День святого Валентина (сборник) Молчанова Ирина
— К тебе он не прикоснется и пальцем. Это точно. Про других, конечно, не могу сказать… Но отец просил тебе передать, что в милицию все равно заявит. Нельзя позволить этому отморозку продолжать учинять разбои.
— Ну что ж… спасибо, — выдохнула Катя. — Можно идти на урок?
— Да какой там урок… Я целых три дня тебя не видел…
— И что? — насторожилась она.
— Ну… можно сказать, что соскучился…
— В каком смысле?
— Да в обыкновенном! Кать, ты чего смотришь на меня так, будто я в чем-то виноват перед тобой?!
— Ты не звонил…
— Да я два дня этого гада искал! А он только вчера к вечеру на охоту вышел!
— А скажи, Руслан, зачем ты так старался? — с вызовом спросила Катя.
— Как зачем? — удивился Шмаевский. — Я же сказал, что нельзя позволить, чтобы…
— Это я поняла, — перебила его она. — Ты только для того, чтобы очистить наш двор от мрази, да?
— Ну, конечно, не только… Ты же знаешь, я говорил… Ты мне нравишься… здорово нравишься… Я как только представил, что этот гад к тебе прикасался, так… — И он попытался дотронуться рукой до лица Кати.
Она отскочила от него и вжалась в стену.
— Кать, ты чего? — удивился Руслан.
— Зачем ты мне врешь? Что ты меня все время жалеешь! Мне не нужна твоя жалость!
— Ничего не понимаю, — помотал головой Шмаевский.
— Что же тут непонятного? Тебе просто жаль меня, разнесчастную, а на самом деле ты… — Уставившись в красивые карие глаза, Катя одним духом выпалила: — …в Татьяну Ларину влюблен!
— Что за ерунда?
— Это не ерунда, а Танька Бетаева! Это же ей ты в День влюбленных на всех уроках записки писал! Еще от меня зачем-то загораживался! Будто я стала бы подглядывать!
— С какой это стати я буду писать Бетаевой?
— Слушай, Руслан, будь со мной честен! — от возмущения Катин голос сорвался, и она даже закашлялась. — Танька мне твои записки показывала! Сам знаешь, что не узнать твой почерк невозможно! Одни буквы «м» чего стоят! Настоящие червяки!
— Я не писал ей! Клянусь!
— Поберег бы свои клятвы для другого дела! Я же говорю, что я видела своими глазами все твои любовные послания!
Руслан какое-то время постоял перед Катей молча, будто соображая, а потом схватил ее за руку и сказал:
— А ну пошли на третий этаж. У «ашников» сейчас, кажется, математика!
Катя вырвала свою руку, но за Шмаевским все-таки пошла.
На третьем этаже Руслан постучал в кабинет математики, потом приоткрыл дверь, сунул голову в образовавшуюся щель и обратился к учительнице:
— Зинаида Михайловна, можно Лену Ватникову на пять минут? Извините, конечно…
Зинаида Михайловна вышла в коридор и спросила:
— Это еще что за новости?
— Ну, пожалуйста! — Шмаевский для убедительности прижал руку к груди. — Вопрос жизни и смерти!
— Да ну? — улыбнулась учительница. — Прямо до перемены никак не подож… — Она осеклась, когда увидела радужный синяк на лице Шмаевского, а потом прижавшуюся к стене Катю аж с несколькими абсолютно не девичьими отвратительно-коричневыми украшениями. — Ну хорошо… — Она вошла в класс и строгим голосом сказала: — Лена Ватникова, выйди, пожалуйста, в коридор. Тут к тебе пришли…
Через пару минут в коридор выскочила Лена с искрящимися любопытством глазами. Увидев Катю, она ахнула:
— Катька, кто тебя так? Ой, и тебе досталось, Шмаевский!
Зинаида Михайловна так и стояла в дверях. Чувствовалось, что ей очень хотелось узнать, в чем дело. Руслан так умоляюще на нее посмотрел, что ей ничего не оставалось делать, как вернуться к классу и закрыть за собой дверь.
— Да что случилось-то? — спросила испуганная Ватникова.
— Она еще и спрашивает, что случилось! — накинулся на нее Руслан. — Совесть-то надо иметь, Ленка, хоть немного!
— При чем тут моя совесть? Если вас кто-то… побил, то я тут абсолютно ни при чем! Вот честное-пречестное слово!
— Я совершенно не про то! — наступал на нее Шмаевский, и Лена медленно пятилась от него по коридору. — Ну-ка признавайся, почтальонка несчастная, почему мои письма вдруг оказались у Таньки Бетаевой? На них четко было написано, кому они предназначены! Ты что, Ватникова, читать не умеешь?! Или у меня почерк до такой степени неразборчивый?
— Я-то… Я-то вообще-то… умею… разборчивый… — лепетала Лена. — Но Таня меня попросила… и я… пообещала… потому что она мне тоже… помогала… как-то…
— Ах, она тебя попросила! А ты всегда готова подлости делать! А вот это ты видела?! — И Шмаевский поднес к ее носу кулак.
— Руслан! Не надо! — тихо сказала Катя и пошла от них по коридору к выходу.
У нее опять так сильно забилось сердце, что она испугалась: сейчас все услышат этот набат, уроки прервутся, и из классов повалят школьники. Надо срочно куда-нибудь скрыться! Оказывается, он писал не Таньке! Он писал ей, Кате! Ну конечно! Бэт ведь не позволила ей взять записки в руки. Наверняка на их обратных сторонах была написана Катина фамилия. Какая подлость! Зачем Танька с ней так поступила? Зачем ей чужие письма?
Катя уже хотела сбежать вниз по лестнице, но ее схватил за плечо Руслан. Она обернулась.
— Теперь ты мне веришь? — спросил он, заглядывая ей в глаза.
Она не знала, что сказать. Ее переполняли разноречивые чувства: гадливость по отношению к Бэт и Ватниковой, щемящая нежность к Руслану и испуг оттого, что все теперь должно пойти как-то по-новому. Сможет ли она справиться с этим новым? Хватит ли у нее на это сил?
— Верю, — все же ответила она. Она не могла не верить. Если теперь ему не поверить, то лучше уж сразу умереть. Можно даже под кулаками бандита из подворотни…
— Тогда возьми… — Руслан порылся в школьной сумке и вытащил на свет смешного ухмыляющегося зайца в полосатых черно-желтых штанах на одной лямке и с огромной пуговицей на животе. — Я писал в записке… это подарок… ко Дню влюбленных…
Катя взяла зайца в руки и рассмеялась, рассматривая его плутоватую физиономию и длинные мягкие уши. Как хорошо, что Руслан не выбрал для нее какого-нибудь пошлого розового медведя с надписью «I love you» на пузе. Как же хороша эта огромная пуговица на заячьих штанах!
— Я знал, что тебе понравится, — улыбнулся Шмаевский и посмотрел на часы. — Через пять минут урок кончится. Пошли в столовую, пока нет очереди в буфет. Я угощаю!
Катя радостно кивнула.
Они уже пили сок со щедро посыпанными пудрой пончиками, когда прозвенел звонок с урока. Столовая быстро начала наполняться школьниками.
— Вот! Это тоже твое! — раздался над ухом Кати голос Лены Ватниковой.
Катя обернулась. Ватникова протягивала ей еще один сложенный треугольником лист в клетку, на котором почерком Руслана очень разборчиво было написано: «Прокофьевой К. 9 «Б».
— Это из общего ящика, который тут, у столовой, висел. Мы раздавали из него письма на дискотеке, но тебя на ней не было, — пояснила Лена.
Катя хотела развернуть лист, но Шмаевский не дал.
— Погоди. Не здесь, — сказал он. — Пошли!
И они направились к кабинету биологии, где у девятого «Б» должен был проходить второй урок. Из толпы одноклассников Руслан вытащил Мишку Ушакова.
— Слушай, Миха, сейчас идем на первый этаж, ты отвлекаешь охранника, а мы с Катей уходим из школы!
— Ну вот… Только хотел параграф повторить. Биологичка как пить дать спросит… — проворчал Ушаков.
— Мишка, ты мне друг или нет? — возмутился его промедлением Руслан.
— Ну друг… Только сам знаешь, дядя Коля может мне не поверить…
— А ты уж постарайся как-нибудь! Для дела же нужно!
Мишка посмотрел на Катю с зайцем, прерывисто вздохнул, как маленький ребенок, у которого не было такого красивого зайца, и буркнул:
— Ну разве что для дела…
— Да идешь ты наконец или нет?!
— Ну пошли…
— Интересно, что сделает охранник с Ушаковым, когда никакой драки на втором этаже не обнаружит? — спросила Катя, когда они со Шмаевским уже шли по улице, застегивая на ходу куртки.
— Ты за Мишку не волнуйся! Он выкрутится! Не впервой! — рассмеялся Руслан. — А здорово он крикнул: «Дядя Коля! Они там сейчас переубивают друг друга!» Я сам бы поверил, если бы не знал, в чем дело. Это он на «Онегине» натренировался. По-моему, ему надо в театральный институт идти!
— Точно, — согласилась Катя. — Он даже стихи теперь не воет, как раньше, а с большим чувством читает. Аж мороз по коже!
Одноклассники уже вышли за ограду школьного двора и остановились в некотором замешательстве. Куда идти? Шмаевский подумал с минуту и предложил:
— А пойдем к нам! Отец на работе.
— А это удобно? — спросила Катя и обильно покраснела.
— Чего же тут неудобного?
— Ну… не знаю…
— Ничего не бойся, Катя, — серьезно сказал Руслан, и она поняла, что с ним ей действительно нечего бояться.
— А теперь я могу прочитать твое письмо? — спросила она, когда уже сидела в кресле квартиры Шмаевских.
— Можешь, только не смейся… — ответил он.
Катя развернула уже изрядно помятый листок и прочитала:
- …Сколько ни говорите о печальном,
- Сколько ни размышляйте о концах и началах,
- Всё же я смею думать,
- Что вам только пятнадцать лет.
- И поэтому я хотел бы,
- Чтобы вы влюбились в простого человека,
- Который любит землю и небо
- Больше, чем рифмованные и нерифмованные
- Речи о земле и о небе.
- Право, я буду рад за вас,
- Так как — только влюбленный
- Имеет право на звание человека.
— Но… это же не Пушкин? — спросила потрясенная Катя.
— Конечно, не Пушкин, — согласился Руслан.
— Так чье же… Неужели твое?
— Нет. Я действительно больше люблю землю и небо, чем строки о них. Я не умею писать стихов.
— Разве это стихи?
— Не знаю… Наверное, стихи.
— Чьи?
— Александра Блока.
— Но мы ведь еще не проходили…
— Ну и что! Я искал какое-нибудь стихотворение… для тебя… Отец посоветовал посмотреть у Блока.
— Ты сказал ему про меня? — ужаснулась Катя.
— Сказал, — кивнул Руслан.
— Зачем?
— Ну… наверное, потому, что это все переполняло меня… ты… стихи… все, что с нами происходило…
— И что сказал твой отец?
— Он сказал, что у нас с ним удивительное совпадение вкусов. Ты же знаешь, что они с твоей мамой…
— Знаю, — перебила его Катя. — И как мы теперь все будем?
— Думаю, что ничего плохого у нас не должно быть. Во всяком случае, я предпочитаю надеяться на хорошее.
Катя опустила голову к помятому листку в клетку и прочитала вслух:
- …только влюбленный
- Имеет право на звание человека.
— Так ты, значит, влюблен, Руслан? — спросила она, хотя уже точно знала ответ.
— Я… влюблен в тебя, — ответил он, опустив глаза, — и хочу, «чтобы вы влюбились в простого человека»…
— Пожалуй, я уже сделала это… Честное слово! Сама не знаю, как это у меня получилось! — ответила Катя и счастливо рассмеялась.
Ирина Молчанова
Виртуальный ангел
Пролог
Два сердца
Семья собралась за праздничным столом: отец, сын, мать и маленькая дочка — все нарядные и счастливые. Мальчик держал хлопушку, а девочка обнимала толстого черного кота с бантом на шее. Женщина в ярко-зеленом платье с улыбкой смотрела на огромный «Наполеон» в центре стола, уставленного тарелками и фужерами. Мужчина в одной руке держал фотоаппарат, а другой указывал на экран телевизора, где выступал с праздничным обращением президент России.
Возле каждой тарелки лежали красные салфетки с белыми узорами по краям, в вазах — конфеты в блестящих обертках, крупные мандарины, в хрустальных мисочках — салаты, соленые грибы, оливки, на плоских блюдцах — нарезки колбас, сыров, рыбы, колечки ананаса. Обязательная зелененькая бутылка шампанского возвышалась в самом центре стола. Хлеб, как положено на праздники, нарезан треугольниками, в плетеной корзинке — бананы и яблоки. Целый поднос бутербродов с красной икрой.
Карина посмотрела на только что купленный елочный шар, зажатый в мокрой от снега варежке, и вздохнула. Ее взгляд встретился с преданными, все понимающими карими глазами.
— Сейчас-сейчас, Артоша, потерпи еще немного, — пробормотала она, возвращаясь к созерцанию витрины магазина, за стеклом которой отмечала Новый год семья кукол, настолько походивших на живых людей, что было чуть-чуть неловко. Точно ее поймали за подглядыванием.
Белый пудель тихонько заскулил и теснее прижался к ногам девочки.
— Вот бы сейчас один бутербродик, — выдохнула Карина, стягивая рукавицу и нагибаясь к продрогшей собаке, чтобы погладить.
Пес ткнулся ей в ладонь мокрым носом и завилял хвостом с пушистой кисточкой.
— Какое чудо! — воскликнул кто-то совсем близко.
Карина выпрямилась.
К магазину игрушек подошла влюбленная парочка. Ребята с интересом уставились на кукольную семейку, а девочку в белой куртке с натянутым на глаза капюшоном и пуделем на поводке не заметили.
— Ром, ну посмотри на них! — настаивала девчонка в красном пуховике, дергая друга за рукав.
— Чё я, слепой, что ли?! Вижу! Пошли уже, Светка, я просто околел!
— Рома, да они как живые! Ну, посмотри, пожалуйста, — упрашивала Света.
Парень упрямо отвернулся и произнес по слогам:
— До-ста-ла!
Карина затаила дыханье. Ребята по-прежнему ее не замечали, а вот она их разглядела… и узнала. Трудно было бы не узнать самую популярную пару в родном классе. Света с Ромой начали встречаться еще на летних каникулах, а когда наступил учебный год, объявили всем, что после школы поженятся. То-то шуму наделали. Одноклассницы сразу кинулись поздравлять, листать каталоги с нарядами для невест, планировать, кто станет свидетелями на свадьбе, а парни распределять, кто какую выпивку притащит на мальчишник. Учителя восприняли новость не так восторженно: одни тихо посмеивались, другие в открытую заявляли: «Вы школу сперва закончите, три года еще учиться, десять раз разбежитесь».
— Неужели, блин, трудно просто посмотреть?! — вспылила Света.
— Представь, трудно! — фыркнул Рома. — И если ты насмотрелась на эту фигню, то пошли по домам, тошнит уже с тобой снег месить!
Услышав такое, Карина вовсе перестала дышать и вжалась в стекло витрины. Она знала, как остра на язык бывает Света. Но, к ее изумлению, одноклассница не стала спорить, прошептала лишь:
— Ну и черт с тобой, Ромка!
Парочка медленно двинулась в сторону площади, где красовалась огромная сверкающая елка, украшенная разноцветными бумажными фонариками и гирляндами.
— Пошли за ними, — шепнула Карина переминающемуся с лапы на лапу пуделю и натянула поводок.
Ребята недолго молчали, Света не выдержала и сердито сказала:
— Если тебя все достало, так давай…
— Что тебе давать? — ворчливо спросил Рома.
— Давай расстанемся, вот что! Зачем мучиться?
Карина поскользнулась на запорошенном льду, взмахнула руками и, пока ловила равновесие, не расслышала, что же ответил Рома.
— Не смотри так, Артемон, — пожурила девочка собаку, — я ведь просто иду домой! Кто виноват, что мне с ними в одну сторону? — Она прибавила шаг, но одноклассники были уже довольно далеко и, кажется, больше не разговаривали.
«Что же он ответил? Неужели они расстанутся, вот так… так глупо?»
Рома считался самым красивым мальчиком из всех девятых классов в школе, но бегать за ним никто не смел — Свету побаивались. Она с соперницами обходилась строго, могла и в глаз дать.
Артемон почувствовал близость дома и потянул поводок, заставляя ее идти быстрее. Они пересекли пустынную площадь, освещенную елочными огнями, и вошли в темную арку, где минутой назад скрылись Света с Ромой.
В тихом прямоугольном дворике возле одного из подъездов в фонаре гулко дребезжала лампа. Почти во всех окнах горел свет, виднелись силуэты людей, доносились обрывки разговоров. Она не сразу заметила, как из третьей парадной вышел Рома, поэтому спрятаться не успела.
Парень прошел мимо, только Карина хотела вздохнуть с облегчением, как он бросил через плечо:
— Привет, Алмазова!
Она обернулась и увидела, как он завернул за угол дома.
— Привет, — сказала она в никуда.
Артемон тявкнул.
— Слышал?! — подергала поводок девочка. — Он сказал «привет»! А в школе даже не смотрит в мою сторону.
«Впрочем, как и все остальные», — мысленно прибавила она и решительно зашагала к первому подъезду, где на первом этаже в трехкомнатной квартире № 1 жила ее семья.
Дверь открыл дедушка. В синих тренировочных штанах, заправленных в шерстяные носки, в белой майке и очках для чтения, он рассеянно обронил: «Картошка на плите, подогрей и ешь», сунул под мышку ворох газет и удалился на кухню. Алмазов-старший любил по вечерам пить чай с малиновым вареньем в компании газеты «Вести» и радио «Маяк», пока бабушка смотрела в комнате любимый сериал.
Карина сняла куртку, шапку, ботинки, отстегнула Артемону поводок и вошла в свою комнату. У зеркала в резной раме, сделанной дедом ей в подарок на Восьмое марта, девочка остановилась. Голубые, чуть вьющиеся волосы были в беспорядке после шапки и висели вдоль худенького лица двумя свалявшимися мочалками. Щеки раскраснелись на морозе, а прозрачные серо-голубые глаза стали как будто ярче.
Карина взяла с полки массажную расческу и, морщась от боли, начала причесываться.
Волосы в голубой цвет она покрасила в седьмом классе. Тогда ей казалось, что после этого ее сразу же заметят все. Девчонки, мальчишки, продавцы в магазинах, собачники во дворе, соседи по лестничной клетке — каждый, кто смотрел на нее столько лет и не видел, кто мог пихнуть, наступить на ногу и пойти дальше, даже не оглянувшись. Всем-всем-всем, несправедливо записавшим ее в бесправную невидимку, ей хотелось доказать… Не доказала. Одноклассники посмеялись. Модница Галя Решеткина долго разглядывала ее волосы, а затем громко спросила у собравшихся одноклассников: «Что это она с собой сделала? Отстой какой-то». Продавцы по-прежнему откликались лишь с третьего или четвертого «Простите», собачники все так же разговаривали неохотно, а соседи, как раньше, забывали поздороваться при встрече. Ничего не изменилось, лишь волосы из белых стали голубыми. А менять цвет обратно ей было стыдно — с тех пор так и красилась.
Артемон устроился в своей корзинке возле батареи, положил голову на лапы и теперь внимательно следил за ее движениями.
Карина распутала волосы, сходила вымыла лицо, руки и переоделась в пушистую белую пижаму, усеянную красными сердечками.
Часы на стене показывали десять тридцать.
— Завтра в школу, — грустно поделилась она с Артемоном.
Пес подал голос и завилял хвостом. Он всегда так делал, когда хотел ее подбодрить.
Она присела возле корзинки и погладила любимца по курчавой голове. Эту собаку им подкинули под дверь четыре года назад в коробке из-под телевизора. В те дни на улице стояли сильные морозы, а из-за аварии на станции подъезды во всем доме не отапливались, и щенка пришлось взять. Сперва они хотели найти малышу достойных хозяев, но сами не заметили, как быстро к нему привязались.
Карина выключила в комнате свет и подошла к огромному подоконнику, где лежал расстеленный плед. Она отдернула плотную белую занавеску и по деревянной лесенке, сделанной дедом, залезла на свое самое любимое место во всей квартире. Из окна открывался вид на заснеженную площадь с елкой, на опутанные зелеными гирляндами голые деревья и яркие предновогодние витрины магазинов. На улице почти никого не было, редкие прохожие с сумками и пакетами спешили после работы домой. Немногие останавливались, чтобы полюбоваться наряженной елкой, большинство торопливо заходили в магазинчики, а потом так же торопливо выходили из них. Ей нравилось наблюдать за людьми, представлять, куда они идут и кто их там ждет, придумывать, кем они работают, о чем мечтают, как отдыхают, ради чего живут. Она неделями могла думать о незнакомцах, которых видела мельком из окна или во время прогулки с собакой. Иногда хотелось распахнуть форточку и крикнуть симпатичным прохожим, чтобы не уходили, побыли на площади еще немножко, но она, конечно, никогда не осмеливалась на такое. Бабушка любила говорить про нее: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Карину это ни капельки не останавливало. Ей, напротив, всегда было интересно, зачем Варвара ходила в тот памятный день на базар, как была одета и — самое главное — что же такого интересного услышала, из-за чего впоследствии лишилась своего знаменитого носа? А еще хотелось знать, интересует ли это хоть кого-нибудь на свете, кроме нее?
Девочка задернула занавеску, вытащила спрятанный под пледом маленький ноутбук и устроила его на коленях.
Компьютер появился у нее не так давно. Около полугода назад учительница по информатике упрекнула на собрании всех родителей, чьи дети не могли выполнять домашние задания по ее предмету. Дедушка как узнал, сказал: «Раз такое дело, помирать рано», взял накопленные на похороны деньги и, ни с кем ничего не обсуждая, пошел в магазин, откуда через два часа вернулся с маленьким серебристым ноутбуком.
Какое-то время она боялась даже включать дорогую игрушку, а теперь не представляла, как можно ее не включить хотя бы один раз за день. Не верилось, что в этой маленькой штуковине заключен целый мир, где за людьми не нужно бегать и не нужно их просить рассказать о себе. В Интернете все с удовольствием рассказывали не только о себе и своих интересах, но и о родне, друзьях, возлюбленных, показывали фотки. Больше всего ей нравилось читать виртуальные дневники. Свое пребывание в Сети она начинала именно с этого — чтения новых записей в дневниках одноклассниц и просто неизвестных ей девчонок и мальчишек.
Занавеска шевельнулась, и из темноты показалось мамино лицо.
— Уже за компьютером! А я тебе кричу-кричу!
— Да вот… — Карина вздохнула. — Мы уже пришли с прогулки.
— Пойдем есть, я картошку сварила. Огурчики достану, соленые грибочки…
Карина задумчиво посмотрела на маму.
— А помнишь, мам, там банка икры в холодильнике… праздник ведь еще не скоро, а кусочек новогоднего счастья хочется прямо сейчас. Может, откроем?
Мама засмеялась.
— Ой лиса-а-а! А на Новый год что будешь есть?
— А мы еще купим! Так ведь? Ну а что эта одна баночка лежит там такая одинокая…
— Картошку иди жуй, хитрюга!
Мама ушла, но не успела Карина прочесть до конца новый пост в дневнике модницы их класса Гали Решеткиной, которая описывала поход с подружками по магазинам, как в комнате включился свет.
— Несу, открывай свою ширму, — предупредила мама.
На край подоконника была водружена большая папина кружка дымящегося чая с лимоном и два бутерброда с икрой.
Карина заметила, что крупная ярко-оранжевая икра выложена на булке в виде сердец, и улыбнулась. Только любящий человек, такой, как мама, мог из мелочи сотворить нечто особенное и до покалывания в носу трогательное.
Мама присела на подоконник и кивнула на компьютер:
— А что ты там читаешь?
Карина откусила бутерброд и прикрыла от удовольствия глаза. Икринки, брызгая солоноватым соком, лопались на зубах.
— Я читаю дневники девчонок из нашего класса, — наконец ответила она, громко отхлебывая из кружки сладкий чай с ароматной кислинкой.
— А о чем они пишут?
— О всяком… вот Галя Решеткина, помнишь ее? Это та высокая блондинка, ты еще говорила, что она похожа на одиннадцатиклассницу.
— Помню. О чем же она пишет?
— Про магазины очень много, она любит ходить за покупками, ну и всякое такое… про жизнь свою, фотографии выставляет с друзьями, много чего.
— А у Люси тоже есть такой дневник?
— Ага, только она в нем редко бывает. Можно сказать, не ведет его вовсе!
— А ты?
— Что?
— Ты в своем часто пишешь?
Карина затрясла головой.
— У меня нет дневника.
— Почему? — изумилась мама.
— Не знаю… не знаю, о чем писать.
— А ты попробуй, другие ведь пишут, может, и они сперва не знали. Нужно только начать. — Мама вынула из кармана халата мандарин и положила на блюдечко ко второму бутерброду. — Спокойной ночи, Кариша, не сиди долго, завтра в школу!
Прежде чем уйти, мама задернула занавески и включила в комнате свет.
Карина жевала бутерброд, пила горячий чай, просматривала виртуальные дневники и думала…
Дневник у нее был, но записей в нем она еще никогда не делала.
«О чем же написать? Просто «Всем привет»? А если в ответ никто не скажет мне «привет»? Ведь так пишет каждый второй. Скучно».
На площади появилась парочка. Девушка с молодым человеком остановились возле елки и обнялись. Так они какое-то время стояли, а потом девушка вынула из кармана белой шубки фотоаппарат, и они стали фотографироваться. Карина тут же позабыла о еде. Этих двоих девочка знала хорошо — иногда ей казалось, что даже лучше, чем они сами себя. За последние два года они частенько гуляли на площади, или заходили в магазинчики, или просто проходили мимо ее окна. Они всегда держались за руки, смотрели друг на друга влюбленными глазами, много смеялись и постоянно целовались. Карина не знала их имен, не знала, где они живут и сколько времени уже встречаются, но думать о них ей нравилось больше, чем о ком-либо другом. Они точно заряжали ее каким-то волшебством, неописуемой радостью — дарили веру в любовь.
Карина наблюдала, как парочка весело кидается снежками, и неожиданно ей вспомнилась другая пара… Стало грустно. Ее взгляд скользнул по бутерброду с икрой, выложенной сердечком, и вернулся к экрану ноутбука, где белела страница ее пустого дневника. После недолгих раздумий она кликнула по ссылке «Новая запись» сверху страницы.
Девочка не заметила, как любимая парочка ушла с площади, в магазинах погас свет, а улица совсем опустела. Перед глазами, точно слайды, сменялись образы, клавиши шелестели в тишине под ее пальцами, и нужные слова находились сами собой.
Когда текст был готов, она перечитала его, съела второй бутерброд, допила остывший чай и нажала «Опубликовать».
Через мгновение в дневнике появилась ее первая запись:
Читать бесплатно другие книги:
