Не ходите, дети... Удалин Сергей
Бонгопа стиснул зубы и сквозь них прохрипел:
– Не скажу. Это не мои секреты.
– Скажешь. Ты же клялся, что я теперь для тебя – все равно что вождь. А вождя надо слушаться.
– Сикулуми – тоже вождь. – Кумало попытался высвободить руку, но безрезультатно. Белый человек был пусть и ненамного, но сильнее. – И я обещал ему хранить тайну. А ты, даже если все узнаешь, ничего уже не сможешь изменить.
– Ну, это не тебе решать, – немного мягче ответил Андрей. – Смотря что я узнаю.
– От меня – ничего, – упрямо повторил Бонгопа.
Наверное, Шахов и так бы его отпустил. Через какое-то время. Но тут сверху донесся голос мальчишки-наблюдателя:
– Лев! Один! Бежит сюда.
Кумало тут же забыл про собственные неприятности. Охотник, что с него возьмешь. Рука Бонгопы снова потянулась к шаховскому ассегаю, как будто у него своего не было, но скривившийся в болезненной гримасе рот выдал, чего парню стоило это усилие.
– Стоять! – Андрей осторожно, но властно отпихнул его в сторону. – Ты же раненый. Что я отцу скажу, если тебя опять покалечат?
О том, что он и сам до сих пор хромает, Шахов в этот момент почему-то не подумал. Одним движением выдернул копье из забора и решительно шагнул из укрытия. Потом протиснулся между изгородью и ямой – не такой уж и широкий проход, что бы там Бонгопа ни говорил, – и остановился на краю большой ровной поляны.
Лев уже стоял на другом ее краю. Что ж, может, оно и к лучшему. Должен же Шахов когда-нибудь одолеть эту зверюгу. Так почему бы не сейчас, пока с Гариком не произошло ничего непоправимого? А лев-то – красавец! Не чета тому, с которым Андрей не поладил в прошлый раз. Здоровенный, матерый хищник, настоящий царь саванны. И не испуганный, а по-взрослому злой. Небось согнали с лежки, не дали переварить какой-нибудь честно заработанный окорок антилопы. Тут любой зарычит.
Но зверь не рычал. Внимательно разглядывал врага, словно хотел отыскать у него самое слабое, уязвимое место. И Шахов прекрасно понимал, в чем его слабость. В отличие от первой стычки, он теперь был вооружен, но не его это оружие. Пусть не с карабином, пусть хотя бы с рогатиной или даже с охотничьим ножом, он бы сейчас чувствовал себя уверенней. Но ни в коем случае нельзя показать эту неуверенность зверю. И Шахов занес копье, словно бы для броска, надеясь на самом деле, что противник первым не выдержит и рванется в отчаянную, необдуманную атаку. Метнуть ассегай недолго, но можно ведь и промахнуться. И тогда останешься с голым руками против клыков хищника. Да и Бонгопа не усидит в засаде, бросится на помощь и тоже свое получит. Нет, нужно терпеть и ждать оплошности зверя. Ждать и не выказывать страха, даже если давно уже наложил в штаны.
– Шаха, сзади! – заорал вдруг Бонгопа.
Ёкарный бабай, разве можно в такой момент отвлекать! Он же сам охотник, должен понимать такие вещи. И что там могло случиться? Шахов старался поворачиваться медленно и спокойно, но краем глаза успел заметить, как лев дернулся с места. Но тут же забыл про хищника. Потому что со стороны ручья на него мчалась огромная серая туша носорога. Не того неуклюжего уродца, которого показывают по телику, а настоящую машину смерти.
Вся рассудительность Шахова мгновенно исчезла, провалилась в нижнюю часть живота. Он отчаянно рванулся к укрытию, но уже на втором шаге понял, что не успевает пробежать мимо ямы. И решение пришло само собой. Андрей высоко подпрыгнул, поджал в воздухе ноги и всей своей без малого сотней кило обрушился на прикрывавшие ловушку ветки.
Треск ломающихся сучьев, топот несущегося во весь опор носорога, грозный и немного обиженный рык льва. И глухой удар о дно ямы. Уф-ф, пронесло! Нет, слава богу, не Шахова. Просто тонна живого, но смертоносного мяса промчалась стороной. Прав оказался Бонгопа – широковат проход. Только что ж, умник хренов, не предупредил, что на дне ямы вбит заостренный кол? Возьми Андрей чуть левее, и аккурат на него бы и сел. А так только ударился коленом да кожу на ноге ободрал. Не зря, видать, ему в картах удачи не было. Зато теперь везет, как утопленнику.
Глава пятая
Черная полоса
– Ну, нгиябонга[76] тебе, нкоси, чтоб по-русски не ругаться, за то, что соизволил со мной встретиться, – проворчал Шахов, как только гренадеры Хлаканьяны перестали дышать ему в затылок и встали на караул у входа в хижину. – Ты что ж, сукин кот, не мог за все это время о себе весточки какой подать? Допустим, я тебя тогда обидел, наговорил лишнего – да, бывает, несет меня иногда. Но не со зла ведь! И я, между прочим, потом сам же бегом к тебе примчался, думал – помираешь ты, и что получил в ответ? Он, видите ли, не хочет с тобой разговаривать. Совесть у тебя есть, студент?
Гарик молчал и как-то по-новому улыбался. Вроде бы и виновато, но при этом все равно уверенно и спокойно. И эта улыбка бесила Андрея больше, чем все прежние выходки парня. Шестым чувством или пятой точкой, но он понимал, что больше не сможет командовать студентом, как раньше. Этот новый Гарик мог с ним согласиться, признать правоту, но подчиниться – вряд ли. Шахов, слишком привыкший считать мальчишку чем-то вроде балласта, дополнительного груза, который приходится тащить за собой по жизни, вдруг почувствовал себя неуютно. И чтобы избавиться от этого ощущения, выплеснуть его наружу, продолжал говорить, обвинять, стыдить и жаловаться. А Гарик молчал. Молчал, зараза такая, и улыбался.
– Да скажи уже, наконец, хоть что-нибудь!
– Понимаешь, Андрей, столько всего навалилось, что я как-то…
А ведь ни фига он не чувствует себя виноватым! Из вежливости что-то объясняет, словно приехавшему на денек из провинции дальнему родственнику, которому, в сущности, твои проблемы не интересны, который и сам-то поинтересовался лишь потому, что надо же о чем-то говорить. Но Андрей-то ему не троюродный дядя, а товарищ по несчастью. Они вместе попали в эту задницу и вместе должны отсюда выбраться. А у парнишки такой вид, будто он никуда выбираться и не хочет. Будто ему и здесь хорошо.
А может, и в самом деле не хочет? Тогда понятно, почему студент не горел желанием встретиться с Шаховым, чуть ли не избегал его, почему и сейчас, мягко говоря, от радости не светится. Если у парня появились какие-то свои планы на будущее, то Андрей ему теперь будет только мешать, отвлекать от более важных дел.
Да мало ли что этот молокосос задумал! Шахов не может оставить его здесь, даже если бы захотел, все равно не может. А значит, нужно выбить дурь из головы мальчишки. Прямо сейчас, пока она там корни не пустила.
– В том-то и дело, что не понимаю, – Андрей бросился в отчаянную словесную атаку. – Не понимаю, что здесь вообще происходит. Ты что, действительно решил стать вождем апачей? Тоже мне, Виннету, сын Винни-Пуха! Какого черта? Ты же цивилизованный человек, ты не сможешь жить среди дикарей.
– А ты, значит, можешь? – совсем по-мальчишески надул губы Гарик.
Шахова такая реакция даже обрадовала. Неважно как, лишь бы расшевелить студента, достучаться до него.
– И я не могу, – признался он. – Хотя с дикарями общаться и раньше доводилось. И потом, я здесь не живу, а только пытаюсь выжить.
– А я, по-твоему, что делаю?
– Не знаю. – Теперь, когда Гарик начал горячиться, Андрей, наоборот, успокоился. – Не знаю, но надеюсь, что ты мне объяснишь. Что ты задумал? Был себе Гариком, а потом вдруг взял да и стал Звиде. И почему никого из твоих папуасов это не удивляет? Они что, настоящего Звиде никогда не видели? Или его и не было никогда?
– Нет, был, – почему-то грустно ответил студент. – Я сам его видел. И ничего я не задумывал. Это все Хлаканьяна и Сикулуми.
Ох, удивил! Вот уж в чем в чем, а в этом Шахов не сомневался. Да и весь рассказ студента не оказался для него неожиданностью. Примерно так Андрей себе все и представлял. Кроме некоторых деталей.
Мзингва вовсе не с большой укурки перепутал студента с другим человеком. И не с кем-нибудь, а именно со Звиде, сыном Нхлату, вождя ндвандве. Ребята были не просто похожи друг на друга, а похожи, как братья-близнецы. Настолько, что Бонгопа, этот Мальчиш-Кибальчиш, не выдавший буржуинам военную тайну, подумал, когда в первый раз увидел Гарика, что старая легенда не врет. Перед ним – тот самый злой дух, принявший вид сына вождя. Или, может быть, настоящий сын, которого по ошибке пытались убить вместо этой нечисти. Пытались, но, выходит, не убили. И Бонгопа не взял на себя смелость определить, кого же он видел, а просто доложил об этом таинственном незнакомце компетентным органам – главному вынюхивателю Хлаканьяне.
И опять Шахову пришлось признать, что им повезло. Хотя в гробу он видал такое везенье. Ведь мог же старый хрен Гарика упырем объявить. Мог – сам упырь еще тот. Но вмешались государственные интересы. Кузнец уже рассказывал, что Звиде рос мальчиком хилым, болезненным. И тут как раз снова захворал. То ли сразу после появления Гарика, то ли незадолго до этого. Причем заболел не простудой какой-нибудь, а всерьез и надолго. Хрипел, задыхался, едва стоял на ногах, порой терял сознание. Разве такого людям покажешь? Давно задуманная операция по избранию мальчика вождем ндвандве оказалась под угрозой. Так что Гарик подвернулся на удивление вовремя, и ему предложили временно сыграть роль претендента на престол, до выздоровления настоящего. Впрочем, выбор у студента был. Он мог отказаться и поучаствовать в другой церемонии – уничтожении злого духа, то есть опять же его самого.
– Ну, хорошо, поисполнял ты временно обязанности царя, а дальше? – не дослушав объяснений, спросил Андрей. – Сколько продлится это «временно»? И что там с настоящим Звиде?
– Так умер же он, в том-то все и дело! – снова вздохнул Гарик. – Через несколько дней ему стало совсем плохо, и Хлаканьяна велел отнести больного к колдуну. Как раз тогда Мзингва Бонгопу и повстречал. Только не донесли они Звиде.
Студент замолчал, да и Шахов не спешил с новыми вопросами. Не потому, что как-то переживал из-за смерти незнакомого парнишки. Не жилец и был, если верить тому, что рассказывал про него кузнец. Но своей смертью Звиде сильно запутал ситуацию. Она теперь не казалась Андрею такой простой, как раньше. Тут горячку пороть не стоит, лучше сначала все хорошенько обдумать.
Судя по всему, смерть настоящего наследника ничего не изменила в планах Сикулуми и Хлаканьяны. Двойника Звиде все равно изберут вождем ндвандве. Разница лишь в том, что теперь студент останется в этой роли навсегда. То есть до тех пор, пока в нем будет необходимость, пока кумало окончательно не прижмут соседей к ногтю. А потом? Потом Сикулуми или кто-то из его сыновей, займет место Гарика, а самого артиста в лучшем случае отпустят подобру-поздорову. А в худшем и более вероятном…
Нет, в любом случае Шахов не собирался здесь так долго задерживаться. Нужно бежать, и чем скорее, тем лучше.
– Значит, так, – деловито начал он. – Сейчас я тебя вывести отсюда не смогу. Подождем до ночи. А потом рванем к колдуну. Правда, эти гады знают, что я к нему собирался, но авось как-нибудь проскочим.
– К какому колдуну? Зачем?
– К этому… как его… Куку, блин, все время забываю, Кукумадеву. Бабузе сказал: если кто и сможет нас домой вернуть, то только он.
– А если не сможет?
Андрей удивленно посмотрел на Гарика. Что-то парень слишком много вопросов задает. В его-то положении. Или боится, что их поймают? Может и такое случиться, но выбора-то все равно нет. Хотя бы это Гарик понимать должен.
– Не дрейфь, салага, что-нибудь придумаем, – наигранно бодро ответил он. – А если даже и словят тебя, ну так что? Ничего они тебе не сделают. Ты им живой и здоровый нужен. Без следов насилия на лице.
– Да не боюсь я! – возмутился Гарик. – Просто не хочу никуда убегать.
Шахов стал медленно багроветь, совсем как в тот раз, когда они поругались в отеле.
– Ты чего, студент, с дуба рухнул? Или тебя тут успели на коноплю подсадить? Может, конечно, тебе здесь нравится, ты здесь сын вождя и все такое. Ну, а обо мне ты подумал? Я всю жизнь с папуасами жить не намерен. Я на ихнюю кашу кукурузную уже смотреть не могу. А еще меня постоянно на ком-нибудь женить норовят. Да и вообще…
Андрей не успел объяснить, что «и вообще». Гарик вдруг расплылся в улыбке и тихо, чуть ли не шепотом признался:
– Меня тоже. На Зембени, дочке Сикулуми. Симпатичная девочка, веселая и не такая толстая, как другие.
– Ах вот в чем дело! – Лицо Шахова попыталось вернуться к обычному цвету, но тут же снова начало разгораться. – Вот чем тебя приманили! Опомнись, парень, не дадут тебе спокойно жить. Женись хоть на всех дочерях Сикулуми сразу, все равно он от тебя избавится при первой же возможности. А могут и свои подданные укокошить. Думаешь, ты один в вожди метишь?
– Ничего, не укокошат, – отмахнулся Гарик. – Я буду править так, что никто не захочет другого вождя.
– Да с чего ты взял, парень, что тебе дадут править? Будешь плясать под дудку Сикулуми или даже под несколько дудок, пока нового плясуна не найдут. Это ж гадюшник, не хуже какой-нибудь преуспевающей фирмы. И года не пройдет, как тебя слопают. И вообще, я не понял, ты что, собираешься здесь навсегда остаться?
– Нет, конечно. – Студент гордо вскинул голову и торжественно, как пионерскую клятву, произнес: – До тех пор, пока не получится изменить историю.
Андрей уже собирался что-то возразить, но так и остался сидеть с открытым ртом. Ёкарный бабай, что ж это творится? Вадик Бернштейн уверял, что светлая голова у парня была. А теперь крышу так сдвинуло, что заговариваться начал.
– Гарик, – Шахов умоляюще посмотрел на студента, – очнись! Какую историю? Как изменить? О чем ты, родной?
– Ты сначала дослушай, а потом уже лезь в родственники! – раздраженно ответил юноша, чем добил партнера окончательно.
Они, конечно, и раньше ругались, но никогда студент не борзел настолько, чтобы затыкать рот старшему товарищу. Лет десять назад Андрей за такое просто оторвал бы башку наглецу, в последнее время он предпочитал душить невежливых молодых людей финансово, а сейчас просто не знал, что делать. Вызвать врача? Так откуда ж ему здесь взяться? А к колдуну он и так собирался заглянуть. Пусть Кукумадеву заодно и мозги парню прочистит. Только как Гарика к нему доставить? Может, тюкнуть легонько по головушке, чтобы пока не дергался? Потом четверых охранников – этих можно уже посильнее. И пронести бесчувственное тело через весь крааль так, чтобы никто не заметил. Не получится, однако…
– Подожди, Андрей, дай я тебе все-таки объясню, – прервал его размышления кандидат на тюканье. – Дело в том, что я понял, куда мы попали. Никакой это не параллельный мир, а самое настоящее прошлое. Приблизительно конец восемнадцатого века.
– Это ты… как?
Шахов не смог сформулировать вопрос, но этого и не требовалось. Студент все равно собирался рассказывать дальше. Он давно ждал этой минуты, не раз мысленно прокручивал свою речь и с трудом сдерживал нетерпение. Андрей, что бы он сейчас про Гарика ни думал, в любом случае оставался единственным, кто мог оценить идею или хотя бы понять, о чем речь.
– Очень просто! – возбужденно продолжал студент. – Этот Звиде – реальная историческая личность. Про него написано в той книжке, что я читал в самолете. Только я прочитал и забыл, а недавно вдруг вспомнил. Так вот, Звиде на самом деле был вождем ндвандве и оставался им много лет, пока не ввязался в войну с зулусским вождем Шакой. Войну он проиграл и вскоре то ли умер, то ли был убит. А Шака победил еще множество племен и создал большое королевство Зулу. Он неоднократно встречался с европейцами, о нем написано много книг, и вычеркнуть его имя из истории никак нельзя.
– Ну и что? – изобразил на лице заинтересованность Андрей.
– А то, что я нападу на зулусов раньше времени и сделаю так, чтобы Шака никогда не появился.
– Ну и что? – задал Шахов следующий вопрос.
– Так ведь изменится история человечества, понимаешь? – чуть не запрыгал от восторга Гарик.
– Понимаю, – согласился его партнер, – и что?
Студент перестал прыгать. Еще раз с надеждой посмотрел на Шахова – может, все-таки сам сообразит? Потом вздохнул и продолжил объяснения уже спокойней:
– Фантастику ты, видимо, не любишь и «Патруль времени» Андерсона не читал, так? – на всякий случай уточнил он.
Шахову не понравились нотки сожаления в голосе студента, и он уже хотел спросить, ну и что с того, что не читал? – но передумал и лишь молча кивнул.
– Так вот. Раз мы с тобой оказались в прошлом, значит, путешествия во времени возможны. И значит, рано или поздно люди научатся совершать управляемые скачки во времени. Потом кто-нибудь обязательно захочет изменить прошлое, и со временем придется создать специальную организацию для его защиты, как у Андерсона. Улавливаешь мысль?
Шахов улавливал, только пока не мог определить, какую именно мысль он поймал.
– И как только мы с тобой начнем представлять угрозу для правильного течения истории, нас сразу же отыщут сотрудники Патруля и вернут обратно в наше время.
– А если не найдут? – резонно возразил Андрей.
Студент на мгновение задумался, но тут же нашел оптимистичный ответ:
– Если не найдут, значит, правы те, кто утверждает, что история обладает внутренней инерцией и сама возвращается в нормальное положение. Нас просто выбросит в настоящее, так же, как забросило сюда, в прошлое.
Шахов оптимизма Гарика не разделял.
– Скажи, студент, тебе не тяжело быть таким умным? – ехидно спросил он. – Это ж тебе не кино и не книжка, это наши с тобой жизни. И я не собираюсь надеяться на какой-то там сказочный патруль. Лучше уж к колдуну обратиться.
– А твой колдун разве не сказочный? – обиделся Гарик.
– Может, и сказочный. Только это ведь Магадхлела нас сюда загнал.
Но студент не собирался сдаваться:
– А почему ты решил, что это он?
К такому вопросу Андрей оказался не готов. То есть он не ожидал, что это нужно как-то доказывать, объяснять. Ведь и так понятно, что колдун во всем виноват. Ему самому, во всяком случае, понятно. А с чего Гарику вздумалось повыпендриваться – да хрен его знает.
– Так ведь… а разве… ну, мы же приехали к колдуну, а потом оказались здесь, – высказался он наконец.
Студента его объяснение не удовлетворило.
– «После» не значит «вследствие», – профессорским тоном заявил он. – Возможно, это просто совпадение. В тот момент, когда мы пришли к колдуну, внезапно открылся провал во времени. Может быть, его открыл Магадхлела, а может, и нет. И где гарантии, что он опять откроется, когда мы заявимся к другому колдуну? Нет уж, если хочешь – иди один, а я буду действовать по своему плану.
Шахов с тоской посмотрел на Гарика. Да, он все-таки сильно изменился за последнее время. Вообще-то это неплохо, что парень стал независимым и уверенным в себе. Но уж больно не вовремя он свою независимость показать вздумал. Ведь сказал же Магадхлела, что им вместе нужно держаться. Тогда, глядишь, и получится вернуться домой. Но как объяснить студенту такую простую истину, если он и в самого колдуна не очень-то верит?
– Ну, и что там у нас за пробки на дорогах? – поинтересовался Шахов, заметив стадо коров, скопившихся на дне высохшего оврага, по которому он рассчитывал выйти к реке Нонгома. И что-то не похоже, чтобы их собирались куда-то перегонять или хотя бы освобождали полосу для обгона.
Говорил Андрей сам с собой, потому как больше не с кем было. «Его вождичество» Гарик идти к колдуну так и не пожелали. Бабузе на следующий день после большой охоты засобирался домой, а сыновьям приказал тащить на себе раненого Мзингву. Бонгопу родительский приказ не касался, он и сам до сих пор прихрамывал, но тоже увязался за родственниками. Впрочем, Шахов был уверен, что этот кумальский партизан при первом удобном случае ускользнет по своим таинственным делам. Доиграется когда-нибудь, но не на цепь же теперь сажать парня, в самом деле? Взрослый человек. Наверное, соображает, что делает. А у Андрея своих забот полон рот, и так последнее время в основном чужие проблемы утрясал, пора о себе подумать.
Но настроение все равно было поганое. Во-первых, как ни крути, а ушел он один, без Гарика и Мзингвы. Но не мог он больше ждать, надоело здесь все до чертиков. Если появилась возможность вернуться домой, то нельзя ее откладывать. Сегодня есть, а завтра может и не быть. Вот только где-то в мозгу настойчиво долбило сомнение: а не предает ли он сейчас товарищей по несчастью? И сколько ни повторяй, что ты, мол, только на разведку, а потом вернешься за своими, даже самому себя убедить не получается.
А во-вторых, никто ведь Шахову ничего и не обещал. Кузнец сказал так: если кто и сможет, то только Кукумадеву. А если все-таки не сможет? Что ж, до конца своих дней с копьем по саванне бегать? Да и долго ли ждать этого конца при такой беспокойной жизни? Но узнать все равно нужно. Надеяться на чудо, которого может и не произойти, тоже не очень хочется. Нет – значит, нет. Значит, придется искать другие выходы. Черт его знает, может, и студент не совсем свихнулся. Конечно, от этих идей за версту несет сумасшествием, но после всего, что с ними здесь произошло, поверишь любому сказочнику. Хоть Андерсену, хоть братьям Гримм, лишь бы свалить отсюда поскорее. Уже и не так важно, кому и во что, лишь бы верить.
И действовать. Пусть бестолково, но что-нибудь делать. Невыносимо сидеть на жопе ровно и ждать, когда за тебя решат твою судьбу. Та же самая КПЗ, только без решеток. Да и зачем они здесь? Можно, конечно, весь земной шар на брюхе проползти, а домой все равно не вернуться. Но, хоть это и бесполезно, лучше ползти, чем ждать.
И он пошел. Правда, в самый последний момент эта мегера Нтомбази окончательно его загрузила. Какой африканский леший поставил ее на пути Шахова? Андрей только что попрощался с Сикулуми и выходил из крааля при полном параде – босиком, но зато в попугайской шапке и с ассегаем в руке. Тут уж никуда не денешься – все равно что на переговоры без галстука прийти. Не поймут. А право являться без сапог пред светлые, хотя на самом деле – темные, очи вождя Шахов честно заслужил в бою. И пожалуй, так ему действительно было удобней.
Но под напряженным, каким-то оскаленным взглядом матери Звиде он вдруг почувствовал себя пойманным на месте преступления малолетним хулиганом, слизняком, в неположенном месте переползающим дорогу, вредной бактерией, которую ученые отыскали под микроскопом.
– Уходишь, значит? – спросила Нтомбази, как будто сплюнула сквозь зубы. – Появился неизвестно откуда, взбудоражил всех, разрушил жизнь людям, а теперь убегаешь? Да, это по-мужски.
Андрей не сразу понял, о чем это она. А когда догадался, смутился еще больше.
– Разве я виноват в смерти твоего единственного сына, женщина?
Наверное, не стоило вступать в разговор, напоминать об утрате. Ей и так больно. Но ведь это еще не повод, чтобы набрасываться на человека, обвинять его во всех смертных грехах. А может, оно и к лучшему – выплеснет горе и успокоится. Но следующие слова Нтомбази оказались совсем не такими, каких ждал Шахов.
– У меня было два сына, – гордо поправила женщина. – И я знаю, что один из них жив. Я чувствую, как он хочет встретиться со мной. И когда это случится, многие пожалеют о том, что не умерли раньше.
Андрей с сожалением покачал головой. Несчастная женщина. Сама не соображает, что говорит. Какой такой второй сын? Уж не тот ли, которого приняли за злого духа и загубили еще в младенчестве? Тогда с чего она взяла, что он жив? Неужели она тоже верит в байку о том, что ребенок выжил один в саванне, словно Маугли или Тарзан какой-нибудь? Тогда, значит, сангома были правы и он действительно не человек.
Да нет, не может быть. Сказки, суеверия. Тот ребенок умер. И Звиде тоже. Возможно, у Нтомбази был еще сын от другого отца, не от Нхлату, но это уже Шахова не касается. Если есть, так пусть и дальше живет. Похоже, что простому человеку в этом мире выжить проще, чем сыну вождя. Эх, Гарик, в какую же глупую и опасную игру ты вписался!
– И твой шакаленок тоже пожалеет, – неожиданно добавила Нтомбази, когда Андрей уже прошел мимо нее.
Он вздрогнул, хотел было остановиться и заставить ведьму высказаться яснее. Но возле ворот крааля появилась немощная, сутулая, но все равно зловещая фигура Хлаканьяны, и Андрей счел за лучшее не встречаться с ним. Пусть уж лучше грызутся между собой, как пауки в банке, а нормальному человеку рядом с ними делать нечего.
Он свернул в сторону, прошелся вдоль хижин, в которых обитали слуги Сикулуми, обогнул одну из них и вернулся на тропинку, ведущую к воротам, уже за спиной у мерзкого старика. Хоть и с неприятным осадком после разговора с матерью Звиде, зато избежав новых расстройств от встречи с советником.
Теперь хорошо бы куда-нибудь свернуть из этого овражка, потому что впереди явно что-то затевается. Шумят, спорят, ругаются. Один голос звонкий, совсем мальчишеский, а другой трубит, как слон. Кажется, коров они между собой не поделили. И очень не хочется снова влезать в местные разборки, но и мимо не пройдешь – тропинка узкая, а склоны оврага слишком уж крутые, да к тому же скользкие.
Ну, может, как-нибудь получится проскочить…
Между коровами он действительно продрался, а вот дальше путь преграждал здоровенный негр, небрежно опиравшийся на такой же огромный железный топор, словно мраморный Геракл на свою палицу. Впрочем, он больше напоминал плохо тренированного боксера-профессионала супертяжелого веса. Дряблые мышцы груди, основательный живот, блестящая от пота темно-коричневая кожа. И пояс из бахромы, похожий на спортивные труселя, свисающие у некоторых особо продвинутых мастеров бокса чуть ли не ниже колена. Только перчаток не хватало, но кулаки Геракла и без них смотрелись убедительно.
И вот этакий мордоворот наезжал на щуплого, нескладного парнишку лет четырнадцати, стоящего с разведенными в стороны руками, словно закрывая ими от верзилы свое стадо. Только руки с каждой секундой опускались все ниже, спина все больше сутулилась, и было понятно, что парень ужасно боится супостата, но еще больше опасается показать себя трусом. И наверное, давно бы слинял в кусты, если бы не знал, что об этом станет известно отцу и сверстникам, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– А что я скажу отцу? – спросил парнишка у верзилы, словно надеялся, что тот и в самом деле поможет ему отыскать выход из тупика.
– Скажешь, что корову забрал Страж Брода, – важно ответил тот.
– А если он спросит, почему я позволил ее забрать?
– Не спросит.
В голосе Геракла звучала такая уверенность, что Андрей едва не поверил в законность его требований. Если бы не понимал, что подросток вряд ли стал бы спорить со взрослым мужчиной, не будучи убежденным в своей правоте. И если бы здоровяк дальнейшими объяснениями сам не разрушил это обманчивое впечатление:
– Он знает обычай: каждый, кто переходит реку в этом месте, должен подарить мне часть своего имущества. А если не подарит, я сам заберу столько, сколько захочу. Теперь тебе все ясно?
Шахов, который и сам по молодости не раз оказывался в подобных ситуациях, хоть и не видел лица парнишки, хорошо представлял, что творится у него на душе. И верзила тоже наверняка представлял и наслаждался собственным превосходством, самодовольно ухмыляясь. Не будь этой ухмылки, Андрей, возможно, и не вмешался бы. Но уж больно противно, когда кто-то силушкой не по делу хвалится.
– Ты бы, приятель, отошел в сторонку? – лениво и как бы дружелюбно окликнул он верзилу. – Это тебе заняться нечем, а мальчишка, наверное, домой торопится. Вечереет уже, между прочим.
Страж Брода обернулся к нему, как будто только сейчас заметил, скроил странную гримасу, по-видимому изображающую приступ гнева, и пророкотал:
– Между прочим, тебя это тоже касается. Все платят мне за проход, и ты тоже плати.
– А если мне нечем заплатить? – простодушно поинтересовался Шахов.
– Как, совсем нечем?
Верзила настолько удивился, что даже забыл в очередной раз сделать страшное лицо. Вероятно, с такой проблемой ему раньше не приходилось сталкиваться. Но, поразмыслив немного, от какового нелегкого занятия на лбу у бедняги выступили крупные капли пота, Страж все-таки сообразил, что над ним издеваются. Железа на шаховский ассегай ушло, конечно же, меньше, чем на топор, но и его без труда можно обменять на хорошую корову, а то и с теленком в придачу.
– Тогда отдавай копье, – громогласно объявил он о своем решении.
Шахов безразлично пожал плечами. Ну, раз нужно человеку…
– Бери! – коротко согласил он и протянул верзиле ассегай древком вперед.
Тот потянулся к добыче, наклонил голову и тут же получил деревяшкой по носу. Не больно – как слону дробина или как лайковой перчаткой по щекам. Не удар, а пощечина, вызов на дуэль. Жест, понятный без слов любому папуасу, и зулусскому в том числе. Оскорбленный в лучших чувствах гигант взревел, ухватился за свой топор и бросился на обидчика.
И тут Шахов понял, что недооценил противника. Из себя-то он Стража вывел, но не настолько, чтобы тот забыл об осторожности. Или это просто манера боя у него такая? Может, в спокойном состоянии верзила и казался увальнем, но сейчас двигался быстро, ловко, со сноровкой опытного бойца. Вращал свой тяжеленный топор восьмеркой, как каратист работает с нунтяку[77], постоянно угрожая страшным ударом и не давая не единой возможности для контратаки. Первая же попытка Андрея пробиться сквозь этот живой пропеллер едва не закончилась катастрофой. Мало того, что он не дотянулся до груди врага, так еще и не успел выдернуть ассегай обратно. Встретившись с бешено вращающейся глыбой железа, древко жалобно крякнуло и переломилось, оставив в руке обрубок длиной с барабанную палочку.
Секундная растерянность чуть не стоила Шахову головы. Причем в самом буквальном смысле. Топор верзилы вдруг сорвался с уже ставшей привычной траектории и выстрелил в сантиметрах над ухом Андрея. Страж недовольно рыкнул и попытался зацепить врага на обратном движении, но теперь Шахов уже был готов к обороне. Он пригнулся и сразу же нырнул под копыта ближайшей коровы. Та испуганно дернулась, и слава богу – Андрея она не зашибла, зато топор просвистел в том месте, где только что находилась ее шея.
Теперь растерялся Страж. Порубить на куски собственную добычу не входило в его планы. Но и белокожего наглеца следовало наказать любой ценой. Верзила недоуменно переводил налитые кровью глаза с топора на корову, с коровы на Шахова, но пока не мог решить, как ему влезть на елку и не уколоться.
А Андрей, прикидывая маршрут дальнейшего отступления, неожиданно встретился взглядом с парнишкой, благоразумно отбежавшим в сторонку в самом начале драки. Ужас был написан на его лице крупными буквами. Но переживал он явно не за своего нежданного заступника, а за буренок. Оно и понятно. Предположим, минут через пять верзила утомится, у него собьется прицел, и в конце концов страшный топор застрянет в теле какой-нибудь из коров. Пятой или, допустим, шестой по счету. Шахов, разумеется, воспользуется моментом и обезвредит этого недоумка. Но обрадуется ли отец парнишки такой победе – большой вопрос. Может, он решит, что было бы лучше, если бы сын отдал одну из коров по-хорошему, а не подставлял своим упрямством под топор все стадо?
Андрею стало стыдно. Какого черта он, трехкратный чемпион Ленинграда по борьбе, гроза Кузнецкого рынка и вообще авторитетный в определенных кругах человек, прячется от дикаря, не знающего ни одного приема айкидо или дзю-дзюцу? Да ребята, увидев этот спектакль, на смех бы его подняли. Не лучше ли рассмеяться самому?
– Да ты мясник, а не воин, – расхохотался он в лицо противнику. – Я тебя голыми руками задушу. Мне даже эта деревяшка не понадобится.
Андрей шагнул навстречу Стражу, небрежно перебрасывая с руки на руку обломок древка, размахнулся, покрутил головой в поисках места, куда можно было выбросить бесполезный предмет, и вдруг, резко развернувшись, метнул его в лицо верзиле. Тот и в самом деле оказался ловким парнем, успел убрать голову и почти мгновенно поднял топор, чтобы прикончить наконец ненавистного врага. Но в том-то и дело, что почти. Шахов успел сделать шаг навстречу, так что топор начал опускаться уже за его спиной. Теперь, оказавшись на выгодной для себя дистанции, он справился с верзилой без особого труда – продернул левой рукой предплечье врага вперед, выводя того из равновесия и не позволяя сгруппироваться для нового атаки, и одновременно тыльной частью правой ладони приложился снизу ему в нос. Затем подхват, бросок через спину и контрольный тычок в голову лежащего противника. Впрочем, это было уже лишним. Кажется, Страж вырубился еще от первого удара. Ну да и ладно, не извиняться же теперь перед ним!
– А что это был за чудак? – с некоторым запозданием поинтересовался Андрей, провожая парнишку со стадом до его крааля. Не то чтобы в этом была необходимость – верзила если и придет в себя, то очень нескоро, – просто хватит уже на сегодня мальчику приключений.
– Это Страж Брода, – охотно объяснил пастушок. – Он никого через реку не пропускает. Самый сильный воин в наших краях. Такой сильный, что даже вождю не подчиняется, живет сам по себе. Люди зовут его Зембенкулу.
Шахов хмыкнул. Это имя по-зулусски означает «огромный топор». В иных обстоятельствах Андрей бы подумал, что речь идет о другом топоре – том, который периодически требуется обтирать. Но тут наверняка слово использовалось в прямом смысле. Топор у этого стража действительно был, и отнюдь не маленький. Тяжелая, между прочим, хреновина. Шахов прихватил ее с собой, чтобы у очнувшегося разбойника не возникло искушения снова заняться своим нехитрым промыслом. Парнишка надеялся, что ему по обычаю разрешат нести трофей, но Андрей лишь сурово покачал головой. Ну его на фиг, еще надорвется. И взрослый-то мужик по2том умоется, таща на плече такую тяжесть.
Чтобы пастушок совсем не расстроился, Шахов доверил ему свой сломанный ассегай. Железо здесь ценится высоко, выбрасывать даже такое бесполезное в бою оружие как-то не хочется. Впрочем, почему бесполезное? Он попросил у парнишки нож, выровнял место слома, обтесал лишнее, потом еще немного пошкрябал лезвием по деревяшке, как бы ошкуривая поверхность. Получилось очень даже сносно. Метнуть такое копье, конечно, уже не получится, так ведь Андрей и раньше это занятие недолюбливал. А в ближнем бою с ним, пожалуй, даже удобней будет. Это уже не ассегай получается, а короткий меч, только без гарды. Но не беда – уж с мечами-то Шахову обращаться привычнее, чем с копьями.
– А что ж вы его терпите, бандита этого? – продолжил беседу Андрей, справившись с модернизацией оружия и снова передавая его парнишке на хранение. – Собрались бы все вместе, надавали бы ему по шее и прогнали отсюда.
– Зембенкулу хитрый, – непонятно чему улыбнулся мальчик. – Когда много людей приходят его ловить, он прячется в пещере. А одного или двух противников Страж всегда побеждает.
– Ну, так уж и всегда! – не удержался от бахвальства Шахов.
– Ха! – еще шире засверкал зубами пастушок. – Одно дело – простой воин и совсем другое – Шаха.
Андрей от неожиданности сбился с шага, крякнул и поудобней передвинул топор на плече.
– Какой такой Шаха?
– А разве ты не?..
Теперь уже парнишка остановился и растерянно посмотрел на Андрея. И пока его взгляд перемещался с головы на ноги, на лицо медленно возвращалась довольная улыбка.
– Нет, все правильно. Большой, белокожий, без сандалий. Зембенкулу не испугался. Не обманывай меня, ты – Шаха!
Да, тут уже отпираться бесполезно. Все приметы сходятся. Непонятно только, кто ему о них рассказал. Ну да ничего, сейчас Андрей это выяснит.
– А откуда ты про меня знаешь?
– Про Шаху в нашем краале все знают, – радостно сообщил парнишка. – И не только в нашем. Я сам видел, как вчера внуки старого Цубе в Шаху играли.
Андрей от удивления чуть топор себе на ногу не уронил. В Чапаева и Александра Невского он и сам в детстве играл. Про то, как играть в Гастелло, – в анекдотах слышал. Но чтобы в него, Шахова, играли – это уже перебор, ребята. Найдите себе другого героя, поинтереснее.
– А раньше – позавчера, например, – не играли? – задал он первый пришедший в голову вопрос.
– Нет, позавчера не играли, – серьезно ответил мальчик. – Позавчера мой отец с войны вернулся и только вечером про тебя рассказал.
– А как зовут твоего отца?
– Какака. Ты его должен помнить.
Вот ведь, ёкарный бабай! Выходит, не зря его Бабузе учил – первым делом при встрече нужно спросить, из какого рода твой новый знакомый, кто его отец. А потом уже про все остальное. Послушался бы его совета – удивлялся бы теперь минут на десять меньше.
Ну да ладно, Какака – не самый противный мужик в этом племени. Так уж и быть, придется заглянуть в гости.
– Да, я знаю твоего отца, – согласился Шахов. – Он храбрый, всеми уважаемый воин. А вот твоего имени пока не знаю.
– Меня зовут Бедже, – представился мальчуган. – Когда я вырасту, то стану еще храбрей, чем мой отец.
– Ну-ну, расхвастался, – невольно улыбнулся Андрей. – Ты вот что мне лучше скажи, храбрец: если твой отец знает про Зембенкулу, как же он тебя одного отпустил за реку?
Парнишка сразу приуныл, опустил глаза и после долгих раздумий сознался:
– А он и не отпускал. Я сам утром, пока Страж еще спал, перегнал туда стадо.
– Зачем? – удивился Шахов. – Может, там трава сочнее?
– Нет, не сочнее, – совсем по-детски шмыгнул носом Бедже, но все ж таки решился на правдивый ответ: – Просто я поспорил с ребятами, что не испугаюсь Стража. Что я такой же храбрый, как Шаха.
Вот она, обратная сторона популярности! Наслушавшись рассказов про подвиги Шахи, мальчишки готовы на любую глупость, лишь бы походить на своего героя. А когда станут взрослыми – глупости вырастут вместе с ними. Нет, ну ее к лешему, такую славу! Надо объяснить этому парню, что мертвым героем стать не трудно, а вот выжить на войне – это действительно подвиг.
– Послушай-ка меня, Бедже, – строго посмотрел на парнишку Андрей. – Запомни раз и навсегда и друзьям своим объясни. Шаха храбрый потому, что точно рассчитывает свои силы. Если он может победить врага, то смело идет в бой. Но нет ничего позорного в том, чтобы уклониться от битвы, если у тебя нет никаких шансов в ней победить. Вот, к примеру, твой Зембенкулу – полез в драку, не подумав, с кем связался, и сразу же получил в нос. Ты хочешь быть таким храбрецом?
Сын Какаки испуганно замотал головой.
То-то же! Не все, конечно, на самом деле так просто, но для первого урока парнишка усвоил достаточно.
– Голыми руками? – переспросил Какака, выслушав рассказ Шахова. – Если бы я сам не видел, как ты дерешься, ни за что бы не поверил. Да и вот он – топор Зембенкулу, у тебя в руках. Значит, ты действительно его победил.
– Я-то победил, – проворчал в ответ Андрей, – а вот почему ты у себя дома такое безобразие терпишь – этого я понять не могу.
Почтенный военачальник не спеша выдернул из мочки левого уха серьгу в виде тонкой длинной трубочки из блестящего темного дерева, вытащил из ее торца комочек мха, закрывающий отверстие, и высыпал себе на ладонь кучку мелко порезанной и остро пахнущей травы. Затем поднес ладонь к носу, шумно вдохнул воздух и оглушительно чихнул.
Трубочка оказалась маленькой табакеркой. Шахов уже видел подобные украшения у некоторых модников, а чаще – у модниц, но все никак не находил времени спросить, что это за штуковина. Оказалось – очень даже полезная вещь. И достать недолго, и руки не заняты. Какака, как и многие пожилые войны, недолюбливал даггу, а вот нюхательный табак – это совсем другое дело. И рука от него не слабеет, и глаз не подводит, и просто бодрит. А уж как удобно с его помощью время потянуть и с мыслями собраться!
– Понимаешь, Шаха, – ответил наконец Какака, – этот Зембенкулу, конечно же, разбойник, кто спорит. Но разбойник свой, привычный и нестрашный. К тому же еще и осторожный. Вреда от него не так уж и много, а вот поймать – дело хлопотное, почти безнадежное. Все прекрасно знают, что он нападает только на одиночек, и поэтому ходят к броду только большой компанией. А если кто из чужаков туда забредет – это уже, извини, не наша забота.
Интересно, как бы запел этот философ, если бы узнал, что лишь по чистой случайности не лишился сегодня одной из своих коров, а возможно, и сына в придачу? Но Андрей пообещал пастушку не выдавать его и мужественно помалкивал, кивал и поддакивал.
– Если бы все разбойники такими были, – продолжал хозяин, – нам жилось бы намного спокойнее. Но в последнее время странные вещи стали твориться на земле кумало. Нет больше в ней порядка. Взять хотя бы тебя, Шаха.
Какака засмущался и снова потянулся к табакерке.
– Хороший ты человек, и воин отличный. Но ведь чужак же! Таких, как ты, в наших краях никогда не видели. И, ты уж не обижайся, не к добру твое появление. Сам ты никакого зла нам не принес, но наверняка другим дорогу показал. А кто придет за тобой – ни мне, ни тебе неведомо.
Андрей по-прежнему молчал. Что тут возразишь? Это для пацанов он стал героем, а взрослые как не доверяли ему с самого начала, так и теперь поглядывают с опаской. Правильно говорит Какака – он чужак. Гарик и Мзингва хотя бы такие же чернокожие, как кумало. А белый должен жить среди белых. Так он бы и рад вернуться к своим, но как? Одна надежда на колдуна.
– А у нас и без тебя неприятностей хватает, – не унимался отец Бедже. – Говорят, в лесу на горе Нгоме поселилось целое племя людоедов. Человек пятьдесят, если не больше. И никому прохода через этот лес нет – поймают его и съедят. А еще говорят, что командует ими настоящий злой дух. Тот самый, которого Нтомбази вместе с молодым вождем Звиде родила. И будто бы грозится этот дух нашего Звиде погубить и вместо него вождем сделаться. Может, на самом деле ндвандве именно такого вождя и заслуживают, только мальчишку жалко. Понятно, что злой дух сильнее его окажется.
Тут уже Шахов не выдержал и ответил:
– Ты же взрослый человек, Какака. Смелый человек. Мы ж с тобой вместе против сибийя сражались. И настоящего, живого врага ты не боялся. А теперь пугаешься каких-то глупых детских сказок.
– Какие уж тут сказки, – начал горячиться хозяин, – если позавчера крааль самого Кукумадеву сожгли. Вот скажи: ты сам бы решился на колдуна напасть? Нет? И я бы не рискнул, и ни один из кумало не осмелился бы. Но ведь кто-то же сжег дом колдуна! Кто, если не злой дух?
Андрей уже раскрыл рот, чтобы спорить дальше, когда до него дошел смысл сказанного.
– Как ты сказал? Кукумадеву? Сожгли его крааль?
– Ну да. А ты разве не слышал?
Откуда, интересно, он мог слышать, если второй день в дороге проводит и до того, как с этим долбанутым Стражем повстречался, ни с кем по пути не разговаривал? А если бы заранее знал, что тут происходит, то, может, никуда и не пошел бы.
– А что с самим колдуном? Он жив?
Какака опять ухватился за табакерку. Дурной знак.
– Может, и жив, – ответил он после основательного чиха, – только никто его с тех пор не видел. Или его злой дух убил, или колдун на другое место решил перебраться.
Ну спасибо, обрадовал! В злых духов Андрей, понятное дело, не верил. А вот то, что теперь Кукумадеву днем с огнем не отыщешь, – это, конечно, плохо.
– И где же мне теперь его искать?
– Кого? – не понял Какака.
– Ну, не духа же! – недовольно буркнул Шахов. – Колдуна.
– А зачем он тебе?
– Значит, нужен, раз спрашиваю. – Андрей сообразил, что совсем уж грубо ответил хозяину и постарался смягчить впечатление: – Вообще-то, я к нему и направлялся. Посоветоваться надо было. А теперь даже и не знаю, что делать.
– Нет, в таких делах я не советчик, – виновато пробасил Какака. – Из людей я действительно никого не боюсь, это ты верно сказал. А вот с духами и колдунами стараюсь не связываться.
Андрею стало неловко за собеседника. Здоровый мужик, воин, отец семейства, а верит во всякую чепуху. Но не читать же ему лекцию по научному атеизму! А если честно, то ведь и в России в последнее время этой мистикой стольким людям голову заморочили, чего ж с дикарей спрашивать? Да и где она, та Россия?
– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказал он, поднимаясь с циновки. – Спасибо за угощение.
Не бог весть какое на самом деле. Могли бы спасителя стада – а скорее всего, и сына тоже – и мяском побаловать. А то от этой кукурузы у Шахова скоро живот лопнет. Но напрашиваться как-то неудобно, да и Бедже он обещал не выдавать. Ладно, в другой раз, в другом месте. Хорошо бы, если б совсем в другом…
– Придется возвращаться обратно.