Связанные поневоле Чередий Галина
— Постой! Тебе нельзя помогать мне! Если ты будешь знать, то тоже станешь мишенью. Такие люди не прощают ничего! — сказала она, упираясь ладонями мне в грудь, будто желая запретить идти с ней. Ага, как же!
— А ты хотела бы иметь эксклюзивные права на то, чтобы быть единственной жертвой на охоте? — ухмыльнулся я. — Не выйдет, родная. У нас с тобой теперь все на двоих, так что даже не пытайся меня остановить.
— Ты не понимаешь, как это серьезно, — умоляюще посмотрела она на меня.
— Вот тут ты права. Пока почти ни черта не понимаю. Но мы сейчас заберем то, что ты хотела, а потом поедем домой, и ты мне и всем остальным все-все расскажешь. Потому что, если ты считаешь, что есть опасность, мы должны решить, как ей противостоять. Сообща. Согласна?
Юлали задумалась, закусив губу.
— Ты ведь все равно не отступишь? — спросила она.
— Только не в том случае, когда тебе что-то угрожает, — улыбнулся я ей. — Во всех остальных тебе будет достаточно просто хорошенько попросить, моя хорошая. Я ведь пластилин в твоих нежных ручках.
Мимолетная улыбка скользнула по губам Юлали, несказанно радуя меня.
— Ты такое трепло, Северин Монтойя! — пробормотала она и отвернулась. Спасибо, Господи, моя колючка, кажется, возвращалась.
Конюшня была сложена монументально из крупных речных камней. Несмотря на то что крыша прогнила и провалилась, стены были целы и, казалось, способны простоять еще чертову уйму лет.
— Что конкретно мы ищем? — спросил я, принюхиваясь.
Здание не только давно не использовалось по прямому назначению, но и, судя по полному отсутствию запахов человеческого присутствия, в него вообще никто не входил приличное количество времени. Все, чем пахло здесь, — сыростью и пылью от стен и пола и гниющим деревом от крыши. Ну, еще, может, всякой мелкой живностью, которая в отсутствие людей облюбовала старинную постройку. Юлали, закусив губу, внимательно обшаривала все вокруг взглядом.
— Здесь должен быть тайник, — сообщила она.
— Точное место и как он выглядит, ты, само собой, не знаешь? — И Юлали посмотрела на меня, как будто я спрашиваю глупость.
— Если бы знала, то какой же это тогда был бы тайник?
Женщина!
Мы стали обшаривать ту самую южную глухую стену в дальнем конце конюшни. Но вся она выглядела абсолютно цельной, и никаких признаков, что там может быть полость, в которой можно что-то спрятать, не находилось. Я видел, что Юлали начинает психовать, и это заражало раздражением и меня.
— Может, ты ошиблась и тут нет ничего? — попробовал спросить я, но заработал по-настоящему свирепый взгляд.
Похоже, моя жена была настроена непреклонно. Она собиралась найти тут то, что искала, даже если этого тут и в помине не было. А яростное сопение явственно указывало мне, что пытаться остановить ее бессмысленно, пока она сама не убедится в своей неправоте.
— Вам нужна какая-нибудь помощь? — В дверном проеме появились парни.
И тут меня осенило, как быстро и эффективно справиться с проблемой.
— Нужна! — ответил я и потащил жену наружу.
— Монтойя, что ты, по-твоему, делаешь? — возмутилась она.
— Ускоряю поисковые работы.
Обойдя здание вокруг, я попросил Юлали постоять чуть в сторонке, а парням кивнул на стену. Камиль и Бастиан, что-то ворча, навалились вместе со мной плечами и стали расшатывать старую кладку.
— Вы что творите? — удивилась Юлали, и в этот момент преграда подалась и рухнула, рассыпаясь на отдельные камни.
Прогнившая крыша тоже не выдержала и обрушилась внутрь здания. Когда пыль осела среди камней, мы увидели угол металлического ящика, перепачканного раствором. Видимо, раньше он был вмурован в стену, причем не с внутренней стороны, где мы искали, а с наружной.
Я раскидал камни и вытащил слегка поврежденный контейнер.
— Мы это искали? — спросил у жены.
— Видимо, да.
— Так что, все эти движняки из-за того, что внутри? — спросил Бастиан. — И что там — золото и бриллианты? Или какой-нибудь волшебный талисман?
— Нет. Тут должно быть нечто гораздо более важное, опасное и дорогостоящее, чем простые сокровища, — пробормотала Юлали, и я заметил, как она побледнела.
— Ладно, но раз мы это нашли, то ты уже можешь уехать? — спросил я Юлали.
Она сначала кивнула, но потом замялась и опустила глаза.
— Что еще?
— Я думаю, что не вправе вводить вас в заблуждение, и хочу, чтобы вы знали, с чем связываетесь, — пробормотала она. — Есть люди, которые за содержимое этого ящика могут с легкостью убить, как вы уже поняли. И до тех пор, пока все это не обнародовано, каждый, кто причастен, становится мишенью. И поэтому, я думаю, будет справедливо, если я сейчас возьму машину и уеду вместе с этим ящиком, чтобы не ставить под удар никого из вас. Я не прошу себе, если еще кто-то пострадает из-за меня.
— И кто только сказал, что она у нас умная? — с тяжким вздохом пробурчал Бастиан. — Это же просто наказание какое-то!
— Снова здорово! — раздраженно закатил глаза Камиль, а я почувствовал, что ярость закипает во мне, и в этот раз уже нет сил ее сдерживать. — Нет, ну ты хоть чему-то учишься?
— Какого хрена, Лали! — зарычал я. — Мне что, показалось, что мы поняли друг друга?! Ты же вроде осознала, что ни при каких обстоятельствах ни я, ни остальная стая не позволим тебе рисковать собой, а уж тем более в одиночку!
Вот никогда не испытывал желания ударить женщину, но прямо сейчас остро захотелось провести воспитательную работу с помощью ремня. Примерно как меня отец в детстве, случалось, вразумлял.
— Но я не хочу быть виновной в том, что кому-то из вас причинят вред! — умоляюще посмотрела она на меня.
— Скажи, разве ты как-то причастна к тому что внутри? — Она замотала головой. — И разве это ты будешь держать оружие, если на нас нападут? Или, может, ты как-то на этом нажиться хочешь?
— Что?!! Нет! — возмутилась она. — Просто…
— Тогда просто замолчи, женщина! — рявкнул я. — Если опасность приходит извне, мы противостоим ей вместе. Это наш закон, и никаких вариантов и отклонений быть не может! Просто скажи нам, что внутри, и мы вместе решим, как максимально избежать опасности.
— Хорошо. Там должны быть записи… Скорее всего, на кассетах, тогда еще вроде не было дисков. На них… ужасные вещи, которые делал один очень влиятельный человек с детьми…
Когда Юлали говорила, все лицо ее подергивалось, а рот то и дело искажался в гримасе отвращения. Она нервно теребила край рубашки и сглатывала ком в горле. Когда до меня дошел смысл сказанного, то и у самого подкатила кверху тошнота. Камиль витиевато и грязно выругался, а Бастиан угрожающе зарычал.
— Но главная проблема в том, — продолжила моя жена, — что этот самый урод, творивший это с детьми, из одной очень влиятельной семейки. И некоторые члены ее знали о том, чем он занимается, и покрывали его. И если теперь это выплывет наружу, всей их кристальной репутации и головокружительным амбициям конец. А эти люди сделают что угодно, чтобы не допустить этого. Думаю, как только они поймут, что Фраммо не справился и записи у нас, они сделают свой ход и на этот раз будут действовать жестоко и наверняка.
— Думаешь, нас это пугает? — ухмыльнулся Бастиан. — Пусть эти суки только сунутся!
— Это должно вас пугать! — крикнула Юлали. — Потому что это не шутки и не кино, это чертовски серьезно!
— Тише, моя хорошая, — я шагнул ближе и обнял Юлали, но она в раздражении оттолкнула мою руку.
— Вы относитесь к этому легкомысленно! — упрекнула она.
— И это говорит мне женщина, которая сбежала из-под охраны и едва не лишилась жизни из-за своего упрямства! — влез Камиль.
— Я же извинилась!
— А мы тебя поняли и простили. И сейчас, вместо того чтобы стращать нас могущественными утырками, лучше скажи, что нужно сделать! — огрызнулся Камиль.
— Наша единственная возможность и защита — это как можно скорее предать все гласности. Как только об этом узнают все — отпадет сама необходимость охоты за этими материалами. Тогда все, чего нам нужно будет опасаться, — это мести.
— Короче говоря, мы сейчас нуждаемся в реальной шумихе вокруг этого всего? — уточнил я, начиная судорожно прикидывать варианты.
— Да. Но при этом нам нужно сделать все так, чтобы не привлечь к себе внимания. К тому же как-то надо объяснить смерть агента. Как доказать, что это была самооборона? — Юлали обвела всех тревожным взглядом.
— По поводу агента не стоит париться. Он просто пропадет без вести и без следов. А как организовать слив инфы в СМИ и не засветиться, у меня тоже идея есть, — улыбнулся я.
— Ты уверен? Я не могу просто положиться на то, чтобы анонимно отослать это на какой-то телеканал. Я должна быть уверена, что эти доказательства увидят свет, а не пропадут, потому что на кого-то из журналистов надавят. И при этом светиться и приходить в открытую тоже не вариант. Даже если в эфире нас и назовут анонимными источниками, то полиции будут обязаны слить источник. Насилие над детьми и их убийства — это не те преступления, где копы потерпят заигрывания с конфиденциальностью. Рано или поздно прижмут журналистов к ногтю.
— Тогда можно просто организовать сброс в Инет, — предложил Камиль.
— Нет! То, что здесь запечатлено, это не чертово веселенькое домашнее порно! — заорала, моментально взбесившись, Юлали. — Это страдания и смерть детей! Я не хочу, чтобы это растащили по Сети всякие проклятые извращенцы или просто пялились те, кому будет плевать! Это неприемлемо для меня ни в коем случае!
Камиль даже отшатнулся от моей жены.
— Извини, Юлали! Я же просто предлагаю варианты, — смутившись, пробормотал он.
Юлали явно сильно нервничала, забывая, что уж кто-кто, а я имел неоценимый многолетний опыт общения со СМИ. И я знаю, как организовать слив инфы и ни за что не засветиться.
— Ищите мой телефон, — сказал я парням и подхватил железный ящик. — Я решу проблему со СМИ раньше, чем мы доберемся до города, Лали. Ты доверишь это мне?
Моя жена подняла на меня глаза и внимательно посмотрела, как будто выискивала, насколько я на самом деле понимаю, как для нее это важно. Я открылся ей. Потому что все, что так важно для нее, важно и для меня. Юлали медленно кивнула мне, а потом еще раз — уже решительно и твердо. Она мне верила. И я ее не подведу.
Глава 37
Юлали Мерсье
Очень хотелось ехать вместе с Нести, но в машине Камиля просто не было места для нас с Северином, а отпускать меня одну он наотрез отказался. Микаэль отъехал подальше, так что и дом, и его окрестности скрылись за густыми, разросшимися за годы без окультуривания кустами. Спустя некоторое время пришел Северин и уселся за руль. Когда мы поравнялись с тем местом, где Монтойя, судя по всему, бросил байк, Микаэль выпрыгнул из салона, махнув нам рукой. Всю дорогу Северин висел на телефоне и обсуждал условия и место встречи. В итоге примерно через час все, кроме Камиля, подъехали к какому-то загородному отелю. Помимо основного здания, на котором явственно отпечатались годы с момента его постройки и последнего капитального ремонта, здесь также были уединенные коттеджи. Пока мы ждали в машине, Микаэль, как самый не примелькавшийся в новостях, пошел и снял один из самых далеко отстоящих домиков.
Конечно, условия были далеко не люксовые, похоже было, что это место не пользуется особым расположением у посетителей, но это соответствовало желанию Северина. На полу внутри обнаружился довольно старый и изрядно истертый ковер, покрывала и гардины напоминали, что именно было последним писком в интерьерной моде лет двадцать назад, а кое-где на стенах и потолке виднелись трещинки. Но пахло моющими средствами и чистотой, в ванной была горячая вода, кровать присутствовала, хоть и с немного просевшим от времени матрасом, а это сейчас было самым главным. Задавать вопросы Монтойе я не стала, да это и не представлялось пока возможным, потому как он продолжал говорить по телефону, хмурясь и препираясь с кем-то. Заведя меня в ванную, он с прижатым плечом к уху гаджетом снял с меня рубашку агента и, приоткрыв дверь, скомкал и вышвырнул, рявкнув «Сожгите!». Общаясь со мной практически языком жестов, мой муж запихнул меня в душ, а сам, продолжая разговор, просто уселся на полу под душевой кабинкой. Как я поняла, сейчас он утрясал что-то со смещением сроков дальнейших гастролей шоу и переносом рекламных съемок. Судя по воплям, смутно доносившимся до меня, на том конце кто-то бился в дикой истерике. Монтойя же сначала мягко увещевал, потом в его тоне прорезался раздраженный рык, а под конец он просто грубо послал собеседника. Ну, еще бы, мой Альфа совсем не отличался долготерпением и, похоже, был готов вечно выносить только мои выкрутасы. Хоть вроде и ерунда, но от этого стало теплее внутри. Пока я бесконечно долго стояла под льющейся горячей водой, прислушиваясь к голосу Северина, в дверь постучали, и в ванной появились пакеты с одеждой для меня. Когда я выбралась из кабинки, Северин принялся аккуратно вытирать меня, как можно нежнее касаясь всех ран, ссадин и расцветающих гематом. При этом лицо у него было по-настоящему свирепое в противоположность прикосновениям. Конечно, учитывая скорость заживления, через пару-тройку дней и следов не останется, но сейчас я видела, как наполняются гневом и страданием глаза моего мужчины. Так странно это было — ощущать другое живое существо своим. Прежний страх перед подобной близостью в какой-то момент пытался червяком вбуриться в мой мозг, но я прибила его без сожалений и раздумий. Нет, я не стала в одночасье другим человеком, это просто невозможно. Но я уже приняла решение и, значит, была готова двигаться в этом направлении. Среди пакетов оказался один и из аптеки. Монтойя тщательно, со знанием дела наложил фиксирующую повязку на мои ребра из эластичного бинта. Ну, еще бы, им-то с их трюками, наверное, не раз и не два случалось их ломать. Потом дошел черед до моих запястий. На них он наложил мазь и забинтовал. Потом втер что-то в мои гематомы и ссадины. Критически осмотрев фронт работ, Северин стал одевать меня, будто я ребенок, вздыхая и бормоча что-то под нос. Лифчик, попавшийся ему под руку, он зашвырнул обратно в пакет.
— На хрен он вообще нужен? — шепотом спросил он, видимо, больше у себя, чем у меня. Ну да, если сравнивать меня с его прежними пассиями, то мне он и правда без надобности. Я даже открыла рот прокомментировать сей факт, не в силах бороться с въевшейся привычкой язвить, но Монтойя, предугадав это, мягко, но настойчиво накрыл мои губы пальцами.
— Молчи! Обожаю твое тело такое, какое есть! — твердо сказал он и продолжил процесс облачения.
За дверью послышались голоса и какой-то шум, но Северин оставался спокойным, поэтому и я решила следовать его примеру. Выйдя из ванной, я застала в номере не только подтянувшихся остальных «Парящих», но и совершенно незнакомого парня, который выглядел как типичный ботан. Мятая клетчатая необъятная рубаха поверх такой же изжеванной неопределенного цвета футболки, привычка сутулиться, очки с толстыми стеклами, светлые волосы, собранные в небрежный хвост, бледная кожа и запах фастфуда. На фоне мускулистых и загорелых Изменяющих облик он выглядел бледной немочью, несмотря на довольно высокий рост. Парень просто классический пример человека, проводящего большую часть жизни за монитором. Но при этом его взгляд был открытым, и он производил приятное впечатление и пах доброжелательностью и хорошим любопытством.
— Привет, — удивительно ярко улыбнулся он, близоруко щурясь, и протянул мне узкую ладонь. — Можете звать меня Фредди. Я, типа, конечно, не должен знать ваших имен, у нас ведь конспирация, но, уж простите, я знаю, кто вы.
И парень подмигнул совершенно по-доброму, разглядывая меня пристально и даже немного бесцеремонно, не отпуская мою руку. Но тут за моей спиной демонстративно прокашлялся Северин, и Фредди, встрепенувшись, отпустил мою ладонь. Он отвел глаза, и на его щеках вспыхнули розовые пятна.
— Мне тут в общих чертах обрисовали, что от меня требуется, — пробормотал он. — Только я все равно буду признателен, если мне поточнее растолкуют, что к чему и зачем.
— Значит, так, — прочистив горло, несколько раздраженно сказал Монтойя. — У нас есть некие материалы на старых видеокассетах. Нам нужно максимально срочно скинуть их на современные носители и размножить. Затем нужно кое-что вычленить и разослать на все новостные каналы, обязательно так, чтобы выследить источник было невозможно. А полные размноженные копии нужно найти надежный способ доставить в полицию, офис генпрокурора, госдепартамент или еще там черт знает куда, причем так, чтобы опять же информация об этом стала доступна широкой общественности и никак нельзя уже было бы соскочить и утаить эти доказательства. Понятно выражаюсь?
Я молча смотрела на парня, который хмурился, слушая моего мужа. Пожевав нижнюю губу, он вскинул прищуренные глаза на нас.
— Я правильно понимаю, что ввязываюсь в какой-то охренительный гемор? — ухмыльнулся он.
— Ну, видимо, так. Но если все сделаем правильно, то все обойдется, — «успокоил» его Монтойя.
— А я могу отказаться, если посчитаю, что оно того не стоит? — не унимался Фредди.
— Можешь. Но в твоих же интересах будет молчать обо всем. И были бы признательны, если бы посоветовал реального парня, не склонного так очковать, — грубо усмехнулся Северин.
— Я не очкую! — резко ответил парень, гордо вскинув голову. — Но встревать во что-то криминальное или ковыряться в грязном белье, чтобы сожрать какого-нибудь вашего конкурента, я не собираюсь. Я таким дерьмом не занимаюсь. Но могу порекомендовать несколько личностей, кайфующих от гаденьких подробностей чужой личной жизни.
Монтойя издал глухой рык, но я врезала ему локтем. Сам повел себя с парнем как придурок, чего же хотел в ответ?
— То, что на этих кассетах, безусловно и совершенно криминально, и отвратительно грязно, — глядя прямо в глаза парню, сказала я. — Но ни к каким играм ради собственной выгоды это не имеет отношения, поверьте. Мы просим вас помочь свершить правосудие, как бы высокопарно это ни звучало. Вы просто взгляните, а потом решайте, готовы ли в таком участвовать.
Бросив короткий, недовольный взгляд на Монтойю, Фредди кивнул.
— Ладно. Будь по-вашему. — Парень доброжелательно кивнул мне, а Монтойю одарил вызывающим взором. — Но если посчитаю для себя что-то неприемлемым, уйду в тот же момент.
— Дрыщ охреневший, — едва слышно пробормотал Монтойя, едва только парень отошел от нас.
Я развернулась и обхватила его шею, поглаживая короткие волоски на затылке. Да уж, любой, даже крошечный намек на вызов способен вывести из себя Альфу, а уж сейчас, когда все и так взвинчены, Северин готов был вспыхнуть без особого повода. Под моими пальцами натянутые мышцы на шее и плечах моего мужа быстро расслабились, и он, издав долгий, шумный вздох, уткнулся носом мне в шею рядом со своей меткой и едва заметно коснулся ее губами. Одно это простое прикосновение отдалось жаром в моем теле, заставляя моментально забыть обо всем. Я стиснула зубы, поражаясь тому, как мощно откликнулось все внутри меня, потянувшись к Монтойе с таким пламенем и острой тоской, как будто ко мне вечность никто не прикасался. Нет, не никто. Именно он. Мгновенно вспомнился страх, пережитый, когда я лежала там связанная и беспомощная. Страх, что больше не увижу его, что не скажу, что чувствую на самом деле, что больше никогда не смогу ощутить его кожа к коже. Так странно, когда твои собственные истинные чувства обрушиваются на тебя, как озарение — одним жестким ударом, и ты понимаешь, что даже пытаться их отрицать или трактовать как нечто другое больше не получится никогда. Учитывая то, как мне давалось раньше любое сближение, хотя, будем честными, оно мне вообще никак не давалось, то, что случилось между мной и Северином, больше всего напоминало столкновение на трассе с огромной скоростью. Мы вмазались друг в друга, ломаясь и проникая внутрь, чтобы сцепиться намертво и никогда уже не стать прежними. Две самостоятельные скоростные тачки, которые стали одной грудой полыхающего металла. Восстановлению не подлежит, черт возьми. Оставалось лишь верить, что огонь, плавящий нас, превратит бесформенное месиво в нечто прекрасное. И я готова была открыться настолько, чтобы позволить себе надеяться. Знаю, что мои страхи будут возвращаться снова и снова, накрывая в самый неподходящий момент. Но собираюсь теперь не идти у них на поводу, а бороться.
Северин резко выдохнул у моей ключицы, легко скользнув руками от плеч до поясницы, и, сглотнув, отстранился. Заглянув мне в глаза, он лишь на секунду дал увидеть свой первобытный голод по мне, который тут же волной прокатился по моей коже, поднимая каждый волосок на теле.
— Юлали… — прошептал он, и мое имя из его уст ринулось мощной вибрацией, добирающейся до каждого уголка тела и мозга. Северин оскалился, словно ему было больно, а потом быстро отстранился от меня и как ни в чем не бывало включился в беседу с парнями.
Оказалось, что железный ящик, найденный нами, уже вскрыли. Содержимым оказались действительно несколько кассет старого образца, мужской перстень, очень похожий на именные кольца одного элитного колледжа, и явно жутко дорогие старинные мужские часы. Все это разложили на столе.
Даже бегло взглянув на старые кассеты, Фредди скривился.
— Тащите все мое барахло из машины, — сказал он «Парящим». — Я надеюсь, что смогу все сохранить. Но состояние довольно плачевное. Где они хранились, черт возьми?
Следующие часы запомнились мне тем, что, едва Фредди удалось наладить воспроизведение записи, был мгновенно выключен звук, затем из номера один за другим исчезли все «Парящие», кроме Северина, а снаружи я услышала рычание, удары по железу и такие ругательства, что, наверное, и в аду стало жарко. Сам Фредди держался как мог, но потом все же, пробормотав что-то, умчался в ванную. Было слышно, как его долго и безостановочно тошнило. Я сразу же забралась на постель, не желая даже краем глаза увидеть происходящее на экране. Потому что просто не знаю, как потом с этим жить. Даже того, что я прочла по останкам этих детей, для меня было чересчур много. Северин расположился рядом, усевшись так, чтобы опереться на спинку кровати. Притянув меня поближе, он устроил мою голову у себя на коленях и медленно перебирал мои волосы.
Фредди вышел уже не просто бледный, а зеленый. Его волосы были мокрыми и растрепанными, а глаза огромными и потрясенными. Он вернулся к работе, но было понятно, насколько ему нелегко, по тому, как были намертво сцеплены его челюсти. Он все чаще прикрывал глаза ладонью, как от невыносимой усталости.
— Я хотел сказать, — пробормотал он, поднимая на нас взгляд. — Нужно выбрать то, что вы хотите отправить на телевидение.
Я замерла от ужаса, представляя, что все же придется смотреть на это.
— Я сам, — Северин очень осторожно сместил меня обратно на постель.
Он встал за спиной у Фредди, и они довольно долго что-то просматривали и обсуждали. Северин никак не проявлял эмоции, я только заметила, что он бледнее обычного. Я малодушно прикрыла голову подушкой и постаралась отключиться от мыслей о том, что он сейчас видит. В себя меня привело то, что Фредди и Монтойя спорили о чем-то на повышенных тонах.
— Я сказал нет! — рявкнул Северин, вложив в свой голос максимум своей силы. — Она не будет больше в этом участвовать! Достаточно и того, что уже есть.
— Но я все же считаю, что нужно записать хотя бы небольшое интервью, в котором будет все четко поясняться! Я могу гарантировать, что никто и никогда ее не узнает!
— Иди на хрен со своими идеями, гений! Напишем чертово письмо! А с моей жены достаточно участия в этом!
— В чем дело, Северин? — приподнимаясь, спросила я и охнула от боли в грудной клетке.
— Ни в чем! — отрезал Монтойя.
— Я хотел… — начал Фредди, ища у меня поддержки.
— Ты хотел закончить гребаную работу, за которую я тебе плачу, и убраться восвояси! — давил мой муж.
— Нет, не это! — Похоже, на тщедушного Фредди не слишком действовала ярость моего Альфы.
— Слушай, ты, прыщ компьютерный… — зарычал Северин.
— Северин! — Я нахмурилась, подходя ближе.
— Что?! Я не хочу, чтобы ты опять все это переживала. Ты посмотри на себя! Тебе после этого нужно будет в бессрочный отпуск отправиться, чтобы хоть как-то восстановиться! — заорал на меня он.
— Значит, отправлюсь! Вот разгребемся с этим дерьмом, и отправлюсь! С тобой! Тебе тоже нервишки подлечить стоит, — в ответ повысила голос я.
— Да мне для жизни с тобой не лечить их надо, а, на хрен, новую железобетонную нервную систему заказывать! Повышенной прочности! — огрызнулся Северин, стараясь выглядеть непреклонным и злобным, но я заметила уязвимость в его взгляде.
— Неужто все так плохо? — закусив губу, спросила я, немного заискивающе заглядывая в его глаза.
Монтойя набрал воздуха, видимо, чтобы обрушиться на меня массой доводов, но потом зафиксировался на моем рте и раздраженно выдохнул.
— Знаешь что? Делай, как считаешь нужным! Но это в последний чертов раз! И клянусь, если все это станет преследовать тебя в кошмарах, я самолично придушу тебя, из долбаной гуманности, чтобы не мучилась!
Северин ушел на улицу, громко хлопнув дверью. Мы же с Фредди засели обсуждать содержание интервью. Следовало сформулировать все так, чтобы практически не оставалось никаких сомнений у зрителей, но при этом соблюсти всю возможную осторожность. В полиции не полные идиоты работают, и если сболтнуть лишнего, то меня очень быстро свяжут с этим. А мне на самом деле не хотелось участвовать в этом деле больше, чем уже пришлось.
Монтойя вернулся очень быстро и, подтащив еще один стул, развернул его и уселся позади меня, осторожно обхватив за талию.
В общем, к утру все было записано, размножено и скопировано. После долгих споров было решено, что, пока не закрутится весь маховик расследования, оригиналы, так же, как и вещи Нэта Кардиффа, мы поместим в банковскую ячейку. Те куски записи, которые были выбраны для информационной бомбы вместе с моим интервью, где не узнать меня ни за что, были слиты через Интернет в самые известные и скандальные ресурсы. Причем Фредди дал нам гарантию, что отследить какие-либо наши следы невозможно. Копии же были сброшены на флешки и запечатаны в конверты. Как только станет понятно, что скандал разгорается и расследования не избежать, тогда они будут доставлены во все компетентные органы. И только когда дело достигнет такой фазы, что замять его уже никак нельзя, мы собирались открыть местонахождение оригиналов. Причем сделать это так, что опять же скрыть это от народа было бы невозможно.
Когда мы закончили, было почти утро. Жутко хотелось спать, но Северин сказал, что мы перебираемся на всякий случай в другой отель. В этот раз это был огромный многокомнатный люкс в супермодном месте. Само собой, что вся стая последовала за нами. И когда мы с Монтойей отправились в одну из спален, они оккупировали всю гостиную.
— Это не чересчур? — зевая, спросила я.
— Я не собираюсь тобой рисковать, — мотнул головой Северин. — Давай ложись спать. Как только в новостях появится хоть что-то, парни сообщат нам.
— А где Нести и Камиль?
— В надежном месте. Выспишься, и увидимся с ними. Спать!
— Слушаюсь, мамочка! — усмехнулась я, чувствуя, что на самом деле глаза слипаются. — А ты не ляжешь со мной?
Северин посмотрел на меня так, словно я его по живому резала.
— Нет, не лягу. — Его голос прозвучал почти зло. — Я, черт возьми, зверски изголодался по тебе, Лали. Тебе нужно отдыхать и выздоравливать. А если я сейчас залезу с тобой в постель, то хрена с два буду в силах остановиться, пока могу дышать. Так что лучше не искушать судьбу.
И Монтойя вышел из спальни, тихо закрыв за собой дверь. Раздевшись перед зеркалом и обозрев все свои боевые повреждения, я усмехнулась. Да уж, я вся такая разноцветная сейчас, тот еще «лакомый кусочек». Боль в руках и ребрах притупилась, пока я двигалась, но завтра, скорее всего, будет ой как несладко. Конечно, все заживает на нас быстро, но ведь весь спектр «приятных» ощущений никто не отменял. Едва устроившись в постели, я отключилась, словно провалилась во тьму.
Глава 38
Пробуждение при всем желании сложно было назвать приятным. Мысленно просканировав себя, не нашла в своем теле ни единого места, которое не болело бы хоть чуть-чуть. Не говоря уже о том, что чувствовала себя ужасно одинокой. Как, интересно, всего за несколько ночей я могла так привыкнуть к присутствию Монтойи в моей постели? К тому, каким он бывает по утрам. Снова прикрыв глаза, я позволила себе вспомнить, как он будил меня, настойчиво лаская своими нахальными пальцами и губами, сам еще толком не отошедший ото сна, но уже горячий и желающий. А тут я обнаруживаю себя на роскошной, королевских размеров постели, среди дорогущих шелковых простыней и подушек в полном одиночестве. Над кроватью, оказывается, есть огромное стилизованное под старину зеркало, и в полумраке спальни все отражается в нем в немного мистическом свете. Но никакое волшебное зеркало не способно скрыть то, как я «живописно» выгляжу, как, впрочем, и то воронье гнездо, что творится у меня на голове. На мне только трусики и повязки на ребрах и запястьях. А, ну еще синяки и ссадины всех оттенков синего, зеленого и даже желтого. Короче, тот еще экзотический видок. Как меня только пустили в такое место вчера, ведь по виду я сейчас натуральная бомжиха после вчерашней жесткой битвы за бутылку! Не иначе как сработала чудодейственная сила платиновой кредитки Монтойи, открывающей любые двери, как золотой ключик. Осмотрев себя еще раз до того, как через силу подняться, я признаю, что на его месте тоже сбежала бы от такого зрелища, воспользовавшись благовидным предлогом. Обижаться на моего мужа за это глупо, но разумные доводы не помогают справиться с легким разочарованием, оседающим внутри. Мои размышления о том, какая я бедная, покинутая, прерывает отчетливый звук чьего-то дыхания в районе пола. В свете последних событий первая реакция — паника, и я подаюсь вперед, забыв о своих ребрах. От ослепительной боли в грудной клетке у меня темнеет в глазах, и я, не выдержав, издаю некую смесь стона и шипения. Через секунду, когда в глазах проясняется, вижу прямо перед собой своего мужа, который шарит ошалелым, яростным взглядом вокруг, замерев в такой позе, будто готовится отразить нападение. Осознав, что никого, кроме нас, тут нет, он возвращается взглядом ко мне.
— Что, Лали? — встревоженно спрашивает он. — Тебе плохо?
Северин помят, растрепан и все еще выглядит не проснувшимся окончательно. Но его глаза зафиксированы на мне так, что, кажется, нет ничего в мире, способного отклеить их от меня.
— Нет, блин. Мне хорошо! — Я откидываюсь на подушки и хочу рассмеяться от неожиданного чувства облегчения. Но фыркнув лишь раз, я опять хватаюсь за ребра и просто смотрю на моего мужа. Нет, не просто смотрю. Любуюсь, чувствуя себя влюбленной до помрачения рассудка идиоткой. Монтойя еще с минуту стоит хмурясь, а потом со вздохом садится на постель, желая окончательно прийти в себя.
— Монтойя, на этой долбаной кровати можно всю стаю уложить и локтями не толкаться. Какого черта ты делал на полу? Я тебя настолько раздражаю? — интересуюсь я.
— Есть такое дело, — пробормотал Северин и потер лицо ладонями.
Глупо, конечно, но мне стало обидно. Схватив ближайшую подушку, я хотела стукнуть его, но мои ребра вынудили меня с шипением упасть обратно. Монтойя тут же оказался рядом.
— Ну, и зачем ты это делаешь? — нахмурился он. — Хочешь мне двинуть — или попроси наклониться, или подожди, пока полегчает. Я ведь никуда отсюда не денусь.
— С чего бы? Раз я тебя так раздражаю, то какого черта ты торчишь тут, а не ночуешь в той компании, которая будет тебе приятна! — огрызнулась я. — Думаю, найти такую у тебя много времени не займет!
Северин придвинулся еще ближе ко мне.
— Дурочка ты, Лали. Вся из себя заумная, но все равно дурочка набитая, — тяжело вздохнув, сказал он. — Ну куда же я от тебя-то пойду? Кто же мне сможет так качественно, тщательно и с любовью нервы выматывать? Я же уже без этого прям не могу. Пропадаю, как нарик без дозы. Так что где ты, там и я.
Северин одарил меня одной из своих кривоватых наглых ухмылочек. От этого завораживающе-раздражающего движения губ, ставшего таким знакомым, мое тело вспыхнуло, как облитое кипятком. Я не могла отвести взгляда от его лица, чувствуя, как возбуждение просачивается даже в мои кости, будто растворяя их. Мне так невыносимо захотелось протянуть руку, провести по его небритой щеке, услышать звук, который он издает, когда сдается своему вожделению… Внутренности скрутились в тугой горячий узел, выжимая из меня такой поток влаги, что подо мной уже наверняка должна быть лужа. Даже легкий оттенок веселья пропал с лица моего мужа. Оно стало напряженным, а веки опустились, словно были из свинца. Ноздри затрепетали, губы приоткрылись так, как будто он не просто хотел обонять мое возбуждение, желал ощутить его вкус во рту. Его прикрытые золотистые глаза скользнули по моему телу вниз, словно и не замечая всех моих травм, и это было как полноценное прикосновение, к которому льнула моя кожа, покрываясь почти болезненными мурашками. Тяжелый, полыхающий нестерпимой похотью взгляд остановился на моей промежности, и мои бедра дернулись сами собой, желая раздвинуться, наплевав на управление сверху. Хотя о чем я? Будто бы в моей голове было сейчас что-то, кроме грязных кадров, по сравнению с которыми отвязная порнуха — просто веселые картинки. Дыхание Северина стремительно становится поверхностным и резким, и я вижу, как он скользит языком по своим губам, явно вспоминая мой вкус, и тяжко сглатывает. Это заставило меня содрогнуться, как от удара током, а легкие расшириться в попытке захватить ставший раскаленным воздух между нами, но в этот момент реальность напомнила мне, чем она отличается от фантазии, и мой резкий вздох превратился в полноценный стон боли. Монтойя дернулся, будто ему дали пощечину, и мгновенно отрезвел.
— Вот я тупой мудак! — прошипел он и вскочил с постели. — Пойду закажу тебе завтрак.
И он вылетел из спальни, оставляя меня такой возбужденной, что хотелось закричать. А ведь он даже кончиком пальца не коснулся меня, а я его! Мы просто смотрели, и это едва не вывернуло меня наизнанку. Я вообще не помню, случалось ли мне ТАК желать хоть раз в жизни. Я чувствовала себя не просто изголодавшейся, а умирающей от истощения. И волчица вертелась и бесилась, нисколько меня не жалея. Имей совесть, животное! Ты не одна тут с ума сходишь от вынужденного воздержания! Дай хоть оклематься немного, и тогда устроим Монтойе небо в алмазах. А попробует опять сбежать с кровати, привяжу и буду глумиться над беззащитным телом. Жестоко. Хотя что-то наводит меня на мысль, как бы первой сбежавшей не оказалась я, когда кто-то дорвется.
Выйдя в гостиную, я застала «Парящих» почти в полном составе. Увидев меня, Северин схватил пульт и выключил телевизор.
— Зачем ты встала? Я собирался принести тебе завтрак в постель! — с упреком сказал мой муж.
Я, немного смутившись, посмотрела на парней. Но, видимо, в том, что их Альфа собирался нянчиться со мной, никто не видел ничего странного. А еще я обратила внимание, что никто больше не смотрел на меня с осуждением и не отводил глаза, как поначалу, когда узнали о том, что пострадал Нести. В дверь постучали. В тот же момент Северин оказался передо мной, перекрывая прямой обзор на вход, и стал аккуратно теснить обратно к спальне. Все остальные тоже пришли в движение, бесшумно занимая выгодные позиции. Бастиан и Микаэль прижались к стенам по обе стороны от дверей, а еще один из «Парящих», чьего имени я, к своему стыду, еще не запомнила, открыл дверь и шагнул наружу с приклеенной к лицу дружелюбной улыбкой. Через пару минут он вкатил тележку с целой горой всякой еды, и все расслабились. Северин усадил меня на диван и тщательно подмостил подушки мне под спину.
— Боже, Монтойя, я чувствую себя ужасно глупо, — прошептала я, борясь с желанием лизнуть его шею, которая дразнила меня своей близостью, пока он меня усаживал, как куклу. Но удовольствовалась я лишь глубоким вдохом у самой его кожи и тем, как вздрогнул Северин всем телом, скрипнув зубами.
— Ну, может, самое время немного поглупеть, Лали-детка, — так же шепотом ответил он. — Потому что к подобному тебе стоит привыкнуть. И ради Бога, прекрати пытать меня.
Я потянулась к одной из накрытых крышкой тарелок, но получила легкий шлепок по руке. Удивленно уставившись, я наблюдала, как Монтойя и Микаэль тщательно обнюхали и попробовали всю еду, прежде чем позволить поесть мне.
— Это уже чертов перебор! — сказала я им, но в ответ только получила безразличное пожатие плечами.
— Поела? — спросил через время Северин.
— Да. Могу теперь я посмотреть новости?
— Ты уверена, что это нужно, Лали? — нахмурился Северин. — Они показывают постоянно то, что мы им прислали. Конечно, многое заретушировали, но все равно это… слишком.
Я закусила губу. Ладно, может, мне и не очень-то нужно видеть все это собственными глазами. Вполне достаточно знать, что процесс запущен и идет как нужно.
— Хорошо. Думаю, обойдусь и без новостей. Но мне нужно позвонить в больницу и узнать, как Матиас.
— Состояние стабильно тяжелое. Его погрузили в медикаментозную кому, чтобы быстрее восстанавливался, — тут же отозвался Бастиан. — Я звоню каждые три-четыре часа.
Мои брови поднялись в удивлении.
— А что насчет Нести? Как он? — попробовала я снова.
— Идет на поправку, — нахмурился Северин. — Он уже в сознании.
Странно, такое чувство, что он что-то недоговаривает, но по его лицу я вижу, что прямо сейчас большего не добьюсь.
— Ладно. А что там с доставкой конвертов? Еще разве не пора? — Не желаю успокаиваться из чистого упрямства.
— Этим уже занимаются. Все идет в полном соответствии с нашим планом, — отрезает Северин. — Просто. Отдыхай.
Я готова возразить, но натыкаюсь на упрекающий взгляд мужа и закрываю рот. Я обещала ему довериться, ну вот и самое время сделать это. Хотя внутри чувствую нечто вроде сильного зуда, настойчиво требующего контролировать все до мелочей самой, я беру себя в руки и откидываюсь на подушки.
— Ну и ладно, — соплю я.
Вижу со всех сторон взгляды парней, которые явно не верят, что я не стану дальше препираться, и, похоже, ждут, когда взбрыкну. Извините, но шоу сегодня не будет! Настроение не то, да и болю я вся. Северин тоже смотрит на меня с подозрением, но потом усаживается рядом на диван, только так, чтобы не касаться меня. Это у нас теперь до полного моего выздоровления, типа, табу на любые контакты личного порядка? А что с мыслями-то делать? Смотрю на Северина, и он, коротко сверкнув на меня горящим взглядом, дает понять, что я не одна об этом думаю. Хоть какое-то облегчение.
— Да, кстати, я хотел тебе сказать, что в новостях передавали, что адвокат, которого я тебе нанял, пропал. — Монтойя отворачивается и пытается вести непринужденную беседу, как будто каждому в этой комнате не очевидно напряжение между нами.
— В смысле пропал? — настораживаюсь.
— Ну, его разыскивали полицейские в связи со странной смертью еще одного его клиента, — поясняет он.
Догадка была мгновенной.
— Велш умер?
— Кто? А, ну да. Кажется, так его и звали. Он маньяк вроде, я особо не вникал, — говорит Северин и пристально смотрит на меня.
— Похоже, пауки жрут друг друга. Ну что же, туда им и дорога. Думаю, мне следует поискать другого адвоката, так как господина Пробса мы больше не увидим. Живым уж точно.
Все смотрят на меня, и я понимаю, что пришел момент истины. До этого они все помогали мне без лишних вопросов, да, собственно, и сесть и рассказать все от начала и до конца возможности не было. Записывая интервью, я не упоминала ни самого Велша, ни каким образом узнала, где искать улики. Я собираюсь с духом и начинаю рассказ с того момента, как ко мне пришел Терч, и заканчивая тем, что мне поведал Фраммо, собираясь растерзать меня, а потом прикончить. И хоть я и старалась, ну, скажем, обтекаемо описать то, что я сбежала от Камиля для того, чтобы поговорить наедине с маньяком-убийцей и к тому же облажалась, поверив, что записи не будет, лицо Северина становится таким, что и глянуть страшно. Вот я и смотрю перед собой в пол, на котором такой милый коврик, и слушаю, как он сопит, заводясь все больше. Я заканчиваю, и наступает тишина, от которой, впрочем, мурашки по коже. Не выдержав театральной паузы, срываюсь.
— Я понимаю, что реально поступила глупо и недальновидно, — делаю попытку вступить в мирные переговоры.
— Да? И в какой момент? — ядовито спрашивает мой муж.
— М-м-м. Думаю, их было несколько, — скромно признаю свои ошибки. — Но, честное слово, обычно я так не делаю! Я не влипаю в неприятности и живу тихо-мирно.
Кто-то из парней фыркает, а остальные прячут улыбки. Но молчат. Правильно, нечего тут умничать!
— Правда, что ли? — Голос у Монтойи такой сладкий, что прямо тошно становится. — А скажи мне, пожалуйста, кто купил долбаный скворечник в таком райончике, где нормальному человеку и днем-то пройти по улице страшно? Или это потому, что ты тихая и мирная, тамошняя шпана тебя стороной обходила и даже колеса не открутили ни разу?
Так, ну и к чему это все?
— Один раз было, — спорю я.
— И что же? — ехидно спрашивает он.
— Вернули, — огрызаюсь я.
— Сами? — прижимает к сердцу руку в почти искреннем изумлении этот гестаповец-недоучка.
— Почти! Да при чем здесь это? — срываюсь я. Между прочим, терпение тоже не моя сильная сторона!
— Ни при чем, ты права, сладкая. А как насчет того, что тебе чуть задницу не отстрелили в той резервации пару лет назад?
— Откуда ты… Слушай, Монтойя, там было просто недоразумение! Мне очень нужны были образцы из той гробницы, а местные не понимают реальных потребностей современной науки!
— Это ты у меня сплошное недоразумение! — рявкнул он, вскакивая. — В Южной Америке с теми долбаными повстанцами, на чью территорию вы поперлись с таким же психованным, как ты сама, коллегой, тоже было недоразумение?
Надо же, и это раскопали! Подумаешь, несчастье. Я же не виновата, что территория нужного нам племени совпадала с ареалом обитания этих чокнутых повстанцев? Мы же выбрались целые и невредимые? Чего теперь-то из-за этого шум поднимать? Северин что-то еще там продолжал возмущенно вопить о том, что я вообще не обладаю нормальным инстинктом самосохранения и что в гроб его вгоню, и как ему прибить меня иногда хочется, я не особо вслушивалась. Ну, накопилось у мужика, чего уж там. У меня, конечно, есть чем возразить по каждому пункту обвинения, но лучше гордо промолчу.
Все свидетели нашей милой семейной беседы и не думали тактично удалиться, а с любопытством пялились на нас.
— За поп-корном не хотите смотаться? — рыкнула я на них, получив в ответ только хитрые улыбки.
Вот тебе и жизнь в стае. Сижу тут, как на витрине, пока меня распекают, как школьницу. Монтойя, поорав еще минут пятнадцать, выдохся и плюхнулся в кресло напротив. Согнувшись, он горестно уткнул лицо в руки, и тут мне, и правда, стало сильно стыдно.
— На самом деле все то, что ты тут вспомнил, вовсе не было настолько уж опасным. И я не привыкла к тому что обо мне кто-то беспокоится. — Ну, что я могу еще сказать?
Северин вскидывает одну руку, прося меня заткнуться. Потом он выпрямляется и смотрит на меня с грустью и какой-то обреченностью.
— Я, черт возьми, вовсе не пытаюсь добиться от тебя чувства вины, Лали! Просто прошу начать больше ценить свою жизнь. Если не хочешь сделать это для себя, то попробуй сделать ради меня и стаи. Пойми, что, если с тобой что-то случится, мы все пострадаем.
Я обвожу взглядом это общественное собрание и больше не вижу ни единой улыбки. «Парящие» совершенно серьезны. В этот момент я чувствую себя слишком уж открытой перед всеми и пугаюсь и злюсь одновременно. Прекрасно понимаю, что для Изменяющих облик нормальна коллективная реакция на многие моменты в жизни. В том и есть одновременно и сила, и слабость семьи и стаи. Почти во всех аспектах жизни практически нет секретов, и часто эмоции общие. И в первую очередь, конечно, это касается Альфа-пары. Сложно держать хоть что-то в секрете, если любую твою эмоцию прочитают по запаху, как, впрочем, и физическое состояние. К тому же приватность любого действия или разговора весьма условны, учитывая наш слух. Существуя постоянно бок о бок, мои соплеменники воспринимают отсутствие тайн в личной жизни как нечто обычное. Но я почти не жила так, будучи взрослым человеком, и пока меня это коробит. Потому что понимать и принимать — это разные вещи.
— Я все уже поняла, Северин! — раздраженно отвечаю мужу. — Сказала же, что больше не стану вести себя так!
Северин пересаживается ко мне и обнимает за плечи. Первое желание оттолкнуть его, но сдерживаюсь. Мы поговорим о «настройках хотя бы относительной приватности» в нашей личной жизни попозже.
— Не думаю, что ты и правда понимаешь. — Странно, но упрека в его голосе нет. — Но надеюсь, что это произойдет со временем. Все, закрыли эту тему!
Может, и закрыли, но я еще долго чувствую себя разозленной и бросаю гневные взгляды на остальных членов стаи. Что, впрочем, не производит на них никакого впечатления.
За следующие трое суток мы еще дважды сменили отели, и я занималась только тем, что ела, спала и бездельничала. А еще мне разрешалось говорить по телефону с Дином. Приезжать я ему запретила, пока не сойдут все следы с тела. Потому как врать ему о причинах моих травм мне совершенно не хотелось. От просмотра новостных каналов меня тоже отлучили и только отчитывались о том, что «Питер Кардифф вызван для дачи показаний в Генпрокуратуру» или что «женщине, которая в те года была директором детского центра, предъявлено обвинение, и она тут же решила слить, что догадывалась о нездоровом интересе Нэта Кардиффа к мальчикам, но закрывала на это глаза ради неких финансовых благ и продвижения собственного чада по карьерной лестнице». Но самой интересной новостью оказалось то, что объявился некий мужчина, который в то время работал на семейство Кардиффов, выполняя всякие «деликатные» поручения. Выяснилось, что он многие годы был за что-то там обижен на влиятельную семейку и вот теперь решил наконец, что настал момент забить свой гвоздь в гроб их стремительно помирающей репутации. Вот тогда-то и открылись подробности того, что Нэт Кардифф не сам махал лопатой, пряча тела тех мальчишек, как, впрочем, и то, как его тело после смерти оказалось в собственной постели, дабы инсценировать достойную кончину от сердечного приступа. Очень быстро нашелся и семейный доктор, накропавший поддельное свидетельство о причине смерти Нэта. Также стали известны имена всех членов клана Кардиффов, кто был абсолютно точно в курсе творимого Нэтом, но никак не помешали ему, а, наоборот, всячески покрывали его. Короче, маховик правосудия, все ускоряясь, набирал обороты, и было уже понятно, что ничто не спасет Кардиффов от того, чтобы быть перемолотыми им в муку. У влиятельного семейства вдруг обнаружилось огромное количество врагов и некогда обиженных ими людей, и все они хотели теперь вцепиться в ныне поверженных прежних хозяев жизни. Вылезло и участие членов семейства в коррупционных схемах, и давление на власть в своих целях, продвижение «нужных» людей в госструктурах в обмен на ответные услуги, а также устранение неугодных и неуступчивых, и масса всего остального.
Читать бесплатно другие книги:
