Секретный рейд адмирала Брэда Сушинский Богдан
И все же эта встреча с гауптштурмфюрером СС не способна была окончательно выбить его из седла. В конце концов, какое ему дело до каких-то двух агентов германских спецслужб, которые к тому же заинтересованы в его участии в экспедиции «Швабенланда»?! Сейчас важно только то, что он, известный американский полярник, прибывает в Германию, чтобы принять участие в грандиозной международной экспедиции в Антарктиду. Причем в экспедиции, в ходе которой на ледяной континент можно будет взглянуть даже из иллюминатора самолета – на что судьба его, участника трех полярных экспедиций, еще никогда не расщедривалась. Важно только это, а все остальное не имело сейчас никакого значения.
Обзванивая перед отплытием в Европу друзей и коллег, Брэд не скрывал своей гордости за то, что в Германском обществе полярных исследований вспомнили именно о нем, и из всех американских полярников пригласили только его. И коллеги понимали Брэда. В последнее время ему не везло на экспедиции, он явно засиделся на «большой земле». Да и в мире настолько попахивало очередной великой войной, что народам было не до исследований повадок тюленей и движения айсбергов.
Вернувшись в каюту, полярник увидел, что Лилия – теперь он пытался привыкнуть к ее настоящему имени, если только оно действительно было настоящим, – все еще спит, лежа на боку и натянув одеяло на кончик носа. Но оказалось, что на самом деле эта притворщица не спала. Стоило Брэду на несколько мгновений задержаться у столика, на котором лежала ее сумочка, как он тут же услышал:
– Если вас интересует мое настоящее имя, – все дни знакомства они общались только на немецком, хотя спутница Брэда довольно сносно владела английским, – то я могу назваться.
– Нет, фрау Лилия Фройнштаг, уже не интересует.
– Понятно, мой полярный паломник, вы успели мило побеседовать на палубе с Куртом Древицем.
– С гауптштурмфюрером СС Куртом Древицем, – уточнил Брэд.
– Как же непростительно далеко заходят иногда в своем мимолетном знакомстве наши словоохотливые мужчины! – резюмировала Лилия, не выказывая при этом ни тени раздражения.
– Он и вам тоже советовал играть со мной «в открытую»?
– Мне с вами, доктор Брэд? Или, все же, вам – со мной? Что имеет принципиальное значение.
– Уж вы то, надеюсь, дипломом доктора философии обзаводиться не стали? Или же, пребывая под крылом Древица…
– В отличие от гомосексуалиста Древица, – сразу же пресекла Фройнштаг его намеки на особые отношения с гауптштурмфюрером, – не стала. Так что единственное сведение, которое вы могли бы добыть, порывшись тайком в моих документах, это мой чин. Но эту тайну я продам вам с особой легкостью: я – гауптшарфюрер, то есть обер-фельдфебель войск СС.
– Что-что? Вы – обер-фельдфебель?! – прочистил Брэд свою хронически простуженную полярными морозами луженую глотку коротким лошадиным ржанием. – В сонном бреду не мог бы предположить такого! – искренне изумился он. – В сонном бреду!
– Напомню, что это всего лишь самый высокий чин перед офицерским, – с оскорбленной гордыней молвила Фройнштаг, – на который, замечу, у меня тоже есть все основания рассчитывать.
– Нет, уму не постижимо: вот уже которую ночь я провожу в постели с фельдфебелем!
– Уймитесь, доктор Брэд. Не спорю, на вашем месте я бы тоже изумилась, но спали вы все же не с фельдфебелем, а с прекрасной женщиной. И потом, мне почему-то казалось, что вас больше смутит моя принадлежность к войскам СС.
– К войскам СС? С какой стати? Или, может быть, у нас в Америке все еще очень плохо представляют себе, насколько воинственна и националистична эта организация?
– Это не тема для разговора, – решительно пресекла его веселье гауптшарфюрер Фройнштаг, и впервые за все время знакомства в голосе ее прозвучали угрожающие нотки.
– Не представляют, это точно. Именно поэтому вы, Фройнштаг, решаетесь держать при себе удостоверение личности служащего «охранных отрядов партии»[22].
– Вы явно спутали СС с гестапо, мой полярный паломник, – мило улыбнулась Фройнштаг, – о котором американцы, как правило, тоже пока что имеют смутное представление.
– А с чем мне позволительно спутать ваше СД? И вообще, что это такое: еще одна разведка?
– Я знаю, что америкашки плохо разбираются в наших спецслужбах. Даже профессионалы.
Это свое «америкашки» она произносила уже не впервые, но всякий раз делала это настолько игриво, почти нежно, что Брэд не решался ни делать ей замечание, ни тем более возмущаться.
Вот и сейчас, произнеся это, Лилия демонстративно оголила упругую, цвета слоновой кости, грудь. «Настоящую, фельдфебельскую…», – заметил про себя Роберт. И этого было достаточно, чтобы, вспомнив о царящем на палубе ледяном ветре Северного моря, полярник вновь принялся поспешно срывать с себя одеяния.
– Но особенно смутное представление они имеют об СД.
– СД или Зихерхайтсдинст – это служба безопасности и разведки, созданная внутри СС. Однако она уже давно вышла из материнского чрева, превратившись в самостоятельный и грозный аппарат.
– К которому вы тоже принадлежите. – Брэд рискнул пойти на обострение отношений именно тогда, когда его следовало всячески избегать.
– Должна же я, в конце концов, принадлежать к какой-то из германских служб! – невозмутимо парировала Фройнштаг, вновь подтверждая подозрение видавшего виды сорокалетнего полярника в том, что эта женщина вообще лишена каких бы то ни было комплексов и предрассудков.
Говорить с ней можно было на любые темы, кроме разве что каких-то особых тайн СС, не опасаясь при этом благородных амбиций и жеманничанья. Правда, теперь Роберт прекрасно понимал, что за легкостью общения и женским всепрощением скрывалась некая основная, жесткая профессиональная тайна агента СД. Но это уже детали.
– Тогда почему бы вам так сразу и не представиться мне еще там, в нью-йоркском порту: «Агент СД Лилия Фройнштаг»?
– Только потому и не представилась, что, как вы сами подметили, я – все еще агент СД.
– Я так понял, что только что вы процитировали самый заумный каламбур, из когда-либо созданных в недрах спецслужбы СС?
– И благодарите Господа, мистер Брэд, что я оказалась этим агентом. И что этим агентом оказалась именно я. Иначе как бы я могла проникнуть на ту сторону Атлантики, и кого бы вы ласкали все эти дни океанских скитаний в своей слишком узкой и безбожно жесткой постели?
– Относительно «безбожно узкой» – не возражаю. А вот что касается жесткости то благодаря вам прочувствовать ее мне не пришлось.
– Не скабрезничайте, доктор Брэд, вам как ученому это не к лицу, – ровным спокойным голосом усовестила его Фройнштаг и, захватив за затылок, вновь заставила прильнуть губами к ее телу.
– Прошу прощения, мэм, – едва успел он проговорить, поскольку с этой минуты право на исповедь получала только женщина.
– …А еще учтите, что мы с Куртом приставлены были к доктору Брэду только для того, чтобы оберегать вас от нападок и нападений антигермански настроенного американского еврейства, негров и латиносов-коммунистов.
– Что-то я не замечал подобной угрозы со стороны названных вами этносов.
– Вы многого не замечали, доктор Брэд, – решила окончательно поставить его на место Лилия Фройнштаг. – И вам как естествоиспытателю это не делает чести. Привыкайте почаще оглядываться вокруг себя и повнимательнее присматриваться к тем, кто рядом с вами.
– Я воспользуюсь этим вашим советом, когда ступлю на палубу авианосца «Швабенланд». Мне действительно стоит присмотреться к тем людям, из которых ваша служба сформировала его команду.
– В таком случае прислушайтесь к еще одному совету: не стоит усложнять себе жизнь излишними подозрениями на борту «Швабенланда». Вы же знаете, как трудно выходить в океан, а тем более – идти к берегам Антарктики, с людьми, которым не доверяешь. И не забывайте, что мы с вами, если и не друзья, то уж, во всяком случае, союзники.
Уже почти раздевшись, Брэд вдруг засомневался: не воспротивится ли Фройнштаг после всего, что здесь было сказано, близости с ним. И, похоже, что Фройнштаг и в самом деле решила было подняться с их корабельного ложа, но, осмотрев мощную полуоголенную фигуру Брэда, отказалась от этого демарша. Тем более, что перед ее начальством они с доктором Брэдом обязаны была предстать в виде вполне доверяющих друг другу людей, а иначе каков смысл в ее поездке в Америку?
– У вас благородное лицо, доктор Брэд, – неожиданно для себя отвесила она комплимент этому эсэсоненавистнику. – Нет, правда: высокий лоб, почти миндалевидные глаза, прямой, римский нос, четко очерченные, слегка полноватые для мужчины губы, массивный волевой подбородок.
– Прекратите издеваться, Фройнштаг, – поеживался Брэд, прикрывая свою выпяченную волосатую грудь толстым белым свитером и все еще не решаясь лечь рядом с женщиной.
– Я не издеваюсь, Роберт. Я мысленно рисую портрет выдающегося полярника, героя международной антарктической экспедиции, чтобы затем оставить его любознательным потомкам.
– Я продрог и хотел бы лечь. В каюте довольно холодно.
– Вас загоняет под мое одеяло только прохлада корабельной каюты? Как же низко пали мои женские достоинства. А ведь я лелеяла мечту снова выйти с вами в Атлантический океан, на сей раз – на борту «Швабенланда».
– Вы?! А вам приходилось когда-нибудь бывать в полярных экспедициях?
– Нет, конечно. Как и большинству из тех людей, которые окажутся вместе с вами в каютах полярного авианосца. И потом, я ведь не собираюсь впрягаться в сани, чтобы, подобно капитану Скотту, – она потянулась рукой к лежащему на столике «Дневнику капитана Скотта», – тащить их за собой к Южному полюсу.
– И вы уже говорили о своем участии в экспедиции с руководством? – присел Брэд на краешек кровати.
– Пока что нет. Но барон фон Готт, который, наверное, будет возглавлять службу безопасности этой экспедиции, намекнул, что такое участие возможно. Если вы воспримете меня как секретного личного телохранителя.
– Но я не столь уж важная персона, чтобы приставлять ко мне еще и личного телохранителя.
– Вы даже не догадываетесь о том, насколько вы важная персона для всех, кто занимается этой экспедицией, подготовкой к которой интересуется сам фюрер. Замечу, что он лично одобрил вашу кандидатуру вслед за гросс-адмиралом Редером и командующим люфтваффе Германом Герингом.
– Неужели моей скромной персоной действительно занимались первые лица рейха? Это невероятно!
– Ничего невероятного, если учесть важность экспедиции.
– Обычная научная экспедиция. Какая-то группа сойдет на лед, пилоты сделают несколько сотен снимков. Образцы скальных пород и наблюдения синоптиков…
– Да кого там будут интересовать ваши «наблюдения синоптиков»?! – неожиданно сорвалась Фройнштаг, – стал бы фюрер тратить на них миллионы рейхсмарок и снаряжать такую экспедицию, если бы… Впрочем, я, кажется, увлеклась, – вдруг запнулась она на полуслове. – Что вы, Брэд, сидите на краешке кровати, словно пингвин на отколовшейся льдине?
– Не обращайте на меня внимания. И, ради бога, договаривайте, договаривайте! Для меня очень важно знать, почему экспедиции придается такое значение.
– Не говорите впредь ничего подобного, иначе вас заподозрят в шпионаже в пользу США.
– Никто меня ни в чем не заподозрит, Фройнштаг. Никому я там, в США, не нужен.
– Просто ваши америкашки еще не успели сообразить, в центре каких событий вы можете оказаться.
– Вот именно: каких? – нетерпеливо поинтересовался Роберт.
– Тем более, – избежала прямого ответа Фройнштаг, – что и наше правительство пока что старается не афишировать поход «Швабенланда», предпочитая заговорить о нем в тот день, когда миссия авианосца будет выполнена.
– Значит, за этой миссией что-то скрывается, – задумчиво проговорил доктор Брэд. – Это не обычная экспедиция. Что за ней скрывается, Фройнштаг?
Лилия какое-то время задумчиво молчала, затем произнесла:
– Просто организаторы ее побаиваются, как бы нас кто-то не опередил: скажем, американцы, норвежцы или русские.
– Неубедительно вы все это говорите, Фройнштаг.
– Сама чувствую, что неубедительно, доктор Брэд. Но никакой более толковой версии предложить не могу. Пока что не могу. Поэтому прекратим этот бессмысленный разговор. Лучше вспомните, что это я лежу в вашей постели, сэр, а не вы в моей.
– Изумительная наблюдательность. И как я должен вести себя в этой ситуации?
– Соответственно, доктор Брэд, со-от-вет-ствен-но… – многозначительно, по слогам, изрекла Фройнштаг.
6
Ноябрь 1946 года. Южная Атлантика.
Море Скоша.
Полярная эскадра контр-адмирала Брэда. Борт флагманского авианосца «Флорида»
Эскадра уже почти миновала опасную «банку», созданную скоплением блуждающих айсбергов и набившимися между ними осколками пакового льда, германо-аргентинская субмарина тоже исчезла, и теперь уже адмиралу Брэду ничто не мешало спуститься к себе в каюту, выпить чашечку-другую кофе с коньяком и подремать. Но как раз в то мгновение, когда он готов был передать эскадру кэптену Николасу Вордану, с жестким требованием: «по пустякам не тревожить!», на связь неожиданно вышел командир идущего чуть впереди и слева линкора «Галифакс» коммандер Эркорт:
– Здесь творится явная чертовщина, сэр! – послышался в трубке его гортанный ирландский говор. – Обратите внимание на отдельно плывущий айсберг, в полумиле от меня.
Брэд тотчас же припал к окулярам бинокля. В полумиле от линкора, чуть прячась за его кормой, действительно восставал невысокий айсберг, с плоской, как площадка для гольфа, вершиной.
– И что в нем «чертовщинного», коммандер? Кроме того, что, насколько я могу судить, у него плоская вершина и что он, по-моему, сближается с вами?
– У него почти идеально ровная вершина, – уточнил Эркорт, которого на флоте так все и называли «Ирландцем», – имеющая форму большого овала.
– Природа способна создавать и не такие чудеса, взять хотя бы благословенную Богом Ирландию…
– Спасибо, за лестный отзыв об Ирландии, сэр; знаю, что вам приходилось бывать там.
– Вместе с тремя ирландскими полярниками я готовился к походу на Канадский Север, – не мог отказать себе в удовольствии вспомнить то далекое время Роберт Брэд. Он мог бы вспомнить и о том, как в него влюбилась невеста одного из ирландцев, дочь какого-то английского баронета-судовладельца из Ливерпуля, и дело чуть не кончилось дуэлью. Но о таких приключениях молодости следует вспоминать за бутылкой виски. – Тренировки проходили в ледовых фиордах в районе мыса Хорн-Хед.
– На северо-западе Ирландии, – определил Эркорт. – Так вот, остальные айсберги почти неподвижны, во всяком случае, движение их незаметно, а этот, плоский, державшийся позади линии айсбергов, неожиданно развернулся почти на 180 градусов и начал выдвигаться к концу их строя. Я не большой знаток Антарктики, однако подобная резвость одного из айсбергов кажется слишком странной.
– Даже если учитывать причуды течения, порождаемого недалеким проливом Дрейка?
– Мой специалист уже доложил, что течение здесь мизерное и направлено из Тихого океана в Атлантику, а не наоборот. Вам приходилось когда-нибудь встречать айсберг, движущийся против течения? А эта ледовая «рулетка» двигалась именно так. Причем теперь она идет почти параллельным со мной курсом, то есть во второй раз изменив направление движения.
– Это уже серьезно, – признал адмирал. – Продолжайте наблюдение и увеличьте скорость. У этого «крупье» может оказаться далеко выступающая подводная часть.
– Выполняю, сэр.
– Первый лейтенант Робертс еще в воздухе? – озабоченно поинтересовался Брэд у командира авианосца, который слышал его переговоры с бортом линкора «Галифакс».
– Командир пилотов только что запросил разрешения на посадку, – через полминуты доложил Вордан. – На исходе горючее.
– Свяжитесь с ним и нацельте на айсберг, который условно будем именовать…
– «Крупье», – подсказал дежурный офицер Остин.
– Лучше – «Ледовым Титаником». Так вот, пусть пилот Робертс со своими парнями выяснит, что там мерещится нашему Ирландцу.
– Может, сразу поднять в воздух все наши бомбардировщики и устроить им учебное бомбометание?
– Дай-то Бог, чтобы нам не пришлось устраивать эти бомбометания в Антарктиде, дорожа при этом каждой бомбой.
– Понял, сэр, налет отряда бомбардировщиков отменяется.
– В любом случае, нам следует доложить об этом случае в штаб флота и генералу Доновэну, – молвил полковник разведки Ричмонд.
Командующий эскадрой смерил его тяжелым испепеляющим взглядом и саркастически хмыкнул.
– Если хотите, чтобы и в штабе флота, и в разведке решили, что во главе экспедиции оказалась кучка идиотов, – валяйте, полковник. За собственной подписью.
Ричмонд обиженно набычился, а вот командир авианосца, недолюбливавший полковника уже хотя бы за то, что тот принадлежит к разведке, наоборот, довольно ухмыльнулся.
– Обратите внимание, полковник, – подчеркнул он, – только за собственной…
Однако облет айсберга всеми четырьмя находившимися в воздухе самолетами ничего не дал. Во время авиаразведки айсберг оставался совершенно неподвижным, а из того, что вершина его напоминала пилотам «палубу авианосца с небольшой надстройкой на баке» и почти овальной, глубокой трещиной в центре, абсолютно ничего не следовало. Тем более что и командиры левофланговых линкоров «Галифакс», «Сан-Антонио» и «Колорадо» тоже подтвердили, что Крупье прекратил крутить свою рулетку и угомонился.
– Скорее всего, этот айсберг оказался в центре гигантской воронки, – предположил первый лейтенант Робертс, в последний раз осматривая из своего поднебесья палубу «Ледового Титаника».
– И с этим стоит согласиться, – сразу же поддержал его толкование кэптен Вордан.
– Во время службы в авиации береговой охраны, – воодушевился его поддержкой Робертс, – мне не раз приходилось наблюдать эти дьявольские жернова в районе мыса Хаттерас, а однажды – чуть западнее Бермудских островов.
– Пилот прав, сэр, – вновь подтвердил командир авианосца. – Об этих «дьявольских жерновах» наслышаны моряки всех авианосцев.
– В одну из таких воронок чуть не втянуло мою машину, – завершил свой доклад Робертс. – Это были не самые приятные минуты в моей жизни, сэр. Струсил, как кадет после первого неудачного захода на посадочную полосу.
– Ваше мнение учтено, – проворчал контр-адмирал. – Аргентинскую субмарину больше не наблюдаете?
– Нет, сэр. Похоже, теперь она окончательно ушла в сторону Огненной Земли. Прошу разрешения на посадку.
– Не возражаю, пилот.
– Инцидент исчерпан, – откликнулся на его просьбу и кэптен Вордан. – Самолеты – на палубу! Пилотам – благодарность командования.
Решив, что на сегодняшний вечер с него достаточно, контр-адмирал приказал адъютанту приготовить кофе и ванну, и, выйдя на продуваемую всеми ветрами командирскую палубу, еще с минуту понаблюдал в бинокль за движением эскадры. Словно предвидя, что командующий эскадрой устроит им вечерний смотр, командиры судов подтянулись, заняли отведенное им место в строю и жестко выдерживали заданную скорость.
В последний раз взглянув в ту сторону, в которой, за далеким горизонтом, оставался беспокойный, но все же более-менее освоенный человечеством мир, Брэд спустился в свою адмиральскую каюту и с удовольствием опустился в роскошное кожаное кресло между журнальным столиком и имитацией камина. Каюта эта меблировалась не для него, в ней не раз выходили в океан командующие Шестым флотом и всеми Военно-морскими силами США, а однажды в ней провел почти двое суток президент. Но все равно Брэду было приятно находиться в этом уютном корабельном закутке.
Как человек, много лет проведший в полярных скитаниях и изнурительных арктических зимовках и привыкший ночевать в палатках, хижинах, эскимосских иглу и просто на навьюченных санках, он обостренно воспринимал любое проявление комфорта и ценил его так, как, возможно, не способны были ценить миллионы других американцев. Удобно было и то, что рядом, на специальном столике, располагался пульт связи, обслуживаемый дежурным связистом, обитавшим вместе с адъютантом командующего в соседней каюте.
– Ваша ванна готова, сэр, – доложил по межкаютной спецсвязи адъютант Шербрук, который мог входить в ванную каюту со своей обители.
– Прикажите дежурному связисту докладывать обо всем, что достойно вашего, лейтенант-коммандер, внимания.
– То есть только в том случае, когда над авианосцем зависнет «летающий диск» инопланетян, – уточнил Шербрук.
– Смотрите, не напророчьте, коммандер, – недовольно проворчал контр-адмирал.
– Ну, пророком я всегда был никудышным…
– Согласен, пророком вы обычно бываете никаким, да только входим мы с вами в ту часть планеты, в которой все нематериальное обладает странной способностью материализоваться. Причем в самых причудливых формах.
В общем-то, Брэд никогда не отличался суеверностью, но с того времени, как ему было поручено командование Полярной эскадрой, в сознании его произошло нечто такое, что заставляло его с особой обостренностью относиться ко всему тому, что могло иметь хоть какое-то отношение к непознанному миру. А сам этот Непознанный Мир действительно стал проявляться в самых неожиданных формах и предположениях, наподобие тех, которые только что возникли у командира линкора «Галифакс».
«Хотел бы я, будучи в штабе флота, прочесть это донесение полковника разведки Ричмонда: «Айсберг развернулся на 180 градусов и принялся преследовать линкор «Галифакс!», – оправдывал он свое «недонесение» о странном наблюдении за айсбергом командира линкора. – Представляю себе, что бы написали после этого о командующем Полярной эскадрой в американских газетах! Кстати, о прессе… – вдруг вспомнил он, уже сняв с себя адмиральский мундир и облачившись в теплый шерстяной халат. – Ты ведь, черт возьми, совершенно забыл о том, что в последний день на борт поднялось несколько журналистов! Странно, что они до сих пор не свалились тебе на голову».
– Адъютант, – прохрипел он, нажав кнопку переговорного устройства, – сколько в эскадре журналистов и где они обитают?
– На авианосце – трое газетчиков, – доложил он уже после того, как контр-адмирал погрузился в ванную. – Точнее, один из них радиокомментатор, а двое других…
– Да плевать, кто они там, – благодушно прервал его доклад командующий. – И потом, почему все трое на авианосце?
– Это ведь журналисты… Прежде всего их интересует командующий, – выразительно пожал плечами адъютант, словно речь шла о какой-то дичайшей странности, – и тот корабль, на котором решается судьба экспедиции.
– При первой же возможности одного из них переправьте на судно-базу.
– На «Монтерей», сэр, – для порядка уточнил адъютант. – Переправлю туда шведа. Самого наглого и беспардонного. К тому же так и не удосужившегося протрезветь после пьянки в портовом отеле.
– «… Пьянки в портовом отеле!», – на сей раз повторил уже сам контр-адмирал. Однако вспомнил при этом другой порт, другой отель и другую страну.
Это был Гамбург 1938 го. Далекий Гамбург, и теперь уже далекого тридцать восьмого. Отель носил наименование «Фрегаттен-капитан», а женщину звали Лилией Фройнштаг. Он бы мог продолжить эти воспоминания, если бы они не казались слишком несвоевременными и взрывоопасными. Во время дальнего похода подобным бредням прошлого лучше не предаваться, даже мысленно.
– Однако никто из них ничего не должен знать о фантазиях по поводу айсберга «Ледовый Титаник».
– Никто и ничего, – по-привычке подтвердил Шербрук. Было время, когда эта его непреодолимая потребность повторять последние слова командующего слегка раздражала Брэда, но со временем он привык, и, когда адъютант забывал о своей привычке, уже воспринимал как невнимательность. Или отсутствие служебной ревностности.
– И еще… Им категорически запрещено бродить по кораблю и приставать с расспросами к офицерам. Не говоря уже об уоррент-офицерах[23] и прочих чинах.
– Категорически. Особенно – ко всем прочим.
– Всю необходимую информацию они будут получать у третьего помощника командира корабля, как его там…
– Лейтенант-коммандер Отто Шведт, сэр.
– Германец что ли?
– Не могу знать, сэр.
– Так выясните, черт возьми! Только германцев нам здесь и не хватало.
– Но он, очевидно, американский германец.
– Скорее, германский американец, – обронил командующий.
– Значит, спецслужбы проворонили. Однако списать его теперь можно только за борт, предварительно подняв на мачте авианосца «Веселый Роджер». Полковнику Ричмонду и двум его подручным следовало бы присмотреть за ним.
– В любом случае, информация, которую он будет предоставлять журналистам, должна исходить только от вас, адъютант.
– Мой же источник – мне хорошо известен, – заверил его Шербрук.
– Это уже слово полярника, – одобрил Брэд.
Погрузившись в ванну, адмирал несколько минут лежал в ней, блаженно закрыв глаза и ни о чем не думая. Он наслаждался ощущением благости того состояния, в котором сейчас пребывал. Люди, не прошедшие через насквозь пронизанные пятидесятиградусными морозами палатки полярных паломников, вряд ли способны были так ощущать эти минуты физического и душевного комфорта и так ценить их.
7
Ноябрь 1938 года. Германия.
Борт трансатлантического лайнера «Саксония»
Теплое, пропитанное запахами недорогих духов и взбудораженной плоти, тело германки показалось Роберту Брэду как никогда ранее вожделенным и почти родным. Медленно, почти с суеверным трепетом исцеловывая ее шею, грудь и подрагивающие мышцы живота, Роберт оттягивал тот момент, когда их тела должны были слиться во взаимовоспламеняемой страсти.
Несколько ночей, проведенных в постели с этой ржановолосой арийкой, достаточно насытили его физиологически, чтобы теперь он приучал себя дорожить мгновениями такого вот, платонически трепетного наслаждения близостью друг с другом.
– Вы ласкаете меня так, словно в самом деле влюблены, мой Полярный Паломник, – Роберт почувствовал волнительную дрожь ее голоса, и это придало его ласкам еще большей нежности.
– Мне и самому теперь уже кажется, что «в самом деле», – явно поскупился Полярный Паломник на комплимент или все ту же, милую постельную неправду, которая давно освящена устами миллионов влюбленных.
– Опять эта кроткая неуверенность, – не простила ему Фройнштаг, – с которой вы почти двое суток подступались ко мне, теряя невосполнимое время блужданий в океане ночных страстей.
Конечно, от этого оберфельдфебельского замечания Фройнштаг могла бы и воздержаться, так что Бог ей в этом судья. Но, в общем-то, она была права: после того, как еще в порту, сразу же после посадки на судно, Лилия протиснулась к фальшборту между ним и, как он теперь знает, Куртом Древицем, на Брэда вдруг нахлынула волна апатичной стеснительности.
То поначалу ему все казалось, что эту женщину он уже несколько раз видел у своего дома в Бриджпорте, на окраине Нью-Йорка, – и Полярный Паломник пытался осторожно выяснить, так ли это и не в том ли районе она проживает. То, вновь встретившись с ней уже под вечер, когда нью-йоркский остров Лонг-Айленд остался далеко за горизонтом, долго не решался пригласить ее в бар, хотя девушка явно рассчитывала на это, мужественно выдерживая его пустословие и порывы холодного атлантического ветра.
И даже когда после бара она демонстративно не проявляла желания вернуться в свою каюту, Роберт все еще позорно мялся и что-то там, подобно влюбленному гимназисту, мямлил, пока Лилия не снизошла до спасительного круга в виде слов: «Я так понимаю, что вы ищете повода, чтобы познакомиться со мной поближе, сэр?».
Казалось бы, какой еще вопрос должна была подбросить Роберту эта привлекательная женщина, чтобы заставить его отказаться от своего гимназического блеяния? Но где-то там, в глубине то ли сознания, то ли интуиции, вновь, как чеку гранаты, рвануло какой-то морально-этический предохранитель, уже в который раз повергая тридцатипятилетнего доктора в состояние унизительной неуверенности, которой никогда раньше он, вроде бы, не страдал.
«Мы плывем на одном судне, – теряясь и явно оправдываясь, проговорил Роберт. – И поскольку впереди у нас много дней, и, как мне кажется, есть темы для общения…»
«Считаете, что дней действительно настолько много, что большую часть из них мы с вами должны проводить на продуваемой всеми ветрами и взглядами палубе этой «галеры»? – почти язвительно поинтересовалась Лилия, называвшая себя в то время Эльзой. – Какой же вы неувядаемый оптимист, доктор Брэд!».
Кстати, именно тогда Фройнштаг впервые употребила в разговоре его ученую степень, хотя, представляясь, Роберт ее не называл. Уже тогда это должно было основательно насторожить его.
«Что вы предлагаете?».
Рассмеялась Лилия, вроде бы, кротко, и тем не менее убийственно.
«Я задумала против вас целую диверсию, – молвила Фройнштаг, почти у самого лба стягивая концы мехового ворота своей куртки и опасно налегая на невысокие деревянные перила, окаймляющие шлюпочную палубу, словно бы ставила перед ним условие: или в каюту, или за борт. – Вот уже который час подряд я безуспешно пытаюсь подвести вас к совершенно неожиданной мысли: пригласить меня к себе в каюту».
«Вы действительно пытаетесь подвести меня к этой мысли?!»
«Мужайтесь, сэр! Я понимаю, что вам непросто будет решиться на подобный шаг, но обстоятельства, видите ли, обстоятельства…».
И опять, вместо того чтобы, воздав немке должное за догадливость и храбрость, сразу же галантно пригласить ее к себе, Брэд вдруг насторожился: «Что-то слишком легко эта красавица атакует твои сети, старый бродяга!». И тянул кота за хвост даже после того, как Фройнштаг без обиняков заверила его, что с венерическими болезнями она не дружит, а посему волноваться ему нечего.
Единственным оправданием его «непростительной осторожности» могло служить теперь только то, что в подсознании срабатывало ощущение навязчивости этого знакомства и всего того, что за ним может скрываться. И если исходить из сведений, которые только что открылись ему, то предчувствие действительно не обманывало: оказывается, письмо Германского общества полярных исследований было лишь формальной стороной операции по «похищению американского полярника Брэда».
Как он теперь понимает, в эти же дни за ним велась негласная слежка, во время которой германская служба безопасности пыталась выяснить, как он отнесется к приглашению ступить на борт полярного авианосца «Швабенланд». А главное, не будет ли агентами Разведывательного управления стратегической службы США предпринята попытка завербовать Полярного Паломника (эта кличка пристала к Брэду еще во время его первого арктического рейда в составе международной группы на канадский остров Элсмир из архипелага Королевы Елизаветы) и «забросить его на авианосец уже в качестве своего агента.
И хотя никакого подтверждения своих опасений германские развед-гонцы не получили, их шефам, очевидно, трудно будет поверить, что к этому вояжу известного полярника в Германию американские спецслужбы не проявили абсолютно никакого внимания. Поверить, а главное, смириться. И это – после всех контрразведывательных страстей, которые они у себя, в Главном управлении имперской безопасности, накаляли, узнав о намерении баронов Риттера и Готта пригласить к себе на борт американца. После всех предпринимаемых СД мер и после жестких указаний, последовавших от высшего руководства рейха, как только фюрер и Гиммлер ухватились за идею полярных баронов «американизировать» экспедицию.
Но в это время доктор Брэд еще не знал, да и не мог знать, что, отбросив «мелочные» научные претензии и амбиции полярников, Гитлер поставил две задачи, которые они должны были выполнить с военной неукоснительностью: выяснить, существуют ли в Антарктиде какие-то свидетельства того, что в глубинах ее обитает некая мифическая цивилизация Внутреннего Мира; и заявить дипломатические претензии на всю ту огромную часть континента, которую полярным летчикам удастся облетать, увековечить во множестве снимков и сразу же застолбить специальными металлическими вымпелами с гербом рейха.
Само собой разумеется, что тройка журналистов, которые уже были «приписаны» к «Швабенланду», должны были срочно передать сообщения об этом в германские, шведские и швейцарские газеты, которые они представляли.
Причем об исследованиях Внутреннего Мира и контактах с его обитателями американец вообще знать не должен был. Если же он каким-то образом станет обладателем такой информацией, то после возвращения в Германию и серии откорректированных цензурой интервью, заявлений для прессы и прочей рекламной суеты должен будет погибнуть в банальной автокатастрофе, выпасть за борт судна по пути в США или взорваться вместе с не вовремя взлетевшим самолетом.
Впрочем, об этой части «антарктического исхода» американского исследователя знали лишь немногие посвященные. Что же касается дипломатического захвата Новой Швабии, как планировалось назвать антарктический анклав рейха, то в этом деле, наоборот, участие известнейшего американского полярного исследователя было самым желаемым. Ему следовало предоставить возможность лично облететь какую-то прибрежную часть Новой Швабии, было бы очень хорошо, если бы на одном из снимков появилась трогательная сцена того, как доктор Брэд выбрасывает из самолета очередной вымпел. А еще лучше – устанавливает его на одном из арктических холмов.
Руководство рейха понимало, что его антарктические претензии вызовут бурную реакцию правительств многих стран, и причастность – скандальная причастность! – американцев к совместной операции кригсмарине, люфтваффе и Германского общества полярных исследований оказалась бы очень кстати.
…Однако все аналитические терзания полярника Лилией Фройнштаг остались то ли незамеченными, то ли попросту проигнорированными. Резкими, сильными движениями уложив Брэда рядом с собой, она по-кошачьи потерлась щекой о его живот, а еще после нескольких томительных для мужчины минут напряженного ожидания предалась усладам орального блаженства.
– Вы даже представить себе, Фройнштаг, не можете, какое это изысканное наслаждение, – едва слышно проговорил, почти простонал доктор Брэд.
– Зато прекрасно представляю себе, – на минутку прервала она дарованные блаженства, – сколько времени вы потеряли, избегая нашей «бермудской постели».
– Впервые мы оказались в ней действительно где-то в районе Бермудских островов, – и мысленно добавил: «О которых среди моряков ходит очень недобрая молва».
– Вы никогда не сумеете просить себе этого – вот в чем заключается моя месть!
– Но ведь искупать свою вину я смогу не только на борту этого лайнера? – с надеждой спросил он.
– Судя по всему, вам, доктор Брэд, предстоит вечное искупление, – с уверенностью настоятельницы монастыря, горестно покачала головой гауптшарфюрер СС.
– Я готов взвалить на себя этот голгофный крест.
– О-ля-ля, готовы ли! Глядя на поле боя со стороны, каждый мнит себя Наполеоном.
Однако предаваться суесловию Фройнштаг уже не стала, а жертвенность его одобрила стрекозиной пробежкой своих пальчиков по адамовому подреберью мужчины.
Брэду нравилась эта любовная игра, нравилось, как Лилия относится к ней, как говорит, как смеется, а главное, как мастерски она ласкает.
Он не знал, стоит ли называть то чувство, которое зарождалось в нем, любовью, поскольку вообще старался избегать всяких сантиментов, но что все сильнее привязывался к германке – это уже было не только очевидно, но и необратимо. Почти необратимо.
И теперь Брэду уже не хотелось, чтобы лайнер входил в русло Эльбы, или вообще когда-либо достигал германских берегов. Пока эта женщина оставалась рядом с ним, он готов был разделить судьбу еще одного «летучего голландца», превращаясь в члена его незримой, но бессмертной команды.
8
Ноябрь 1946 года. Южная Атлантика.
Море Скоша.
Полярная эскадра адмирала Брэда.
Борт флагманского авианосца «Флорида»
Контр-адмирал все еще пребывал на вершине походного блаженства, когда вдруг ожил один из двух телефонных аппаратов, доселе мирно покоящихся в глубоких нишах мраморного столика, окаймленного высокими бортовыми планками.
Прежде чем вырвать трубку из латунных противоштормовых фиксаторов, Брэд проворчал проклятия в адрес адъютанта и всех тех, кому вздумалось тревожить его в такие минуты.
– Слушаю, – наконец произнес он, поняв, что на том конце провода слишком жаждут услышать его голос.
– Прошу прощения, сэр, но, позволю себе заметить, айсберг опять активизировался, – донесся до него взволнованный голос кэптена Вордана.
– Что на этот раз? – недовольно спросил контр-адмирал. – Только учтите, что легенда об океанской воронке в расчет уже не принимается.
– Но это уже действительно смахивает на чертовщину. Он резко активизировался.
– Вы говорите об этом айсберге так, словно на нем произошло извержение вулкана.
– Поверьте, сэр, это не так удивило бы нас, как вам кажется. Он вновь пошел параллельным курсом. Все скопление айсбергов медленно дрейфует в северо-западном направлении, в сторону южного побережья Аргентины, а этот возвращается в Антарктиду.
Читать бесплатно другие книги:
