Фебус. Принц Вианы Старицкий Дмитрий

Глава 2

ГДЕ Я?

Проснулся я уже светлым утром. Почти днем. Но было еще прохладно, и на траве вокруг, и на моей накидке лежала обильная роса.

Громко щебетали птицы. Целый гомон радостного ощущения бытия.

От костров тянуло старой гарью и новым дымом.

— Ну вот и славно, — склонилась надо мной одноглазая рожа. — Сейчас лекаря привезут и поменяют тебе повязки. Я вчера подумал, что лучше сюда лекаря притащить, чем тебя — такого вот, к нему волохать. Прибежит лекарь; не та птица, чтобы перед нами кочевряжиться.

И широко улыбается крепкими белыми зубами. Приглядевшись, я вдруг осознал, что наследнику герцога Кантабрийского вряд ли больше двадцати лет. Просто его так старит борода и особенно повязка на глазу. А сейчас, когда на его голове нет берета, прекрасно видно, что на лбу у него нет даже намека на морщины.

И, кажется, он искренне рад тому, что я живой.

— Саншо, — прохрипел я сухим горлом.

— О! — воскликнул инфант радостно. — Узнал! Узнал! А я вчера испугался, что ты совсем память потерял после такого подлого удара по голове. Ты смотрел на всех просто рыбьими глазами.

Подскочили мой паж и мой оруженосец и, приподняв, прислонили меня к дереву. Потом обратились к инфанту:

— Вы позволите, ваша светлость?

— Валяйте, — ответил дон Саншо и махнул рукой. — Мы потом с Фебом обо всем поговорим. Торопиться уже некуда.

Дон похлопал меня по плечу.

— Выздоравливай, брат. Надеюсь, мы с тобой скоро по непотребным девкам франков пройдемся ураганом. Что там у нас поближе? Анжу? Блуа?

Поднялся на ноги и отошел к кострам.

Место сына герцога занял раб Микал. Втроем они меня сначала обули в сапоги, потом поставили на ноги и, аккуратно придерживая, унесли в кусты. В прямом смысле унесли, держа меня вертикально за локти. Сильны мальчишки.

За кустами лещины они поставили меня на землю.

Лопес развязал мне гульфик в пуфах. Сделал приглашающий жест рукой и сказал двусмысленность:

— Выразите, сир, свое презрение франкам, окропив мочой их землю, а мы вас поддержим в этом начинании.

И хихикают. Пацанва.

Я и сам улыбаюсь, припомнив школьную частушку. Древнюю, как само школьное образование в России:

Правда, вслух переводить на васконский язык не стал. Ну ее… Потом как-нибудь, при случае подходящем наведу им арт нуво на местную куртуазию.

Выражаю я свое презрение франкам тугой длинной струей со всей мощи юного организма и размышляю о том, что я-то сам тоже ведь теперь франк. По крайней мере, доставшаяся мне тушка по матери — Валуа. Не хухры-мухры в этом мире. Узнать бы еще, кто биологический отец… В это время и в этих местах это очень важная информация. Происхождение в это время многим заранее ставит жесткий потолок в уровне притязаний. Мало мочь, надо еще право иметь. Согласно происхождению по крови. Вон герцоги[58] Бургундские, на что сильнее были французского короля, а ведь в итоге склонилась сила перед правом. Вроде как бы не прямо сейчас…

Ну почему я больше немцами занимался, нежели испанцами с французами? Сейчас бы знал все про них подробно, как знаю про Священную Римскую империю германской нации, и не блукал бы как в тумане. Почему-почему… Потому что перпендикуляр. В хранилище моего музея основная коллекция холодного оружия сделана в разных там германиях. Вот я про это и статейки писал в журналы. Не только научные, обязательные для годового отчета, но и всякую популярщину для плебса про «пламенеющие клинки» и про то, почему в шлемах-ведрах рыцари не воевали, и прочее, прочее, прочее. И читателю развлечение, и мне копейка не лишняя.

— Сир, вас поддержать, чтобы вы справились с большим делом? — подкалывает меня паж Лопес.

— Будет нужно — прикажу, — отвечаю ухмыляясь. — Но пока мое высочество не испытывает в этом большой нужды.

Смеются. Оценили шутку. Симпатичные пацанчики. Дети еще совсем.

Мне снова заботливо завязали гульфик и, подняв за локти, понесли обратно на лужайку. Мягко несут, надо отметить, без тряски.

Принесли, уложили на место, прислонив спиной к дереву. Тут мне и кашка поспела. Что-то вроде пшенки на воде, но с коровьим маслом типа топленого. И какой-то травяной сбор с медом вместо привычного чая. М-дя, с чаем напряженка будет еще лет сто как минимум. А то и двести. В эти земли, наверное, еще и кофе не просочилось. А если и есть, то проходит под грифом «сарацинская зараза». И так будет долго еще, пока в Вене в середине шестнадцатого века запорожский казак, которому в дуване турецких трофеев достался только один воз с мешками кофейных зерен, не откроет первую в Европе кофейню.

Отвыкать надо от дурных привычек.

Нет еще у местного населения широты кругозора, в том числе и кулинарного. Не было пока великих географических открытий, которые совершат переворот в европейском менталитете, отделяя Средневековье от Нового времени. Тут Маркс со своей теорией в пролете.

Кстати, о дурных привычках: после завтрака сильно захотелось закурить, аж реально почувствовал, как уши пухнут. Но я прекрасно понимал, что это желание чисто психологическое, так как мое новое тело совсем не знало, что такое никотин, и хотеть курить не могло по определению. А вот сознание старика, который курил как паровоз тридцать восемь лет — да, соскучилось по соске. Но эту ломку мы переживем. Организм у меня теперь молодой, чистый — справлюсь.

Тут я вспомнил, что вчера раздал обязательства, которые надо бы выполнить. Известно, что точность — вежливость королей, а вот обязательность сюда тоже входит? Или как?

— Филипп.

— Слушаю, сир, — повернулся ко мне юный дамуазо с готовностью выполнить любой приказ, что так и читалось на его лице.

— Раба Микала надо перевести из конных стрелков на должность моей ступеньки. А то у меня свита чересчур уменьшилась. Распорядись там от моего имени кому следует. Прямо сейчас.

Оруженосец убежал к кострам, оставив меня на попечение пажа.

Микал благоразумно скрылся с глаз. Совсем незаметно. Умный мальчик. Не ошибся я в нем. У него одинаково хорошо работают как теменные, так и префронтальные зоны мозга.

Вернулся Филипп вместе с невысоким кряжистым лет сорока мужиком, одетым в желтую котту[59] с вышитыми на груди красными быками Беарна. Направленные влево, идущие, оглядывающиеся, один над другим. Котту перехватывал широкий пояс толстой кожи с медными бляхами, на котором висел такой же страхолюдный тесак, как и у Микала. Голова и плечи воина были прикрыты хаубергом[60], из которого виднелось только загорелое лицо с пышными черными усами а-ля Никита Михалков. Выдающийся нос с высокой горбинкой и жгучие черные глаза неумолимого убийцы. В профиль он был похож на старого лысого попугая. Руки и ноги в кольчуге — полный хауберг, как у рыцарей первого Крестового похода.

Филипп тактично отошел к шатру, а этот полутораметровый терминатор, встав на одно колено, ударил себя правым кулаком в область сердца и хрипло произнес:

— Сир, дозволено ли будет говорить недостойному слуге вашему?

И глядит на меня как на несмышленыша какого. Ну да, ему же сорок, мне — пятнадцать… будет. Как еще на меня смотреть опытному сержанту, давно привыкшему командовать людьми. К тому же, случись что со мной, венценосная маменька не рыцарям, а ему голову открутит. Остальным в назидание. Рыцари разве что опалой отделаются.

Я разрешил:

— Говори.

— На все воля ваша, сир, но стоит ли забирать из отряда лучшего стрелка, когда обязанности ступеньки может исполнять любой остолоп, был бы он только силен и крепок?

Хотел я ему сказать важно так, по-королевски, что Микал в первую очередь будет первым рубежом моей защиты, и не столько ступенькой, сколько бодигардом[61], но, глянув на Филиппа и Иниго, понял, что эти пацаны враз на меня обидятся насмерть. Это же они вытащили в Плесси-ле-Туре мою тушку из свалки, пока Микал в лесу у костерка сидел, палочки строгал. Ну ни словечка в простоте… Как его там зовут-то этого баска, Микал вчера же говорил… Вот голова с дырой… Придется по званию.

— Сержант, а с чего ты решил, что около моей персоны должны быть худшие?

Старый воин обескураженно молчал, вращая глазами, пытаясь найти выход из непростого положения, в которое он сам же себя и загнал по простоте душевной. Но не находил и был уже готов к наказанию, хотя вины за собой не знал, но виноватым себя уже чуял. Мне понятен был этот служака, который обо всем думает с «кочки зрения» своего отряда. Но вот царедворца из него никогда не выйдет. А потому надо брать его на заметку в качестве потенциального помощника с ограниченной компетенцией.

— Лучше, пока мы путешествуем, подумай о том, как сделать свой отряд лучшим на поле боя, — продолжил я. — Что для этого нужно? Сколько оптимально должно входить в отряд стрелков? Где и из кого их набирать? Чему учить? Сколько нужно в такой отряд командиров и каких? Отряд должен быть подвижным, маневренным, обученным действовать как целиком, так и по частям. В бою, в разведке, в передовом охранении. И конно, и пешими. Чем должен быть вооружен каждый воин, кроме арбалета? Тебе ясно задание?

Кивает, хотя ничего ему пока не ясно. Тугодумчик он, хотя, если осознает задачу — держись, попрет к цели бульдозером. Надо его ставить на обучение новичков. Там он будет как раз на месте. Девятерых запорет — десятого представит. Но это будет уже профи.

— Иди и подумай. Вернемся домой — вернемся обязательно и к этому разговору. А пока выполняй свою задачу, для чего тебя сюда брали. Нужно разведать дорогу на юг и на запад, чтобы пройти мимо франков, не вступая с ними в бой. И котты гербовые снимите. На вопросы отвечайте, что вы наемники в поисках контракта.

— Как же так, сир, а честь? — наконец-то прорвало сержанта.

— Ваша честь — верность, — сказал я твердо, как отрубил. — Меня хотят убить. Значит, по вашему внешнему виду враги не должны вас выследить и на меня выйти, пока я тут как бревно валяюсь.

— Я все сделаю, как вы велите, сир, хоть мне это и не нравится. — А в глазах старого вояки читалось некоторое удивление.

Типа, заговорила комнатная собачка и ведет разумные речи…

— Гербовые котты чтобы все сняли прямо сейчас, — оставил я за собой последнее слово.

Сержант встал и, стукнув кулаком по заднице верхнего быка на котте, отошел в сторону, но совсем не уходил, оглядываясь по сторонам.

«Микала ищет, — подумал я. — Уши тому отодрать напоследок. Ишь, злой какой! Обучит он мне сотню конных стрелков для моей личной гвардии, никуда не денется. Будет у меня помесь драгун с казаками. Подскочить, сбоку от латного строя, нашпиговать тяжелых латников болтами и так же легко оторваться. И чтоб в пешем бою в городе знали толк. Хе-хе… Спецназу захотелось? Саперов-штурмовиков бронегрызов? А то? Превентивно карать моих будущих отравителей прямо в их укрепленных гнездах. А числиться они будут у меня в Беарне, при замке. Потешными стрелками малолетнего инфанта. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в государственные дела не лезло. Я и не полезу, пока сил не подкоплю. Временной люфт пока еще есть, хотя и очень узкий.

И еще мне хотя бы сотню конных мушкетеров. С хорошими мушкетами. Не с аркебузами. И навербовать туда кадетов — младших сыновей с гасконских майоратов. Поместье посулить за двадцать лет службы на жалованье.

И пушки. Последний довод королей. Вот тут мое послезнание — страшная вундервафля для моих врагов. Но держать все это надо в секрете, сами они, к примеру, до конической каморы заряда лет четыреста тумкать будут.

В глухом местечке все творить. Тайно. От маменьки и кортесов[62] подальше. Значит, к северу от Пиренейского хребта.

И хунту[63] свою сколачивать заранее, чтобы управление государством сразу перехватить. Ой-е… Это же не пушки отливать. Это…

И все это за год с небольшим… Цейтнот, однако.

И пусть маменька в Помплоне сидит — в большой политик играет, пока я перехват власти готовлю. «Мосты, вокзалы, телефон и телеграф…» В моем случае — это горные перевалы и ключевые замки.

К моей коронации подвижная легкая артиллерия и спецназ должны быть готовы на тряпочки порвать всех в Помплоне, на кого укажу. А потому родовитых туда не брать. Чтобы не расшаркивались с рикос омбрес[64], прежде чем дать им в зубы. И в ступор перед вельможами не становились. Бояр надо давить, как их Петр в России давил, — сержантами гвардии из мелкопоместных дворян с лютой классовой ненавистью во взоре. А для этого нужна не феодальная вольница, а постоянная армия. С железной дисциплиной.

Альтернатива у меня одна — сидеть и ждать, пока эти рикос омбрес меня не отравят. У них-то рука не дрогнет. Проверено нашей историей. Поэтому приоритетная задача — выжить, а там война план покажет».

До обеда меня не трогали, и я, отлеживаясь, продолжал доить Микала на информацию, которой по определению много не бывает. Благо пажи отвлеклись игрой в чехарду. Кстати, Микал где-то уже разжился коттой с моим гербом — гербом принца Вианы: на красном поле — переплетенная золотая цепь. Вот жук. Уважаю. Теперь сержанту ему ухи драть хенде коротки.

После обеда конные стрелки шевалье д'Айю привезли лекаря, привязанного к седлу и с мешком на голове. Параноики. Но мне именно такие и нужны. Потому как если у вас нет паранойи, то это совсем не значит, что вас не преследуют.

Освобожденное светило средневековой провинциальной медицины долго ругалось. Потом, попив водички, лекарь резко поменял настроение и профессионально осведомился:

— Где раненый?

Подвели ко мне эту слегка полнеющую фигуру лет сорока с красным мясистым лицом одышливого гипертоника и большими набухшими мешками под глазами — у самого почки больные. Воистину: врачу — исцели себя сам. Глаза его были блеклыми и казались сонными. Одет он был в костюм из добротного и практичного коричневого сукна. Чулки у него тоже сработаны из коричневого сукна, но более тонкого. Пуфы совсем не пышные и без разрезов. На шее начинающий входить в моду белый пристяжной гофрированный воротник-фреза. Маленький такой, совсем не похожий на ту «голову на блюде», что я на картинах видел.

— Ну-с, — протянул он с ленцой, ну прямо как наш родной российский земский врач, — что у нас тут болит, юноша?

И грабарки свои толстопальцевые к моим повязкам тянет.

Тут я ему по рукам и зафинделил рукояткой кинжала.

Лекарь отшатнулся от меня и взвыл, баюкая ушибленную кисть, глазами взывая к окружившим нас рыцарям о справедливости.

— Руки помой, прежде чем в моей голове копаться будешь, — возмутился я.

— Зачем? — Лекарь сделал круглые глаза, в которых прыгали большие непонятки.

— Саншо, повесь этого шарлатана на ближайшем суку, — крикнул я инфанту, — он захотел отправить меня на тот свет!

Но первым был Микал, уже приставивший свой страхолюдный свинокол к горлу медикуса, а второй рукой державший его за оттянутые на затылке волосы. И смотревший на меня в ожидании команды прирезать этого славного представителя третьего сословия королевства франков.

— Что ты творишь, Феб, — прикрикнул на меня удивленный дон Саншо.

Остальные рыцари сделали вид, что это их совершенно не касается. Пусть принцы[65] развлекаются как хотят.

— Мы тебе лекаря с утра искали по всем окрестностям, — добавил дон Саншо с укоризной.

— Это не лекарь, а шарлатан, — заявил я убежденно. — Он руки не моет, когда пациента пользует. А убивает, как ты знаешь, не железо, а грязь в ране.

— Первый раз слышу, — округлил свой единственный глаз инфант.

— Теперь знай, — и повернулся к своему пажу: — Иниго, принеси мне сумку этого унтерменша.

Бинтов в нашем понимании термина у этого, мягко выражаясь, врача в сумке не было. Валялось там на дне несколько скрученных полос льняной ткани, вместе со всяким сором вперемешку. Убил бы! Несколько горшочков с завязанными крышками из пергамента без надписей. Бронзовый ланцет зверского размера и еще какая-то железная хрень, вся изогнутая.