Я – необитаемый остров Маркович Наташа
Я ненавижу эту тему! Да, даю. Не только взятку даю, но еще и хвостом при этом виляю, жопу облизываю и дуру изображаю. И что с этим делать, пока не знаю, ибо наши законы похоже изначально придумываются с прицелом на взяточничество. Честное слово, я иногда думаю о продаже ресторана, именно по этой причине. Эта беда мешает мне жить.
– Налоги тоже честно платишь?
– Нет, но тут все нормально. Уже идет процесс перевода ресторана на работу вбелую. И чтобы ты знал, этим сейчас очень многие занимаются. У меня почти все знакомые перешли или переходят на белый учет. Уровень сознания в обществе растет страшными темпами. Сейчас в черную работать – лоховство.
– Я знаю. Дело не только в сознании, но и в страхе. Сидеть никому не охота.
– Каждый видит то, что он желает видеть.
– Слушай, ты умная очень?
– В общем да.
Это я зря. Надо было сказать «когда как» – это все-таки больше соответствует истине. Этой самонадеянной фразой я на полную катушку запустила процесс противодействия, и так уже имеющий место быть. Теперь он неосознанно будет искать случаи, в которых я проявляюсь дурой, чтобы доказать, что я и есть она. Просто из желания сбить с меня спесь. То есть если проанализировать сказанное мною, то я поступила, как дура.
– А если умная, тогда найди выход из придуманной тобой заморочки. Врать она не может! Детский сад! – Юра распсиховался.
– Не могу. Вернее не хочу. Честность – мой жизненный принцип. Это не значит, что я никогда не вру, это значит, что мне после этого всегда плохо. Меня от вранья ломает и колбасит[3], поэтому я стараюсь делать это только в случае самой крайней необходимости. Выходы наверняка есть, надо только их увидеть.
У меня есть, конечно, идея, но я ее даже озвучить боюсь. Идея такая – пожениться. Но я же не могу вслух такое произнести. Мне страшно, вдруг он покрутит пальцем у виска и скажет что-то такое, отчего мне станет больно. По сути, я боюсь быть отвергнутой и осмеянной. Поэтому и притворяюсь, что я – не я и лошадь не моя.
– Отлично, – отрезал Юра, – тогда я, как работодатель, приказываю – придумай и приди с докладом. В офис. Я через полчаса туда еду, можешь присоединиться.
Он встал и ушел куда-то по своим квартирным коридорам, а я осталась плакать.
Беда. Я опять начала путать личное и общественное. Начала воспринимать наши отношения не как отношения начальника с подчиненным, а как мужчины с женщиной. И поэтому обида. Как будто любимый человек меня послал. Эх! Дура. Он же ничего не обещал.
А как мне по-деловому относиться, когда мы на кухне его сидим?! С коровами на пижаме. А? Думать надо. Сам все запутал, гад.
Тут я должна сделать отступление для Олега Михайлова и прочих мужчин, которым не нравится, что героини моих книг много плачут. Драгоценные мои! Они плачут ровно столько, сколько плачу я в своей жизни. Может, я даже чаще это делаю в реальности. Так мне хочется, и я не намерена переставать плакать только потому, что вы не знаете, что с этим делать. И не думайте, что я отличаюсь от ваших девушек. Они наверняка тоже делают это невообразимо часто. А если нет, то страдают оттого, что приходится сдерживать свои слезы. Это больно и вредно. Позвольте нам плакать! И знайте, вам не нужно по этому поводу париться, ничего страшного не происходит, нам просто важно поплакать. Физиологическая потребность, как пописать например. Вы в этом не виноваты.
Маленький секрет. Это относится только к искренним слезам, а не к тем, которыми мы пытаемся вами манипулировать. И вот тут вы должны сами отличать, ибо даже мы иногда этого не понимаем.
Кстати, манипуляции тоже нужно различать. Иногда мы плачем, чтобы вытрясти из вас что-то для себя коммерчески полезное, а иногда просто ласки хочется. Ну и не жадничайте. Самый худший способ поведения при наших слезах – говорить: «Я тебя предупреждал, сама виновата, не реви – надоело, не парься – все решим, поговори с ним, подумай об этом» и т. д. Самый лучший способ во всех этих случаях – обнять и сказать какую-нибудь глупость: «Маленькая моя киса, солнце мое, самая лучшая, я тебя так понимаю! Скажи, кто тебя обидел, я пойду его убью…» Я отчетливо осознаю, что, с точки зрения мужчины, это дикий бред, но возьмите себя в руки, сделайте что-то подобное несколько раз, хотя бы и через силу, и произведенный эффект потрясет ваше воображение.
Кстати, если мы плачем для того, чтобы вы заткнулись, то знайте – затыкаться не обязательно. Главное проделать все вышеперечисленное и продолжать гнуть свою линию. Увидите – линия прогнется гораздо легче.
Со слезами я за полчаса справилась, слава богу, не хватало еще рыдать в третий день знакомства. Так можно до полусмерти напугать человека. Юра подумает, что я конченая и – адьес, амигос!
Удалось даже вполне натурально притвориться веселой. А когда начинаешь притворяться через не хочу, то пять – десять минут спустя становится весело по-настоящему.
Форум М и Ж
Женщины: Мужчины, а почему это вы так не любите, когда мы плачем? Вам что, жалко? И что вы чувствуете в этот момент?
Сергей: Чувствую злость. Не люблю, когда манипулируют. А если она плачет оттого, что это я сделал что-то ужасное, то чувствую вину. Жалко ее.
Витя: Трахают в мозг потому что, хотят чего-то добиться.
Илья пишет… mariyaam: Потому, что порой сильный мужчина не может справиться с «такой мелочью» как женские слезы. А если не может, значит, слаб. А кто это любит?
slothar: Смотря, что это за слезы. Если это манипуляция, то мужчина чувствует это и обламывается.
shvetya: Мужчина при виде женских слез теряется, ему кажется, что женщина им манипулирует и давит на жалость. А еще многим мужчинам просто противно, что женщина не может держать себя в руках и вести себя разумно. А вообще, разве кто-то любит, когда другой плачет?
любитель людей comprachikos: Потому что это есть аргумент, не адекватный запросу.
Повесившийся Труп Мертвого Человека kirill_1976: Лично мне очень хочется въебать, дабы прервать этот никчемный процесс.
Сергей ksniko: Смотря, от чего плачет. Если причина слез не связана со мной – успокою. Если связана – испытываю растерянность.
halevi: Потому что женщина никогда не плачет на людях, если ей плохо. Если она плачет и я это вижу – значит, она пытается таким способом мной управлять. Иного не дано.
С учетом того, что в девяносто девяти процентах женские слезы просто способ избежать неприятного разговора, я всегда пресекал и пресекаю это в самой жесткой форме. Необходим разговор или нет – решать мне, а не ей. Если я решил, что поговорить необходимо именно сейчас, – я не позволю саботировать мое решение.
sweet_larry: Патамушта чуствуем, што потрахаца пряма счас пахожы не удасца, и эта типа как бы аблом.
romtzr: Нда, вопрос. Это строго индивидуально! Я вообще не люблю видеть, как кто-то плачет. Почему – это вопрос к психам-аналитикам. Но мне кажется, что, видя плачущего человека, я представляю, из-за чего когда-то плакал сам. Как правило, это происходило, когда мне было очень больно. И это впечатление переношу на других. Сюда же примешивается чувство вины. Вот на плачущего мужчину смотреть как-то странно…
zulzen: Потому что это манипуляция. Хочется придушить.
bullfi nch: Слезы воспринимаются мужчиной либо как манипуляция, либо как невербальное обвинение в чем-то. Ни то ни другое понравиться не может. То что это может быть для женщины просто эмоциональный выплеск – мужчине тяжело понять.
bulfriend: Мне нравица, када женщины плачут, – их хочеца пожалеть, прикольные они, с красными носами, опухшими глазами. Я знаю, что успокою и сделаю так, чтоп не плакала.
vento_caldo: Не люблю потому, что непременно отношу это к себе. Это вызывает необъяснимое чувство вины перед плачущей женщиной.
alekzander: Бессилие. Невозможность помочь, решить проблему.
middtrich: Реакция на плач, мне кажется, формируется в детстве в семье, а семьи разные. В каких-то семьях плачут все и каждый день, а значит, реакция спокойная. В моей семье люди плакали только от сильной боли (например, когда получали открытый перелом руки). Поэтому, когда при мне плачут, я бросаюсь на помощь и начинаю действовать, а если вижу, что плач «просто так», – злюсь сильно.
13tharkan: Ну, как же. Ведь мужчина всегда защищает, оберегает женщину, которая находится рядом с ним. Если женщина плачет, тогда мужчина чувствует, что не смог ее уберечь, защитить от этого. Бывают еще и слезы радости, но даже тогда хочется сделать все, лишь бы она не плакала.
timoha67: Потому что это вид вымогательства… Неискренность…
print_manager: Когда вижу плачущую девушку, впадаю в ступор. Действует мистически – как разрисованный шаман на рядового индейца. Коан. Трудность. Парадокс. Чувствую беспомощность. Можно только отвлечь, но причины плача не изменить, и это напрягает.
grax: Слезы меня просто раздражают, не вызывая ни капли жалости, нежности или сострадания.
Ужасно, что мужчины не любят наших слез. Потому что мы все равно не перестанем этого делать. Не можем. Это наш способ снятия стресса, и без него мы погибнем.
Как жить в этом двухкомпонентном мире, где компоненты вообще не втыкают в потребности друг друга?
Философия, миссия, ценности
Доклад я никакой делать не стала, просто пришла в кабинет Юры и сказала:
– Предлагаю официально пожениться.
Он отодвинул изучаемые документы и взглянул на меня с интересом. Ну а что? Это выход, по-моему. Тем более милиция криминальных следов в биографии не нашла.
– Свежая мысль. Сама придумала?
– Сама. Правда, гениально? Если у меня штампик в паспорте – это уже значит, что мы муж и жена. Тогда и врать не надо.
– Ты знаешь, что для мужчины женитьба – очень ответственное решение.
– Я знаю. Через полгода разведемся – и все. Торжественно обещаю! – я изобразила пионерский салют.
– Ах, так ты фиктивно предлагаешь пожениться?
– Ну, конечно. А ты думал, я тебе руку и сердце предлагаю? – я произнесла это, кажется, чересчур насмешливо.
– А почему такой тон пренебрежительный? Я не вхожу в твою референтную группу?
– Какую группу?
– Группу лиц, теоретически попадающих под определение твоего мужчины.
– Да нет, теоретически попадаешь.
– Спасибо и на том.
– Пожалуйста. В нее теоретически попадает примерно двадцать процентов мужского населения детородного возраста. (Господи, я все делаю для того, чтобы не дать ему понять, что он мне нравится. Откуда я эти двадцать процентов взяла, дурная голова?)
– Ну, все равно, неплохо. Но ведь фиктивный брак – это тоже обман. Только государства.
– Я знаю. Что делать-то, лучше один раз государство обмануть, чем каждый день окружающих. Его, надо признаться, вообще как-то легче обманывать – так исторически сложилось у нас в стране. Они нас, мы их… А друзьям я буду говорить: «Ой, не спрашивайте, конечно, поженились. Тут тааакая история! Когда-нибудь расскажу».
– Ну, ты даешь!
– Ага.
Мне вдруг легко стало. Я ужасно боялась все это говорить. Боюсь я мужчин, хоть режьте меня, ну что делать?! Тяжело мне давались отношения с ними, и всю уверенность я растеряла. Причем я боюсь исключительно тех мужчин, которые мне нравятся. Гложет страх быть отвергнутой, почувствовать, что опять меня не выбрали, гонять мысли, что я какая-то плохая женщина, – некрасивая, несексуальная. Но, кажется, сегодня с этим страхом я справилась.
Но Юра, каков хитрец! Он как-то всегда делает так, что самые смелые и рискованные предложения от меня исходят, а решения при этом принимает исключительно он. Вот собака!
– Хорошо.
– Что хорошо?
– Завтра поженимся.
– Ой! Ну и ну. Как завтра?
Я растерялась. Согласился, надо же. Я так увлеклась преодолением страха, что забыла про конечную цель – выйти замуж.
– Но ведь там заранее заявление нужно подавать, за месяц, что ли.
– Не волнуйся, утром поедем. Паспорт только отдай, прямо сейчас.
– Ладно, – я достала паспорт из сумки и отдала ему. Руки немного задрожали, и я их поторопилась спрятать. – Разбудишь меня?
– Несомненно, – он фыркнул.
Ну что ж, с отношениями, кажется, временно разобрались, и я отправилась в дальний угол офиса, в выделенную мне комнату, писать концепцию, философию.
Села за свой рабочий стол и немедленно заморочилась по двум вопросам.
Во-первых – ничего нового – всего лишь на предмет того, что Юру-то я знаю совсем немного, а уже в такие игры играю. Наверное, я купилась на наши отношения – как-то мы сблизились очень стремительно, и чувство такое, что знакомы уже долгие годы. А вдруг он все же негодяй? Но офис-то работает – куча людей, он сидит в кабинете руководителя, квартира тоже на месте. Вроде все делает так, как обещает.
Во-вторых, брак – не шутка, это серьезный поступок, для некоторых прямо-таки святое. Правда, для меня не особо, я к штампику в паспорте отношусь довольно спокойно. Признаю его важность для семьи, но фетиш из него не делаю. Мы же не венчаться идем в конце концов.
В общем, я себя немного упокоила и взялась за работу.
Довольно большой офис. Интересно, зачем для продажи картриджей столько места? Разве что он всю страну ими обеспечивает. Ну, или хотя бы Московскую область.
Итак, философия. Миссия, ценности…
Миссия, миссия… Что же мы создаем? Но у меня еще нет ответа Юры на вопрос о его цели в проекте! Я опять врываюсь в его кабинет.
– Что? – пугается он. – Хочешь детей завести?
– Почему детей?
– В прошлый раз ты ворвалась с предложением пожениться.
– А да. Нет, сейчас я про другое. – Мне смешно. – Я про работу.
– Так ведь и женимся мы по работе.
– Ну да. Да подожди ты, не путай меня! Юморист тоже мне. Я про проект.
– Ну ладно, шучу, шучу, говори. Извини.
– В общем, дело в том, что ты не ответил на вопрос про твою цель. Про то, зачем ты это делаешь. Я поняла, что не для себя. Поняла, что для людей. А что конкретно ты хочешь сказать людям?
– Это серьезный вопрос.
– Ага. Без этого я не могу философию журнала написать.
– Понимаю. Ты, похоже, и правда профессионально подходишь к делу. Это радует.
– Нет, с точки зрения технологий наверно непрофессионально. У меня нет четкой и правильной структуры того, что я должна сейчас выдать на бумаге. Я больше пишу о том, что считаю важным, по наитию. Однозначно цель, миссию, ключевые ценности… Кроме того, профессионально – это создавать то, что покупать будут, а не то, что тебе, Юре, на душу легло.
– Тоже верно. Вот у тебя и задача – совместить. Чтобы то, что у меня на душу легло, – покупали.
– Посмотрим, насколько это возможно. Ну и? Я жду ответ.
– Дай подумать. Поразмышлять. Наверное, я хочу что-то простое и ясное. Понимаешь, я слишком усложнял свою жизнь, подчинил ее огромному количеству правил, зависел от общественного мнения. Думал при этом, что я представляю из себя что-то охренительно важное.
– Знакомое состояние.
– Ну вот. И так я жил много лет. Осуждал то, что положено осуждать, поощрял то, что все поощряют, сопротивлялся тому, чему модно сопротивляться. Был то конформистом, то нонконформистом, что по сути значит одно и то же – следование стереотипам мышления. И те и другие тащатся на поводке общественного мнения, только каждый по-своему, кто передом, кто задом. И те и другие влекомы и следуют отнюдь не цели своей, а имиджу, желанию произвести то или иное впечатление, кому-то что-то доказать. Всегда, всю мою жизнь мной руководили. Родители, партия, нормы морали, привычки, общественное мнение, имидж, долг… Жизненный опыт сделал из меня марионетку. Хочу свободы от всего этого.
– Ой-ё-ёй, какая плохая новость!
– Почему?
– Все слишком глубоко и сложно. Намного сложнее, чем сформированное партией и нормами морали мировоззрение.
– Понятно, что сложнее. Понятно, что мы машинки, в которые мир с самого рождения закладывает информацию, и что мы основываем свои мнения и решения исключительно на основании того, что попало в нас за прошедшие годы.
– Не считая генов и коллективного бессознательного!
– Не считая генов и коллективного бессознательного.
– Не считая того, что мы совершенно не отделяем себя самих от своей личности – продукта социализации.
– Можно, я не буду это повторять?
– Можно. Сейчас мы докатимся до фильма «Матрица» и разговора о том, что ложка есть. Или, наоборот, что ложки нет.
– Это плохо? – спросил Юра.
– Ну… Мы не сможем делать такой глубокий журнал.
– Почему?
– Читателей не хватит. Писателей. Художников и фотографов. Издателей. Я не считаю, что я в состоянии создать журнал, в котором не будет этих ложек.
– Почему?
– Потому, что у меня этих ложек в голове – тьма! – заорала я, – Целый буфет ложек.
– Пора потихоньку выкидывать. И не ори так, сотрудников напугаешь.
– Веришь, только этим и занимаюсь последние семь лет. Выкинула неимоверное количество ложек. Освободила маленький уголок в огромном буфете сознания. Крооошечный шкафчик. А на сотрудников – плевать. Ты мне о чем сейчас говорил? О навязанных правилах, нет?
– Ну да. И что?
– То, Юрик! Полная свобода невозможна. Ты вон сотрудников даже боишься испугать. Прошлый опыт говорит – это неприлично, когда женщина орет в кабинете генерального. Так?
– Во-первых, исключи тренерские интонации. Во-вторых… Я могу поменять свою жизнь. Могу не бояться быть странным в глазах окружающих. Могу выбрать заботиться о родителях и ребенке только потому, что мне это важно, а не делать это из чувства долга. Могу сам составлять свое мнение обо всем происходящем в мире. Могу сам выбирать, какие нормы мне соблюдать, выбирая так же и последствия этого выбора. Могу сделать так, чтобы моя цель была важнее мнения окружающих.
– Да уж. Можешь ты.
Я прислушалась к звучанию своей речи. Какие там у меня интонации? Для меня вещать разные умные теории – естественное состояние. Я вообще могу крайне убедительно говорить, не останавливаясь, много часов подряд. Профессиональная деформация.
– Жить, основываясь не на прошлом опыте, Юра, а на своей цели, – продолжила я, – необычайный труд. Дисциплина и тщательная работа над собой. Потому что свобода отсутствует не снаружи, а внутри нас. Мы сами придумываем все эти ограничения, одно бредовее другого: «Я много пожил и знаю, что мир несправедлив», «Я женщина, а женщины так не умеют», «Я мужик, и мне западло», «Я уже слишком стар», «Я еще слишком молод», «У меня нет коммерческой жилки», «Я несчастен, потому что все бабы стервы», «Я одинока, потому что слишком некрасива и глупа», «Я вообще Овен, вот был бы Тельцом, тогда…»
И так далее до бесконечности. Главное, почти все это неосознанно, лежит глубоко в подсознании, как айсберг под водой. Самое, наверное, сложное – не врать себе. Стремиться к тотальной осознанности. Потому что нам все эти сказки про Овнов и Тельцов выгодны – благодаря им, мы можем ничего не делать, не рисковать, не брать на себя ответственность, а просто сидеть сложа руки и ныть, жаловаться на судьбу и правительство. Могу сказать, что наиболее продвинутые люди порою могут делать свободный выбор, не основанный ни на чем – ни на прошлом опыте, ни на общественном мнении, что суть одно и то же. И лишь единицы делают это всегда.
– Кто?
– Будда, например, был таким, насколько я понимаю. Просветленные. Боги. Да и то, думаю…
– Что?
– Они не были до конца свободными при жизни. Ведь они не могли выбрать две вещи – другое тело и вечную жизнь в нем. Мы все умрем, и нас съедят буби. Даже тебя, Юра. Возможно, ты, как человек стремящийся к духовному росту, покажешься им вкуснее многих, но на конечный результат это не повлияет.
– Фу.
– Что «фу»?
– Да понимаю я! Я подумал, может, просветленные и тело свое и смерть умудрились каким-нибудь хитрым образом выбрать? Может, они знают секрет? Ты не в курсе, случайно?
– Да наверно, я просто дойти не могу пока. Не в теории, а именно на уровне понимания. То, что я перечислила наверно и не нужно им, но сути это не меняет – могут или не могут? Слушай, я вот что недавно читала. Камикадзе японские были бесстрашными потому, что они уже умерли. Понимаешь? Видимо, у них существовал какой-то обряд инициации смерти, где они ее переживали в полной мере. Там не объяснялось толком. Так вот, после этого обряда они уже считали отведенный кусок жизни чисто бонусом и не дрожали за него. Все равно уже умерли, чего за дополнительный кусочек хвататься, трястись.
– Ну вот, видишь, я не знаю, как это связать с предыдущей темой, но чую, есть тут что-то такое. Общее.
– Не знаю. Запуталась сама. Но тема интересная, надо подумать. Руки не доходят, с журналами вашими.
– Руки, – фыркнул Юра, – так себе отмазка. В общем, солнце мое, как бы ты не умничала, а я хочу жить свободно, не заморачиваясь, не придумывая всяких правил. Это не значит, что я готов какать на Красной площади, убивать стариков и насиловать малолетних. Это значит, что я, осознавая возможности этого, просто не выбираю их. Убивать и насиловать – это не мой выбор. Я за мир. Не потому, что так правильно, просто мне лично мир гораздо больше нравится, чем война. И соблюдать законы по большей части я все-таки буду, но не потому что меня заставили, а потому, что я их выбираю, так как они приносят пользы больше, чем вреда. Необходимо честно это признать.
Я понимаю то, о чем ты говорила. Для настоящей свободы нужно быть просветленным. Как минимум. Что ж. Я же не сказал, что с завтрашнего дня абсолютно свободен от всего. Меня тогда в дурку увезут с перепугу. Есть к чему стремиться. Я не тороплюсь. У меня еще лет пятьдесят – шестьдесят в запасе для достижения свободы.
– Ого!
– Ну да, я собираюсь жить долго. Глупо как-то накопить бесценный опыт, научиться не зависеть от него, стать наконец мудрым и тут же умереть. Согласись. Для начала же я выбираю жить весело и легко. Заниматься тем, что доставляет мне удовольствие.
– Картриджи не будешь продавать?
– Буду. Деньги на журнал нужны, а журнал приносит удовольствие, значит, продажа картриджей в конечном итоге приносит удовольствие.
– Тема. А ты что-то про пользу людям говорил, мне помнится.
– Да. Мне хочется рассказать людям о том, что можно жить легко, свободно, весело, не трахая друг другу мозги.
– Ага, теперь поняла.
Миссия сформировалась в моем мозгу по дороге в комнату. Я скомпилировала то, что говорил Юра с некоторыми своими ключевыми ценностями, и она родилась.
Итак, всем встать и торжественно хранить молчание. Миссия нашего журнала звучит так:
Мы создаем возможность абсолютно честно смотреть на вещи, жить легко, нежно и радостно, не трахая друг другу мозги.
Туш!
Бедный Юра. Видно, кто-то крепко вытрахал ему мозг. И людям он поначалу мозги собирался выносить. Больные мозги – его больная тема, это очевидно. Ну и ничего страшного. Все остальные нисколько не лучше.
А вот и мы!
Цель проекта – создание информационного носителя – журнала, который будет всемерно способствовать выполнению миссии, – популяризировать свободный образ жизни.
А вот и ключевые ценности (после согласования с Юрой):
Свобода
Мы приветствуем независимость от условностей этого мира и стремимся к осознанному выбору в каждую минуту свой жизни. Мы поддерживаем даже тех, кто выбрал не покупать наш журнал, если этот выбор основан на пустоте, а не на прошлом опыте и нормах, навязанных обществом. Мы готовы искать способ выбрать смерть не сдаваясь, до самой смерти.
Любовь
Мы ценим эту хрупкую категорию жизни и стремимся жить каждую минуту исходя из нее. Четко осознавая то, что любовь – не эмоция, а комплекс чувств и мероприятий. Мы создаем ее своими заботливыми действиями в отношении населения нашей Родины «Земля», включая друзей и близких.
Радость
Обещаем переться от радости каждую свободную от других переживаний минуту жизни. Обещаем создавать возможность для радости материалами, размещенными в журнале.
Удовольствие
Призываем всех немедленно начать получать удовольствие от жизни, даже если вас окружают одни дураки.
Уведомляем, что удовольствие не обязано сопровождаться навязанными обществом проявлениями, как-то: улыбка, блаженное выражение лица и т. п.
Если ваш свободный выбор – бесконечно страдать, то мы поддерживаем вас в вашем свободном выборе. Страдайте в свое удовольствие. Только на некотором удалении от нас, пожалуйста.
Легкость
А давайте перестанем трепаться, мучиться, психовать и начнем жить легко и нежно.
Материальные ценности как обратная связь[4] с миром.
Мы приветствуем наличие у человека большого количества дензнаков (если только они не получены неэтичным путем), так как, несомненно, не являясь прямым показателем успешности и тем более прямым источником радости, они все же дают нам возможность путешествовать, жить в комфортных домах, получать образование, нормально питаться. Это, как минимум, способствует выживанию, а следовательно, достижению нашей миссии, ибо труп чаще всего неспособен создать достаточное количество радости и нежности.
Честность
Нам противно притворяться, мы любим называть вещи своими именами и уверены, что балерины тоже какают.
Обещаем смотреть в глаза реальности, писать правду, только правду и ничего, кроме правды.
В общем, это должен быть яркий, страстный, эмоциональный журнал о нашей жизни во всех ее проявлениях, без прикрас. О ее «сильных» и «слабых» сторонах. О дерьме и розах, о любви и ненависти, о грубости и нежности, о свободе от заморочек. О том, как дышать полной грудью, получая кайф каждое мгновение, ловя момент и наслаждаясь им. О самом веселом и интересном путешествии – пути к себе – радостному, любящему и свободному.
И еще. Визуально, тактильно… Наш журнал должен быть прекрасен и необычен, как сама жизнь.
Свадьба
– Принцесса, вставай!
Юра без стука вошел ко мне в комнату.
– У нас торжественный день.
– Да? – я высунула глаз из-под одеяла. – Надо одеться покрасивее?
– Конечно.
Голос мой оставлял желать лучшего и вообще удачно подходил отнюдь не принцессе, а конченому ханыге. Накануне мы ходили на группу «Крематорий», и там я, конечно, пела, как бешеная, и пила холодное пиво. Вообще-то мы хотели на концерт сходить сегодня, в качестве свадебного путешествия, но так вышло, что группа выступала вчера, а когда будет следующий концерт – неизвестно. Таким образом, мы все равно что поменяли местами свадьбу и путешествие. Какая в принципе разница? Это же люди придумали все эти правила, и ничто нам (как людям) не мешает эти правила переустановить на свой лад. Еще мы вчера пообещали друг другу ровно через полгода, день в день, подать заявление на развод. Даже если вдруг грянет гром и нас поразит смертельная и обоюдоострая любовь. Это наша принципиальная позиция. Как гарантия того, что никто ни перед кем ни в чем не обязан и, следовательно, отношения будут завершены целостно.
– Мой голос сел.
– Плевать. Одевайся, нас там ждут.
– Кто?
– Люди со справкой, что ты беременная.
– Кто? Я?! – У меня аж глаза на лоб полезли. – Ты с ума совсем сошел?
– Ты, ты. Без нее так быстро никто не распишет. Там все уже договорено. Так что поторопись и не ори.
Вот грубиян! Ну, ужас просто, чего мы творим!
– Слушай, Юр. Я на форуме «Мужчина и Женщина» узнавала у мужиков, почему они так тяжело жениться соглашаются. Все как один ответили, что для них это невероятно ответственное решение. Они в этот момент не просто штампик ставят, они ответственность за семью выбирают. Мы в процессе разговора выяснили, что мужчины гораздо серьезнее к браку относятся, чем женщины. У них практически не бывает мыслей: «А, ладно не выйдет – разведемся». Они навсегда женятся и тщательно все взвешивают, прежде чем принять решение. Это так?
– Да. Ты не представляешь, как меня колбасит, невзирая на все наши договоренности. Это, могу тебе сказать, – самый дикий и безбашенный поступок в моей жизни. Я понял – если я это сделаю, то все остальное – пустяк в смысле спонтанности.
– То есть ты на мне тренируешься.
– Да.
– Ладно, мне не жалко. Мы же не навсегда.
– Именно этим я и успокаиваю свое эго. Повторяю ему как заклинание – полгода, полгода.
– Да ладно! Я тоже волновалась, даже просыпалась несколько раз.
– Волновалась она. Не смеши меня! Я не волновался – меня колбасило. И до сих пор колбасит. Мне удалось пару раз ненадолго уснуть. Поэтому если ты сейчас же не встанешь и не соберешься за полчаса, я за себя не отвечаю. – Юра вдруг раскалился.
– Это невозможно! Как можно за полчаса собраться на собственную свадьбу?
– Наташа, мы женимся временно. Не морочь мне голову!
– Странно, что ты не сказал «не трахай мне мозги».
Я выползла из-под одеяла, продемонстрировав мятую шелковую пижаму с оранжевыми собаками и нырнула в ванную, оставив его злиться в одиночестве.
За полчаса я, конечно, не собралась, ибо это невозможно, а вот за пятьдесят минут – удалось. Даже укладку сделала. Я рекордсмен среди женщин по сбору на собственную свадьбу. А что? Вдруг мы за полгода полюбим друг друга и решим остаться мужем и женой. Я не могу выглядеть на свадьбе, как курица. Нет уж!
Читать бесплатно другие книги:
