33 стратегии войны Грин Роберт

В 480 г до н. э., когда персидский царь Ксеркс захватил Грецию, у него было гораздо больше войска и, самое главное, огромное превосходство во флоте. Но афинский полководец Фемистокл сумел обратить эту силу в слабость: он заманил персидские корабли в узкие проливы за островом Саламин.

В этих опасных, неспокойных водах сам размер кораблей, их кажущаяся сила, обратился в кошмар: они совершенно не могли маневрировать. Греки контратаковали и разбили персидский флот. Саламинское сражение положило конец захвату Греции.

Если преимущество вашего противника выражается в том, что он более умело сражается, то лучший способ его нейтрализовать — учиться у него, подражать ему, применяя полученные уроки для своих целей. В XIX столетии апачи — индейские племена юго-запада Северной Америки — на протяжении многих лет успешно противостояли вторжению войск США. Они вели партизанскую войну, основанную на безупречном знании местности. Никакие ухищрения против них не срабатывали, казалось, ситуация была безнадежна, пока за дело не взялся генерал Джордж Крук. Он нашел предателей среди апачей и нанял их, чтобы те обучили его солдат приемам индейской войны, а также работали в разведке. Приспособившись к стилю индейской войны, Крук сумел нейтрализовать силу апачей, и дело в конце концов закончилось их поражением.

После того как вам удалось нейтрализовать силу противника, остается поставить с ног на голову свои слабости. Если, например, ваши войска невелики, это означает, что они подвижны: используйте их мобильность для контратаки. Возможно, ваша репутация не так безупречна, как у вашего соперника, — это означает одно: случись что, вам придется меньше терять, чем ему. Бросайтесь грязью — что-то пристанет и постепенно ваш неприятель опустится до вашего уровня. В любом случае можно найти способ повернуть вашу слабость себе на пользу.

Сложности в общении с окружающими неизбежны: всегда нужно быть готовым защищать себя и иногда переходить в наступление. Дилемма современного мира состоит в том, что атакующий стиль не приветствуется, считается неприемлемым — нападете, и ваша репутация серьезно пострадает, вы окажетесь в изоляции, да еще и обзаведетесь новыми врагами и недоброжелателями. Контратака — решение проблемы. Позвольте своему противнику сделать первый шаг, изображайте жертву. Не предпринимая каких-либо активных действий, вы, однако, имеете возможность влиять на мысли своих соперников. Добейтесь того, чтобы они захватили приманку и очертя голову кинулись в атаку. Когда дело окончится провалом, им некого будет винить, кроме самих себя, а глав- ное, все окружающие тоже будут винить во всем их. Таким образом вы и одержите победу с точки зрения приличий, и выиграете само сражение. Мало найдется стратегий, которые бы давали подобную гибкость и силу.

Образ: Бык. Огромный, он кажется неустрашимым, он так и рвется подцепить вас на острые рога. Нападать на него и пытаться улизнуть одинаково опасно. Вместо этого стойте на месте, а бык пусть нападает на ваш плащ — он разгоняется, но бодает воздух, его рога встречают пустоту. Разозлите его посильнее — чем больше он разъярен, чем неистовее нападает, тем скорее выбьется из сил. Настанет миг, когда вы почувствуете, что можете переломить ход схватки, и тогда вам останется только нанести чудовищу, которое казалось таким страшным, последний удар.

Авторитетное мнение:

Искусство войны в целом представляет собой хорошо продуманную и всесторонне обоснованную оборону, за которой следует быстрое и решительное нападение.

— Наполеон Бонапарт (1769–1821)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Стратегия контратаки применима не во всякой ситуации: бывают случаи, когда просто необходимо напасть первым, захватив противника врасплох и заставив его обороняться, прежде чем у него будет время обдумать происходящее. Будьте внимательны, подвергайте ситуацию детальному анализу. Если неприятель слишком умен и рассудителен, чтобы потерять терпение и напасть на вас, или если вы рискуете слишком многого лишиться, пока выжидаете, переходите к наступательным действиям. Кроме того, не стоит постоянно эксплуатировать один и тот же метод, лучше варьировать их, всегда имея стратегию-другую в запасе. Если ваши недруги привыкли к тому, что вы всегда выжидаете, чтобы контратаковать, значит, пора удивить их и сделать первый ход. Итак, чередуйте стратегии. Взгляните на ситуацию и постарайтесь предпринимать такие решения, чтобы всякий раз заставать противников врасплох.

Стратегия 10 НАПУСТИ НА СЕБЯ ГРОЗНЫЙ ВИД: СТРАТЕГИЯ УСТРАШЕНИЯ

Лучший способ справиться с чужой агрессивностью — не дать на себя напасть. Чтобы этого добиться, необходимо создать впечатление, что вы сильнее и могущественнее, чем есть на самом деле. Поработайте над своей репутацией, например, раздуйте слух, что вы — человек неуравновешенный, возбудимый, скаким лучше не связываться. В этом случае, даже проигрывая, вы утаскиваете соперника за собой. Обеспечьте себе соответствующее реноме и придайте ему правдоподобие с помощью пары-тройки впечатляющих поступков. Неопределенность порой срабатывает лучше открытой угрозы: если у ваших соперников нет полной уверенности в том, во что может вылиться конфликт с вами, они и не захотят это выяснять. Играйте на естественных страхах и тревогах, чтобы заставить людей колебаться.

ВСТРЕЧНОЕ УСТРАШЕНИЕ В жизни нам неизбежно приходится сталкиваться с людьми более агрессивными, чем мы сами, — коварными и безжалостными, готовыми любыми средствами добиться того, что им нужно. Бросаться на них очертя голову было бы, мягко говоря, не совсем мудро: они, как правило, испытанные бойцы и искушены в драках, они обычно неразборчивы в средствах и не имеют моральных убеждений. Вы почти наверняка проиграете. Несостоятельны и надежды на то, что они отстанут, получив часть требуемой добычи или еще каким-то образом потешив свое эго. Идя на частичные уступки, вы лишь распишетесь в собственной слабости, провоцируя новые угрозы и атаки. Но самое ужасное — полная сдача позиций, капитуляция без боя: они получают легкую добычу, о которой мечтали, а у вас на душе остается горечь и жажда мести. Кроме того, это может стать дурной привычкой — идти в трудных ситуациях по пути наименьшего сопротивления.

Вместо того чтобы стараться избежать конфликта или ныть, сокрушаясь о том, как все это несправедливо, обратимся к опыту великих военачальников и стратегов, которым на протяжении тысячелетий не раз приходилось сталкиваться с жестокими врагами и соседями-захватчиками, к опыту встречного устрашения. Это искусство сдерживания зиждется на трех основополагающих истинах, касающихся войны и человеческой природы.

Первое: люди скорее склонны нападать на тех, кто беззащитен и слаб.

Второе: никто не знает наверняка, слабы ли вы; люди полагаются на впечатление, которое вы производите, на ваше поведение сейчас и в прошлом.

Третье: ваши противники гонятся за легкой добычей, быстрыми и бескровными победами. Именно поэтому они нападают на слабых и беззащитных.

Устрашение позволяет развернуть ситуацию против них, изменяя впечатление, которое вы производите. Представление о вас как о человеке наивном, слабом предстоит изменить, дав понять, что грядущая битва обещает быть вовсе не такой легкой, как они надеялись. Обычно это достигается благодаря некоторым показным действиям и поступкам, цель которых— сбить с толку агрессоров, вызвать растерянность, заставить думать, что они вас недооценивали: вы можете действительно быть слабым и уязвимым, но они в этом засомневаются. Вы маскируете свою слабость и ставите их в тупик. Действие, поступок обладают куда большей убедительностью, чем самые горячие слова и угрозы. Дав, к примеру, сдачи, пусть даже несильно, чисто символически, вы показываете, что не настроены шутить. Нападающий, которого со всех сторон окружают люди неуверенные, бесконфликтные, скорее всего, не станет рисковать, а отступит и поищет себе другой объект.

Такая форма оборонительной войны чрезвычайно полезна и может быть широко применима в сражениях повседневной жизни. Стараться утихомирить агрессора — дело непростое, оно подчас требует от нас не меньших затрат энергии, чем сама драка. Припугнув забияку, отбив у него всякую охоту задирать вас, вставать на вашем пути, вы сбережете массу сил, нервов и времени. Чтобы отпугивать агрессоров, необходимо в совершенстве овладеть искусством хитрости, научиться манипулировать, создавать обманчивое впечатление, влиять на то, как именно они вас воспринимают, — ценные навыки, которые можно впоследствии применять во всех конфликтах и стычках повседневной жизни. И наконец, применяя полученные знания и навыки на практике, вы создаете себе репутацию крепкого орешка, человека, который может за себя постоять, к которому лучше относиться с уважением и даже немного побаиваться. Те же, кто, скрывая агрессивность и недоброжелательство, чинит вам помехи, кто собирается подкапываться под вас исподтишка, — пусть они задумаются, стоит ли овчинка выделки.

Ниже приведены пять основных методов сдерживания и встречного устрашения. Можно применять их и в наступательных действиях, однако особенно эффективны они в обороне, в те моменты, когда вы чувствуете себя уязвимым и знаете, что вам угрожает нападение. Все эти методы и приемы почерпнуты из опыта величайших мастеров этого искусства.

Захвати неприятеля врасплох внезапным маневром. Лучший способ скрыть свою слабость и ввести в заблуждение недруга, заставив его повременить с атакой, — предпринять неожиданные, решительные, даже рискованные действия. Возможно, недруги полагали, что вы станете для них легкой добычей. Тогда, если вы неожиданно покажете коготки, проявите бесстрашие и уверенность, это их озадачит, заставив повременить с атакой. Тем самым вы достигнете сразу двойного эффекта: во-первых, они будут думать, что ваши действия чем-то подкреплены и что у вас есть реальная поддержка — им и в голову не придет, что кто-то может быть настолько легкомысленным, чтобы совершать дерзкие поступки лишь ради эффекта. Во-вторых, им начнут видеться в вас такие сильные стороны и поводы для опасении, которых они прежде представить себе не могли.

Возврати угрозу. Если ваши недруги ни во что вас не ставят, считая, что можно помыкать вами и всячески третировать, поменяйтесь с ними ролями. Для этого нужно сделать неожиданный ход, пусть даже незначительный, рассчитанный на то, чтобы напугать их. Угроза — это то, с чем они считаются, что принимают всерьез. Нанесите удар в место, которое вам кажется уязвимым, и пусть ваш удар будет болезненным. Если это разъярит их и заставит броситься на вас, отступите ненадолго, а потом снова бейте, когда они меньше всего будут этого ожидать. Покажите, что вы их не боитесь и что вам присуща жесткость и безжалостность, которой они в вас не замечали. Вам не нужно заходить слишком далеко; достаточно слегка задеть болевую точку. Отправьте записку с угрозами, укрепляя их в мысли, что вы способны и на большее.

Кажись непредсказуемым и не поддающимся прогнозированию. В этом случае вы ведете себя так, словно чувствуете, что вам нечего терять. Вы — камикадзе, готовый пожертвовать собой, лишь бы увлечь неприятеля в бездну, подвергая серьезной опасности его репутацию. (Этот прием особенно эффективен с людьми, которым есть что терять, — влиятельными людьми с незапятнанной репутацией.) Сразить вас непросто, и это может выйти вашим недоброжелателям боком. Особенности вашего поведения делают перспективу борьбы с вами крайне непривлекательной. Вы не «играете эмоции», не изображаете истерику, это было бы признаком слабости. Вы просто даете понять, что немного неуравновешенны, что ваши поступки не поддаются прогнозированию и что в следующий момент можете вытворить что угодно. Безумный соперник пугает до чрезвычайности — никому не хочется сражаться с людьми непредсказуемыми, которым к тому же нечего терять.

Играй на природной подозрительности. Вместо того чтобы открыто угрожать соперникам, следует предпринять обходной маневр, дабы ввести их в заблуждение и заставить крепко задуматься. Можно, скажем, прибегнуть к помощи посредника, чтобы передать им сообщение — рассказать какую-то историю о вас, о том, что вы собой представляете и на что, оказывается, способны. Или, может быть, вы «по неосторожности» позволите им пошпионить за собой—для того лишь, чтобы дать им выведать нечто такое, что вызовет у них тревогу. Заставьте противников думать, что они догадались о ваших тайных планах, направленных против них, которые вы якобы скрываете. Прибегнув к прямой угрозе, вы будете вынуждены подтверждать слова действиями, но заставить их подозревать, что вы замышляете что-то недоброе втайне от них, — совсем другое дело. Чем более завуалированной и неясной будет угроза, исходящая от вас, тем больше разгуляется их фантазия и тем более опасным врагом вы им станете казаться.

Приобретите устрашающую репутацию. Такую репутацию можно заработать по-разному: стать несговорчивым, трудным в общении, упрямым, жестким, безжалостным в продвижении к цели. Создавайте подобный имидж годами, и люди будут отшатываться от вас, стремясь держаться подальше. Кому хочется вступать в пререкания или ссориться с тем, кто — и это всем известно — неуступчив и будет драться до последнего? Умный и изобретательный, но безжалостный? Чтобы создать такой образ, вам придется постоянно играть неприятную роль, зато в итоге образ получится настолько отпугивающим, что вряд ли кто осмелится вам угрожать. И что с того, что это всего-навсего средство защиты, — ваш образ будет внушать людям страх задолго до того, как они с вами познакомятся. Как бы то ни было, над созданием репутации надо работать тщательно, не допуская непоследовательности. Любые нестыковки могут оказаться для вас роковыми.

Если ранить человеку все десять пальцев, не добьешься такого эффекта, как отрубив один.

— Мао Цзэдун (1893–1976)

ПРИМЕРЫ ИЗ МИРОВОЙ ПРАКТИКИ 1. В марте 1862 года, менее чем через год после начала Гражданской войны в США, положение конфедератов выглядело плачевным: они терпели поражение за поражением в самых важных битвах, их генералы не находили общего языка и постоянно пререкались, боевой дух в войсках был ниже некуда, поиски пополнения были весьма сложной задачей. Чувствуя, что дела у южан обстоят не лучшим образом, большая армия Союзной лиги под командованием генерал-майора Джорджа Мак-Клеллана направилась к виргинскому побережью, намереваясь продвинуться оттуда на запад до Ричмонда, столицы Юга. У конфедератов было достаточно войск, чтобы противостоять армии Мак-Клеллана в течение одного-двух месяцев, но шпионы южан доносили, что войска Союзной лиги, разме- щенные недалеко от Вашингтона, тоже готовятся к переброске на Ричмонд. Если они присоединятся к армии Мак-Клеллана — а они пообещали это самому Линкольну, — Ричмонд обречен; а если падет Ричмонд, то Югу ничего не останется, как признать свое поражение.

Генерал конфедератов Томас Джонатан Джексон по прозвищу Каменная Стена находился в долине Шенандоа вместе с отрядом численностью в 3600 человек — скорее не воинским подразделением, а группой повстанцев, которых ему удалось рекрутировать и на скорую руку обучить. В его задачу входила оборона плодородной долины от вторжения армии Союзной лиги. Однако, узнав о подготовке похода на Ричмонд, Джексон увидел возможность совершить что-то намного более важное. Джексон был однокашником Мак-Клеллана и неплохо знал его. Для него было очевидно, что за развязной, уверенной наружностью кроется на самом деле человек довольно робкий, сверх меры озабоченный продвижением по службе и тем, как бы не наделать ошибок. У Мак-Клеллана и так уже было девяносто тысяч человек, готовых выступить на Ричмонд, что почти вдвое превышало силы конфедератов, но Джексон знал: этот человек будет осторожничать и не вступит в сражение, пока не будет уверен в подавляющем превосходстве; один он на Ричмонд не пойдет, а будет дожидаться подкрепления, обещанного ему Линкольном. Линкольн, однако, не сможет дать ему значительных сил, если заподозрит, что опасность грозит где-нибудь в другом месте. Долина Шенандоа располагалась к юго-западу от Вашингтона. Удайся Джексону создать ложное впечатление относительно того, что там происходит, появлялась надежда нарушить планы северян и спасти Юг от неизбежного, казалось, краха.

Двадцать второго марта разведка Джексона донесла, что две трети Союзных войск, базировавшихся в долине, во главе с генералом Натаниэлем Бэнксом направляются на восток, явно намереваясь объединиться с Мак-Клелланом. Вскоре армия, располагавшаяся рядом с Вашингтоном — командовал ею генерал Ирвин Мак-Дауэлл, — также движется к Ричмонду. Джексон не стал терять времени: быстро передислоцировался со своими людьми на север и успел перехватить и атаковать Союзные войска, пока те еще не вышли из долины, близ Кернстауна. Сражение было яростным, и к вечеру солдаты Джексона были вынуждены отступить. Казалось, южан постигла катастрофа, настолько сокрушительное поражение они потерпели. Они понесли огромные потери, да и могло ли быть иначе, ведь численность противника почти вдвое превышала их собственную. Однако Джексон, которого и всегда-то трудновато было понять, выглядел удовлетворенным.

Спустя несколько дней Джексон получил, наконец, долгожданные известия: Линкольн отдал приказ армии Бэнкса повернуть назад, к долине, а армии Мак-Дауэлла оставаться на месте. Сражение при Кернстауне обратило на себя его внимание, заставило поволноваться — не слишком, но достаточно, чтобы было принято такое решение. Линкольн не мог знать, каковы намерения Джексона и как велика его армия, но он должен был во что бы то ни стало усмирить его в Шенандоа. Только после этого он мог отозвать Мак-Дауэлла и Бэнкса. Мак-Клеллану пришлось смириться с этими доводами, и он, хотя у него было достаточно сил, чтобы немедленно начать поход на Ричмонд, решил дожидаться подкрепления, чтобы наверняка обеспечить успех атаке.

После Кернстауна Джексон отступил на юг, подальше от Бэнкса, и надолго затаился, не подавая признаков жизни. В начале мая Линкольн, решив, что долина Шенандоа более не представляет опасности, направил Мак-Дауэлла к Ричмонду. Бэнкс собирался к нему присоединиться. И вновь Джексон оказался начеку: его армия совершила совершенно непредсказуемый маневр, двинувшись сначала на восток, к Мак-Дауэллу, а потом снова на запад, в долину. Даже его собственные солдаты не понимали, что он задумал. Озадаченный такими странными передвижениями, Линкольн предположил — без всякой уверенности, — что Джексон собирается вступить в бой с Мак-Дауэллом. Он опять прервал продвижение Мак-Дауэлла на юг, оставив в долине половину армии Бэнкса. Другую половину он отправил к Мак-Дауэллу, чтобы помочь тому обороняться от Джексона.

Внезапно все планы Союзной лиги, казалось, продуманные до мелочей, оказались под угрозой срыва: войска были слишком рассредоточены, чтобы поддерживать друг друга. Теперь Джексон мог выходить на охоту: он связался с другими дивизиями конфедератов, расположенными невдалеке, и 24 мая двинулся на неприятеля — на этот раз куда более малочисленного и разобщенного, — который оставался в долине. Генерал провел блестящий фланговый маневр и заставил противника стремительно отступать на север к реке Потомак. Преследуя отступающую армию, он вызвал панику в Вашингтоне: внезапно Джексон стал внушать ужас, а его армия, которая, казалось, непостижимым образом удвоилась за одну ночь, шла прямиком к столице.

Военный секретарь Эдвин Стэнтон телеграфировал губернаторам северных штатов, сообщая им об опасности и призывая направить войска для защиты столицы. Подкрепление, которое должно было остановить наступающих южан, подоспело довольно быстро. А тем временем Линкольн, исполненный решимости раз и навсегда покончить с Джексоном, отозвал на запад половину армии Мак-Дауэлла, чтобы окончательно разбить досаждающего конфедерата, а другой половине приказал отравляться к Вашингтону, чтобы оградить столицу от опасности. Мак-Клеллану ничего не оставалось делать, как согласиться с таким решением.

Джексон снова отступил, но на сей раз его план удался полностью. За три месяца, имея в своем распоряжении всего 3600 человек, он основательно измотал шестидесятитысячные армии северян, выиграв время, необходимое Югу, чтобы организовать оборону Ричмонда, и переломил ход войны.

ТОЛКОВАНИЕ

История Каменной Стены Джексона в долине Шенандоа служит иллюстрацией простой истины: на войне, равно как и в обычной жизни, важно не то, сколько солдат у вас в подчинении и хорошо ли налажено снабжение, а то, как вас воспринимают неприятели. Если они думают о вас, как о немощном и уязвимом, то действуют агрессивно, напористо, что само по себе чревато неприятностями. Если же им начинает казаться, что вы сильны или непредсказуемы или что у вас имеются скрытые ресурсы, они ретируются и повременят с атакой. Заставьте их изменить планы и проявить в отношении вас больше осторожности — это может переломить весь ход кампании. В любой битве что-то неизбежно выходит из-под контроля: не исключено, что вы не сумеете управиться с большим войском или защитить все свои слабые места, но повлиять на восприятие вас окружающими вы можете всегда.

Джексон изменил мнение о себе Союзной лиги вначале решительной атакой при Кернстауне, которая заставила Линкольна и Мак-Клеллана предположить, что у него больше войск, чем было на самом деле, — им даже в голову не могло прийти, что кто-то может проявить подобное безрассудство и нападать на армию северян, имея три с половиной тысячи плохо обученных солдат. А раз Джексон оказался сильнее, чем они думали раньше, стало быть, нужно укрепить свои позиции в долине Шенандоа. Это решение привело к отсрочке нападения на Ричмонд, для которого теперь не хватало людей. Вслед за этим Джексон начал демонстрировать поведение странное, непредсказуемое, создавая при этом впечатление, что он не только располагает гораздо более многочисленной армией, но и осуществляет какой-то таинственный, странный и пугающий план. Чувствуя свое бессилие — они не могли разгадать этого плана, — Линкольн и Мак-Клеллан прервали собственные действия и вынуждены были раздробить силы, чтобы попытаться предугадать возможные опасности. Наконец, Джексон атаковал еще раз. У него было недостаточно людей, чтобы представлять реальную опасность для Вашингтона, Линкольн не мог знать этого наверняка. Джексону удалось всерьез запугать противников с помощью армии, по сути дела, смехотворной.

Вам следует научиться влиять на восприятие окружающих, создавая видимость, производя внешнее впечатление, мистифицируя людей, заставляя ошибаться и делать неверные выводы. Берите пример с Джексона: лучше всего сбить противника с толку непредсказуемостью и нешаблонностью ходов и решительными действиями в опасные или неблагоприятные моменты. Это отвлечет окружающих, не даст им заметить бреши в вашей броне и, возможно, напугает их куда больше, чем если бы они встретились с вами лицом к лицу. Кроме того, если вы постараетесь, чтобы ваше поведение было трудно объяснить, то будете казаться еще более сильным, ведь поступки, не поддающиеся истолкованию, привлекают внимание, заставляют нервничать и даже страшат. Таким образом вы сможете выводить соперников из равновесия и заставите их постоянно быть настороже. Держите их на расстоянии — тогда им не удастся определить, что происходит на самом деле, каковы ваши цели, какими силами вы располагаете. Агрессоры отступят. Видимое и, по сути дела, обманчивое впечатление — что с вами лучше не связываться — претворится в реальность.

2. Король Англии Эдуард I (XIII в.) был сильным и бесстрашным королем-воином, исполненным решимости захватить все Британские острова. Сначала он покорил Уэльс, затем направил свои устремления на Шотландию, подвергая осаде города и замки и ровняя с землей поселения, жители которых осмеливались ему противостоять. Еще большую жестокость он проявлял в отношении шотландцев, активно боровшихся за независимость своей родины, таких, как сэр Уильям Уоллес: он устраивал на них настоящую охоту, чтобы затем подвергнуть публичным истязаниям и казни.

Лишь одному шотландскому лорду удалось избежать расправы свирепого монарха: Роберт Брюс, граф Каррик (1274–1329), каким-то образом ускользнув от Эдуарда, скрывался от преследования где-то в Северной Шотландии. В ответ Эдуард приказал хватать родственников и друзей мятежника, убивая мужчин, а женщин сажая в застенки. Однако и это не заставило Брюса покориться английской короне. В 1306 году он был провозглашен королем Шотландии; любой ценой он жаждал отомстить Эдуарду за все и отстоять независимость своей страны. Когда Эдуард услышал об этом, то лишь укрепился в своем стремлении подчинить себе этот последний оплот сопротивления в шотландских войнах, но в 1307 году он скончался, не доведя дело своей жизни до конца.

Сын короля, Эдуард II, не унаследовал от отца никаких воинских доблестей. При Эдуарде I острову ничто не угрожало. Нового короля ничуть не беспокоила Шотландия; Англия была несравнимо богаче, английская армия была лучше вооружена, солдаты были опытными воинами, они хорошо питались и получали приличное жалованье. Что там говорить, все те войны недавних лет, через которые им пришлось пройти, сделали английских солдат, пожалуй, самыми опасными и внушающими страх воинами в Европе. В любой момент Эдуард II мог выставить свою многочисленную и отлично оснащенную армию против шотландцев, чьи примитивные доспехи и оружие оставляли желать лучшего. Король был уверен в своем превосходстве над Робертом Брюсом.

Спустя несколько месяцев после восхождения Эдуарда Плантагенета на престол Брюсу удалось захватить несколько шотландских замков, удерживаемых англичанами, и предать их огню. Когда же король направил против Брюса свои войска, тот уклонился от сражения и вместе с малочисленной армией укрылся в лесу. Эдуард послал туда еще людей, чтобы обезопасить оставшиеся опорные пункты в Шотландии и наказать Брюса, однако вскоре шотландские солдаты неожиданно начали совершать вылазки, направленные против Англии. Чрезвычайно подвижные, мобильные отряды конницы, подобно настоящим сухопутным пиратам, опустошали безжалостными набегами деревни Северной Англии, уничтожая урожай и домашнюю скотину. Вести войну на территории Шотландии становилось теперь для англичан слишком дорогим удовольствием, и войска были отозваны — но через несколько лет Эдуард предпринял новую попытку.

На этот раз английская армия проникла довольно глубоко, но вновь конные отряды ответили налетами на Англию, пересекая южные границы, разоряя фермы и лишая английских земледельцев крова и урожая. Но и в самой Шотландии армия

Брюса жгла поля крестьян, чтобы английским захватчикам нечем было поживиться. Как и прежде, англичане не жалели сил, преследуя Брюса, но все безрезультатно — он продолжал уклоняться от сражения. Английские солдаты, вставая лагерем на отдых, слышали, как в ночи разносятся звуки волынок и трубящих рогов, не давая им заснуть. Голодные, разбитые усталостью, бесконечно раздраженные, они в скором времени вернулись в Северную Англию, чтобы обнаружить, какой урон нанесли неприятели их собственным угодьям. Англичане пали духом. Никто не хотел больше воевать в Шотландии. Постепенно, один за другим, замки возвращались их первоначальным владельцам, шотландцам.

В 1314 году шотландцы наконец вступили в сражение с Англией и разгромили англичан в сражении при Бэннокберне. Для Эдуарда II это было позорнейшее поражение, и он поклялся страшно отомстить за него. В 1322 году он решил, что пора раз и навсегда покончить с Брюсом в кровавой битве, которая была бы достойна памяти его отца. Собрав и лично возглавив самую многочисленную армию, которая когдалибо сражалась с мятежными скоттами, Эдуард захватил ни много ни мало Эдинбургский замок. В какой-то момент он отправил фуражиров за провиантом, но они вернулись с пустой телегой, за которой трусил единственный заморыш-бычок. Английских солдат начала косить дизентерия. Эдуард вынужден был скомандовать отступление, добравшись же до своих земель на севере Англии, он обнаружил, что шотландцы еще раз побывали здесь и оставили за собой настоящую пустыню. Голод и болезни добили остатки его некогда могучей армии. Кампания оказалось настолько катастрофичной, что возмущенные лорды Эдуарда восстали; он бежал, но в 1327 году был пойман и убит.

На следующий год его сын, Эдуард III, заключил с шотландцами мир, даровав Шотландии независимость и признав Роберта Брюса законным королем.

ТОЛКОВАНИЕ Англичане были уверены, что в любой момент, как только им заблагорассудится, смогут безнаказанно вторгнуться в Шотландию. Шотландцы жили бедновато и были плохо вооружены, а их вожди не могли достичь единства: видя подобную слабость, как могли англичане устоять, чтобы не захватить этот лакомый кусок? Пытаясь остановить то, что казалось неизбежным, Роберт Брюс разработал новаторскую стратегию. Когда англичане атаковали, он не вступал с ними в открытый бой; в такой схватке он неизбежно проиграл бы. Вместо этого он наносил удары исподтишка, причем удары чрезвычайно болезненные, ответно причиняя англичанам такой же ущерб, какой они наносили Шотландии, точно так же разрушая их страну. Он продолжал методично отплачивать им «око за око и зуб за зуб» до тех пор, пока англичане, наконец, не осознали: за всякое нападение на Шотландию они получают чувствительный и болезненный ответный удар: их плодородные угодья разоряют, страна нищает, а самим им приходится воевать в ужасных условиях. Мало-помалу воинственность англичан и жажда завоеваний утихли, и дело кончилось тем, что они отказались от своих притязаний.

Суть стратегии устрашения заключается в следующем: когда кто-то нападает на вас или пытается запугать, ясно дайте понять обидчику, что и ему придется пострадать за это. Он — или она — может быть сильнее, может побеждать в одном бою за другим, вот только за каждую победу придется платить. Не нужно выступать против такого неприятеля открыто, вместо этого нанесите ущерб чему-то, что он ценит, что ему близко и дорого. Этим вы заставите его понять: всякий раз, задевая вас, он должен помнить, что ему будет нанесен ответный урон, пусть даже совсем небольшой. Единственный же способ заставить вас прекратить эти раздражающие и изматывающие набеги прост: надо перестать нападать на вас. Это стратегия сидящей на коже осы: большинство людей стараются не беспокоить и не раздражать ос.

3. Однажды Людовик XI (1423–1483) — печально известный французский монарх, Король-Паук, получивший это прозвище за хитроумные интриги и заговоры, которые он непрерывно плел против своих врагов, — вдруг разразился длинной гневной тирадой в адрес герцога Миланского. Придворные, которым случилось быть рядом с Людовиком в то январское утро 1474 года, потрясенно слушали, пока король — обычно столь сдержанный и осторожный в выборе слов — многословно делился с ними своими подозрениями. Хотя отец герцога ему друг, говорил король, зато сыну доверять невозможно. Тот явно действует против Франции, стараясь нарушить мирные отношения между странами. Людовик продолжал: необходимо предпринять что-то, чтобы остановить коварного герцога, надо его как следует проучить. Неожиданно, к вящему смятению придворных, один из присутствующих тихонько выскользнул из королевской опочивальни. То был Кристофоро да Боллати, миланский посланник во Франции. Боллати в то утро был принят королем весьма благосклонно, после чего отошел и держался позади, так что Людовик, по всей вероятности, совсем забыл о его присутствии. Ужасная оплошность короля могла привести к дипломатическому скандалу.

Позднее, в тот же день, Людовик пригласил Боллати в свои покои, где, лежа в постели, начал с ним непринужденный и даже несколько легкомысленный разговор. В какой-то момент беседа плавно перетекла на политические материи. Король признался, что симпатизирует герцогу Миланскому и готов на все, чтобы помочь ему распространить свою власть. Затем он спросил: «Скажите, Кристофоро, вам ведь сообщили о моих утренних жалобах на герцога? Говорите начистоту, ведь кто-то из придворных вам сказал?» Боллати признался, что сам присутствовал в опочивальне короля, когда тот произносил свою тираду, и слышал все собственными ушами. Он также воспользовался случаем, чтобы выразить королю свое несогласие, и утверждал, что герцог Миланский — преданный друг его величества. Людовик отвечал на это, что у него есть причины гневаться на герцога и сомневаться в его верности, но тут же переменил тему, заговорил о каких-то приятных пустяках, и Боллати вскоре откланялся.

На следующий день король отправил с визитом к Боллати трех советников. Удобно ли его разместили в Париже? Доволен ли он тем, как с ним обращается король? Что можно улучшить, чтобы сделать его пребывание при французском дворе более комфортабельным и приятным? Они также хотели знать, собирается ли он передавать герцогу слова короля. Король, сказали советники, считает Боллати своим другом, достойным доверия, наперсником, потому в его присутствии и дал выход эмоциям.

Не нужно придавать этому никакого значения. Боллати следует обо всем забыть.

Никто из этих людей — ни советники, ни придворные, ни Боллати — не знал, что все это было проделано королем не случайно. Людовик не сомневался, что вероломный посланник — которого он, разумеется, вовсе не считал другом, а уж тем более наперсником — в мельчайших подробностях передаст герцогу все, что было сказано. Он знал, что герцог как союзник ненадежен, и хотел, чтобы до него дошло грозное предупреждение. Похоже, что он добился своего: в течение последующих лет герцог Миланский вел себя как послушный и сговорчивый союзник.

ТОЛКОВАНИЕ

Король-Паук был человеком дальновидным, обдумывающим и планирующим свои действия на много ходов вперед. В данном случае он понимал, что, если будет разговаривать с посланником Милана вежливо, держась в дипломатических рамках, эти предупреждения и увещевания будут неубедительны — просто бессильные причитания и жалобы. С другой стороны, если бы король открыто высказал посланнику свой гнев и возмущение, это выглядело бы так, словно он не владеет собой. Кроме того, прямой выпад легко парировать: герцог разразился бы лживыми обещаниями, не прекращая своей предательской деятельности. Передав свои угрозы с помощью хитрого обходного маневра, Людовик добился того, что они подействовали. То, что король якобы скрывал свое недовольство от герцога, говорило о том, что он разгневан не на шутку, ситуация представала перед герцогом весьма зловещей, угрожающей: все указывало на то, что король что-то подозревает и что подлинные чувства герцога для него не секрет. Угроза была передана герцогу с тем расчетом, чтобы заставить его задуматься, встревожиться и испугаться.

Когда мы подвергаемся нападению, всегда есть искушение поддаться эмоциям, обратиться прямо к обидчикам с требованием прекратить нападки и припугнуть их тем, что мы сделаем, если они не отстанут. Это, однако, ставит нас в слабую позицию: мы выдаем разом и свои страхи, и свои планы, к тому же слова редко пугают агрессоров. Не в пример более действенный способ — передать им завуалированное сообщение через посредника или как бы невзначай приоткрыть для них свои намерения. Это заставит обидчиков понять, что вы уже скрыто действуете против них. Не открывайте занавес полностью: если им удастся лишь частично догадаться о ваших планах, то остальную картину довершит воображение. Пусть видят, что вы замышляете что-то, что вы способны на разработку планов и стратегий, это заставит недоброжелателей поостеречься нападать на вас или причинять вам вред. Им нет смысла рисковать, сначала нужно выяснить, каковы ваши намерения.

4. В самом начале 1950-х Джон Бойд (1927–1997) воевал летчиком-истребителем в Северной Корее и отлично себя показал. К середине десятилетия он стал одним из лучших и наиболее уважаемых пилотов-инструкторов на базе военно-воздушных сил США в Неллисе, штат Невада. В учебных воздушных боях равных ему не было, поэтому к нему и обратились с просьбой написать учебник — методические рекомендации для летчиков-истребителей по тактике ведения воздушного боя. Он разработал особый стиль, деморализующий и терроризирующий противника, отвлекающий его и не дающий сосредоточиться. Бойд был умен и бесстрашен. Но все его навыки и умения, вся его воинская доблесть, как и то, что на войне он не раз играл со смертью, поначалу не помогали ему в бескровных поединках и политических маневрах подковерной войны Пентагона, в которую он был вовлечен в 1966 году, чтобы помочь разработке легких самолетов-истребителей.

Как почти сразу же обнаружил майор Бойд, бюрократы Пентагона куда больше были озабочены собственной карьерой, нежели интересами государства. Главным для них было не реализовать лучший проект истребителя, а обеспечить заказ знакомому подрядчику, при этом новое оборудование приобреталось вне зависимости от того, требуется ли оно для осуществления данного проекта. Бойд, будучи военным летчиком, приучил себя рассматривать любую жизненную ситуацию как своего рода стратегическое сражение. Вот и теперь, оказавшись в джунглях Пентагона, он решил применить свои знания и свой стиль ведения боевых действий. Нужно было перехитрить неприятеля, обескуражить и лишить уверенности в себе.

Бойд был твердо уверен, что та модель легкого истребителя, которую разрабатывал он, сможет без труда справиться с любым самолетом в мире. Но подрядчикам его проект крайне не нравился: он был слишком дешев, не предусматривал никаких новейших и дорогостоящих технологических разработок, которые они были намерены протолкнуть. К тому же у коллег-конкурентов Бойда из Пентагона имелись свои проекты. Стремясь перехватить куш, они делали все возможное, чтобы саботировать продвижение его проекта или, по крайней мере, переработать его до неузнаваемости.

Бойд начал укреплять оборону. Внешне он выглядел, как туповатый солдафон: носил мешковатые костюмы, курил дешевые сигары, всегда растерянно озирался по сторонам. Ни дать ни взять — неотесанный чурбан из глубинки, вояка, случайно получивший продвижение по службе. Между тем он потихоньку, не привлекая к себе внимания, изучил все до тонкости, вник в каждую деталь. Теперь он, вне всякого сомнения, разбирался в ситуации лучше своих соперников: он мог на память привести любые данные статистики, знал назубок научные труды и инженерные теории, говорившие в поддержку его проекта и выявлявшие серьезные просчеты в проектах оппонентов. Подрядчики являлись на совещания с ослепительными, гладкими презентационными материалами, подготовленными ведущими инженерами, они давали фантастические обещания, от которых у генералов кружилась голова. Бойд вежливо слушал — казалось, на него все это тоже производит впечатление, — а потом вдруг, без объявления войны, переходил в наступление, круша проекты детальной критикой, опровергая восторженные заявления, наглядно демонстрируя, что расчеты неточны, а за ними нет ничего, кроме фальши и пускания пыли в глаза. Чем больше они протестовали, тем злее становилась критика Бойда, который мало-помалу разбивал проекты соперников в пух и прах.

Получив неожиданный удар от человека, которого они так трагически недооценивали, подрядчики покидали совещание, пылая жаждой мести. Но что они могли сделать? Ведь свои заряды они уже расстреляли, а от их проектов не оставили камня на камне. Пойманные за руку, они теряли кредит доверия. Ничего не оставалось, как только смириться с поражением. Вскоре они поняли, что нужно стараться избегать Бойда: они даже не пытались саботировать его проект, в надежде, что тот провалится и без их помощи.

В 1974 году Бойд и возглавляемая им группа специалистов завершили работу над проектом своего самолета и, казалось, были совершенно уверены, что он будет одобрен. Однако часть стратегии Бойда состояла в том, чтобы сформировать целую сеть союзников в разных структурах и подразделениях Пентагона. Вот от этих-то людей и было получено известие, что группа генералов высшего эшелона настроена резко против проекта Бойда и намерена добиться его провала. Их план состоял в том, чтобы вначале пропустить его по цепочке инстанций, устраивая встречи с незначительными лицами, которые ставили бы положительные резолюции; затем на последнем совещании, где будет присутствовать высшее руководство — те самые генералы, — | планировалось «зарубить» проект. Однако, учитывая все предыдущие «благоприятные» инстанции, все выглядело бы так, как будто проект подвергли разбирательству, вполне справедливому и беспристрастному.

Вдобавок к сети сторонников Бойд постарался заручиться серьезной поддержкой еще хотя бы одного влиятельного лица в Пентагоне. Обнаружить такого союзника было нетрудно: в Пентагоне, как и в любой подобной структуре, всегда найдутся руководители или влиятельные официальные лица, недовольные системой, которые будут рады стать тайным покровителем такого проекта, как у Бойда. На сей раз Бойд связался с самым могущественным из своих покровителей, министром обороны Джеймсом Шлезингером, и добился, что Шлезингер лично утвердил проект. После этого на совещании с генералами, втайне уже торжествовавшими победу, Бойд заявил: «Джентльмены, я уполномочен министром обороны сообщить вам, что это совещание собрано не для принятия решения по данному вопросу. Цель совещания — только ознакомление с проектом». Проект, продолжал Бойд, уже утвержден. Далее он перешел собственно к презентации проекта, сделав свой доклад длинным и подробным до невозможности, — этим он добивал врагов окончательно. Он хотел, чтобы они почувствовали себя униженными, чтобы никогда впредь у них не возникало желания с ним связываться.

Бойд — опытный военный летчик — привык просчитывать ход боя, на несколько ходов вперед опережая противника, ошеломляя его опасным и устрашающим маневром. Эту стратегию он применил и в бюрократической войне. Когда один из генералов отдавал ему приказ, явно нацеленный против его планов, Бойд улыбался, кивал и говорил: «Сэр, я с радостью выполню этот приказ. Но только в случае, если он поступит в письменном виде». Генералы, разумеется, предпочитали отдавать приказания устно, ведь письменные документы могли оказаться свидетельством нечестной игры. Застигнутый врасплох высокий чин вынужден был либо отменить приказ, либо отказаться закрепить его на бумаге — ведь это могло выставить его в крайне невыгодном свете. В обоих случаях приказ оставался невыполненным — это была ловушка.

После нескольких лет работы с Бойдом генералы Пентагона и их подчиненные стали стараться избегать его, они боялись его как огня — его вонючих сигар, неграмотной речи, а также хитроумных и опасных выпадов. Обеспечив себе такую репутацию, Бойд сумел добиться, что проекты истребителей F-15 и F-16 прошли все инстанции Пентагона (дело почти немыслимое), а в результате того, что его усилия увенчались успехом, военно-воздушные силы страны приобрели самолеты двух знаменитых и чрезвычайно эффективных моделей.

ТОЛКОВАНИЕ Бойд достаточно скоро понял, что его проект в Пентагоне не пришелся ко двору и что многие будут ставить ему препоны, мешая осуществлению задуманного. Начни он драться с каждым врагом — подрядчиком или генералом, — он очень скоро истощил бы силы и упал на землю, объятый пламенем. Однако так уж вышло, что Джон Бойд оказался не простым воякой, а стратегом высшей категории — кстати, позднее он сыграл не последнюю роль в разработке операции «Буря в пустыне», а стратег ни при каких обстоятельствах не выставит грубую силу против силы. Он поступит иначе, постаравшись выявить у неприятеля слабые места. А у бюрократической системы Пентагона, как и у любой другой подобной системы, слабостей предостаточно, и Бойд знал, как их определить.

Люди, которых Бойд встречал в Пентагоне, стремились вписаться, понравиться, угодить. Это были тактики, хитрецы, озабоченные своей репутацией; другой их отличительной чертой была постоянная занятость — у них совсем не было времени на пустяки. Стратегия Бойда была проста: он создал себе стойкую репутацию человека трудного, неуживчивого, даже грубияна. Связываться с ним боялись: это означало бы некрасивые перепалки при свидетелях, которые — мало того, что были пустой тратой времени, — могли неблагоприятно сказаться на карьере, ухудшить положение. В сущности, Бойд уподобил себя этакому дикобразу. Ни одно животное не станет нападать на этого колючего зверя, который, хотя и невелик ростом, может причинить серьезный вред; даже крупные хищники обходят его стороной. То, что Бойда не трогали, дало ему свободу маневра, позволило выжить в неблагоприятных условиях, продержаться достаточно долго, чтобы довести до победного конца проекты F-15 и F-16.

Репутация действительно очень важна. Это понимал Бойд. Ваша собственная репутация, возможно, не столь устрашающа, как у него; в конце концов, все мы время от времени вынуждены играть в политические игры, притворяться, казаться милыми и сговорчивыми. Чаще всего это оправдывает себя, но в трудные или опасные моменты имидж способен сыграть против вас: он показывает, что вас можно безнаказанно пнуть, оттолкнуть, сбить с толку или просто заслонить. Если вы в подобных случаях не дадите сдачи, то никаким вашим угрожающим словам веры не будет. Поймите: очень и очень важно дать окружающим понять, что в случае необходимости вся ваша приятность и вежливость улетучатся, и вы превратитесь в неуступчивого и неприятного упрямца, способного отстаивать свои взгляды. Хватит нескольких подтверждений, но они должны быть недвусмысленными и достаточно убедительными. Когда окружающие увидят в вас бойца, в их сердца закрадется легкая опаска. А как говаривал Макиавелли, гораздо полезнее, чтобы тебя боялись, чем чтобы любили.

Образ:

Дикобраз. Этот зверек кажется легкой добычей — он медлителен и не слишком умен. Но если ему угрожают или нападают, иглы у него на спине встают дыбом. Стоит обидчику их коснуться, и иглы вонзаются глубоко в его плоть, а пытаясь извлечь иголки, он только загоняет их все глубже и глубже, причиняя себе невыносимые страдания. Те, кому приходилось хоть однажды столкнуться с дикобразом, стараются обходить его стороной. Даже те, кто никогда с ним не встречался, понимают, как это опасно, и не станут нападать на дикобраза.

Авторитетное мнение:

Когда противник не хочет сражаться с тобой, причина в том, что он считает, будто это ему невыгодно, или в том, что ты обманом заставил его думать так.

— Сунь-цзы (IV до н. э.)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Цель стратегии устрашения — добиться, чтобы противник отказался от намерения напасть, а устрашающий вид или действие обычно позволяют осуществить это. В некоторых ситуациях, однако, лучше добиваться той же цели более безопасными способами: прикинувшись недалеким и непритязательным. Если вы покажетесь соперникам безобидным или уже поверженным, он может оставить вас в покое. Невинное обличье поможет вам выиграть время, собраться с силами: именно так Клавдию, пока он не стал императором, удавалось долгое время выживать в опаснейшем и подлом мире римских политиков — он казался слишком безвредным, чтобы с ним связываться. Эта стратегия, надо заметить, требует большого терпения и сопряжена с определенным риском: вы намеренно прикидываетесь ягненком в волчьей стае.

Во всяком случае, свои упражнения в устрашении необходимо держать под строжайшим контролем. Будьте крайне осторожны, чтобы не войти во вкус и не заиграться, не отравить себя сладким ядом власти, которую несет устрашение. Пользуйтесь им только в качестве защиты, если вам угрожает опасность, но не для нападения, когда вам заблагорассудится. Необходимо знать, что постоянное устрашение превращает запуганных людей во врагов, и если вам не удастся восстановить свое прежнее доброе имя справедливыми победами, то вы утратите доверие. К тому же, если вы раздразните неприятеля до такой степени, что он решит отплатить вам той же монетой, конфликт может перерасти в нешуточную войну — и нет гарантии, что вы выйдете из нее победителем. Эта стратегия принадлежит к числу тех, которыми нужно пользоваться с осторожностью.

Стратегия 11 ПОЖЕРТВУЙ ТЕРРИТОРИЕЙ, ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ ВРЕМЯ: СТРАТЕГИЯ НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА

Отступление в виду сильного неприятеля — признак не слабости, но силы. Устояв перед искушением «дать сдачи» нападающему, вы выиграете драгоценное время — оно вам необходимо, чтобы прийти в себя, подумать, взглянуть на ситуацию под другим углом. Уступите: сейчас время для вас важнее территории. Отказываясь от битвы, вы разъярите врагов, и, выведенные из равновесия, они начнут делать ошибки. Время выявит и их опрометчивость, и вашу мудрость. Иногда можно многого добиться, ничего не делая.

ОТСТУПИТЬ, ЧТОБЫ ПРОДВИНУТЬСЯ В начале 1930-х в Коммунистической партии Китая появилась восходящая звезда — молодого человека, подающего большие надежды, звали Мао Цзэдун (1893–1976). В стране бушевала гражданская война между коммунистами и националистами. Мао возглавлял боевые действия против националистов и, несмотря на существенное численное преимущество противников, наносил им один удар за другим, используя приемы партизанской войны. Мао был назначен председателем едва оперившегося коммунистического правительства Китая, и его яркие, вызывающие сочинения, посвященные стратегии и философии, пользовались большой популярностью.

Позднее борьба разразилась уже внутри компартии: к власти попыталась прийти группа интеллигентов, получивших советское образование и известных как «28 большевиков». К Мао они относились высокомерно, с презрением высказываясь о его приверженности к партизанской войне как о свидетельстве трусости и слабости, присущих отсталым крестьянам. Сами они призывали вступить с националистами в настоящую, открытую войну и захватить власть в ключевых позициях — городах и регионах, как в свое время это сделали коммунисты в России. Постепенно группа «28 большевиков» изолировала Мао, лишив как политической, так и военной власти. В 1934 году он был фактически помещен под домашний арест на ферме в Хунане.

Друзья и единомышленники Мао видели, что он страдает от этого падения с головокружительной высоты. Но еще страшнее самого падения было то, что он, по всей видимости, смирился с новым положением: он не призывал своих поборников к борьбе, прекратил публикацию своих работ, устранился от всего. Складывалось впечатление, что члены группы были правы: Мао оказался трусом.

В тот же год националисты под руководством Чан Кайши начали новую кампанию, намереваясь покончить с коммунистами. План состоял в том, чтобы окружить те пункты, где базировались части Красной армии, и уничтожить ее до последнего солдата. Складывалось впечатление, что на сей раз они близки к победе как никогда. Сторонники группы 28-ми мужественно сражались, стараясь удержаться в занятых ими регионах, но националистов было намного больше, к тому же у них имелись опытные военные советники из Германии. Чанкайшисты занимали город за городом и медленно теснили коммунистов.

Из Красной армии дезертировали тысячи, и все же тем, кто остался — их было не более 100 тысяч, — удалось вырваться из окружения и пробиться на северо-запад. Мао присоединился к ним. Только теперь он заговорил и стал высказываться по поводу стратегии 28-ми. Они отступают по прямой, жаловался Мао, облегчая чанкайшистам погоню, к тому же движутся слишком медленно, несут с собой кипы бумаг — документов, картотек и прочего балласта из брошенных штабов. Они ведут себя так, словно целая армия — это передвижной лагерь, и всерьез собираются воевать с чанкайшистами по-старому, сражаясь за города и земли. Мао считал, что новый поход должен быть чем-то намного большим, нежели временное отступление на безопасные позиции. Вся концепция партии требовала переосмысления: вместо того чтобы слепо копировать опыт русских большевиков, им нужно провести свою, неповторимую китайскую революцию, революцию не пролетариата, а крестьянства — ведь именно крестьяне составляют самую большую, по сути дела, единственную группу населения страны. Чтобы это удалось, нужно время, важно также не вступать пока в боевые действия. Им необходимо двигаться на юго-запад, укрыться в самых удаленных районах Китая, где врагу их не достать.

Офицеры Красной армии начали прислушиваться к Мао: его тактические приемы партизанской войны до сих пор себя оправдывали, приносили хорошие результаты, тогда как стратегия 28-ми явно терпела поражение. Мало-помалу идеи Мао стали брать на вооружение. Теперь армия шла налегке; переходы совершали только по ночам — это позволяло затаиться и сбить чанкайшистов со следа; где бы они ни проходили, везде шла активная агитация и набор добровольцев из числа местных крестьян. Как-то само собой получилось, что Мао стал в армии лидером. Хотя численность армии была в сотню раз меньше, чем у врагов, под его командованием ее удалось уберечь от преследования и в октябре 1935 года привести в отдаленную провинцию Шэньси.

Им пришлось пересечь 24 реки и пройти 18 горных перевалов, им постоянно угрожала опасность, они не раз оказывались на волосок от гибели, но наконец армия завершила свой Великий поход. От армии, собственно говоря, почти ничего не осталось — всего шесть тысяч добрались до конца, — зато был создан новый тип партии, такой, о котором с самого начала говорил Мао: ядро ее составляла группа единомышленников, преданных делу крестьянской революции и разделяющих идеи относительно партизанской войны. В Шэньси, где им не грозила опасность, появилась возможность вначале оправиться от тягот похода, а потом и начать среди населения страны пропагандистскую деятельность. В 1949 году коммунисты одержали окончательную победу над националистами и изгнали их с территории материкового Китая.

ТОЛКОВАНИЕ Мао родился и вырос в крестьянской семье, а жизнь в китайской деревне была нелегкой. Крестьянину приходилось быть терпеливым, смиряться перед капризами погоды, от которых зависел урожай. Из этого смирения и терпения тысячелетия назад выросло учение дао. Основополагающая идея дао — это концепция Ю-У: действие через бездействие, овладение ситуацией благодаря отсутствию попыток овладеть ею, достижение власти через отречение от нее. Ю-У подразумевает веру в то, что, активно воздействуя на разного рода обстоятельства с целью повлиять на свою жизнь и изменить ее, человек добивается обратного: он отступает все дальше назад и при этом создает больше и больше проблем на своем пути. Иногда правильнее затаиться, ничего не делать, а просто переждать, пока не кончится зима. Такие моменты можно использовать для того, чтобы взять себя в руки, собраться с мыслями и укрепить собственную индивидуальность.

Деревенский юноша Мао проникся, пропитался этими идеями, которые применял и в политике, и на войне. В минуты опасности, когда неприятель был сильнее, он не боялся отступления, хотя и понимал, что многими оно будет воспринято как проявление слабости с его стороны. Он отлично знал: время поможет выявить изъяны и несовершенства в стратегических планах врагов, и уж тогда он без промедления нанесет удар и добьется решающего преимущества. Период вынужденного отступления в Хунань он интерпретировал не как унизительное поражение, а как стратегию, направленную на положительный исход. Точно так же и Великий поход Мао использовал для того, чтобы переосмыслить состав и цели Коммунистической партии, создать новый тип приверженцев своего движения. Когда его зима миновала, он вновь вышел из тени — к этому времени его недруги пали жертвой собственных слабостей, он же использовал время изгнания для того, чтобы укрепиться и набраться сил.

Война обманчива: вам может казаться, что вы полны сил и имеете значительный перевес над неприятелем, но время часто показывает, что на самом деле вы пребывали в опаснейшем заблуждении. Вы никогда не можете знать ситуацию допод- линно, поскольку полное погружение в настоящее лишает нас возможности видеть истинную перспективу. Самое лучшее, что можно сделать, — это постараться избавиться от лености мысли, от стереотипов мышления. Наступление, движение вперед не всегда благоприятно; отступление не всегда свидетельствует о слабости. На самом деле в моменты опасности или бедствий лучшей стратегией подчас бывает именно отказ от борьбы. Оторвавшись от своего противника, вы не теряете ничего по-настоящему ценного, зато выигрываете время, необходимое для того, чтобы осмотреться, переосмыслить свои представления, отделить действительно верных соратников от тех, кто остается рядом, лишь пока вам сопутствует успех. Время работает на вас, оно становится вашим союзником. Пусть внешне кажется, что вы ничего не делаете, — вы, однако, обретаете внутреннюю силу, которая обернется невероятной мощью впоследствии, когда придет время действовать.

Расстояние я могу наверстать. Время — никогда.

— Наполеон Бонапарт (1769–1821)

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Проблема, с которой все мы рано или поздно сталкиваемся, как в стратегии, так и в реальной жизни, заключается в том, что каждый из нас уникален и обладает неповторимой индивидуальностью. Обстоятельства наши тоже уникальны; ни одна ситуация не повторяет другую в точности. Но чаще всего нам не удается определить, что же именно делает нас особенными, отличными от остальных, — другими словами, что мы собой представляем на самом деле. Наши мысли и идеи заимствованы из книг, от учителей, мы подвержены всевозможным влияниям, хотя не всегда осознаем это. Мы реагируем на события стандартно и стереотипно, вместо того чтобы проявить творческий подход и попытаться увидеть уникальность каждого из них. В отношениях с окружающими нас людьми мы тоже легко подпадаем под влияние их темпераментов, характеров, настроений. Все это создает некую неясность. Мы не способны видеть события такими, каковы они есть на самом деле; даже самих себя мы до конца не знаем.

Ваша задача как стратега проста: отследить, что же отличает вас от других людей, разобраться в себе, как можно лучше понять свою позицию и позицию своего неприятеля, научиться рассматривать и анализировать события под разными углами зрения, стараться видеть вещи в истинном свете.

В шуме и суете повседневности эта задача не так уж проста — силу на все это может дать лишь точное понимание того, когда и как отступить. Вы всегда двигаетесь вперед, постоянно атакуете, но ваши стратегии окажутся слабыми и шаблонными, если вы будете основывать их исключительно на старых примерах, на чем-то, что уже случалось в прошлом или происходило с кем-то еще. Вы уподобитесь обезьяне, которая копирует чужие жесты вместо того, чтобы творить. Время от времени вам непременно следует уходить в тень, уединяться, если хотите обрести себя, отделить себя от заразительных внешних влияний. И лучшее время для того, чтобы этим заняться, — моменты сложностей и опасности.

Символически отступление имеет некое религиозное или мифологическое значение. Бегство в пустыню позволило Моисею и еврейскому народу вновь обрести себя и укрепиться, способствовало его социальному и политическому возрождению. Иисус, прежде чем выйти на служение, сорок дней провел в уединении в пустыне, а мусульманский пророк Мухаммед в период великой опасности бежал из Мекки. Он и горстка самых преданных его соратников использовали этот период уединения, чтобы укрепить связывающие их узы, понять самих себя, осмыслить свой путь. Со временем эта небольшая группа верующих окрепла настолько, что смогла захватить Мекку и Аравийский полуостров, а позднее, уже после смерти Мухаммеда, одержать победу над Византией и империей персов, распространив ислам на их территории. Во всем мире, в мифологии каждого народа имеются герои, которым приходилось отступать, порой очень далеко, даже — как в случае с Одиссеем — в подземное царство Аид, чтобы обрести себя.

Как знать, останься Моисей в Египте, чтобы вести там освободительную борьбу, возможно, еврейский народ удостоился бы лишь мимолетного упоминания в истории. Если бы Мухаммед ринулся вместе со своими соратниками в Мекку, они потерпели бы поражение и о них не осталось бы и воспоминания. Когда вы вступаете в ближний бой с кем-то, кто сильнее вас, то теряете нечто большее, чем имущество или положение, — вы утрачиваете способность ясно мыслить, отстраняться, держаться независимо. Вы попадаете под воздействие эмоций агрессора, на вас оказывают давление такими способами, которых вы и представить не можете. Лучше ускользнуть и использовать выигранное таким образом время, чтобы погрузиться в себя. Пусть неприятель займет территорию и продвинется вперед; вы еще возьмете свое и отыграетесь, когда придет время. Решение отступить говорит не о слабости, а о силе. Это — вершина стратегической мудрости.

Сущность отступления в том, что вы отказываетесь вступать в какое бы то ни было взаимодействие с неприятелем, — не важно, психологически или физически. Вы вольны придать этому различную окраску: это может быть оборона, самозащита, которая тоже может оказаться вполне оправданной, твердой стратегией — отказ от схватки с агрессивно настроенным соперником способен разъярить его и вывести из равновесия.

Во время Первой мировой войны Англия и Германия вели еще и войну в Восточной Африке, где у обоих государств имелись колонии. В 1915 году английский военачальник, генерал-лейтенант Ян Смэтс, выступил против намного меньшей по численности немецкой армии, которой командовал полковник Пауль фон Леттов-Форбек. Дело происходило в германской части Восточной Африки. Смэтс рассчитывал на быструю победу: он ожидал, что его армию, после того как они покончат с немцами, перебросят на другой, более важный фронт. Но фон Леттов-Форбек уклонился от боя и отступил на юг. Смэтс устремился вдогонку.

Снова и снова генералу казалось, что он загнал немца в угол, но всякий раз выяснялось, что тот опять ускользнул, опередив Смэтса буквально на несколько часов. Генерал следовал по пятам за Форбеком, словно его тянуло магнитом, путь пролегал через реки, горы, леса. Коммуникационные линии растянулись на сотни миль, солдаты страдали от мелких, дерзких вылазок немцев, наносящих серьезный урон боевому духу. Англичане застряли в непроходимой чаще тропического леса, а время шло — воинов косили болезни, голод, армия погибала, а ведь до настоящего боя с врагом дело так и не дошло. В итоге фон Леттов-Форбеку удалось продержать врага в западне долгих четыре года, связав по рукам и ногам сильную, боеспособную британскую армию и не сделав неприятелю ни малейшей уступки.

Для Смэтса — напористого, агрессивного — было привычным делом разбивать противника в открытом бою на поле брани. Фон Леттов-Форбек сыграл по-своему: он не стал вступать в схватку со Смэтсом, но держался в соблазнительной близости, на грани досягаемости, так чтобы оставаться заманчивой целью для англичан, увлекая их в смертоносные джунгли. Разъяренный до предела, раззадоренный, Смэтс продолжал погоню. Фон Леттов-Форбек использовал то, что хорошо знал — бескрайние просторы Африки, ее негостеприимный климат, — для уничтожения англичан.

Люди в большинстве своем реагируют на агрессивные действия, так или иначе ввязываясь в них, позволяют себя увлечь. Удержаться почти невозможно. Не поддаваясь на провокации, сдерживая естественные порывы и отступая, вы демонстрируете незаурядную силу и самообладание. Ваши недруги не дождутся вашей реакции, отступление выводит их из себя и провоцирует на новую атаку. Поэтому продолжайте держаться в тени, отступайте, выигрывая при этом время. Сохраняйте спокойствие, не теряйте присутствия духа. Пусть они займут территорию, за которой охотятся: заманите их в пустоту бездействия, как это сделали немцы в Африке. Они начнут распалять сами себя — и делать ошибки. Время работает на вас, ибо вы не растрачиваете себя на бесполезные и бессмысленные битвы.

Война всегда полна неожиданностей, непредвиденных событий, способных замедлить и разрушить любой, самый продуманный план. Карл фон Клаузевиц называл это «трением»: война являет собой прекрасную иллюстрацию к закону Мерфи: если что-то может пойти неправильно, то обязательно пойдет. Но когда вы отступаете, то заставляете закон Мерфи работать на себя. Так было с фон Леттов-Форбеком: он сделал жертвой закона Мерфи не себя, а Смэтса, предоставив ему достаточно времени, чтобы успело случиться все самое худшее, что только могло.

Во время Семилетней войны (1756–1763) прусский король Фридрих Великий был вынужден противостоять австрийской, французской и русской армиям, которые теснили со всех сторон, готовые разорвать Пруссию на части и поделить между собой. Обычно Фридрих как стратег тяготел к агрессивному, наступательному стилю ведения войны, но на сей раз предпочел оборону и отступление, которые позволяли ему выиграть время и выскользнуть из петли, — а враги, казалось, уже стягивали ее у него на шее. Год за годом ему удавалось избежать катастрофы, хотя и балансируя на грани. И вдруг — неожиданное событие, внезапная кончина русской императрицы Елизаветы. Сама Елизавета ненавидела Фридриха, но Петр III, ее племянник и наследник трона, был юношей капризным, тетушку не жаловал, а Фридрихом Великим искренне восхищался. Он не только Россию вывел из войны, но и заключил дружественный союз с пруссаками. Семилетняя война закончилась; чудо, на которое уповал Фридрих, свершилось. Если бы он сдался, когда наступили трудные времена, или попытался перейти в наступление, то лишился бы всего. Вместо этого он хитрил и изворачивался, тянул время, чтобы закон Мерфи сработал не против него, а против неприятелей.

Война — это реальное событие, происходящее в определенной местности: полководцам требуются карты и планы, чтобы осуществить свои стратегические замыслы в конкретных местах. Но время для стратегической мысли не менее важно, чем место, умело используя время, можно стать высшим стратегом, способным придать дополнительную глубину как своим атакам, так и обороне. Чтобы добиться этого, вам следует перестать думать о времени как об абстрактном понятии: в реальности, начиная с той минуты, когда вы родились, время — это все, что у вас есть. Люди могут отобрать у вас вещи, лишить имущества, но — разве что ценой убийства — ни один, даже самый могучий захватчик не в силах лишить вас времени, если только вы сами его не уделите кому-нибудь. Даже в тюрьме ваше время принадлежит вам, если вы используете его в своих целях. Тратить время на битвы и сражения, которые вам навязаны, — не просто ошибка, это глупость высшего разряда. Потерянное время наверстать невозможно.

Образ: Пески. В песчаной пустыне нечего есть, нет ничего, что можно было бы приспособить для войны: только пески и пространство. Удаляйтесь время от времени в пустыню, чтобы все обдумать, как следует разглядеть и п о н я т ь. Здесь время течет медленно, а вам это и нужно. Когда на вас на падают, отступите в пустыню, заманивая неприятелей в место, где они утратят ощущение времени и пространства и окажутся в вашей власти.

Авторитетное мнение:

Побеждают тогда, когда сами осторожны и выжидают неосторожности противника.

— Сунь-цзы (IV в. до н. э.)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Когда враги атакуют вас и перевес силы на их стороне, то иногда, вместо того чтобы отступать, можно вступить в бой. Этим вы рискуете навлечь на себя муки — даже наверняка так и случится, — но и мученичество, в свою очередь, тоже может быть стратегией, причем из числа наиболее древних: мученический венец превращает вас в символ, вдохновляющую идею для будущих поколений. Эта стратегия может увенчаться успехом в дело ваше достаточно важно — если ваше поражение имеет символический смысл, но и обстановка может способствовать возвеличиванию вашего дела и подчеркнуть его правоту, как и неприглядность ваших противников. Ваша жертва должна к тому же быть исключительной, выделяться из огромного числа жертв и мучеников, чтобы не слиться с ними и не раствориться — иначе все пойдет насмарку. В случаях особой слабости, когда просто невозможно справиться с заведомо более сильным противником, мученичество может быть использовано, чтобы показать, что боевой дух ваших сторонников не иссяк — н стояние. Но, в общем и целом, мученичество — оружие очень опасное, его использование может привести к обратным результатам, так как вы рискуете выбыть из строя и утратить возможность следить за событиями, а эффект может оказаться столь сильным, что выйдет из-под контроля. А для того, чтобы все сработало, могут потребоваться века. Даже если символически этот путь может быть признан правильным, все же хорошие стратеги его стараются избегать. Отступление — это в любом случае более верная стратегия.

Отступление ни в коем случае не является концом операции, в какой-то момент неизбежно придется повернуться лицом к противнику и вступить в схватку. Если вы не сделаете этого, ваше отступление скорее следует называть поражением: ваш враг выходит победителем. Рано или поздно, но бой неизбежен. Отступление может быть лишь временным.

ЧАСТЬ IV НАСТУПАТЕЛЬНАЯ ВОЙНА

Самыми серьезными опасностями, как на войне, так и в жизни, грозят непредвиденные ситуации: люди реагируют не так, как вы ожидали, внезапные события путают ваши планы и вносят сумятицу, возникают непреодолимые обстоятельства. В стратегии этот зазор между тем, чего вы ожидаете, и тем, что на самом деле происходит, можно назвать неувязкой. Идея обычной наступательной войны проста: первым атаковать противника, нанести удар по уязвимым точкам, перехватить инициативу и не позволять ему продвинуться — все это позволяет вам быть хозяином положения, создавая собственные условия. Прежде чем успеет возникнуть какая-либо неувязка, нарушая ваши планы, вы переходите в наступление, и под градом непрекращающихся ударов у противника возникнет такое количество неувязок, что он попросту потерпит крах.

К такой форме ведения боевых действий прибегали известнейшие полководцы всех времен, а секрет их успеха кроется в точном соотношении стратегической мудрости и отваги. Стратегическая составляющая проявляется в планировании: поставить общую цель, выработать пути ее достижения, обдумать весь план до мельчайших деталей. Речь здесь идет об умении мыслить в масштабах кампании, а не отдельных боев. Это подразумевает, в числе прочего, знание сильных и слабых сторон противника, позволяющее направлять удары в самые уязвимые точки. Чем детальнее ваш план, тем увереннее вы будете чувствовать себя, вступив в бой, тем легче будет не сбиться с курса, когда начнут возникать неизбежные сложности. Когда дело дойдет до атаки, однако, нужно бить неприятеля так вдохновенно и отважно, чтобы сразу смять его, обратить в бегство, не позволяя перейти в наступление.

Следующие одиннадцать глав призваны ознакомить вас с этой высшей формой военных действий. Это поможет вам переосмыслить свои желания и цели и организовать их в более глобальную структуру, назовем ее долгосрочной стратегией. Вы научитесь видеть насквозь соперников и их секреты. Вы узнаете, что серьезный подход к разработке плана позволяет атаковать стремительно и неожиданно, что особые маневры (удары с флангов, окружение) и стили атаки (удары по центрам тяжести, вытеснение противника на наиболее невыгодную для него позицию) блестяще оправдывают себя не только на поле сражения, но и в жизни. Наконец, эти главы продемонстрируют, как довести кампанию до победного конца. Без яркого завершения, соответствующего вашим основным целям, все, что вы проделали, не будет иметь никакого смысла. Овладение многочисленными приемами наступательной войны придаст неизмеримо большую мощь любым атакам в вашей жизни.

Стратегия 12 ПРОИГРАЙ БИТВУ, НО ВЫИГРАЙ ВОЙНУ: ДОЛГОСРОЧНАЯ СТРАТЕГИЯ

Многие из тех, кто вас окружает, являются стратегами, стремящимися к власти, — каждый лоббирует собственные интересы, причем нередко за ваш счет. Ежедневные сражения, которые приходится с ними вести, заставляют вас упустить из виду ту единственную вещь, которая только и имеет значение: конечную победу, достижение цели, прочную власть. Долгосрочная стратегия — искусство просчитывать результаты и видеть на несколько ходов вперед. Для этого необходимо сконцентрироваться на главной цели и составить план ее достижения. Вам предстоит научиться предусматривать различные возможные варианты и долгосрочные последствия своих ходов. Вы не даете волю чувствам, не срываетесь, держите себя в руках, а ваши действия становятся более тонкими, продуманными и эффективными. Пусть другие, втянутые в круговерть битвы, радуются своим мелким победам. Вам долгосрочная стратегия принесет окончательный результат: вы посмеетесь последним.

ВЕЛИКАЯ КАМПАНИЯ Александр (356–323 до н. э.) рос при македонском дворе, и здесь его считали довольно странным молодым человеком. Он обожал обычные мальчишечьи забавы — охоту, лошадей, войну; во многих битвах он сражался рядом с отцом, Филиппом Македонским, и не раз доказывал свою храбрость и доблесть. Но юноша также увлекался философией и литературой. Его учителем был великий мыслитель Аристотель, под влиянием которого Александр полюбил беседы о политике и науке и научился взирать на мир бесстрастно. Влияла на него и мать, Олимпиада: женщина склонная к мистицизму, во всем ищущая знаки и приметы; у нее были необычные видения, связанные с рождением Александра и указывавшие на то, что он будет править миром. Она рассказывала о них мальчику, вдохновляя его историями об Ахилле, легендарном предке ее рода. Александр боготворил мать (отца же он не любил), а к ее пророчествам относился совершенно серьезно. С ранних лет он держался с таким достоинством, как будто и впрямь был кем-то большим, нежели просто царским сыном.

Александра растили как преемника Филиппа, ему предстояло унаследовать царство, которое за время правления его отца заметно выросло. Филипп к тому же сумел существенно укрепить македонскую армию, сделав ее самой сильной во всей Греции. Он победил Фивы и Афины, он объединил все городагосударства (за исключением Спарты) и создал Коринфский, или Общеэллинский, союз, во главе которого стоял. Это был могучий владыка, наводящий страх на подданных и врагов. В 336 году до н. э. Филипп погиб от руки обиженного на него приближенного, аристократа по имени Павсаний. Усмотрев в гибели царя знак того, что некогда могущественная Македония пошатнулась, Афины объявили, что выходят из союза. За ними последовали и другие города-государства. Теперь северные племена грозили вторжением. Практически за одну ночь империя Филиппа начала разваливаться.

Когда Александр взошел на трон, ему было лишь двадцать, и многие считали его неготовым для этой роли. Учиться было между тем некогда; македонские военачальники и политические лидеры должны были взять юного царя под свое крыло. Они советовали ему не торопиться, сначала укрепить свое положение в армии и стране, а затем же постепенно возрождать Союз, действуя принуждением, силой и хитростью. Именно так поступил бы сам Филипп. Александр, однако, не слушал наставлений и советов: у него был иной план, по крайней мере, все свидетельствовало именно об этом. Не давая своим врагам, как в Македонии, так и за ее пределами, времени собраться и сориентироваться, он направило войска на юг и, совершив ряд стремительных маневров, вновь захватил Фивы. Следующим шагом Александра был поход на афинян, которые, опасаясь суровой кары, предварили его нападение и, моля о пощаде, сообщили о решении вновь присоединиться к Союзу. Александр милостиво исполнил их просьбу.

Эксцентричный юный правитель оказался решительным и непредсказуемым — он нападал, когда никто этого не ждал, и в то же время проявил неожиданное милосердие по отношению к Афинам. Его намерения было трудно разгадать, но первые же действия, совершенные по вхождении во власть, сделали многих его горячими приверженцами. Следующий его поступок, однако, был еще более странным и вызывающим: вместо того чтобы закрепить успех и начать заниматься упрочением нестабильного пока союза, он предложил выступить против Персидской империи, злейшего врага Греции. Лет за сто пятьдесят до описываемых событий персы пытались захватить Грецию. Тогда это им почти удалось, и с тех пор они спали и видели повторить попытку и добиться на сей раз успеха. Постоянная персидская угроза держала греков в напряжении, могущественный персидский флот тормозил развитие их морской торговли.

В 334 году до н. э. Александр возглавил поход объединенной армии, в состав которой входило 35 тысяч греков, через пролив Дарданеллы на Малую Азию, самую западную часть Персидской империи. В первом столкновении с врагами, битве при Гранике, греки наголову разбили персов. Полководцы Александра невольно восхищались его решительностью: казалось, он не сомневается в том, что Персия будет им покорена и пророчество матери исполнится в ближайшее время. Он добивался успеха благодаря стремительным действиям и умению перехватывать инициативу. Теперь и солдаты, и командиры ждали, что он прикажет двигаться прямо на восток, в глубь Персии, чтобы прикончить врага, армия которого, казалось, находилась на последнем издыхании.

И вновь Александр обманул всеобщие ожидания, внезапно приняв решение сделать то, чего никогда не делал прежде: выжидать. Этого добивались от него раньше, когда он только пришел к власти, — тогда это сочли бы мудрым, но теперь, в сложившейся ситуации, он, казалось, дарил персам то, в чем они больше всего нуждались, — время. И все же Александр повел армию не на восток, а на юг, к морскому побережью Малой Азии, захватывая по дороге поселения, или, точнее, освобождая их от владычества персов. Внезапно он свернул на восток, а потом, сделав резкий зигзаг, снова на юг, через Финикию в Египет, легко разгромив тамошний слабо укрепленный гарнизон персов. Египтяне персов ненавидели и приветствовали Александра как освободителя. Теперь он мог рассчитывать на египетские богатые запасы продовольствия, чтобы кормить свою армию, — это позволяло сохранить стабильность в греческой экономике, в то время как Персию война будет разорять и исчерпывать ее ресурсы.

Теперь, когда греки были далеко от дома, персидский военный флот представлял серьезную опасность — ему было под силу высадить армию практически в любой точке Средиземноморья, так что греки могли в любой момент получить удар с фланга или сзади. До того как Александр начал поход, многие уговаривали его вначале укрепить греческий флот, построить новые корабли, чтобы победить персов не только на суше, но и на море. Александр проигнорировал эти советы. Вместо этого, проходя через Малую Азию и потом вдоль побережья Финикии, он просто занимал и блокировал ключевые персидские порты, тем самым сделав их флот совершенно бесполезным.

Эти маленькие победы были нацелены на достижение более серьезной стратегической цели. Но все они мало что значили бы, если бы греки не сумели одолеть персов в решающем сражении. А Александр, казалось, делает все, от него зависящее, чтобы затруднить себе победу. Персидский царь Дарий собрал свои войска на востоке от реки Тигр; он располагал несметными силами, за ним оставался выбор места сражения, он спокойно ждал, когда Александр перейдет реку. Пропало ли у Александра желание сражаться? Может быть, персидская и египетская культуры смягчили его? Казалось, это действительно так: он начал одеваться в персидские одежды, перенимал некоторые персидские обычаи. Рассказывали даже, что он оказывает почести персидским божествам.

Когда персидская армия отошла к востоку от Тигра, большие территории империи оказались под греческим контролем. Теперь Александр много времени уделял не военным упражнениям, а политике, пытаясь понять, как наилучшим образом наладить управление этими регионами. Он решил перестраивать персидскую систему прямо на местах, оставив те же названия для должностей в государственном аппарате, собирая такую же дань, что и Дарий. Он изменил только самые суровые и непопулярные из персидских законов. Весть о его щедрости и великодушии быстро распространялась в новых вла- дениях. Поселение за поселением без боя сдавались грекам, почитая за благо стать частью растущей империи Александра, превосходящей размерами Грецию и Персию. Завоеватель выступил в роли объединяющего фактора, доброго заботливого бога.

Наконец в 331 году до н. э. Александр выступил против основной персидской армии при Гавгамелах. Мало кто из его военачальников отдавал себе отчет в том, что, потеряв возможность использовать свой флот, утратив богатые земли в Египте и лишившись поддержки подданных, Персидская империя, по сути, уже была сокрушена. Победа Александра при Гавгамелах только подтвердила то, чего он добился еще за несколько месяцев до сражения. Теперь он стал единоличным правителем некогда могучей Персидской империи. Исполняя пророчество своей матери, Александр Македонский стал властителем почти всего известного к тому времени грекам мира.

ТОЛКОВАНИЕ Маневры Александра Македонского приводили его подчиненных в ужас: казалось, в них не было ни малейшей логики, никакой последовательности. Лишь позднее греки сумели осмыслить все происшедшее и оценить величие его деяний. Они не могли понять его потому, что Александр создал совершенно новый для своего мира образ мышления и действий: искусство большой стратегии.

Это искусство требует от вас умения видеть перспективу, просчитывать ход событий дальше текущего момента, дальше ближайших битв, ситуаций и забот. Вместо этого вы сосредоточиваетесь на том, чего хотите достичь в конечном счете. Не поддаваясь искушению откликаться на все происходящие события, каждое свое действие, каждый поступок вы согласуете с конечными целями. Вы мыслите категориями не отдельных битв и сражений, а всей кампании в целом.

Проследите мысленно за причудливой амплитудой действий Александра, и вы увидите, насколько они логичны и последовательны. Стремительные выступления против Фив, а затем против Персии оказали необходимое психологическое воздействие на солдат его армии и на тех, кто в нем усомнился. Ничто не может быстрее успокоить и укрепить армию, чем боевые действия; поход Александра против ненавистных персов оказался блестящим средством, позволившим объединить греков. Когда они уже были в Персии, однако, не следовало действовать так же стремительно — Александр понимал, что эта тактика была бы ошибочной. Если бы он продвинулся в глубь страны, то был бы вынужден управлять сразу очень большими территориями. Это неизбежно привело бы к быстрому истощению материальных ресурсов, а при возникшем вакууме власти враги несомненно постарались бы строить ему козни и вставлять палки в колеса. Лучше в такой ситуации двигаться неторопливо, вначале надстраивая уже имеющееся, завоевывая сердца и захватывая умы. Вместо того чтобы расходовать деньги на постройку флота, лучше просто лишить персов возможности использовать свои корабли. Чтобы оплатить длительную военную кампанию, которая может принести успех в долгосрочной перспективе, сначала он захватил плодородные земли Египта. Ни один из поступков Александра не был случайным. Те, кто видел, как его планы приносят плоды, причем такие, которые им самим было абсолютно не под силу предсказать или предвидеть, полагали, что перед ними настоящий бог во плоти, — и действительно, власть Александра над событиями, способность предвидеть их задолго до того, как они случатся, казалась божественной.

Чтобы стать в жизни большим стратегом, вам нужно следовать за Александром. Прежде всего, проясните собственную жизнь — расшифруйте этот персональный ребус, определив, чего вам суждено добиться и в каком направлении подталкивают вас развиваться ваши способности и таланты. Отчетливо, в деталях представьте себе, как вы с блеском выполняете это свое предназначение. Как советовал Аристотель, поработайте над тем, чтобы управлять собственными чувствами, а также взрастите в себе способность обдумывать последствия своих действий: «Этот поступок позволит мне продвинуться к достижению цели, а тот не приведет ни к чему хорошему». Руководствуясь такими критериями, вы сможете двигаться, не сбиваясь со взятого курса.

Пренебрегите расхожими истинами, традиционным здравым смыслом, диктующим, как подобает или не подобает поступать. Для кого-то все это может иметь смысл, но не имеет ни малейшего отношения к вашим собственным целям и к вашему уделу. Вам нужно набраться терпения, чтобы обдумывать свои многоходовые планы, — вести кампанию, а не драться в сражении за сражением. Ваш путь может оказаться извилистым, ваши поступки непонятными для окружающих, но это и к лучшему; чем меньше они понимают вас, тем легче напускать туману, манипулировать, обольщать. Следуя этим путем, вы обретете спокойствие олимпийских богов, способность предвидеть будущее выбелит вас среди прочих смертных, кем бы они ни были — пустыми мечтателями, не способными к действию, или практиками, удел которых — только мелочи.

Меня особенно восхищают в Александре не столько его военные кампании… сколько его политическая интуиция. Он владел редким искусством завоевывать расположение и любовь.

— Наполеон Бонапарт (1769–1821)

ТОТАЛЬНАЯ ВОЙНА В 1967 году американским военным, ведущим войну во Вьетнаме, казалось, что они наконец близки к успеху. Была предпринята целая серия операций с целью обнаружения и уничтожения Вьетконга — группировки северовьетнамских солдат, проникших в Южный Вьетнам и захвативших контроль над значительной частью сельской местности. Найти этих партизан было чрезвычайно сложно, и все же в тот год американцы сумели нанести вьетконговцам значительный урон в тех немногих сражениях, когда им удавалось на них выйти. Новое проамериканское правительство Южного Вьетнама было достаточно стабильным, и это давало надежду, что население отнесется к нему с доверием. На севере страны массированными бомбардировками удалось уничтожить аэродромы вьетнамцев, их авиации был нанесен серьезный урон. Правда, по Соединенным Штатам в это время прокатилась волна массовых антивоенных демонстраций, однако опросы общественного мнения свидетельствовали, что большинство американцев тем не менее поддерживают войну и верят в скорую победу.

Поскольку Вьетконг и армия Северного Вьетнама продемонстрировали свою несостоятельность перед американскими технологиями и оружием, стратегия состояла в том, чтобы стараться втянуть их в серьезное столкновение. Это сражение могло бы повернуть весь ход войны и решить ее исход.

К концу 1967 года разведке удалось выяснить, что вьетнамцы вот-вот попадут в расставленные силки: их командующий, генерал Во Нгуен Дьяп, планировал серьезную наступательную операцию против базы морской пехоты США в Кхешани. Судя по всему, он намеревался повторить свое величайшее достижение, победу в сражении при Дьенбьенфу в 1954 году, когда ему удалось разгромить французскую армию и добиться вывода французских войск из Вьетнама.

Кхешань была важнейшим стратегическим пунктом, расположенным всего в каких-то четырнадцати милях от демилитаризованной зоны, отделявшей Северный Вьетнам от Южного. Примерно в шести милях от базы проходила государственная граница Лаоса — как раз там ее пересекала знаменитая тропа Хо Ши Мина, дорога, по которой снабжали всем необходимым вьетконговцев, сражавшихся на юге страны. Генерал Уильям Уэстморленд, главнокомандующий вооруженными силами США, использовал Кхешань для наблюдений за действиями неприятеля на севере и западе. Дьенбьенфу выполнял ту же роль у французов, и Дьяп оказался в состоянии отрезать его и уничтожить. Уэстморленд не сомневался — он не допустит, чтобы подобное повторилось.

В первые недели 1968 года к Вьетнаму было приковано всеобщее внимание. Средства массовой информации США и Белый дом с уверенностью заявляли: вот-вот следует ожидать начала решающей схватки, которая и послужит переломом в этой войне. Наконец 21 января 1968 года северовьетнамская армия перешла в наступление. Когда позиции обеих сторон определились, ситуация оказалась патовой.

Вскоре после начала вооруженного столкновения наступал вьетнамский праздник Тет — Новый год по лунному календарю. Празднование его, как и любого Нового года, обычно бывает шумным и веселым. В военное время в подобных случаях принято договариваться о перемирии. Не был исключением и тот год: стороны условились о приостановке боевых действий на время праздника. Однако ранним утром 31 января, в первый день лунного года, от всех американских разведчиков в Южном Вьетнаме стали поступать донесения: практически каждый сколько-нибудь значительный населенный пункт, будь то город или поселок, подвергся нападению вьетконговцев. Та же участь постигла и американские военные базы.

Районы самого Сайгона были наводнены вражескими солдатами, некоторые из них даже перебирались через ограду посольства США, рискнув проникнуть в самое сердце американского присутствия во Вьетнаме. Морским пехотинцам удалось в кровавой схватке отстоять посольство — репортаж с места событий демонстрировался по американскому телевидению с неоднократными повторами. Вьетконговцы штурмовали также городскую радиостанцию, президентский дворец и ставку самого Уэстморленда — воздушную базу Дананг. Повсюду в городе шли уличные бои, царил самый настоящий хаос.

За пределами Сайгона, в провинциальных городках, происходило то же самое. Особенно выдающимся был захват северовьетнамцами Хюэ — древней вьетнамской столицы, города, почитаемого буддистами. Повстанцам удалось захватить практически весь город.

Тем временем атаки на Кхешань продолжались. Уэстморленду нелегко было определить, какой была их окончательная цель: что, если наступление на юге было не более чем отвлекающим маневром, задуманным для того, чтобы оттянуть силы от Кхешаня, а может, они задумали еще какую-то хитрость? В последующие недели американцы отвоевали свои позиции на большей части Южного Вьетнама, вновь заняли Сайгон, отбили свои военные базы и усилили их охрану. С осажденными Кхешанью и Хюэ пришлось повозиться подольше, но массированные артиллерийские обстрелы и воздушные бомбардировки, сровнявшие с землей целые районы Хюэ, сделали свое дело — мятежники были обречены.

Анализируя эти события, получившие впоследствии название операция «Тет», Уэстморленд сравнивал их с прорывом немецких войск в Арденнах в конце Второй мировой войны. Тогда немцам удалось ошеломить неприятеля неожиданными действиями, осуществив внезапный прорыв в Восточную Францию. В первые дни они стремительно и агрессивно продвигались вперед, сея панику, но как только союзники пришли в себя от неожиданности, то сумели оттеснить немецкую армию назад — в конце концов стало очевидно, что этот прорыв был не чем иным, как последними судорогами агонизирующей военной машины Германии. Уэстморленд предположил, что и здесь, во Вьетнаме, происходит то же самое: вьетконговцы на юге страны и северовьетнамская армия в Кхешани находятся в столь бедственном положении, что, по сути, их дни сочтены. В самом деле, их инфраструктуру не сравнить с американской, ресурсы, по-видимому, подошли к концу. Им уже не оправиться; наконец-то неприятель обнаружил себя, и ему был нанесен непоправимый ущерб.

Американцы отнеслись к операции «Тет» как к грубейшему тактическому просчету северян. Но вести с далекой родины свидетельствовали о том, что там возобладала иная точка зрения: телевизионные сюжеты, посвященные захвату здания посольства США, штурму Хюэ и нападениям на военные базы, обошли всю страну. Миллионы американцев прилипли к экранам. Прежде, когда вьетконговцы орудовали где-то в зарослях джунглей, невидимые, незаметные, они как бы не существовали для американской публики. Теперь же впервые их можно было увидеть — они появились в больших городах, заполонили улицы, сеяли разрушение и панику, их было много! Американцам внушали, что война идет к концу, что победа не за горами; кадры хроники явно свидетельствовали об обратном. Внезапно и сама цель, с которой велась война, станови- лась непонятна. Как удалось вьетнамцам сохранить силу и стабильность перед лицом такого могучего врага? Как могут американцы даже заикаться о близкой победе? Похоже, они увязли, и конца этому не предвидится.

Опросы общественного мнения в США демонстрировали резкий всплеск антивоенных настроений. Военные советники президента Линдона Джонсона, уверявшие его, что Южный Вьетнам находится под контролем, теперь признались: они уже не так оптимистично оценивают сложившееся положение. В Нью-Гемпшире предварительные выборы Демократической партии, прошедшие в марте 1968 года, принесли Джонсону поражение — он уступил сенатору Юджину Маккарти, активно игравшему на растущих в обществе антивоенных настроениях. Вскоре после этого Джонсон объявил, что не будет выставлять свою кандидатуру и начнет постепенный вывод американского военного контингента из Вьетнама.

Операция «Тет» оказалась поистине поворотным пунктом во вьетнамской войне, вот только поворот произошел совсем не в том направлении, какого ожидали Уэстморленд и его штаб.

ТОЛКОВАНИЕ Для американских стратегов исход войны в первую очередь определялся военными успехами. Используя сильную, великолепно оснащенную армию, они старались уничтожить как можно больше вьетконговцев, захватить сельскую местность, считая, что это позволит обеспечить стабильность проамериканскому правительству Южного Вьетнама. Если эта цель будет достигнута, то Северный Вьетнам откажется от дальнейшей борьбы.

Но Северному Вьетнаму война представлялась в совершенно ином свете. Вьетнамцам, с их природным складом ума и немалым опытом, конфликт виделся куда более глубоким. Они прекрасно понимали, какова политическая ситуация на юге страны, где американские карательные операции, проходившие под девизом «поиск и уничтожение», вызывали у южновьетнамских крестьян естественную ненависть к агрессорам. Северяне прилагали все усилия, чтобы завоевать симпатии крестьян и склонить их на свою сторону, — миллионы молчаливо сочувствующих. Можно ли было считать положение американцев на Юге стабильным, если они так и не сумели завладеть сердцами и умами вьетнамских земледельцев?

Стратеги Северного Вьетнама изучали и политическую ситуацию в США, где в 1968 году предстояли президентские выборы. Они знакомились с американской культурой и об- ществом, убеждаясь, что поддержка военной кампании во Вьетнаме отнюдь не единодушна. Вьетнамская война была первой в истории войной, которую показывали по телевидению; военные пытались дозировать информацию, влиять на нее, но картинка на экране говорила сама за себя.

Северовьетнамцы углубляли свои представления, расширяли кругозор, они анализировали военные события во всемирном контексте, и результаты этого анализа позволили им разработать свою блестящую стратегию: операцию «Тет». Используя армию симпатизирующих им крестьян-южан, они задумали — и преуспели в этом — наводнить своими людьми буквально всю страну, каждый город и каждую деревню, доставляя оружие и все необходимое под видом подготовки к празднованию Нового года. Цели, которые предполагали достичь вьетнамские стратеги, были не только военными, но и телевизионными: нападение на Сайгон, опорный пункт большинства американских телекомпаний (в числе прочих там в этот момент находился известный репортер телекомпании Си-би-эс Уолтер Кронкайт), было чрезвычайно зрелищным; Хюэ и Кхешань тоже были наводнены американскими телевизионщиками. Для ударов были выбраны символичные объекты — посольства, дворцы, военно-воздушные базы и т. д., — привлекающие к себе всеобщее внимание. У телезрителей сложилось впечатление (сильнейшее, хотя и обманчивое), что вьетнамцы повсюду, а американцы, со всеми своими бомбардировками и карательными мероприятиями, решительно ничего не добились — вообще не способны добиться в этой стране. На самом деле целью операции «Тет» было поразить не военные объекты, а американцев, не отходивших в те дни от телевизоров. После того как американские граждане утратили веру в своих политиков — да еще и в год выборов, — исход войны был решен. Северовьетнамцам не нужно было выигрывать битвы и демонстрировать свое преимущество на поле сражения — они, по сути дела, никогда этого преимущества и не имели. Достаточно было взглянуть на дело шире, в терминах не только войны, но также политики и культуры, и они выиграли войну.

Мы всегда больше интересуемся тем, что кажется наиболее актуальным, насущным в данный момент, что ведет нас напрямик к достижению цели, мы стараемся добыть победу в войне, побеждая во множестве отдельных битв и сражений. Мы мыслим узко, локально, реагируем на сиюминутные ситуации, непосредственно сейчас происходящие события — а ведь это стратегия ограниченных и недальновидных. Все в жизни взаимосвязано; каждое событие не изолировано от других, а соприкасается, каждое имеет не только локальный, но и более широкий контекст. Этот контекст включает людей, не входящих в ваше непосредственное окружение, человеческое общество в целом, весь мир. Этот аспект включает политику, ибо любое действие, любой поступок в современном мире имеет политические истолкования; он касается и культуры, и средств массовой информации, того, в каком свете вы предстаете перед общественностью. Вам как серьезному стратегу необходимо расширять свой кругозор во всех направлениях — речь идет не только о дальновидности, позволяющей заглядывать в будущее, но и о способности лучше видеть мир вокруг себя, замечать больше, чем видит и замечает противник. Тогда ваши стратегии станут непостижимыми, разгадать их будет невозможно. Вы сможете обращать себе на пользу связь между событиями, влияние исхода сражений на дальнейший ход кампании, культурного события на события политические. Вы переведете войну в те области, о которых ваши противники и не думали, захватите их врасплох.

Война—это продолжение политики иными средствами.

— Карл фон Клаузевиц (1780–1831)

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Много тысяч лет назад люди отделились от мира животных, стали собственно людьми и с тех пор больше не оглядывались назад. Фигурально выражаясь, ключом к такому эволюционному успеху явилось умение мыслить: способность яснее и шире воспринимать окружающий мир. Защищаясь от хищника, животное полагается на свои инстинкты и чувства; оно не может увидеть то, что скрыто за углом или находится в другом конце леса. С другой стороны, мы, люди, научились рисовать в своем воображении карту целого леса, изучили повадки опасных животных, научились даже предвидеть те или иные природные явления, таким образом расширив свои представления о мире вокруг нас. Мы научились догадываться о грозящей опасности по косвенным признакам, прежде чем она возникала явно. Наш взгляд проникал все дальше и дальше в пространство и время, и именно это со временем привело людей к мировому господству.

В какой-то момент, однако, эволюция человека в этом направлении прекратилась, мы перестали развиваться как мыс- лящие существа. Несмотря на прогресс человечества, глубоко в каждом из нас до сих пор живет то самое животное, и эта наша животная часть способна иметь дело лишь с ограниченной частью действительности, той, которая касается его непосредственно, — она неспособна мыслить абстрактно и заглядывать дальше. Эта раздвоенность по-прежнему актуальна для человека: две стороны нашей личности, разумная и животная, постоянно враждуют между собой, попеременно берут верх, и, поверьте, это затрудняет почти любой наш поступок, любое действие. Мы рассуждаем, строим планы о том, как добиться желаемой цели, и вдруг в разгар событий начинаем нервничать, теряем самообладание и перестаем четко видеть цель. Мы хитрим и интригуем, чтобы заполучить то, о чем мечтаем, но при этом не остановимся ни на миг, чтобы подумать, а так ли уж нам это необходимо или какие последствия будет иметь наша победа. Расширение кругозора развивается благодаря способности мыслить, но очень часто заслоняется эмоциональным, порывистым животным внутри нас, более сильной стороной нашей двойственной натуры.

Ближе, чем мы с вами, к переходу человеческой расы от животных к мыслящим существам были древние греки. Они осознавали эту двойственность человека как трагедию, а источник этой трагедии видели в ограниченности восприятия. В классических трагедиях античности, таких как «Царь Эдип», главный герой может полагать, что ему известна истина, что он знает этот мир достаточно, чтобы совершать в нем определенные поступки, однако на самом деле его восприятие ограничено ослепляющими его эмоциями и страстями. Человеку открыта лишь небольшая часть общей перспективы жизни, поэтому он действует опрометчиво, причиняя страдания самому себе и окружающим. Когда Эдип понимает, наконец, собственную роль в постигших его несчастьях, он ослепляет себя — и это не что иное, как символ его трагической ограниченности. Он может видеть мир вокруг, но не способен заглянуть в самого себя.

Греки, однако, признавали за людьми потенциальную возможность достичь большего. Над миром смертных возвышалась гора Олимп, обиталище богов. Олимпийцам, небожителям, все дела смертных были видны как на ладони — они видели и прошлое, и настоящее, и будущее. С ними, богами, а не только с животными, у людей также имелись общие черты — каждый человек сочетал в себе и животные, и высшие, божественные свойства. Те же, кто был способен видеть дальше других, контролировать свою животную природу и, прежде чем что-то сделать, обдумать свои поступки, считались людьми особого, лучшего рода — и такими их делало как раз умение использовать силу своего рассудка, умственные способности, то есть то, что и отличает нас от животных. Греки говорили о человеческом хитроумии как об идеальном качестве, противопоставляя его человеческой глупости (ограниченности, узости восприятия). Олицетворением хитроумия можно считать Одиссея, героя, который всегда думал, прежде чем сделать. Однажды ему пришлось наведаться в Аид, землю мертвых — не потому ли он не забывал историю своих предков и давно минувшие события? Его вообще отличала любознательность, пытливость ума, а еще — способность трезво оценивать человеческие поступки (как свои собственные, так и других людей) и принимать в расчет их возможные последствия. Другими словами, он в какой-то степени обладал способностью заглядывать в будущее, и это умение роднило его с богами. Наделенный острым умом и практической сметкой, дальновидный и хитроумный Одиссей был персонажем эпических произведений Гомера, однако примеры личностей такого типа имеются и среди реальных исторических персонажей. К ним можно отнести, к примеру, политического и военного деятеля Фемистокла, а также Александра Македонского, достигшего — не без помощи Аристотеля — истинных высот благодаря сочетанию высокого интеллекта и деятельности.

Умный человек может казаться холодным, излишне рациональным, равнодушным к радостям жизни. Это не так. Подобно олимпийским богам, которые не чуждались удовольствий, такой человек видит мир в перспективе, он уравновешен и несколько отстранен, наделен способностью смеяться, которая приходит вместе с широтой мысли, сообщающей некую легкость всему, что он делает, — эти черты в совокупности соответствуют тому, что Ницше называл «аполлоническим началом». (Только тот, кто не способен видеть дальше собственного носа, воспринимает мир с унылой серьезностью.) Александр, великий стратег и человек действия, прославился, кроме того, своими веселыми пирами и празднествами. Одиссей любил приключения — едва ли кто-то мог сравниться с ним в опыте всевозможных наслаждений. Просто он был более рассудительным, более уравновешенным, в меньшей степени зависел от собственных переживаний и настроений, потому ему и удавалось не допускать в свою жизнь неразбериху и трагедию,

Этот тип человека — спокойный, уравновешенный, отстраненный, дальновидный — у греков получил название «хитроумный», а мы присвоим ему звание «большого стратега».

Все мы, каждый из нас, является в той или иной степени стратегом: мы, естественно, хотим управлять своей судьбой, вот и сражаемся за власть над собственной жизнью, сознательно или бессознательно стремясь добиться того, чего хотим. Другими словами, мы используем стратегии, но нередко они прямолинейны, примитивны и не упреждают события, а следуют за ними; часто они нелогичны и вообще возникают спонтанно, являясь нашей эмоциональной реакцией на происходящее. Нелишенные таланта, но средние стратеги могут оказаться способны на большее, но мало кто из них застрахован от ошибок. В случае успеха они заносятся или напрягаются сверх сил; неудача — а неудачи неизбежно случаются в жизни любого человека — легко выбивает их из колеи. Что же выделяет больших стратегов из общего ряда? Это способность глубже заглянуть как в самих себя, так и в окружающих, извлекать уроки из прошлого и иметь четкое и ясное ощущение будущего — разумеется, настолько, насколько его возможно прогнозировать. Они просто больше видят, и это позволяет им строить планы на порой очень значительные периоды времени — настолько значительные, что окружающие и не подозревают, что у них на уме. Такие люди смотрят в глубь проблемы, направляют удар на то, чтобы устранить ее причины, а не только внешние проявления, и в результате метко поражают цель. На пути вашего становления как большого стратега следуйте по стопам Одиссея, и вы вознесетесь до уровня богов. И дело тут не в том, что ваши стратегии станут какими-то особо хитрыми или запредельно умными. Вы проделываете нечто иное — это качественный скачок.

В нашем мире, где люди неспособны мыслить последовательно, где они постепенно утрачивают умение заглядывать вперед более чем на шаг, когда в них (в античном понимании) скорее проявлен животный компонент, практика долгосрочной стратегии неизбежно вознесет вас над остальными.

Чтобы стать большим стратегом, т. е. овладеть искусством разработки долгосрочной стратегии, не потребуется долгих лет обучения, а уж тем более полной трансформации вашей личности. От вас потребуется только одно: более эффективно использовать то, чем вы наделены, — свой ум, здравомыслие, умение рассуждать, свою дальновидность. Поскольку долгосрочная стратегия появилась и эволюционировала как способ решения военных проблем, это всецело военное понятие. И, знакомясь с тем, как происходило ее развитие, мы сможем понять, как применять ее в повседневной жизни.

На заре истории войн правители или полководцы, обладавшие стратегическим мышлением и способные на практике осуществлять свои хитроумные планы, достигали власти. Такой полководец мог выигрывать сражения, завоевать империю или, на худой конец, защитить свой собственный город или страну. Но на этом уровне стратегии влекли за собой определенные сложности. Более чем какой бы то ни было вид человеческой деятельности война вызывает бурные взрывы эмоций, пробуждая в людях животную природу. Замышляя войну, монарх должен был учитывать такие обстоятельства, как знание местности, соотносить собственные силы с силами неприятеля; успех дела всецело зависел от его умения понимать и трезво оценивать это. Однако нередко что-то мешало, будто бы замутняло его взгляд. Им овладевали сильные чувства, обуревали желания, противостоять которым он не мог. Охваченный жаждой победы, правитель недооценивал мощь неприятеля или переоценивал собственные силы. Когда персидский царь Ксеркс в 480 году до н. э. захватил Грецию, он полагал, что разработал безукоризненный стратегический план. Но слишком многое не было принято в расчет, и провал не заставил себя ждать.

Другие правители выигрывают сражение за сражением лишь для того, чтобы испытать опьянение победой; они не умеют вовремя остановиться, подогревая ненависть, непримиримость, недоверие и неутолимую жажду мести по отношению ко всем вокруг себя, они ведут войну одновременно на многих фронтах и в результате терпят полное поражение — таким было крушение ассирийской империи, столицу которой, Ниневию, навеки поглотили пески. В подобных случаях победы в битвах не несут ничего, кроме опасности и риска, затягивая завоевателя в разрушительный вихрь сменяющих друг друга атак и контратак.

Еще в далекой древности стратегам и историкам, от Суньцзы до Фукидида, была хорошо известна и понятна опасность подобных, грозящих самоуничтожением, циклов, и они стали задумываться над более рациональными методами ведения войны. Прежде всего необходимо было обдумать только что закончившееся сражение. Предположим, вы одержали победу, но что она вам принесет — улучшение или ухудшение положения? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обдумать последующие ходы и, рассуждая логически, просчитать последствия третьей и четвертой битвы, ведь все они связаны, словно звенья одной цепи. В результате складывается мысленная картина будущей кампании, в которой стратег ставит перед собой реальную, осуществимую цель и размечает путь к ее достижению на много ходов вперед. Отдельные сражения имеют значение лишь постольку, поскольку они делают возможным осуществление следующих этапов; армия может даже специально проиграть одну из промежуточных битв, если это поражение — часть долговременной стратегии, ведущей в конечном счете к победе. Только одна победа имеет значение — это окончательная победа в кампании, и все должно быть подчинено этой цели.

Такой тип стратегии дает качественное преимущество. Представьте себе гроссмейстера за шахматной доской — он не сосредоточивается лишь на ближайшем ходе, не переставляет фигуру, ориентируясь исключительно на то, какой ход только что сделал соперник. Он представляет развитие партии на много ходов вперед, т. е. заглядывает в будущее, разрабатывая стратегический план игры, и может на каком-то этапе пожертвовать пешками, чтобы позднее включить в игру более могущественные фигуры. Мысля категориями целой кампании, полководец придает стратегии новую, большую глубину. Он все больше и чаще обращается к карте.

Война этого уровня требует от стратега серьезных и глубоких размышлений, ему приходится продумывать все направления возможного развития событий, прежде чем начинать кампанию. Ему просто необходимо знать и понимать мир. Неприятель — всего лишь часть общей картины; стратегу нужно предусмотреть реакцию союзников и сопредельных государств — любой неверный шаг по отношению к ним может разрушить, погубить отлично задуманный план. Также необходимо представить себе мирное время после окончания войны. Нужно понять, на что способна армия, насколько она вынослива, и не требовать большего. Приходится быть реалистом. Ум стратега должен предусмотреть все и справиться со всеми сложностями предстоящей задачи, преодолеть все препятствия — и все это еще до того, как будет нанесен первый удар.

И все же стратегическое мышление такого уровня сулит бесчисленные преимущества. Отныне победа на поле битвы не может сбить полководца-стратега с толку, соблазнив его сделать необдуманный ход и тем самым обречь кампанию на провал, да и поражение не выбьет его из седла. Когда случается что-то непредвиденное — а непредвиденное всегда следует предвидеть на войне, — решение, спонтанно принимаемое большим стратегом, все же учитывает основные, общие цели кампании, маячащие где-то вдали, на горизонте. Подчиняя свои чувства стратегической мысли, он обретает силы и новые возможности для управления ходом кампании. Даже в пылу битвы он сохраняет видение перспективы. Такого вождя невозможно представить в плену разрушительных эмоций, которые в свое время погубили столько армий и государств.

Подобный принцип ведения кампаний сравнительно недавно окрестили долгосрочной, или Большой стратегией, но в различных формах он существовал с незапамятных времен. Этот принцип ясно прослеживается в завоевании Персии Александром, в Римской и Византийской империях, которые контролировали обширные территории с помощью немногочисленных армий, в военных кампаниях монголов, в том, как Елизавета I справилась с испанской Великой армадой, в блестяще задуманных операциях герцога Мальборо против Габсбургов. В Новой истории Северный Вьетнам вначале справился с французами, затем дал отпор Соединенным Штатам — в последнем случае вьетнамцы не выиграли ни одного крупного сражения, — и этот опыт является иллюстрацией превосходного, виртуозного применения стратегического искусства.

Военная история демонстрирует нам, что главное в долгосрочной стратегии — речь идет о том, что отличает ее от стратегии примитивной, доморощенной, — это умение обдумывать все заранее. Большие стратеги, прежде чем действовать, думают и планируют далеко вперед. Такое планирование — не просто плод сбора и анализа информации, оно основывается на умении смотреть на мир бесстрастно и невозмутимо, мыслить категориями кампании, делать обманчивые, вводящие в заблуждение или незаметные окружающим шаги и поступки, цель которых лишь со временем становится видимой для других. Этот способ планирования имеет в виду не просто перехитрить или сбить с толку врага — он наделяет стратега спокойствием, чувством перспективы, гибкостью, позволяющим мгновенно менять решения соответственно ситуации, в то же время не отклоняясь от окончательной цели, которую он держит в уме.

Долгосрочная стратегия характеризуется четырьмя основными принципами, которые выведены на основании наглядных исторических примеров, отсылающих к самым талантливым мастерам этого искусства. Чем в большей степени вы будете применять эти принципы к своим планам, тем лучше окажется результат.

Концентрируйся на основной цели, на собственной судьбе. Первый шаг к тому, чтобы стать настоящим стратегом, — шаг, который расставит все по своим местам, — это самое начало кампании. Начинать надо, ставя перед собой ясную и четкую, детально проработанную и осмысленную цель — цель содержательную, укорененную в реальности. Как часто нам представляется, что цель у нас есть и есть план по достижению цели. Но, как правило, мы лишь обманываем себя: у нас нет цели, а то, что мы за нее принимаем, — только желания. Чувства и эмоции вселяют в нас смутные желания: нам хочется известности, успеха, уверенности — чего-то значительного, но неопределенного, абстрактного. Эта неопределенность с самого начала расшатывает планы, которые мы строим, делает их хаотичными и сумбурными. Больших, настоящих стратегов отличает — но это вполне под силу и вам тоже — наличие определенных, подробных, пошаговых планов. Возвращайтесь к ним ежедневно, размышляйте не только о том, как достичь своих целей, но и о том, что будет, когда вы их достигнете. Специфический закон человеческой психологии гласит, что, отчетливо и ясно представляя себе цель, можно добиться ее реализации.

Для Наполеона всегда было чрезвычайно важно иметь четкую и определенную цель. Он мысленно видел ее в мельчайших деталях — в начале кампании уже представлял себе все до последнего сражения. Изучая карты вместе со своими советниками, он, случалось, провидчески указывал пункт, в котором кампания будет окончена, где будет происходить последняя битва. Это могло показаться чудачеством или гаданием на кофейной гуще, и не только на том основании, что на войне возможны неожиданные повороты, но и потому даже, что географические карты в эпоху Наполеона были довольно ненадежны. И все же снова и снова его предсказания сбывались. Не менее ясно он представлял себе и то, что будет происходить по окончании кампании: подписание мирного договора, его условия, даже то, как будет выглядеть и вести себя русский царь или австрийский император и как достижение этой конкретной цели повлияет на ситуацию в следующей кампании.

С юных лет Линдон Б. Джонсон, несмотря на то, что он не получил хорошего образования, был исполнен уверенности, что в один прекрасный день станет президентом. Со временем эта мечта превратилась в настоящую одержимость: он ясно, до мельчайших подробностей представлял себя в роли президента ведущей мировой державы. В 1957 году Джонсон, к тому времени техасский сенатор, поддержал законопроект о гражданских правах негров. Это повредило его репутации в Техасе, но возвысило в глазах нации: сенатор из южного штата явно рисковал своим местом, буквально лез в петлю. То, как проголосовал Джонсон, привлекло внимание Джона Кеннеди, и во время избирательной кампании 1960 года он выдвинул техасского сенатора на пост вице-президента — это событие, безусловно, оказалось первым шагом к последующему правлению Джонсона.

Четкие отдаленные цели позволяют определить направление всех ваших действий и поступков, как масштабных, так и маленьких, незначительных. Это облегчает принятие важных решений. Если впереди вдруг замаячит какой-то непредвиденный, сверкающий соблазн, вам будет понятно, как и зачем ему противостоять. Вы без труда определите, когда необходимо пожертвовать пешкой, даже уступить победу в сражении, если это послужит достижению конечной цели. Вы полностью сосредоточены на том, чтобы выиграть кампанию, ничто иное не имеет для вас значения.

Ваши цели должны основываться на реальности и быть крепко с ней связаны. Если они для вас недостижимы, если вам просто не по силам добиться того, о чем мечтаете, это приведет к жестокому разочарованию, причем есть опасность, что разочарование это перерастет в пораженчество. С другой стороны, трудно сохранить интерес к осуществлению задуманного, если цели недостает глубины и масштабности, даже величия. Не стесняйтесь собственной решимости и напора. В широком смысле вы трудитесь над исполнением того, что Александр Македонский ощущал как свое божественное предназначение, а Фридрих Ницше называл делом жизни — над тем, к чему, кажется, вас подводит все, что вы знаете и умеете, ваши природные склонности, способности, таланты. Если вам посчастливится и вы сумеете определить свое жизненное предназначение, это будет вдохновлять вас и вести по жизни.

Суть, природа избранной вами цели чрезвычайно важна: некоторые задачи, если вдуматься, со временем могут принести не пользу, а вред. Цель долгосрочной стратегии в истинном ее смысле — построить крепкое основание для будущего роста, упрочить свои позиции, набраться сил. Когда израильтяне во время Шестидневной войны 1967 года захватили пустыню Синай, казалось, что это разумный шаг, позволяющий создать своего рода буферную зону, отделяющую Израиль от Египта, На самом деле это означало расширение территории, которую необходимо было патрулировать и держать под контролем, в результате это породило стойкую враждебность со стороны египтян. К тому же Синай не был надежно защищен от внезапного нападения, которое и было осуществлено в 1973 году во время так называемой войны Йом-Киппура. Очевидно, возможность завладеть пустыней казалась соблазнительной, на деле же это привело к серьезным неприятностям, отнюдь не способствовало укреплению безопасности, а стало быть, в терминах долгосрочной стратегии явилось грубой ошибкой. Слов нет, порой нелегко бывает понять, какими будут отдаленные результаты достижения намеченной цели, но чем более серьезно, вдумчиво и реалистично вы подойдете к изучению возможных вариантов, тем меньше вероятность ошибки в расчетах.

Расширяй кругозор. Долгосрочный стратегический план во многом зависит от способности видеть перспективу, умения заглядывать дальше, чем неприятель, как во времени, так и пространстве. Ясновидение несвойственно человеку, не присуще нам от природы: мы живем в настоящем, в нем коренится наше сознание, к тому же наш субъективный опыт и желания сужают рамки восприятия — они образуют стены своего рода тюрьмы, в которую мы заключены. Ваша стратегическая задача состоит в том, чтобы заставить себя сломать эти стены, расширить поле зрения, зорче охватить взглядом окружающий мир. Научитесь трезво осмысливать его, не принимая желаемое за действительное, оценивая обстоятельства и факты по тому, что они собой реально представляют или какую роль могут сыграть в будущем, а не по тому, какими вам хотелось бы их видеть. У каждого события есть своя причина, все взаимосвязано и соединено в причинно-следственную цепочку, приводящую к тому, что они, эти события, происходят. Вам необходимо помнить об этом и глубже исследовать реальность, а не ограничиваться скольжением по поверхности. Чем ближе вы окажетесь к объективности, тем совершеннее будет ваша стратегия и тем проще путь к достижению цели.

Первый шаг в этом направлении вы сумеете сделать, если будете стараться смотреть на ситуацию глазами других людей — включая, конечно же, своих противников, — прежде чем ввязаться в войну. Наши собственные культурные предрассудки, предубежденность, предвзятость мешают воспринимать окружающий мир объективно. Умение и необходимость смотреть на него глазами других людей — совсем не вопрос политкорректности, мягкотелости или не совсем понятной щепетильности. Это нужно и полезно вам, это вам на руку, поскольку позволяет увеличить эффективность замыслов и стратегических разработок. Во время американской войны во Вьетнаме северовьетнамские стратеги серьезнейшим образом изучали культурную ситуацию в США. Объектом их пристального внимания были настроения в обществе, колебания общественного мнения, они старались понять, как устроена политическая система этой страны, какое влияние оказывает на людей телевидение. Американские же стратеги, с другой стороны, обнаружили постыдно поверхностное, минимальное понимание чужеродной для них культуры Вьетнама — будь то Южного, где американцев поддерживали, или Северного, который пытался оказывать сопротивление. Ослепленные собственным стремлением во что бы то ни стало остановить распространение коммунизма, они не приняли в расчет куда более серьезные и глубинные воздействия, которые культура и религия жителей Северного Вьетнама оказывала на их собственные способы ведения войны. Результатом этого серьезнейшего стратегического просчета явился памятный всем сокрушительный и позорный провал.

Истинный стратег, словно чувствительная антенна, настроен на изучение политической подоплеки любой ситуации. Политика — искусство продвижения и отстаивания собственных интересов. Вам может казаться, что политикой занимаются по большей части партии и фракции, но на самом деле каждый из нас, помимо прочего, является политическим существом, стремящимся отстоять или обезопасить свои позиции. Ваше поведение с окружающими — любой поступок— всегда имеет свои политические последствия, поскольку люди анализируют его, прикидывая, какими могут быть последствия уже для них, — повредит это им или поможет. Не имеет смысла побеждать в сражении ценой разрыва с потенциальными союзниками или, еще того хуже, обзавестись в результате новыми врагами.

Принимая это в расчет, вы должны строить свой долгосрочный стратегический план с тем прицелом, чтобы в результате получить поддержку окружающих — создать и укрепить основание. Во время гражданской войны в Риме 49 года до н. э. Юлию Цезарю пришлось противостоять Помпею, полководцу с немалым опытом. Цезарь сумел добиться преимущества благодаря тому, что, планируя свои ходы, он постоянно внимательно следил за общественным мнением, за реакцией на происходящее. Ему недоставало поддержки в сенате, но это искупалось одобрением со стороны римлян. Цезарь был великолепным политиком благодаря изумительному чутью и способности глубоко, на интуитивном уровне, ощущать умонастроения в народе, улавливать их малейшие колебания. Ему были понятны чаяния людей, людской эгоизм, и свои стратегии он строил с учетом этого. Быть политиком в этом контексте означает понимать людей — смотреть на мир их глазами.

Обрубай корни. В мире, где правят видимость и внешние впечатления, трудно, порой почти невозможно бывает определить реальный источник проблемы, установить первопричину ее возникновения. Чтобы выработать долгосрочный стратегический план борьбы с неприятелем, вам необходимо знать, что именно движет им (или ею) или в чем источник их силы. Многие и многие войны и сражения безнадежно затягиваются из-за того, что ни та, ни другая сторона не могут определить, как нанести решающий удар, чтобы «срубить» противника под корень. Серьезному стратегу необходимо быть не только дальновидным, но и проницательным, не только видеть и понимать, что происходит вокруг, но и понимать, что стоит за этим. Думайте, напряженно размышляйте, докапывайтесь до глубины, не принимайте видимость за реальность. Обнажите корни проблемы, и тогда вы сумеете их устранить, обрубить и добиться полного и бесповоротного окончания войны или разрешения проблемы.

Когда карфагенский полководец Ганнибал Барка захватил Италию в 218 году до н. э., многие римские военачальники прилагали все усилия, но не могли с ним справиться. Один из римских полководцев, получивший впоследствии имя Сципион Африканский, взглянул на ситуацию по-другому: проблема заключалась не в самом Ганнибале, не в его прочных позициях в Испании и даже не в возможности получать все необходимое по морю из Карфагена. Проблемой был сам Карфаген — страна, где Рим ненавидели, рассматривая как своего злейшего и непримиримого врага. Вместо того чтобы пытаться справиться с Ганнибалом, этим блестящим воином, в самой Италии, Сципион напал на Карфаген, вследствие чего Ганнибал был вынужден оставить Италию и броситься на защиту своего отечества. Впрочем, атака была не просто уловкой, чтобы выманить из Италии Ганнибала, — вторжение было настоящим, Карфаген был атакован многочисленной римской армией. Стратегический план Сципиона сработал наилучшим образом:

римский полководец не только победил Ганнибала в бою, но и разрушил Карфаген, устранив соперника, постоянно угрожавшего спокойствию Рима.

Часть долгосрочной стратегии, связанная с устранением причин, представляет собой умение увидеть опасности на самой ранней стадии возникновения, рассмотреть их ростки и выкорчевать, прежде чем те вырастут настолько, что справиться будет невозможно. Большой стратег понимает, насколько важно действовать своевременно.

На пути к цели выбирай обходные пути. Величайшая опасность, с которой вы можете встретиться в стратегическом искусстве, это утрата инициативы, когда человек вынужден раз за разом отбиваться, отвечать на то, что делает его противник. Этого, разумеется, можно избежать, если планировать свою операцию заранее, но важно к тому же планировать искусно и тонко — здесь потребуется умение идти обходным путем, чтобы перехитрить соперника. Не дайте неприятелю понять, что вы задумали, и на вашей стороне окажется огромный перевес.

Итак, пусть ваш первый шаг будет не более чем маневром, цель которого — увидеть реакцию противника и получить возможность судить по ней о его намерениях. Нанесите противнику прямой удар, и он отреагирует соответственно, займет оборонительную позицию, позволяющую ему отразить следующую атаку; а вот если он не сумеет определить направление вашего удара либо определит его неверно, если своими действиями вам удастся запутать его, вот тогда враг беспомощен, ослеплен. Самое главное — владеть собой и эмоциями, не выдавать своих намерений, планировать свои действия на несколько ходов вперед, стараясь держать перед мысленным взором все игровое поле.

Кинорежиссер Альфред Хичкок сделал эту стратегию своим жизненным принципом. Всякий раз, замыслив фильм, он обдумывал все в деталях, спокойно просчитывал и неторопливо, шаг за шагом, двигался к осуществлению своего плана. Целью Хичкока было снять такой фильм, который полностью соответствовал бы его и только его внутреннему видению, чтобы ни актеры, ни продюсеры, никто иной не повлияли бы на осуществление его замысла, не исказили первоначальную авторскую идею. Хичкок добился того, что, контролируя каждую деталь во время съемок, практически исключил для кого бы то ни было возможность помешать ему. Если продюсер, считая, что имеет на это право, пытался внести какие-то изменения прямо на съемочной площадке, Хичкок не спорил и начинал снимать — вот только камера не была заряжена пленкой. Он делал вид, что снимает те кадры, на которых настаивал продюсер. Он позволял продюсеру чувствовать свою власть, но так, что это не влияло на конечный результат. Так же Хичкок поступал и с актерами: он не говорил им прямо, что следует делать, вместо этого он старался, чтобы актеры проникались нужными для эпизода чувствами — страхом, гневом, радостью, — а достигал он этого тем, как обращался с ними перед съемкой. Каждый последующий этап его кампании логично вытекал из предыдущего, все стыки между ними были идеально подогнаны.

Работая на уровне не отдельного боя, а кампании в целом, нужно помнить о том, насколько важен первый шаг. Этот шаг должен быть смягченным, незаметным, чтобы разгадать ваши намерения было как можно труднее. Японская бомбардировка американской базы Пёрл-Харбор во время Второй мировой войны явилась полнейшей неожиданностью, но как первый шаг в начале кампании это нападение было провальным. Японцы слишком быстро и явно продемонстрировали свои намерения — вызвав бурю негодования и всколыхнув американское общественное мнение, они добились того, что американцы преисполнились решимости вести войну до последней капли крови, и это при том, что в военном отношении США намного превосходили тогда Японию. При любых обстоятельствах первому шагу в кампании нужно уделять особое внимание. От него зависят ритм и скорость будущей кампании, отношение противника, он задает направление вашего дальнейшего движения — желательно, конечно, чтобы оно было выбрано верно.

Прусский теоретик войны Карл фон Клаузевиц очень точно заметил, что война — это продолжение политики другими средствами. Он имел в виду, что у каждой нации имеются свои цели — безопасность, преуспевание, благоденствие, — которые в обычных условиях достигаются средствами политики, но если другая нация либо внутренний враг мешают их осуществлению, естественным следствием этого вмешательства становится война. Целью войны никогда не бывает победа на поле сражения или просто захват территории; ее ведут ради достижения политических целей, которых невозможно добиться иными способами, чем применяя насилие.

Когда война проиграна, во всем обычно винят военных, армию. Иногда мы все же добираемся и до политиков, которые, собственно, объявляли войну. Во время и после окончания войны во Вьетнаме в провале прямо обвиняли правительство США, оказавшееся бессильным в этой ситуации. Куда чаще, однако, последующий разбор касается действий военных — мы анализируем ход сражений, корпим над картами, критикуем решения командующих. И конечно же, именно военные — непосредственные участники кампании, но всетаки реальная проблема заключается не в них, а в долгосрочном стратегическом плане. Следуя логике фон Клаузевица, проигрыш в войне есть провал политики. Значит, цели войны и политика, которая ею движет, оказались оторванными от реальности, средства — негодными, а политики недальновидными, упустившими какие-то факторы.

Эта мысль должна стать философией стратега. Если гдето что-то не удается, людям свойственно искать виноватых. Но пусть подобными глупостями занимаются другие, те, кто не видит дальше собственного носа. Вы видите все в другом свете. Если случается неудача — в бизнесе, в политике, в жизни, — ищите ее причину в изначальной установке, которая привела к провалу. Общее направление было выбрано неверно.

Это означает, что мы сами в значительной степени — виновники собственных неудач. Если бы мы были более осторожными, мудрыми и дальновидными политиками, опасности удалось бы избежать. Поэтому, если что-то идет не так, загляните в себя — не эмоционально, не для того, чтобы бить себя в грудь, винить во всем или потакать чувству вины, но чтобы быть уверенным, что следующую кампанию вы начнете с более твердого шага и с большей дальновидностью.

Образ.

Вершина горы. Там внизу, на поле брани, все в дыму, ничего не понятно. Трудно порой разобраться, где свой, а где враг, трудно понять, кто побеждает, а уж тем более догадаться о следующем ходе неприятеля. Полководцу нужно подняться над схваткой, забраться повыше, на вершину горы, откуда все видно яснее и четче. С горы открывается широкий обзор, и полководец может видеть не только поле битвы, но и происходящее за его пределами — приближение резервных полков, лагерь неприятеля, то, в каком направлении будет разворачиваться сражение. Только находясь на высоте, полководец может направлять ход войны.

Авторитетное мнение:

Обычная ошибка — когда, начиная войну, подходят к делу не с того конца, сначала действуют и лишь потом, после поражения, обсуждают его причины.

— Фукидид (между 460 и 455 —ок. 400 до н. э.)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Долгосрочная стратегия чревата двумя опасностями. Их, безусловно, следует учитывать и сражаться с ними. Во-первых, принесенный ею успех может возыметь эффект, к какому вообще приводят легкие победы: опьянение триумфом, головокружение, из-за которого легко утратить ощущение реальности и соразмерности, а от этого ощущения, собственно, зависит все ваше будущее. Даже такие величайшие, непревзойденные стратеги, как Юлий Цезарь и Наполеон, в конце концов пали жертвой именно этой ошибки: потеряв чувство реальности, они поверили в безошибочность своей интуиции. Чем величественнее победа, тем больше опасность. Становясь старше, готовясь к очередной кампании, вы должны останавливаться, обдумывать все серьезнее, чем прежде. Не позволяйте эмоциям захлестывать и сохраняйте чувство реальности.

Во-вторых, сосредоточенность и отстраненность, необходимые при разработке долгосрочной стратегии, могут развиться до такого уровня, что вам будет сложно перейти к действию. Познав мир досконально, понимая его до тонкостей, вы видите слишком много возможностей. Для некоторых это повод остановиться в нерешительности, подобно Гамлету. Не важно, как далеко вы продвинулись, животная составляющая нашей природы по-прежнему живет внутри вас, она воодушевляет вас, вдохновляет на борьбу. Без жажды битвы, без той неистовой силы, которой она наполняет нас, невозможно иметь дело с опасностью.

Хитроумные Одиссеи одинаково уютно чувствуют себя по обе стороны своей натуры. Они великолепно строят планы на будущее, способны заглядывать вперед и видеть далеко вокруг, но, когда приходит время решительных действий, они делают ход. Умение контролировать свои эмоции не означает их полное подавление — речь скорее идет о способности использовать их себе на пользу.

Стратегия 13 УЗНАЙ СВОЕГО НЕПРИЯТЕЛЯ: СТРАТЕГИЯ РАЗВЕДКИ

Важно осознавать, что объект ваших стратегических планов — не столько армия, с которой предстоит воевать, сколько человек (мужчина или женщина), ее возглавляющий. Если вы сумеете разгадать, что у него на уме, то получите в свое распоряжение некий ключик, позволяющий управлять этим человеком. Итак, ваша следующая задача — овладевать искусством «читать» людей, замечать и истолковывать те знаки, которые они вам подают, сами того не замечая, невольно открывая свои глубинные замыслы и намерения. Доброжелательный и приветливый вид позволит вам сойтись с ними поближе, чтобы добывать необходимые сведения. Будьте начеку, чтобы случайно не приоткрыть противникам свой собственный внутренний мир; попытайтесь перенять их образ мыслей. Если вам удастся выявить психологические уязвимые места своих соперников, это знание поможет вывести их из равновесия.

ОТРАЖЕННЫЙ ВРАГ В июне 1838 года лорд Окленд, британский генерал-губернатор Индии, собрал чиновников высшего ранга, чтобы обсудить с ними проект вторжения в Афганистан. Окленда, как и других британских дипломатов, все больше беспокоило возрастающее влияние России в этом регионе. Русские уже заключили дружественный союз с Персией; теперь они пытались добиться того же в отношениях с Афганистаном. Если эти их усилия увенчаются успехом, британцы в Индии будут открыты для возможных нападений со стороны России. Вместо того чтобы пытаться переиграть русских и добиться заключения союза с афганским лидером эмиром Достом Мухаммедом, Окленд предложил решение, которое представлялось ему более надежным: захватить Афганистан и свергнуть эмира. На место правителя он предлагал шаха Шуджу уль-Мулька, ранее правившего страной, но свергнутого и изгнанного из Афганистана за двадцать пять лет до описываемых событий. При таком варианте шах считал бы себя обязанным англичанам.

В числе чиновников, слушавших в тот день доклад Окленда, был и Уильям Хей Макнатен, сорокапятилетний главный секретарь правительства Калькутты. Макнатену вторжение казалось блестящим планом: дружественный Афганистан защищал бы интересы Британии в регионе и даже способствовал распространению британского влияния. К тому же план казался абсолютно надежным. Британской армии не составит ни малейшего труда уничтожение афганцев, находящихся на примитивном родоплеменном уровне развития. Все будет обставлено как освободительная операция, избавляющая афганцев от русской тирании и несущая стране, кроме облагораживающего влияния Британии, реальную помощь. Как только Шуджа уль-Мульк окажется на престоле, армия покинет страну, так что британское влияние на исполненного благодарности шаха будет хотя и значительным, однако совсем незаметным, невидимым для афганцев. Когда начались высказывания по поводу проекта, Макнатен бурно выразил поддержку. Его энтузиазм был столь велик, что лорд Окленд не только укрепился в своем намерении, но и объявил о назначении Макнатена дипломатическим представителем в Кабуле, афганской столице, — послом Ее Величества, а это высший дипломатический ранг Британии в Афганистане.

Почти не встретив сопротивления на своем пути, в августе 1839 года британская армия вошла в Кабул. Дост Мухаммед бежал в горы, а шах вновь вступил в свой город. На взгляд местных жителей, это выглядело странно: Шуджа уль-Мульк, которого уже мало кто помнил, выглядел жалким и постаревшим, к тому же было заметно, что он демонстрирует покорность Макнатену, который въехал в город в нарядном мундире, в шляпе, украшенной страусовыми перьями. Зачем явились сюда эти люди? Чего от них ждать?

После того как шах был возвращен к власти, Макнатен вынужден был пересмотреть свою оценку сложившейся ситуации. Он получал доклады, в которых сообщалось, что Дост Мухаммед собирает армию в горах на севере страны. Тем временем на юге Афганистана у британских солдат не складывались отношения с местными племенами — они мародерствовали, тем восстанавливая против себя вождей. Теперь эти вожди сеяли смуту. Было очевидно к тому же, что шах непопулярен у своих бывших подданных — непопулярен настолько, что Макнатен не мог оставить его без защиты, опасаясь, что в противном случае британские интересы в стране пострадают. Неохотно, скрепя сердце, Макнатен все же распорядился оставить большую часть британских войск в Афганистане до полной стабилизации обстановки.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Ваше превосходительство!Наши страны давно и плодотворно сотрудничают в области нераспространения ст...
«Ноздри уловили аромат свежезажаренных гренок, козьего сыра и крепкого кофе. Из ванной донесся подче...
«Клумба у старого кирпичного дома была оцеплена. Андрей включил камеру и с независимым видом просуну...
Крюков перевел взгляд на меня, помедлил секунду и, согласно букве инструкции о действиях при нападен...
В небольших по объему, ограниченных по времени и месту действия рассказах Михаила Лифшица «прячутся»...
«В разгар лета разморенная земля тяжело дышит. Горячие автострады тянутся по ней, как высунутые от ж...