33 стратегии войны Грин Роберт
Сейчас более чем когда-либо люди испытывают потребность в том, чтобы верить во что-то. Они ощущают пустоту, которую, если ничего с этим не делать, попытаются заполнить духовными наркотиками или пустыми фантазиями. Однако вы можете воспользоваться этой тягой, направив ее в нужное русло и показав им нечто такое, за что стоит бороться. Сплотите людей, объедините их вокруг правого дела — и из горстки одиночек вы создадите армию исполненных энтузиазма воинов.
Таким делом или целью может стать все, что угодно, но вы должны доказать, что это начинание актуально, соответствует духу времени, что за ним будущее и потому его важно и нужно отстаивать. Можно, если почувствуете, что это необ- ходимо, придать ему некую одухотворенность. Самое лучшее, если имеется какой-либо противник — объект общей ненависти или просто кто-то, кому надо доказать свою правоту: в ситуации противостояния группе легче сплотить свои ряды. Если вы пропустите этот шаг, то рискуете остаться с армией корыстных наемников, и тот удел, который, как правило, ожидает подобные армии, будет заслуженным.
Шаг 2: Заботься, чтобы животы были полны. Люди не могут подолгу пылать вдохновением, если их материальные потребности не удовлетворены. Если они почувствуют, что их используют, эксплуатируют, то естественный эгоизм немедленно поднимет голову, и они начнут отрываться от группы. Благородное дело — нечто абстрактное или духовное — необходимо, чтобы объединить людей, но чтобы удержать их вместе, требуются материальные стимулы. Не нужно распускать и баловать людей, переплачивая им, куда важнее создать ощущение надежности, сознание, что вы о них по-отечески заботитесь, думаете об их нуждах. Проявляя внимание к материальным потребностям своих подчиненных, вы к тому же получаете моральное право потребовать от них большей отдачи, когда потребуется.
Шаг 3: Командир должен быть впереди. Энтузиазм, с которым люди бросаются на защиту правого дела, рано или поздно угасает. Есть кое-что, что может ускорить процесс охлаждения и, более того, вызвать недовольство и ропот — это ощущение, что вожди сами не делают того, за что ратуют. С самого начала ваши войска должны видеть, что вы впереди всех, чемто жертвуете, разделяете общие тяготы — воспринимаете общее дело так же серьезно, как и они. Вместо того чтобы подталкивать их сзади, сделайте так, чтобы они побежали, стараясь угнаться за вами.
Шаг 4: Сконцентрируйте ци. В культуре Китая существует верование в ци, энергию, которая движет всем живым. Эта энергия одушевляет не только отдельные существа, но и коллективы. Каждой группе присущ определенный уровень ци, как физический, так и психологический. Лидер группы должен ощущать эту энергию и уметь ей манипулировать.
Праздность губительна для ци. Когда солдаты простаивают без дела, их боевой дух падает. Людей начинают глодать сомнения, и эгоистические мотивы без труда берут верх. Если армия занимает оборонительную позицию и слишком долго бездействует, выжидает, пытаясь угадать, как поведет себя неприятель, это тоже пагубно сказывается на ци. Поэтому стремитесь к тому, чтобы ваши солдаты были постоянно заняты делом, трудились, продвигались в направлении поставленной цели. Не заставляйте их томиться в ожидании следующей атаки, движение вперед воодушевит их на новые битвы. Наступательные действия помогают сконцентрировать ци, а сконцентрированная ци полна скрытой силы.
Шаг 5: Играй на чувствах. Лучший способ воодушевить людей — обращаться не к разуму, а к эмоциям. Люди, однако, от природы подозрительны, и если вы начнете откровенно взывать к их чувствам — произнесете, например, пламенную речь, — от вас могут отшатнуться, сочтя коварным и неискренним манипулятором. Обращение к эмоциям требует определенной подготовки: вначале нужно усыпить подозрительность — а для этого необходимо устроить представление, заинтересовать людей, привлечь внимание занимательным сюжетом. Теперь, когда контроль над чувствами у членов группы несколько ослаблен, вы можете постепенно приближаться к интересующей вас теме, легонько направляя их от веселья к гневу или возмущению. У мастеров управления людьми ощущение театра в крови: они знают, когда и как задеть своих солдат за живое.
Шаг 6: Сочетай строгость с добротой. Главное в управлении людьми — удержать равновесие между жесткостью и добрым отношением, наказанием и поощрением. Слишком частыми поощрениями вы разбалуете солдат, и вскоре они начнут принимать их как должное; слишком большая взыскательность и строгость приведут к упадку морального духа. Вам же необходимо уловить среднюю линию и поддерживать баланс. Сделайте поощрения редкими, и тогда даже простая похвала, не говоря уже о щедрой награде, приобретет особое значение. Гнев и наказания должны быть столь же редкими; жесткость не нужна — оберните ее справедливой требовательностью, установите высокие стандарты, выполнение которых не каждому под силу. Пусть ваши солдаты соперничают, наперебой стараясь добиться вашего одобрения. Заставьте их стремиться к тому, чтобы видеть от вас меньше строгости и больше похвал.
Шаг 7: Создай миф группы. Армии с высочайшим боевым и моральным духом — это, как правило, армии, уже испытанные в боях. У воинов, сражавшихся бок о бок не в одной кампании, неизбежно появляется что-то вроде мифов, основанных на воспоминаниях о былых славных победах. Стать достойным традиций и репутации такого коллектива почетно; тот, кто не справляется с подобными требованиями и роняет честь мундира, покрывает себя позором. Чтобы создать подобный миф, нужно, чтобы вы возглавляли свою армию в как можно большем числе сражений. Разумно начинать с легких случаев, в которых победа вам гарантирована, — это поможет вселить в воинов уверенность. Сам по себе успех поможет вам сплотить группу. Подумайте о девизах и символах, которые поддержат миф. Ваши солдаты захотят принадлежать к славной когорте.
Шаг 8: Будь безжалостным к нытикам. Если дать слабину или чуть промедлить, нытики, ворчуны и хронически недовольные могут посеять в группе беспокойство и даже панику. Таких следует мгновенно изолировать, а при первой же возможности избавляться от них. В любой группе найдутся люди, образующие ядро, самые активные, увлеченные и дисциплинированные из всех, — это ваши лучшие солдаты. Выявляйте их, поддерживайте это рвение и ставьте их в пример. Такие люди естественным образом уравновешивают недовольных и паникеров.
Знаешь, я уверен, что не число и не сила приносят победу в бою; но перед той армией, у которой силен дух, не устоит ни один неприятель.
— Ксенофонт (ок. 430 — ок. 355 до н. э.)
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРИМЕРЫ 1. В начале 1630-х у Оливера Кромвеля (1599–1658), английского мелкопоместного дворянина из графства Кембриджшир, было тяжело на душе, его не оставляли мысли о смерти. В поисках выхода из глубокого душевного кризиса он обратился к пуританской религии, после чего жизнь его переменилась самым удивительным образом. Существование наполнилось новым смыслом: у Кромвеля появилась уверенность, что ему довелось вступить в общение непосредственно с Богом. Отныне он уверовал в предопределение, в то, что все происходит по воле Господа, что в мире нет случайностей. Насколько нерешительным и робким был он до сих пор, настолько теперь был целеустремлен: он увидел в себе Божьего избранника.
Спустя несколько лет Кромвель вошел в парламент, где выступал от имени простого народа, страдавшего от гнета аристократии. Но он чувствовал, что это не конечная его цель, что Бог ждет от него чего-то большего, чем политика; ему рисовались картины нового крестового похода, возглавить который предназначено было ему. В 1642 году парламент, который вел непримиримую борьбу с Карлом I, проголосовал за то, чтобы урезать расходы королю, если тот не согласится на ограничение монаршей власти. Карл ответил на это требование отказом, после чего началась гражданская война между «кавалерами» (сторонниками короля, которые носили прически с длинными волосами) и «круглоголовыми» (мятежниками, прозванными так за то, что они коротко стригли волосы). Самыми горячими сторонниками парламента были пуритане, то есть такие, как Кромвель, которые видели в войне с королем свой шанс — больше чем шанс, свое призвание.
Хотя военного опыта у Кромвеля совсем не было, он спешно собрал войско — шестьдесят всадников из своего родного Кембриджшира. У него была цель войти с ними в какой-нибудь полк, набраться опыта, сражаясь под началом другого командира, а со временем проявить себя.
Кромвель был абсолютно уверен в успехе, поскольку сторона, на которой он выступал, представлялась ему непобедимой: что ни говори, Бог поддерживал их, а все его люди веровали в Господа и в то, что они призваны построить новую Англию, праведную и благочестивую.
Несмотря на нехватку опыта, Кромвель обладал своего рода военной интуицией: он придумал особый способ ведения военных действий, в основе которого лежало использование легкой, быстрой и подвижной кавалерии, и в первые же месяцы службы показал себя как храбрый и деятельный командир. Кромвелю доверили командовать более крупным отрядом, но довольно скоро он понял, что слишком переоценивает боевой дух тех, кто сражался рядом с ним: сколько раз уже случалось, что он вел кавалерию в атаку, желая пробить брешь в рядах противника, — и все лишь для того, чтобы с отвращением и горечью увидеть, как солдаты, не слушая приказов, занимаются мародерством во вражеском лагере. Порой он пытался придержать часть своего подразделения в резерве, чтобы позднее в разгар битвы использовать в качестве подкрепления, но единственная команда, которую они хотели слышать, была команда атаковать, а в тылу отряд превращался в беспорядочную расхлябанную толпу. Воображая себя крестоносцами, люди Кромвеля в битве вели себя, как наемники, воюющие ради денег, и искатели приключений. Пользы от них не было никакой.
В 1643 году, став во главе собственного полка, Кромвель решил покончить с прошлым. С этого момента он набирал в полк не всех подряд, а лишь людей определенной направленности: его интересовали те, кому, как и ему самому, была свойственна искренняя вера, кто был способен на религиозные откровения и прозрения. Он выявлял их, испытывал искренность и глубину веры. Порвав старую традицию, он предпочитал аристократам простолюдинов, производя их в офицеры; как он писал другу: «Я предпочту простого деревенского мужлана, который знает, за что он сражается, и любит то, что знает, чем того, кто зовется джентльменом, но ничего собой не представляет». Кромвель требовал, чтобы его рекруты пели псалмы и молились вместе. Строго взыскивая за нарушение дисциплины, он учил их видеть часть Божьего замысла во всем, что они делают. С другой стороны, он по-отечески заботился о своих солдатах, что по тем временам было необычно: следил, чтобы они были хорошо накормлены, одеты, чтобы им вовремя и хорошо платили.
Теперь, когда армия Кромвеля шла в бой, с этой силой приходилось считаться. Всадники ехали плотной группой, громко распевая религиозные псалмы и гимны. Приближаясь к королевским войскам, они вдруг разом переходили на рысь, и все это разительно отличалось от беспорядочного и импульсивного поведения других отрядов. Даже в рукопашной стычке с неприятелем они умудрялись сохранять свойственный им порядок, более того, их отступления были поразительно упорядоченными. Страх смерти был чужд этим людям, ведь они верили, что с ними Бог: они могли двигаться вверх по холму, прямо на неприятельский огонь, маршевым строем, не сбивая шаг. Добившись полного порядка в своей кавалерии, Кромвель управлял ими, добиваясь бесконечной гибкости. Его войска побеждали в одном сражении за другим.
В 1645 году Кромвель стал генерал-лейтенантом от кавалерии в армии новой модели, ядром которой стали его отряды «железнобоких». В сражении при Нейзби 14 июня 1645 года его полк сыграл решающую роль в победе. Спустя еще несколько дней кавалерия Кромвеля окончательно разгромила роялистов при Лэнгпорте, поставив эффектную точку в первом этапе гражданской войны.
ТОЛКОВАНИЕ
То, что Кромвеля нередко причисляют к великим полководцам истории, лишний раз свидетельствует, что ему удалось удивительно хорошо проникнуть в природу военной машины в действии. На втором этапе гражданской войны он был назначен главнокомандующим армией «круглоголовых», а позднее, после казни короля Карла, стал лорд-протектором Англии. Хотя он и опередил свое время с провидческой идеей мобильных отрядов, при этом он не показал себя ни блестящим стратегом, ни тактиком. Секрет успеха заключался единственно в высоком моральном духе и дисциплинированности его кавалерии, а достичь этого ему удалось, правильно подойдя к отбору рекрутов — людей, искренне и глубоко убежденных в правоте дела, которое им предстояло защищать. Такие люди были открыты его влиянию, безоговорочно принимали требования дисциплины. С каждой новой победой их преданность росла, росла и сплоченность армии. Кромвель мог потребовать от них многого, он был в них уверен.
Сделайте из этого вывод: прежде всего нужно серьезно отнестись к подбору кадров. Наверняка многие станут уверять вас в преданности, но наступит день решающей битвы, и вы поймете: им просто нужна была любая работа. Солдаты такого типа — не более чем наемники, с ними вы далеко не продвинетесь. Настоящие, искренние приверженцы — вот кто вам нужен, а любые самые впечатляющие послужные списки значат меньше, чем преданность и готовность жертвы. Убежденные сторонники изначально открыты вашему влиянию, укреплять моральный дух и дисциплину при их поддержке значительно легче. Эти люди составят ядро коллектива, на которое вы сможете опереться; они помогут остальным понять ваши наказы и в конечном счете выведут всю армию на достойный уровень. Старайтесь, насколько это возможно в нашем приземленном мире, превратить свое сражение в духовный поход, возвышенное дело, превосходящее обыденность настоящего.
2. В 1931 году двадцатитрехлетнему Линдону Бейнсу Джонсону предложили работу, о которой он мог только мечтать: секретарем у Ричарда Клеберга, вновь избранного конгрессмена от Четырнадцатого избирательного округа штата Техас. Джонсон в то время был школьным учителем, преподавал ученикам старших классов искусство ведения дискуссии, но имел и немалый опыт работы в разных политических кампаниях, кроме того, у молодого человека определенно имелись честолюбивые устремления. Старшеклассники школы города Хьюстон в штате Техас решили, что он сразу же забудет о них, но, к удивлению двух его лучших учеников, Л. Е. Джоунса и Джина Латимера, он не просто поддерживал связь, но регулярно писал им из Вашингтона. А шестью месяцами позже ребят ожидал еще больший сюрприз: мистер Джонсон пригласил их в Вашингтон и предложил стать его помощниками. Великая депрессия была в самом разгаре, росла безработица, а уж найти приличную, а тем более престижную работу было совсем трудно. Подростки ухватились за предоставленную им возможность. Они почти ничего не знали о том, что им предстояло.
Платили Джоунсу и Латимеру смехотворно мало; а скоро стало ясно, что бывший учитель готов выжать их до капли, заставляя работать на пределе человеческих возможностей. Они трудились по восемнадцать, а то и по двадцать часов в день. Их основной задачей было отвечать на письма избирателей. «Шеф был наделен способностью или, лучше сказать, талантом использовать людей по максимуму, — писал позднее Латимер. — Он мог, к примеру, сказать: "Гляди-ка, Джин, а ведь похоже, что твой напарник сегодня тебя опережает". И я начинал работать в ускоренном темпе. "Л. Е., гляди, он тебя нагоняет!" И вот мы оба стучим по клавишам пишущих машинок часами напролет, без передышки, стараясь опередить один другого».
Джоунс, прежде не отличавшийся особой покорностью, все более и более напряженно работал на босса. Джонсон, казалось, самой судьбой предназначен для великих дел: у него просто на лице было написано, что восхождение на небывалые высоты власти неизбежно для такого человека, — это привлекало к нему амбициозного юношу. Джонсон мог что угодно представить благородным правым делом, даже самый тривиальный случай в его интерпретации выглядел как крестовый поход за интересы избирателей Клеберга, и Джоунс ощущал себя одним из крестоносцев, частью истории.
Самой же важной причиной, по которой молодые люди были готовы работать не покладая рук, стало то, что сам Джонсон не щадил и себя, трудясь еще усерднее, чем помощники. Когда сонный Джоунс приплетался на службу к пяти часам утра, свет в кабинете уже горел и Джонсон сидел, с головой погруженный в работу. Он никогда не требовал от подчиненных чего-то, чего не делал бы сам. Он был неутомим, в нем кипела неиссякаемая энергия, и это заражало. Разве можно было рядом с таким человеком не выкладываться, полностью отдаваясь делу?
Джонсон отличался не только повышенной требовательностью, он мог жестко, а подчас и жестоко критиковать подчиненных. Время от времени, однако, он вдруг выказывал свое расположение, хвалил молодых людей, когда те совсем этого не ожидали. В такие моменты они мгновенно забывали обо всех неприятных издержках своей службы. Они ощущали такой подъем, что готовы были идти за шефом на край света.
Джонсон и в самом деле сделал карьеру, поначалу заняв видное место в канцелярии Клеберга, а затем обратив на себя внимание самого президента Франклина Д. Рузвельта. В 1935 году Рузвельт назначил Джонсона техасским уполномоченным Национальной администрации по делам молодежи. Джонсон приступил к формированию новой команды, ядром которой оставались два его верных помощника; он добился того, что и другие молодые люди, для которых он нашел работу в Вашингтоне, стали его преданными соратниками. Динамичный стиль работы, хорошо знакомый Джоунсу и Латимеру, теперь распространялся далее: ассистенты соперничали, стараясь заслужить похвалу шефа или просто обратить на себя его внимание, каждый стремился угодить ему, соответствовать его стандартам, быть достойным его и дела, которому он служит.
В 1937 году внезапно умер конгрессмен Джон Бьюкенен, депутат от Десятого округа штата Техас, и в парламенте освободилось место. Обстоятельства складывались явно не в пользу Джонсона — он до сих пор оставался политиком второго ряда и к тому же был совсем еще молод, — но он решил баллотироваться. Его приверженцы, тщательно отобранные и тщательно выпестованные, разъехались по всему штату: писали речи, готовили барбекю, вербовали сторонников, исполняли обязанности няни, водителя — словом, делали все, что бы ни потребовалось в ходе кампании.
За шесть коротких недель рядовые армии Джонсона исколесили Десятый округ вдоль и поперек. А рядом с ними был и сам Джонсон, который бился так, словно от исхода выборов зависела его жизнь. Вместе со своей командой он отвоевывал один голос за другим, навещая самые отдаленные уголки округа, и в результате, к большому удивлению других претендентов, победил на выборах. Его дальнейшая политическая карьера была настолько яркой — он был вначале сенатором, а позднее президентом США, — что воспоминания об этом первом успехе несколько приглушились, скрыв основу, на которой базировался успех: ту армию преданных и неутомимых сторонников, которую он создал для себя в течение пяти предшествующих взлету лет.
ТОЛКОВАНИЕ
Линдон Джонсон был чрезвычайно честолюбивым молодым человеком. Не имея ни денег, ни связей, он, однако, распола- гал чем-то более ценным: тонким пониманием человеческой психологии. Чтобы приобрести влияние, вам необходима поддержка, опора, а для этого люди — преданная армия сторонников — ценнее денег. Есть вещи, которых вы не сможете купить ни за какие деньги.
Создать такую армию непросто. Люди противоречивы, они подозрительны и недоверчивы: нажмете слишком сильно — и они отвернутся от вас; обращаетесь с ними хорошо — и они будут недооценивать вас, принимать ваше отношение, как должное. Джонсону удалось обойти эти ловушки, добившись того, чтобы его сотрудники стремились к его одобрению. Он трудился без устали, выкладывался больше, чем любой из подчиненных, и люди это видели; тот, кто не мог дотянуть до его уровня, чувствовал вину и воспринимал себя эгоистом. Лидер, который работает вот так, не жалея собственных сил, возбуждает состязательный дух в своих сотрудниках, и те тоже выкладываются, чтобы доказать — в первую очередь самим себе: они тоже чего-то стоят.
Демонстрируя, сколько своего личного времени и сил он готов пожертвовать ради дела, Джонсон заслужил уважение подчиненных. Завоевав их расположение, он мог рассчитывать, что его критические замечания, даже самые резкие, произведут желаемый эффект: подчиненные переживали, чувствуя, что огорчили босса. В то же время неожиданное проявление доброты, знак расположения окончательно подкупали и делали его неотразимым.
Важно понимать: настроения заразительны, и вы, как лидер, должны задавать тон, чтобы поднять боевой дух. Если вы станете требовать жертв, не принося их (поручая все своим заместителям или ассистентам), то солдаты впадут в апатию и бездеятельность, да еще при этом будут вас осуждать. Начнете проявлять излишнюю мягкость, чересчур много заботиться о благополучии подчиненных — и вы охладите пыл их сердец, а вместо солдат взрастите испорченных, балованных детей, не переносящих ни малейшего нажима или требования работать с полной отдачей. Личный пример — лучший способ найти верный тон и поднять боевой дух своей армии. Глядя на вас и видя преданность делу, самоотдачу, люди проникнутся тем же духом энергии и самопожертвования. Ваше неодобрительное замечание (их не должно быть слишком много) лишь заставит напрягать все силы, чтобы вас не подвести, стать достойными ваших высоких стандартов. Вам не придется заставлять подчиненных работать из-под палки — они будут гореть, стараясь добиться вашей похвалы.
3. В мае 218 года до н. э. великий полководец Ганнибал из Карфагена (современный Тунис) приступил к осуществлению грандиозного замысла: повел армию через Испанию, Галлию и Альпы на Северную Италию. Целью его было разбить римские легионы на их собственной земле и положить долгожданный конец захватнической политике Рима.
Альпы были почти непреодолимым препятствием на их пути — что и говорить, переход целой армии через высокие горы был поистине беспрецедентным. И все же в декабре того же года Ганнибал, несмотря на все трудности, достиг Северной Италии, застав римлян врасплох, а местность совершенно не защищенной, открытой для вторжения. Ганнибалу, конечно же, пришлось заплатить немалую цену за этот успех: из 102 тысяч солдат, начавших поход, в живых остались лишь 26 тысяч, да и те были обессилены и истощены, вымотаны до предела, и не только физически. Хуже всего было то, что времени для восстановления сил тоже не оставалось: римская армия уже была на подступах к реке По, всего в нескольких милях от лагеря карфагенян.
Накануне первого боя с грозными римскими легионами Ганнибалу необходимо было каким-то образом оживить своих солдат. Он решил устроить представление: привел группу пленных и приказал им сражаться друг с другом на смерть, подобно гладиаторам, на глазах у солдат. Победителям он посулил свободу и право сражаться в рядах своей армии. Пленные согласились, и началось многочасовое кровавое зрелище, которое полностью отвлекло воинов Ганнибала от их собственных несчастий и тягостных раздумий.
Когда бои закончились, Ганнибал обратился к своим людям. Сражение, сказал он, так развлекло всех потому, что пленные боролись по-настоящему, не жалея сил. Отчасти дело в том, что даже у слабейших откуда-то берутся силы, если поражение грозит смертью, но есть и иная причина: у пленников появилась надежда влиться в славную армию карфагенян, из жалких и презренных рабов превратиться в свободных воинов, которые сражаются за великое дело, против ненавистных римлян. Вы, продолжал Ганнибал, находитесь в точно таком же положении. Вам предстоит бой с очень сильным врагом. Вы сейчас далеки от дома, вокруг чужая земля и некуда бежать — в каком-то смысле вы пленники, как и они. Выбор прост: свобода или рабство, победа или смерть. Но сражайтесь так же, как бились сегодня эти люди, и вы одержите победу.
Бой и речь Ганнибала возымели действие на солдат, и на другой день они сражались яростно, не на жизнь, а на смерть, и победили. Вслед за этой победой последовали и другие, над значительно превосходящими их по численности римскими легионами.
Прошло почти два года, и противники встретились при Каннах. Перед началом битвы армии расположились в пределах видимости друг друга, так что карфагенянам было видно, насколько силы неприятеля превосходят их собственные. По шеренгам прокатился испуганный ропот, и все затихли. Один из карфагенских офицеров, по имени Гисго, выехал вперед, оглядывая римские полчища. Остановившись перед Ганнибалом, он дрогнувшим голосом обратился к полководцу, обращая его внимание на неравенство сил. «Ты упустил из виду одно обстоятельство, — спокойно ответил Ганнибал. — Среди множества людей на той стороне нет ни единого по имени Гисго».
Гисго хохотнул, следом рассмеялись те, кто мог слышать разговор, и шутка прошла по рядам, мигом сняв напряжение. Нет, у римлян не было Гисго. Только у карфагенян был свой Гисго, и только у них был Ганнибал. Вождь, способный шутить в подобный момент, казался, должно быть, совершенно уверенным в победе — а уж если вождем был сам Ганнибал, то подобная уверенность была, пожалуй, вполне обоснованной.
Тревогу с лиц воинов как ветром сдуло, всем передалась хладнокровная уверенность полководца. В тот день при Каннах карфагеняне нанесли римлянам сокрушительное поражение.
ТОЛКОВАНИЕ Ганнибал обладал редкостным умением вдохновлять. Другие в подобных обстоятельствах пустились бы в разглагольствования, произносили бы пылкие речи. Он понимал: полагаться на слова означает проиграть дело. Слова лишь скребут по поверхности, они не затрагивают глубинные чувства, а вождю необходимо проникнуть в сердца воинов, добиться, чтобы у них вскипела кровь, повлиять на умонастроения. Ганнибал не действовал прямолинейно — сначала он снимал напряжение, ощущение тревоги, отвлекал солдат от проблем и помогал им ощутить единство. Только после этого он обращался к ним, и тогда своей речью ему удавалось безраздельно завладеть чувствами людей.
При Каннах одной удачной остроты было достаточно, чтобы добиться эффекта: вместо того чтобы многословными речами пытаться убедить армию в своей уверенности в победе, Ганнибал эту уверенность показал. Просто смеясь над шуткой про Гисго, люди сплачивались, понимая внутренний смысл и подоплеку этих незамысловатых слов. Речи в такой ситуации были излишни. Ганнибал понимал, что легкое изменение в настроении его солдат способно изменить ход событий, превратив неизбежное, казалось бы, поражение в грандиозную победу.
Подобно Ганнибалу, старайтесь и вы тонко и незаметно воздействовать на чувства людей: заставьте их плакать или смеяться над чем-то, что, казалось бы, не связано напрямую со злободневными проблемами и событиями. Эмоции заразительны, они объединяют людей, заставляют почувствовать общность. Вы можете играть на них, как на фортепьяно, вызывая у людей то одно чувство, то другое. Риторика и пламенные призывы только раздражают и оскорбляют нас, мы прекрасно понимаем, что за ними стоит, видим ораторов насквозь. Вдохновлять — совсем другое, куда более тонкое искусство. Действуя не в лоб, донося до людей свой эмоциональный призыв, вы проникаете им в души, вместо того чтобы растечься по поверхности.
4. В 1930—1940-е годы команда «Грин Бей Пэкерс» была одной из наиболее успешных в профессиональном американском футболе, однако к концу пятидесятых она стала худшей. Что же случилось? В команде было много талантливых и даже прославленных футболистов, таких как Пол Хорнунг, игрок сборной США. Владельцы клуба делали все, что могли — нанимали новых тренеров, приглашали новых игроков, — но никакими средствами не удавалось замедлить падение. Игроки устали; бесконечные проигрыши выматывали их. Но на самомто деле они были совсем не плохи: в нескольких играх до победы оставался буквально шаг — и все же они проигрывали. Что можно было поделать? Казалось, ситуацию не переломить.
В 1958 году команда скатилась к нижней строчке в турнирной таблице. К сезону 1959 года была сделана очередная попытка изменить положение — приглашен очередной новый тренер, Вине Ломбарди. Игрокам мало что было о нем известно, слышали только, что он был помощником тренера в «Нью-Йорк Джайентс».
Когда игроков собрали для знакомства с тренером, они ожидали услышать от него привычную речь: это, мол, переломный год, все изменится, я спуска никому не дам, придется работать по-новому… Ломбарди их не разочаровал: спокойно и энергично он изложил свой свод правил и кодекс поведения. Но кое-кому из футболистов показалось, что тренер все же отличается от предшественников: он источал спокойную уверенность — не было ни криков, ни претензий. По его тону и манере держаться можно было решить, что «Пэкерс» — уже команда победителей; оставалось только дожить до этого, воплотить это в жизнь. Кто же он, идиот-мечтатель или, может быть, ясновидящий?
Потом начались тренировки, и снова отличие Ломбарди от предшественников было не в том, как он проводил их, а в том, с каким настроем они проходили: игроки почувствовали эту разницу. Тренировки стали короче, зато возросли физические нагрузки, это почти граничило с пыткой! Они были напряженными, с бесконечным повторением отдельных простых движений и связок. Кроме того, Ломбарди объяснял, что и зачем он делает: отрабатывает систему, основанную не на внезапности и неожиданности, а на достижении эффективной игры за счет безукоризненной техники. Игрокам приходилось напрягать все силы и быть очень внимательными — малейшая ошибка каралась дополнительными упражнениями, причем такой штраф грозил не только самому игроку, но и всей команде. Ломбарди действительно удалось коренным образом изменить характер тренировок: больше не было муштры, игроки перестали скучать, не расслаблялись, им приходилось постоянно держать ухо востро.
Предыдущие тренеры всегда выделяли наиболее сильных игроков, к ним было особое отношение: что поделаешь, звезды! Звездам многое сходило с рук, они могли покидать тренировки раньше других, а приходили с опозданием. Другим членам команды ничего не оставалось, как мириться с таким положением, но в глубине души их это возмущало. У Ломбарди не было фаворитов, как не было для него и звезд. «Наш Ломбарди очень справедлив, — рассказывал блокирующий защитник Генри Джордан. — Он со всеми обращается одинаково — всех гоняет, как собак». Игрокам это нравилось. Им приятно было наблюдать, как на великого Хорнунга кричат, как его муштруют наравне со всеми.
Критика Ломбарди была безжалостной, она пронимала игроков всерьез, задевала за живое. Казалось, он знает все их слабости, все комплексы. Откуда, к примеру, он мог узнать, что Джордан не выносит, когда его отчитывают при всех? Ломбарди использовал этот страх публичных наказаний, чтобы заставить игрока работать с большей отдачей. «Мы постоянно из кожи лезли, стараясь доказать Винсу, что он неправ, — вспоминал один из игроков. — Такой у него был психологический прием».
Тренировки становились все более интенсивными, никогда в жизни игроки так не выкладывались. Мало-помалу они заметили, что стали приходить на стадион все раньше и проводить на тренировке все больше времени. К началу сезона Ломбарди добился того, что игроки были готовы к любой неожиданности. Бесконечная муштра настолько надоела футболистам, что они с радостным нетерпением ожидали возможности поиграть, наконец, по-настоящему — и, к их удивлению, вся подготовительная работа не прошла даром, оказалось, что играть теперь стало намного легче. Они были лучше подготовлены, чем какая-либо другая команда, и к концу игры уставали намного меньше. Сезон начался с того, что они выиграли три игры подряд. Конечно же, этот нежданный успех невероятно поднял боевой и моральный дух команды.
«Пэкерс» закончила год с результатом 7/5 (7 побед и 5 поражений) — потрясающе, если учесть, что результат предыдущего года был 1/10 плюс одна ничья. Одного сезона под управлением Ломбарди хватило, чтобы команда стала крепкой, сплоченной, примером для других команд-профессионалов. Из такой команды никто не хотел уходить. В 1960 году «Пэкерс» участвовала в играх Суперкубка, а в 1961-м стала победительницей — и полоса удач только начиналась! Спустя годы многие члены команды, игравшие в ней при Ломбарди, пытались объяснить, каким образом он сумел преобразить их, но никому, по сути дела, так и не удалось сформулировать, как же все-таки он этого добился.
ТОЛКОВАНИЕ Когда Вине Ломбарди взялся за работу с «Грин Бей Пэкерс», он сразу же определил проблему: команда страдала юношеской болезнью пораженчества. Подростки нередко встают в позу, одновременно и вызывающую и вялую. Для них это способ сохранить свое достоинство: ведь если прикладывать какие-то усилия, пытаясь что-то сделать, можно провалиться и уронить собственное достоинство, а это невыносимо, поэтому они готовы поступиться своими надеждами, усматривая своеобразное благородство в ничегонеделании и демонстрации маски посредственности. Куда как просто сказать: мне ничего не нужно. Одно дело проиграть, желая добиться успеха, другое — добровольно отказаться от возможного успеха, избрать удел ничтожества.
Целые коллективы могут подхватить эту заразу, сами того не заметив. Достаточно нескольких неудач, да еще нескольких членов команды, охваченных подростковыми настроени- ями, и постепенно притязания становятся все ниже, а пораженческие настроения растут. Лидер, пытающийся изменить ситуацию криком, требованиями, ужесточением дисциплины, только усугубляет ситуацию — он, по сути, подыгрывает «подросткам», усиливает в них стремление к бунту.
Ломбарди был гениальным вдохновителем, к тому же он прекрасно разбирался в психологии. Для него все команды Национальной футбольной лиги были равны по своим потенциальным способностям. Различие крылось в отношении и боевом духе: излечив пораженчество команды, можно было привести ее к победе, это окрылило бы игроков, подняло их моральных дух, что обернулось бы новой серией побед.
Ломбарди понимал, что не следует действовать с игроками прямолинейно — нужно было хитростью заставить их измениться. Он начал с демонстрации непоколебимой уверенности в успехе, обращаясь к игрокам как к победителям. Это заставило их поверить в свои силы, хотя сами они этого еще не осознавали. На тренировках Ломбарди не требовал — это подход слабых, который только выдает неуверенность. Вместо этого он изменил сам характер тренировок, их дух, сделав занятия спокойными, интенсивными, требующими полной концентрации. Он понимал, что сила воли тесно связана с верой в свои возможности: укрепи это чувство, заставь человека поверить, что он способен на большее, и тот будет больше выкладываться. Ломбарди преобразил команду — эта новая команда и выиграла первую игру, — дав игрокам увидеть свои возможности. Проигрыш больше не был для них удобной позицией.
Важно, чтобы вы понимали: группа обладает коллективной индивидуальностью, характером, который со временем закрепляется; иногда это характер апатичный, бездейственный, а иногда — неуравновешенный, как у подростка. Изменить его трудно: люди держатся за то, что им хорошо знакомо, даже если это не приносит желаемых результатов. Если вам достался такой коллектив, не тычьте людям в нос их недостатками. Декларация намерений и бесконечные замечания ничего не дадут: люди озлобятся, будут чувствовать себя униженными. Берите пример с Ломбарди: поведите себя, как хитрый родитель. Спрашивайте с них больше, но хвалите за успехи. Ожидайте от своих «детей» работы в полную силу, как от взрослых, ответственных людей. Постепенно и незаметно изменяйте настроение, с которым коллектив работает. Подчеркивайте важность деловитого отношения к работе: работать ответственно и с отдачей способен каждый (для этого не нужно особого таланта), такое отношение к работе дает хороший результат, он приводит к успеху, а успех повышает моральный дух. Как только душевный настрой и характер группы начнут крепнуть, все остальное быстро встанет на свои места.
5. В апреле 1796 года двадцатишестилетний Наполеон Бонапарт был назначен главнокомандующим французской армии, которая в тот момент сражалась с австрийцами в Италии. Многие офицеры восприняли это назначение, как забавную шутку, розыгрыш: они видели, что новый главнокомандующий слишком молод, слишком неопытен, мал ростом — да что там, просто недостаточно хорошо ухожен, чтобы играть роль «генерала». Не все ладно было и с рядовыми солдатами: им недоплачивали, плохо кормили, так что у них оставалось все меньше иллюзий относительно той великой цели, за которую они сражаются, Французской революции. В первые недели кампании Наполеон бился как мог, стараясь заставить их сражаться лучше, однако солдаты упорно противились его стараниям.
Десятого мая Наполеон с голодными и уставшими отрядами подошел к реке Адда в месте, называемом Лоди. До сих пор ему удавалось гнать австрийцев, но мост в Лоди был удобной позицией, и им удалось закрепиться. С обеих сторон моста стояли хорошо укрытые австрийские артиллерийские батареи. Взятие моста было чревато большими потерями — но внезапно французы увидели, как Наполеон скачет вперед. Он подвергал себя огромному риску. Гарцуя перед гренадерами, он прокричал что-то зажигательное, а затем ринулся прямо на австрийцев и ворвался в их расположение с криком «Vive la Republique!» Невольно увлеченные его порывом, старшие офицеры подняли солдат в атаку.
Французы взяли мост, и после этой сравнительно небольшой операции армия неожиданно увидела Наполеона с новой стороны. Отдавая должное его храбрости и мужеству, солдаты теперь с симпатией называли его Маленький капрал. История о том, как Наполеон бросился на неприятеля при Лоди, обошла все полки. Кампания продолжалась, Наполеон одерживал одну победу за другой. Между ним и его солдатами—а также генералами — установилась тесная связь, нечто большее, чем простая привязанность.
В перерывах между сражениями Наполеон, случалось, прохаживался по бивакам, на равных общаясь с отдыхающими солдатами. Несмотря на свой стремительный взлет он не забыл, что начинал простым канониром, — и находил общий язык с рядовыми, как ни один другой генерал. Он знал каждого по имени, ему ведомы были их истории, он помнил даже, кто в какой битве был ранен. Кое-кого из солдат он, проходя, мог похлопать по плечу или ущипнуть за мочку уха в знак дружеского расположения.
Солдаты видели Наполеона не так уж часто, но когда такое бывало, его присутствие воспринималось, как электрический разряд. И дело было не просто в его личных качествах: он точно выбирал момент, когда показаться перед ними, — в канун большого сражения или если вдруг боевой дух начинал падать. В такие моменты он напоминал им о том, что они, все вместе, творят историю. Если отряду предстояло идти в авангарде, если люди были чем-то встревожены, он, поднимая лошадь на дыбы, восклицал: «Тридцать восьмой! Я верю в вас, я знаю вас! Возьмите для меня эту деревню — будьте впереди!» У его солдат было такое чувство, будто они не просто повинуются приказу, а переживают вместе с Наполеоном величайшую драму, в которой им к тому же отведены не последние роли.
Наполеон редко выказывал гнев, но уж если это случалось, его подчиненные испытывали не просто огорчение или чувство вины. Позднее в ходе той же Итальянской кампании нескольким французским полкам под давлением австрийцев пришлось с позором отступить. Этому отступлению не было никакого оправдания. Наполеон лично прибыл в расположение полков. «Солдаты! Я недоволен вами, — сказал он, а в его серых глазах, казалось, бушевало гневное пламя. — Вы не показали ни храбрости, ни дисциплины, ни стойкости… Вы позволили, чтобы вас вытеснили с такой позиции, где горстка людей могла бы остановить целую армию. Солдаты Тридцать девятого и Восемьдесят пятого, вы — не французские солдаты. Начальник штаба, приказываю вам вычеркнуть эти полки из списков — они более не входят в Итальянскую армию Франции». Солдаты были потрясены. Кто-то рыдал, другие молили дать им еще один шанс. Они раскаялись в своей слабости, и ситуация кардинально переменилась: с этой поры Тридцать девятый и Восемьдесят пятый полки отличались такой силой и воинской доблестью, которых они не проявляли никогда прежде.
Спустя несколько лет, во время непростой кампании — шла война с австрийцами, — французы с огромным трудом вырвали победу в Баварии. Наутро после сражения Наполеон посетил расположение Тринадцатого полка легкой пехоты, сыгравшего ключевую роль в битве, и попросил полковника назвать ему имя самого храброго воина. Подумав с минуту, полковник произнес: «Сир, думаю, что это старший полковой барабанщик». Наполеон пожелал видеть доблестного музыканта, который, трепеща, не замедлил предстать перед командующим. «Мне доложили, что ты отличился в бою, что ты — храбрейший солдат в этом полку. Произвожу тебя в рыцари ордена Почетного легиона и жалую тебе титул барона с пенсионом в четыре тысячи франков». Солдаты ахнули. Наполеон славился тем, что мог щедро наградить по заслугам, заставляя любого простолюдина надеяться, что он может и сам стать маршалом, если будет служить верно. Но чтобы барабанщик в мгновение ока превратился в барона? Это было неслыханно! Весть о поразительной награде быстро распространилась среди солдат и других полков и оказала на них поразительное воздействие, особенно воодушевив новичков, которые еще не втянулись в кочевую армейскую жизнь и страдали от тоски по дому.
Во всех длительных, кровавых кампаниях, и даже во времена его сокрушительных поражений — унизительного бегства из зимней России, ссылки на остров Эльба, битвы при Ватерлоо, — люди Наполеона были беззаветно преданы ему, готовы до конца идти за Маленьким капралом, как не последовали бы они ни за кем другим.
ТОЛКОВАНИЕ Наполеон был не только величайшим полководцем, он к тому же еще прекрасно разбирался в людях, умел ими управлять: он сумел, получив в свое распоряжение миллионы неуправляемых молодых мужланов, опьяненных воздухом революционной свободы, превратить эту вольницу в сплоченную, победоносную армию — одну из самых сильных в истории. Высокий моральный дух, царивший в его армии, особенно поражает, если вспомнить, через какие суровые испытания пришлось им пройти под командованием Маленького капрала. Создавая свою армию, Наполеон использовал все приемы, не упустил ни одной возможности. Он сплотил людей вокруг высокой идеи — вначале речь шла об идеалах революции, затем — о славе любимой Франции, которая росла и становилась империей. Он хорошо с ними обращался, но при этом не распускал и не баловал. Он апеллировал не к алчности, не к желанию заработать, но к желанию обрести славу и признание. Он всегда был впереди, вновь и вновь демонстрируя доблесть и мужество. Он не давал людям застаиваться и скучать — не успевала закончиться одна кампания, а впереди уже была новая, 153 а значит — новая возможность покрыть себя воинской славой. Он умел привязать к себе людей, умело, талантливо играя на чувствах. Его солдаты ощущали себя не просто частью армии — они были частью легенды, частью мифа, когда шли в атаку под легендарными штандартами с бронзовыми навершиями в виде императорских орлов.
Из всех своих методов Наполеон ни одним не пользовался столь же успешно, как наказаниями и поощрениями, с помощью которых ему удавалось достичь поразительного эффекта. Он редко высказывал свои претензии лично, но уж если был сердит, если дело доходило до наказания, это имело потрясающее воздействие: провинившийся чувствовал себя отверженным, изгоем. Выброшенный из семьи, теплой и единой, несчастный бился изо всех, стремясь вернуть расположение Наполеона и никогда больше не давать повода для гнева или презрения. Награды, поощрения и похвалы тоже были редкостью, а когда раздавались, то только за реальные заслуги и никогда — по каким-либо хитроумным политическим расчетам. Захваченные в своего рода тиски между двумя желаниями: не разочаровать своего командующего и добиться его расположения, люди поддавались власти Наполеона и шли за ним в огонь и воду, стараясь достичь его уровня или хотя бы подтянуться к нему.
Поучитесь у мастера: управлять людьми можно, только поддерживая постоянное напряжение, интерес ожидания. Вначале создайте связь между своими солдатами и собой. Они вас уважают, восхищаются вами, даже боятся чуть-чуть. Теперь, дабы укрепить вашу связь, сдайте немного назад, окружите себя некоторым пространством; между вами все еще есть теплота, однако вы дали понять, что появилась дистанция — или хотя бы намек на нее. После того как связь выкована, появляйтесь пореже. Пусть ваши награды и наказания, будут редкими и неожиданными — за просчеты либо успехи, которые могут в тот момент показаться мелкими, но при этом будут иметь символическое значение. Важно понимать: стоит людям догадаться, что вам нравится, а что раздражает, как возникает опасность, что они превратятся в дрессированных пудельков, которые изо всех сил демонстрируют хорошее поведение, чтобы заработать похвалу. Держите их в подвешенном состоянии: добейтесь, чтобы они думали о вас беспрестанно и, желая порадовать вас, никогда не знали бы до конца, что именно нужно для этого сделать. Заманив их в ловушку, вы обретаете над ними магнетическую власть. Заинтересованность в деле возникнет сама собой.
Образ:
Прилив и отлив на океане. Вода уходит, а за тем прибывает с такой мощью, что на ее пути ничто не может противиться этой тяге или вы стоять против нее. Станьте силой, которая, подобно Луне, управляет приливами и отливами, увлекаю щими за собой все на своем пути.
Авторитетное мнение:
Путь — это когда достигают того, что мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, готов вместе с ним жить, когда он не знает ни страха, ни сомнений.
— Сунь-цзы (IV в. до н. э)
ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Боевой дух заразителен, но не менее заразительна и его противоположность: страх и недовольство могут распространяться среди людей подобно лесному пожару. Единственный способ справиться с этим — пресечь опасные настроения, прежде чем они обернутся паникой и перейдут в мятеж.
В 58 году до н. э., когда в разгар Галльских войн Юлий Цезарь готовился к битве с предводителем германцев Ариовистом, среди римлян прошла молва о невероятной жестокости численно превосходящего противника. Настроение близилось к панике, даже бунту. Цезарь не медлил. Первым делом он приказал выявить и схватить распространителей слухов. Затем он обратился к легионерам лично, напомнив им о доблестных предках, которые сражались с племенами германцев и одерживали славные победы. Он, Цезарь, не хочет идти в бой со слабаками; лишь Десятый легион, кажется, не поддался панике — только этот легион он и поведет на врага. Пока Цезарь готовился к походу со смельчаками из Десятого легиона, остальные солдаты, пристыженные, молили простить их и взять в бой. С видимой неохотой Цезарь, однако, уступил просьбам. Вчерашние трусы сражались как львы.
В подобных случаях и вы должны действовать так же, как Цезарь, заставив волну паники повернуть назад. Не теряйте времени и разбирайтесь со всей группой в целом. Те, кто распространяет слухи и сеет панику или подстрекает к бунту, как правило, переживают что-то вроде безумия и постепенно утрачивают контакт с реальностью. Воззовите к их достоинству и чести, заставьте почувствовать жгучий стыд за минуту слабости и безумия. Напомните об их достижениях в прошлом, дайте понять, что вы разочарованы, что люди не оправдали ваших ожиданий. Пристыдив их таким образом публично, вы поможете им очнуться и изменить поведение.
ЧАСТЬ III ОБОРОНИТЕЛЬНАЯ ВОЙНА
Сражаться в обороне — не признак слабости; напротив, это высота стратегической мудрости, весьма мощный стиль ведения военных действий. Требования к такой войне просты. Прежде всего, следует беречь ресурсы, быть расчетливым во всем и вступать только в самые необходимые сражения. Второе: вы должны представлять себе, когда и как отступить, завлекая раззадоренного противника в неосторожную атаку. Затем, спокойно выждав момент, когда силы противника истощатся, яростно бросайтесь в контратаку.
В мире, где морщатся и хмурятся при проявлениях открытой агрессивности, способность вести оборонительные действия — позволить противнику сделать первый ход и, дождавшись ошибки, уничтожить его — принесет вам громадное преимущество. Поскольку вы не тратите попусту ни энергию, ни время, то всегда готовы к следующей неизбежной контратаке. Ваша карьера будет головокружительной.
Чтобы сражаться таким способом, вам придется овладеть искусством притворства. Научившись казаться слабее, чем вы есть, вы сможете завлечь противника в опрометчивую атаку; прикинувшись, что вы сильнее, чем на самом деле, — например, совершая время от времени храбрые и решительные поступки, — сумеете удержать врага от нападения.
В оборонительной войне вы, по сути дела, обращаете свою слабость и ограниченность в силу, приводящую к победе.
Последующие четыре главы познакомят вас с основными приемами оборонительной войны: экономией средств, контратакой, устрашением и запугиванием, а также искусством отступать и ложиться на дно в случае вражеской атаки.
Стратегия 8 ЗДРАВО ОЦЕНИВАЙ СВОИ СИЛЫ: СТРАТЕГИЯ РАЗУМНОЙ ЭКОНОМИИ
У каждого из насесть свои пределы — силы и способности человека не безграничны. Запомните: опасность кроется в желании попытаться выйти зарамки своих возможностей. Ослепленные предвкушением награды, ради которой предстоит выложиться до конца, мы часто остаемся у разбитого корыта, обессиленные, беззащитные. Вы должны знать свои возможности и тщательно рассчитывать силы. Оцените потери, которые вы можете понести на войне: проигранное время, поставленная на карту репутация, ожесточенный противник, готовый к мщению. Иногда лучше выждать, тихонько подкрасться к неприятелю, а не открыто бить в лоб. Если же сражения не избежать, навяжите врагам свои условия ведения боя. Наносите удары по их слабым местам; сделайте войну дорогостоящей для них, но дешевой для себя. Сражаясь экономно, вы сумеете продержаться даже против самого опасного противника.
ЭФФЕКТ СПИРАЛИ В 281 году до н. э. между Римом и Тарентом, который был расположен на восточном побережье Италии, началась война. Тарент некогда был основан как колония греческой Спарты; горожане говорили по-гречески и полагали себя цивилизованными спартанцами, а прочие города Италии считали варварскими. Что же до Рима, то он в те времена укреплял свои позиции, ведя непрерывные войны с близлежащими городами.
Осторожные римляне не собирались выступать против Тарента. Тогда это был самый богатый город в Италии, которому ничего не стоило найти себе союзников в войне против Рима. К тому же располагался он довольно далеко на юговостоке и не представлял непосредственной опасности. Но жители Тарента затопили несколько римских кораблей, приблизившихся к их порту, убили командующего флотом, а когда с ними попытались как-то договориться, послов изгнали с позором. Была задета честь Рима, и решение о вступлении в войну более не вызывало колебаний.
У Тарента, несмотря на богатство, не было настоящей армии. Горожане привыкли жить легко и беспечно. Сами воевать они не умели, и было решено обратиться за поддержкой к грекам. Спартанцы, однако, были заняты в какой-то другой кампании, поэтому пришлось попросить помощи у эпирского царя Пирра (319–273 до н. э.), величайшего греческого полководца после Александра Македонского.
Эпир представлял собой маленькое царство на западе центральной Греции. Бедные малонаселенные земли, скудные ресурсы — однако Пирр, воспитанный на рассказах о подвигах Ахилла, от которого, по поверью, происходил его род, а также о подвигах дальнего родственника Александра Македонского, был исполнен решимости идти по следам прославленных предков и добиться превращения царства в могучую империю. В юности он служил в армиях других славных военачальников, включая Птолемея, ныне — правителя Египта. Пирр скоро приобрел репутацию храброго и доблестного воина. Он был известен тем, что в битве бросался в самые опасные места, за что заслужил в армии всеобщее уважение. Вернувшись к себе в Эпир, он сформировал небольшую, но отлично подготовленную армию, которой не однажды удавалось одерживать победы над более многочисленными силами — например, над македонцами.
Да, у Пирра была славная репутация, но такой маленькой стране, как его, нелегко было добиться признания более могущественных соседей — македонцев, спартанцев, афинян.
Поэтому предложение Тарента показалось соблазнительным: во-первых, ему обещали хорошо заплатить и доукомплектовать армию солдатами союзников. Во-вторых, победив римлян, он стал бы лучшим в Италии, оттуда открывалась дорога на Сицилию, а там и в Карфаген на севере Африки. Александр, создавая свою империю, продвигался на восток; Пирр решил, что будет продвигаться на запад и добьется власти во всем Средиземноморье. Он принял предложение.
Весной 280 года до н. э. Пирр отправился в плавание, возглавив самую большую греческую армию, которая когда-либо вторгалась в Италию: 20 тысяч пехотинцев, 3 тысячи кавалерии, 2 тысячи лучников и 20 боевых слонов. Оказавшись в Таренте, полководец, однако, понял, что его провели: в городе не только не было собственной армии, но и не делалось никаких попыток ее собрать, — Пирру предоставили все делать самому. Он не стал даром тратить время: провозгласил военную диктатуру и немедленно приступил к формированию армии из числа жителей Тарента.
Прибытие Пирра в Тарент обеспокоило римлян, которым была хорошо известна его безупречная репутация стратега и воина. Было принято решение не давать ему времени на подготовку — римляне незамедлительно направили к Таренту свои войска, вынудив Пирра вступить в бой с теми силами, какие у него были на тот момент. Две армии встретились у города Гераклея. Войска римлян, превосходившие армию Пирра численностью, оказались на грани поражения, когда тот неожиданно разыграл свою козырную карту: в атаку пошли слоны; громадные, массивные, они громко и устрашающе трубили, на спинах у них расположились лучники, посылавшие на врага потоки стрел. Римлянам прежде никогда не приходилось встречаться с боевыми слонами, в их рядах вспыхнула паника, ход сражения удалось переломить. Римские легионы, дрогнув, отступили.
Пирр одержал великую победу. Слава его распространилась по всему полуострову; поговаривали даже, будто в нем воплотился дух самого Александра Великого. Другие города теперь охотно присылали ему подкрепление, желая восполнить потери, понесенные при Гераклее. Однако несмотря на это Пирр был не на шутку встревожен. В бою он потерял многих ветеранов — испытанных и проверенных воинов, включая ключевые фигуры. Еще важнее была сила и дисциплина римских легионов — они произвели впечатление на Пирра, с ними не мог сравниться никто из прежних его противников. Пирр решил постараться добиться мирного соглашения с римлянами, предложив им поделить полуостров. Одновременно с этим он начал поход на Рим, чтобы повлиять на ход переговоров, ускорив их и показав, что в случае отказа римлян от мирного соглашения он готов снова вступить с ними в схватку.
Что до римлян, то на них поражение при Гераклее произвело большое впечатление — римских легионеров не так-то просто было привести в смятение, редко случалось, чтобы они сдавались с такой легкостью. Немедленно после битвы был объявлен призыв новых рекрутов, и молодые мужчины с энтузиазмом откликнулись на него. Римляне гордо отвергли предложение мира — они никогда не будут делить Италию ни с кем.
Две армии вновь встретились у города Аускулум, недалеко от Рима. Это произошло весной 279 года до н. э. На сей раз силы были равны. В первый день произошла яростная схватка, и снова римляне, казалось, были готовы победить. Но на второй день Пирру, искусному стратегу, удалось заманить римские легионы в местность, которая больше отвечала его собственному стилю ведения боевых действий, благодаря этому и было достигнуто преимущество. Когда день уже близился к концу, Пирр лично возглавил атаку на римские легионы — впереди его отрядов вновь бежали боевые слоны. Римляне бросились врассыпную, и вновь Пирр остался победителем.
Теперь Пирр, казалось бы, вознесся до высот, однако сам он ощущал лишь тоску — дурные предчувствия томили его. Потери, понесенные его армией, были ужасны. Ряды военачальников, на которых он возлагал надежды, поредели, да и сам он был серьезно ранен. В то же время римляне казались неутомимыми, их силы — неисчерпаемыми. Когда Пирра поздравляли с победой, одержанной при Аускулуме, он отвечал: «Еще одна такая победа — и я вернусь в Эпир без единого воина».
Пирр, однако, уже потерпел поражение. Его потери при Аускулуме были столь значительны, что о быстром их восполнении не было и речи, а оставшихся воинов оказалось слишком мало, чтобы повторно атаковать римлян. Кампания в Италии завершилась полным крахом.
ТОЛКОВАНИЕ
История о царе Пирре и его знаменитое высказывание после сражения при Аускулуме дали рождение выражению «пиррова победа», которое означает триумф, добытый слишком большой ценой и потому превратившийся в поражение. Победитель слишком вымотан, чтобы закрепить свои достижения, слишком уязвим, чтобы думать о следующей битве. И в самом деле, после «победы» при Аускулуме Пирра начали преследовать неудачи, его армия не успевала восстановить силы, а между тем мощь неприятеля все возрастала. Все закончилось его безвременной гибелью в бою, положив конец беспочвенным мечтаниям о господстве Эпира.
Пирр мог бы избежать падения, этой нисходящей спирали, увлекшей его к поражению. Разведка загодя сообщала ему о растущей мощи римлян, о упадочничестве и вероломстве Тарента. Зная все это, он мог либо посвятить больше времени организации собственной армии, или вообще отказаться от похода. В Таренте, обнаружив, что его обманули, он еще мог отказаться от соглашения и повернуть назад. Даже после Гераклеи было еще не поздно — можно было принять решение отойти, собраться с силами либо просто уйти победителем. Выбери Пирр один из этих вариантов, и его история могла бы иметь совсем другой конец. Но он не мог остановиться — слишком заманчивой была эта победа, мечта его жизни. Какой ценой она будет завоевана? Не важно. Потери можно будет восполнить позже. Еще один бой, еще одна победа, и дело сделано.
Пирровы победы случаются в нашей жизни куда чаще, чем можно представить. Воодушевление от близкого успеха столь естественно, цель кажется такой близкой, так манит к себе. Мы не видим истинное положение вещей, но бессознательно рисуем себе картины того, что хотим увидеть: преувеличивая выигрыш и закрывая глаза на возможные трудности. Чем дальше мы заходим, тем труднее отступить и осмыслить ситуацию, подвергнуть ее разумному анализу. В таких обстоятельствах цена задуманного не просто растет — она растет по спирали и выходит из-под контроля. Если дела идут плохо, мы остаемся без сил, а это заставляет нас совершать все новые ошибки, приводящие к новым, непредвиденным проблемам, тянущим за собой все новые траты и жертвы. Какие-то промежуточные успехи и достижения на этом пути совершенно бессмысленны и не имеют никакого значения.
Нужно понимать: чем заманчивее кажется вам награда, тем больше нужно потратить времени на подготовку, скрупулезно исследовать, какой ценой она может достаться. Просчитайте все предвиденные затраты и расходы, но обязательно подумайте и о непредвиденных. Предусмотреть нужно все: что в ходе войны энтузиазма у вас может поубавиться, что победа может озлобить неприятеля и привести его в ярость. Необходимо четко представлять, сколько времени может занять операция, не забудьте и о том, как вы будете расплачиваться с союзниками и наемниками. Иногда разумнее выжидать; точно представляя, какими возможностями вы располагаете, выбирайте что-то, что сейчас вам по силам. Помните: история человечества усеяна трупами людей, которые не потрудились просчитать затраты. Спасите себя, не вступайте в битвы, в которых нет необходимости, и останьтесь в живых, чтобы сразиться в один прекрасный день.
Когда же оружие притупится и острия обломаются, силы подорвутся и средства иссякнут, князья, воспользовавшись твоей слабостью, поднимутся на тебя. Пусть тогда у тебя и будут умные слуги, после этого ничего поделать не сможешь.
— Сунь-цзы (IV в. до н. э.)
СИЛА И СЛАБОСТЬ Когда королева Елизавета I (1533–1603) взошла в 1558 году на престол, в удел ей досталась власть не лучшего качества: страна была истерзана гражданской войной, финансовые дела находились в полном расстройстве. Королева мечтала о возможности установить сколько-нибудь продолжительный период мира — тогда можно было бы попытаться восстановить в Англии попранные основы, улучшить экономическую ситуацию. Последнее было особенно важно: правитель с деньгами — это правитель, обладающий возможностями. Англия, небольшой остров с ограниченными природными ресурсами, и надеяться не могла на то, чтобы выиграть войну с Францией и Испанией, сильнейшими государствами Европы того времени. Нужно было укрепить страну, но не воюя, а иным способом—прибегнуть к коммерции, чтобы добиться экономической стабильности.
В течение двадцати лет Елизавета медленно, год за годом, шла к цели. В конце 1570-х годов ее положение резко ухудшилось: неотвратимая, казалось, война с Испанией грозила сорвать все планы, свести на нет то, что было сделано за два десятилетия. Испанский король Филипп II, ревностный католик, считал своим долгом, своей личной миссией предотвратить распространение протестантизма. Нидерланды (ныне Голландия и Бельгия) в то время принадлежали Испании, но управление провинцией затруднялось непрекращающимися волнениями и протестантскими мятежами. Филипп, объявив поход против мятежников, был полон решимости покончить с ними. Между тем его самой горячей мечтой, которую он давно лелеял, была реставрация католицизма в Англии. В ближайшие планы короля входил заговор против Елизаветы I с целью ее убийства. После этого Филипп собирался посадить на трон католичку, родственницу Елизаветы, шотландскую королеву Марию. В случае провала этого плана Филипп задумал построить непобедимый флот. Он хотел двинуть эту армаду против Англии и завоевать ее.
Однако королю не удалось сохранить свои планы в полной тайне, и для советников Елизаветы было очевидно, что война неизбежна. Они советовали ей снарядить армию в Нидерланды, чтобы заставить Филиппа направить туда военные силы, не дав ему нанести удар по Англии. Однако королева предложение советников отклонила: она направит в Нидерланды небольшие отряды, чтобы помочь протестантам-мятежникам предотвратить военную катастрофу, но не более того. Война страшила Елизавету: одно содержание армии стоило громадных денег, не говоря уже о массе прочих скрытых расходов и затрат. Все это угрожало стабильности в стране, а она положила столько сил, чтобы ее добиться. Если войны с Испанией и впрямь не избежать, Елизавета предпочитала вести ее так, как удобно ей самой: она хотела войны, которая истощила бы финансы Испании, но чтобы при этом Англия осталась в безопасности.
Не обращая внимания на призывы советников, Елизавета изо всех сил старалась сохранить мир с Испанией, отказываясь от идеи спровоцировать короля. Это позволило ей выиграть время и начать строительство английского флота. Тем временем она вела тайную работу по подрыву испанской экономики, которую считала единственным уязвимым местом мощной державы, ее ахиллесовой пятой. Громадная, разрастающаяся империя в Новом Свете, разумеется, делала Испанию могущественной, но, с другой стороны, эта империя была слишком далеко. Для того чтобы получать от нее доходы, Филипп вынужден был постоянно вкладывать средства в развитие флота, ради которого приходилось брать колоссальные суммы у итальянских банкиров. Кредит же Филиппа в итальянских банках всецело зависел от того, насколько безопасно испанским кораблям удастся совершать плавания, доставляя в Европу золото Нового Света. Власть и мощь Испании зиждились, таким образом, на весьма шатком основании.
Итак, Елизавета I, призвав лучшего своего моряка, сэра Френсиса Дрейка, приказала ему нападать на испанские корабли с сокровищами. Дело сохранялось в глубочайшей тайне, никому не следовало знать о связи между капитаном и королевой. Все должно было выглядеть так, будто он занимается пиратством для собственной выгоды. С каждым кораблем, который ему удавалось захватить и ограбить, ставка процента в итальянских банках для Филиппа росла. Но банкиры повышали процент больше из-за того, что Дрейк угрожал испанским кораблям, чем из-за реальных потерь. К 1582 году Филипп II приостановил сооружение армады, которую собирался направить на Англию: ему не хватало денег, чтобы оплатить эти работы. Елизавета, следовательно, выиграла время.
Между тем, к вящему сожалению финансовых советников короля, Филипп наотрез отказался уменьшить размеры планируемой армады. Пусть строительство займет намного больше времени, пусть затянется, это не страшно — он просто возьмет больше денег в долг. Он рассматривал войну с Англией как личный крестовый поход за веру и не собирался отказываться от него из-за каких-то приземленных материй.
Елизавета не только занималась подрывом экономического положения Испании — она вложила существенную часть своего скудного бюджета в развитие сети разведки и шпионажа. Можно без преувеличения сказать, что ей удалось создать самое совершенное разведывательное ведомство в Европе. Имея тайных агентов по всей Испании, она была прекрасно информирована о каждом шаге Филиппа. Ей было точно известно, сколько кораблей в его армаде и когда планируется завершить работы. Это позволяло ей отложить мобилизацию в армию до последнего момента, экономя государственные деньги.
Наконец летом 1588 года испанская армада была готова. Она собрала 128 кораблей, в том числе 20 больших галеонов, а также 8 тысяч моряков и 19 тысяч пехоты. Армада обошлась Филиппу в целое состояние, а по количеству судов не уступала всему английскому флоту. Во вторую неделю июля армада вышла в море из Лиссабона. Однако Елизавета была полностью информирована о происходящих событиях, ее шпионы доносили ей обо всех планах испанского короля. Поэтому она сумела вовремя вывести навстречу армаде английский флот. Меньшие по размерам, но более маневренные английские суда атаковали армаду на пути к побережью Франции, один за другим отправляя на дно корабли с припасами, сея хаос и неразбериху. В донесении командующего английским флотом лорда Говарда Эффингема говорилось: «Их флот огромен и силен, но мы мало-помалу дергаем их за перышки».
Армада встала на якорь в порту Кале, где должна была соединиться с испанскими подразделениями, воюющими в Нидерландах. Англичане, полные решимости не допустить этого, снарядили восемь больших кораблей, погрузили на них горючие вещества и направили к испанскому флоту, который тесным строем стоял на якорях. Пустив свои суда на всех парусах, английские моряки подожгли их, а сами убрались восвояси. Результатом была паника, десятки испанских кораблей были охвачены пламенем. Остальные метались, то и дело сталкиваясь друг с другом, в попытке выйти из гавани в безопасное место. Никто не слушал команд, кругом царил беспорядок.
Потеря кораблей в Кале настолько подорвала боевой дух испанских войск, что вторжение пришлось отменить. Чтобы избежать повторных нападений на обратном пути в Испанию, остальные суда отправили не на юг, а на север — так они могли добраться до дома обходным путем, обогнув Шотландию и Ирландию. Англичане даже не потрудились преследовать их; они понимали, что ужасная погода в этих водах сделает все за них. Шторм действительно довершил дело. К тому моменту, когда остатки армады добрались до Испании, было потеряно сорок четыре корабля, а у остальных имелись серьезные повреждения. Почти две трети моряков и солдат погибли в море. Англия между тем обошлась практически без потерь, а во время боевых действий погибло менее ста человек.
Это был настоящий триумф, но Елизавета не почивала на лаврах. Для того чтобы сэкономить средства, она немедленно распустила военный флот. Она не стала прислушиваться к мнению советников, которые настаивали на закреплении успеха и наступлении на испанцев в Нидерландах. Она ставила перед собой конкретные и ограниченные цели: пустить прахом ресурсы и деньги Филиппа, чтобы он выкинул из головы мысли о католическом господстве, и добиться равновесия сил в Европе. И это в самом деле было ее величайшим триумфом, ибо Испания так никогда и не оправилась полностью от финансового краха, связанного с разгромом армады, а вскоре и вовсе уступила пальму первенства в Европе Англии.
ТОЛКОВАНИЕ Поражение испанской армады следует, пожалуй, считать одним из наиболее экономичных в военной истории: второсортный престол, страна, которой едва ли было под силу собрать достойную армию, сумела достойно противостоять величайшей империи своего времени. Эта победа стала возможной благодаря применению основополагающей аксиомы военной науки: нападай на слабости врага, используя свою силу. Сильными сторонами Англии той эпохи был ее небольшой мобильный флот и разветвленная система разведки; ее слабость состояла в ограниченности ресурсов, будь то люди, оружие или деньги. Мощь Испании заключалась в богатствах, а также в огромной армии и флоте. Слабым местом империи была шаткая и ненадежная финансовая структура, а также то, что корабли в испанском флоте были слишком большими, громоздкими и медленными.
Елизавета отказалась от ведения войны, которую хотели бы навязать испанцы. Вместо этого она, удерживаясь от военных столкновений, атаковала слабые стороны противника: досаждая неповоротливым испанским галеонам своими шустрыми кораблями, расшатывая финансовую структуру Испании и ломая ее военную машину вплоть до полной остановки. Она сумела добиться контроля над ситуацией, снижая затраты Англии и в то же время вынуждая Испанию тратить все больше, делая войну все более и более дорогостоящей для могущественного противника. Наконец, настал момент, когда поражение Филиппа стало неизбежным независимо от дальнейшего хода событий: в случае, если армада затонет, это означало бы крах для испанского короля, а чтобы оправиться от удара, ему потребовались бы годы. Но даже в том случае, если бы армада одержала триумфальную победу, эта победа досталась бы слишком дорогой ценой, и Филипп разорился бы, пытаясь закрепиться на английских землях.
Важно, чтобы вы понимали: не существует ни одного человека, ни одного коллектива безоговорочно сильного или слабого. У любой армии, какой бы несокрушимой она ни казалась, найдется своя слабость, какое-то место, остающееся неприкрытым или незащищенным. В то же время даже у самого слабого отряда найдется что-нибудь, на что можно опереться, какая-то сильная сторона, какое-то скрытое достоинство. Ваша цель в войне — не просто наращивать вооружение, не просто увеличивать свою огневую мощь до тех пор, пока не окажетесь способны стереть врага с лица земли. Для этого нужно вкладывать слишком много сил и средств, к тому же все это не поможет вам защититься от летучих атак в стиле партизанской войны. Бросаться на врага, ввязываясь в бой за боем, противопоставляя силе силу, тоже абсолютно не конструктивно. Вместо этого вначале оцените слабые стороны неприятелей: это могут быть, например, внутреннеполитические проблемы, низкий боевой дух, шаткая экономика, излишне централизованная власть, мания величия у лидера. Одновременно постарайтесь скрывать от чужих глаз собственные слабости и приготовьтесь к долгой борьбе, копите силы и раз за разом наносите точные удары прямо по ахиллесовой пяте противника. Раскрывая слабости и нанося точные удары, вы истерзаете противника, деморализуете его армию, а это приведет к появлению все новых слабых мест. Тщательная оценка сильных и слабых сторон поможет вам сразить Голиафа с помощью простой рогатки.
Избыток делает меня бедным.
— Публий Овидий Назон (43 до н. э. — ок. 18 н. э.)
КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Реальность можно определить как набор жестких ограничений, которые налагаются на любое живое создание на протяжении его существования и превышение предельного лимита которых может вести к смерти. Мы обладаем лишь ограниченным запасом энергии, когда же она исчерпывается, наступает усталость. В смысле доступных для нас пищевых и других ресурсов наши возможности также не безграничны. Наши способности и умения развиваются лишь до определенной степени. Животное существует строго в пределах заданных ограничений, оно не может летать выше или бегать быстрее, не может безостановочно расходовать энергию, запасая горы пищи, ибо это изнурит его и сделает уязвимым для нападения. Оно — животное — просто живет в заданных условиях, стараясь извлечь как можно больше, не выходя за пределы доступного. Изящные движения кошки, к примеру, чрезвычайно экономны, так как животное, руководствуясь природными инстинктами, не растрачивает энергию впустую и не делает лишних, бесплодных усилий. Люди, живущие в нищете, также прекрасно знают свои возможности — вынужденные жить по средствам, они становятся чрезвычайно изобретательными. Нужда выступает фактором, оказывающим на их творческий потенциал мощное воздействие.
Проблема, с которой сталкиваются люди, живущие в так называемом обществе изобилия, заключается в том, что они утрачивают это природное чувство меры. Мы настолько тщательно ограждены от смерти, что порой проходят месяцы и даже годы, а мы даже не вспоминаем о ней. Мы воображаем, что жизнь бесконечна, что в нашем распоряжении сколько угодно времени, а в результате нас мало-помалу уводит кудато в сторону от реальности — и может увести весьма далеко. Нам кажется, что можно тратить сколько угодно энергии, мы думаем, что можем добиться чего бы ни захотелось, просто нужно как следует постараться. Всё вокруг начинается видеться нам беспредельным, неограниченным — дружеское расположение окружающих, возможности богатства, славы. Мы разбрасываемся, надеясь, что вот еще несколько учебных курсов, еще пара учебников — и мы сумеем развить свои таланты и умения до такой степени, какой в действительности человеку, по крайней мере одному человеку, достичь немыслимо. Технология, как нам кажется, может сделать все что угодно доступным и достижимым.
Изобилие делает нас фантазерами, ведь в фантазиях нет никаких пределов и ограничений. Мы, как гласит пословица, думкой богатеем. Но мечтательность обедняет нас в реальности. Она делает нас ленивыми и вялыми, мы пресыщаемся тем, что имеем, и нуждаемся в постоянных встрясках и потрясениях, которые напоминали бы нам, что мы еще живы. В жизни нам нужно быть воинами, а война требует трезвого и реалистичного взгляда на вещи. Пусть другие ищут красоту в бесплодных мечтаниях, воины ищут ее в реальности, в точной оценке возможностей и пределов, в том, чтобы извлечь максимум из того, что у них на самом деле имеется. Подобно кошке, они стремятся достичь совершенства в экономичных движениях и скупых жестах — добиваясь того, чтобы сделать каждый свой удар как можно более сильным при минимальных затратах энергии. Воин не забывает о том, что его дни сочтены — что он может погибнуть в любой из дней, — и это помогает ему твердо стоять на ногах, не отрываясь от реальности. Есть вещи, которые они, воины, никогда не сумеют сделать, есть таланты, которые им не дано развить, есть достойные цели, которых им не дано достичь, — но едва ли все это их тревожит. Воины сосредоточены на том, что им дано; на той силе, которой они обладают и которую должны использовать творчески. Точно понимая, когда нужно притормозить, отступить, залечь в окопах, они переигрывают своих противников. Они умеют заставить время работать на себя.
В последние годы французского колониального правления и позже, в период нападения США на Вьетнам, одним из руководителей национального сопротивления был генерал Во Нгуен Дьяп. И французы, и американцы обладали намного более мощными материальной базой, вооружением, а также профессиональной военной подготовкой. Армия Дьяпа представляла собой, по сути дела, обычных крестьян, мало что понимающих в военном деле. Да, у вьетнамцев наличествовал высокий боевой дух, имелась целеустремленность и огромное желание очистить страну от захватчиков, но, кроме этого, не было почти ничего. Не было грузового транспорта, чтобы подвозить оружие и питание, а техника связи оставалась на уровне XIX века. Другой полководец, наверное, попытался бы наверстать все это, но Дьяп поступил по-другому: получив предложение от Китая снабдить его армию грузовиками, радиопередатчиками, оружием и специалистами, он воспринял это как западню. Он наотрез отказался тратить на помощь извне ограниченные средства. По его мнению, все это не могло привести ни к чему хорошему, а лишь превратило бы северных вьетнамцев в ухудшенную и более слабую копию врага. Вместо этого он решил извлечь максимум из того, чем реально располагала его армия, постаравшись превратить ее кажущиеся недостатки в достоинства.
Грузовики легко было увидеть с воздуха, и не было никаких сомнений в том, что американцы мгновенно разбомбят любую колонну вьетнамских машин. Но американцам было не под силу бомбить то, чего они не видели. Поэтому Дьяп применил те ресурсы, которые были под рукой: для доставки необходимых грузов была использована разветвленная сеть крестьян-кули, которые таскали тяжести в мешках за спиной. Если им нужно было пересечь реку, они пользовались канатными мостиками, протянутыми не над водой, а прямо под ее поверхностью. Вплоть до конца войны американцы все пытались раскусить эту хитрость, не в силах понять, каким же образом неуловимым северным вьетнамцам удается доставлять все необходимое для своих полевых отрядов.
Тем временем Дьяп, не останавливаясь на достигнутом, оттачивал приемы ведения молниеносной партизанской войны — приемы, которые дали его армии неоценимое преимущество, позволяя разрушать транспортные пути и коммуникации противника. Для боевых действий, переброски войск и доставки всевозможных грузов американская армия использовала вертолеты, и это, разумеется, делало ее невероятно мобильной. Но воевать, как ни крути, приходится главным образом на земле, и Дьяп проявлял чудеса изобретательности, используя непроходимые джунгли, чтобы нейтрализовать военно-воздушные силы США, дезориентировать американских пехотинцев и замаскировать собственные войска. Он не мог рассчитывать на победу в открытом бою против американского новейшего вооружения и военной техники, поэтому вложил все силы в эффектные, символичные, деморализующие психические атаки, мало-помалу внедряя в сознание американцев ощущение безнадежности и бесперспективности этой войны. И он добился своего, ибо именно такое восприятие вьетнамской войны вскоре возобладало и на американском телевидении. С минимумом средств, которыми он располагал, Дьяп сумел добиться максимального успеха.
Армии, полагающиеся на деньги, вооружение и прочие ресурсы, к сожалению, вполне предсказуемы. Полностью надеясь на материальную часть, вместо того чтобы уделять основное внимание стратегии и знаниям, они могут облениться в умственном отношении. Если перед такой армией возникает проблема, принимается простое решение: увеличить, нарастить количество того, чем уже располагают в избытке. Но к победе приводят не такие решения, ибо важно не то, каковы твои материальные ресурсы, а то, способен ли ты с умом распорядиться тем, что имеешь. Если вы имеете меньше, то поневоле проявляете больше изобретательности. Творческий подход дает вам преимущество над неприятелем, полагающимся на технологии; вы станете учиться, легче будете адаптироваться к обстановке и, конечно же, перехитрите его. Ограниченные ресурсы нельзя тратить попусту, и, понимая это, вы будете расходовать их с умом и выдумкой. Время станет вашим союзником.
Если вы располагаете меньшими средствами, чем ваш противник, не отчаивайтесь. Вы всегда сможете развернуть ситуацию в свою пользу, действуя в режиме разумной экономии. Если у вас и неприятеля средства примерно равны, не стоит стремиться наращивать вооружение, куда важнее постараться лучше использовать то, что имеешь. Если у вас больше, чем у противника, быть экономным важнее, чем в предыдущих случаях. Как говаривал Пабло Пикассо: «Даже если ты богат, поступай, как бедняк». Бедняки более изобретательны, и часто им живется веселее, потому что они ценят то, что имеют, и знают пределы своих возможностей. В стратегии вам порой приходится заставить себя забыть о своем потенциале и постараться выжать как можно больше из минимума. Даже если вы располагаете новейшими технологиями, ведите крестьянскую войну.
Сказанное отнюдь не означает, что необходимо разоружиться или проиграть, чтобы понять, какие преимущества может дать вам материальная база. При проведении операции «Буря в пустыне» в Ираке в 1991 году американские военные стратеги в полной мере использовали все технологические возможности, особенно в воздухе, но не это оказалось решающим в победе. Урок, полученный американскими военными за двадцать лет до этого во Вьетнаме, не пропал даром, теперь в их действиях присутствовали и обманные маневры, и мобильность, присущие обычно маленьким отрядам, ведущим войну по типу партизанской.
Война — это поиск равновесия между целями и средствами: полководец может разработать наилучший план для достижения определенной цели, но план сам по себе ничего не стоит, если нет средств для выполнения. Мудрые полководцы во все времена понимали и понимают, что начинать нужно с оценки имеющихся средств, и потом уже разрабатывать стратегию с учетом того, что есть в распоряжении. Именно благодаря такому подходу стал таким блестящим стратегом Ганнибал: он всегда сначала тщательно изучал и обдумывал исходные данные — структуру собственной армии и армии противника, относительное соотношение кавалерии и пехоты, территорию, боевой дух в войсках, погоду. Это давало ему возможность не только планировать атаку, но и ясно видеть те цели, которые планировалось достигнуть в итоге данного сражения. Вместо того чтобы, подобно большинству полководцев, ограничиваться размышлениями о том, как вести бой, он никогда не забывал о соответствии средств и целей. Это и было то стратегическое преимущество, которое он использовал всякий раз.
В следующий раз, когда вы начнете военную кампанию, попробуйте поставить эксперимент: не думайте о конечных целях, о том, к чему всей душой стремитесь, и не планируйте стратегию на бумаге. Вместо этого как следует подумайте о том, чем вы располагаете, — о тех инструментах и материалах, которые сможете использовать. Заставьте себя приземлиться, а не витать в мечтах и планах, подумайте о том, что вы сами умеете делать, о тех политических преимуществах, на которые можно рассчитывать, о настроении в ваших войсках и том, насколько творчески и изобретательно можно применить все то, что имеется в вашем распоряжении. А уж потом, исходя из всего этого, начинайте развивать свои задачи. При таком подходе любые ваши стратегические планы станут не только более реалистичными, но и более изобретательными и сильными. Начинать с мечтаний о том, чего бы вам хотелось, а потом изыскивать средства для осуществления этих мечтаний — рецепт для тех, кто жаждет полного истощения сил, разорения и провала.
Не путайте скаредность с точным расчетом и разумной экономией — армии терпели крах из-за того, что на них тратили слишком мало средств, столь же часто, как и из-за того, что тратили слишком много. Когда в ходе Первой мировой войны Британия напала на Турцию, рассчитывая вывести ее из войны и затем атаковать Германию с востока, она начала с того, что направила флот, который должен был прорваться через Дарданеллы и направиться к турецкой столице Константинополю. Флот продвигался довольно успешно, но спустя несколько недель часть кораблей затонула, потери в людях превысили ожидаемые, и стало ясно, что вся эта рискованная затея обходится дороже, чем предполагалось. Тогда британское командование отозвало флот, приняв решение вместо этого провести высадку сухопутного десанта на полуостров Галлиполи. Такой вариант представлялся более дешевым и безопасным — однако он обернулся полным фиаско. Дело затянулось на долгие месяцы и унесло тысячи жизней, а результата не дало никакого, так как союзные войска отказались от дальнейшего участия в операции и отозвали свои войска. Спустя годы, когда были преданы гласности турецкие военные архивы, выяснилось, что британский флот был в шаге от победы: еще буквально день-другой, и прорыв бы состоялся, а там, по всей видимости, был бы без труда взят Константинополь. Это могло переменить весь ход Мировой войны. Но британцы переусердствовали с экономией: в последний момент они отозвали флот, воздержавшись от удара, который мог оказаться победным. Их волновала только цена. В конечном счете цена попытки дешевой победы оказалась непростительно высокой.
Разумная экономия, в отличие от подобной скупости, не означает, что вам предлагается копить ресурсы, не пуская их в ход. Это было бы уже не экономией, а скаредностью, — а это качество на войне смертельно опасно. Разумная экономия подразумевает точный расчет, золотую середину, уровень, до которого вы можете дойти в расходах, не истощив своих ресурсов. К слову сказать, прижимистость, чрезмерная экономия изматывает куда сильнее — если война тянется без конца, ее стоимость все возрастает, а у вас даже нет возможности нанести решающий удар, отправив противника в нокаут.
Многие тактические приемы идеально подходят для экономного ведения войны. Первейший такой прием — военная хитрость, дезинформация. Стоит это недорого, но позволяет добиться впечатляющих результатов. Во время Второй мировой войны страны-союзники нередко прибегали к дезинформации — немцев заставляли ожидать одновременных ударов с различных направлений и тем вынуждали дробить силы, рассредоточивая их по разным фронтам. Ведя военные действия в России, Гитлер был вынужден держать дивизии во Франции и на Балканах в ожидании наступлений — наступлений, которых так и не было. Хитрость способна уравновесить силы, играя на руку более слабой стороне. Это настоящее искусство, состоящее из сбора информации, распространения дезинформации и широкого использования пропаганды, которая разрушает нравственный дух в стане врага, вызывая у него негативное отношение к ведущейся войне.
Второе. Ищите противников, с которыми вы можете справиться. Избегайте врагов, которым нечего терять, — они будут стремиться к победе над вами, чего бы она ни стоила. В XIX веке Отто фон Бисмарк создавал прусскую военную мощь, используя более слабых противников, таких, как датчане. Легкая победа будет способствовать улучшению нравственного духа в войсках, упрочит вашу репутацию, придаст вам сил и, самое главное, обойдется не слишком дорого.
Бывают времена, когда подсчеты оказываются неверными; то, что, казалось, будет легкой победой, оборачивается подчас труднейшим сражением. Не все можно предвидеть, просчеты случаются. Поэтому важно не только тщательно продумать бу- дущее сражение, но и уметь определить момент, когда необходимо признать поражение и удалиться. В 1971 году боксеры Мохаммед Али и Джо Фрезер, оба на пике своей спортивной карьеры, встретились в бою за звание чемпиона мира в супертяжелой весовой категории. Это был потрясающий матч, один из лучших в истории бокса; Фрезеру была присуждена победа по очкам после того, как он почти нокаутировал Али в пятнадцатом раунде. При этом оба спортсмена серьезно пострадали в поединке, так как получали друг от друга чудовищной силы удары. Горя желанием отыграться, Али добился матча-реванша в 1974 году — снова бой не на жизнь, а на смерть, еще пятнадцать раундов — и победа по очкам. Однако ни один из боксеров не был удовлетворен результатом, обоим хотелось большей определенности, и они встретились снова в 1975 году, в знаменитом зале «Thrilla in Manila». На сей раз Али одержал победу в четырнадцатом раунде, но для обоих боксеров встречи не прошли даром, эти три боя обошлись им слишком дорогой ценой, измотав их физически и психологически. Они, по сути дела, сократили их спортивную карьеру. Гордыня и ярость возобладали над их рассудительностью. Не попадайте в такого рода ловушки: вы должны знать, когда остановиться. Не стоит рваться в бой из-за озлобления, гордости или разочарования. Слишком велики ставки, поверьте.
И последнее: ничто не стоит на месте, все меняется. Со временем или ваши усилия затухнут, постепенно начнут сходить на нет (будь то из-за непредвиденных внешних обстоятельств либо из-за ваших собственных действий), или, напротив, какой-то толчок, импульс, поможет двинуться вперед. Нерасчетливо расходуя то, что имеете, вы будете способствовать затуханию процесса, снижению боевого духа и энергии. Таким образом вы непременно затормозите собственное движение. С другой стороны, обдуманные и расчетливые действия помогут получить движущий импульс. Взгляните на это как на выяснение собственного уровня — вам нужно нащупать равновесие, баланс между тем, что вы можете, и тем, что предстоит выполнить. Если работа, которую вы выполняете, не слишком проста, не слишком сложна, а в самый раз, вам по силам, она не истощит вас и не заставит томиться от скуки и депрессии. Вы внезапно ощутите прилив свежей энергии и творческих сил. Вести войну по принципу разумной экономии — то же самое, что попадать точно на свой уровень, а значит, преодолевая меньшее сопротивление, высвобождать больше энергии. Несомненно, что, зная и трезво оценивая свой потенциал, вы получаете возможность его расширять и наращивать; извлекая максимум из того, что вы имеете, вы получаете больше того, что имели.
Образ: Пловец. Вода оказывает сопротивление; вы можете двигаться лишь с определенной, ограниченной скоростью. Некоторые пловцы выбиваются из сил, что есть мочи колотят руками и ногами по воде, стараясь из последних сил нарастить скорость, — но от них только расходятся волны, создавая дополнительное препятствие на пути. Другие слишком берегут силы, они гребут так слабо, что еле двигаются. Идеальный пловец гребет с точным расчетом, так что вода перед ним остается гладкой и ровной. Он плывет настолько быстро, насколько позволяет сопротивление воды, и, двигаясь в размеренном ритме, покрывает большое расстояние.
Авторитетное мнение:
Ценность вещи иногда заключена не в том, чего можно добиться с ее помощью, а в том, что человек за нее платит—в том, сколько она стоит.
— Фридрих Ницше (1844–1900)
ОБОРОТНАЯ СТОРОНА В расточительной борьбе никогда не может быть преимуществ, однако всегда есть смысл постараться заставить противника как можно больше растратить его ресурсы. Этого можно добиться тактикой точечных ударов, внезапных быстрых нападений, которая заставит его тратить силы и выкладываться, гоняясь за вами. Внушите ему веру в то, что одной крупной наступательной операции достаточно, чтобы сразить вас. А потом заставьте его увязнуть в этой операции, превратив ее в затяжную войну, в которой он будет терять время, силы и ресурсы.
Сбитый с толку противник, вынужденный тратить силы на удары, не достигающие цели, вскоре начнет ошибаться и раскроется, подставив себя под ваш мощный контрудар.
Стратегия 9 БЕЙ ПРОТИВНИКА ЕГО ЖЕ ОРУЖИЕМ: СТРАТЕГИЯ КОНТРАТАКИ
Нанести удар первым — начать атаку. Этот шаг может поставить вас в весьма невыгодное положение: вы раскрываетесь, позволяете понять, каков ваш план, тем самым ограничивая свои возможности. Вместо этого откройте для себя силу сдержанности, научитесь медлить, чтобы противная сторона атаковала первой, а затем контратаковать врага по всем фронтам, со всей присущей вам ловкостью. Если ваш противник напорист, вовлеките его в стремительную атаку, которая его ослабит. Учитесь пользоваться нетерпением неприятеля, его желанием поскорее добраться до вас—это поможет вывести его из равновесия и одержать победу. В трудные минуты не отчаивайтесь и не отступайте: любую ситуацию можно изменить к лучшему. Если вы научитесь сдерживать порывы, дожидаться нужного момента для неожиданной контратаки, то слабость обернется силой и могуществом.
СКРЫТАЯ АГРЕССИЯ В сентябре 1805 года Наполеон Бонапарт переживал самый, пожалуй, тяжелый кризис с начала его карьеры: Австрия и Россия заключили против него союз. На юге австрийские войска атаковали французов, оккупировавших Северную Италию; на востоке австрийский генерал Карл Макк возглавлял поход большой группы войск на Баварию. Русские войска под командованием Михаила Кутузова двигались на помощь Макку. Планировалось, что объединенная армия, сильная и многочисленная, направится затем на Францию. К востоку от Вены русских и австрийцев ожидало дополнительное подкрепление, готовое вступить в дело при первой необходимости. Армии союзников вдвое превышали численностью армию Наполеона.
План Наполеона состоял в том, чтобы, используя для этого маленькие и мобильные корпуса, поочередно, по одной разделаться с армиями союзников, прежде чем те успеют объединить свои силы. Пока набирались войска достаточной численности, он направился в Баварию, стараясь попасть туда раньше Кутузова и воспрепятствовать его соединению с Макком. Наполеону удалось добиться позорной капитуляции Макка при Ульме, практически без единого выстрела (см. главу 6). Эта бескровная победа была настоящим шедевром, но Наполеону этого было мало — требовалось окружить Кутузова, прежде чем тот получит подкрепление от австрийцев или русских. С этой целью Наполеон направил основную часть своей армии на восток, к Вене, в надежде устроить там западню для русских. Однако стремительного продвижения не получилось: погода не благоприятствовала войскам, французские солдаты устали, их маршалы совершали ошибку за ошибкой, и, самое главное, коварный Кутузов, отступая, действовал еще более умело, чем в атаке. Благополучно избежав нападения французов, он вывел свои войска в городку Ольмюц (современный Оломоуц) на северо-востоке от Вены, где дислоцировались остальные русско-австрийские силы.
Теперь ситуация была обратной: неожиданно выяснилось, что смертельная опасность грозит войскам Наполеона. Его сила заключалась в мобильности корпусов; сравнительно небольшие по размеру, они, каждый в отдельности, были довольно слабыми и уязвимыми и лучше всего действовали, если находились на небольшом расстоянии один от другого, в случае необходимости приходя друг другу на помощь. Теперь они были рассеяны вдоль длинной линии от Мюнхена до Вены, которую Наполеон захватил после победы над Макком при Ульме.
Люди страдали от голода, усталости, от недостатка довольствия. Австрийцы, сражавшиеся с французами в Северной Италии, не добились успеха и теперь возвращались, но направиться на северо-восток им нельзя было позволить, это создавало опасность для южного фланга наполеоновских войск. Между тем в Пруссии, наблюдая затруднительное положение Наполеона, рассматривали вопрос о том, чтобы присоединиться к коалиции. Будь это решение принято, пруссаки нанесли бы непоправимый урон французам, разорвав их и без того ненадежные, растянутые коммуникации, — и тогда две армии, двигаясь с севера и юга, раздавили бы их насмерть.
Положение было ужасным. Что оставалось делать Наполеону? Продолжать преследовать Кутузова означало окончательно рассеять свои силы. Кроме того, русская и австрийская армии, общая численность которых теперь приближалась к 90 тысячам, занимали отличную позицию в Ольмюце. С другой стороны, оставаться на месте тоже было крайне рискованно — неприятельские армии, окружавшие со всех сторон, могли поглотить французов. Единственной возможностью, казалось, было отступление. Именно такое решение предлагали все советники Наполеона, однако, учитывая, что погода портилась все сильнее (стояла середина ноября), а неприятель не оставлял их в покое, даже оно могло обойтись дорогой ценой. К тому же отступление означало бы, что славная победа при Ульме пойдет насмарку — страшный удар по боевому духу французских войск. Это отступление можно было считать официальным приглашением Пруссии вступить в войну, а там и злейшие враги-англичане, видя, насколько он сейчас уязвим, не замедлят организовать вторжение на территорию Франции. Любое решение, казалось, ведет к катастрофе. Несколько дней Наполеон был погружен в размышления, ни с кем не общался, сосредоточенно изучал карты.
Тем временем в Ольмюце императоры Австрии и России — австрийский император Франц II и молодой русский царь Александр I — вместе с командованием армий своих стран ожидали, что же предпримет Наполеон, внимательно и напряженно наблюдая за его действиями. Они загнали его в угол и не сомневались, что вскоре смогут отыграться и за унижение при Ульме, и за многое другое.
Наступило 25 ноября. Лазутчики союзников сообщили, что Наполеон двинул большую часть своей армии к Аустерлицу, располагавшемуся на полдороге между Веной и Ольмюцем. Выглядело это так, будто он подтягивает силы к Праценским высотам, такое положение могло свидетельствовать о подготовке к сражению. Но ведь у Наполеона было всего лишь пятьдесят тысяч человек; почти вдвое меньше, чем у России и Австрии. Мог ли он надеяться на удачный исход при столь неблагоприятном, невыгодном для него раскладе? Тем не менее 27 ноября Франц II предложил ему заключить временное перемирие. Наполеон, несмотря ни на что, страшил австрийского императора; даже при имеющемся соотношении сил сражаться с ним было рискованно. Говоря по совести, император тянул время, чтобы дать возможность войскам союзников окончательно окружить французов и замкнуть кольцо. Правда, никто из командования союзников до конца не верил, что Наполеон поддастся на эту уловку.
К их удивлению, однако, Наполеон с видимой радостью принял предложение о заключении перемирия. Создавалось впечатление, что он хватается за соломинку, пребывая в паническом настроении. Это предположение, казалось, подтвердилось почти сразу же, 29 ноября, когда Наполеон оставил Праценские высоты, не успев их занять. Затем он отошел на позиции к западу от высот, при этом непрерывно передислоцируя свою кавалерию. Можно было подумать, что он пребывает в полной растерянности.
На следующий день Наполеон обратился с просьбой о встрече лично с русским царем. Но вместо себя Александр отправил на встречу эмиссара, который, вернувшись, доложил, что Наполеону не удалось утаить от него своих страхов и сомнений. Условия перемирия были довольно жесткими, но Наполеон, хотя и не принял их, однако покорно выслушал, при этом держался он тихо, даже смиренно, и выглядел подавленным. Для слуха молодого царя эти известия звучали музыкой — он горел нетерпением, предвкушая долгожданную схватку с Наполеоном. Он истомился от ожидания.
Оставив Праценские высоты, Наполеон, казалось, поставил себя в еще более невыгодное положение: его позиции с юга были ослаблены, а путь к отступлению, на юго-запад от Вены, катастрофически незащищен. Армии союзников могли взять Праценские высоты, затем повернуть на юг, прорвать слабое место в обороне Наполеона, отрезать ему пути к отступлению, после чего, двинувшись на север, окончательно замкнуть кольцо окружения и довершить дело полным разгромом французской армии. Чего еще ждать? Более благоприятной возможности и представить было невозможно. Царь Александр и его молодые генералы горячо убеждали более осторожных австрийцев и, наконец, уговорили-таки начать наступление.
Атака была предпринята ранним утром 2 декабря. Две небольшие дивизии начали продвижение по направлению к французам с севера, а одновременно с этим австрийские и русские солдаты непрерывным потоком двинулись к Праценским высотам. Заняв их, они направились к югу, к слабому участку в обороне французов. Хотя они и встретили сопротивление, с немногочисленным неприятелем удалось быстро справиться, и вскоре ключевые позиции были заняты, что дало возможность повернуть на север и окружить Наполеона. Однако к девяти часам утра, когда последние отряды союзнических войск (в общей сложности около шестидесяти тысяч человек) подходили к высотам и направлялись на юг, среди командования союзников распространилось известие: происходит что-то непредвиденное, внезапно крупное подразделение французов, которого до сих пор никто не видел, поскольку его укрывали Праценские высоты, внезапно появившись, направлялось прямо на юг, к городку Працен и центру фронта союзников.
Кутузов первым оценил грозящую опасность: союзники бросили столько сил к бреши во французском фронте, что их собственный центр оставался теперь незащищенным. Полководец попытался вернуть последние отряды, направлявшиеся к югу, но было поздно.
К одиннадцати часам утра французы вновь захватили высоты. Хуже того, с юго-запада к ним подошло подкрепление, так что южные позиции были теперь защищены, не давая союзникам окружить наполеоновскую армию. Ситуация теперь полностью переменилась. Французы через Працен устремились к центру союзнических позиций, стараясь отрезать войскам путь к отступлению на юг.
Теперь силы союзников были разделены на части — на севере, в центре и на юге, — изолированные друг от друга. Русские, находившиеся в самой южной позиции, попытались отступать далее к югу, но тысячи солдат навсегда остались там, на замерзших прудах и озерах. Ломался лёд, по которому била артиллерия Наполеона, и солдаты тонули. Потери были велики. К пяти часам пополудни разгром был завершен. Объединенная армия Австрии и России понесла чудовищные потери, несравнимо большие, чем у французов. Разгром был полным, ущерб оказался таким, что союз распался. Кампания, таким образом, была завершена. Наполеон непостижимым образом сумел превратить неизбежное поражение в свой величайший триумф.
ТОЛКОВАНИЕ
Во время кризиса, приведшего к Аустерлицкому сражению, советники и маршалы Наполеона думали лишь об отступлении. Иногда лучше, казалось им, смириться с неудачей, принять ее, не упорствуя, перейти от наступления к обороне. По другую сторону стояли союзники, также уверенные в слабости Наполеона. Они могли собираться окружать его или атаковать — в любом случае планировались наступательные действия.
Посередине между ними находился Наполеон, который, будучи стратегом, сумел подняться над собственными советниками и маршалами, с одной стороны, и над союзниками, с другой. Его превосходство проявилось в удивительной гибкости и подвижности мысли. В его представлении оборонительная позиция была превосходным способом замаскировать подготовку к наступательным действиям, контратаке, а наступательные действия зачастую являют собой великолепный камуфляж, помогающий отвлечь внимание от слабой позиции. То представление, которое разыграл Наполеон при Аустерлице, не было ни отступлением, ни атакой, а неким приемом куда более тонким и искусным: он сплавил оборону с нападением, и в результате получилась отменная западня.
Прежде всего, захватив Вену, Наполеон двинулся к Аустерлицу, создавая впечатление наступательных маневров. Это насторожило австрийцев и русских, которые, хотя численно превосходили его войска, и превосходили существенно, все же понимали, с каким опасным противником имеют дело. Затем он отыграл назад, отступил и занял оборонительную позицию. После этого он, казалось, не мог решить, наступать ему или отходить. Его действия оставляли впечатление растерянности. Во время встречи с представителем русского императора он — со стратегической целью — дал настоящее театральное представление, продемонстрировав, насколько потерян и сконфужен. Наполеон проявил себя как талантливый актер, изобразив слабость и уязвимость, которые так и провоцировали противника на атаку.
Все эти ухищрения и маневры запутали союзников так, что они забыли об осторожности и, более не пытаясь просчитать возможные действия Наполеона, стали готовиться к нападению, тем самым подставив себя под удар. Позиция, которую они занимали при Ольмюце, была настолько сильной и доминирующей, что Наполеону необходимо было выманить их оттуда—другого способа справиться с ними несуществовало.
Именно это он и постарался сделать — весьма, как мы знаем, успешно. Затем, вместо того чтобы обороняться от их опрометчивой атаки, он неожиданно сам перешел в наступление и контратаковал. Этим он переломил ход сражения, не только физически, но и психологически: когда атакующая армия внезапно обнаруживает, что вынуждена защищаться, ее боевой дух стремительно падает. И действительно, в войсках союзников началась паника, отступление к замерзшим болотам, где Наполеон уготовал им могилу.
Мы с вами главным образом знаем, как вести наступление и как обороняться. Либо мы атакуем — и тогда изо всех сил наскакиваем, наступаем на объект, стараясь с помощью безудержного напора добиться желаемого результата, либо, напротив, делаем все, чтобы избежать конфликта, а если его нам все же навяжут — пытаемся держаться от своих противников как можно дальше. Возведя наступательные действия в ранг обычая, мы создаем себе множество врагов и, кроме того, рискуем выйти из себя и потерять контроль над собственным поведением.
Однако так же плохо и постоянно пребывать в обороне — ведь если подобная безответность становится дурной привычкой, мы то и дело позволяем загнать себя в угол. В обоих случаях мы вполне предсказуемы, и наши действия не стоит труда спрогнозировать.
Вместо этого подумайте о третьем варианте, так талантливо примененном Наполеоном. Временами и впрямь полезно казаться беззащитным и слабым, благодаря этому соперники перестанут видеть в вас угрозу и расслабятся, утратив бдительность. Но в подходящий момент, нащупав брешь, вы оперативно перестраиваетесь на атаку. Старайтесь держать свою агрессивность под контролем, а слабость используйте для того, чтобы замаскировать истинные намерения. Тогда трудная ситуация, когда окружающим будет казаться, что вы обречены и думаете лишь о том, как бы унести ноги, станет для вас прекрасной возможностью.
Изображая слабость, вы сможете заморочить агрессивных врагов, так что они безбоязненно приблизятся, забыв об осторожности. Теперь, когда вы застали их врасплох, когда они меньше всего ожидают, самое время перейти в наступление. Перемешивая таким образом атаку и отступление, вы всегда будете опережать своих менее гибких оппонентов. Лучший удар — тот, подготовка которого прошла для всех незамеченной.
Как ни безнадежно положение и обстоятельства, не отчаивайся. Когда всё внушает страх, оставайся бесстрашным. Когда тебя окружают опасности, не бойся их. Когда нет никаких возможностей, полагай ся на находчивость. Когда тебя застигают врасплох, застигни врасплох своего неприятеля.
— Сунь-цзы (IV в. до н. э.)
ДЖИУ-ДЖИТСУ В 1920 году Демократическая партия выставила кандидатом на президентские выборы губернатора Огайо Джеймса Кокса — предполагалось, что он станет преемником уходящего президента Вудро Вильсона. Тогда же в качестве претендента на должность вице-президента был назван тридцативосьмилетний Франклин Делано Рузвельт. Рузвельт служил под началом Вильсона и был помощником министра военно-морских сил; более важное обстоятельство заключалось в том, что он был родственником Теодора Рузвельта, занимавшего пост президента в первое десятилетие XX века и по-прежнему весьма популярного в стране.
Республиканцы выставили кандидатуру Уоррена Дж. Хардинга. Кампания обещала быть изнурительной. У республиканцев хватало денег; они разыгрывали имидж Хардинга — «простого, общительного парня» — и избегали разговоров на спорные темы. Кокс и Рузвельт отвечали яростными нападками, строя свою кампанию на поддержке основного тезиса Вильсона: участии США в Лиге наций, которое, как они надеялись, могло принести стране мир и процветание. Рузвельт вел кампанию по всей стране, произнося речи одну за другой, — идея состояла в том, чтобы противопоставить республиканцам, вложившим в свою кампанию немалые средства, голый энтузиазм. Однако предвыборная гонка оказалась крайне неудачной: Хардинг стал президентом с колоссальным перевесом — это была одна из самых убедительных побед в истории американских выборов.
Год спустя Ф. Д. Р., как называли его американцы, заболел полиомиелитом, в результате болезни у него отнялись ноги. Тяжелый недуг, поразивший его вслед за провальной кампанией 1920 года, обозначил поворотный пункт в жизни этого человека: внезапно осознав свою физическую слабость и ощутив близость смерти, он ушел в себя, много думал и многое увидел в новом свете. Мир политики порочен и построен на насилии. Для того чтобы победить на выборах, политиканы готовы на все, они не брезгуют никакими средствами, чтобы свалить соперника. Человек, пытающийся выдвинуться на заметную должность, волей-неволей должен вести себя так же нечистоплотно и беспринципно, как и его соперники, а иначе невозможно не только добиться успеха, но даже просто выжить. Но такой подход не импонировал Рузвельту, кроме того, у него просто не хватило бы на это физических сил. Он решил предпринять попытку разработать совершенно другой политический стиль — такой, который выделил бы его из толпы и дал серьезное преимущество.
В 1932 году, когда закончился срок пребывания Ф. Д. Р. в должности губернатора Нью-Йорка, он выдвинул свою кандидатуру на президентских выборах против претендента от республиканцев Герберта Гувера. В стране был разгар Великой депрессии, и Гувер, похоже, не знал, как справиться с этим обстоятельством. Играть в обороне, оправдывая политику своей партии, которая привела страну к кризису, было затруднительно, поэтому Гувер предпочел сценарий, по которому действовали в 1920 году демократы: он перешел в наступление и яростно атаковал Рузвельта, обвиняя его в приверженности социализму. Рузвельт, в свою очередь, много ездил по стране, излагая планы выведения страны из сложившейся ситуации. Он особо не вдавался в подробности, не реагировал и на выпады Гувера — но демонстрировал компетентность, глубокое понимание момента и к тому же буквально излучал спокойную уверенность. Гувер, напротив, держался резко и агрессивно. Пожалуй, из-за Депрессии любые его слова и действия были заранее обречены на провал, но он проиграл с гораздо более разгромным результатом, чем предполагал: масштаб победы Рузвельта — почти вчистую — оказался сюрпризом для всех.
В первые недели после выборов Рузвельт почти не показывался на публике. Постепенно противники-республиканцы начали использовать его отсутствие для нападок, высказывая предположения, что свежеиспеченный президент струсил, что он не готов исполнять свои обязанности. Критика становилась все более едкой и злобной. Однако во время инаугурации Рузвельт произнес вдохновенную речь и в первые же месяцы работы, известные ныне как «Сто дней Ф. Д. Р.», перешел от кажущейся пассивности к настолько активным и решительным действиям, прежде всего в области изменения законодательства, что страна сразу почувствовала — наконец-то что-то реально делается.
Издевательская критика прекратилась.
На протяжении нескольких последующих лет та же схема неоднократно повторялась. Рузвельту приходилось встречать сопротивление: Верховный суд, например, неоднократно отклонял его проекты, а враги всех мастей (сенатор Хью Лонг и профсоюзный лидер Джон Л. Льюис слева, религиозный лидер Чарлз Кофлин и влиятельные бизнесмены со стороны республиканцев) то и дело затевали в прессе враждебные кампании. Рузвельт уходил в тень, стараясь не привлекать к себе внимания. В его отсутствие атаки возобновлялись с новой силой, советники Ф. Д. Р. приходили в ужас — но он лишь выжидал, точно рассчитывая время. Он знал: рано или поздно всем надоедят эти бесконечные нападки и обвинения, отчасти потому, что, отказываясь отвечать на них, он неизбежно вскрывал тенденциозность и пристрастность оппонентов. Затем — обычно за месяц-другой до выборов — он переходил в наступление, доказательно отстаивая свои позиции. Он нападал на соперников настолько внезапно и с такой силой, что, как правило, заставал их врасплох. Время атаки выбиралось и с тем расчетом, чтобы всколыхнуть публику, привлекая к себе внимание в нужный момент.
В периоды, когда Рузвельт «молчал», нападки его противников все усиливались, становясь все более враждебными, — но это только давало ему материал, который можно было использовать позднее, обернув истерию себе на пользу и представив оппонентов в невыгодном, смешном свете. Самый знаменитый пример относится к президентским выборам 1944 года. Тогдашний кандидат от республиканцев Томас Дьюи организовал целую серию обличительных выступлений против Ф. Д. Р., сделав предметом критики его супругу, сыновей и даже собаку, шотландского терьера Фалу, которого обвинил в том, что он-де жирует на деньги налогоплательщиков. Рузвельт в своем выступлении в ходе кампании заметил:
«Республиканским лидерам мало нападений лично на меня или моих сыновей — теперь они принялись за моего песика, Фалу. В отличие от членов моей семьи Фалу очень обиделся. Когда он узнал, что республиканские писатели-фантасты сочинили историю, будто я забыл его на Алеутских островах и выслал за ним эсминец — что обошлось налогоплательщикам не то в два, не то в три, не то в восемь, не то в двадцать миллионов долларов, — то был возмущен до глубины своей маленькой шотландской души. С тех пор он не может найти себе места. Я привык выслушивать злобную клевету о самом себе, но полагаю, что имею право возразить, когда эти пасквили задевают мою собаку».
Речь оказалась не просто забавной и остроумной, но и беспощадно действенной. А что могли сказать оппоненты, когда их собственные слова, приводимые в речах Рузвельта, становились оружием против них же? Шли год за годом, противники Рузвельта выбивались из сил, но по-прежнему были не в силах одолеть его, набирая очки, когда это не имело никакого значения, и проигрывая ему одни выборы за другими.
ТОЛКОВАНИЕ Рузвельт не терпел, чтобы его загоняли в угол, не оставляя вариантов. Отчасти это объяснялось его мягким характером; он предпочитал приспосабливаться к обстоятельствам, лавировать, стараясь прикладывать для этого как можно меньше усилий. Кроме того, дело было и в его физическом состоянии — он ненавидел ощущение беспомощности и неполноценности. В самом начале, когда Рузвельт участвовал в кампании, построенной по стандартной для американских выборов агрессивно-напористой схеме, горячо доказывая свою правоту и атакуя противников, он чувствовал себя безнадежно скованным. Этот неудачный опыт многому научил его — в частности, ему открылась мощь, кроющаяся в сдержанности. С тех пор он изменил линию поведения, предоставляя соперникам возможность первыми нанести удар: атакуя Рузвельта или критикуя его политику, они тем самым подставляли себя под удар, позволяя ему точно определить бреши в обороне и позднее использовать против соперников их же собственные высказывания. Продолжая хранить молчание во время ожесточенных и агрессивных атак, он провоцировал оппонентов, добивался, чтобы они потеряли контроль над собой и перешли грань дозволенного (ничто так не бесит и не выводит из себя, как отсутствие реакции), так как злобные и порой абсурдные обвинения играли против них. Их собственная злость ослабляла их, делала уязвимыми, и тогда Ф. Д. Р. выходил из тени, чтобы нанести смертельный удар.
Стиль Рузвельта можно сравнить с джиу-джитсу — японским искусством самообороны. Опытный боец в джиу-джитсу дразнит противника, оставаясь невозмутимо спокойным, и вынуждает его первым перейти в наступление. Когда же противник наносит первый удар или совершает захват — толкает или тянет, — он движется синхронно с ним, оборачивая его силу против него же. Он ловок и расторопен, в нужный момент он делает шаг вперед или шаг назад, так что замахнувшийся для удара противник теряет равновесие: нередко это оканчивается падением, а если даже противнику удается устоять на ногах, то он все равно не успевает собраться, и вот тут-то самое время нанести ему ответный удар. Агрессивный напор оборачивается слабостью, так как втягивает в наступательные действия, заставляя выставить напоказ свои стратегические планы. К тому же, начав наступление, бывает очень трудно вовремя остановиться.
В политике стиль джиу-джитсу дает неоценимые преимущества. Он позволяет сражаться, не выглядя при этом агрессивным. Он помогает сберегать силы и энергию, ибо, пока ваши соперники изматываются, вы остаетесь над схваткой. К тому же этот стиль расширяет возможности, позволяя строить контратаку, исходя из того материала, что предлагают вам оппоненты.
Агрессия обманчива: она таит в себе слабость. Агрессоры не способны совладать с собственными эмоциями. Они не могут набраться терпения, чтобы дождаться подходящего момента, не могут пробовать разные подходы и не могут остановиться, чтобы задуматься и попытаться захватить врага врасплох. В потоке нахлынувшей ярости они кажутся сильными, но, чем дольше длится атака, тем очевиднее проступают лежащие в основе слабость и неуверенность. Легко, уступив своей несдержанности и нетерпению, сделать первый шаг, но куда больше силы требуется для того, чтобы сдержаться, терпеливо уступая другому возможность вести игру. Такая внутренняя сила почти всегда способна одержать верх над поверхностной агрессивностью.
Время работает на вас. Пусть ваши контратаки будут молниеносными и внезапными, как у кошки, которая, бесшумно подкравшись на мягких лапках, стремительно бросается на добычу. Пользоваться стилем джиу-джитсу можно практически во всем, что бы вы ни делали: пусть он станет вашим способом отвечать на агрессивность в повседневной жизни, способом, позволяющим смело взглянуть в лицо обстоятельствам.
КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Тысячи лет назад, на заре военной истории, разные стратеги, принадлежавшие к разным культурам, отмечали своеобразный феномен: в бою обороняющаяся сторона нередко побеждает. Этому подыскивали самые разные объяснения. Во-первых, когда зачинщик атаковал, ему больше уже нечем было поразить противника — у защищающейся стороны были все возможности понять его планы и предпринять ответные действия. Во-вторых, если защищающемуся удавалось каким-то образом отразить первое нападение, нападающий оказывался в слабой позиции, его армия успевала выбиться из сил, дисциплина падала. (Требуется больше сил и энергии, чтобы захватить землю, чем чтобы удержать ее.) Если защитникам удавалось воспользоваться этим преимуществом и нанести контрудар, нередко этого было достаточно, чтобы заставить нападающего отступить.
Искусство контратаки было разработано именно на основании этих наблюдений. Основные положения этого искусства состоят в том, чтобы заставить неприятеля сделать первый ход, активно заманивая его, провоцируя на атаку, которая истощит силы и выведет из равновесия его войско, а затем воспользоваться его слабостью и беспорядком. Это искусство доведено до совершенства такими теоретиками военной науки, как Сунь-цзы, и отточено на практике великими полководцами, например Филиппом Македонским.
Из контратаки, по сути дела, возникло и развилось все современное оперативное искусство. Будучи первым примером хитроумного, лукавого подхода к войне, она демонстрирует подлинный прорыв в мышлении: на смену войне прямолинейной, жестокой приходит тонкая, обманчивая контратака, использующая силу врага для того, чтобы нанести поражение ему же. Хотя контратака — это одна из самых древних и основополагающих стратегий в военном деле, она остается во многом более эффективной и в современных условиях, демонстрируя свою гибкость и многоликость. Это была излюбленная стратегия Наполеона Бонапарта, Лоуренса Аравийского, Эрвина Роммеля и Мао Цзэдуна.
Принцип контратаки применим в любом конфликтном окружении, при любой ситуации или форме конфликта, поскольку базируется на определенных и неизменных свойствах человеческой природы. Все мы — существа в основе своей нетерпеливые. Нам трудно, почти невыносимо ожидать чего-то; мы хотим, чтобы наши желания исполнялись как можно скорее. Это наш недостаток, наша слабость, ибо зачастую мы ввязываемся во что-то, не дав себе труда как следует все взвесить и обдумать. Устремляясь вперед очертя голову, мы ограничиваем собственные возможности, а нередко и навлекаем на себя всевозможные неприятности. Напротив, терпение — особенно на войне — окупается сторицей: оно позволяет нам досконально разобраться в ситуации, просчитать все варианты и возможности, точно рассчитать время нанесения ответного удара, который застал бы неприятеля врасплох. У человека, способного затаиться и дождаться правильного момента, чтобы начать действовать, почти всегда есть преимущество над теми, кто поддается своей природной нетерпеливости.
Первый шаг в овладении искусством контратаки — научиться владеть собой, особенно держать себя в руках в конфликтных ситуациях. Когда знаменитый бейсболист Тед Уильямс начал играть в высшей лиге за клуб «Бостон Ред Сокс», то некоторое время присматривался. Теперь он входил в элиту — играл с лучшими бейсболистами-хиттерами страны. Все они, разумеется, отличались быстротой реакции, у всех был острый глаз и сильные, тренированные руки, но мало кто из них мог совладать со своими эмоциями во время игры. А бейсболисты-питчеры (подающие) играли на этой слабости, они тянули время, заставляя соперников нервничать и пропускать броски. Уильяме выделился среди всех и прославился как самый лучший бьющий в истории бейсбола именно благодаря тому, что выработал умение владеть собой и нечто вроде стратегии контратаки: он хладнокровно выжидал, внимательно целился — и в результате делал отличный удар. Хорошие питчеры — настоящие мастера в умении изматывать хиттера, они способны заставить его занервничать, но Уильяме не поддавался на их уловки: он, не теряя самообладания, спокойно дожидался того единственного, предназначенного только для него, броска. По сути дела, он выворачивал ситуацию наизнанку: теперь не подающий, а он, Уильяме, тянул время, заставляя противника занервничать и допустить ошибку.
Как только вы научитесь держать себя в руках, сразу обнаружится, что ваши возможности чудесным образом расширились. Вместо того чтобы мотать свои нервы в ежедневных мелких стычках, вы отныне можете беречь силы, выжидая правильного момента, использовать промахи окружающих себе на пользу и сохранять четкость и ясность мысли в самых сложных положениях. Вам откроются широкие возможности контратаки там, где другие увидят лишь неизбежность отступления или даже бегства.
Секрет успешной контратаки заключается в том, чтобы оставаться невозмутимым, когда противник раздражен и взволнован. В Японии XVI века распространился новаторский боевой стиль, который назывался синкагё рю (путь бесплотной тени): воин начинал поединок, повторяя, как в зеркале, все движения соперника, копируя каждый его шаг, каждый поворот, каждый жест, каждый рывок. Это буквально сводило соперника с ума, поскольку он не мог разгадать намерений самурая, не мог найти никакого смысла в том, что тот делал. В какой-то момент он терял самообладание, его внимание 190 ослабевало, и тогда самурай синкагё стремительно переходил в нападение, нанося роковой смертельный контрудар.
Самураи, применявшие стиль синкагё, считали, что залог успеха в смертельной схватке на мечах кроется не в активности, а в пассивности. Повторяя, как в зеркале, движения соперника, они приобретали способность проникнуться его настроением, понять его замыслы и мысли. Оставаясь совершенно спокойным и терпеливо наблюдая, самурай мог точно определить момент, когда его соперник перейдет в наступление. Эта готовность отражалась в глазах, в едва заметном подрагивании рук. Чем большее возбуждение охватывало этого человека, чем больше он старался поразить самурая, тем более неустойчивой делалась его позиция, тем уязвимее он становился. Самураи синкагё не знали поражений.
Подражание людям — когда к ним рикошетом возвращается то, что они только что адресовали вам, — один из мощных вариантов контратаки. В повседневной жизни подражание и пассивность гипнотизируют людей, их настороженность исчезает, бдительность притупляется, и они подставляются под удар. Но возможна и другая реакция — это может нервировать людей, вызывать у них чувство дискомфорта. Ведь они ощущают, как их мысли становятся вашими; вы высасываете их, подобно вампиру, а ваша пассивная внешность только служит прикрытием, чтобы они, потеряв осторожность, поддались на эту уловку. Между тем в ответ вы не даете им ничего своего, оставаясь непроницаемым; они не могут прочитать ваши мысли. Ваша контратака будет для них полнейшим сюрпризом.
Контратака особо эффективна против тех, кого нередко называют варварами, — мужчин, а порой и женщин, слишком агрессивных по природе своей. Не давайте подобным типам запугать себя — на самом деле они слабы, их легко обмануть и запутать. Уловка состоит в том, чтобы раздразнить их, прикидываясь слабым или глупым, создать у них впечатление, что вы для них — легкая добыча.
В эпоху Сражающихся царств — период соперничества нескольких государств в Древнем Китае — государство Ци оказалось под угрозой нападения могущественных войск другого государства, Вэй. Полководцы Ци обратились за советом к прославленному стратегу Сунь Биню (потомку и последователю самого Сунь-цзы). Тот поведал им, что военачальники царства Вэй смотрят на армию Ци сверху вниз, уничижительно отзываясь о воинах как о трусах. В этом, продолжал Сунь Бинь, таится ключ к победе. Он предложил план: проникнуть на земли Вэй с большим войском и развести тысячи бивачных костров. На другой день оставить половину костров, еще через день уменьшить число костров вполовину. Доверившись Сунь Биню, генералы Ци поступили так, как он советовал.
Главнокомандующий царства Вэй, конечно, своевременно получил от разведки известие о вторжении, были упомянуты и костры. Учитывая его предвзятое мнение о трусости противника, как мог он истолковать сведения о том, что число костров уменьшается? Стоит напасть со своей конницей и разбить малодушных врагов; следом он пустит пехоту, и они, не встретив сопротивления, войдут в Ци. Сунь Бинь, узнав о приближении конницы Вэй, рассчитал, сколько времени им понадобится, чтобы добраться до места, затем отступил и расположил свое войско в узком горном проходе. Он велел срубить толстое дерево, ободрать с него кору, а потом написал на бревне: «Полководец Вэй умрет у этого дерева». Бревно бросили поперек дороги, по которой должно было пройти войско Вэй, а по обе стороны прохода затаились лучники. Поздно ночью полководец армии Вэй во главе своей кавалерии добрался до места, где путь преграждало бревно. На нем виднелась какаято надпись, и он приказал подать факел, чтобы осветить ее. Свет факела послужил сигналом для лучников Ци: дождь стрел посыпался на всадников, оказавшихся в западне. Полководец Вэй, осознав, что оказался в западне, сам лишил себя жизни.
Сунь Бинь построил всю операцию против главнокомандующего царства Вэй на тонком знании личности этого человека, надменного, горячего и вспыльчивого. Обернув эти качества неприятеля себе на пользу, разжегши в нем жадность и агрессию, Сунь Бинь сумел подчинить себе его разум. Вы тоже должны изучить те эмоции своих соперников, с которыми им труднее всего справиться, а потом постараться вызвать их. Сделав незначительное усилие, вы добьетесь того, чтобы они открылись, подставились под ваш контрудар.
Современный семейный психолог Джей Хейли отмечает, что для многих сложных людей притворство является стратегией — методом обретения власти над окружающими. Они сами себе выдают лицензию — право быть невыносимыми, невротичными. Если вы реагируете на их поведение, сердитесь, пытаетесь успокоить, значит, они добились ровно того, чего хотели: затронули ваши чувства и завладели вашим вниманием. Если, с другой стороны, просто игнорировать их выходки, позволяя выходить из себя, то и этим вы играете им на руку — ведь они владеют ситуацией в еще большей степени.
Однако Хейли обнаружил весьма интересную вещь: если потакать поведению этих сложных людей, соглашаться с параноидными идеями, даже подталкивать к их продолжению, это может изменить динамику, а иногда и повернуть ее в обратном направлении. Ведь это совсем не то, чего от вас ждут, получается, что теперь они делают то, чего хотите вы, а значит, происходящее разом теряет для них всякий интерес. Это и есть стратегия джиу-джитсу: вы используете энергию противника против него. В общем и целом, позволяя людям следовать в естественном для них направлении, уступая их неврозам или природной алчности, вы получите над ними больше власти, чем оказывая им активное сопротивление. Они либо окажутся в неприятнейшем для себя положении, зайдя слишком далеко, либо безнадежно запутаются, а оба этих исхода вам только на руку.
Если вы оказались в беде или в ситуации, когда приходится обороняться, самая страшная опасность — побуждение все преувеличивать. Люди нередко переоценивают возможности неприятеля, представляя себя слабее, чем это есть на самом деле. Ключевой принцип контратаки — ни при каких обстоятельствах не сдаваться, не рассматривать ситуацию как безнадежную. Не важно, насколько сильным кажется вам противник, у него обязательно найдутся слабые стороны, незащищенные фланги, по которым можно наносить удары и использовать их для контратаки. Ваша собственная слабость может стать силой, если вы правильно разыграете эту карту; немного ума и хитрости, и вы сможете повернуть ситуацию себе на пользу. Только так, а не иначе вам следует рассматривать любую проблему, любую трудность на пути.
Враг кажется могущественным, потому что обладает особой силой или возможностями. Это могут быть деньги или связи, большая армия или большая территория, или совсем уж тонкие вещи — моральное состояние и блестящая репутация. В чем бы ни была сила противника, ее следует рассматривать как потенциальную слабость, хотя бы потому, что он на нее рассчитывает: нейтрализуйте ее, и противник станет уязвимым. Ваша задача — поставить противника в ситуацию, в которой он не сможет воспользоваться своим преимуществом.