Начальник внешней разведки. Спецоперации генерала Сахаровского Прокофьев Валерий
Соглашения с органами безопасности дружественных стран не были однотипны. Они составлялись с учетом достигнутого уровня сотрудничества и специфики задач, поставленных перед ними руководством страны, квалификации их личного состава и других факторов.
В преамбуле соглашения формулировались политические цели сотрудничества, а именно: обеспечение безопасности Советского Союза и соответствующей социалистической страны, а также борьба со специальными службами империалистических государств в интересах обеспечения безопасности социалистического содружества.
В статьях соглашения, предусматривавших конкретные обязательства сторон, определялись и основные формы сотрудничества. Оно наделялось в основном следующими функциями:
— обмен разведывательными сведениями по вопросам, представлявшим взаимный интерес;
—согласование предложений по проведению совместных разведывательных мероприятий;
— оказание необходимой помощи в повседневной оперативной работе органам внешней разведки.
При А.М. Сахаровском была выработана соответствующая методика сотрудничества между внешними разведками дружественных стран. В рамках разведок постоянно осуществлялся двусторонний обмен мнениями на уровне начальников главных управлений (управлений, служб), оперативных и оперативно-технических отделов по основным проблемам и текущим вопросам совместной разведывательной работы. Особое место в этой форме сотрудничества занимали встречи и переговоры руководителей разведок. Важность таких встреч очевидна, поскольку на них решались главные вопросы, а также, в зависимости от складывавшейся международной обстановки, согласовывались новые меры по добыванию актуальной разведывательной информации, что подчас было связано с переориентированием зарубежных аппаратов, формированием новых резидентур или усилением действующих.
Двусторонние встречи, как правило, предварительно согласовывались и планировались на год вперед, обусловливалось количество встреч, место их проведения, а также участники и главные вопросы переговоров. Проведению переговоров на всех уровнях предшествовала тщательная подготовка к ним в соответствующих подразделениях разведки, в процессе которой намечался круг вопросов для обсуждения и позиция советской стороны. Непременным условием подготовки к таким переговорам являлся учет таких факторов, как реальные возможности разведок соцстран и готовность к совместным действиям по предлагаемым к обсуждению разведывательным проблемам.
В вопросах организации деловых встреч как в Москве, так и на территории соцстран большую роль играли представительства КГБ при органах безопасности социалистических стран. В практике сотрудничества было установлено такое правило: прежде чем рассматривался вопрос об организации встречи, необходимо было предварительно через представительство Комитета изучить круг проблем, подлежащих рассмотрению, и возможности их решения. И только при наличии достаточных оснований начиналась подготовка к встрече. При планировании деловых встреч оперативная необходимость выступала главным критерием их проведения.
При этом сотрудникам представительств КГБ предписывалось при выполнении своих обязанностей учитывать местные условия и запрещалось «давать советы и рекомендации по проблемам, не имеющим отношения к оперативной деятельности».
А.М. Сахаровский прекрасно знал требования, которые предъявлялись к руководящим сотрудникам представительств, прикомандированных к органам разведки дружественных стран, поскольку сам работал в Румынии в этом качестве. Он стремился к тому, чтобы кадровый аппарат разведки подбирал для работы в соцстранах сотрудников с многолетним опытом работы и обладавших обширными политическими и страноведческими познаниями. Все они были в состоянии дать точную и аргументированную оценку обстановки, в том числе и в области внешней политики. Получая проверенную информацию, они взвешенно оценивали сложившееся в стране положение дел и часто излагали существо проблем независимо от сведений, получаемых по дипломатическим каналам. Расхождение точек зрения между ними не всегда приветствовалось как руководством КГБ, так и в партийных органах.
Сахаровскому неоднократно приходилось поддерживать отчеты своих коллег в вышестоящих органах, так как он понимал, какие опасности и преграды приходилось преодолевать сотрудникам при получении этой информации. Причем, если представители КГБ, послы и дипломатические сотрудники получают чаще всего информацию, подготовленную в эшелонах власти, то Александр Михайлович нацеливал своих сотрудников на то, чтобы они регулярно под держивали живую связь с соответствующими лицами, имеющими доступ к интересующей нас информации на местах и обменивались с ними мнениями и соображениями по существующим проблемам. Лишь тогда, подчеркивал он в своих выступлениях, когда получающие информацию сотрудники не станут подгонять реальные данные под мнение высоких руководителей, обработчики информации смогут получить объективную картину при анализе полученных материалов.
Сахаровский считал, что к неписаным законам работы сотрудника внешней разведки в составе представительства КГБ в соцстранах относится требование, в соответствии с которым ни один ее сотрудник не имеет права навязывать свое видение проблемы представителям власти страны своего пребывания. Вместе с тем они должны с достаточной степенью настойчивости отстаивать достоверность получаемой информации, несмотря на то, что она может не совпадать с официальной точкой зрения партийного и государственного руководства.
Этим руководствовался и сам Александр Михайлович во время работы в Румынии, отношения с руководством которой проходили не всегда гладко, имели свои подъемы и спады, обусловленные, как правило, особой позицией румынского руководства по ряду внутренних и международных проблем, по вопросу о роли и месте Румынии в социалистическом содружестве.
Сахаровский понимал, что под влиянием своего исторического опыта румыны крайне болезненно воспринимают высокомерное, а тем более пренебрежительное отношение к своей нации, своему государству и к себе лично. Они не терпят давления, с какой бы стороны оно ни исходило — от врагов или друзей.
К сожалению, это не всегда совпадало с волюнтаристским внешнеполитическим курсом Н.С. Хрущева. Автор книги «Румыния. Инакомыслящий союзник России» Д. Флойд считал, что «одной из причин ухода Хрущева от власти в октябре 1964 года была его неспособность навязать Румынии свой диктат». Д. Флойд, в частности, писал: «Борьба между Хрущевым и Георгиу-Дежем оставалась незамеченной большинством западных обозревателей вплоть до 1964 года. Дебаты, происходившие за закрытыми дверьми во время совещаний СЭВ в 1962—1963 годах, достигли своего апогея в 1964 году, когда румыны открыто отошли от советской позиции».
Это, конечно же, только версия автора книги, но то, что Румыния всегда отличалась от других стран социалистического содружества степенью и длительностью своего «сопротивления советской экспансии», подтверждается относительной независимостью румынской экономики от советской, которая была достигнута путем «тихой революции» и, в отличие от выступлений оппозиции Югославии и Албании, была гораздо лучше подготовлена.
Формы и методы проведения Румынией «особого» курса оставались такими же, какими пользовалась эта страна на протяжении всей своей истории: дипломатическая «акробатика» и удачное использование момента. Менялись только правительства. Даже проигрывая в политических дебатах, румыны всегда оставались верны своей позиции в экономической жизни страны.
Взаимодействие с разведывательным органом Румынии осуществлялось в достаточно большом объеме с 1950 года. В соответствии с межведомственным соглашением советская сторона оказывала румынским спецслужбам всестороннюю помощь в подготовке кадров и организации разведывательной деятельности. В августе 1965 года окружение Чаушеску пожелало прекратить сотрудничество между органами безопасности обеих стран, в том числе и между внешними разведками. С тех пор вплоть до падения режима Чаушеску ни одна из сторон не поднимала вопроса о возобновлении контактов.
Непросто складывались и развивались отношения между разведками Советского Союза и Венгрии.
В 1953 году венгерское партийно-государственное руководство осуществило слияние управления госбезопасности, в состав которого входила молодая разведслужба, с МВД Венгерской Народной Республики. Это ослабило внешнюю разведку, так как около половины ее сотрудников было переведено в другие подразделения единого МВД для их усиления. И тем не менее с помощью советских советников и консультантов к 1956 году в основном завершилось становление венгерской разведки, усилия которой постепенно стали приносить положительные результаты. В соответствии с рекомендациями совещания руководителей органов госбезопасности социалистических стран, состоявшегося в Москве в 1955 году, основное внимание венгерской разведки было сосредоточено на противодействии спецслужбам США, Англии, Западной Германии и Австрии. Именно от них в тот период исходила серьезная угроза социалистическому режиму в Венгрии—хотя бы потому, что они активно использовали в своих интересах почти два миллиона венгерских эмигрантов. В частности, правящие круги США и других стран Запада с помощью своих разведывательных служб вели широкомасштабную и тщательно спланированную деятельность по провоцированию ухудшения венгеро-советских отношений и формированию в Венгрии единого блока антиправительственных сил.
К моменту начала венгерских событий, Сахаровский только что был утвержден ЦК КПСС в должности начальника советской внешней разведки. И именно в этот период Александр Михайлович приобрел первый опыт тесного взаимодействия в кризисных ситуациях высшего политического руководства страны, ее дипломатической службы, Комитета государственной безопасности и внешней разведки.
Важнейшие политические решения во время венгерских событий принимались Сусловым, Маленковым и Аристовым, а военные — Жуковым и Коневым. Активно работала по своей линии группа Комитета государственной безопасности во главе с его председателем Серовым. Но и начальник внешней разведки, и советский посол в Венгрии не были в стороне ни от происходивших там событий, ни от принимавшихся решений.
Послом СССР в Венгрии в то время был Ю.В. Андропов, назначенный на этот пост в конце 1954 года, когда положение в стране было уже достаточно сложным и потенциально взрывоопасным. Юрий Владимирович крайне серьезно относился к своим обязанностям. Он с большим старанием изучал венгерский язык, историю и культуру Венгрии, имел широкий круг знакомых в различных слоях венгерского общества, поддерживал тесные контакты с политическими лидерами страны. И коллеги Андропова по посольству, и венгерские представители не без основания отмечали высокий уровень его образованности.
Следует отметить, что до назначения в Венгрию Ю.В. Андропов некоторое время возглавлял в МИДе 4-й европейский отдел, в компетенцию которого входили вопросы отношений с Польшей и Чехословакией. Он не понаслышке знал о формах и методах уже развернувшейся холодной войны и поэтому внимательно изучал происходившие в Венгрии процессы не только в политической и хозяйственной областях, но даже в обычных житейских и частных вопросах.
Андропов и Сахаровский были очень похожи в своем скрупулезном отношении к порученным им важным государственным делам, вне зависимости от того, какой пост они занимали. Но были между ними и существенные различия.
Юрий Владимирович всегда стремился к активной политической деятельности. Он отличался от своих предшественников на постах и в МИДе, и в аппарате ЦК КПСС, и в КГБ широтой и глубиной интересов. Он хорошо разбирался в основных аспектах внутренней и внешней политики, в идеологических и теоретических проблемах, являлся сторонником необходимости радикальных перемен и реформ.
Александр Михайлович был в большей степени профессионалом-практиком. У него всегда на первом месте было решение проблем, связанных с деятельностью разведки. Он свято следовал неписаному закону любой из разведывательных служб, согласно которому каждый должен знать лишь то, что ему положено знать. Следует подчеркнуть, что такое разумное ограничение часто предотвращает взаимные упреки и обвинения, когда секретные сведения становятся достоянием гласности.
Таким образом, Андропов и Сахаровский как бы взаимно дополняли друг друга. А началось это взаимопонимание с венгерских событий. Они оба четко представляли себе, что эти события были заранее спланированы, согласованы и скоординированы центрами идеологических диверсий западных стран. Уже тогда им было ясно, что нагнетание напряженности в Румынии, Польше, ГДР, а затем и в Венгрии, являлось попыткой противопоставить социалистическому общественному строю в СССР различные модели социализма.
В этой связи интересно отметить, что, выступая 26 сентября 1964 года в Берлине на международной научной конференции, посвященной 100-летию I Интернационала, Ю.В. Андропов подчеркивал:
«Не вызывает сомнений, что в наши дни национальный фактор превратился как в идеологии, так и в политике в важную силу, которую коммунисты не могут не учитывать. Наши противники даже заговорили о том, что именно национализму суждено стать плотиной, которая остановит дальнейшее движение коммунизма».
Говоря о борьбе с идеологическими диверсиями, Ю.В. Андропов отмечал, что в этой борьбе есть две стороны—внешняя и внутренняя. Что касается внутренней стороны вопроса, то он обращал внимание на направленность их на людей, чьи взгляды и поступки противоречат нашей морали, нашим законам. Подобные взгляды, считал Андропов, могут вызываться недостаточной идейной закалкой и политическими заблуждениями, религиозным фанатизмом и националистическими пережитками, житейскими трудностями и моральным разложением, а то и просто нежеланием трудиться. Именно таких людей держит противник под прицелом идеологической диверсии.
Что касается внешней стороны, то органы госбезопасности призваны ограждать интересы советского общества, нацеливая свои удары против действий главных организаторов идеологических диверсий—против спецслужб западных государств. Борьба с ними, как считал Андропов, должна носить самый решительный и бескомпромиссный характер. Такую борьбу и вела внешняя разведка под руководством Сахаровского.
Анализируя события осени 1956 года, необходимо учитывать, что в Венгрии тогда резко активизировали свою подрывную работу разведслужбы стран НАТО. Бурную деятельность развернули представители венгерских эмигрантских организаций за рубежом, рассчитывая на реставрацию в Венгрии довоенных порядков. Радиопропаганда на венгерском языке в те дни не ограничивалась критикой социалистического строя, но содержала конкретные указания: какие требования выдвигать в политической борьбе и как действовать вооруженным группам, вплоть до подробных инструкций, как изготовить самодельные горючие смеси и взрывные устройства для борьбы с советскими танками.
Разведорганы стран НАТО вербовали у себя бежавших из Венгрии молодых людей и засылали их обратно для выполнения конкретных заданий. Вблизи Вены были созданы лагеря для венгерских беженцев, которые стали своеобразными рассадниками преступности не только в Австрии, но и в других странах Западной Европы.
Важная роль в обеспечении разведывательных операций отводилась резидентурам западных разведок, действовавшим под прикрытием дипломатических миссий в Будапеште. Совместными усилиями венгерских и советских разведчиков и контрразведчиков было выявлено на начало 1956 года 44 сотрудника западных спецслужб. Например, под прикрытием посольства США действовали 15 разведчиков, Англии — 7, Франции — 6, Израиля — 5.
Воссоздание венгерской разведки и восстановление сотрудничества с ней началось сразу же после подавления восстания. Уже в конце ноября 1956 года начал функционировать ее центральный аппарат из 30 человек. В течение 1957 года с помощью советских спецслужб была налажена нормальная работа большинства представительств венгерской разведки за рубежом. Все последующие годы взаимодействие крепло и развивалось поступательно на равноправной основе с учетом уроков трагических событий 1956 года.
В 1960-е годы капиталистические державы еще не решались на фронтальное столкновение с социалистической системой. Они делали основной упор на подрыв единства стран восточного блока. Определив Чехословакию как наиболее слабое звено в социалистическом содружестве, Запад сконцентрировал усилия на расшатывании устоев неокрепшего нового общества в ЧССР, сделав ставку на реставрацию в ней буржуазной республики «мирным путем» — силами внутренней контрреволюции.
В реализации данного курса противник первостепенную роль отводил своим разведывательным и другим специальным службам, действовавшим под их контролем центрам идеологических диверсий, а также реакционным эмигрантским организациям.
Не следует забывать, что это был разгар холодной войны, период жесткого противостояния двух враждебных друг другу военно-политических блоков — НАТО и Организации Варшавского договора.
Сахаровский получал обширную информацию о политической и оперативной обстановке в Чехословакии. Он знал, что еще в начале 1950-х годов чехословацкая разведка пережила две основательные кадровые чистки, в результате которых она лишилась около 80 процентов своего руководящего и оперативного состава. Это были отголоски внутриполитических событий февраля 1948 года, когда трудный и напряженный этап борьбы за политическую власть завершился победой чехословацких трудящихся, во главе которых была КПЧ.
Сахаровский знал, что руководство МВД ЧССР располагало информацией о подрывной деятельности реакции внутри страны, но не придавало ей должного значения. Более того, аппарат ЦК КПЧ, особенно после смерти К. Готвальда, не уделял должного внимания работе органов государственной безопасности, несмотря на активизацию антисоциалистических сил в стране. Напротив, широкое распространение получило мнение о необходимости отстранения МВД от борьбы с идеологическими диверсиями, как деятельностью, не входящей якобы в его компетенцию.
Однако центральный аппарат советской внешней разведки под руководством Сахаровского прилагал максимум усилий для укрепления связей с чехословацкими коллегами.
Взаимодействие окончательно стабилизировалось после 1955 года, когда на совместной разведывательной деятельности стала благотворно сказываться реализация решений состоявшегося в марте того же года в Москве Совещания руководителей органов государственной безопасности европейских стран народной демократии. С тех пор и до середины 1960-х годов советские и чехословацкие разведчики действовали рука об руку в сфере совпадающих национальных интересов своих государств. Например, в этот период было совместно выявлено и обезврежено не менее двух десятков агентов западных спецслужб, пресечены или использованы в оперативных целях их вербовочные подходы к почти 300 советским и чехословацким гражданам, разоблачено и выдворено из Чехословакии 12 кадровых сотрудников разведок США и стран Запада.
И все же с середины 1967 года были парализованы основные звенья государственной политической системы ЧССР: деятельность Президиума ЦК КПЧ, Национального собрания, правительства Национального фронта. Органы исполнительной и законодательной власти, по существу, перестали выполнять свои функции к ноябрю 1967 года. ЦК КПЧ и его аппарат бездействовали. В самом центральном партийном органе создалась обстановка подозрительности и взаимного недоверия.
Продолжавшиеся многие месяцы разлад и противоречия в ЦК КПЧ вылились в январе 1968 года в политический кризис, причины которого были тесно связаны с наличием в партии оппозиции, образовавшейся еще после XII съезда КПЧ (1962 год). Кроме того, руководство партии недооценило опасность западной политики «наведения мостов». Отдельные руководители даже содействовали ее претворению в жизнь, расширив сотрудничество с Западом и сведя на нет идеологическую работу.
Утром 21 августа 1968 года в Чехословакию были введены войска пяти стран Варшавского договора — Болгарии, Венгрии, Польши, ГДР и Советского Союза. На улицах Праги появились танки и другая бронетехника.
С того времени в открытой печати, как в западной, так и в российской, появилось множество публикаций, в основе которых лежит крупное совместное оперативное мероприятие — ввод войск на территорию суверенного государства. Оценка этого факта существенно разнится: здесь и тезис о «вероломстве» пяти стран, и подавление «пражской весны», и акт агрессии против независимого государства. Нередки публикации и иного содержания, в которых подробно описывается, как готовилась контрреволюция в Чехословакии и кто был ее вдохновителями, изучаются уроки кризисного развития в Компартии и в обществе в целом, повествуется о формах и методах подрывной деятельности.
К сожалению, во многих из этих публикаций допускается грубая методологическая ошибка, которая состоит в том, что «чехословацкий кризис» рассматривается не с позиций того времени, а в контексте современных, существенно изменившихся обстоятельств, далеких от прошлого. Сахаровский, например, был убежден в правильности и своевременности ввода войск, так как советская внешняя разведка, как орган государственной безопасности, не могла оставаться в стороне от урегулирования возникшего тогда кризиса, затрагивавшего национальные интересы СССР и его союзников.
Как известно, в сентябре 1949 года западные державы пошли на раскол Германии, что привело к образованию ФРГ и ГДР.
8 февраля 1950 года в ГДР был принят закон, согласно которому Главное управление по защите народного хозяйства МВД было преобразовано в Министерство государственной безопасности (МГБ) ГДР. Ему поручалась «борьба с актами саботажа и диверсиями, а также пресечение деятельности вражеских разведок и их агентуры на территории республики».
С учетом этого руководство Советского Союза приняло решение об установлении официального взаимодействия с новым органом государственной безопасности ГДР и о передаче ему значительной части функций, выполнявшихся с апреля 1945 года на территории Германии соответствующими советскими ведомствами и подотчетными им структурами.
С согласия высшего партийно-государственного руководства ГДР и при содействии МГБ ГДР советская внешняя разведка продолжала самостоятельную оперативную работу с территории Восточной Германии, переориентировав ее на борьбу против западных спецслужб. Берлинская «легальная» резидентура вошла в состав аппарата представителя МГБ (с 1954 года — КГБ) СССР при МГБ ГДР. В этом состояло принципиальное отличие сотрудничества с немецкими друзьями от отношений со спецслужбами других стран Восточной Европы. Там представительства КГБ не вели самостоятельной разведывательной деятельности, выполняя лишь задачи по связи и координации усилий на двусторонней основе.
Внешнеполитическая разведка МГБ ГДР была создана летом 1951 года. Практическая работа по формированию этой структуры была возложена на государственного секретаря МИД ГДР Антона Аккермана. В сентябре того же года при Советской контрольной комиссии был образован организационно-инструкторский отдел, которому поручалось, в частности, оказание помощи немецким друзьям в создании вышеупомянутой службы. Его первым начальником был назначен прибывший из Москвы полковник Андрей Григорьевич Грауэр.
Андрей Григорьевич быстро завоевал симпатии своих немецких коллег, которым он передавал свой опыт и среди которых был тогда 28-летний Маркус Вольф, ставший впоследствии легендарным руководителем внешней разведки ГДР, которую он возглавлял с 1953 по 1988 год.
В своей книге «Игра на чужом поле» Маркус Вольф так вспоминает период своей учебы у А.Г. Грауэра:
«Он был опытен, и мы ловили каждое слово, когда он рассказывал нам о полной приключений повседневности секретных служб.
Он учил нас создавать службу, разделять ее на отдельные направления и поражать противника в самые чувствительные места.
Позже меня не раз спрашивали: почему Москва создала себе в лице нашей службы немецкого конкурента, который вскоре обрел чувство собственного достоинства и во многом превосходил советскую разведку в Германии? Я полагаю, что в Москве с полным основанием считали: немецкой службе будет в послевоенной Германии легче, чем русским, добираться до определенной информации, которую братская служба будет предоставлять советской стороне.
Так дело и обстояло, по крайней мере поначалу, когда наша служба находилась под полным советским контролем. Мы послушно передавали советникам из СССР всю информацию, даже псевдонимы наших источников. Но постепенный переход к соблюдению правил конспирации, в том числе и в отношениях с советскими коллегами, к тщательному отбору того, что они должны были знать, а чего — нет, не вполне соответствовали позиции «отцов-основателей».
На первом этапе сотрудничества советские советники действительно принимали непосредственное участие в разработке нормативной базы и структуры внешней разведки ГДР, в подборе и профессиональной подготовке кадров, в создании зарубежных резидентур и их агентурных аппаратов. Они щедро передавали свой опыт, оказывали помощь в осуществлении оперативных мероприятий. Советская разведка делилась с немецкими коллегами информацией, получая взамен с каждым годом все более добротный конечный продукт усилий немецких разведчиков.
По мере возмужания восточногерманской разведки взаимодействие с ней советской разведки постепенно переходило от оказания инструкторских и советнических услуг к равноправному и плодотворному сотрудничеству. Уже к концу 1950-х годов внешнеполитическая разведка ГДР, как составная часть её МГБ, обладала блестящими профессиональными кадрами, отличавшимися преданностью своей Родине и способностью к самостоятельному осуществлению сложных комплексных операций.
Интересно мнение руководителя восточногерманской разведки Маркуса Вольфа и о руководителях КГБ и ПГУ того периода, которое он приводит в своей книге:
«После Сергея Круглова, который сменил Берия, пост перешел к Ивану Серову. Он формировал советские структуры в Восточной Германии: организовал штаб-квартиру КГБ в Берлине, назначил представителей КГБ во всех округах ГДР, создал огромный Департамент военной разведки в Потсдаме. Серов был за то, чтобы ГДР сама вела собственные разведывательные и контрразведывательные операции.
Я впервые встретился с ним в марте 1955 года на совещании представителей служб безопасности восточного блока. Он всегда был в мундире — ив буквальном, и в переносном смысле этого слова, и в своих речах всегда сосредоточивался на необходимости объединить наши усилия против общего врага — США.
Моим советским ангелом-хранителем был Александр Панюшкин, бывший посол в Вашингтоне, а позже руководитель Отдела загранкадров в Центральном Комитете КПСС.
Серова на его посту сменил властный и амбициозный Шелепин, который продержался только три суровых года. Его преемником стал Владимир Семичастный. Это был доброжелательный и дружелюбный руководитель. Но за внешней приветливостью скрывался умный, расчетливый, идеологически жесткий человек, который сделал стремительную карьеру в КГБ, сумев занять правильную позицию и перейти на нужную сторону, когда в 1964 году Хрущев был смещен со своего поста, и его место занял Леонид Брежнев. Семичастного мало интересовала внешняя разведка, которую он целиком доверил Александру Сахаровскому, глубоко уважаемому как своими коллегами, так и мной. Впрочем, ко мне лично Сахаровский относился как к сыну, что соответствовало и разнице в возрасте.
Все изменилось к лучшему с приходом Юрия Андропова в качестве руководителя КГБ в 1967 году. Наконец-то появился человек, которым я восхищался, не связанный протоколом и далекий от мелких интриг, которые занимали умы его предшественников на этом посту. Он был свободен от советского высокомерия, когда автоматически полагалось, что эта великая империя безупречна».
В завершение рассказа о сотрудничестве советской и восточногерманской разведок хотелось бы привести хотя бы один из примеров их успешного взаимодействия не только в оперативной деятельности, но и в отношениях к судьбам своих агентов.
Сахаровский стал исполнять обязанности начальника советской внешней разведки с 23 июня 1955 года. А в июле того же года кабинетом Конрада Аденауэра было принято решение о преобразовании «Организации Гелена» в Федеральную разведывательную службу (БНД), которая стала одним из главных объектов проникновения для восточногерманской и советской разведок.
«Организация Гелена» была создана генерал-майором гитлеровской армии с помощью и при финансировании американских спецслужб в 1946 году и предназначалась для ведения активных разведывательных действий на Востоке. В тот период Гелен насаждал агентуру в расположении военных городков, на железных дорогах, вблизи аэродромов, в министерствах и ведомствах ГДР.
К началу 1950-х годов советская разведка уже располагала солидной информацией как о структуре самой организации, так и о ее агентуре. Когда руководство ГДР решило провести аресты геленовской агентуры, то только в результате первой операции было сразу арестовано более 400 человек, в ходе второй — примерно такое же количество агентов.
Это стало возможным в связи с тем, что в организацию были внедрены перспективные агенты из числа бывших сторонников Гитлера, которые сумели пересмотреть свои взгляды. Вот что пишет об этом в своей книге «Мемуары разведчика» Хайнц Фельфе — один из главных участников развернувшегося во времена холодной войны сражения между восточногерманской и западногерманской разведками:
«Понятие “предательство” всегда связано с позором человека и делает его имя гнусным. Этот ярлык хотели наклеить и на мое имя. Но я ничего не предал, наоборот, я остался верен своим новым взглядам, доставшимся мне так нелегко, а именно пониманию необходимости использовать все свои знания и все свое умение, свои старые связи, чтобы помочь Советскому Союзу в его тяжелой борьбе против развязывания третьей (в этом случае — атомной) мировой войны. И если еще и сегодня некоторые средства массовой пропаганды называют меня предателем, то это результат раздражения как раз тем, что мне многое удалось, что я сумел внести свой вклад в обеспечение мира на стыке двух больших общественных систем. Они никогда не простят того, что человек из “их” круга, да еще принадлежавший к “элите”, к СС, нашел в себе силы сотрудничать с Советским Союзом».
В августе 1943 года Хайнц Фельфе был принят на работу в 6-е (разведывательное) управление Главного управления имперской безопасности (РСХА). В конце 1944 года его направляют в Нидерланды для организации заброски диверсионных групп в тылы англо-американских войск. В мае 1945 года он сдался в плен канадским войскам, прошел через опросы и допросы и в октябре 1946 года был освобожден.
Спустя несколько месяцев Фельфе начал учебу в Берлинском университете на факультете государства и права в качестве свободного слушателя, одновременно подрабатывал журналистикой. Частые поездки в качестве корреспондента Берлинского радио по Германии, в том числе в советскую зону оккупации, дали ему возможность установить многочисленные контакты.
В этот период под влиянием событий в Западной Германии, да и в мире в целом, произошла переоценка взглядов Фельфе как на историю Третьего рейха, так и на обстановку в стране. На это потребовалось, конечно, время. Он пришел к твердому убеждению, что те силы Запада, которые привели к развязыванию Второй мировой войны, не могут быть гарантами прогресса.
Фельфе приходилось встречаться с советскими журналистами, с офицерами из советской военной миссии в английской зоне оккупации. В ходе общения возникали политические дискуссии. Как журналист, он брал интервью и беседовал с политическими и общественными деятелями Восточной Германии. Шаг за шагом по образу мышления Фельфе шел к тому, что называется «идейной близостью».
В конце 1951 года ему предложили сотрудничать с советской разведкой и, получив согласие, рекомендовали предпринять шаги для устройства на работу непосредственно в разведывательную службу Гелена.
Фельфе с блеском выполнил задание советской разведки. Уже в начале 1956 года он получил ранг правительственного советника и был назначен начальником реферата (начальником отдела. — Примеч. авт.), который ведал «контршпионажем против СССР и советских представительств в ФРГ».
В связи с этим назначением оперативные возможности Фельфе существенно расширились. Он принимал участие в составлении еженедельных политических обзоров, которые западногерманская разведка готовила для федерального канцлера, был в курсе планов правительства по перевооружению ФРГ. В период интеграции Западной Германии во вновь создаваемые западноевропейскими странами союзы и блоки Фельфе информировал советскую разведку о реорганизациях в бундесвере и о его намерении получить доступ к ядерному оружию. Он умело добывал информацию по внешней и внутренней политике руководства страны.
От Фельфе систематически поступала информация относительно разработки западногерманскими спецслужбами советских представителей или предстоящего выдворения некоторых из них из страны. Это позволяло вывести из-под удара тех, кому угрожала опасность.
Противник не мог не анализировать причины срыва своих операций. Он активно искал источники утечки информации. Весной 1961 года над разведывательной группой Фельфе стали сгущаться тучи. Центр выступил с предложением о временной консервации источников, однако руководство представительства КГБ в Берлине настаивало на продолжении работы с ними.
6 ноября 1961 года Фельфе был арестован, а в 1963 году приговорен к 15 годам лишения свободы—самому суровому наказанию в практике западногерманского правосудия, которое получал в ФРГ чей-либо агент.
В ходе длительных переговоров, к которым были подключены представители руководства четырех государств (СССР и ГДР с одной стороны и ФРГ и США — с другой), советской разведке удалось добиться согласия на обмен Хайнца Фельфе.
Зимней ночью 17 февраля 1969 года в районе КПП Херлесхаузен на государственной границе между двумя Германиями произошло событие, которое не освещалось в печати того времени: состоялся обмен суперагента советской разведки Хайнца Фельфе сразу на 21 агента ФРГ и США. Для их доставки к месту обмена спецслужбам ГДР потребовался большой автобус. Среди них 18 человек являлись агентами западногерманской разведки, отбывавшими наказания в тюрьмах ГДР, а трое других западных немцев были пойманы с поличным в СССР и осуждены за шпионаж в пользу США. Руководство советской внешней разведки еще раз доказало, что не бросает в беде друзей.
А вот что по этому поводу пишет сам Фельфе:
«Не хочу скрывать, что положение, в котором я вынужден был пребывать в течение почти десяти лет, требовало отношений особого доверия к моим советским партнерам. Личные отношения и общая политическая программа, которая связывала меня с офицерами советской разведки, помогли мне справиться с большими трудностями и психологическими нагрузками.
Для меня начиналась совершенно новая жизнь. Дело не только в том, что я был наконец свободен. Я вступал в новый мир, к которому мне еще предстояло привыкнуть. Конечно, этот процесс проходил не без проблем. Но мои старые и множество новых друзей делали все, что могли, чтобы я нашел свое место в новой жизни».
Хайнц Фельфе стал гражданином ГДР. Эта страна была его родиной, ибо он родился в столице Саксонии Дрездене. Поселился он в Берлине, стал преподавать криминалистику на юридическом факультете университета, где еще в 1941 году начинал учебу в качестве студента того же факультета. В 1972 году Хайнц Фельфе защитил докторскую диссертацию и получил звание профессора. Он неоднократно бывал в Советском Союзе на отдыхе и лечении.
За большой вклад в укрепление безопасности Советского Союза выдающийся разведчик Хайнц Фельфе был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, а также нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности».
В решении ЦК КПСС от 30 июня 1954 года главной задачей взаимодействия с разведками стран народной демократии выдвигалось обеспечение дальнейшего объединения их усилий в работе по главному противнику. В полной мере это можно отнести к сотрудничеству с польскими и болгарскими коллегами.
Однако Александру Михайловичу Сахаровскому в этих, казалось бы, одинаковых условиях приходилось решать принципиально разные задачи.
Польским спецслужбам оказывалась консультативная и советническая помощь в организации и совершенствовании их разведывательных и контрразведывательных органов. С одной стороны, обмен оперативно-политической информацией носил интенсивный характер. С другой — советско-польские отношения всегда развивались достаточно сложно, и в них время от времени имели место определенные обострения. А потому при решении оперативных задач начальнику внешней разведки КГБ приходилось ставить перед собой серьезный для того времени вопрос: «Являются ли польские коллеги стратегическими партнерами или просто попутчиками?»
Сахаровский понимал, что генезис русофобии у поляков восходит к глубокому историческому прошлому. Однако годы Второй мировой войны, совместная борьба против фашизма, казало бы, заложили солидную базу для развития сотрудничества двух славянских народов. Благодаря СССР Польша вновь обрела независимость и государственность. Проводившаяся в послевоенные годы правящими кругами политика была направлена на добрососедство, примирение, укрепление дружбы и взаимопонимания. На этом пути было сделано немало, однако добиться заметной переоценки ценностей в историческом сознании поляков так и не удалось.
Центры идеологических диверсий Запада, по существу, направляли и координировали деятельность антисоциалистических сил в Польше, оказывали им через различные международные организации мощную моральную и материальную поддержку, организовывали акции давления на польское руководство, используя механизмы экономических и кредитно-финансовых отношений. При этом средства массовой информации стремились изобразить сущность происходящих в Польше событий как стихийные выступления рабочего класса и «демократической оппозиции» без какого-либо вмешательства извне, представить антисоциалистические силы как подлинных представителей всего населения страны, а Польскую объединенную рабочую партию — как партию, утратившую свою руководящую роль в обществе.
Спецслужбы и центры идеологических диверсий Запада, в первую очередь США и ФРГ, сделали соответствующие выводы из венгерских событий 1956 года и чешских событий 1968 года. Их специалисты по подрывной деятельности против социалистических стран Восточной Европы пришли к следующему заключению:
—для успешного ведения подрывной работы в этих странах необходимо «искать базу в рабочем классе», а не только в «диссидентских группировках»;
— выступления «оппозиции» не должны носить характер относительно кратковременного, хотя и бурного всплеска;
—подрывную деятельность следует вести постепенно, поэтапно, по принципу «ползучей эрозии» основ общественно-политического устройства страны.
Как писал в своей книге «Игра на чужом поле» руководитель восточногерманской разведки Маркус Вольф, Ю.В. Андропов «понимал, что военные вторжения в Венгрию в 1956 году, а позже в Чехословакию в 1968 году, свидетельствовали скорее о слабости Москвы, чем о ее силе».
Понимал это и А.М. Сахаровский. Но что он мог сделать в тех условиях работы, о которых писал в своей книге «Руководители Польши глазами разведчика» Виталий Григорьевич Павлов, руководивший с 1973 по 1984 год представительством КГБ при МВД Польской Народной Республики, генерал-лейтенант, отдавший разведке пятьдесят лет жизни:
«Хотя я и был руководителем представительства нашей специальной службы перед польскими спецслужбами, я строго руководствовался указаниями Андропова о том, что никакие разведывательные методы в своей работе применять не должен. Так я и действовал.
У меня не было каких-либо агентов, не было и секретных информаторов, ни с кем из польских друзей и знакомых я никогда не под держивал в Польше конспиративной связи.
Весь мой информационный арсенал состоял из нормального доброжелательного общения, как по линии служебных отношений, так и личного знакомства.
Все, что я узнавал из бесед, порою очень длительных и далеко не всегда конкретных с точки зрения интересовавших меня фактов, я настойчиво собирал, систематизировал, проверял и перепроверял».
В противоположность такой тактике представителя КГБ американцы делали все для ускорения кризисного развития в Польше, одновременно надеясь «на вероятность использования войск ОВД в этой стране». Это позволило бы им еще больше ужесточить свою политику по отношению к Советскому Союзу, сломить сопротивление некоторых западноевропейских союзников в вопросе размещения в Европе новых видов американского ядерного оружия и добиться увеличения военных бюджетов стран Западной Европы.
Кроме того, американцы считали, что в случае попытки решения польского кризиса военным путем была бы значительно ослаблена Организация Варшавского договора в результате вероятного, по их мнению, «сопротивления оккупации со стороны польского населения, возможно даже с участием подразделений польской армии». В связи с этим западная радиопропаганда осуществляла в тот период интенсивную антисоветскую кампанию, направленную на солдат и офицеров Войска польского, которых призывали «оказать самое упорное сопротивление советским войскам и войскам других стран Варшавского договора», представляя дело так, будто принципиальное решение о вводе войск ОВД на территорию Польши уже принято.
Тем самым Соединенные Штаты выполняли свои стратегические планы по отношению к Польше, которые позднее изложил в одном из своих выступлений известный американский политолог Г. Киссинджер: «Польше отводится специальная и весьма деликатная роль. Она не только станет наиболее сильным среди восточноевропейских стран членом альянса (НАТО), но и превратится в ведущего игрока, направленного в будущем на Восток отнюдь не для войны. Предназначенная Польше роль, отвечающая глобальным интересам США, региональным — Германии и национальным—самой Польше, должна иметь историческое значение».
Более того, некоторые польские политологи считали, что «вступление Польши в НАТО и ЕС представит ей такие шансы в переговорах с Россией, которых она не имела в течение последних 400 лет. Тогдашний правящий класс самым непростительным образом не использовал имевшиеся у него возможности. Он полагал, что преимущества Польши над Россией даны ей на вечные времена».
Таким образом, точка зрения Сахаровского о том, что разведывательная деятельность должна способствовать взаимопониманию между государствами, в том числе и за счет получения достоверной, конфиденциальной информации о действительных стратегических целях внешней политики, не была востребована. В данном конкретном случае эта деятельность являлась «разменной монетой» в решении высшим политическим руководством Советского Союза и Польши конкретных «сиюминутных» задач.
Наиболее тесные взаимодействие и взаимопонимание складывались у советских спецслужб со спецслужбами Болгарии. В «Очерках истории российской внешней разведки» по этому поводу говорится, в частности, следующее:
«Главным направлением взаимодействия советской и болгарской разведок было избрано по обоюдному согласию сторон совместное противодействие США, а также их союзников по НАТО — Турции и Греции. Эта установка была одобрена Политбюро ЦК Болгарской коммунистической партии. И результаты не заставили себя долго ждать.
В 1957 году на территории Болгарии были задержаны и обезврежены 14 агентов спецслужб США, Турции и Греции. В том же году сорвано 25 вербовочных подходов к болгарским гражданам (главным образом к туристам) в Австрии, Греции, ФРГ, Франции и Турции. В 1959 году была пресечена враждебная деятельность еще 19 агентов.
После восстановления дипломатических отношений между США и Болгарией в Софии в феврале 1960 года открылась американская дипломатическая миссия. Среди ее 24 сотрудников вскоре были выявлены и взяты под контроль 8 оперативных работников резидентуры ЦРУ.
Болгарские друзья высоко оценивали нашу помощь в подготовке и повышении квалификации своих кадров. Ежегодно специализированные учебные заведения КГБ принимали на обучение по разведывательным специальностям 20 сотрудников болгарских спецслужб».
Если обратиться к трудам Института экономики мировой социалистической системы Академии наук СССР, то в его исследованиях, относящихся, кстати, к 1980-м годам, верность Народной Республики Болгарии курсу, согласованному странами социалистического содружества на международной арене, не подвергалась сомнению. Ученые рекомендовали и дальше развивать координацию внешнеполитической деятельности в балканском регионе, основываясь на взаимном учете как особенностей региональной политики НРБ, так и национально-государственных интересов СССР. Как бы здесь пригодилась достоверная информация о стратегических планах правительства Болгарии и ее стремлениях в ЕС и НАТО. Даже предусмотрительный Сахаровский не мог предположить, для кого он готовил кадры в Высшей разведывательной школе и в Краснознаменном институте КГБ.
Чтобы подытожить краткий рассказ о сотрудничестве разведок стран социалистического содружества в разгар холодной войны, обратимся еще к двум группам стран, выбравших в послевоенные годы социалистическую ориентацию и командно-административную систему, подобную той, которая сформировалась в Советском Союзе и в большинстве стран Восточной Европы.
К первой группе относятся Демократическая Республика Вьетнам, Корейская Народно-Демократическая Республика и Куба, которые не только прошли через горнило холодной войны, но и испытали на себе вооруженную агрессию США и их союзников. Советский Союз оказывал этим странам помощь по всем направлениям, в том числе и по линии внешней разведки.
Во вторую группу стран входили Китай, Югославия и Албания. На уровень сотрудничества Советского Союза с этими странами большое влияние оказали личные отношения между Н.С. Хрущевым и соответственно Мао Цзэдуном, И. Тито и Э. Ходжой.
Так, например, первый кризис в советско-албанских отношениях был связан с решением вопроса о нормализации межгосударственных албано-югославских отношений. Действия в этом направлении предпринимались по инициативе Хрущева, но во многом они носили формальный характер и не учитывали того факта, что Югославия в тот период являлась политическим и экономическим антиподом Албании. Официальные декларации Тираны расходились с мнением местных средств массовой информации, считавших Тито «предателем», «врагом албанцев Косова и Македонии». Не следует забывать и о личной неприязни Ходжи и Тито, которые «слишком много друг о друге знали и слишком плохо друг о друге говорили».
Причиной следующего обострения в советско-албанских отношениях послужили события 1956 года в Венгрии. Иосиф Тито официально поддержал свержение Ракоши и приход к власти Надя. Ходжа же выступил с резкой критикой позиции Югославии по венгерскому вопросу. Албанская партия труда вступила в новую полосу борьбы с «ревизионизмом» (в котором подозревались Югославия и СССР).
Вместе с тем к 1960 году обострились советско-китайские отношения, на которых негативно сказался визит Н.С. Хрущева в 1959 году в США. Китайские руководители выступили с резкой критикой советского лидера за «отход от классовой ленинской линии», за «капитулянтские оппортунистические настроения в отношении американского империализма», за «абсолютизацию мирного пути перехода к социалистическому строю» и за «сотрудничество с югославскими ревизионистами». Албания сразу же встала на сторону Китая.
На ноябрьском (1960 год) Совещании представителей коммунистических и рабочих партий в Москве, где присутствовали делегации от 81 страны, Энвер Ходжа выступил с развернутым изложением албанской позиции по вопросу о мирном сосуществовании государств с различным общественным строем, о многообразии форм перехода к социализму, об отношении к культу личности Сталина и о югославском ревизионизме. Его выступление шло вразрез с оценками большинства участников совещания по данным вопросам. Ходжа подверг острой критике советско-албанские экономические отношения, после чего партийная делегация Албании покинула совещание до его окончания.
По решению советского правительства началось свертывание экономических отношений с Албанией: из страны были отозваны советские специалисты, албанские студенты лишились возможности продолжать обучение в СССР. В ноябре 1961 года Советский Союз отозвал своего посла из Тираны и потребовал аналогичных действий от руководства МИД Албании. В декабре того же года из Тираны выехал весь персонал советских посольства и торгпредства.
Все эти обстоятельства не мог не учитывать в своей работе начальник ПГУ КГБ. А.М. Сахаровский придавал большое значение анализу новых внешнеполитических тенденций во взаимоотношениях между странами. При встречах с оперработниками, прибывавшими в Москву в отпуска, он всегда интересовался их мнением о положении в стране пребывания, давал дельные советы.
Наиболее характерным примером осложнений во взаимном сотрудничестве спецслужб при изменении внешнеполитических курсов двух стран является история советско-китайских отношений.
В 1964—1969 годах резидентом КГБ в Китае был видный советский разведчик Юрий Иванович Дроздов.
Ю.И. Дроздов родился 19 сентября 1925 года в городе Минске (ныне — Республика Беларусь).
Командиром взвода противотанковой артиллерии принимал участие в Великой Отечественной войне. Закончил войну в Берлине, затем служил помощником начальника штаба артиллерийского полка в Германии и в Прибалтийском военном округе.
После окончания Военного института иностранных языков в 1956 году был принят на работу во внешнюю разведку. Являлся оперативным сотрудником в Аппарате уполномоченного КГБ СССР при МГБ ГДР, резидентом в Китае и США. Двенадцать лет возглавлял нелегальное подразделение внешней разведки.
В мае 1991 года генерал-майор Дроздов вышел в отставку по возрасту. Награжден орденами Октябрьской Революции, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, многими медалями, а
также нагрудными знаками «Почетный сотрудник госбезопасности» и «За службу в разведке».
Ю.И. Дроздов достаточно емко изложил суть изменений в сотрудничестве спецслужб Китая и СССР в своей книге «Записки начальника нелегальной разведки»:
«В декабре 1963 года в кадрах разведки мне предложили прервать учебу на курсах повышения квалификации и начать подготовку к командировке в КНР. Почему выбор пал на меня, не владеющего китайским языком, не знаю, но резкое обострение советско-китайских отношений требовало организации разведывательной работы по КНР, которую мы прекратили в октябре 1949 года, ко всему прочему, передав китайским органам безопасности свою агентуру и совершив недопустимый для любой разведки промах в угоду пожеланиям и просьбам временных союзников. Ошибочность этого шага сказывается и по сей день.
Задача передо мной была поставлена трудная. Ведь с 1949 года китайские разведчики и контрразведчики проходили подготовку у нас, были частыми гостями на Лубянке. Мы широко распахнули им свою душу и раскрыли сокровенные секреты, но не обратили внимания на отдельные особенности действий китайской верхушки.
Дипломаты и разведчики-китаисты еще помнили, что после своего прихода к власти, во время первого парада на площади Тяньаньмынь, Мао Цзэдун сказал Чжоу Эньлаю: “Ну что? Несбыточное, как видишь, с советской помощью осуществилось”. На что Чжоу ответил: “Теперь бы с их помощью и удержаться”. “Удержимся, но не будешь же ты считать их постоянными союзниками? “ — бросил Мао.
Этот вроде бы безобидный обмен мнениями не был случайным, он отражал истинные взгляды Мао Цзэдуна. Как стало известно в ходе последующих наблюдений и сбора данных, слегка оправившись после последней гражданской войны и взяв власть в свои руки, китайское руководство еще в 1952 году развернуло глубоко законспирированную разведывательную работу по СССР, готовило пакет территориальных претензий к Советскому Союзу. Ко всему этому добавлялись острые разногласия по вопросам лидерства и задач международного коммунистического движения, отягощенные еще и отношениями между главами обеих стран.
Начальник Первого главного управления генерал А.М. Сахаровский, напутствуя меня на работу в Пекин, просил быть осторожным, терпеливым, все перепроверять, не забывать об истории Китая и его отношений с Россией, а также об особенностях психологического склада китайцев, который во многом определяет их отношение к другим странам и их поведение с иностранцами».
Вспоминая о том периоде, когда только начинал свой путь резидента в Китае, генерал-майор Дроздов с большой теплотой говорит о Сахаровском, который «находил нужные слова в телеграммах, дававших возможность предупредить ошибку, исправить положение, более четко организовать работу».
В заключение главы хотелось бы сказать несколько слов об отношении А.М. Сахаровского к таким понятиям, как «нравственность разведки» и «нравственность в разведке». Сам, будучи человеком высоконравственным в бытовом, общественном и служебном смыслах этого слова, Александр Михайлович считал, что разведка, как государственная организация, функционирует на основе законов и соответствующих нормативных актов, а не на базе нравственных предписаний.
По отношению к противнику разведывательная деятельность, впрочем, как и политика, экономика, международные отношения и некоторые другие сферы общественной жизни, не может иметь каких-либо моральных обязательств. Разведка действует по законам той страны, которую она представляет, а не той, на территории которой она действует.
Он считал, что и в отношении дружественных стран надо проводить такую политику, чтобы не прозевать того момента, когда необходимо начинать «включать рычаги» разведывательной деятельности. Здесь он ориентировался на интеллектуальное превосходство советского разведчика, на его умение уловить истинный смысл взаимоотношений. Исторический опыт показывает, что излишняя ориентация на некие общечеловеческие ценности и нравственные начала в холодной войне могут привести «моралиста» если не к преступлению, то к интеллектуальному поражению.
Другое дело — нравственность в разведке. Здесь Александр Михайлович всячески приветствовал проявление высоких моральных качеств как регулятора поведения сотрудников разведки по отношению к своим коллегам и другим согражданам.
Сахаровский категорически не признавал «телефонное» право, устные предписания, которые не увязывались с нравственными нормами, четко различал такие понятия, как ум и хитроумие. Он рассматривал высокие моральные качества советского разведчика как проявление его интеллектуальных способностей, заложенных в нем от природы, развитых за счет воспитания и образования и реализующихся в решении практических, общественно важных задач.
Глава 8. ОНИ СЛУЖИЛИ ВМЕСТЕ С САХАРОВСКИМ
Разведка — это прежде всего люди. Основную часть кадров советской разведки составляли люди безгранично верившие в новое справедливое устройство общества. Действуя на основе патриотизма, а также благодаря преданности и самоотверженности, они решали сложнейшие задачи, стоявшие перед разведкой, накапливали опыт и оттачивали профессиональное мастерство.
Советские разведчики опирались в своей работе не только на простых людей, но и на представителей высших кругов иностранных государств, их интеллигенцию, которые смотрели на Советский Союз как на страну с внешнеполитическим курсом, направленным на упрочение мира, ограничение гонки вооружений и оздоровление международной обстановки.
Разведчики Вильям Фишер (Рудолф Абель), Конон Молодый, Ким Филби, Джордж Блейк, супруги Леонтина и Моррис Коэны и многие другие порой с риском для жизни добывали крайне необходимую информацию для принятия руководством СССР важных стратегических решений в период острых международных конфликтов.
Когда в марте 1954 года был создан Комитет государственной безопасности, ему было предписано «в кратчайший срок ликвидировать последствия вражеской деятельности Берии в органах государственной безопасности и добиться превращения их в острое оружие нашей партии, направленное против действительных врагов нашего социалистического государства, а не против честных людей».
Первым председателем КГБ был назначен генерал-полковник Серов. За два года Серов уволил из КГБ шестнадцать тысяч человек «как не внушающих политического доверия, злостных нарушителей социалистической законности, карьеристов, морально неустойчивых, а также малограмотных и отсталых работников».
Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко в своей книге «Разведка: лица и личности» по этому поводу писал:
«Во время многочисленных совещаний, заседаний и собраний актива Серов громил и разоблачал Берию и его окружение, то есть занимался привычным ему делом — все время надо было кого-то разоблачать, клеймить позором “врагов народа” и призывать к повышению классовой, революционной и чекистской бдительности. Одновременно выдвигались требования соблюдать законность и партийные нормы в работе.
Когда кампания по разоблачению Берии и чистке чекистских рядов от его единомышленников несколько утихла, Серов начал заниматься и делами разведки, которые находились в запущенном состоянии вследствие волюнтаристских действий Берии. Руководители отделов разведки стали получать какие-то осмысленные указания по работе, началось заново формирование резидентур, поиски сотрудников на роль резидентов».
Следует отметить, что И.А. Серов пользовался доверием Н.С. Хрущева, сопровождал его в зарубежных поездках, принимал непосредственное участие в политической борьбе как на внутригосударственном уровне, так и на международной арене. Так, он участвовал в венгерских событиях 1956 года. В Венгрию он прибыл в составе делегации, в которую входили члены Президиума ЦК: первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян и секретарь ЦК Михаил Андреевич Суслов. От внешней разведки в страну был направлен Александр Михайлович Коротков.
Серов руководил оперативной работой органов КГБ в Венгрии. Он дал указание особым отделам дивизий, вступивших в Венгрию, арестовывать всех организаторов мятежа, оказывающих сопротивление Советской Армии с оружием в руках, а также тех, кто подстрекал и разжигал ненависть народа к коммунистам и сотрудникам органов госбезопасности.
В 1957 году в Москве разгорелась борьба за власть между Хрущевым и его сторонниками, с одной стороны, и «старой гвардией» — с другой. 18 июня 1957 года на заседании Президиума ЦК Н.А. Булганин, В.М. Молотов, Л.М. Каганович и Г.М. Маленков предложили Н.С. Хрущеву уйти с поста первого секретаря ЦК. Но Хрущев не собирался подчиняться этому решению. С помощью председателя КГБ Серова и министра обороны Жукова в Москву самолетами военнотранспортной авиации со всей страны были доставлены члены ЦК — сторонники Хрущева. И Хрущев остался при должности.
С Серовым Сахаровскому пришлось работать с июня 1955 по декабрь 1958 года. Будучи человеком резким, грубым и бестактным, а тем более пользовавшимся поддержкой Хрущева, он не особенно церемонился в общении даже с членами советского руководства Микояном, Шверником, Кириченко и другими, а тем более с подчиненными, к которым относился и Сахаровский. К этому можно добавить то, что он имел дружеские отношения с заместителем Сахаровского Коротковым, что накладывало «особое» отношение к его руководителю.
По свидетельству ветеранов внешней разведки, среди сотрудников ПГУ бытовало устойчивое мнение, что начальник ПГУ нередко выслушивал резкие суждения председателя, но никогда не переносил их на коллектив разведки.
Стиль руководства А.М. Сахаровского отличался размеренностью, конкретным подходом к решению принципиальных вопросов, деловитостью и ровным тоном начальника по отношению к подчиненным. Возможно, иногда и у него вырывалось крепкое словцо, но это отнюдь не свидетельствовало о том, что он хочет разрядиться на подчиненных. А это вело к тому, что все неприятности, выслушиваемые Сахаровским в верхах, он глушил в себе. И, конечно, напряженная работа и подобные нюансы в коридорах власти изнашивали нервную систему, отражались и на сердце. В результате Александр Михайлович в последние годы иногда выходил из строя и оказывался на больничной койке.
После И.А. Серова непосредственным руководителем А.М. Сахаровского с декабря 1958 по ноябрь 1961 года был Александр Николаевич Шелепин.
Считается, что быстрая политическая карьера Шелепина началась с должности секретаря Московского горкома ВЛКСМ по военной работе. С началом Великой Отечественной войны он занимался подбором комсомольцев для заброски в тыл немцев. В числе отобранных Шелепиным комсомольцев оказалась и Зоя Космодемьянская, которая стала символом партизанской борьбы молодежи против фашистских оккупантов. На это обратили внимание и Сталин, и первый секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Уже в конце 1941 года Шелепин становится первым секретарем Московского комитета комсомола, а в 1952 году — первым секретарем ЦК ВЛКСМ.
Эту должность он занимал шесть лет, старательно формируя свою команду для дальнейшего броска наверх. Хрущев назначил его в апреле 1958 года заведующим отделом партийных органов ЦК КПСС. Подготовленная им записка о перестройке органов государственной безопасности способствовала тому, что на состоявшемся в декабре 1958 года заседании Президиума ЦК КПСС было принято постановление об освобождении Серова от занимаемой должности и назначении председателем КГБ Шелепина.
Став председателем КГБ, Шелепин привел с собой преданных ему комсомольских работников, которых назначил на руководящие должности. Он увольнял из органов тех, чья квалификация (а ее он определял по наличию какого-либо базового образования) не соответствовала, по его мнению, занимаемой должности.
Считается, что Шелепин большое значение придавал внешней разведке. Так, по его указанию в ЛГУ был образован африканский отдел, а чуть позднее — специальный отдел для координации работы разведки и контрразведки в области электронной разведки.
В действительности, как об этом вспоминают ветераны КГБ и внешней разведки, особой любви к Шелепину они не испытывали. Приведя с собой достаточно большой отряд руководящих комсомольских работников, он тем самым выразил недоверие и неуважение к коллективу, которым должен был руководить. Не зная положения дел на местах, он начал передавать служебные помещения, санатории и дома отдыха КГБ другим организациям, хотя в комнатах, где работали сотрудники не было не только лишних столов, но и стульев. А мечтой простого оперативного работника была возможность провести свой летний отпуск в хорошем санатории на юге.
Положение во внешней разведке с размещением сотрудников, оздоровительными мероприятиями не было благополучным. Однако столь земные материи были очень далеки от Шелепина, и разведчики ощущали это повсеместно.
До прихода Шелепина в КГБ отношение к африканским проблемам в разведке было довольно спокойным, так как основные направления деятельности были сосредоточены на США, Западной Европе и Китае.
Когда в августе 1960 года Шелепин поставил перед руководством разведки ряд задач по Африке, то с удивлением узнал, что в ПГУ нет самостоятельного отдела, ориентированного на африканскую проблематику. Он счел такое состояние дел проявлением политического недомыслия и дал команду немедленно создать полноценный африканский отдел в разведке и впредь активно заниматься африканскими проблемами.
Трудностей на пути создания полноценного отдела было много, и в первую очередь потому, что в стране никто не готовил специалистов по африканским проблемам, к тому же со знанием местных языков. Сложные климатические условия, отсутствие жилья, непростые взаимоотношения в руководстве молодых африканских государств значительно усложняли выполнение многочисленных заданий, которые к тому же не обеспечивались реальными и конкретными исполнителями.
Начальник разведки был вынужден неоднократно обращаться за помощью к Шелепину, которого интересовала не постановка самой разведывательной работы, а ее конечный продукт — информация о развитии политических процессов в Африке и, главное, о состоянии национально-освободительного движения и столкновении интересов империалистических держав на континенте.
Умудренный опытом Сахаровский понимал, что в принципе разведка действительно запоздала с постановкой разведывательной работы в Африке. Но для получения значительных оперативных результатов необходимо было отобрать и подготовить квалифицированных специалистов. Нужно было время, а его-то и не давали. Сахаровский, как и многие другие руководящие сотрудники разведки, понимал, что Шелепин на посту председателя человек временный и что после перетряски руководящих кадров и проведения серии реорганизаций он уйдет из КГБ.
Так оно и случилось. В декабре 1961 года при поддержке Хрущева он был избран секретарем ЦК КПСС, в 1962 году назначен заместителем председателя Совета Министров Советского Союза и председателем Комитета партийногосударственного контроля. Новым председателем КГБ был назначен его ставленник Владимир Ефимович Семичастный.
«Назначение Семичастного, — вспоминал В.А. Кирпиченко, — вызвало у руководящего состава КГБ недоумение. Он был просто неприлично молод — тридцать семь лет. Никто не воспринимал его в качестве государственного деятеля, все понимали, что он прежде всего человек Шелепина, и это на первых порах вызывало чувство неуверенности».
Генерал армии Ф.Д. Бобков вспоминал: «Он быстро схватывал любую идею, был прост и доступен. Он внимательно относился к профессионалам, не рубил с плеча, вдумчивей, чем Шелепин, расставлял кадры. Не держался за свою идею. Если чьи-то рекомендации находил разумными, не цеплялся за свое мнение. Он был, пожалуй, слишком доверчив...»
Бывший начальник разведки ГДР генерал-полковник Маркус Вольф говорил: «Это был доброжелательный и дружелюбный руководитель. Но за внешней привлекательностью скрывался умный, расчетливый, идеологически жесткий человек».
В отличие от Шелепина, который не вникал в детали оперативной работы, Семичастный с головой ушел в дела и нужды КГБ. Он не стеснялся учиться у подчиненных и сам признавался:
«Я когда пришел, был совершенно слепой. Я им прямо сказал: без вас не смогу. Пришел начальник разведки Сахаровский на первый доклад, и мне надо принимать решения по нашей работе в Индии или Бангладеш, не помню сейчас. И не просто решать, а сказать, сколько дать денег — пять тысяч долларов или три тысячи. Без моего указания это не оформить.
Вот я прямо спросил: “Твое мнение? Ты как считаешь?” Как он сказал, такое решение я и принял. Нелепо было бы действовать иначе. Между прочим, за шесть лет работы они меня ни разу не подвели. Даже попытки такой не было—проверить меня или специально что-то подсунуть. Боже сохрани!
Начальники разведки и контрразведки — Александр Михайлович Сахаровский и Олег Михайлович Грибанов — оба были очень сильные генералы. Сахаровский — посуше, официальнее, немногословный. А Грибанов—даже с налетом авантюризма, и мне это нравилось, потому что для контрразведчика иметь чуть авантюризма и фантазии — блестяще».
И тем не менее Семичастный хотел иметь если и не свою верную команду в ПГУ, то хотя бы своего человека. Как вспоминает в своей книге «Разведка: лица и личности» Вадим Кирпиченко, Семичастный решил поставить во главе разведки кого-либо из земляков Дзержинского, полагая, что данное назначение будет воспринято с энтузиазмом. Во исполнение этой идеи на должность первого заместителя начальника разведки был выписан из Литвы местный чекист генерал-майор Альфонсас Бернардович Рандакявичус. Это был вежливый, обстоятельный, внимательный к собеседнику и приятный во всех отношениях человек, с уважением к тому же относившийся к профессионалам разведки.
Однако дел разведки Рандакявичус не знал, внешней политикой никогда не занимался, иностранными языками не владел. Но эти обстоятельства Семичастного не смущали. Если сам он может руководить КГБ, не имея соответствующего опыта, то почему чекист Рандакявичус не может руководить разведкой? Второе оказалось более трудным. В разведке всегда ценились профессионалы своего дела, и если начальник не может дать дельного совета подчиненному, помочь ему преодолеть трудности разведывательной профессии, то, будь он трижды хорошим человеком, уважением и авторитетом в разведке он пользоваться никогда не будет. Такая участь постигла и кандидата на должность начальника разведки.
Реально осознавая трудности своей новой службы, Рандакявичус томился и нервничал. Сказывались на его неуверенном состоянии и изъяны в русском языке. Боясь сделать какую-либо ошибку в оценке событий, он очень тщательно выбирал слова и обычно начинал свою речь с осторожного словосочетания «по-видимому».
Когда Семичастный понял, что из Рандакявичуса нового Дзержинского не получится, он начал готовить новую команду руководства разведкой, но кто-то наверху этому противился, и реформа ПГУ по замыслу Семичастного осталась неосуществленной. Но слухи о смене руководства доходили до ПГУ, и это выводило из равновесия действующих начальников.
Для Рандакявичуса все это кончилось весьма плачевно. В один из отпусков, когда он находился в Литве, его сразил тяжелый инфаркт. Спас его фронтовой друг, светило литовской медицины. Оправившись, Рандакявичус приступил к работе, но вскоре был заменен и уехал в Литву, где работал министром юстиции. А.М. Сахаровский выстоял, несмотря на то что отношения и с Семичастным, и с Рандакявичусом были достаточно сложными, и при всей своей сдержанности Александр Михайлович иногда жаловался своим близким на то, что и так непростая служба становится особенно трудной из-за условий, в которых ему приходится работать.
В мае 1967 года на должность председателя КГБ был назначен Юрий Владимирович Андропов. К моменту назначения у него за плечами был уже солидный послужной список: руководящая партийная работа в Карелии, посты посла СССР в Венгрии, заведующего отделом и секретаря ЦК КПСС. Очевидно, что Комитет государственной безопасности нуждался в приходе человека такого масштаба, как Андропов. С одной стороны, это был опытный государственный деятель, а с другой — ему был интересен этот участок работы, к которому он относился с уважением еще со времени работы послом в Венгрии.
Личная ответственность за безопасность государства, за судьбы отдельных людей, за положение страны в международном сообществе, за соблюдение законности и порядка — все это просто обязывало каждого председателя КГБ быть особо доверенной личностью руководства страны.
Приход Андропова в КГБ не мог не повлечь за собой некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Бобкова, положение дел в КГБ к моменту назначения Юрия Владимировича было «сложным и напряженным».
«Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. “Старики” из числа партработников не хотели сдавать позиции... Трудно приходилось профессиональным работникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».
Ю.В. Андропов сам был из комсомольских, а затем — партийных работников, которые высоко ценили профессионализм и стремились всячески его поддерживать. Более того, Андропов был масштабным государственным деятелем и хорошим политиком, а такие люди умеют ценить профессионалов в любой сфере их деятельности.
В кругах профессионалов советской разведки к Андропову относились с уважением. «В разведке его ценили,—писал в своей книге “Рука Москвы” бывший начальник ПТУ Л.В. Шебаршил, — и он высоко ценил разведчиков. Юрий Владимирович обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил».
Вадим Алексеевич Кирпиченко, длительное время бывший первым заместителем начальника разведки, так характеризовал Ю.В. Андропова:
«Юрий Владимирович был первым председателем КГБ, который с одинаковым интересом и рвением занимался и большой политикой, и оперативными делами разведки и контрразведки. В органах госбезопасности Андропов пользовался огромным авторитетом и любовью. Был он многолик: мог быть строгим и недосягаемым, мог быть близким и простым. .. Кто-то его не любил, кто-то, может быть, ненавидел, но все видели в нем умного человека. Крупного государственного деятеля, сторонника осторожных реформ, которому, увы, не было отпущено времени на их осуществление».
Бывший начальник нелегальной разведки ПТУ Ю.И. Дроздов писал об Андропове:
«Андропов не был недосягаемым. Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации».
В настоящее время об Андропове пишут очень много, но нас интересует не столько он сам, сколько его отношение к Сахаровскому. А вот об их взаимоотношениях, взаимопонимании и удовлетворенности работой друг друга написано очень мало. Конечно, интеллигентность Юрия Владимировича, его отношение к разведке импонировало Александру Михайловичу. Более того, сам не имея законченного высшего образования, Андропов ценил в человеке прежде всего ум, талант разведчика, принципиальный подход к выполнению задач, организаторские способности и целеустремленность в работе, умение выделить главное и правильно расставить кадры. Все это Ю.В. Андропов видел в А.М. Сахаровском. Но Андропов понимал, что деятельность разведки должна не только полностью соответствовать складывающейся политической и оперативной обстановке, но и отвечать велениям времени.
Еще будучи заведующим отделом по связям с социалистическими странами и коммунистическими партиями этих стран, Андропов за короткий срок сменил в отделе всех руководителей секторов, поставив на эти посты исключительно выходцев из комсомольской среды, имевших к тому же высшее образование. Он верил в их преданность и безотказность, в их административные способности. Когда он стал председателем Комитета госбезопасности, из него ушли многие люди, оказавшиеся здесь при Шелепине и Семичастном и имевшие за плечами лишь опыт комсомольской работы. Руководящие посты в Комитете занимали теперь в основном люди из числа партийных и хозяйственных работников. На работу туда перешла и часть сотрудников международного отдела ЦК. Был среди них и помощник Юрия Владимировича В.А. Крючков, который через несколько лет возглавит одно из важнейших подразделений Комитета — его внешнюю разведку.
Вот как вспоминает о своем приходе в разведку Владимир Александрович Крючков:
«В Первое главное управление я пришел по приказу Андропова летом 1971 года, хотя принципиальное решение на этот счет Юрий Владимирович принял задолго до этого, еще в июле 1970 года.
...Но решение в конце концов все же созрело, этому в немалой степени способствовали постоянные просьбы тогдашнего начальника ПГУ Сахаровского, который собирался уходить на пенсию... В целом в ПГУ меня приняли хорошо, хотя и с некоторой настороженностью: пришел, мол, человек председателя, будет устанавливать свои порядки (хотя этого как раз я делать и не собирался). Некоторому предубеждению против меня способствовало и то обстоятельство, что сразу же поползли слухи о моем скором назначении на должность начальника ПГУ.
Читать бесплатно другие книги:
