Покаяние Пронин Виктор
ТОЛЬ. По словам Женевьев, ты хочешь рассказать ей о каких-то семнадцати ошибках наших либеральных реформ.
КОЧУБЕЙ. Не совсем так. Почти, но не совсем. Я хочу рассказать о 27 ошибках либеральных реформаторов. Со мной во главе. О моих ошибках, Боренька. О моих собственных ошибках.
ТОЛЬ. Твои ошибки – это наши ошибки. Игорь.
КОЧУБЕЙ. Хорошо. Пусть так. Я буду говорить об этих ошибках, как о своих.
ТОЛЬ. А ты мне можешь сказать, зачем вообще все это нужно, Игорь? Во-первых…
КОЧУБЕЙ. Во-первых, у нас ошибок не бывает? Я все-таки изучил тебя, Боренька. За столько лет изучил. Экономику не изучил, Россию не изучил, а тебя – да.
ТОЛЬ. Во-первых, я не знаю, черт возьми, бывают ли у нас ошибки. Может, когда по-японски говорим, и бывают. Но в те годы серьезных ошибок у нас не было. А если какие-то и были, то они – ничто по сравнению с результатами. С достижениями. Мы создали русскую свободу, Игорь, пойми! Мы сделали так, что коммунизм снова стал невозможен. Снова.
КОЧУБЕЙ. Ты думаешь?
ТОЛЬ. Я не думаю, я знаю. А во-вторых, ты же понимаешь, какой ущерб все это нанесет.
КОЧУБЕЙ. Какой ущерб?
ТОЛЬ. Когда о мифических наших ошибках пишут всякие маргинальные мудаки типа Белковского, это никому не интересно. Никто не обращает внимания. Обычное бормотание себе под нос. Но если б ошибках скажешь ты… Ты хоть представляешь себе, как они поднимут голову?
КОЧУБЕЙ. Кто поднимет?
ТОЛЬ. Они все. Кагэбэшники, коммунисты. Начнутся репрессии против либералов. Нет – против всех свободных людей. Против каждого, кто ощущает себя свободным. Кто покупает чёрную икру, не посоветовавшись с женой, и ездит отдыхать в Турцию. Ты же великий пророк либерализма, Игорь! Неужели ты не видишь, что они сделают со всеми нами, если мы начнем говорить о наших ошибках! Ты думаешь, это благородно?! А о крови, которой будет оплачено такое благородство, ты не думаешь?!.
КОЧУБЕЙ. Не кипятись, Боренька. По-твоему, коммунисты и кагэбэшники еще существуют?
ТОЛЬ. Их две трети страны, Игорь! Нет, их три четверти. Четыре пятых! Семь восьмых! Они только и ждут, чтобы мы оступились. И если сам Кочубей, сам Игорь Тамерланович, бесстрашный лидер реформ, начнет говорить об ошибках – они выползут из своей берлоги. Что мы будем делать тогда?
КОЧУБЕЙ. Они что, все сидят в одной берлоге?
ТОЛЬ. Ты знаешь. Я всегда ценил твой юмор, но я терпеть не могу твою иронию. Извини за резкость. У тебя нет иронического таланта.
КОЧУБЕЙ. Да, у пророков по части иронии всегда было не очень. Это мне отец Гавриил рассказал.
ТОЛЬ. Это он подбивает тебя признать 27 ошибок?
КОЧУБЕЙ. Нет, это я его подбиваю.
ТОЛЬ. Понятно.
КОЧУБЕЙ. И в Жирафьей Канавке мы ничего не пьем. Будь уверен, Боренька. Святой отец вообще не пьет.
ТОЛЬ. Еще не хватало, чтобы он курил марихуану. И чтобы ты вместе с ним. И кто-то заснял это на камеру. Да, забыл тебя спросить: почему 27 ошибок? С чего двадцать семь-то?
КОЧУБЕЙ. По числу тысяч рублей.
ТОЛЬ. Каких еще тысяч рублей?
Пауза.
КОЧУБЕЙ. Разве Пол не оставил этого?
ТОЛЬ. Что-что? Ты стал говорить как-то непонятно, Игорь. Может, тебе пока перебраться в Москву, на Малый Потемкинский? По крайней мере, до Америки.
КОЧУБЕЙ. Какой Америки? Почему Америки?
ТОЛЬ. Как до какой Америки? 12 января ты вылетаешь в Нью-Йорк. 15-го Гарри Поттер, бывший председатель Федеральной резервной системы, дает в твою честь прием в «Уолдорф-Астории». Тебе, я надеюсь, передали график.
КОЧУБЕЙ. Я не поеду в Америку, Боренька.
ТОЛЬ. Как?
КОЧУБЕЙ. Я не знаю, передали ли мне график. Но у меня запланировано очень важно дело на это время. Я должен быть на Валааме, с монахами.
ТОЛЬ. Ты знаешь, мне кто-то намекал что-то про монахов. Но я, по правде сказать, думал, что это утка. Что ты не можешь всерьез говорить о Валааме. Тебя что, не устраивают условия поездки в Америку? Ты хочешь об этом поговорить?
КОЧУБЕЙ. Боренька, условия меня устраивают. Меня не устраивает сама поездка. Я должен быть на Валааме. А Гарри Поттер может устроить прием в честь кого-то другого. Не так ли? Например, в честь тебя. И самолёт к тому же твой. Зачем же тебе сажать в самолёт кого-то другого? Сел – и полетел. К тому – они уже забыли, как я выгляжу. Многие подумают, что ты – это я и есть.
Дневные часы.
ТОЛЬ. Я не понимаю, Игорь. Ты на что-то обижен. Мы обидели тебя? Ты обижен на Кремль? Почему ты так себя ведешь, я не могу понять?! Американцы ждут тебя. Ажиотаж бешеный. Настоящий бум. Я всех просил способствовать этой поездке. МИД стоит на ушах. Посольство полирует галифе. Уже красные дорожки стирают. А ты мне несешь какую-то ересь про Валаам. Я не верю в Валаам, Игорь. Здесь что-то другое. Ты всегда был здравомыслящим человеком. Ты не можешь уважать этого оборванца Сирина с его бреднями. Ты просто за что-то крепко обиделся на нас. На нашу команду. И, как человек деликатный, боишься сказать открытым текстом.
КОЧУБЕЙ. Как же я могу бояться? Я же бесстрашный реформатор, как вы все утверждаете.
ТОЛЬ. Прости, прости. Я неправильно сказал. Не «боишься». Это не так. Ты просто не хочешь делать нам больно. И потому устраиваешь такой театр, с позволения сказать. Чтобы мы все поняли, а ты нам как бы ничего и не сказал. Игорь! Давай мы признаем одну ошибку. Ошибку перед тобой. Мы сделаем все, как ты хочешь. И ты вернешься в нормальную жизнь. Не надо ни попов, ни водки, ни 27 ошибок. Ни Валаама. Я тебя очень прошу. От имени всех. Тебя же все любят.
КОЧУБЕЙ. Профессор Дедушкин мне прислал социологический опрос. Там сказано, что 67 % россиян меня вовсе даже не любят.
ТОЛЬ. О, Господи! То есть я хотел сказать: чёрт побери профессора с его опросами! Нашел что присылать. Лучше бы прислал букет роз твоей жене. А 33 %, которые любят – они что, Игорь, на дороге валяются?
КОЧУБЕЙ. Нет. На дорогах валяются совсем другие люди. Вот я намедни шёл мимо Курского вокзала.
ТОЛЬ. Где ты шёл?!
КОЧУБЕЙ. У Курского вокзала. Навстречу – два бомжа. Еле-еле на ногах стоят. Но говорят – громко. И один – другому: шо ты, мол, трендишь, шо воровать не умеешь. Научишься! Я вот водку раньше пить не умел – так научился!
ТОЛЬ. Прости, позволь тебя спросить: а что ты делал на Курском вокзале? Как ты там вообще оказался?!
КОЧУБЕЙ. Пошёл погулять. После встречи с Женевьев. Я ж тебе говорил, что встреча была не на Патриарших.
ТОЛЬ. Я надеюсь, ты с охраной пошёл? Но у тебя всего два охранника, этого слишком мало для Курского вокзала!
КОЧУБЕЙ. Я сбежал от охранников. Обманул их и сбежал. Скрылся.
ТОЛЬ. А вот уже совсем не смешно, Игорь. Извини, это хуже Валаама. Ты понимаешь, какому риску себя подвергаешь? А если бы бомжи набросились на тебя? А если…
КОЧУБЕЙ. Бомжи были слишком пьяны. Им хотелось украсть денег на водку. А не нападать на незапамятного премьер-министра России.
ТОЛЬ. Боюсь, дело принимает серьезный оборот.
КОЧУБЕЙ. Ничего страшного. Все идет в порядке вещей. Как и должно быть. Теперь боишься ты, а не я?
ГОЛОС НЕВИДИМОГО СУЩЕСТВА. Игорь Тамерланыч, вам чайку подать?
КОЧУБЕЙ. Подайте воды, Светочка. Минеральной без газа. Борис Алексеичу и мне.
Пауза.
Или наоборот. Мне и Борис Алексеичу.
Темнота.
Или тьма – как оно получается.
XIX
Кочубей, Толь.
ТОЛЬ. Ты знаешь, Игорь, я тут недавно разговаривал с Патриархом.
КОЧУБЕЙ. Да? Каким образом?
ТОЛЬ. Встретил его на корпоративе в «Газпроме». Очень неплохо поговорили. Конструктивный человек. Так вот. Он сказал мне, что Федоту Сирину ни в коем случае нельзя верить.
КОЧУБЕЙ. Какому Федоту?
ТОЛЬ. Сирину. Отцу Гавриилу твоему. Он в обычной жизни – Федот. Так его родители назвали. В миру, или как там это называется. Патриарх сказал мне, что у Сирина полно завиральных идей, и его часто приходится останавливать. Одёргивать даже приходится, сказал он.
КОЧУБЕЙ. Ты упоминал меня?
ТОЛЬ. Нет, но…
КОЧУБЕЙ. Ты упоминал меня. Иначе как ты вышел на разговор про отца Гавриила?
ТОЛЬ. А я и не выходил вовсе. Патриарх первый начал.
КОЧУБЕЙ. Как такое могло случиться?
ТОЛЬ. Он подошел ко мне и попросил провести семинар по вопросам вечной жизни. В Свято-Даниловом монастыре. Для региональных миссионеров. А потом возьми да скажи: вокруг вас увивается такой священник Сирин, так вы держитесь от него подальше. Пожалуйста. Они, Игорь, думают, ни лишить ли его звания священника. А тут ты еще…
КОЧУБЕЙ. Они – это кто?
ТОЛЬ. Они – это Патриархия, Игорь.
КОЧУБЕЙ. Они никогда не внушали мне доверия.
ТОЛЬ. Тише, тише! Нас услышат!
КОЧУБЕЙ. Кто?
ТОЛЬ. Все.
КОЧУБЕЙ. Все – это не страшно. А Патриарх – это новый, который…
ТОЛЬ. Который.
КОЧУБЕЙ. Сомнительный тип.
ТОЛЬ. Тише же! Я тебя прошу.
КОЧУБЕЙ. Когда я был вице-премьером, он пришел ко мне. Тогда, он, кажется, работал митрополитом по коммерческим связям. Хотел подписать бумажку, чтобы снять пошлины на импорт коньяка Hennessy. Для причастия. Вроде на Тайной Вечере пили Hennessy. Новейшие разыскания. И потому в причастии надо подавать коньяк, а не вино. Он еще так липко суетился глазами.
ТОЛЬ. Ты подписал?
КОЧУБЕЙ. Нет, конечно. Попросил оставить на рассмотрение.
ТОЛЬ. И чем кончилось?
КОЧУБЕЙ. Ельцин позвонил – я подписал.
ТОЛЬ. Ну – вот видишь.
КОЧУБЕЙ. Нет, Боря, не вижу. Ничего почти уже не вижу. Одни большие сумерки кругом.
ТОЛЬ. Игорь, дорогой! Скажи, в чем мы виноваты перед тобой, и давай исправим эту ошибку? Хочешь, мы раскассируем наш совместный оффшор на Бермудах и выдадим тебе живыми наличными твою долю. Там уже набежали сто сорок восемь…
КОЧУБЕЙ. Не надо, не надо. Я не хочу знать. Это лишняя для меня информация.
ТОЛЬ. Совсем нелишняя. Сто сорок восемь миллионов шестьсот шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят семь. Вот. Или что еще? Хочешь, я на колени перед тобой встану?
Становится на колени.
КОЧУБЕЙ. Ни в коем случае! Боря! Даже не вздумай!
Поднимает Толя с колен.
Обнимает его за голову.
Ты даже не представляешь, как я люблю тебя, Боренька! Как я вас всех люблю: тебя, Гоца, Евгения Волковича. Мы – одна семья. Одна плоть. Со времен лаборатории. Нашей лаборатории марксистско-ленинского анализа. Разве мы можем что-то делить? Что-то выдавать друг другу в наличном виде?
Всхлипывает.
Я люблю тебя, Боря.
Толь встает с колен.
ТОЛЬ. Я рад был это услышать. Но ты же чем-то недоволен, Игорь. Почему-то зол. И я хотел бы знать, чем и почему.
КОЧУБЕЙ. Я не недоволен. И не зол. Я просто немножко расстроен, что раньше времени состарился, Боря. Потому мне так важно поехать на Валаам. Попасть туда, пока я не умер. Понимаешь?
ТОЛЬ. Пожалуйста, не произноси в моем присутствии слово «умер». Применительно к себе. Да к любому из нас. Нам всем надо продержаться еще лет пять. Ну, шесть от силы. И тогда мы вообще не умрём.
КОЧУБЕЙ. Не умрёте?
ТОЛЬ. Не умрём. Первое лицо множественного числа. Не второе, Игорь, а первое. Технологии ушли резко вперёд. Об этом ещё никто не знает, но я тебе скажу. Мы купили в Бурундии геном китовраса. Знаешь, что это такое?
КОЧУБЕЙ. Нет. Ничего не знаю.
ТОЛЬ. Китоврас – это такая обезьяна. Её разводили французы в Африке сто лет назад. Или сто пятьдесят. Чтобы использовать как слуг. В быту. Китоврасы работали лучше и обходились дешевле, чем местные негры. Так вот: геном китовраса на 98 % повторяет геном человека! Американцы на геном человека потратили уже 20 лет и 60 миллиардов, Игорь! А мы китовраса покупаем за 300 миллионов. Всего. Это сенсация. Скандал. Когда американцы узнают…
КОЧУБЕЙ. Где покупаете?
ТОЛЬ. В Бурундии. Знаешь такую страну?
КОЧУБЕЙ. У меня с географией всегда было довольно хило.
ТОЛЬ. Центральная Африка. Город Бужумбура. Там одна из лучших генетических школ в мире. Только о ней никто пока не знает. Мы раскопали. В двести раз сэкономили по сравнению с американцами. Ты представляешь себе, Игорь?! В двести раз! Включая все взятки, все разрешения, виллу в Бужумбуре – всё! Теперь вложим еще миллиард-другой, и цель – наша. У нас будет полноценный геном человека!
КОЧУБЕЙ. Извини, а на кой он нужен, этот геном этого человека?
ТОЛЬ. Через пять-шесть лет мы сделаем индивидуальные генетические лекарства. Которые позволят продлевать жизнь как угодно. Мы нейтрализуем гены старения. Целевой радиоактивной бомбардировкой – нейтрализуем. Вот возьмем у тебя анализ, узнаем, в какой твоей хромосоме находится ген старения – и хлобысть! Проживешь до ста двадцати, как минимум. А пока будешь жить – придумаем что-нить еще.
КОЧУБЕЙ. Я уже устал от жизни, Боренька. А ты хочешь, чтобы я прожил больше, чем позади.
ТОЛЬ. Я не просто хочу, Игорь. Я это сделаю. Ты же знаешь: если я что-то решил – добьюсь наверняка. Ты за это и взял меня тогда в правительство. Не так ли? У меня не было шансов, но ты меня взял. Потому что ты знал мою настойчивость. Что я не испугаюсь. А твоя жизнь – это наша жизнь, Игорь. Ты – знамя. Ты – символ наших идей. Пока ты жив, идеи не кончились.
КОЧУБЕЙ. А кто тебе сказал, что идеи уже не кончились?
ТОЛЬ. Прости, Игорь, но ты резонёрствуешь. Резонёрствуешь и профанируешь. Ты театр устраиваешь какой-то. Это от плохого настроения, я понимаю. Но мы сделаем всё, чтобы оно стало хорошим.
КОЧУБЕЙ. Театр. Театр. Мы же с тобой вот уже двадцать лет как Пьеро и Арлекин, Боря. Арлекин и Пьеро.
ТОЛЬ. Это какие-то булгаковские персонажи? Или аксеновские? Вот ты говоришь, что слаб в географии. А у меня всегда была тройка по советской литературе. Я не помню…
КОЧУБЕЙ. Но «Мастера и Маргариту» ты читал.
ТОЛЬ. «Мастера и Маргариту» – читал. Так это люди из свиты Воланда, что ли? Да, я вспомнил, Арлекино там был одним из главных.
КОЧУБЕЙ. Неизвестно только, где наша Коломбина. Да и кто она.
ТОЛЬ. Да. И кто она?
КОЧУБЕЙ. Хрен его знает. Может – Россия?
ТОЛЬ. Меня всегда раздражает, когда ты начинаешь говорить загадками. Конечно, ты гений, наш главный и единственный, и тебе больше позволено…
КОЧУБЕЙ. Раз мне больше позволено, ты позволишь мне поехать на Валаам вместо Америки?
ТОЛЬ. Это какая-то полная фигня. Не может тридцатисемилетний шарлатан так тебя охмурить!
КОЧУБЕЙ. Ты не помнишь, когда тридцатисемилетнего шарлатана поставили охмурять всю страну?
ТОЛЬ. Когда?
КОЧУБЕЙ. Тогда. Когда меня сделали заместителем председателя правительства. Министром экономики и финансов. Мне как раз исполнилось тридцать семь. А тебе сколько было, Боренька?
ТОЛЬ. Тридцать шесть.
КОЧУБЕЙ. Вот видишь.
ТОЛЬ. Как ты можешь сравнивать, Игорь, я не понимаю?! Мы – образованные, интеллигентные люди!
КОЧУБЕЙ. Можно. Можно сравнивать.
Пауза.
Мне кажется, гораздо проще нам всем просто умереть. Тогда сразу начнется вечная жизнь. И нужны никакие корпорации. Никакие инвестиции. Твой геном бужумбуры не нужен совершенно. Сэкономим триста миллионов казенных денег. Я понимаю, что их не так жалко, но всё-таки. Просто возьмём и заживём вечной жизнью, Боря. А?
ТОЛЬ. Этот Гавриил – нечистоплотный клоун. Хотя никакой он не Гавриил, а Федот. У него даже имя ненастоящее. По-твоему, американцы вложили 60 миллиардов в то, что существует и безо всяких вложений? Они идиоты, да?
КОЧУБЕЙ. Они очень умные люди. Поэтому идеолог русских реформ им в нагрузку не нужен. Я поеду на Валаам, Боря. Если можно, не уговаривай меня больше. Я могу предложить тебе чай, кофе, водку, виски, коньяк, шампанское. Как в самолёте. В бизнес-классе. Но только не эти выступления в Америке. Пойми меня правильно. Я всегда ценил тебя больше, чем себя самого.
ТОЛЬ. Может, когда-то ты и ценил меня. Но сейчас не ставишь ни в ломаный грош. И твои слова… Хотя ладно. При чем здесь я. Пожалей хотя бы свою жену. Тебе не жалко ее слёз?
КОЧУБЕЙ. Я не люблю её слёзы. Они слишком солёные, как плохая красная икра. Помнишь, Боря, та икра, которую мы ели в Калининграде? У губернатора, во время визита? Я тогда еще подумал: не жилец тот губернатор, которой правительственной делегации подает икру красную, а не чёрную, да ещё и плохую. И правда: через пару лет его сняли. Он, кажется, проиграл выборы. Помнишь?
ТОЛЬ. Я жалуюсь на все что угодно, но только не на память. Но ты должен гарантировать мне, что поблагодаришь сердечно этого Федота и отправишься двенадцатого в Нью-Йорк.
КОЧУБЕЙ. Я только что гарантировал тебе обратное. Должно быть, ты не расслышал. Я сердечно благодарю тебя, Боря. За всё, что вы для меня делаете. И ты, и Гоц, и остальные, и даже старик профессор. Я уже много лет как не при власти, но вы блестяще обустроили мой уют. И родная мать не смогла бы сделать для меня больше. На Валааме я буду молиться за вас.
ТОЛЬ. Что ты будешь делать?
КОЧУБЕЙ. Молиться.
ТОЛЬ. Всё, Игорь. Мне нужно это осмыслить. Я вырвал из жизни три часа, ехал к тебе через жуткие пробки, отложил встречу с Группой по борьбе против старости…
КОЧУБЕЙ. Какое удивительная группа. Люди против того, против чего быть нельзя. Старость же все равно победит.
ТОЛЬ. Я должен посоветоваться. С тобой происходит что-то опасное. Для всех нас опасное.
КОЧУБЕЙ. Посоветуйся, Боренька. У тебя много советников. Огромный штат. Я пока посплю здесь. Я буду счастлив, если ты приедешь еще раз. Тебя проводить?
ТОЛЬ. Я сам найду выход.
КОЧУБЕЙ. Прощай, Боренька. Передавай всем им привет.
ТОЛЬ. Кому им?
КОЧУБЕЙ. Ну, им. Ну, всем.
ТОЛЬ. Хорошо. Обязательно передам.
XX
Кочубей, Мария.
КОЧУБЕЙ. Сегодня был Боря Толь. Очень странный разговор.
МАРИЯ. И что странного?
КОЧУБЕЙ. Он знает, что я рассказывал Женевьев Пеги из «Фигаро». Но я-то уверен, что Женевьев с ним толком не знакома. Я ее дважды переспрашивал. Виделась дважды на каких-то приемах, но никогда не общалась наедине. Она не стала бы ему пересказывать. Тем более я просил её – никому раньше времени не говорить.
МАРИЯ. Ты веришь Женевьев?
КОЧУБЕЙ. О, да. Да!
МАРИЯ. Почему?
КОЧУБЕЙ. Просто верю. Она француженка, красивая и немолодая.
МАРИЯ. Это ужасно убедительно.
КОЧУБЕЙ. Значит, Борис обманул меня. Он не общался с Женевьев. И всё-таки знал про мои двадцать семь ошибок.
МАРИЯ. Каких ошибок?
КОЧУБЕЙ. Сейчас неважно. Я о другом. Я всегда чувствовал, что они прослушивают мой кабинет. На работе. Я не возражал. В конце концов, режимное предприятие. Но они прослушивают где-то еще. Здесь или в машине. Или телефон через батарейку. Когда мы говорили с Женевьев, телефон лежал на столе. Или…
МАРИЯ. Охрана твоя могла доложить. Ее же оплачивает Борис или уже нет?..
КОЧУБЕЙ. Да, охрана могла. Но я убежал от охраны. Я встречался с Женевьев в другом месте…
МАРИЯ. Как это ты сбежал от охраны?
КОЧУБЕЙ. Меня довезли до Патриарших. До отцовского дома. Я зашел в подъезд. Там еще консьержка, которая знает меня со студенчества. Нет, не со студенчества – это я путаю. Со времен института. Марксистско-ленинской лаборатории. Агриппина Ивановна. Но подниматься не стал. Выскочил через чёрный ход. Заднюю дверь. Там есть такая задняя дверь, и Агриппина открывает ее, когда я прошу. Поймал такси и поехал на Курский вокзал. Где мы на самом деле договорились с Женевьев.
МАРИЯ. Таксист не узнал тебя?
КОЧУБЕЙ. В том-то и дело, что нет. Всю дорогу был молчалив и доброжелателен.
Пауза.
Признаться, мне немного хотелось бы, чтоб он меня узнал. Может, он узнал, но виду не подал. Как ты думаешь, Марфуша?
МАРИЯ. Вряд ли узнал. Больше интересно, почему ты перестал бояться ходить без охраны. Тебе надоело жить?
КОЧУБЕЙ. Точно. Надоело. Как ты догадалась?
МАРИЯ. Твой чёрный юмор не всегда к месту, Игоряша. Тебе категорически нельзя выходить одному, и ты это знаешь. И если ты даже не думаешь о своих друзьях, о семье, о трех дочерях, о старике отце, обо мне, потому что ты эгоцентрист чёртов, подумай хотя бы о своей охране. Ведь тебе дадут кувалдой по голове, а им отвечать!
КОЧУБЕЙ. Разве кувалды еще существуют?
МАРИЯ. Я не знаю. Ты тренировался перед поездкой на Валаам?
КОЧУБЕЙ. Почему я должен был тренироваться?
МАРИЯ. Вряд ли ты доберёшься до Валаама живым.
КОЧУБЕЙ. Что ты имеешь в виду?
МАРИЯ. Русский народ – как говорит Гоц, богоносец – замочит тебя по дороге. Распознает твое лицо – и замочит. Не все же такие тупые, как этот таксист из Патриарших на Курский вокзал.
КОЧУБЕЙ. Ты слишком жестко сейчас говоришь, любимая. Напрасно.
МАРИЯ. В самый раз.
КОЧУБЕЙ. Профессор, Евгений Волкович, прислал мне результаты социологического исследования. Свежего совсем, конец ноября. 33 % россиян относятся ко мне вовсе не плохо.
МАРИЯ. 67 % вполне достаточно.
КОЧУБЕЙ. Но откуда 67 % возьмутся по дороге на Валаам?
МАРИЯ. Самолёты на Валаам ведь не летают? Там нет аэропорта, как я посмотрела в Интернете. Значит, ты должен ехать на поезде. На обычном поезде до Петрозаводска. Салон-вагон туда прицепить невозможно. Значит, ты поедешь со своим священником в плацкартном вагоне. Ты давно ездил в плацкартном вагоне?
КОЧУБЕЙ. Я возьму два билета СВ. Для себя и отца Гавриила. С интеллигентным проводником. Ничего не случится.
МАРИЯ. Потом вы едете на «Жигулях» 91-го года выпуска до лодочной станции. Там вас встречает монах. Вы садитесь на лодку, которая давно должна была утонуть от старости. Но не утонула, потому что монахи очень легкие. Ты весишь как два монаха, Игорь, а то и три. Эта поездка на лодке может стать для неё последней.
КОЧУБЕЙ. А для меня?
МАРИЯ. Я никогда не видела, как ты плаваешь в ледяной воде.
КОЧУБЕЙ. А как же отец Гавриил?
МАРИЯ. Ты думаешь, он вынесет твоё тело на себе? Или закроет тебя, когда народ схватится за кувалду?
КОЧУБЕЙ. Целый народ – всего за одну кувалду?
МАРИЯ. По случаю прибытия в их провинцию премьер-министра Кочубея найдут много кувалд. Все, какие остались от советской власти. Я тебе обещаю.
КОЧУБЕЙ. Это ты все вычитала в Интернете?
МАРИЯ. Да, в Интернете. А еще там вычитала, что в монастыре Святого Духа, куда вы, судя по всему, направляетесь, нет удобств. То есть, они есть, но на улице. В монастырском дворе. Тебе придется по ночам бегать до вэтру. А по ночам будет минус двадцать. Или минус двадцать пять. Как получится. И жить ты будешь вдвоем с монахом каким-нибудь…
КОЧУБЕЙ. Мне обещали отдельную келью.
МАРИЯ. А монах может оказаться геем. Геем, Игорь. Среди монахов таких много. Они потому и идут в монахи, чтобы скрыть главное. И ночью он начнет к тебе приставать. А геи, особенно активные, очень даже обожают пастозных экономистов чуть за пятьдесят.
Читать бесплатно другие книги:
