Тайна Черного моря Чубаха Игорь
Петя хотел спросить: «А зачем вы нас знакомите?», но Анатолий поверх Петиной головы крикнул вниз:
– Артем, друг мой, только давай сразу договоримся – без этих твоих понтовых прибамбасов!
Поднимающуюся по беломраморным ступеням и смотрящую под ноги Марину знакомый голос ужалил, точно шершень. Еще она почувствовала, как свело судорогой руку спутника, поддерживающую её за локоть. Девушке захотелось бежать прочь. Тут мысль, блестящая, как скальпель, полоснула сознание: но разве она уже не пыталась сбежать? И разве ей это удалось?..
А Артем, её верный Артем, загипнотизированно сделал следующий шаг по ступеням вверх. Предатель. Ей ничего другого не оставалось, как шагать вслед за ним.
И вот наконец они перестали смотреть снизу вверх на человека, которого допрашивали в неотреставрированном каземате Петропавловки. Допрашивали – и чуть не убили.
Может, Артем и собирался снова фукать ему в лицо некондиционным табачком, но Хутчиш посчитал нужным повторить:
– Ребятки, я вам не враг. Чесслово. Поэтому не надо тыкать меня кастетом в висок или дамской булавкой в печень. Лады?
И этих слов хватило, чтобы лишить киевлян остатков воли.
Марина и Артем затравленно молчали. То, что они перестали смотреть на Анатолия снизу вверх, им нисколечко не помогло.
А Петя, не очень-то вникая, о чем разговор, сквозь темные стекла во все глаза смотрел на личико девушки. И лицом, и фигурой она напоминала ему куклу Барби. Невольный страх проник в мятущуюся душу. Вдруг он не так одет или что-то не то сделал и теперь навсегда станет неприятен для обладательницы этих двух бездонных голубых лагун? Вдруг она догадалась, почему он в очках? Вдруг ей нравятся причесанные, а не патлатые?
Пальцы Марины машинально нырнули в сумочку, среди пудреницы, помады и прочей дребедени отыскали сигареты и зажигалку. Вспыхнул огонек, девушка выдохнула никотиновое облачко.
– А вот этого не надо, – укоризненно, как умудренный педагог, покачал головой мегатонник. – Музей ведь. Не поймут-с.
Пальцы Марины послушно переломили сигаретку посередине (та хрустнула сухой веточкой) и выбросили в лестничный пролет.
– Возьмите себя в руки, – наконец разозлился Анатолий. – Вы в музее, а не в конюшне!
Он посторонился, выпуская из двери насмотревшихся всякого и живо это обсуждающих немецких парней и девиц, заглянул в пролет, пытаясь углядеть, куда упала незатушенная сигарета, но мешало зеленое туловище баллистической ракеты.
– Что вам от нас надо? – разжал челюсти Артем, когда немцы удалились, и сделал шаг вперед, словно намереваясь закрыть девушку своим телом. – Почему вы нас преследуете?
Он сунул руки в карманы и сжал кулаки, словно ждал своей очереди на прием к стоматологу.
– Я? – искренне удивился прапорщик, все-таки готовясь к какой-нибудь безобразной выходке слишком уж прямолинейно мыслящего и действующего гайдука. – Помилуйте, да кто ж вам так клеветать-то позволит! Вы, между прочим, первыми на меня напали. В Петропавловской крепости, напомнить? А надо мне от вас немногое. Сперва я подозревал, что вы имеете отношение либо к итальянской, либо к литовской разведке. Но на моем допросе вы во всем чистосердечно признались. Выньте, пожалуйста, руку из кармана. Поверьте, драка никому не нужна. И потом – здесь музей все-таки. Храм прошлого, как-никак.
На самом деле существовало ещё одно доказательство, что Артем не имеет отношения ни к какой из разведок. У агентов всех стран в ходу опознавательные пароли. Встретив незнакомца, агент обязательно ввернет в пустячной беседе несколько ключевых слов и оценит реакцию. Артем с этой стороны себя никак не проявил.
Сам же мегатонник к подобным шпионским трюкам относился с пренебрежением. Во-первых, никогда ключевое слово не подобрать настолько хорошо, чтобы оно уместно вписывалось в любые обстоятельства. А незнакомый мужчина, обращающийся к вам в туалете аэропорта со словами: «Это вы заказывали „Пьяный корабль“ Рембо в твердом переплете?» – выглядит идиотом при любом раскладе. Во-вторых, даже после обмена правильными паролями настоящий агент не доверится незнакомцу. Он будет проверять и перепроверять собеседника каверзными вопросами. Так стоит ли морочиться?
После некоторого колебания Артем подчинился и сразу стал как будто ниже ростом. И Марина это поняла.
– Я хочу сдать вам на поруки этого молодого человека. – Хутчиш указал на не знающего как себя вести Петю. – Это очень талантливый молодой человек. Провайдер Петр. Можно Пьеро. И кстати, тоже занимается «делом врачей». Так что вам есть о чем поговорить. Но если с ним что-нибудь случится, мне будет обидно. И если с вами что-нибудь случится, мне тоже будет обидно.
Марина собралась заявить, что о ней есть кому заботиться, да прикусила язычок. Сейчас эта фраза прозвучала бы смешно. А спутник непредсказуемого Хутчиша ей показался чересчур высокомерным. Ну и что, что они провинциалы. Подумаешь…
Анатолий прервался, чтобы принюхаться к неожиданно появившемуся нюансу в музейных запахах. Или взаправду потянуло паленым? Прапорщик перегнулся через перила. Вроде горелой тряпкой из-под ракеты пахнет. Никак уборщица в дюзах сушильный склад устроила?
А Марина рассматривала очень талантливого молодого человека «в порядке, обычном для любой женщины»: глаза, прическа, руки, обувь, одежда. Глаза незнакомца скрывали большие темные, романтические очки. Прически практически не было – нечесаную копну волос трудно назвать прической. Руки у молодого человека были красивые, тонкие и не знали куда себя деть. А также не знали, что за обувью и одеждой следует ухаживать.
Артем в свою очередь тоже взглянул на новоявленного знакомого и оценил, что свалит, случись такая надобность, этого худомерка одним прямым в челюсть.
– Ребята, – сказал Хутчиш, – нам пора уходить. Да не таращьтесь вы друг на друга, как на новые ворота. У вас хватит ещё времени в гляделки поиграть.
Тут запах дыма почувствовали и «ребята». И покорно пошли вниз по ступеням за мегатонником.
Если сперва Анатолий Хутчиш собирался как-либо дать знать администрации музея о намечающемся пожаре, то теперь решил погодить. Что-то внутри не позволило. А интуиции прапорщик привык доверять.
Сдерживая невольно убыстряющийся шаг, отряд искателей приключений спустился в вестибюль. Ну а бредущий следом Пьеро на экспонаты не отвлекался. Его глаза как зацепились за выглядывающие из-под простенького, но миленького платьица кукольные ножки, так там и остались. Хутчиш тоже не стал оглядываться на притаившийся в сумраке вестибюля макет эскадренного миноносца «Пламенный» проекта 56 ПЛО в разрезе. Ради которого, собственно, и заглянул в музей. А вернее, ради того, чтобы узнать, где у миноносца камбуз, поскольку устройство корабля во многом повторяло устройство СКР «Тамбовский комсомолец», на котором была спрятана установка Икс.
Петя мучительно выдумывал какой-нибудь комплимент, с которого было бы кстати начать беседу с приглянувшейся ему девушкой. В голове назойливой мухой витало пошленькое: «Я хотел бы быть мышкой, бегающей по вашему коврику». Легче было за один присест одолеть «X-com», чем выжать из себя вслух нечто подобное.
Впрочем, кто сказал, что ответная симпатия рождается от удачных комплиментов? Неужели нет другого способа произвести выгодное впечатление? Пригласить в ресторан – отпадает сразу, и не потому, что денег жалко, а потому, что не любит Петя возиться с широким ассортиментом столовых приборов: ложку в одну руку, вилку в другую, нож в третью…
Чем ближе к выходу, тем чаще стучали каблучки Марины.
Пыльный, пустой гардероб. Напротив бабушка, задремавшая в ожидании покупателей открыток. Через одну перегоревшие люминесцентные трубки под потолком делают пол похожим на шкуру огромной зебры.
Вот уже рядом прямоугольник дневного света с двумя рогатыми шарами подводных мин по бокам.
«А почему бы мне не пригласить девушку в летнее кафе? Ведь это дешевле и прилично. И под каким-нибудь предлогом отделаться от её угрюмого спутника. А если она скажет, что ей понравилось в Эрмитаже, я пообещаю экскурсию по закрытым фондам. Интересно, а как бы на моем месте поступил Анатолий Семенович?..»
– Артем, я обращаюсь к тебе как к старшему, – нагоняя стойкого оловянного солдатика, доверительно приглушил голос Анатолий. – Отправляйтесь на дачу к этому не в меру талантливому молодому Пете и переждите там хотя бы до понедельника. В воскресенье все эти игры патриотов должны закончиться. И носа оттуда не кажите. И его от себя никуда не отпускайте. Однажды он из передряги выбрался относительно целым. Второй раз ему может не повезти.
Артем на всякий случай кивнул, хотя ничего не понял.
– Не суйтесь за дневниками, – продолжал увещевать Хутчиш. – Пустое… Эх, знал бы заранее, я б вам дискету с этими дневниками подарил… да пропала дискета. Одна лиса умыкнула…
Петя отрицательно завертел головой, как ребенок уворачивается от ложки, когда радетельная мать в избытке пичкает его кашей. Он настолько увлекся перебором вариантов начала ухаживаний, что забыл, где находится. Жест же означал, что в дилемме «летнее кафе – ресторан» не победило ни то ни другое. Петя решил пригласить девушку в театр. Вроде он слыхал, что сейчас в городе проводится фестиваль «Новая радуга». А поскольку фестиваль фольклорный, то билеты не должны стоить дорого.
Марину покоробило, что их недавний пленник шепчется не с ней, а с Артемом. В отместку обоим она немного отстала и взяла талантливого провайдера под руку, как бы обозначая допустимую границу сближения между союзными сторонами. Еще этим она хотела показать, кто здесь главный, и пусть Хутчиш не командует. У Пети в зобу дыханье сперло и все кафе с театрами вылетели из головы.
Прапорщик прочитал скрытый смысл Марининых действий и позволил уголкам губ улыбкой признаться в этом. А зря. Все равно что показать жест «о'кей» – колечко из указательного и большого пальцев – выходцу из Средиземноморья, где, как известно, этот жест означает небанальную сексуальную ориентацию.
Для Марины недобитый хам перестал существовать.
Дневной свет, льющийся пусть и с пасмурного неба, резко ударил четверку по глазам приливной волной. В уши песком набился шум легковых машин и троллейбусов. Поэтому Марина не сразу задала юноше в очках вопрос, который её очень волновал:
– А что с вами произошло? – Чужие грустные истории её интересовали до глубины души.
– Да я это… – замялся Петя, потянулся снять очки, но опомнился. – Мне это… Короче, Билл Гейтс предложил поработать над «Виндоуз 98». А его подчиненные из зависти наняли бандитов. Еле отбился… Попомните мое слово, без меня «Майкрософт» крепко облажается!
Кукольные ресницы распахнулись широко-широко, приглашая сказочного принца в плюшевый мир.
Хутчиш хотел что-то сказать, но благоразумно отвернулся, усилием возвращая на место вывихнутую улыбкой челюсть.
Один удар в пах, локтем по затылку, потом прыжок двумя ногами сверху, подумал Артем.
И тут рвануло.
Все звуки и переживания заглушил кошмарный треск, будто взорвался великанский кинескоп. Петушиными перьями закружили нарезанные ломтики крови. Навстречу разверзшейся крыше Военно-морского музея разверзлось пепельное небо. Скрежета тормозов перепуганного транспорта слышно не было – мир утонул в пучине адского рева. Черный «форд» беззвучно врезался в черную «пятерку». Потерявший управление троллейбус проломил ограждение моста и завис, до половины высунувшись над рекой. И десятиметровая кубинская сигара цвета хаки – первая советская баллистическая ракета, – ослепив зрителей бенгальскими снопами огня из сопла, всосалась в низкие тучи.
Асфальт тряхнуло, как при землетрясении, обсмоленные лоскутья крыши бумерангами осыпались на землю.
– Ничего себе, – вздохнул Анатолий, поднимаясь и отряхивая брюки. – Я думал, не взлетит. Значит, уборщица в сопле не только половые тряпки прятала, но и химический очиститель… – Ясно как божий день: при подготовке ракеты к отправке в музей боеголовку демонтировали, а вот про твердотопливный заряд забыли. И тряпки, которыми беспечная уборщица заткнула дюзу, воспламенившись, послужили своего рода запальным контуром. Давление и температура в камере сгорания поднялись до критической отметки, топливо возгорелось – и произошел самопроизвольный запуск. – Да-а, умом Россию не понять…
Эпизод двадцать третий. Клен ты мой опальный
30 июля, суббота, 16.00 по московскому времени.
На почти отвесном склоне голой, продуваемой всеми ветрами скалы, тонкой и острой, словно меч-катана, с уступами, напоминающими изломы ширмы, примостилась древняя, как само время, сосна.
В течение десятилетий цепляясь корнями за бесплодный гранит, питаясь лишь дождевой водой и скудными отложениями минеральных солей в скальных трещинах, противостоя напору ураганных ветров, секущих ливней и безжалостного солнца, она не засохла. Победила. Подняла над мертвым камнем свое искривленное в борьбе со стихией, но в той же борьбе закаленное, могучее тело, распростерла над миром сучья-лапы. Кора её была серой и морщинистой от старости, ветви, укрытые пышной хвоей, тянулись к небу, знаменуя триумф жизни над всеми превратностями судьбы.
Господин Доктор смотрел на не покорившееся времени древо, слегка искривив в полуулыбке тонкие бескровные губы. Казалось даже, что в глубине холодных глаз прячется что-то человеческое.
Потом на лицо старого разведчика вдруг набежало облачко озабоченности. Он взял с изящного полированного столика специальные миниатюрные ножницы, склонился над кроной сосны и осторожно, любовно обрезал слишком сильно выросшую ветвь. Выпрямился и ещё раз оглядел миниатюрную, не более пяти дюймов высотой, сосну на скале, сотворенной из кусочка туфового камня.
Придраться не к чему: вот оно, совершенство.
Эх, в нынешние суматошные времена искусство «того, что растет в плошке», или бонсай, уже не то. Нынешние бонсаисты знай себе выращивают уродливых карликов, напрочь забыв, что их призвание – создавать макрокосмос в микрокосмосе, отражать неразрывную гармонию между человеком и природой, показывать, что, как и бонсай, сам человек является лишь малой частью Вселенной, «зернышком риса» среди великолепия гор, полей, лесов и рек… А эти сопляки – тяп-ляп, и готово: получите кривую палочку, небрежно воткнутую в землю, зато гордо названную «Китайская айва туманным утром в Су-чжоу».
За окном проворчал автомобиль. И смолк. Маленький, узкий переулок – никто бы не догадался, что здесь находится конспиративная квартира одной из самых сильных разведок мира.
Из соображений конспирации здесь даже не тронули оставленную хозяевами обстановку, естественно, просветив все, что просвечивается, и простучав все, что простукивается. Господин Доктор привык к скитаниям по свету и давно приспособился к несколько великоватым для себя европейским диванам и стульям. Ведь в действительности между чистым бытием и приписываемыми ему признаками нет того противоречия, которое представляется на первый взгляд…
Вот и зеркало в пластиковой рыжей раме на стене – просто зеркало для непосвященного, но стоит нажать кнопку на пульте, как оно превращается в элегантное средство связи.
Господин Доктор вздохнул, отложил отрезанную веточку и ножницы на столик и повернулся к экрану, вмонтированному в стену над статуэткой гагатового Будды. Несколько секунд бесстрастно разглядывал изображение, потом произнес:
– Генерал, мы вами недовольны. Вы не догадываетесь почему?
Теперь в глазах Доктора ничего человеческого не осталось. В экран смотрели студеные ледышки доисторической рептилии, чудом дожившей до наших дней. Подобные переходы не являлись результатом каких-либо мимических упражнений из актерского арсенала. Такова была самая сущность старого китайца.
Господин Доктор говорил едва слышно. Он не любил кричать, шуметь и вообще как-то проявлять эмоции. Слишком долго жил он на этом свете, слишком многое видел и испытал, чтобы сейчас позволять себе кричать. Да и церемония ухаживания за бонсай не терпела несдержанности.
Однако подхваченный чувствительным микрофоном звук его голоса проходил через гармонизатор и достигал ушей собеседника в виде грозного рыка, от которого у любого начинали самопроизвольно трястись поджилки и потеть ладони.
Изображение на мониторе пошло мелкой рябью. Генерал Семен по ту сторону экрана поежился. Старый, обрюзгший, подвластный порокам человек. В гражданской одежде. С взъерошенными усами. Даже, кажется, небритый. Бедный, зачем ты полез не в свое дело? Впрочем, Доктор не испытывал к продажному генералу жалости. В течение почти двадцати лет он заботливо, как бонсай-клен, выращивал своего агента, то милостиво удобряя его похвалой и дензнаками, то хладнокровно обрезая разросшиеся веточки самонадеянности и гордыни. Творение удалось на славу… Но теперь его роль сыграна, и оно должно быть выкорчевано. Ведь Семен был не более чем одной из тысячи отыгранных пешек, которыми управляла умелая рука резидента и которые в результате должны были принести ему установку Икс. Принести, иными словами, господство над миром.
– Господин Доктор, – донесся из динамика хриплый голос собеседника, – я предпринял все необходимые шаги, чтобы выполнить ваше поручение…
Кто бы мог подумать, что бравый вояка может так низко пасть? Кто бы мог подумать, что генерал Семен способен умолять с дрожью в голосе, а прикажи, так и ползать на коленях?
За последние дни Семен сильно сдал. Даже на нецветном экране отчетливо синели круги под глазами, взгляд затравлено метался, силясь вырваться из капкана монитора и увидеть Господина Доктора воочию.
Господин Доктор мысленно усмехнулся. Только мысленно, потому что улыбаться не умел, как не умеет улыбаться кобра.
Нет, уважаемый, ничего у тебя не получится. На своем экране ты видишь лишь размытый силуэт, ты слышишь лишь грозный, повелительный голос… И никогда тебе не увидеть мой истинный облик. Ты даже не узнаешь, бедный генерал, что я нахожусь совсем рядом – в одном городе с тобой, в холодном Санкт-Петербурге. Я тебя вижу, ты меня нет.
– И каковы же ваши успехи? – с едва заметной издевкой поинтересовался Доктор.
Гармонизатор голоса усилил эмоциональную окраску фразы и издевку превратил в угрозу, лишний раз подтверждая неоспоримую буддийскую истину, что восприятие объекта есть факт его доступности чувствам, причем вне сознания он не имеет самостоятельного бытия.
Генерал на экране монитора нервно откашлялся. Постарался заставить себя говорить так, чтобы слова звучали хоть чуточку бодро:
– Я отыскал необходимого вам человека. Вы были совершенно правы, Господин Доктор: после взрыва на объекте У-сем… на известном вам объекте он выжил и перебрался в другой город…
– Вы Хутчиша, что ли, имеете в виду? – фыркнул Господин Доктор. И отвернулся, чтобы скрыть маслянистый блеск глаз, как у сытой анаконды.
Пусть его и собеседника разделял непроглядный экран, расслабляться не стоило даже перед постсоветским олухом.
Радость схлынула быстро, как и пришла, и уже равнодушный взгляд не задержался на брошенной поверх продавленного дивана милицейской форме (любил старик шататься по чужим странам переодетым), миновал дряхлый секретер со свисающей из выдвинутого ящика резиновой маской прежнего российского министра обороны.
Всего за два дня надоел Доктору и этот город, и эта квартира. Пора сворачиваться. Завтра, завтра установка Икс будет в его руках. Установка – и весь мир.
Глупый генерал, он ещё не знает, что ненавистный мегатонник навеки почил в водах реки. Ни один из семидесяти трех «рыбаков», расставленных Господином Доктором вдоль берегов, не засек Хутчиша после того, как блондин нырнул в мутную жижу Невы. А продержаться под водой без акваланга в течение часа не сможет даже десятимегатонник. Мало того, люди Господина Доктора в Неву сбросили несколько глубинных бомб – чтоб наверняка.
Как учил Будда, не существует не только ничего вечного, но нет вообще длящегося бытия. Следовательно, не существует субстанций ни духовных, ни материальных. Следовательно, больше нет такой субстанции, как зарвавшийся прапорщик.
– Я… я полагал, – заерзал высвечиваемый человек на экране, – что упоминания имен и названий не желательно для…
– Оставьте свои шарады. Этот канал связи экранирован, и утечка информации исключена. К тому же у нас нет времени на разгадывание ваших недомолвок. Так что там с этим Хутчишем?
Доктору нравилось произносить переполненное шипящими имя нейтрализованного мегатонника, как змее нравится шипеть. Хваленый гигантский прапорщик на самом деле оказался лилипутом – как кукольный Годзилла, лишь при помощи киношного ремесла обращенный в исполинское чудовище.
Хозяин конспиративной квартиры знал тысячу гениальных примеров внедрения жучков. Например, два года назад здесь, в России, он перевербовал азербайджанского шпиона, подбросив на его пути марковую бундесовскую купюру. Поскольку азербайджанец был скрягой, синюю бумажку с незнакомым ему немецким деятелем культуры он спрятал у сердца и, не подозревая, что жучком является контрольная полоска фольги, закладывал себя без стеснения.
В другой раз на коврике у порога квартиры нужного человека агенты Доктора рассыпали пакетик очень похожих на маковые зерна штуковин. Через недельку, когда несколько «маковых зернышек» на обуви занесло в прихожую, квартиру нужного человека затопили. И вода, уходя в неприметные щели, разместила штуковины столь надежно, что и дрессированным мышам не обнаружить.
Однако за безопасность своего собственного укрытия Господин Доктор имел все основания не беспокоиться. Вот.
В тонком искусстве бонсай торопиться нельзя. Вырастить микроскопическое дерево и не дать ему погибнуть – это полдела. Главное – постичь сущность растения. Как после долгих лет учебы настоящий художник может тремя штрихами изобразить бамбук на ветру.
Опытный бонсаист (а Господин Доктор по праву считался мастером-бунджином) сначала в течение года обдумывает замысел нового бонсай, прежде чем приступить к неспешному выбору саженца. Затем начинается самое трудное: кропотливое обрезание корней в соответствующее время, чтобы научить дерево замедлять рост, устранение лишних ветвей, чтобы открыть форму ствола, опрыскивание по графику, подкармливание по графику, искусственное старение побега… И вся эта работа продолжается в течение десятилетий. Только так, спокойно, без суеты, размышляя и медитируя, можно достичь совершенства.
– Я и говорю, – рискнув позволить себе нотку раздражения в голосе, сказал генерал Семен, – указанный субъект, имя Анатолий Хутчиш, кодовое имя «Буратино», действительно уцелел во время взрыва на подземном объекте У-семнадцать-Бэ. Мне удалось отыскать его в Санкт-Петербурге и выйти на визуальный контакт. Однако устранение субъекта сорвалось по независящим от меня причинам. Я предпринял несколько…
И почему северные варвары считают Японию родиной бонсай? – размышлял Господин Доктор, любуясь своей сосенкой. Саикеи, «растущий пейзаж», появился в Японии во времена династии Тан[61] – спустя три века после того, как китайские мастера открыли первые школы аналогичного искусства пхен-шин.
За окном раздался девичий смех. И растаял, как умирает осенью мотылек.
– Достаточно о Хутчише, генерал! – жестко прервал резидент словоизлияния собеседника. – Забудьте о нем. Анатолий Хутчиш мертв. Вчера он утонул в Неве. И между прочим, вы здесь совершенно ни при чем.
– Мертв? – переспросило изображение. И надолго замолкло. Потом потрясенно выдавило из себя: – Вы хотите сказать, что прапорщик погиб? Быть не может… Как же теперь… Что же мне теперь делать, Господин Доктор?
Господин Доктор уловил непокорность в голосе Семена. И ещё что-то настораживающее. Как гадюка чувствует поднырнувшую под корягу и умирающую от страха лягушку. Почему генерал огорчился, узнав о гибели «Буратино»? Неужели он ведет свою собственную игру? Может, тоже ищет установку и хотел переманить мегатонника? Каков наглец…
– Генерал, а какого роста был первый киношный Годзилла? – вдруг спросил резидент с оттенком презрительности. И, не дожидаясь ответа, хладнокровно продолжал, поглаживая сосну по пушистой макушке. Миниатюрная хвоя приятно щекотала ладонь. – Ваша миссия завершена. Вы не оправдали наших надежд. Впрочем, мы люди не жестокие и поэтому дарим вам жизнь. Возвращайтесь в Москву и приступайте к своей официальной работе. Прощайте, генерал. Конец связи.
Не имело значения, поверит Семен в то, что его, под завязку начиненного тайнами, отпускают с миром, или не поверит. Посвященные учили, что сам факт возникновения сознаваемого представления в сознаваемой форме есть свет знания, освещающего самого себя. А преподанные уроки и затраченное время стоили неизмеримо больше, чем никчемная жизнь продажного офицера.
Это время можно было употребить иначе. И так, чем старше становится Доктор, тем меньше у него остается свободных часов для созерцания бонсай.
Эту сосну Pinus Aristata[62], наиболее подходящую для выращивания в европейских климатических условиях, Господин Доктор посадил в конце декабря сорок первого года – сразу после того, как за исключительные достижения был удостоен высшей награды из рук самого Хироты[63]. Награды за успешно проведенную операцию, в результате которой практически весь Тихоокеанский флот США был разгромлен меньше чем за два часа[64].
Разве могли японцы подозревать, что молодой, едва разменявший третий десяток сотрудник кокурюкай[65] уже тогда работал на китайскую разведку? И ведь не только на китайскую! И что именно благодаря «успеху» этой операции японский план захвата Китая, Юго-Восточной Азии и Тихого океана потерпел сокрушительное фиаско?
Без малого шестьдесят лет Господин Доктор ухаживал за карликовым деревом с особыми тщанием, любовью и заботой, пока оно не стало вершиной творчества бонсай. Все эти годы сосна служила резиденту талисманом, символом удачи – сосна, в восточной философии олицетворяющая собой жизненный опыт, достоинство и осененную опытом мудрость. Олицетворяющая самого Доктора.
– Как же это… – булькал генерал Семен с экрана монитора. – Вы не можете отстранить меня… Вы не имеете права… Я помогал вам…
Ага, значит, правильно, удовлетворенно подумал резидент. Значит, генерал ведет свою игру. Конечно, товарищ Семен не мальчик и прекрасно понимает, что такое выйти в тираж. Понимает он и то, что если агенту указали на дверь, то назад свои слова не возьмут. Никогда. Разве что поручат решение парочки задач напоследок, лучше – с летальным исходом.
Однако в этом случае агент получает хоть какую-то гарантию, что, доколе задание не выполнено, его не ликвидируют. То есть у «пенсионера» появляется некоторый временной промежуток относительной безопасности. И ежели собеседник выпрашивает нечто подобное, значит, в самостоятельно затеянной игре он не так уж далек от финиша.
Но что же замыслил многоликий Семен? Как жаль, что до завершения миссии его нельзя просто сдать местной контрразведке. Да и после завершения тоже не стоит. Международный скандал привлечет ненужное внимание.
Хотя и Семен наверняка смекнул, что выдачи его пока не предполагается. Тогда – неужели он не верит, что в Москве, выставив в караул лучшую роту дивизии имени Дзержинского, он будет недосягаем?
В том-то и дело, что генералу нельзя сейчас уезжать в Москву. Знание, не поставленное в связь с чистым бытием, не есть знание. Победа, одержанная в уме, не есть победа. И нам остается лишь поманить товарища генерала полной победой, чтобы он сам затянул удавку на своей шее.
– Скажите, генерал, – медленно, со скоростью ползущей в жаркий полдень с водопоя гюрзы, произнес Господин Доктор, не отрывая взора от сосенки, – вы тоже ищете установку Икс?
– Я?! – возмутился генерал, как будто его обвинили в чем-то постыдном. Спохватился. Открыл было рот, чтобы возразить. Потом помотал головой. Потом кивнул. И наконец понурился. Ум профессионала подсказал генералу, что скрывать сей факт поздно.
– Ясно, – сказал Доктор. – И как ваши успехи? Ну же, генерал. Давайте откроем карты. Вы, например, знаете, что установка находится на одном из кораблей Черноморского флота?
Кивок.
– А что этот флот содержался исключительно из-за нее?
Бесстрастные вопросы оплетали горло жертвы, словно кольца питона.
Опять кивок.
– Вы не так глупы, как кажетесь, – резидент отмерил капельку лести из ядовитого зуба в кувшин тщеславия. – Возможно, наши отношения ещё продолжатся…
Господин Доктор в последний раз оглядел свое творение и перешел к другим растениям. Опрыскал сацуки, подрезал сучки у миниатюрного клена, поправил ленточку из пальмового волокна, которой были обвязаны ветви хачи-но ки[66] можжевельника, но затем, не в силах противиться соблазну, снова вернулся к сосне. Созерцание любимицы всегда настраивало его на нужный лад.
– Ну хорошо. А известно ли вам, на каком из кораблей эта установка размещена?
Это был самый главный вопрос, на который даже Доктор не знал ответа. А ведь правильное познание предшествует достижению цели, то есть является причиной этого достижения – так учит Будда.
Поэтому резидент постарался спросить как можно более бесстрастно, чтобы гармонизатор голоса сдуру не усилил волнение спрашивающего.
Вопрос абсурдный. Потому что Доктор до позавчерашнего дня не мог проникнуть ни на один из вражеских кораблей, пока те следуют крейсерской скоростью. А генерал ГРУ мог запросто. С инспекцией или каким другим дружеским вертолетным визитом.
Но Господину Доктору был важен не сам отрицательный ответ, а то, как именно ответит завербованный. Словами или движением, склонив голову или таращась в экран.
И, почувствовав облегчение, когда генерал медленно покачал головой, резидент благодарно посмотрел на свой бонсай. Значит, ещё не все потеряно. Значит, он пока опережает противников на несколько сброшенных змеиных кож.
Однако как отвязаться от пронырливого генерала? Если через свои каналы Семен отыщет корабль первым…
Надо отвлечь его. Отравить его мысли ядом лжи.
– Скажите, генерал, вам бы хотелось и дальше помогать нам в работе? За соответствующую, разумеется, плату?
Зрачки генерала сузились. Незаметно для хозяина шершавый язык облизнул губы.
– Не смею надеяться… – прошептал Семен, словно доброволец, которому доверили полковое знамя.
Когда дела не позволяли Господину Доктору заниматься растениями самолично, уход за ними препоручался троим специально обученным помощникам – мастерам старинной школы «вэньженьхуа», чьи принципы сложились девять веков назад, во времена «Южной Сун».
Но если Доктору удавалось отвлечься от работы, он запирался в своем кабинете и занимался исключительно бонсай. И тогда ничто, никакие происшествия, никакие тревожные сообщения не могли отвлечь его. Даже если б объявили о начале ядерной бомбардировки, Господин Доктор сначала не торопясь закончил бы ритуал ухаживания за деревцами, а уж потом спустился бы в бункер.
– Слушайте меня внимательно, генерал. Я знаю, где находится установка Икс…
Ясней ясного перед внутренним взором иноземца прокручивались предстоящие события. Гонимый азартом, но пущенный по ложному следу Семен свернет шею на одном из виражей. И что тут поделаешь, любил Доктор одаривать звуками своего голоса будущих мертвецов. Если это считать суеверием, то – да, Господин Доктор был суеверным.
Вид пучеглазого генерала, с раскрытым ртом ловящего подсказку, вызывал отвращение.
А ведь требующих неотложного решения проблем накопилось действительно много.
Совсем не во-первых, но все равно неприятно: пропали двое его людей, Лис и Вискас. Агенты излишне самостоятельные, но неплохие. Конечно, Доктор подозревал, что взбалмошная девчонка Лис обязательно захочет сама попытать счастья в поисках установки Икс – для того он и подсунул ей через Хутчиша пять никчемных, напичканных бесполезной информацией дискет… Однако неприятный осадок в душе остался. Все, ну буквально все пытаются вести собственные партии в этой игре! Каждый рвется в Наполеоны. Впрочем, Будда им судия.
Но главное другое.
До наступления первого августа, урочного дня, когда Гонконг официально должен присоединиться к Китаю, осталось меньше двух суток. А установка Икс все ещё недосягаема.
– Вчера ночью она была демонтирована нашим противником и с борта корабля перенесена в другое место… Вы действительно готовы сотрудничать дальше?
Генерал кивнул, не закрывая рот, потом опомнился и отбарабанил:
– Верой и правдой!
– И если я сообщу вам её новое местоположение, вы клянетесь доставить установку мне?
– Голову положу!
Генерал чуть не козырнул резиденту вражьей разведки. Но ведь он был без фуражки…
– Впрочем, вам некуда деться. На вас собран чемодан компромата, и хранится этот чемодан у Коржакова. До поры до времени. Но его всегда можно открыть. Да-да, не удивляйтесь, господину Коржакову его передал некий майор Барышев, переведенный в ваше ведомство. Помните такого? А Барышеву, каким бы идиотом он ни казался, палец в рот не клади…
Доктор говорил и видел, что собеседнику на компромат начхать, верит, сердешный, что с установкой в руках ему сам черт не брат.
– Вы, наверное, не знаете, что именно Барышеву принадлежит идея психологического давления на разведки стран НАТО. Представитель некоего липового русского рекламного агентства обошел несколько фирм типа «Кока-кола», «Рибок», «БМВ» и предложил размещать их логотипы на шпионском снаряжении. Все равно, дескать, в России готовится глобальная операция по выявлению и задержанию, а снаряжение с вашими логотипами покажут по всем каналам…
Слова-пустышки мячиками отскакивали от пола, стен, потолка.
– Майор исчез несколько дней назад, – подал голос генерал.
– Верно, – легко согласился Доктор. – Он в Петербурге. Ищет какие-то дневники, якобы могущие пролить свет на «дело врачей». Ну да пусть ищет, нас с вами это не касаемо…
Неожиданно китаец замолчал и подошел почти вплотную к экрану.
– Генерал, как по-вашему, в чем заключается принцип работы установки Икс?
Семен в свою очередь придвинулся и страшным шепотом выдал мечту благополучного номенклатурщика:
– Она дарит вечную молодость!
Если бы Господин Доктор умел, он бы расхохотался во все горло.
Какая ирония судьбы! Ведь он теперь знает все об этом страшном оружии, ему известны принцип действия установки, по сигналу которой активируются вакцинированные биокомпьютеры; её внешний вид – начиненный железной требухой шар; её основные технические характеристики: дальность сигнала с борта – не более пяти тысяч метров, однако сигнал можно ретранслировать через любой спутник…
Загадкой остается одно: на каком из кораблей, прибывших в этот северный город на праздник Военно-Морского флота, она расположена. На каком?!
А сроки поджимают. Время стремглав убегает прочь.
– Имейте в виду, господин генерал, если вы и на этот раз подведете нас или, не приведи ваш Бог, попытаетесь смошенничать… – пригрозил резидент (в отличие от кошки, гадюка не играет с пойманной мышью).
Но что же делать? Даже обладая неимоверным количеством агентов в этом городе, Господин Доктор не мог обыскивать все корабли. Сейчас важно удержать инициативу и до полуночи тридцать первого июля доставить установку в…
Нет, не японское консульство. И даже не китайское. Но до поры до времени – молчок об этом.
А застывший по ту сторону экрана предатель ждал, боясь шевельнуться. Вдруг передумает резидент, вдруг расхочет ставить задачу?
Господин Доктор отошел от монитора, прикоснулся к теплому стволу сосенки, как будто пытался найти у неё ответ. Может, заслать жадного генерала в Ботанический сад?
Как холоднокровное земноводное, он нуждался в теплых предметах. Он жил отнятыми у них силами.
Жалко. Жаль деревья, которые генерал выкорчует в поисках несуществующего клада.
– Так где находится установка? – не выдержал, спросил, нарушил тишину товарищ Семен.
Ну, если не флора, тогда остается фауна.
– Генерал! – Господин Доктор резко повернулся к экрану и, хотя собеседник не видел его, резко, со стремительностью атакующей кобры вытянул в сторону Семена указательный палец. – Генерал, не мне вам говорить, сколь велика ценность этой установки. Я доверяю вам её демонтаж и доставку в мою резиденцию, адрес которой вы узнаете после успешного выполнения моей просьбы. В средствах и методах не ограничиваю. Я знаю, насколько велики ваши возможности и обширны связи. Неудача с устранением Хутчиша – не ваша вина. Поэтому я полагаюсь на вас.Х
Слова не были пустыми. Слова имели конкретную задачу – убедить Семена, что с ним сейчас не играют. Вбить в широкий потный генеральский лоб идею столь глубоко, чтобы никакие бессонные сомнения не могли её выдавить. Поэтому не стоило жалеть слова. Мудрые учат: не вполне осознанное представление относится к разряду сомнительных. А сомнительное знание не есть то, которое лежит в основе целесообразных действий человека.
И Доктор привлек весь свой театральный опыт, чтобы ему поверили.
– Генерал, – тихо, с расстановкой, взвешивая каждое слово, произнес он. – Установка Икс находится на территории ленинградского Зоологического музея. Под скелетом таймырского мамонта.
Эпизод двадцать четвертый. Майор Сорви-голова
31 июля, воскресенье, 13.08 по московскому времени.
Где-то на Неве стояли корабли. Где-то в квартирах, в барах и на набережных говорились первые тосты и опрокидывались первые рюмки.
На этом берегу Невы было тихо и сонно, словно никакого Дня Военно-Морского флота и не существовало вовсе. Разве что солнце под конец недели расправилось с циклонами и антициклонами.
По истечении шестой минуты молчания Марина в третий раз хрустнула суставами пальцев. Неосознанно. Нервно.
И шалея от собственной смелости, Петя полуобернулся и взял её руки в свои. Успокоить. Защитить. Пригреть, отведя глаза.
Взгляд девушки заскользил по безжизненным шеренгам окон. Дальше, дальше, туда, где под крышей второго параллельного корпуса возвышался современный серый пенал гостиницы «Санкт-Петербург».
Ее ладошки были влажными и не по-летнему холодными. Мелко подрагивающими. Марина не обратила внимания на Петин поступок. Как зачарованная, она смотрела на черный провал входа в приемный покой; по причине запоздалой июльской жары дверь была открыта настежь и походила на распахнутую в агонии пасть мифического чудовища. Не нравилось Марине и само длинное, как перрон, здание Военно-медицинской академии. Сонное, точно укушенное мухой цеце. Гнетущее впечатление – впрочем, как и все прочие лечебные заведения – производило оно на девушку.
Из-за капризов природы лишь недавно отцветшая сирень и таинственно шуршащие на легком ветерке кроны тополей расточали вокруг неуемный, дикий аромат зрелой листвы, восторг перед скоротечным питерским летом, скрадывали доносящиеся с проспекта ворчанье и бензинно-солярную вонь транспорта… А посреди этого буйства жизни, безучастные ко всему, мертво застыли желтовато-серые, холодные больничные корпуса. От асфальтированных подъездов и невысоких эстакад поднималось колеблющееся марево.
Стиснув зубы, Марина поежилась, хотя они с Петей стояли, почитай, на самом солнцепеке.
Может, стоило прислушаться к совету белобрысого хама и бросить затею с поисками дневников Вавилова? Но ведь талантливый Петя сказал, что в них, в дневниках этих, скрыта тайна «дела врачей», а без разгадки Марине не жить…
Нет, надо быть сильной и довести расследование до конца. Где же Артем, чего он медлит?
Неожиданно девушка задумалась: почему, она выбрала эту стезю если с таким отвращением относится к храмам, так сказать, здравоохранения? Хотя, отучись она в Институте торговли, наверное, не смогла бы без неприязни смотреть на универмаги. Мир ухитрялся поворачиваться к киевлянке худшей своей стороной, что бы она ни затевала…
Петя почувствовал, как девушка вздрогнула, и мягко сжал её пальцы. Даже хотел было предложить подруге свою куртку – все равно ему в ней жарко, – но джинсуха была далеко не первой свежести… да и слишком это нагло – на второй день знакомства. Поэтому Петюня застеснялся. Поэтому, не отпуская девичьих ладошек, немного наклонился к Марине, вдохнул сладковатый запах её волос, внутренне содрогнулся от выползших на поверхность неуместных фантазий и тихо, но по возможности твердо сказал – первое, что в голову пришло:
– Не бойся. Думаешь, ты одна больниц боишься? Федоров однажды тоже испугался – Первому секретарю комсомола Кубы Луису Ибарули операцию на глазной нерв делать отказался наотрез. Ему и министр здравоохранения звонил, и чуть ли не сам премьер упрашивал – ни в какую.
Петиному голосу не хватало вескости. Той вескости, что сквозила, например, в голосе Анатолия Валентиновича.
В глубине души Петя восхищался стремительно ворвавшимся в его жизнь новым знакомым. Да и Артем, если вдуматься, тоже выглядит солиднее Пети. Хотя кто он есть – цепной пес без высшего образования. Сомнительно, чтобы он хотя бы в девяносто третьих «виндах» кумекал.
– И что? – машинально спросила Марина, думая совсем о другом.
– Ну, тогда позвонил я. Говорю: «Славка, что ж ты, черт старый, людей подводишь? Езжай немедленно в больницу и делай операцию!»
Тут вроде бы самое время настало девушке грустно улыбнуться, а парню девушку обнять утешительно за плечи, притянуть к себе, погрузить лицо в рассыпавшиеся, пахнущие «Тимотеем» волосы… Даже предваряющую это действие дрожь в менисках Петя почувствовал, но объятия не случилось: из входа в приемный покой выглянул Артем, уже почему-то в белом халате и в белой шапочке, и, не стесняясь окружающей тишины, гаркнул:
– Ну? Где вы там? Шевелитесь, шевелитесь! – И, словно даже не допуская мысли, что девушка может его не послушаться, исчез.
Марине было очень неприятно, что Артем позволил себе такую интонацию. Когда-нибудь она все выскажет Артему. Тоже мне, дурочку нашел. Помыкает, как женой… Или во всем виновато новое платье?
Пока соратники спешили на зов, Артем повернулся к милиционеру в серой форме, сгреб со стойки прозрачную полиэтиленовую папку с документами и, сунув её обратно в пластиковый дипломат, сообщил:
– Идут уже. А халатики у вас, между прочим, неглаженые. Нарушаете?
Роль давалась ему легко. Без лишних выкрутасов Артем решил подражать манере поведения ротного старшины Геворкяна, которого, кстати, люто ненавидел за бульдожью хватку. А Маринка… Маринка потерпит. Должна.
– Дык не я ж халаты глажу, – равнодушно пожал плечами служивый и повесил трубку внутреннего телефона.
Он только что заступил на пост и, по большому счету, плевать хотел, кого принесло в выходной: всего лишь нового завхирургией или аж целую инспекцию из Здравотдела. Он Минобороны не подчинялся. Мол, наше дело маленькое: не допускать побегов из и проникновений в, а об остальном пусть военные эскулапы-эскалопы заботятся.