Весёлое мореплавание Солнышкина Коржиков Виталий
Солнышкин разговорился, а именно в этот момент Моряков возвращался с берега на судно. Он был человек верного слова и держал в руке десять порций сливочного мороженого, которыми обещал премировать Солнышкина.
— Отличный, настоящий матрос! — повторял он.
И как только катер подвалил к борту «Даёшь!», Моряков прыжком повис на штормтрапе и стал подниматься вверх.
Фьюить! — свистнуло вверху.
Фьюить! — свистнуло второй раз.
— Стойте! — крикнул Солнышкин, но трап уже дёрнулся, узел развязался, и Моряков вместе с десятью порциями мороженого бултыхнулся вниз.
Он тут же вынырнул, но короткая балясина — деревянная ступенька — стукнула его по лбу. Он вынырнул второй раз, но вторая ступенька больно шлёпнула его снова. Солнышкин с ужасом смотрел, как десять раз выныривал Моряков и Десять раз ступеньки шлёпали его по одному и тому же месту. Наконец трап свалился совсем, и на поверхности рядом с ним закачалась капитанская фуражка.
— Спасайте! — завопил Солнышкин.
— Человек за бортом! — закричали на катере и бросились на помощь.
Моряков, вынырнув, приоткрыл один глаз, высунул из воды крепкую руку, ухватился за конец каната и в минуту оказался на палубе. С него ручьями стекала вода, на лбу вырастала громадная шишка. Потирая лоб, он бросился в каюту.
«Всё!» — подумал Солнышкин. Он побледнел, и его рыжий чубчик стал бледным, как лёд в Антарктиде. Он закрыл рукой лицо. «Вот тебе и Антарктида! Вот тебе и пингвины! Неужели всё кончилось?»
ВПЕРЕДИ ПАРУСА!
Вокруг Солнышкина собралась вся команда.
— Бедный Солнышкин! — ехидно ухмыльнулся артельщик, которого не успели выгнать из-за срочности рейса.
— Разиня! — сердито процедил сквозь зубы Федькин и отпустил Солнышкину щелчок.
— Ах, Солнышкин, мы все тебя любим, — сказала Марина, будто уже прощалась.
— Ну и ну, отмочил! — вздохнул Перчиков и взялся руками за голову.
А Солнышкин стоял ни жив ни мёртв и думал:
«До свиданья, Антарктида, до свиданья, Тихий океан!»
— А всё из-за Васьки и ещё из-за этой вот штуки! — с горечью проговорил он и щёлкнул пальцем по крышке маленького бронзового компаса.
— Не мели ерунду, — возразил Перчиков, который никогда не интересовался, что это за компас у Солнышкина на руке. — При чём тут эта коробка?
— А при том, — сказал Солнышкин и выложил Перчикову историю робинзоновского подарка.
— Забавно, — качнул головой Федькин, глядя на компас.
— Всё показывал правильно! А тут, когда я болтал с Васькой, в самую трудную минуту не мог шевельнуться! За штурвалом я стоять не умею, а на компасе — всё правильно. Узлы вязать не умею, а на компасе — правильно. И моряком я ещё не стал — всё равно правильно, — чуть не глотая слёзы, говорил Солнышкин.
— Знаешь, — задумчиво перебил его Перчиков, — ты, конечно, прав, настоящим матросом ты ещё не стал, но не беда, Солнышкин, не всё сразу! — Потом он посмотрел на руку Солнышкина и кивнул головой. — Конечно, может быть, этот компас — сказка, но самое главное, чтобы работал как следует твой самый надёжный компас. — И Перчиков положил ладонь Солнышкину на грудь, где тихо и грустно стучало его сердце. — А он работал неплохо. И этот бронзовый старичок всё показывал верно.
И тут все увидели, как стрелка маленького бронзового компаса, едва шевельнувшись, твёрдо указала на «норд».
— Жаль только, что случилась вся эта ерунда, — сказал Перчиков и подумал вслух: — А что, если нам всем пойти к Морякову?
Вдруг среди общего крика раздался голос боцмана:
— Солнышкин, к капитану!
Все замерли. Где-то далеко в городе звякнул трамвай, за бортом плеснула волна, и с криком пролетела чайка.
Солнышкин вздохнул, пригладил чуб, поднялся по трапу и переступил порог капитанской каюты.
Моряков ходил взад и вперёд, прикрывая подушкой посиневший лоб.
— Та-ак, — мрачно сказал капитан и повернулся к Солнышкину: — Значит, убить меня захотел?
— Нет, что вы… — грустно ответил Солнышкин.
— Значит, утопить меня захотел?
— Не хотел… — ещё грустнее сказал Солнышкин.
— Опозорить меня перед всем флотом захотел?
— Нет-ет, — покачал Солнышкин головой.
— Так не хотел? — спросил сердито Моряков.
— Нет, — повторил Солнышкин и посмотрел на свои ботинки.
— Ну что ж, раз не хотел — так и быть. Марш на вахту! А шишку я тебе ещё посажу не такую! — погрозил Моряков кулаком и потёр лоб.
— Десять шишек! — раздалось за дверью, и в каюту влетел Перчиков.
— Тысячу шишек! — крикнула Марина и чмокнула Солнышкина, как после долгой разлуки.
Всё это время они стояли за дверью. Солнышкин хлопал рыжими ресницами и не верил своему счастью.
— Марш на вахту! По местам! — сердито приказал Моряков и выглянул в иллюминатор. И вдруг он охнул и запричитал: — Батюшки, батюшки! Мирон Иваныч! — Он прикрыл ладонью шишку и, повернувшись к Солнышкину, крикнул: — Трап! Немедленно парадный трап!
Солнышкин выглянул в дверь и увидел, что к борту подходит катер, а с него машет мичманкой старый добрый Робинзон.
— Батюшки! Мирон Иваныч! Как же так?! Куда?
— В отпуск. В Антарктиду, — сказал Мирон Иваныч и весело улыбнулся.
Робинзон выбрался в плавание. За долгие годы он наконец взял отпуск и решил провести его на пароходе своего прославленного воспитанника.
— А как же дом, хижина, глобус? — крикнул Моряков.
— Всё пошло в музей пионерам, — махнул рукой Робинзон. И подошёл к трапу, который на редкость быстро наладили Солнышкин с Перчиковым.
Моряков осмотрел узел, потрогал его рукой и крикнул вниз:
— Поднимайтесь! Поднимайтесь! — И скоро принял в объятия отважного старика.
— А где же Солнышкин, что с ним? — спросил Мирон Иваныч.
— А вот он, вот он, — показал на него Моряков, прикрывая шишку на лбу.
— И как он? — спросил старик.
— Отлично, отлично! — потирая лоб, сказал капитан. — Будет настоящим моряком. — И он повёл Робинзона в свою рубку.
Через минуту оттуда раздался его громовой голос:
— Все по местам!
Бывалый капитан показывал своему воспитателю старую выучку.
Но тут на катере за бортом раздался знакомый возглас:
— Стойте! Стойте!
Это, как всегда, в последнюю минуту с катера по трапу поднимался доктор Челкашкин, который приплыл вместе с Робинзоном. Он задержался, получая какие-то пилюли от насморка.
Наконец все встали по местам. Загудела машина, загрохотали лебёдки.
Боцман Бурун выбирал якорь и, поглядывая на берег, шептал:
— До свидания, медведики! До скорого свидания, родные!
Судно разворачивалось, вдали оставались сопки и становились лилипутиками белые домики Океанска; по бортам парохода пенилась зелёная вода.
Капитан Моряков отдавал команды и беседовал со старым Робинзоном.
А на самом носу парохода «Даёшь!» в обнимку стояли Солнышкин и Перчиков. Над ними кричали чайки, мимо пробегали яхты и впереди покачивались белые паруса.
Друзья всматривались в горизонт, и навстречу им катились волны далёких океанов.