разбудил Какака и сразу же повел в крааль, не дав перекинутся с Бабузе и парой слов. Зато сам по дороге наговорил их в избытке. В основном о предстоящей кампании.

Большая охота – мероприятие серьезное, и к ее подготовке подошли, пожалуй, более тщательно, чем к планированию нападения на сибийя. Да и собирать охотников долго не пришлось. Почти все мужчины кумало и так находились в краале вождя. Плюс еще столько же соседей-ндвандве. Удобней случая и не придумаешь.

Еще до рассвета загонщики – по большей части те воины, кому не довелось поучаствовать в битве, – отправились на исходную позицию. Большую охоту кумало всегда устраивали в одном и том же месте – там, где в реку Нонгома впадает большой ручей. Туда и будут загонять перепуганных зверей. Переплыть реку решатся немногие из них, большинство направится к ручью. А там их ждут колючие живые изгороди, ведущие к замаскированным ловчим ямам и укрытиям для охотников. Еще с прошлого раза сохранились, оставалось только кое-где подновить да подправить. И несколько дней назад мальчишки под руководством одного из старейшин привели все в порядок.

В общем, к концу рассказа у Шахова сложилось впечатление, что война с сибийя – не более чем повод для того, чтобы созвать народ на охоту. И похоже, здесь намечалась вовсе не гламурная тусовка. Охотничья добыча для кумало означала ничуть не меньше, чем военные трофеи. Поэтому Шахов особо не удивился, когда его поставили на не самый выгодный номер[74] у дальнего от реки брода. Щедрость щедростью, но лишнего ему отдавать никто не собирался.

Зато Андрей не растерялся, когда ему предложили самому выбрать напарника. Раз уж на большой куш рассчитывать не приходится, можно хотя бы без свидетелей поговорить с Бонгопой. Сын кузнеца первоначально в забойщики не планировался, но ради Шахова в программу внесли изменения и доставили его прямо на позицию.

Правда, совсем без свидетелей не получилось. В нагрузку Шахов получил мальчишку-наблюдателя. Но тот сразу забрался на ближайшее дерево и оттуда рассказывал, каких зверей видит и куда они направляются. Но, во-первых, не очень-то много он там и видел, а во-вторых, Шахов из-за шума листвы расслышал еще меньше. Поэтому можно было надеяться, что и парень лишнего не услышит.

Вот только разговор никак не хотел начинаться по-хорошему. Бонгопа долго бродил вокруг укрытия – невысокого плетеного заборчика, спрятанного в колючем кустарнике, рассматривал подходы к нему, топтался возле прикрытой ветками ямы. Потом покачал головой, поцокал языком, прищелкнул пальцами и авторитетно заявил:

– Нет, Шаха, ничего мы тут с тобой не добудем. Зверь мимо пройдет. А если кто и завернет сюда, все равно между ямой и забором слишком большое расстояние. Проскочит и дальше вдоль кустов побежит. Можно, конечно, выйти навстречу и бросать копья издали. Но тебя этому не учили, а у меня рука еще не зажила. Ничего у нас не получится.

– Да нужна мне эта добыча, как прошлогодний снег[75], – признался Шахов. – Я тебя не для этого сюда позвал.

Сын кузнеца довольно ловко изобразил удивление:

– А для чего?

– А ты не догадываешься?

Бонгопа сделал вид, что глубоко задумался, но ненадолго.

– Ну конечно же! – радостно сказал он. – Клянусь здоровьем матери, я благодарен тебе, Шаха, за то, что ты спас меня от плена. Ты для меня теперь как старший брат, как отец, почти как вождь. Любое твое желание – закон для меня. Я просто хотел объявить об этом принародно, потому до сих пор и молчал.

И ведь хорошо у него получилось, убедительно, но настороженное выражение глаз выдавало.

– Ладно, хватит темнить, – оборвал его Андрей и для убедительности, повернувшись в сторону от Бонгопы, с силой вогнал ассегай в стенку укрытия. – Я же вижу, что ты боишься моих вопросов. Но отвечать все равно придется. И лучше сейчас, пока никто не подслушивает. Что за игру вы затеяли вокруг Гарика?

– Какую такую игру? – пробормотал кумало и с энтузиазмом принялся вытаскивать копье из плетеного забора. – Не знаю я ничего.

– Знаешь, – напирал Шахов. – Кто привел в наш крааль Хлаканьяну и Нтомбази, мать Звиде? Кто нес к колдуну человека, которого Мзингва принял за Гарика? Кто велел никому не рассказывать об этой встрече? Ты, Бонгопа! И ты не можешь не знать, почему теперь Гарика выдают за Звиде.

Все, теперь сын кузнеца приперт к стене. В прямом и переносном смысле. Шахов крепко сжал его руку – здоровую, левую, он же все-таки не садист – и продолжал давить.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Долгие годы противостояли друг другу Россия и США. Нередко они были союзниками, но чаще интересы дву...
Долгие годы царил на земле Сивир мир. Жрицы Голубого огня мудро правили городами и стойбищами, белые...
В настоящем издании в доступной форме представлены различные сведения о материалах, инструментах и с...
В настоящее время повышение уровня плодородия почвы является одной из главных проблем для большинств...
Безграничные возможности открывает кулинарам использование в приготовлении блюд готового теста. Нет ...
Их было двое. Олег и Таня. Им было по 14 лет, они дружили, ходили в одну спортивную школу – занимали...