Черный передел Бегунова Алла

Огненная стена

Байрактар Мубарек-мурза пришел к русским, живущим в усадьбе купца Бобовича, без приглашения. Они завтракали в большой комнате на мужской половине дома, называемой «селамлык». Ханского офицера тоже пригласили к столу и предложили русскую утреннюю еду – манную кашу. Ее приготовила Глафира на коровьем молоке, с добавлением изрядного количества сливочного масла.

Крымчанин покосился на белое полужидкое варево в мисках и вежливо от него отказался. Тогда Анастасия попросила караимов сделать традиционный на Востоке черный кофе, подать мед, варенье и «къурабие» – коржики, из песочного теста. Она с улыбкой указала нежданному гостю на место рядом с собой. Он опустился на кожаную подушку и отпил из металлической чашечки горячий густой напиток.

Поначалу курская дворянка уделила мало внимания начальнику крепостной стражи. В его отряде насчитывалось только двенадцать воинов, не имевших ни сабель, ни пистолетов, ни ружей. После вчерашнего боя Аржанова задумалась о том, на какие силы здесь можно еще опереться, и визит байрактара пришелся, как нельзя, кстати.

Мубарек-мурза пил кофе, разглядывая исподтишка участников схватки с диверсантами стамбульского турка. Ему стало ясно, что все они – люди не простые, а военные, и скорее всего, бойцы элитного, особого подразделения, с отличной выучкой и дисциплиной, рослые, крепкие, тренированные, впрочем, другие бы и не устояли под неожиданным ударом. Сейчас они хлебали деревянными ложками свою белую кашу и неспешно беседовали. В их речи байрактар различал знакомые слова: «Чуфут-кале», «Кучук-Капу», «Биюк-Капу», «Орта-Исар».

Более всего Мубарек-мурзу удивляла здесь сама хозяйка.

Она спокойно и свободно сидела с открытым лицом среда мужчин. И подобное ей, вероятно, было не в новинку. Вчера он видел русскую на Главной площади в образе юноши лет восемнадцати в суконном кафтане и чалме, строго отдававшего приказы. Сегодня его приветствовала обворожительной улыбкой красавица, естественно чувствовавшая себя в восточной женской одежде.

Наряд ее полностью соответствовал крымской моде.

Он состоял из длинной белой планшевой рубашки, у горла застегнутой на изумрудную запонку; из красных шаровар, чуть-чуть выглядывавших из-под ее шелкового светло-зеленого платья «энтери», на талии стянутого широким поясом с золотой пряжкой, из темно-зеленой бархатной курточки «салта марка» с рукавами до локтя, надетой на платье сверху. Только вопреки татарскому обычаю, волосы красавица ничем не прикрыла: ни феской, ни кисейной накидкой «маграма», – и молодой офицер мог любоваться ее роскошными светло-каштановыми локонами, правда, подстриженными довольно коротко.

Видя, что гость уже освоился, Анастасия задала ему вопрос:

– Господин байрактар, как вы оцениваете вчерашние события?

– Силы закона и порядка победили, – ответил он.

– Но победа эта – не окончательная.

– К сожалению, – Мубарек-мурза поставил чашку на столик.

– Я намерена защищать крепость.

– Я – тоже.

– У вас есть план действий?

– Я пришел к вам, чтобы поговорить об этом. Кроме того, у меня есть одно сообщение. Не совсем приятное.

– Слушаю внимательно…

Как офицер, байрактар давал присягу светлейшему хану в зале заседаний Дивана, во дворце. Церемония была обставлена весьма торжественно. На ней присутствовали царедворцы и муфтий. Сначала он вслух прочитал несколько аятов из Корана, подходящих к данному случаю. Затем офицеры по очереди, положив на священную книгу правую руку, произносили свои клятву верности Шахин-Гирею. Присягу на Коране давали и нижние чины, но только в упрощенном варианте, не в зале Дивана, а во внутреннем дворе правительственной резиденции, перед Биюк-Хан-Джами.

Разговаривая с русской путешественницей, Мубарек-мурза старался объяснить ей, почему воин его отряда нарушил присягу и сбежал из крепости. Изречения Аллаха, зафиксированные в Коране, абсолютно верны, и, следовательно, вечны. Однако ситуация в Крымском ханстве переменилась и не способствует твердому соблюдению обычаев веры. Брат пошел войной на брата. Из-за этого малодушные и колеблющиеся впали в сильнейшее искушение: чью сторону теперь лучше им принять. Как остановить их шатания – наказанием или убеждением?

Среди цветистых оборотов восточного красноречия Аржанова не сразу уловила главное. Когда же смысл сказанного дошел до нее, то она невольно поднялась с места в тревоге, чем привлекла внимание к приватному разговору с байрактаром.

В комнате воцарилась полная тишина. Кирасиры Новотроицкого полка, слуги, князь Мещерский, белый маг Гончаров, дервиш Энвер – все смотрели на нее, понимая, что произошло какое-то новое и важное событие.

Но растерянность ее длилась недолго.

Окинув быстрым взглядом их суровые лица, Анастасия успокоилась. Она не должна сомневаться. Эти люди пойдут с ней до конца. Они не предали ее в первой экспедиции в Крым, не предадут и сейчас, запертые в крепости Чуфут-кале. Она всем сердцем ощущает их поддержку. Они верят, что госпожа Аржанова будет защищать их жизни столь же смело, стойко и упорно, как свою собственную. Это – великая вера, и она питает ее силы.

Вообще-то, о предательстве Анастасии размышлять уже приходилось. Когда она подписала присяжный лист в кабинете императрицы и стала кадровым сотрудником секретной канцелярии Ее Величества, Турчанинов провел с «ФЛОРОЙ» несколько бесед об особенностях службы. И эта тема в них присутствовала. Статский советник обозначил правительство как явление, нередко сопутствующее операциям разведки. Он хотел внушить молодой женщине мысль об отвратительной сути подобных поступков, о неполноценности, низости лодей, их совершающих.

Анастасия полностью разделила эту точку зрения.

Покойный супруг, подполковник Аржанов сорок лет отдал службе в армии и голову сложил на поле битвы, личным примером доказав ей, что верность государю и Отечеству есть наивысшая добродетель дворянина. А вероломство, переменчивость во взглядах и отношениях, тем паче – продажность, являются худшими свойствами человеческой натуры.

Петр Иванович Турчанинов внес в строгую армейскую систему один нюанс. Склонить к предательству солдат, офицеров, чиновников другого государства – подвиг, достойный награждения. Самому же переметнуться к противнику – преступление, караемое смертью во время войны. Данный постулат ей надлежало принять безо всяких размышлений.

Собственно говоря, поездка Анастасии в Вену, знакомство с Отто Дорфштаттером, его соблазнение и доставка в Санкт-Петербург относились к такого рода деятельности. Только Аржанова считала, что моральное превосходство все равно на ее стороне. Не она покинула родину, увлекшись безумной идеей, а доктор математических наук. Не она продала чужестранцам конфиденциальную служебную информацию и свои уникальные навыки, а «ПЕРЕБЕЖЧИК»!

Ничего хорошего не ждет бешлея, за которым не уследил его командир Мубарек-мурза. Здесь, на Востоке, нравы гораздо грубее и жестче, здесь убивают легко, не задумываясь. Не будет Казы-Гирей, обозленный неудачей первого штурма, церемониться с дезертиром. Смерть уже идет за ним по пятам. Путь безносой старухи с косой они смогут вычислить, догадаться об основных его поворотах. Им с Мещерским для этого нужно лишь сосредоточиться…

Русская путешественница снова ласково улыбнулась молодому офицеру. Она поблагодарила его за сообщение об исчезновении солдата и заверила, что соответствующие меры примет обязательно.

– Какие меры? – настойчиво спросил байрактар.

– Ну какие-нибудь, – Аржанова сделала неопределенный жест рукой. – Вариантов много.

– Я узнаю о них?

– Безусловно, достопочтенный Мубарек-мурза.

– Можете использовать мой отряд.

– Спасибо.

Командир крепостной стражи рассчитывал на более тесное сотрудничество с русскими. Силу северных пришельцев он оценивал высоко и отдавал себе отчет в том, что без них ситуация в горной цитадели стала бы и вовсе плачевной. Однако «ФЛОРА» не собиралась посвящать крымского татарина в стратегические замыслы. Она больше не доверяла ни байрактару, ни его подчиненным, «Все вы тут меченые, – думала Анастасия. – Черный передел случился не только в городах и весях государства Шахин-Гирея, но – самое печальное – в душах его подданных».

Она заговорила с гостем на нейтральную тему: укрепления Чуфут-кале, стены, ворота, башни, бойницы для ручного огнестрельного оружия, расположенные по обе стороны от Биюк-Капу. Осторожно задала вопрос про арсенал. Мубарек-мурза ответил точно, исчерпывающе. Да, он есть, находится в пещерном комплексе под названием «Тюрьма», в нем – около четырехсот единиц холодного оружия, а пороха, свинца для пуль, пистолетов и ружей не имеется.

Вскоре байрактар ушел.

Аржанова продолжала сидеть на подушке «миндер», наклонив голову, поворачивая в руках пустую металлическую кофейную чашечку. Все присутствующие молчали и смотрели на нее в ожидании, какое решение примет курская дворянка.

– К Казы-Гирею сегодня перебежал один из здешних бешлеев, – негромко произнесла она. – Думаю, мятежники предпримут штурм Чуфут-кале завтра. Давайте откроем для них ворота…

Первым нарушил тягостную паузу князь Мещерский. Криво улыбнувшись, произнес:

– Вы, конечно, шутите, любезная Анастасия Петровна.

– Нисколько.

– Значит, вы готовы сдаться на милость мусульман?

– Какова их милость, нам известно. Лучше на нее никогда не рассчитывать… Но я говорю о засаде. Они вчера устроили засаду. Так почему бы нам не воспользоваться тем же приемом? Надо умело подвести отряд конных черкесов к огненной стене…

– Что за стена? – удивился секунд-ротмистр.

– Мы создадим ее, – Аржанова снова обвела взглядом своих людей, по-прежнему хранивших молчание. – Тверже камня вы, доблестные солдаты царицы Екатерины, и вы, слуги мои верные. Огонь дадут нам ружья и пистолеты, хорошо заряженные…

В прокопченной, тесной кухоньке, построенной в усадьбе Аджи-аги Бобовича в конце двора, отдельно от жилого здания, у очага сидели на корточках три караима. Они жарили кусочки баранины, нанизанные на длинные шампуры. Жир стекал на пылающие поленья, ярко вспыхивал там, шипел и таял. Эзра Мичри периодически поворачивал шампуры, чтобы мясо подрумянилось равномерно.

Предметом их беседы сейчас служили перипетии вчерашнего боя на Главной площади. Слуги Бобовича наблюдали его довольно близко, спрятавшись на чердаке двухэтажного особняка, фасадом выходившего к площади. После громкого выстрела, когда трое русских, обвешанных оружием, покинули дом купца, караимы проследовали за ними, но не по улице, а дворами «Старого города».

Дело в том, что в крепости можно было передвигаться не только по основным ее магистралям, но и за стенами усадеб. Они имели общие заборы и внутренние, потайные калитки в них, а некоторые – и подземные ходы, соединяющие домовладения. Переходя по ним из одного двора в другой, жители при необходимости пересекали горное плато с севера на юг и с запада на восток, не появляясь при этом на улицах.

Очутившись прямо над группой русских, караимы во всех подробностях увидели их подготовку к атаке заброшенной мечети, перестрелку, проход родственников татарского вельможи во главе с Бекиром от Малых ворот к Главной площади, сдачу в плен засевших в горящем мусульманском храме людей с палками. Ярость и злоба, с которой действовали оба противоборствующих крымско-татарских отряда и русские, примкнувшие к ним, удивили последователей доброго святого Анана бен Давида. Они рассуждали по-другому: не проще ли договориться? зачем пускать в дело оружие и убивать себе подобных, если жизнь прекрасна и места на полуострове хватает? На философский лад караимов настроило и последнее событие того бурного дня. Мурахас Али-Мехмет-мурза вызвал их к себе и поручил похоронить убитых мятежников в Чуфут-кале, не привлекая к сему событию особого внимания жителей. Владелец бейлика хорошо заплатил им. На закате слуги Бобовича опустили обез-главленные тела мусульман в глубокий склеп-колодец у Малых ворот. Он предназначался для погребения неимущих обитателей иудейской крепости. Печальный обряд сопровождал только дервиш из братства «мавлавийа», наскоро прочитавший одну молитву…

Мясо изжарилось, и караимы начали есть его прямо с шампуров, закусывая лепешками и запивая вином. Внезапное появление Аржановой прервало их занятие. Они вскочили, низко поклонились ей и остались стоять, переминаясь с ноги на ногу, не зная, как им поступать дальше. Мясо остывало, в пиалах с вином размокали куски лепешек из пресного теста, однако красавица в татарском платье, феске и кисейной накидке «маграма» не уходила.

Из всех участников схватки она вызывала у караимов наибольшее любопытство, смешанное с суеверным страхом. По их разумению, обыкновенная женщина так вести себя не могла. При первых выстрелах ей следовало впасть в истерику, со слезами и воплем ужаса убежать прочь, забиться в темный угол и уж ни в коем случае не отдавать распоряжений мужчинам. Следовательно, думали они, это – не женщина, это – демон, принявший ее обличье. Худо придется здесь сторонникам Бахадыр-Гирея, коли демоны вооружаются против них.

– Здравствуйте, достопочтенный Эзра Мичри! – сказала Анастасия, улыбнувшись.

– Здравствуйте, госпожа.

– Недавно вы предлагали мне помощь.

– Да, госпожа, – кивнул старший приказчик. – Я не отказываюсь от своих слов.

– Покажите еще раз склад в пещере.

– Слушаю и повинуюсь, госпожа.

Все-таки Эзра Мичри знал письмо и счет. В юности он сумел прочитать книгу с изложением некоторых библейских сюжетов и обладал кругозором более широким, чем у слуг, отданных ему в подчинение его дальним родственником Аджи-агой Бобовичем. Безусловно, демоны существуют, полагал он. Но под силу ли им притворяться красивыми молодыми особами, чье обаяние безгранично и распространяется вокруг них, подобно солнечному свету?…

Караим думал, что ходить по пещерам он снова будет наедине с русской путешественницей. Однако за дверями кухни их ожидал ее молодой слуга, тоже одетый татарином. Талию ему стягивала широкая кожаная портупея с двумя кобурами по бокам и лопастью, пришитой слева от пряжки. В кобурах лежали пистолеты, в лопасть был продет длинный нож с костяной рукоятью. Слуга вежливо поклонился Эзре Мичри и правую руку положил на пряжку портупеи. На безымянном пальце у него сверкнул очень дорогой перстень из золота с печаткой, украшенной арабской монограммой «Аллах акбар».

Старшему приказчику почудилось, будто этот перстень он уже где-то видел, но вопрос о нем караим задать не осмелился и сразу повел квартирантов Бобовича к сараю. Там имелся прикрытый деревянными щитами, потайной ход с лестницей, вырубленной в скале. Тринадцать ступеней круто уходили вниз, в хозяйственную пещеру с окнами. Оттуда они быстро перешли в подземелье с рядами пифосов вдоль стен. Курская дворянка, немного поколебавшись, указала на две яйцеобразные емкости, доверху наполненные ячменем. Николай раздвинул их. Черный провал открылся между глиняными боками. Аржанова спросила у Мичри:

– Сколько еще выходов в долину, таких, как этот, находится в Чуфут-кале?

Караим надолго задумался:

– Трудно сказать. Хотя, конечно, они есть.

– Вы их знаете?

– Точно не знаю. Надо вспомнить… А зачем они вам? Хотите тайно уйти из крепости?

– Все наоборот, Эзра. Я хочу остаться, – она пристально посмотрела ему в глаза. – Но сегодня убежал бешлей из крепостной стражи. Его командир Мубарек-мурза уверяет меня, что ворота и стены – под строгим контролем, и выбраться отсюда дезертир мог только через подземный ход…

Почему-то Мичри принял ее сообщение на свой счет и заволновался:

– Клянусь святым Ананом, мы тут не при чем! Мы не видели его! Иначе мы бы схватили беглеца и доставили к вам…

У Аржановой не возникло сомнений в его искренности. Но честного ответа в нынешней ситуации явно было недостаточно. Требовалось решительное действие. Она слегка дотронулась до рукава его полотняной рубахи и ласково спросила старшего приказчика:

– Кто это «мы», дорогой друг?

– Ну мы, караимы.

– Караимы будут помогать русским?

Эзра Мичри даже вздрогнул. Такой вопрос они сами задавали друг другу сейчас, когда сидели у очага, поджаривая мясо. Всем известно, что демоны могут на расстоянии внушать людям разные мысли, а также – читать их. Вероятно, произошел аналогичный случай. Но как мило и сердечно госпожа Аржанова беседовала с ним, как приветливо улыбалась…

– Да, будут! – твердо, как отрубил, сказал старший приказчик.

– Тогда вместе с вашими соплеменниками обыщите усадьбы «Старого» и «Нового города». Все подземные ходы нужно проверить.

– Это мы сделаем, госпожа…

Вполне довольная результатом переговоров в подземелье Анастасия выбралась наружу, во двор домостроения караимского купца, и направилась в сопровождении Николая к воротам. Теперь следовало посетить Али-Мехмет-мурзу и поговорить с ним и с его младшим сыном Бекиром о предполагаемой боевой операции. План ее они с Мещерским уже разработали. Однако без помощи родственников мурахаса и воинов Мубарек-мурзы едва ли «ОГНЕННАЯ СТЕНА» станет осуществимой. Все они должны хорошо понимать свою задачу и выполнить ее с настоящим прилежанием.

По Бурунчакской улице, как обычно, гулял бешеный ветер. Короткие тени от домов и заборов лежали на сизой, пробитой в скале колее. Солнце поднялось почти к зениту и ярко сияло в безоблачном голубом небе. Июньский крымский полдень щедро дарил тепло и свет обитателям Чуфут-кале.

Шагая за курской дворянкой по узкому каменному тротуару, молодой слуга излагал барыне свой взгляд на ситуацию в горной цитадели. После меткого выстрела в Джихангир-агу члены экспедиции секретной канцелярии Ее Величества единодушно выразили Николаю восхищение, и он стал держаться чрезвычайно важно. Теперь сын Глафиры называл караимов трусами, бешлеев из крепостной стражи – предателями, родственников татарского вельможи – недоумками. Если бы не русские, говорил он, то валяться бы им всем с отрубленными головами в склепе-колодце у Малых ворот. Анастасия терпеливо разъясняла восемнадцатилетнему герою, что взаимодействовать с этими людьми им все равно придется.

На пороге отцовского дома путешественников из России с такой же самонадеянностью и гордостью приветствовал шестнадцатилетний Бекир. Его мысли, правда, двигались в несколько ином направлении: караимы – недоумки, бешлеи из крепостной стражи – трусы, русские – слишком много о себе воображают. Если бы люди из рода Яшлав не перебили у Кучук-Капу мятежников, руководимых стамбульским турком, то один Аллах знает, какой день настал бы сегодня в родовом владении его семьи. Возможно, уже последний, черный и кровавый.

Аржановой пришлось довольно долго беседовать с Бекиром, поскольку в комнате Али-Мехмет-мурзы находился Сергей Гончаров. Он проводил сеанс лечения. Наконец, белый маг вышел оттуда, поправляя закинутую за плечо котомку с ритуальными принадлежностями. Лицо его было печально и устало. Но Анастасии божий странник сказал, что состояние мурахаса опасений пока не вызывает и она может откровенно говорить с ним о мерах, необходимых для защиты крепости от бунтовщиков.

В самых общих чертах Аржанова обрисовала татарскому вельможе план засады и место, отведенное в нем для его родственников, спросила, сколькими действующими единицами огнестрельного оружия они в данный момент располагают. Али-Мехмет-мурза сообщил о четырех ружьях и трех пистолетах, в том числе один подарочный, до сих пор не опробованный. Крымчанин распорядился немедленно его принести и лично продемонстрировал курской дворянке.

Пистолет, изготовленный в Турции, и впрямь отличался изысканным оформлением. Анастасия внимательно осмотрела кремнево-ударный замок с резьбой и чернением, ствол, богато инкрустированный, медную затравочную полку. Следов пороха не обнаружилось нигде. Тут мурахас неожиданно предложил: пусть русские возьмут его для пристрелки.

Некоторым образом Али-Мехмет-мурза предвосхитил ее просьбу. Анастасия хотела взять у него хотя бы два-три ружья для своего отряда. Крымские татары, как она успела заметить, не очень-то уверенно владели «огненным боем». Больше им по нраву приходились кинжалы, сабли, копья. Может быть, по команде они и выстрелят, но куда уйдут эти пули? Согласно же ее диспозиции, каждая из них будет в «ОГНЕННОЙ СТЕНЕ» поистине на вес золота. Первый залп из фузей, карабинов и штуцеров с расстояния в тридцать метров должен дать не менее двенадцати точных попаданий. Второй залп из пистолетов с расстояния в двадцать метров – не менее девяти.

По счастию, ханский дипломат, знакомый с европейским этикетом, отнесся к просьбе красавицы благосклонно. Вообще, после сеансов белого мага в нем просыпался невероятный интерес к жизни. Хотя сейчас Аржанова пребывала перед ним в скромном татарском наряде, мурахас невольно вспоминал их первую встречу на дипломатическом обеде у князя Потемкина. Ее изумрудное платье с глубоким декольте и корсажем, приподнимающим груди, выигрышно подчеркивало прелестные формы. Любвеобильное сердце Али-Мехмет-мурзы навек запечатлело русскую путешественницу именно в том чудесном виде.

Бекир чуть не взбесился, когда узнал, что отец решил передать русским почти половину их огнестрельного арсенала: два ружья и один пистолет. Поначалу он возражал, говоря, что отряд госпожи Аржановой и князя Мещерского снабжен стволами достаточно. Однако Али-Мехмет-мурза, сверкнув глазами, поднялся с места и грозным, властным голосом, которого младший сын давно от него не слышал, произнес: «Я так сказал!» Ружья тотчас принесли. Николай, вызванный в комнату, тщательно обследовал оружие и признал его техническое состояние удовлетворительным.

И снова обрадовалась Анастасия своей удаче. Сегодня те, у кого она просила помощи, охотно шли ей навстречу…

Авраама Вирковича она увидела сидящим в беседке во дворе его усадьбы. На свежем воздухе он проводил урок чтения и письма с четырьмя внуками. Мальчики восьми-девяти лет писали мелом на черных досках под диктовку старца какие-то древнееврейские изречения. Философу и историку пришлось отвлечься от этого занятия. Он отпустил учеников на полдник. Они, обрадовавшись, убежали. Анастасия заняла место одного из них на подушке перед шестигранным низким столиком.

После обмена приветствиями, Виркович приступил к традиционной восточной беседе:

– Все ли хорошо в доме вашем?

– Спасибо, все хорошо.

– В добром ли здравии вы и ваши люди?

– Да. Слава богу, мы живы и здоровы.

– Довольны ли вы нашим гостеприимством?

– Очень довольна.

– Куда теперь лежит ваш путь?

– Пока я намерена остаться в Чуфут-кале.

Здесь ритуальная беседа дала сбой. Караимский мудрец не ожидал подобного ответа, насупился и надолго замолчал. По-видимому, он надеялся, что Аржанова поймет намек и сообщит о скором отъезде. Анастасия разглядывала узор, выложенный разноцветными деревянными планками на крышке стола и тоже не произносила ни слова. Женщина в темном платье и платке, закрывающем лоб, щеки и шею, подала им кофе. Она бросила на Аржанову мимолетный взгляд и усмехнулась. По ее мнению, пришельцы с далекого Севера вели себя совершенно неприлично: разве может женщина одна находиться в гостях у мужчины?

– Наш город жил тихой и спокойной жизнью, – наконец заговорил старец, нервно поглаживая свою великолепную волнистую бороду. – А следом за вами сюда пришла война.

– Неужели кто-то из караимов пострадал? – Аржанова пригубила чашку кофе.

– Такого нет.

– Ну вот видите.

– Однако ваши опасные действия продолжаются. Вы запретили открывать ворота, собираете какой-то отряд, проверяете усадьбы…

– Ожидается еще одно нападение.

– Я помог вам вчера. Но сегодня категорически протестую!

– Отлично, достопочтенный Авраам-эфенди, – невозмутимо ответила ему Анастасия. – Новый штурм крепости готовит Казы-Гирей, двоюродный брат хана и главарь здешних бунтовщиков. Пожалуйста, мы откроем вам ворота. Езжайте к нему в Бахчисарай, расскажите о вашем протесте. Может быть, это остановит его…

– Я осуждаю братоубийственную бойню! – с пафосом произнес Виркович.

– Не мы ее начали.

– Это неважно. Кровопролитие падет тягчайшим грехом на всех, – караим наставительно поднял палец вверх и грозно повторил: – Да-да, на всех!

– Что ж, я отвечу за него перед Богом.

– И вам не страшно?

– Нет. Если я остановлю фанатиков и террористов, готовых уничтожать ни в чем неповинных людей, то Бог простит меня…

Не сразу нашелся почтенный старец, что сказать на слова русской путешественницы и долго смотрел на нее из-под насупленных бровей.

Очень редко соплеменники – и уж тем более – женщины – осмеливались спорить с ним. Всех обезоруживал философ потоком своего красноречия. Караимы по простоте душевной его побаивались, хотя и уважали: за ученость, за преклонный возраст, за богатство и положение в обществе. Они могли не соглашаться с собирателем древних рукописей и даже ругать его за глаза, но открыто ему не перечили, предпочитая сопротивляться его инициативам – порой совершенно фантастическим – пассивно, без публичного обсуждения и резких поступков.

Философ обитал в книжном, выдуманном мире с отвлеченными понятиями о добре и зле, а также – о неизмеримой ценности каждой человеческой жизни. Их Виркович почерпнул в религиозных манускриптах прошедших столетий. Его представления о крымско-татарских реалиях сейчас пришли в ужасающее противоречие с этими изысканиями стародавних учителей нравственности и морали.

Авраам-эфенди понимал, что в чем-то русская права. Одно дело – рассуждать о всеобщем благе народа с просвещенным правителем стабильно развивающегося государства. Другое дело – взывать к милости мятежников, силою захвативших власть. Неизвестно, что придет в голову тому же Казы-Гирею, который прекрасно осведомлен, что караимы всегда поддерживали его венценосного родственника, он брал у караимских коммерсантов большие суммы в долг.

Книги, неизменные друзья Вирковича, снова выручили его в трудный момент.

Он схватился за фолиант, который лежал перед ним на столе и откуда он прежде диктовал поучения внукам. Лихорадочно перелистав страницы в толстом томе, он подобрал подходящую цитату и, торжественно прочитав ей выдержку, делая акцент на некоторых словах, попросил Аржанову вдуматься в смысл вековой мудрости его предков. Молодая женщина согласилась. Потом они поговорили о законе единства и борьбы противоположностей, коего необычную трактовку данная цитата и содержала.

Но слишком мало времени оставалось у Анастасии для бесед на сугубо научные темы. Прощаясь, она посоветовала седобородому старцу отнестись к предстоящим событиям философски. Во-первых, услышав выстрелы, на улицу самому не выходить и удерживать от того же своих внуков, детей, жен и наложниц, во-вторых, разъяснить ситуацию соседям, уверив их в громадном превосходстве защитников крепости над их противниками. В-третьих, во время боевых действий ни в коем случае ворот не открывать, кто бы сюда к нему ни просился…

А все-таки настроение караим ей здорово испортил. От тех простых вещей, что обязательно сыграют важную роль в жесткой схватке, пытался он увести Анастасию в эмпиреи, далекие от бытия людей, навязать мысли, волю к победе ослабляющие. Зачем? Неужто из одного желания быть не таким, как все?…

Надвинув феску низко на лоб и завернувшись в кисейную накидку «маграма» так, чтобы лица ее не было видно, Анастасия скорым шагом шла от усадьбы Вирковича к Большим воротам крепости. Она старалась держаться поближе к стенам домов и заборам, уступать дорогу мужчинам, прятать от них глаза, отворачиваться, горбиться и вообще – походить на мусульманку: существо бесправное, забитое навсегда испуганное.

Про себя Аржанова считала шаги для лучшего определения расстояний и запоминала разные приметы: камень почему-то выступаюший из кладки, калитку, выкрашенную в красный цвет, кустик бурьяна, сумевший пробиться сквозь черепицу на верхушке забора. Они явятся ориентирами при изображении плана на бумаге, помогут бойцам отряда прицеливаться более точно, выполнять диспозицию боя поэтапно, как то и задумано.

Скоро Восточная, или Большая оборонительная стена – Биюк-Исар – выросла перед курской дворянкой серовато-белой громадой. Аржанова остановилась и оглядела ее. Биюк-Исар она хотела отвести роль главного огневого рубежа. Стену эту построили из необработанного камня на известковом растворе в первой половине XVI века. Фортификационное сооружение состояло из трех башен и трех куртин. В самой массивной, прямоугольной башне размером 56,5 метра и высотой 9,3 метра располагались Большие ворота – Биюк-Капу. Башня разделяла центральную и южную куртины. Бойницы для огнестрельного оружия, – правда, только ручного – находились как возле Биюк-Капу, так и дальше – в крепостной стене на северной и южной куртинах.

У башни с закрытыми воротами несли охрану воины крепостной стражи. Их подкрепляли два кирасира в восточных кафтанах. Несмотря на все уловки госпожи Аржановой, они ее сразу узнали, встали по стойке «смирно» и отсалютовали ей, взяв карабины «на караул». Сперва татары очень удивились такому их поведению. Но Анастасия заговорила с земляками на родном языке, и они решили не отставать от дисциплинированных русских и тоже изобразили нечто вроде салюта своими копьями.

В сопровождении солдат курская дворянка обследовала башню и прилегающиие к ней стены центральной и южной куртин. Толщина их ей не понравилась: всего-то один метр, чего для засадной группы явно недостаточно. Затем они взобрались на надвратную башню. Крыша ее была слегка покатой, огороженной парапетом в половину человеческого роста. Здесь свободно бы разместились пять стрелков, которые, положив ружья на парапет стволами внутрь крепости, спрятались бы, встав на колени.

Осмотр показал, что первоначальный их с Мещерским замысел нуждается в значительной корректировке. Восточная оборонительная стена, хотя и выглядела внушительно, являлась, скорее, сооружением декоративным, а не настоящим фортификационным. Потому служить позицией для нанесения главного удара она не могла.

Приставив ладонь ко лбу козырьком и загораживаясь от ярких лучей солнца, Аржанова продолжала стоять у парапета надвратной башни и с ее высоты разглядывать «Новый город» и вторую оборонительную стену Чуфут-кале, называемую Средней, или по-тюркско-татарски «Орта-Исар». Окруженная одно– и двухэтажными домами, она как-то сразу в глаза не бросалась и воспринималась, особенно с земли, только элементом городской застройки.

Теперь же Анастасия увидела ее мощь и оценила оригинальный план строителей, работавших, видимо, в VI–VII столетиях. Они соорудили для «Старого города» надежное прикрытие. Орта-Исар составляли две куртины по 60 метров каждая. Северная куртина пролегала по ровному месту, южная – по склону. На стыке куртин находились ворота. С севера их защищал выступ стены шириной в 3,6 метра. У края северной куртины, почти над скалой, в стене имелась потайная калитка для вылазок в тыл противника, штурмующего ворота.

Над Средней оборонительной стеной строители потрудились основательно. Толщина ее достигала 4,5–5 метров, высота – 7–8 метров. Ее образовывали два панциря, сложенных из плит здешнего отшлифованного мелового известняка. Пространство между панцирями заполнили бутом, скрепленным раствором извести. Но этого мастерам показалось мало. На фланге перед северной куртиной они еще вырубили в скале рвы, достаточно большие и глубокие.

Рвы Аржанову не заинтересовали.

Она уже представляла себе, как медленно открываются Больше ворота и конный отряд черкесов с перестуком копыт, особенно явственным в полной тишине, движется по главной улице – «дороге тысячелетия» – к неплотно притворенным Средним воротам. Большая часть засадной группы находится именно в этом районе. Люди смогут удобно расположиться на вершине стены, прямоугольным выступом выходящей к воротам, и на вершине стены к югу от них. Толщина укреплений такое допускает. Огонь будет кинжальным: пять выстрелов из карабинов в спину неприятеля с надвратной башни Биюк-Капу, шесть выстрелов в правый его фланг с выступа, шесть – в левый фланг с южной куртины…

Вернувшись в усадьбу Аджи-аги Бобовича, Анастасия нашла там любезную ее сердцу картину мирно живущего военного лагеря.

Глафира в походе исполняла обязанности экономки, заведовала бельем и продуктами. Местных прачек наняли еще вчера, и с утра они стирали. Сейчас горничная доставала из глубокого овального жестяного корыта хорошо отжатые рубахи, подштанники, косынки, платки, наволочки, простыни, скатерти. С помощью Досифея она развешивала их на веревках, крест-на-крест натянутых над двором. Горный ветер подхватывал белые полотнища, яростно трепал их и высушивал с быстротой, весьма непривычной для русских.

Николай, капрал Ермилов и еще три кирасира занимались проверкой оружия. Это была очень ответственная работа. На досках, положенных на каменные плиты во дворе у забора и накрытых мешковиной, они разложили в ряд фузеи, карабины, штуцера, пистолеты, чистили их, смазывали, проверяли действие замков. Для надежности решили поменять там все кремни в курках. Зажав новый, острый камешек между губками курка, Николай взводил его, как бы прицеливался в небо и «стрелял» без пороха. Кремень сильно щелкал по огниву, искры летели в стороны.

– От це добре! – говорил сержант Чернозуб и ласково улыбался сыну горничной.

Сержант лежал на животе в беседке, подставляя голую спину с еле зарубцевавшимися ранами крымскому солнцу, лучи которого пробивались сквозь сплетенную из ореховых прутьев крышу беседки. Слева от него сидел на подушке, скрестив ноги, Сергей Гончаров и покуривал свою короткую трубочку. Вообще-то они с Чернозубом играли в шашки. Но могучий украинец часто отвлекался от игры, потому, что подготовка оружия к операции «ОГНЕННАЯ СТЕНА» волновала его гораздо больше, чем своевременное прохождение в «дамки».

Секунд-ротмистр князь Мещерский изредка тоже поглядывал на солдат, но сверху, с веранды второго этажа. Там, выпущенный из клетки, важно прогуливался Апельсин. Молодой офицер забавлялся игрой с оранжевой птицей. Он бросал кусочки лепешки, вымоченные в молоке, на деревянный пол веранды, дергал за длинный ремешок, привязанный к серой перепончатой лапке, и громко звал птицу по имени. Апельсин, подобрав еду, отвечал ему коротким и резким: «Кра-онк!»

Дервиш Энвер вышел во двор с ковриком «намаз-лык», свернутым в трубку и засунутым под мышку. Приближалось время предвечерней молитвы. Длина теней предметов стремилась сравняться с их высотой. Турок расстелил коврик, совершил омовение лица, рук и ног, встал на колени на коврик, повернувшись лицом на юг. Предвечерняя молитва состояла из четырех «ракаатов». К ним богобоязненный мусульманин намеревался присоединить просьбу к Аллаху об успехе нового дела, затеянного прекрасной русской госпожой.

Из дверей кухонного домика в углу двора, открытых настежь, исходил превосходный запах вареной молодой баранины и постепенно распространялся по домовладению. Двое слуг караимского купца готовили для постояльцев ужин. В одном котле над очагом кипели в густом бульоне две тушки барашков, разделенные на части и облепленные листочками петрушки и укропа. Во вором котле варилась белая фасоль с мелко нарезанной морковью. Запах еды усиливался и отвлекал Энвера от общения с Богом, Чернозуба и Гончарова – от игры в шашки, кирасир – от чистки оружия, адъютанта светлейшего князя – от дрессировки оранжевой птицы.

Наконец, торжественная минута настала.

Караимы вынесли котел из кухни во двор к развернутому там достархану и переложили дымящееся мясо на большое медное блюдо. Князь Мещерский быстро спустился с веранды, взял нож и начал делить его на порции. Все члены экспедиции секретной канцелярии Ее Величества, держа миски в руках, неотрывно наблюдали за этим процессом.

Тут в воротах усадьбы и появился Эзра Мичри. Его сопровождали два подростка лет двенадцати, низкорослые, худые, похожие друг на друга, как две капли воды. Одежда их богатством и разнообразием не отличалась: полотняные широкие рубахи и штаны, туфли из воловьей кожи на босу ногу, ермолки на выбритых до синевы головах. Но с первого взгляда на их озорные и живые лица, на шустрые движения становилось ясно, что это – местные хулиганы.

Братья-близнецы Минаш и Очан были детьми известного в «Новом городе» мастера-камнереза Иехуди Казаса. Ремесло его требовало немалой физической силы. Потому Казас пока не приставил младших сыновей к семейному занятию, хотя по караимским традициям им следовало уже год-два учиться какой-либо полезной профессии. Иногда они помогали отцу в мастерской, но больше болтались по улицам, лазали по укреплениям Чуфут-кале и ее пещерам, верховодили ватагой мальчишек, пользуясь превосходством в возрасте, и регулярно дрались с бандой таких же подростков из «Старого города».

Естественно, близнецы знали горную цитадель, точно свои пять пальцев. Особенно хорошо им были знакомы дома, покинутые владельцами. Из двухсот усадеб иудейской крепости в настоящий момент подобных насчитывалось девятнадцать. Некоторые, давно утратившие окна, двери, крыши, постепенно разрушались. Другие стояли заколоченными, ожидая покупателей. Третьи время от времени посещали хозяева, переселившиеся с горы в ближайшие к ней долины Марьям-дере и Ашлама-дере.

Старший приказчик Аджи-аги Бобовича указал Аржановой на подростков и сообщил, что благодаря их помощи он нашел все подземные ходы – а именно три – ведущие из усадеб в долины. Если будет угодно русской путешественнице, то они сейчас покажут их, дабы определить, какой можно использовать самим, какой – забить камнями, какой – сторожить от внешнего проникновения. Доклад у него получился коротким, но дельным.

Анастасия молчала, с улыбкой рассматривая юных пришельцев. Достархан, уставленный блюдами с вкусной едой, произвел на них впечатление. Однако оружие, разложенное на досках у забора, затмевало абсолютно все. Близнецы не могли оторвать глаз от металлических стволов, тускло поблескивающих на солнце, от прикладов ружей и рукоятей пистолетов из орехового дерева, темно-коричневых, отполированных, украшенных кое-где искусной резьбой.

– Эзра, вы сделали невозможное! – искренне похвалила она караима. – Слава богу, час битвы пока не пришел. Разделите с нами трапезу, и мы обсудим результаты ваших изысканий.

– Слушаю и повинуюсь, госпожа.

– Между прочим, ваши соплеменники отлично готовят.

– Они старались, госпожа.

Братья, услышав их разговор, перевели взгляды на Аржанову и снова погрузились в безмолвное созерцание. Белая женщина с открытым лицом, совсем не похожая на здешних жительниц, одетая тем не менее как богатая татарка, свободно изъясняющаяся на этом языке, но с каким-то странным, «окающим» выговором…

– Дети, садитесь, – она указали маленьким караимам на подушки возле Чернозуба.

– Ласкаво просимо, – кивнул великан.

Очан и Минаш переглянулись. Никогда они не видели столь огромных людей. Фигура кирасира внушала им страх, однако улыбался он очень добродушно. Расправив рукой усы, сержант поднатужился и вспомнил нужное чужеземное слово:

– Лютфен!

– Сагъ олунъыз[40], – в один голос вежливо отозвались близнецы и, забыв о прежней растерянности, сели на подушки поближе к миске с бараньим боком и гарниром – красным маринованным перцем…

Нет нужды говорить, что русские постарались расположить к себе обоих сорванцов. Они на славу угостили их, показали свое огнестрельное оружие, объяснили, как оно действует, расспросили ребят об их семье и их занятиях. Анастасия под конец вручила каждому по турецкому флори и предложила поступить к ней на службу. Золотые монеты, которые до того мальчики и в руках-то не держали, сыграли магическую роль. Очан и Минаш тут же горячо поклялись исполнять ее поручения.

Перво-наперво близнецы вместе с Эзрой Мичри привели Аржанову и Мещерского в маленькую заброшенную усадьбу на самом краю Бурунчакской улицы, у северного фланга Орта-Исар. По предположению Мичри, дезертир воспользовался подземным ходом, расположенным здесь. Калитка с проломленной доской открывалась легко, одноэтажный дом носил приметы давнего запустения, дверь в сарае и вовсе отсутствовала. Под сараем находилась небольшая хозяйственная пещера, в стене ее, за разваленной горой пустых корзин, – лаз, ведущий в долину Ашлама-дере.

Следы на пыльном полу были свежими и принадлежали одному человеку. Он, видимо, спешил, потому даже не потрудился вновь собрать корзины и замаскировать подземный ход. Осветив факелами черный провал высотой в половину человеческого роста, русские спустились по нему почти до конца и на остром каменном выступе обнаружили малюсенький обрывок ткани с синими полосками – полотно домашней татарской выработки, называемое «атма», из которого делали пояса для рядовых чинов ханского войска.

Никаких сомнений не осталось.

Эзра Мичри, войдя во вкус военных приготовлений, советовал немедленно завалить подземный ход камнями. Аржанова не согласилась. У нее имелся другой план. Курская дворянка почему-то не сомневалась, что лазутчики Казы-Гирея постараются проникнуть в цитадель именно этим путем. Следовательно, передвижение их по нему надо облегчить, а в пещере посадить группу захвата. Пожалуй, с данной задачей хорошо справятся родственники Али-Мехмет-мурзы, любители кулачного боя, вооруженные к тому же отменными булатными кинжалами. Единственная ее просьба к ним – не убивать врагов всех и сразу.

Следующим поручением для Очана и Минаша стал незаметный выход из Чуфут-кале в долину. Русской путешественнице хотелось точно знать, что происходит сейчас в ущелье Марьям-дере, в Салачике, в Бахчисарае, в ханском дворце. Подростки выбрались наружу через подземный ход в усадьбе Бобовича, так как он находился гораздо ближе к дороге, чем остальные три. Спустя несколько часов близнецы благополучно вернулись. Они доставили Аржановой и Мещерскому массу ценных сведений о противнике.

Дальнейшие события показали, что в лице сыновей камнереза Иехуди Казаса защитники крепости действительно приобрели настоящих разведчиков, замечательно ориентирующихся на местности, смелых и ловких. Они воспринимали боевые поручения как веселую необычную игру. Братья носились по горному плато стремглав, с восторгом наблюдая за всеми участниками ожесточенного, яростного столкновения.

Аржанова немного ошиблась. На один день позже ее расчетов серо-желтые слоистые скалы атаковали кавказские наемники Бахадыр-Гирея…

В тихий час перед восходом солнца Глафира, разбуженная возней Апельсина, вышла на веранду. Оранжевая птица била крыльями по прутьям клетки. Горничная решила выпустить ее. Селезень огари взлетел на перила у края стены, прямо над скалой, и вытянул шею вниз. Поворачивая голову вправо и влево, Апельсин чутко прислушивался. Верная служанка тоже склонилась над обрывом.

Утренний туман поднимался по зеленым склонам. Он напоминал сказочное существо, растущее на глазах, клубящееся, протягивающее щупальца вдоль отрогов гор. Но чем ближе к вершине он поднимался, тем прозрачнее становился. Уже обнажились заросли бересклета, отяжелевшие от росы, белая земля тропинки, пробитой среди луговых трав, одинокий силуэт дерева с раскидистой кроной.

Вдруг среди волшебной тишины предгорья наподобие выстрела хрустнул камень под ногой быстро идущего человека. Шесть темных фигур в пелене тумана похожих на расплывчатые тени, прячась под его покровом, спешили преодолеть крутой откос. Глафира перекрестилась. Апельсин широко расправил оранжевые крылья, захлопал ими и испустил пронзительный крик:

– Кра-онк! Кра-онк! Кра-онк!

Удивительно, но его услышали в крепости все. Час «ИКС» настал.

Люди из рода Яшлав, вторые сутки дежурившие в пещере заброшенной усадьбы на Бурунчакской улице, схватились за кинжалы. Воины крепостной стражи, обходившие дозором улицы «Нового» и «Старого города», побежали к своим позициям у Орта-Капу. Кирасиры Новотроицкого полка, в одежде спавшие на втором этаже караимского дома, подняли лежавшие рядом с их матрасами на полу карабины и пистолеты.

Не прошло и получаса, как защитники цитадели заняли места согласно диспозиции. Они поднялись на надвратную башню Биюк-Капу, на вершину Средней оборонительной стены, залегли за створками Орта-Капу, для обмана неприятеля чуть приоткрытыми.

Раньше других нападающих встретили родственники Али-Мехмет-мурзы.

Бекир, командовавший засадой в пещере, проявил чудеса военной смекалки. Шесть лазутчиков, одетых в форменные бешлейские кафтаны, попали к нему в руки. Ошеломленные атакой, о которой их никто не предупредил, они здорово растерялись, сопротивляться не смогли и сразу рассказали все, что знали.

Аржанова таким образом получила почти полный план операции, задуманной мятежниками. Определенная логика в ней была. Например, лазутчикам предписывалось следующее: а) склонить на свою сторону крепостных стражников, вручив им полугодовое жалованье, рядовым – по триста акче, офицеру – пятьсот; б) нейтрализовать с помощью подкупленных бешлеев людей из рода Яшлав и русских шпионов, заперев их в домах; в) дать условный сигнал Казы-Гирею, спалив стог сена на территории разрушенной мечети; г) открыть Большие ворота для конного отряда черкесов.

Князь Мещерский нашел этот план вполне профессиональным. Отправляясь к надвратной башне Биюк-Капу, он сказал курской дворянке, что резидент турецкой разведки в Крыму умнеет прямо на глазах. Ему даже будет интересно поговорить с Казы-Гиреем, если тот по своей самонадеянности и неосторожности вздумает заявиться в Чуфут-кале сейчас, вместе с отрядом наемников.

Байрактар Мубарек-мурза тоже согласился с этим. В двенадцатом часу дня, исполняя поручение двоюродного брата хана, молодой татарин зажег сено во дворе мечети. Столб серого дыма поднялся над цитаделью, но простоял недолго, так как ветер расшвырял его в разные стороны. Подчиненные, руководимые байрактаром, двинулись к Восточной оборонительной стене, чтобы открыть створки ворот и пропустить в крепость выступивших из Иосафатовой долины всадников в черных черкесках.

Сержант Чернозуб, покряхтывая от боли в раненой спине, вместе с пятью кирасирами устраивался на широкой вершине Средней оборонительной стены, взяв от ворот немного к югу. Солдаты зарядили карабины, положили их на заранее приготовленные распорки, направив стволы в сторону «дороги тысячелетий», заряженные пистолеты – у каждого по два – еще находились у них в кобурах. Сержант суеверно поплевал на пальцы:

– Чую, хлопцы, знатно дило зараз буде. Целься, як у тире…

Николай, прижимаясь щекой к березовому прикладу «Дружка», медленно навел штуцер на камень с нарисованной на его боку жженой пробкой первой буквой арабского алфавита «Алиф». Камень обозначал место, тщательно вчера пристрелянное. От выступа Средней стены, где пребывал Николай, до камня насчитывалось 13 метров и 40 сантиметров. Молодой слуга несколько раз проверил расстояние собственными шагами.

Рамзан Аблоев заметил этот камень, едва за его спиной осталась надвратная башня Биюк-Капу. Храбрые джигиты вошли в «Новый город» на рыси, построившись в колонну по три. Чеченец ехал впереди, красиво подбоченившись. Он скользил уверенным взглядом победителя по стенам домов без окон и глухим заборам. Он думал, что затянувшееся противостояние с неверными подходит к концу, и премия за взятие цитадели ему уже обеспечена.

Аблоев еще раз посмотрел на камень. Совершенно непонятно, почему белый булыжник с черной отметиной очутился один-одинешенек на гладкой и пустынной «дороге тысячелетий», пробитой в скале серо-синеватого цвета. Его надо убрать. Чеченец, придержав лошадь, хотел спрыгнуть на землю и отбросить ногой никому не нужный камень в сторону. Но не успел.

Круглая штуцерная пуля вошла ему в висок справа и несколько отвесно сверху. Конечно, больше Рамзан ничего не видел и не слышал. А ему, сделавшему войну своим ремеслом, стоило бы понаблюдать за огненным шквалом, обрушившимся на его отряд в следующее мгновение. Довольно сложную схему стрельбы кирасиры и слуги Аржановой выполнили безукоризненно, в точном соответствии с заданной им разнарядкой.

Правда, пятеро бандитов уцелели.

Они не получили ни царапины от трех залпов, произведенных один за другим в течение четырех с половиной минут. Им удалось, соскользнув с седел под животы лошадей, спрятаться за телами несчастных коняг от русских пуль, жалящих неотвратимо. Потом черкесов поймали на улице бешлеи байрактара Мубарек-мурзы. И это было все, что осталось от отряда кавказских наемников численностью в тридцать сабель, посланных на штурм Казы-Гиреем.

Глава пятнадцатая

Победители и побежденные

К полудню из Золотого кабинета, в котором любил проводить время за сочинением стихов правитель Крымского ханства, его двоюродный брат спустился в помещение, называемое Летней беседкой. Первоначально она была одноэтажной, имела тонкие колонны и стрельчатые арки. После пожара, случившегося в ханском дворце в 1763 году, Летнюю беседку реконструировали. Колонны заменили на другие, более массивные, соорудили фонтан и при нем бассейн с мраморными стенками, украшенными орнаментом в стиле турецкого барокко. Также здесь обновили потолок – деревянный, красный, с желтым узором в виде решетки – и стены с росписью, напоминающей дивную вышивку.

Ощущение роскоши и покоя дарила Летняя беседка своим посетителям. Лежа перед фонтаном на низком диване, обтянутом малиновым бархатом, можно было поразмышлять не о весне человеческой жизни, бурной и неустойчивой, и не осени ее, печальной и холодной, а именно о лете, чудесной поре, наполненной солнечным светом и теплом, сладостью созревающих плодов.

Четыре прозрачные струи дугами поднимались над четырьмя углами квадратного бассейна и с тихим журчанием падали вниз, на беломраморное дно. Неумолчный говор воды завораживал. Казы-Гирей слушал его, медленно перебирая в памяти события последних дней. Без Джихангир-аги, что вечно поучал молодого татарина, жилось даже лучше.

Кавказские наемники сразу признали его власть и снова отправились к Чуфут-Кале, увидев столб серого дыма над стенами иудейской крепости.

Рамазан Аблоев очень обрадовался, когда Казы-Гирей разрешил ему полностью разграбить цитадель. По законам войны так полагалось поступать с вражескими крепостями, после долгой осады захваченными штурмом. Караимы, приняв у себя людей из рода Яшлав и русских шпионов, нарушили свой традиционный нейтралитет и выступили против светлейшего хана Бахадыр-Гирея, два дня назад избранного на трон в городе Кефа всем крымско-татарским народом, коего численность там достигала трех тысяч человек. Правда, по последней переписи, на полуострове проживало примерно шестьдесят тысяч татар, но в данном случае это никакого значения уже не имело.

Чеченец стал расспрашивать двоюродного брата нового хана о караимах, доселе ему неизвестных: хорошо ли они вооружены, не устоят ли, защищаясь, на улицах города в отчаянных схватках, много ли среди них состоятельных граждан, каковы караимские женщины, которые, конечно, будут желанной добычей для храбрых джигитов, обреченных в Бахчисарае на суровое воздержание. Резидент турецкой разведки не пожалел ярких красок, расписывая Рамзану богатство жителей Чуфут-кале и красоту его жительниц в качестве превосходного приза для победителей.

Сам он решил на горное плато вместе с наемниками не ездить. Дело теперь представлялось ему простым, как яблоко. Оно не требовало его присутствия на месте событий. Судя по всему, план, задуманный им, удался. Отряд крепостной стражи, подкупленный лазутчиками, перешел на сторону восставших. Без особых затруднений кавказцы вступят в крепость, перережут родственников Али-Мехмет-мурзы, возьмут в плен русских – притом Казы-Гирей внушил строго Рамзану, что прикасаться к белым женщинам он права не имеет – и пошлют ему во дворец курьера. У него здесь уже заготовлена депеша для Бахадыр-Гирея: поздравление по поводу избрания на трон и приглашение прибыть с триумфом в столицу государства, счастливо очищенную от сторонников свергнутого правителя.

С почтительным поклоном в Летнюю беседку вступил толстый дворецкий. Молодой татарин только усмехнулся, глядя на его согнутую спину. Еще недавно бедный родственник хана, обитавший во флигеле дворца на правах приживала, таким вниманием со стороны прислуги не пользовался. Но сейчас они начали относиться к нему, словно бы к владетельному вельможе, и по всякому поводу ублажать. Воистину, победитель получает все.

Дворецкий сообщил Казы-Гирею, что его приказания выполнены. Музыканты приехали и ждут разрешения начать концерт. На кухне приготовили много свежей белой халвы, слоеного печенья «шекер-кыйык» и бузы. Наложницы из гарема смогут прийти через час, чтобы очаровать своего нового господина коллективным «танцем живота».

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

В мире, где царит древняя корейская магия, близ реки Туманган обитает тайный клан речных драконов-об...
Эта квартира понравилась Катерине с первого взгляда. Большие комнаты, высокие потолки с лепниной, ви...
Игоря и Платона когда-то сблизило то, что оба они обладали экстрасенсорными способностями. Но с тех ...
Трудно позавидовать человеку, потерявшему абсолютно всякую память о собственном прошлом. И этот чело...
Тайна «Голубого поезда»В роскошном экспрессе «Голубой поезд», следующем из Лондона на Французскую Ри...
Главные герои книги – загадочный следователь Родион Меглин и его юный стажер Есеня – борются с безжа...