Связанные поневоле Чередий Галина
— Завидуете? — ухмыльнулась я и вдруг поняла, что выражаюсь совсем как Северин. Кто бы мог подумать, видимо, это заразно.
— Боже упаси! Мне, конечно, те, кого я засадил за свою карьеру, периодически пишут письма с обещанием обеспечить билетик в мир иной. Но до креативности фанаток Монтойи в Сети моим убийцам и насильникам далеко. Даже не представлял, что есть столько изощреннейших способов убить человека. И это с моим-то опытом в убойном отделе! Поразительно живая фантазия у девушек! — теперь Матиас наконец улыбнулся.
— Эх, за что же они так со мной? — театрально закатила я глаза. — Что же я им сделала-то?
— Вы узурпировали их любимого Северина Монтойю в единоличное пользование. Кстати, поздравляю, раз уж до этого дошло.
— Собственно, с чем? — нахмурилась я.
— С весьма скоропалительным, на мой взгляд, решением вступить в брак — Матиас подошел вплотную к моему столу и, упершись руками, наклонился очень близко. — Скажите, Юлали, вы на самом деле уверены, что хотите пойти на это? Нет, я все понимаю: Монтойя — звезда и все такое, но вы же умная женщина и осознаете, что, находясь вдали от вас, он будет ежедневно подвергаться искушениям. Или вы решили бросить работу, отказаться от карьеры и стать женой, путешествующей за ним повсюду, чтобы отгонять от него желающих откусить кусочек?
На сегодня мне уже было достаточно умников, вторгающихся в мою жизнь, и я прямо посмотрела на Терча.
— Матиас, у нас был вроде договор, что мы не обсуждаем мою личную жизнь. Мы с вами не настолько близки, чтобы у вас было право давать мне советы, как, впрочем, и претендовать на мою откровенность, — ледяным голосом сказала я, и полицейский отшатнулся.
— Прошу прощения. Просто я чувствую некую ответственность за вас, — пробормотал он.
— А вот этого не нужно. Я достаточно взрослый и, как вы справедливо заметили, неглупый человек, чтобы отдавать отчет своим действиям. Хотите кофе? — Я резко сменила тему, давая понять, что обсуждение исчерпано.
— Пожалуй, нет, — ответил Матиас, взглянув на кружку в моей руке.
— Вы вчера сказали, что у вас есть что-то новое, — напомнила я.
— Да, точно. Я сумел установить личность первого ребенка.
— Это же хорошо, верно?
— На самом деле это не много дает следствию, но да, это хорошо. Его звали Туан Фонг. Мать мальчика была из Вьетнама и сюда приехала по гостевой визе к наемнику, от которого забеременела. Но к моменту рождения ребенка папаша запил и отказался и от нее, и от ребенка и буквально вышвырнул обоих на улицу. Женщина жила тут на нелегальном положении. Родив мальчика — нашу жертву, — очень быстро скатилась до занятий проституцией. Потом родила еще одного мальчишку. На одном из рейдов мать мальчиков задержала полиция нравов, а когда выяснился ее статус нахождения в стране — женщину выслали домой. Обоих детей, как рожденных уже здесь, определили в социальный приют. Но Туан часто сбегал оттуда, так как привык бродяжничать и быть предоставленным самому себе за годы жизни с матерью. После одного из таких побегов мальчик и пропал бесследно. К моменту исчезновения Туана второму мальчику, Квану, было пять лет. Ему, можно сказать, очень повезло, так как его быстро усыновили хорошие люди, которые дали ребенку достойную жизнь, образование — в общем, нормальную семью. Так как мать Туана найти не представляется возможным, а отец погиб в одной из африканских стран, нанявшись туда во время локального конфликта, то, собственно, именно Кван и является его единственным родственником. Я встречался с ним сегодня утром, и, знаете, он был очень опечален известием о смерти брата, но и все же рад, что, наконец, стала известна его судьба. Хоть он и был очень мал, когда Туан пропал, но помнил о брате все эти годы и его судьба продолжала волновать его.
— Вы рассказали ему… все подробности? — Я почувствовала себя неожиданно осипшей.
— Да. Потому что это в любом случае попадет в СМИ, и лучше пусть он узнает это от меня, чем версию, которую переврут неоднократно.
— Ну да, это, пожалуй, верно, Матиас.
— Кван хотел бы забрать останки брата, когда следственные действия с ними будут окончены, и достойно похоронить его. А еще он спрашивал, может ли он выразить вам лично благодарность.
— Я ничего не сделала, Матиас. Это рано или поздно сделал бы любой эксперт.
— Но сделали вы быстро и очень качественно. Кван, когда увидел ваш реконструированный портрет мальчика, не смог сдержать волнения и расплакался. Он сказал, что именно таким и запомнил старшего брата, когда видел его последний раз. Вы согласитесь увидеться с парнем, Юлали?
— Конечно. Разве я вправе отказаться? Я обязательно встречусь с ним и на церемонию погребения непременно приду. А что со второй жертвой?
— Пока ничего, но мой помощник работает, не поднимая головы.
— Кстати! — Я поднялась, взяла свою сумку и достала утреннее послание. — Вот. Не уверена, что это относится к нашему делу, может, конечно, проделки фанаток Северина, но в любом случае, наверное, стоит изучить. Конверт я, само собой, облапала, но с содержимым обращалась аккуратно.
— Опять угрозы? — нахмурился Терч и, как фокусник, достал из кармана пакет, в который обычно собирают вещественные улики. — Где нашли?
— В двери моего дома.
— Черт возьми, Юлали! Думаю, вам пора заканчивать с участием в этом деле. Иначе мне придется посадить патрульных в вашем квартале!
— Перестаньте, Матиас! Ничего они мне не сделают. Тем более мне осталось всего пару дней работы.
— Знаете, Юлали, сколько я выезжал на осмотр трупов тех, кто тоже был уверен, что ничего с ними в этой жизни не случится? — раздраженно сказал полицейский.
— Думаю, немало. Но это не мой случай, поверьте. Сто процентов дальше угроз не зайдет. Какой в этом смысл? Даже не сделай эту работу я, ее бы сделали ваши эксперты.
— Ну да, только не так оперативно, и на вас невозможно напрямую давить, — огрызнулся Терч.
— Все плохо, Матиас?
— Ну, не радужно. Сегодня ночью в том самом поместье, которое снимал наш маньяк, случился пожар. Почти полностью выгорел основной дом. И это учитывая, что он стоял опечатанный, там были отключены все коммуникации и ни о какой бытовой причине речь даже не может идти. Эх, мало того, что все это дело происходит корнями из прошлого, так все еще и продолжает приносить сюрпризы, и это явно не конец, — немного устало вздохнул Матиас.
Неожиданно от его слова о прошлом мысль, что скреблась эти дни на краю сознания, стала четкой, словно неоновая вывеска в ночи.
— Скажите, Матиас, а этому Велшу делали рентген?
— Зачем? При задержании он абсолютно не оказывал сопротивления. Так что никаких травм быть не может.
— Хм. А можно сделать это?
— В принципе можно. Не хотите мне сказать зачем, Юлали?
— Попробуйте подумать о том, что вы мне рассказали, еще раз, Матиас. Сколько лет было Велшу в то же время, когда умерли наши жертвы?
— Ну, по примерным подсчетам от 9 до 11.
— Вот именно. И вы говорите, что чувствуете, что он связан с этим делом, а я, как ни странно при моей профессии, доверяю внутреннему чутью людей, не спрашивайте почему. Так вот, что мы имеем? Возраст, соответствующий возрасту наших остальных жертв в те годы, одно и то же место совершения преступлений и тогда и сейчас, плюс совершенно неадекватная реакция на любые попытки узнать, не связан ли Велш с этими старыми захоронениями, и плюс ваше чутье. Что у нас получается?
— Вы же не хотите сказать… — нахмурился Терч.
— Вот именно, что хочу! Если наш маньяк не может быть убийцей, учитывая его возраст в то время, то он — одна из жертв. Чудом выживший в силу каких-то обстоятельств. Ну, или хотя бы свидетель, видевший все своими глазами.
— Постойте, Юлали. Это что-то невообразимое! Вы хотите сказать, что Велш, будучи еще ребенком, попал в руки маньяка и сумел уцелеть? Но при этом настолько повредился головой, что вырос и сам стал убивать, снял то же самое поместье не просто так, а потому что сам там подвергался издевательствам. Такое возможно?
— Матиас, я не психиатр и не специалист по подобным расстройствам. Но могу точно сказать, что большой процент детей, переживших насилие даже однократно, особенно сексуального характера, становятся агрессивными и склонными к действиям такого же рода, не говоря уже о постоянных депрессиях, расстройствах и тяге к саморазрушению. Большинству из них приходится посещать врачей всю жизнь, чтобы поддерживать психику в более-менее стабильном состоянии. Так что не вижу ничего удивительного в том, что мальчик, перенесший длительные издевательства и чудом выживший, возможно, не получивший помощи специалистов вовремя, превратился с возрастом в такое же чудовище, как то, что издевалось над ним самим.
— Это, типа, как в тех фильмах ужасов? Тебя цапнул оборотень в полнолуние, и ты сам превратишься в такого же монстра? Только в нашем варианте с оттяжкой в двадцать лет?
Меня неприятно покоробило сравнение, выбранное Терчем. Конечно, для самих Изменяющих облик все эти снятые людьми ужастики, где укушенные или оцарапанные ликанами люди непременно превращались в жрущих всех вокруг чудовищ, не более чем глупая комедия. Но все же не слишком приятно думать, что для окружающих ты — воплощение ночного кошмара. Сколько ни привыкаю я к этой мысли, находясь столько лет среди людей, а все равно это каждый раз меня задевает. Интересно, как быстро Матиас вытащил бы свой пистолет и постарался пристрелить меня, если бы вдруг узнал правду?
— Я не могу утверждать этого с точностью, пока мы не обследуем Велша. Конечно, прошло много лет, но, возможно, удастся найти следы старых травм с той же спецификой, что и на останках. Хотя с точностью утверждать этого нельзя. Короче, нужен рентген.
— Можно попытаться. Хотя для этого мне придется преодолеть некоторые бюрократические препоны. Велш ведь как-никак заключенный, а для того чтобы сделать рентген, мне нужно добиться разрешения на подобное обследование. А для этого предоставить нечто, как достаточный повод для этого. И это при условии, что сам Велш не станет упираться. А ведь может, если почует неладное. Иначе тогда предстоит бодаться с его адвокатом, а он у него редкостная заноза в заднице. Это может растянуться на недели и не привести ни к чему.
— И что же нам делать? — спросила я.
— Нам, Юлали? Разве к вам это имеет какое-то отношение? Вы и так уже сделали все, что могли, да еще и подкинули мне идею, как распутать весь этот клубок Зачем вам и дальше погружаться в это?
Что я могла сказать Терчу? Что теперь включилась уже моя животная сторона, с которой я так старательно боролась. Что это дело растравило ее, и я уже буквально дрожала в нетерпении добраться до сути, прямо как вставший на кровавый след хищник. Проснувшийся инстинкт преследования нельзя выключить щелчком пальцев, когда он уже бежит по венам вместе с кровью. Это дурацкая черта моего вида. Если уж мы начинаем погоню, то не можем остановиться, пока не достигнем цели. Хреновое, животное наследие!
— Матиас, вы же не можете сначала возбудить мой интерес к этому делу, а потом просто сказать: «Спасибо, Юлали, в ваших услугах мы больше не нуждаемся!» — раздраженно сказала я.
— Я вовсе не это имел в виду. Ради бога, Юлали, да если исходить из эгоистичных мотивов, то я готов упрашивать вас помогать мне как можно дольше. Если даже не ради успеха в этом деле, который видится мне весьма призрачным, то хотя бы ради законного повода видеться с вами каждый день. Но я не чувствую себя вправе вести себя так К тому же наше общение явно бесит Монтойю. На него-то мне по большому счету плевать, но вам доставлять дополнительные проблемы не хочу.
— Матиас, если вы думаете, что я позволю своим личным взаимоотношениям с кем бы то ни было хоть как-то мешать или влиять на мою работу, то вы совершенно меня не знаете! — Утренняя злость вернулась, заставляя меня говорить гораздо резче и эмоциональней, чем стоило бы.
Концентрированный поток гнева вырвался и буквально ударил Матиаса в грудь, судя по тому, как он удивленно глянул на меня и, отшатнувшись, потер область сердца. Я мысленно отругала себя за несдержанность.
— Ох! — выдохнул полицейский. — Раз так, не стану настаивать на своем мнении.
— Ну, тогда давайте думать, как нам получить факты, подтверждающие или, наоборот, опровергающие мою версию. Не хотелось бы, чтобы убийца этих мальчишек где-то жил и здравствовал.
— В этом я сильно сомневаюсь. Такие больные ублюдки сами собой не останавливаются. Так что есть несколько вариантов: он либо сдох, либо сидит в тюрьме, получив длительный срок, либо переехал куда-нибудь на другой конец света и продолжает делать то же самое. Но в любом случае это не значит, что мы не должны продолжать пытаться узнать имя подонка и обвинить его пусть даже посмертно, — решительно сказал Матиас. — И на самом деле я очень рад, что вы мне помогаете, Юлали.
— Не нужно меня благодарить.
Это я должна быть благодарна за такую возможность. Так я словно борюсь со своими кошмарами. Так я чувствую себя по-настоящему нужной и значимой. А не «самым бесполезным и никчемным существом и камнем на шее». Да, знаю, давно пора избавиться от боли и глупых детских обид, отпустить их. Я взрослая, самодостаточная, независимая. Я делаю то, что хочу и что люблю, и призракам прошлого не удавалось меня ни догнать, ни схватить уже много лет. Просто это дело словно разбередило старые раны, пробудив к жизни чувство одиночества и отчаянной потерянности в чужом мире. И это ощущение нужности кому-то снова стало буквально жизненно необходимым. Пускай я просто обманываю себя тем, что я нужна этим потерянным во времени душам погибших детей, но я не только хочу дойти до конца и дать лица и имена безвестным жертвам, но и открыть миру уродливую рожу того монстра, что сделал подобное с этими мальчишками. Настоящего чудовища, не такого, как я или Северин. И даже если он уже сдох — у него нет права спокойно лежать в земле, считаясь, вполне возможно, достойным человеком.
Матиас немного растерянно потер затылок, как часто делают мужчины, напряженно о чем-то думая.
— Даже не представляю, чем мне мотивировать требование обследовать Велша при помощи рентгена. Думаю, если представлю истинную причину в виде нашей с вами версии, то получу отказ. Вот если бы он сам требовал этого, жалуясь на недомогание или там избиение. Но боюсь, так нам не повезет.
— Послушайте, Матиас, у меня в лаборатории есть переносной рентгеновский аппарат для полевых исследований, вместе мы могли бы что-то придумать, — осторожно предложила я.
— Вы себе отдаете отчет в том, что это будет чистой воды авантюра, Юлали? — нервно засмеялся Терч. — И даже если мы и добудем доказательства, то их не примут ни в одном суде?
— Зато мы с вами будем точно знать, что правы, и вы, возможно, сможете припереть Велша к стенке. Если он эмоционально нестабилен, то, может статься, факт того, что мы узнали его самый страшный кошмар и тайну, подтолкнет его к признанию.
— Или нет.
— Или нет, — согласилась я. — Но что мы, собственно, теряем? В идеале об этом просто никто не узнает.
— Или узнает, и случится скандал, и мало не покажется ни вам, ни мне. Но я готов рискнуть. Не представляю еще, как мы уболтаем Велша, не силой же его обследовать, но что-нибудь придумаем. Надеюсь, когда меня разжалуют до регулировщика уличного движения, вы будете со мной здороваться, Юлали? — Матиас смеялся уже открыто и почти беззаботно.
— Конечно, буду, Матиас. Тем более мне, в отличие от вас, возможно, скоро светит вообще стать безработной.
— Что так?
— Да есть причины.
— Ну что же, тогда не вижу препятствий к тому, чтобы сделать нечто глупое и недальновидное.
— Я тоже. Когда приступим?
— Да хоть сегодня. Сколько нужно вам времени, чтобы собрать оборудование?
— Нисколько, — кивнула я на чемодан с портативным рентген-аппаратом, стоящим на полке.
Матиас аккуратно взял его.
— Такой легкий? Я почему-то думал, что он должен быть массивным, — удивился он.
— Прогресс не стоит на месте, господин полицейский. Вес всего 5,5 кг. Подарок одного из меценатов. Ну что, выдвигаемся? — спросила и тут же вспомнила о репортерах. — Вот черт, это опять сквозь строй пробиваться!
— Ну, большая часть толпы, которую я видел в новостях, разошлась после объявления Монтойи о вашей скорой свадьбе, к тому же если вы немного подождете, то я подъеду к черному входу и быстро подхвачу вас, раньше, чем нас заметят.
— Прекрасно. Поехали искать неприятностей на свою… голову.
Матиас рассмеялся и вышел. Мой телефон пиликнул. Сообщение от Монтойи.
«Мы сегодня обедаем вместе» — опять не вопрос, а утверждение. Вот ведь… стоило уступить на сантиметр, и теперь он будет теснить, пока не прижмет к стенке. Отвечаю:
«Другие планы. Увидимся вечером».
Тишина несколько минут и, когда я уже почти у выхода:
«Заеду в 18.30 перед шоу». Даже в эсэмэс ощущается его недовольство. Ничего, перетерпит. Я же все это терплю.
Глава 22
Северин
Нет, ну что за женщина? Другие планы у нее! Какие, собственно?
Я не доехал до института Юлали буквально один квартал, когда получил ее эсэмэс, что она обедать со мной сегодня не намерена. Вот и как мне это понимать, черт возьми? Как узнать, она на самом деле просто слишком углубилась в свою работу или зла на меня за утренние события? А может, бесится, узнав, что я объявил о свадьбе? Но это был самый приемлемый вариант для нас. Журналисты в большинстве своем отвалят, получив материал для обсасывания, да и часть фанаток это отвадит, надеюсь. Хотя через час мне и звонил мой агент и устроил настоящую истерику, вереща, что объявление о скорой женитьбе сильно снизило мою «цену» на рынке шоу-индустрии. Он буквально рыдал в трубку о том, что я воткнул ему нож в спину «этим необдуманным решением».
— Что за горячка? — орал он. — Ты что, не мог подождать две недели, пока мы подпишем контракт на рекламу этого чертова нижнего белья и джинсов?
Вообще-то не мог. Но разве объяснишь это человеку? Поэтому я не стал распинаться и просто послал его на хрен. Перестанет истерить — еще раз перезвонит, тогда и поговорим. Подумаешь, потеря. Я и так уже заработал больше, чем смогу потратить за всю оставшуюся жизнь. И видел я эту гребаную рекламу на здоровенных баннерах и автобусах. Нет, может, раньше-то я и не был против, но теперь почему-то мысль о том, что исполинских размеров изображение моего члена в шелковых трусах будет на каждом углу, почему-то больше душу не грело. Теперь это зрелище вроде как принадлежит одной-единственной женщине. Эх, и надеюсь, она это оценит.
А в рекламе пусть вон Камиль с Бастианом снимаются. Или Эрнест.
А может, Юлали просто считает, что я пру вперед слишком быстро? Все может быть. Сегодня утром не позволила принять с ней душ и вообще выглядела раздраженной. Разговор о том, что я хочу купить дом, вызвал очередное проявление недовольства. Такое ощущение, что она видит в каждом моем действии какой-то подвох, словно я только и думаю, как бы швырнуть ей под ноги чертов капкан.
Вот почему я раньше был таким бесчувственным болваном и не уделял всем этим бабским заморочкам больше внимания? Может, если «натренировался» бы на других, тогда смог бы понять мою хитросделанную жену и быстрее завоевать ее, доставляя удовольствие не только в постели. И не приходилось бы как дебилу смотреть эти гребаные мелодрамы на дисках, от приторности которых у меня реально уже скоро зубы слипнутся. Самое противное, что я просто уверен, что поведи я себя, как некоторые мужчины из этих сопливых фильмов, Юлали меня бы и вовсе послала или хохотала бы до икоты. Как будто мне мало того, что парни втихаря прикалываются. Думают, я не знаю. Ладно, когда каждого из них тоже судьба «одарит» парой, я отыграюсь. Буду глумиться беспощадно.
Сзади какой-то особо упорный камикадзе стал сигналить беспрерывно, намекая, что мы задержались на перекрестке. Я обернулся посмотреть, кто там такой борзый, и в этот момент взгляд скользнул по авто, медленно движущемуся в противоположную сторону. Юлали и хренов полицейский! В плотном потоке машин они неспешно проплыли мимо меня, о чем-то оживленно беседуя. Бу-у-ум-м-м! Зверская смесь кипящей крови напополам с дикой яростью ударила мне в голову, ослепляя и лишая способности не то что нормально, а вообще хоть как-то мыслить. Волк взбесился, хрипя и капая слюной, остервенело щелкая зубами, желая вырвать глотку сопернику. Секунду назад я был нормальным и сидел в автомобиле, размышляя о наших взаимоотношениях с Юлали, а спустя пару ударов сердца я, уже совсем собой не владея, ловил ртом загустевший воздух. Значит, вот они какие, «другие планы», дорогая?
Едкая кислота ревности и оскорбленного самолюбия расползалась по телу от сердца, скручивая легкие и желудок в болезненный узел. Я проследил взглядом за машиной, увозящей мою жену, и, начхав на все запрещающие знаки и возмущенные сигналы и крики, резко перестроился, нарушая все правила. Ну что же, поглядим, чем таким привлек тебя этот мудак блондинистый, если ты предпочла провести время с ним, а не со мной, сладенькая моя. И это при том, что прекрасно знала, что количество этого самого времени у нас весьма ограничено.
Я обещал быть цивилизованным паинькой? К хренам все это!
Вцепившись в руль до жалобного скрипа, я следовал в потоке за машиной этого полицейского куска дерьма, а в голове плодились мерзкие картинки. Чертово воображение издевалось сейчас надо мной, щедро рисуя взрывающие мозг подробности того, что может происходить в машине, и варианты того, куда они могут ехать.
За те полчаса, что я ехал за ними, я почти ослеп от жгучей ярости, а внутри все выгорело.
Когда наконец увидел припаркованную колымагу этого козла, резко метнулся на обочину и выскочил наружу. Юлали и полицейского засранца уже не было видно, и я завертелся, пытаясь поймать их глазами в толпе. Но напрасно. Захотелось завыть во все горло. Мой зверь сошел с ума, исходясь бессильной злобой не только на гребаного конкурента, но и на вероломную пару, и на меня, такого слабовольного слизняка, который шел у нее на поводу, вместо того чтобы подчинить себе без всяких церемоний.
Несколько минут я так и стоял, сжав кулаки, и, видимо, выглядел далеко не дружелюбно, потому как все прохожие обходили меня по дуге, бросая опасливые взгляды.
Потом мои глаза уперлись в вывеску на здании, перед которым припарковался полицейский.
«Федеральная тюрьма города Фарго округа Касс». Еще с минуту я растерянно осматривался, чувствуя, как злость оседает. Чуть дальше здания — мрачного вида железные ворота и глухая стена с колючей проволокой, хищно ощетинившейся по всей длине забора.
Не хренов отель или жилой комплекс. Долбаная тюрьма.
Юлали говорила, что общается с этим блондинчиком только по работе? Говорила. И неоднократно. Я сам слышал, что они упоминали что-то о погибших детях? Слышал. Но был слишком занят вопросом демонстрации моих прав на жену и не вникал. Да и Нести рассказывал, что видел в новостях, что Юлали будет помогать в каком-то там полицейском расследовании. Но я не придал этому никакого значения. Ведь на мой взгляд ее работа была только помехой в наших отношениях, так какое мне до нее дело?
Ну, и кто теперь тупой мудак? Причем, сука, патологический.
Ощущение, что сдуваюсь, как чертов воздушный шар, который наткнулся на ветку, было совершенно отчетливым. Злость стремительно уступала место облегчению, но тут же следом пришел стыд, не менее интенсивный и удушливый, чем ревность до этого.
Разве не сам я предлагал Юлали поверить в возможность наших отношений, убеждая, что нужно только захотеть достаточно сильно и постараться, и все у нас получится? Я убеждал, что могу стать другим ради нее, и она практически согласилась, хотя каждый, имеющий хоть каплю разума, мог сказать и, не стесняясь, говорил ей, какая это ошибка. Да и шлейф сексуальных скандалов, и моя репутация говорили сами за себя.
И вот теперь, посмотрите, именно я стою тут на этом хреновом тротуаре, напридумав себе черт-те чего и уже заочно обвинив Юлали во всевозможных грехах.
Чувство вины было таким горьким и унизительным, что мы с волком ощущали себя раздавленными им.
Как можно быстрее я вернулся в машину, понимая, что, увидь меня Юлали сейчас, я бы, наверное, сгорел от стыда, причем еще и на глазах у этого… А она не глупая и сразу бы все поняла. Вот уж тогда прости-прощай любые попытки убедить ее в том, что я могу вести себя цивилизованно.
На самом деле, отъезжая от стоянки тюрьмы, я благодарил бога за то, что он уберег меня от реальной катастрофы — так унизиться в глазах любимой женщины и окончательно потерять все шансы на сближение.
И только потом пришла мысль. Зачем этот полицейский повез ее в тюрьму? Разве она не набита битком всякими там ублюдками, убийцами и насильниками? Разве это место для моей жены? Во что, черт возьми, он ее втягивает? Полицейское расследование — это ведь может быть опасно!
Короче, когда я уже подъезжал к дому Юлали, я сумел убедить себя, что я хороший парень и, само собой, доверяю моей заумной девочке, но вот полицейский этот все равно наглый и безответственный кусок дерьма. А значит, мое… ммм… беспокойство было вполне оправданно.
Обожаю чувствовать себя правым во всем! Ни с чем не сравнимое ощущение!
Упершись взглядом в обшарпанные стены скворечника моей упрямой жены, я вздохнул, снова вспоминая утренний разговор о покупке дома. Не хочет новый дом? Ну ладно. Но можно же что-то сделать и со старым.
Развернувшись, я стал припоминать, где видел ближайший хозяйственный супермаркет, набрал Камиля. До шоу еще почти пять часов, не хрен им бездельем маяться.
— Да, Север? — ответил он хрипло, и я услышал недовольный женский голос, говорящий, что он мог бы ответить и попозже.
— Ты время видел? Вылезай из постели и собирай остальных. Через час чтобы были у дома Юлали.
— Что еще случилось? — проворчал Камиль.
— Еще ничего. Но должно. И кстати, оденьтесь попроще. У нас, типа, субботник.
Камиль фыркнул что-то невнятное, но пообещал, что будут все вовремя.
Я добрался до магазина и купил все необходимое для того, чтобы превратить халупу Юлали в сверкающий пряничный домик в рекордные сроки. Вскоре багажник Ти-Рекса был забит под завязку трубами, новой сантехникой, краской и инструментами, чтобы ошкурить старую краску, и пульверизаторами, чтобы покрасить по новой.
Не сказать, что у парней были радостные лица, когда они оценили фронт работ.
— Север, а не проще тебе ей новый дом купить? — недовольно скривившись, спросил Бастиан, осматривая птичий домик Юлали.
— Было бы проще, я бы вас не позвал. Работай давай! — огрызнулся я, сунув ему дрель в руки.
— То есть я правильно понимаю, что твоя супруга с нами дальше в тур не поедет? — не отстал он.
— Нет.
— Ну, тогда, надеюсь, драконовские правила по поводу фанаток отменяются, когда мы уберемся из ее города?
Я развернулся, чтобы вразумить придурка, но Камиль оказался быстрее.
— Ты че, совсем дебил? Думаешь, если Север так поступит, это тут же не окажется новостью номер один на следующий же день? Он пытается доказать Юлали, что достоин доверия, а ты думаешь только об удобстве своего члена! Север теперь связан и должен вести себя соответственно. А это значит уважать и быть честным со своей парой не только когда она рядом, но и даже когда между ними хренова туча расстояния!
Честно сказать, именно от Камиля такой горячности в этом вопросе не ожидал. Уж кто-кто, а он-то вечно говорил, что не собирается никому дать себя взять за яйца и намерен оставаться свободным всю жизнь. И поэтому мне ничего не оставалось, как только молча дать подзатыльник Бастиану, делая слова Камиля весомей.
— Север! Иди-ка сюда! — Из-за дома вышел Нести, который взял на себя работу по удалению старой краски с задней части дома.
Его лицо было мрачным, и поэтому вслед за мной сразу же потянулись и остальные.
Повернув за угол, я увидел ярко-красную надпись здоровенными буквами, сделанную, похоже, из баллончика.
«Тварь, тебя предупреждали!» — с одной стороны и «Считай, ты уже сдохла, пронырливая сука!» — с другой.
В полной тишине мы смотрели на корявые буквы, потеки от которых были похожи на струйки настоящей крови, достигающие почти фундамента.
— Это что за херня? — наконец подал голос Камиль.
В памяти тут же всплыло письмо, которое Юлали поспешно спрятала утром. Я не идиот, кровью пахло от него. Теперь-то я точно это знаю. И она нарочно промолчала об этом. Вот что за упертая баба? Неужели это так трудно — хоть в чем-то довериться кому-то, кроме себя самой? Что за характер!
— Север, это ведь нельзя оставлять просто так — Бастиан встал рядом, и остальные парни эхом поддержали его.
— Если это какая-то из чокнутых сук, влюбленных в тебя, то это может стать настоящей проблемой, — нахмурился Нести. — Ты должен поговорить с Юлали. Может, она пока поживет у тебя в трейлере? А мы пока с этим разберемся.
Я поморщился, вспомнив, как Юлали относится к моему дому на колесах.
— Нет. Это не вариант. Не согласится она.
— Ну, тогда снимите номер, — предложил Камиль.
— Это тоже не выход. К тому же, если я попробую давить на Юлали, она опять может взбрыкнуть.
— Но что-то ведь надо делать? Может, конечно, дальше этого дерьма с надписями не пойдет. Но вдруг все намного хуже? Преследователи и сталкеры — это такая паршивая хрень, Север. Поверь, я уж много знаю об этом. — Нести был обеспокоен не на шутку.
Еще бы ему не знать. Пару лет назад была девица, которая влюбилась в него до сдвига по фазе. Учитывая предпочтения Нести, это поначалу было просто поводом для шуток и подколок в стае. Девчонка ходила за ним по пятам, когда мы были в ее городе, и, похоже, решила, раз Нести из вежливости проводит с ней достаточно много времени, да и рядом с ним нет других женщин, значит, у нее есть, типа, шансы. Свою ориентацию Нести не афишировал по настоятельной рекомендации нашего агента. Короче, все это было забавно ровно до тех пор, пока эта чокнутая не стала путешествовать за нами по всему миру, пробираться в трейлер Нести, воровать его вещи и буквально бросаться на всех, кто пытался к нему приблизиться. Закончилось тем, что ее стали без особых церемоний выставлять вон охранники, не позволяя и близко подойти к Эрнесту. А спустя неделю она пробралась на съемочную площадку, где мы делали трюки для одного из боевиков, и ударила Нести ножом в живот. Девчонку прикрыли в психиатрической клинике, а мы получили целый букет неприятностей. Особенно трудно было скрывать от пронырливых журналистов то, что рана зажила на нем быстрее, чем на собаке. Вот и приходилось Эрнесту несколько недель изображать умирающего лебедя, когда он уже был здоров, как конь.
— Я решу это, — нахмурился я.
— Мы решим, Север. — Я обернулся и увидел своих парней, стоящих плечом к плечу с мрачными, решительными лицами. — Ты наш Альфа, а Юлали твоя связанная пара и жена. Она семья. А за семью мы порвем кого угодно.
Да уж, семья. Только как саму Юлали убедить в этом очевидном факте? Она и меня-то одного подпускает с опаской, а тут целая стая, в которой каждый теперь считает своим долгом оберегать ее безопасность. Это нормально для нашего вида, ведь, как ни крути, она теперь их Альфа-самка.
Мне захотелось одновременно засмеяться от того, как я представил, как будет выглядеть Юлали, назови я ее так в лицо, и тут же опасливо поежиться, думая, что именно она захочет оторвать мне за подобное.
— Ну, что же, — посмотрел я на парней, — похоже, прохлаждаться без дела целыми днями вам больше не придется. Но если кто-то вздумает открыть свой рот и сказать хоть что-то Юлали — обещаю: так легко, как Эрнест и Камиль, не отделаетесь.
Глава 23
Юлали Мерсье
Никогда раньше не была в тюрьме. Как-то не случилось в жизни приобрести такой бесценный опыт. Хотя, помнится, когда бродяжничала после ухода из дома, поначалу меня пытались отловить какие-то там соцработники. Но только где уж им было справиться со мной тогда. Да уж, искусство уклоняться от всех, кто пытается удержать меня силой или навязать свои правила, — мой врожденный талант, и с возрастом он стал только совершеннее.
Матиас оставил меня топтаться в каком-то тамбуре, а сам взял мой чемоданчик и, открыв его, позволил осмотреть содержимое мужчине средних лет в форме. В процессе они грубовато подшучивали друг над другом, так что становилось понятно, что они если уж и не друзья, то точно давно и хорошо знакомы. И, судя по тому, как находящийся при исполнении мужик посматривает на меня и постоянно запинается, становилось очевидно, что, не будь меня тут, подколки были бы гораздо менее пристойными.
Потом я предъявила документы, мы заполнили какие-то бумаги, и перед нами наконец со специфическим звуком открылись двери.
— Пойдемте, Юлали. Велша сейчас доставят в допросную, — негромко сказал Терч, когда мы остановились перед очередной решеткой, разграничивающей тюремный коридор. Он повернул лицо к камере слежения, и спустя полминуты опять раздался жужжащий звук, щелчок, и путь открылся.
— Здесь повсюду ведется видеонаблюдение, как вы понимаете, но я могу устроить отключение записи. Но буквально на несколько минут. Если честно, я ни разу не участвовал в подобной авантюре и не представляю, как мы сможем убедить этого подонка Велша согласиться на обследование вашим волшебным чемоданчиком за несколько минут.
О, никак наш доблестный полицейский нервничает? На самом деле у меня был план действий, не слишком понятно продуманный и довольно примитивный, но, чем черт не шутит, может, и сработает.
— Матиас, вы просто представьте меня, а дальше дайте возможность поговорить самой. Просто стойте с умным лицом и кивайте, — предложила я.
— С умным лицом? — укоризненно-шутливо посмотрел на меня Матиас. — Вы уверены, что я смогу достоверно его изобразить, да еще на вашем-то фоне?
— Не стоит недооценивать себя, господин офицер. Вы справитесь.
Только бы мне самой справиться.
Я тоже не могла назвать себя спокойной, и ненавязчивый, но устойчивый шум крови в голове был тому подтверждением. Но мою нервозность вряд ли можно было объяснить человеческими эмоциями. Большая ее часть принадлежала волчице. С одной стороны, она испытывала дискомфорт от этого замкнутого пространства, где не виделось прямого пути для спасения в случае чего. Несмотря на то, что разумом я понимала, что здесь ничего не угрожает, отсутствие очевидного пути для бегства все равно заставляло ощетиниваться шерсть на загривке.
К тому же запахи здесь тревожили и раздражали меня. Люди, конечно, чувствительны к запахам, но далеко не настолько, как Изменяющие облик. Изобретя массу химии для того, чтобы забивать и маскировать запахи естественного происхождения, люди давно перестали придавать им большое значение. А между тем под ароматами дорогих и не очень парфюмов прячется не только информация о здоровье и физическом состоянии каждой особи, но и четко читается эмоциональный фон и его изменения. Вожделение, радость, раздражение, отчаяние, страх и даже любопытство или неуверенность имели свои запахи. Причем степень испытываемой эмоции тоже можно было прочесть в источаемых телом флюидах. Все тонкие оттенки, допустим, от легкого испуга до откровенно лишающей разума паники были доступны для нашего восприятия.
Живя в человеческом обществе, я научилась «отключать» эту способность читать всех окружающих подобным образом, иначе имела бы вечную головную боль и непроходящее раздражение. К тому же общение с людьми для меня сильно затруднялось, особенно в первое время. Разница между тем, что они говорили вслух, и тем, какие эмоции испытывали на самом деле, сильно путала меня. Мне понадобились годы, чтобы научиться реагировать именно на слова, а не на правдивые реакции их тел, и вести себя соответственно. Но сейчас на незнакомой территории способность изучать окружающее пространство всеми органами чувств включилась на полную совершенно непроизвольно.
То же самое относилось и к запаху в самом помещении. Если для человеческого обоняния здесь пахло бытовой химией, с которой тут мыли пол и стены, то для меня тяжелая, въевшаяся за годы смесь запаха злобы, отчаянья и страха давила на мозг, не добавляя уверенности.
Но все же азарт уже включившегося инстинкта преследования перекрывал эти неудобства.
Мы с Матиасом вошли в довольно обширную комнату, в которой не было окон. Освещалась она ярким светом ламп дневного освещения, который немного раздражал глаза и действовал на нервы. Из мебели здесь были стол, привинченный к полу, и массивный стул с одной его стороны, также закрепленный, и три обычных стула напротив.
Я, решив не терять времени понапрасну, стала готовить рентген-аппарат к работе.
— Могу я вам помочь? — спросил Матиас, с любопытством за мной наблюдая.
— Можете побыть моим первым объектом. Я давно не пользовалась этой техникой, так что стоит проверить исправность.
— Просветите хотя бы кратко, какой у нас план? — спросил Матиас, отдавая в мое пользование свою правую руку.
— Мой спонтанный план основывается на том, что из вашей характеристики я поняла, что Велш весьма самолюбив и, похоже, гордится всем содеянным.
— Да, скромнягой его не назовешь. На каждом допросе он ведет себя так, словно считает себя неким суперсуществом, которому мы все не ровня, — кивнул Терч.
— Ну, вот на этом мы и будем играть. Я попробую убедить его позволить мне снять с него все физические параметры и обмеры и сделать снимки в рамках исследования, цель которого — сравнить данные обычных людей и людей, совершивших преступления, подобные его.
— Думаете, ублюдок купится? — усмехнулся Матиас.
— Надеюсь. Особенно если я сумею достаточно достоверно сыграть слегка помешанную на своей работе заучку и невзначай подчеркну, что он является чрезвычайно ценным и совершенно единственным в своем роде представителем человечества в моих глазах. Буду льстить ему и подчеркивать то, какой неоценимый вклад он может сделать в современную науку и тем самым еще больше запечатлеть свое имя и поступки в памяти потомков.
— А у вас получится?
— Хм, очень может быть. Сомневаетесь в моих актерских данных?
— Да нет, что вы, Юлали! Просто… вдруг подонок не поведется на нашу легенду?
— Ну, если не поведется, то нам останется только извиниться и уйти. А вы, Матиас, станете писать докладные, или что там у вас положено, и добиваться возможности обследовать его в официальном порядке. Но я почему-то надеюсь, что Велш согласится. Хотя бы из любопытства или из элементарного тщеславия. У таких, как он, обычно именно самые примитивные и низменные мотивации и являются самыми мощными.
Вскоре после того, как я сделала прекрасный снимок кисти Матиаса Терча, в коридоре послышались шаги. Дверь открылась, и внутрь шагнул Александр Велш в ярко-оранжевой тюремной робе. Надо сказать, что пребывание в тюрьме никак не отразилось на его внешности и он выглядел точно так же, как на фото в Интернете. Высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, он держался, словно всей своей позой подчеркивая ничтожность окружающих. Его взгляд, быстро скользнув по Терчу, тут же оказался прикованным ко мне и загорелся хищным интересом. Светло-карие глаза сузились, и в них вспыхнул циничный, жестокий блеск, от которого, будь я более робким созданием, у меня волосы стали бы дыбом.
Вслед за ним в допросную вошли два охранника.
— Давно не навещали меня, детектив! — Велш прошел и уселся на стул напротив нас. Его движение и поза — некая смесь презрительного равнодушия ко всему происходящему и попытка изобразить изысканные манеры. — Сегодня у нас новая гостья? Как я понимаю, очередной доктор для моей больной души?
Он прошелся по мне еще раз взглядом и чуть вздернул уголок рта в покровительственной ухмылке, которая, видимо, когда-то заставляла сердца его бедных жертв сбиваться с ритма. Я, принимая правила игры, потупила ненадолго взгляд, изображая женскую особь, которой не часто достаются знаки мужского внимания. Краем глаза отметила, что в ухмылке Велша стало чуть больше довольства.
В этот момент моих ноздрей достиг его собственный запах, который я отделила от остальных, и я едва сдержала крик удивления и одновременно раздражения. Метнув быстрый взгляд на Матиаса, я сжала зубы и принюхалась сильнее, заставляя свой мозг работать в лихорадочном темпе, анализируя ту информацию, что приносил с собой поток воздуха, и загоняя вглубь мою волчицу, что моментально пришла в неистовство. Черт! Черт! ЧЕРТ! Этого просто не может быть!
Александр Велш не был обычным человеком. Точнее, не совсем был им. Никогда я раньше не встречала полукровок вживую, поэтому не могла знать наверняка, как они пахнут, но моя генетическая память быстро расставила все по своим местам, безошибочно опознав странную смесь флюидов.
Мне едва удалось сдержать желание резко вскинуть голову и подойти поближе, чтобы изучить его тщательней. В тот же момент я заметила, что ноздри Велша тоже пришли в движение, пытаясь поймать больше моего аромата, и он слегка нахмурился и глянул на меня несколько удивленно. Интересно, он тоже понял, кто перед ним?
— Познакомься, Велш, это — доктор Юлали Мерсье. И она здесь не по поводу твоей души, которой у тебя, по моему мнению, и вовсе нет, — сказал Терч, всем своим видом стараясь показать, что мое здесь присутствие якобы не вызывает у него радости.
— Госпожа Мерсье, — церемонно наклонил голову убийца, продолжая при этом изучать меня.
Нет, не похоже, чтобы он опознал меня так же, как я его. В глазах цепкое любопытство и нескрываемое удивление, но не то безошибочное знание, которое присуще Изменяющим облик при первой же встрече. Александр Велш точно понимал, что я чем-то отличаюсь от остальных людей, но чем, видимо, осознать не мог, поэтому был смысл продолжить игру. Правда, теперь я сильно сомневалась, что обследование хоть что-то даст нам. Никто никогда особо не знал, что и в какой пропорции наследуют полукровки от обоих видов в силу того, что сам факт их рождения был достаточной редкостью. Женщины моего вида практически не имели шансов заиметь потомство от обычного человека. Причиной тому были и психологические особенности, и, главное, избыточное количество свободных мужчин, Изменяющих облик. По некой причуде природы девочек у ликан рождалось где-то на треть меньше, чем мальчиков. Я в свое время пришла к выводу, что это генетическая страховка. В прежние времена именно мужчины воевали, отстаивая свои владения, охотились, и это было, само собой, сопряжено с высокой смертностью. А у женщины всегда должен был быть выбор сильнейшего партнера для продолжения рода. Это было необходимо для того, чтобы сохранить и без того не слишком многочисленный вид. Но в реалиях современности образовался некий избыток мужских особей, практически лишенных шанса обрести пару. Вот почему ранее запрещенные и практически невозможные связи мужчин-ликан с человеческими женщинами стали из редкости обыденностью. Монтойя и его «Парящие» этому наглядный пример. И тем не менее даже при отсутствии контрацепции возникновение беременности было крайне редким явлением. Видимо, матушка-природа желала максимально поддерживать в чистоте кровь обоих видов. Во всяком случае я так всегда считала, опираясь на ту информацию, что помнила из жизни в родной стае.
К тому же появление потомков смешанной крови осуждалось, и мужчины прекрасно помнили об этом. Физические способности таких детей, а также их эмоциональное восприятие окружающей действительности были нестабильными и малопредсказуемыми. Они требовали жесткого контроля, особенно в период созревания. А жизнь в стае была для таких особей весьма затруднительна из-за того, что внутренние волчицы очень многих женщин буквально приходили в ярость от запаха полукровок. Непонятно, в чем причина, но факт оставался фактом — самые сильные и властные женщины Изменяющих облик едва могли сдержать гнев, почуяв запах ребенка смешанной крови. Я много слышала об этом в пору своего детства и всегда думала, что это признак стервозности характера. Но вот прямо сейчас, обуздывая свою клацающую зубами волчицу, должна была признать, что это, видимо, что-то более древнее и примитивное, чем простое проявление дурного нрава.
Я была почти уверена, что рентген-обследование ничего не даст, если у Велша регенерация, унаследованная от Изменяющего облик, но просто прервать игру и уйти без объяснений было глупо и подозрительно.
— Здравствуйте, господин Велш. — Я постаралась, чтобы мой голос был чуть громче смущенного лепетания, изображая, что робею под столь пристальным взглядом «такого» мужчины. — Я — антрополог и веду изыскания, которые касаются неких отличий между обычными людьми и личностями, склонными к поступкам… — Я сделала вид, что запнулась, подбирая правильные слова, — в корне отличающих их от того, что могли бы когда-либо совершить большинство.
Ублюдки вроде Велша вечно зациклены на собственной исключительности и превосходстве над толпой, и, само собой, я надеялась, что мне удастся «прихватить» его на интересе к собственной персоне.
— Я провожу массовое обследование определенного количества обычных людей, представляющих разные социальные группы. — Слово «обычных» я подчеркнула специально, хоть и ненавязчиво. — Но также мне хотелось бы получить данные и от людей, совершенно отличающихся от всех, являющихся единственными в своем роде.
Матиас раздраженно выдохнул за моей спиной. Я и сама уже с трудом сдерживалась, расшаркиваясь перед этим ублюдком, но продолжала изображать слегка по голове пришибленную наукой даму.
Читать бесплатно другие книги:
