Троглодит Щеглов Дмитрий
– Нет! – рявкнул я. – Не буду делать с тобой таг-таги! Не надейся!
Женщина сразу как-то сникла. Это было понятно – соитие с таким высокоранговым самцом сразу повысило бы ее статус в местной женской иерархии. А вот мой – наверное, не понизило бы, поскольку настоящему доминанту плевать, что о нем думают, и он может трахать все, что шевелится. Я подумал, что такой расклад можно и нужно использовать в научных целях и смягчил тон:
– Ладно… Потом, может быть… Если будешь послушной и ласковой.
– Буду!
– Тогда отвечай на вопросы! Думай! Вспоминай! Отвечай! Как попала сюда?
– Как все…
– Все – это как?
– Мы жили на Лосиной протоке. Однажды пришли ваши. Всех убили, женщин забрали и привели сюда.
– Ваши мужчины сражались?
– Они ушли.
– Ушли, бросив детей и женщин?!
– Нет, многих увели с собой. Но не всех.
– Та-ак, – попытался я осмыслить услышанное. – Давай по порядку.
Допрос длился довольно долго – даже слушателям надоело, и они почти все разошлись. А я все не унимался – зря, что ли, бегал от кроманьонцев и тонул в реке?!
– Вы всегда жили на Лосиной протоке?
– Нет, только зима-лето. Раньше жили на Черном озере.
– Почему ушли?
– Клан Носорога оказался сильнее нас. Воевать не стали, просто ушли.
– Ваш вожак знал, что привел своих на землю охоты людей?
– М-м-м… Наверное. Он мне не говорил.
– Разумеется. Люди напали на вас внезапно?
– Н-н-ет, кажется. Все знали, что они идут.
– И что?
– Колдовали, просили предков помочь. Надеялись, что враги не дойдут или не найдут нас.
– Как можно не найти в степи чужое стойбище?!
– Не знаю…
– Верю. Почему мужчины не стали сражаться?
– Тогда все думали, что ваши – это злые демоны. Их нельзя победить обычным оружием. Только колдовством.
– Ясен перец, но мы еще вернемся к этому. Итак, при приближении отряда воинов-людей ваши мужчины во главе с вожаком забрали женщин, детей и подались в степь. Верно? Кого забрали, кого оставили?
– Увели тех, у кого кровь. Детей оставили. Все равно умрут.
– Логично, – признал я. – А с собой прихватили всех женщин, которые могут рожать и работать?
– Не всех. Некоторые остались или потом сбежали и вернулись.
– А-а, не захотели разлучаться с детьми?
– М-м-м… Э-э-э…
– Что мычишь и глаза пучишь? Вопрос не ясен?! Ты сказала, что некоторые женщины добровольно остались в стойбище перед нашествием людей. Спрашиваю: почему? Подсказываю: из-за своих детей. Нет?
– Н-н-е знаю… Зачем нужны дети, если нет мужчин?
– ?.. Еще раз – помедленнее.
– Без отца ребенок не нужен, – заявила Тоб-лу. – Еды и так мало.
– Опа-на! – несколько опешил я. – Значит, если отец погиб, то и ребенка в речку?!
– У «плохих» женщин это так, – лукаво улыбнулась Тоб-лу. – А «хорошим» не надо.
Она использовала неандертальские понятия, которые однозначно перевести трудно, если вообще возможно. Пожалуй, самая близкая аналогия – это иерархическое положение. «Плохая» женщина значит старая или увечная, не представляющая интереса для мужчин, а «хорошая» – наоборот. Одним достаются объедки, пинки и бесконечная работа, другим – лучшие куски, секс и безделье.
– Это почему же «хорошим» не надо? – заинтересовался я. – Оставшись с детьми без мужчины можно сразу стать «плохой» и голодной!
– Э-э-э! – покачала головой Тоб-лу и как-то мечтательно улыбнулась. – «Хорошие» – это те, у кого много мужчин. И каждый из них думает, что дети – его. Даже если не он главный.
– Какое коварство! – вздохнул я.
– Почему коварство? – удивилась женщина. – Так у нас, так у вас. Так было всегда. Разве может быть иначе?
– А таг-таги у вас тоже делают при всех? – не удержался я. – И с криками на все стойбище?
Ее взгляд чуть не заставил меня смутиться – похоже, я сморозил незаурядную глупость. Еще чуть-чуть, и она просто станет смеяться надо мной. Ну, не вслух, конечно… Однако, лучшая защита – это нападение:
– Сейчас я оторву тебе уши и заставлю их проглотить. Говори!
– Не злись, «сильный мужчина»! – испугалась кроманьонка. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.
– Верю. И так?
– Таг-таги при всех – это хорошо! – заявила Тоб-лу. – Если, конечно, твой мужчина «самый сильный». Или хотя бы просто «сильный». А если никто не видит, то хочется кричать – чтоб все слышали!
– Тонкий расчет?
– Нет, – качнула она головой, – ты не понимаешь: хочется!
– Угу… М-да-а… – озадачился я. – А если мужчина не очень «сильный» или вообще «слабый»? С ним что, вообще никаких таг-таги?!
– Почему же, – пожала плечами женщина. – Можно и с ним. На всякий случай. Вдруг он потом станет «сильным»? Или других не останется… Пускай и этот думает, что дети – его.
– Только…
– Да! – кивнула она. – Только лучше, чтоб никто не видел. А кричать при таг-таги со «слабым» не хочется. И никто никогда не кричит. Тихонько быстренько в кустиках – хи-хи! – и ему хватит!
– Однако… – я припомнил свою не очень короткую жизнь и мне стало так тоскливо, что пришлось сменить тему: – Ладно, мы выяснили, что дети – дело не главное. Так почему же не все ваши женщины захотели уйти из стойбища? Почему согласились быть в неволе у чужаков?
– Прости меня, «сильный мужчина», – потупилась Тоб-лу, – я не понимаю: «не-воля» – это что? А «воля» – это как?
– Кхе… Гм… – растерялся я. Мне и в голову не приходило, что мужское понятие «свобода действий, возможность выбора решений» для первобытной женщины может быть совершенно бессмысленным. – Ладно! Хорошо… У кого-то из ваших был выбор: уйти со своими или отдаться чужакам. Почему они выбрали чужаков? Разве они не испытывали к ним страха и отвращения?
– Испытывали, наверное, – признала женщина. – Но… Как ты не понимаешь?! Страшно, противно, но… Хочется!
– ?
– Хочется, понимаешь? К ним тянет, понимаешь? Они злые, страшные, волосатые! Они сильнее наших мужчин! Они такие… Ну, не знаю, как объяснить, прости меня!
– Прощаю, – печально сказал я и стал печально смотреть в даль. В конце концов, мне удалось собрать мысли в кучку, а волю в кулак. Допрос продолжался:
– Ты сказала, что ваши мужчины просто бежали при приближении отряда наших людей. Они не решились сражаться. Это было давно?
– Да, прошло много зим-лет.
– Когда я шел сюда, ханди напали на меня. Я, конечно, победил их… Но как они посмели?!
– С тех пор многое изменилось, «сильный мужчина»! – не без гордости усмехнулась женщина. – Ханди узнали, что «люди» тоже смертны. Они узнали, что «люди» не любят, когда их протыкают копьями, не любят, когда им разбивают головы палицами. Они от этого умирают.
– Как я понял, стычки теперь бывают часто. Ваши мужчины научились сражаться с людьми? Они защищают свои стойбища?
– М-м-м… – мимикой и жестом Тоб-лу изобразила полную некомпетентность в данном вопросе. Пришлось продолжить самому:
– Мне известно, что ты не ходишь на войну. Я понимаю, что твой хозяин – «слабый» мужчина. Но ты слушаешь рассказы. Говори, что знаешь – я так хочу!
– Э-э… – мучительно заколебалась женщина. Наконец решилась и заговорила: – Нет, мне кажется, что наши и теперь не сражаются с вами. Убегают. Стараются убить кого-нибудь из засады… Нет, наверное, не сражаются. Если только очень много на очень мало… Ваши всегда возвращаются с добычей. При этом редко их становится меньше, чем было.
– Ладно, не будем пока про войну, – махнул я рукой и задал фундаментальный вопрос: – Скажи лучше, женщины ханди здесь рождают детей от людей?
– Конечно.
– И они вырастают, они становятся «хорошими» или «плохими» женщинами, «сильными» или «слабыми» мужчинами, да?
– Ну, кто не умирает в детстве…
– Их как-то иначе называют, как-то обозначают, отделяют от других? – допытывался я.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, «сильный мужчина»…
– Тем не менее на вопрос ты ответила, – удовлетворенно кивнул я. – А скажи… Ты ведь давно здесь… Может быть заметила, обратила внимание… Те, кто родился от человека и женщины-ханди – у них самих дети бывают?
– Нет, – уверенно ответила Тоб-лу. – Никогда.
Глава 6
Друг
– Идут! Они идут! – раздались крики где-то за «околицей».
«Ну, вот и началось!..» – вспомнил я концовку старого анекдота и почувствовал, что не вполне свободен: Гаани, присев на корточки, обхватила руками мою волосатую ногу.
– Чего надо?
– Ты ведь не бросишь меня, правда?
– Отстань!
– Ой, ты будешь драться с ним, Унаг! – Это был вовсе не вопрос, а, скорее, восторженная констатация очевидного факта. – Как здорово! Я так люблю (хочу) тебя, Унаг! Ты самый сильный, самый красивый…
И она принялась теребить пальцами мою мошонку. Я крякнул и втянул ноздрями воздух. Обоняние не обманешь – она действительно вдруг захотела секса со страшной силой!
Поселковые женщины и ханди, бросив дела, стали кучковаться вокруг нас и созерцать данную сцену. Однако это было только полбеды. Неизвестно откуда возникла запыхавшаяся Тогги. Она с разбегу кинулась ко мне, принялась оглаживать мою растительность и бормотать что-то восторженное. Оценив мое состояние и позицию, которую заняла Гаани, она решительно потеснила соперницу, опустилась на колени и, обхватив мои ягодицы, заработала ртом – языком и губами. Я тихо взвыл.
«Да что ж такое-то?! Где тут логика и здравый смысл?! Может, уже через час “законный муж” им хребты поломает! А они тут при всех!.. И ведь не притворяются! Просто офигели!.. У-у-а-а-й!!!»
Зарубок на «амулете» осталось не так уж и много, так что были все основания надеяться, что мне не придется знакомиться с местным лидером. Информации я собрал, кажется, вполне достаточно для всяческих научных построений, причем информации, которую никаким археологам не раскопать. Конечно, я допускал, что охотники могут вернуться до моего убытия, и склонялся к мысли в этом случае просто слинять из поселка. Словом, готов был действовать по принципу: «Если меня убьют, кто отомстит Джавдету?» Увы, все оказалось не так просто…
Все оказалось не так просто потому что… когда говорят инстинкты, разум молчит! Незатейливый первобытный разврат что-то включил в моем подсознании. Я вдруг обнаружил, что хочу остаться, что готов порвать любого, кто усомнится в моем праве на все и всех!
И эта готовность, эта темная ярость незамедлительно сказалась на моих сексуальных возможностях. Влив сперму в Тогги, я почти без передышки занялся Гаани, поставив ее «на четыре точки»: – У-у-а-а-й!!!
Инструкторы настойчиво рекомендовали мне по возможности уклоняться от встречи с доминантом – альфа-самцом. Если же встреча неизбежна, предлагалось несколько схем на выбор – проверенных теорией и практикой. Мне больше всего понравилась самая сложная – притвориться шлангом. Однако не каким-нибудь, а гофрированным! В том смысле, что мол, я тебе не соперник, поскольку на лидерство не претендую, но и помыкать собой не позволю. Тебе полезней и приятней со мной дружить, а не воевать, и так далее. И все эти благие намерения пошли в… В общем, растаяли как дым. Этого самого «альфу» я встречал как «сверх-альфа»: сидя на мамонтовом позвонке посреди стойбища в окружении детей и женщин.
Надо полагать, что кто-то сбегал навстречу отряду и предупредил воинов о творящемся безобразии. В стойбище они входили не походной колонной, а развернувшись «боевым полумесяцем».
– Гаани, Тогги! А ну-ка, расчешите мне волосы! – приказал я, разглядев приближающегося противника. – Эй, малец, поди-ка сюда!
Ребенка я посадил на колени и разрешил ему дергать меня за бороду, чему тот был ужасно рад. Тут же нашлась парочка завистников среди его сверстников, и они устроили возле меня возню.
А я, стараясь не ворочать головой, напряженно всматривался в фигуры приближающихся воинов. Надо было понять, кто есть кто. Ошибка будет стоить жизни – это без вариантов. А материала для таких выводов много – как двигаются, как смотрят, чем украшены и как держат оружие… Объяснять и описывать эти мелочи бесполезно. Чтоб понимать их, нужно здесь родиться. Как я.
«По центру наступают трое серьезных людей – субдоминанты или «бета-самцы». Эти не трусят и не суетятся – больше косятся друг на друга, чем смотрят на противника. Они «принцы», они претенденты на власть. Каждому мешают два конкурента и всем вместе – вожак. В минуту настоящей опасности они, конечно, встанут плечом к плечу и будут биться дружными рядами. Но сейчас опасность ненастоящая – предстоит разборка за лидерство с каким-то пришлым из своих.
На «флангах» пятеро средних или «гамма-самцов». Вроде бы молодые парни. Для них все всерьез – им надо проявить себя, что увеличит шансы перейти в следующую «весовую категорию». На них-то я и сосредоточил внимание, косясь то в одну, то в другую сторону.
«Беты» остановились. Один из них негромко и чуть насмешливо прикрикнул на фланговых:
– Шевелитесь, ублюдки!
И «гаммы» пошли в атаку. В том смысле, что начали приближаться ко мне, поднимая оружие. А я пощекотал пальцем живот пацаненку, и он зашелся от смеха. Женщины перестали перебирать мои волосы и прижались своими крутыми тушками ко мне сзади. «Классика жанра: старый косматый павиан в окружении детенышей и самок. Неужели они решатся? Молодые же…»
Похоже, спектакль я затеял (или само получилось?) не зря. Молодые стали делать ошибки. Вместо того чтобы кинуться на меня со всех сторон, дубинами маша, они начали переглядываться и тесниться друг к другу – вместе, дескать, веселее. Причем, не у меня за спиной, а перед. Когда дистанция сократилась метров до трех, когда нервы были на пределе и уже настала пора действовать, когда…
Вот тогда я и дал им то, чего они хотели – подсознательно, конечно.
– Баган, паскуды! Всех порву! Баган!!!
Собственно говоря, «баган», как и большинство неандертальских понятий, буквально ни на один «сапиенсный» язык не переводится. Приблизительно это означает покорность, признание над собой чьей-то власти и готовность подчиняться. На требование этого самого «багана» мужчина должен ответить мимикой и жестами умиротворения (согласия) либо… ударом дубины в лоб.
Мои противники застыли в оцепенении от сомнений. Или засомневались до оцепенения. Это надо было использовать и я, ссадив детвору с колен, начал медленно вставать. При этом левой рукой я придерживался за поясницу, а правой опирался на трофейную палицу.
– Не понял?! – голос мой зарокотал предвестием (лишь предвестием!) всесокрушающей ярости. – Кто тут крутой (самый сильный и смелый)? Ну! Кто?! Ты, детеныш гиены? Баган! Или ты, червяк из тухлятины? Баган! Баган все, я сказал!!!
Один за другим молодые воины опустились на колени, встали на четвереньки…
«Сработало! – я перевел дух и, демонстративно кряхтя, опустился на свою сидушку. – Черт побери, а ведь я же не приотворялся! Потому, наверное, и послушались… Впрочем, не время рефлексировать – надо быть спокойным и упрямым…»
– Ути, мой хороший! – потрепал я грязные кудри какого-то мальчонки (или девчонки?) и подпихнул его в сторону. – Иди погуляй! Дядя Саша сейчас будет делать козью морду всем остальным.
По моей логике атака «субдоминантов» должна последовать немедленно. Иначе… В общем:
– Бабы, прочь! Пять шагов назад!
А вот это было уже зря! Отвлекшись на женщин, скосив глаза в сторону, я чуть не пропустил…
Центровой из «бета» покрыл расстояние тремя прыжками. На излете последнего он нанес удар своей длинной дубинкой – косой сверху. Аж свистнул рассеченный воздух!
Мне ничего не оставалось, как уйти вниз, вжать голову. Я почти успел, но он все-таки чиркнул меня по затылку. Впрочем, этого я почти не заметил – включились инстинкты с рефлексами, а разум угас.
Нырнув вниз и влево, я махнул наугад правой рукой и зацепил-таки одну из ног противника. Инерция была велика, и он полетел плашмя прямо на шарахнувшихся с визгом зрителей. Мне пришлось сделать кувырок вперед, чтоб обрести вертикальное положение. Оказавшись на ногах, толком не сориентировавшись, я развернулся и прыгнул туда, где должен был быть противник. Он только еще вставал и не был готов принять удар стокилограммового тарана.
Бойцу не повезло: под ударом моей туши он грохнулся на спину – не сгруппировавшись, не успев сделать «самостраховку». А прямо под его затылком из земли торчала горбушка валуна.
Звук удара…
Черепа у неандертальцев крепкие, но не до такой же степени.
Пульс можно было не щупать…
А я не ощутил ничего, кроме радости победы, да и то не слишком сильной. Вроде как прихлопнул досаждавшую муху – приятно, конечно, но не плясать же по этому поводу?! Проснувшийся разум подсказывал, что нужно победно взреветь и воздеть кулаки перед публикой. А внутренний голос невнятно шептал: «Не выпендривайся, так будет круче!»
Его-то я и послушался. Поднялся и, не проявляя ни малейшего интереса к свежему трупу, уселся на мамонтовый позвонок в прежней позе. И стал чесать подмышкой. Вся сцена, весь поединок занял, наверное, несколько секунд.
А еще несколько секунд спустя я оказался в прежнем положении, то есть облепленный детьми и женщинами со всех сторон.
– Вот видите, – поучительным тоном сказал я им, стараясь дышать ровно, – что бывает с теми, кто не уважает дядю Сашу… Ну, то есть, дядю Унага.
Я бормотал всякую чушь, мешая неандертальские понятия с русскими словами, а сам смотрел по сторонам и пытался понять, что станут делать два оставшихся «беты». Да и получить по затылку от якобы смирившегося «гаммы» вовсе не хотелось.
«Вдвоем они меня забьют однозначно. Но – вдвоем. Сами, наверное, атаковать не будут. Юка должен их послать, отправить «под танк». Или броситься сам. В конце концов, это его женщин перетрахал чужак. Ну, что будет? Или сбой ритма, рекламная, так сказать, пауза?»
Наконец-то я увидел его – местного доминанта, альфа-самца.
Он шел прямо ко мне – неторопливо, вразвалку.
И мне стало стра… Нет, не страшно, это – другое!
В общем-то, ничего особенного с виду в нем не было – чуть старше среднего возраста, вряд ли тяжелее того «беты», чей труп лежал за моей спиной. Правда, руки, ноги, грудь – нагромождение мышц, почти не скрытых жиром.
Он шел медленно и не смотрел на меня. А вокруг него распространялось нечто незримое, но вполне реальное – какое-то биополе, что ли? Те, кто попадал в него, обмирали, подавались в стороны, но разбежаться не могли и оставались на месте. «Понятно, что это – та самая «волшебная сила», которой я сам только что погасил атаку среднеранговых самцов, но мне-то пришлось для этого реветь, как иерихонской трубе, а этот молчит. И становится еще страшнее…»
И все-таки это был не страх – по крайней мере, у меня. Это…
Юка остановился прямо передо мной и посмотрел в глаза. Широкие ноздри шевелились, втягивая воздух, грудь мерно вздымалась. Он был в гневе, он был в ярости. Она переполняла, она распирала его изнутри.
Глаза в глаза…
Секунда, вторая…
Я прожил в цивилизованном мире больше двадцати лет. При этом, наверное, четверть свободного от сна и еды времени провел в спортзалах. Из единоборств я не занимался разве что капоэйрой. И всегда побеждал, если хотел. А тут…
«Нет, он не будет топать ногами, бить себя в грудь и скалить клыки, устрашая врага. Он просто не видит перед собой противника, достойного такой демонстрации. Он не собирается драться, он просто сейчас сметет меня, раздавит на месте. У меня лишь пара мгновений, чтобы бросить палицу и встать на четвереньки. Это – ничтожный, но шанс на пощаду…»
Пальцы на рукоятке дубины ослабли, колени начали сгибаться…
Но в последний момент в мозгу щелкнуло какое-то реле. И возник страх. Иррациональный, дикий, всеобъемлющий: «Убьет! Прямо сейчас! Убьет!!!»
Этот страх, этот ужас мгновенно раздулся, заполняя все, и лопнул черной ослепительной вспышкой.
Потеря сознания. Пауза…
Мы стояли друг против друга и тяжко дышали. Наши палицы валялись на земле. «Это, значит, он попытался вывернуть оружие из моих рук, но не удержал и свое. Мы расцепились, разошлись и теперь отдыхаем перед вторым раундом. У него, похоже, разбиты пальцы на правой руке (поэтому и не удержал?) А я плохо вижу…» Провел рукой по лбу – над левым глазом было какое-то месиво. Я сдвинул его в сторону, отер кровь, и зрение сразу наладилось – так-то лучше!
Похоже, способность соображать и даже что-то чувствовать ко мне вернулась. А чувствовал я не боль (при таком-то адреналине!), а этакую радостную легкость – я сделал это! До победы как до неба, но я смог начать бой и не погиб сразу. Наверное, как крыса, загнанная в угол…
«Зато теперь все в порядке, и мы на равных: за ним сила и первобытная ярость, за мной годы тренировок и масса приемов, отработанных до автоматизма. Смешно, но в наших шоу именно мне раньше отводилась роль тупого разъяренного альфа-самца».
Тут я сообразил, что инициативу надо брать в свои руки, и начал двигаться – подняв кулаки и танцуя-подпрыгивая, как на ринге. Я не пошел прямо на противника, а двинулся по дуге вправо, стараясь отделить его от лежащей на земле палицы. Когда это получилось, пошел на сближение. А он с коротким рыком ринулся в контратаку. Конечно, я ушел в сторону, успев слегка приложить левой по ребрам. Поднять палицу он не смог – я снова был рядом и неуловимо «порхал» на предельной дистанции, доставая прямыми то голову, то корпус.
Ситуация стабилизировалась – яростно рыча, он пытался меня схватить и порвать, а я уклонялся и долбил его кулаками. Только тут до меня, наконец, дошло, что кулачный бой – очень позднее изобретение. Человеческая рука изначально для этого не приспособлена. Именно поэтому, наверное, нашим далеким предкам пришлось усилить эту руку камнем или палкой. Оставшись без оружия, мой соперник, по сути, беспомощен. Даже если он возьмет захват, даже если переведет меня в партер – уж как-нибудь справлюсь, дело привычное.
Мы крутились, вертелись и прыгали на каменистой площадке среди жилищ. Поединок явно затягивался – оба тяжело дышали, оба взмокли от пота. Пора было его валить, и я соображал, как проще это сделать: «Пах он прикрывает, а голова у него, наверное, непробиваемая, как и у меня. На корпусе такой мышечный корсет, что только кувалдой… Остается – в солнечное сплетение сверху или в подбородок снизу. Как бы это ловчее изобразить?»
Я уже примерился для финального удара, но в последний момент меня тормознуло смутное осознание, что это – не правильно. Пришлось снова увеличить дистанцию: «А мне, собственно, нужна победа? Что я буду с ней делать?» И наша пляска танца продолжалась. Не люблю я работать на износ, но ничего лучше не придумывалось…
Мои внутренние часы, выверенные в сотнях поединков, показывали, что «пляшем» мы уже больше пяти минут, но меньше семи: «Наверное, для тяжеловесов, даже первобытных, это очень много. Пожалуй, еще секунд тридцать – и хватит…»
Мы опять стояли друг против друга – еще более окровавленные (я разбил ему бровь для симметрии) и потные, но уже не такие яростные. Что уж там соображал (если вообще соображал) противник, было не ясно, а я пытался оценить свое состояние. И пришел к выводу, что некоторый резерв по части выносливости у меня еще есть. У него, наверное, тоже, но вряд ли больше. Мы обменялись взглядами, и мне показалось, что в глазах Юка мелькнуло что-то человеческое. Соблазн оказался слишком велик:
– Баган! – хрипло выдохнул я.
– Все мое! – рыкнул «альфа» и ринулся в очередную безнадежную атаку.
«Эта формула означает, что он защищает свою территорию, своих детенышей и самок, – сообразил я. – Аргумент для чужака очень веский, но я-то свой…»
Это выражение Юка слегка прочистило мне мозги. Я вспомнил, что уже который год работаю не в спорте, а в шоу-бизнесе. Моя задача не противника победить, а публику потешить: «Наверное, мое техническое превосходство для зрителей неочевидно – он все время нападает, а я убегаю. Вот и пусть защищает свою честь и имущество до последнего!»
Наше единоборство перешло в следующую стадию – это когда до последнего издыхания. Мы шатались и еле стояли на ногах. Время от времени он вцеплялся в меня и пытался добраться до горла. Я срывал его мощные, но неловкие захваты, отшвыривал противника в сторону, или он валил меня на землю. Тогда мы катались, стараясь задушить или укусить друг друга. При первой же возможности я вырывался и вставал на ноги. Ему приходилось делать то же самое, а я не мешал.
Две минуты… Три… Четыре… Пять… Ну, и здоров же этот мужик! Однако финал все-таки настал.
В очередной раз оказавшись в партере, я поймал его руку на болевой прием – локоть через бедро при плотном захвате корпуса. Мог бы сразу сломать, но стал выламывать медленно. Юка зарычал от боли, забился… Дальше должен был последовать хруст сустава, но я отпустил захват, перекатился в сторону и попытался встать на ноги. Но якобы не смог – рухнул на землю и некоторое время лежал, наблюдая за действиями противника. Тот поднялся с первой попытки, однако к дальнейшему употреблению был явно не годен – толкни, и упадет снова. Тогда встал и я – в два приема. Нападать друг на друга мы уже не пытались – оба «дошли до ручки».
Некоторое время мы стояли друг против друга, покачивались и хрипло дышали.
– Все твое, – с превеликим трудом выдавил я.
– Баган! – едва слышно потребовал Юка и покачнулся, с трудом сохранив равновесие.
«Ладно, – мысленно усмехнулся я и опустился на колени. – Баган так баган, но на четвереньках перед тобой стоять не буду – сам стой!»
Словно услышав мои мысли, могучий альфа-самец качнулся в сторону и попытался встать на колено. Однако в этой позе он не удержался и оказался на четвереньках. Вероятно, связки в его локте были сильно растянуты – рука тут же подогнулась, и Юка со стоном повалился на землю.
Виктория, значит…
Одной зарубкой на моем «амулете» стало меньше, когда меня призвали к начальству. Юка возлежал на земляном топчане, накрытом шкурами, а вокруг него суетился его гарем, в количестве больше пяти. Гаани и Тогги тоже были тут. Они командовали остальными женщинами – указывали, кому чесать волосы на голове, кому на груди, а кому в паху. Кровь с альфа-самца уже смыли, а пот, наверное, высох сам. При моем появлении вожак изъявил желание сесть, и женщины, дружно навалившись, перевели его в вертикальное положение.
Некоторое время вожак рассматривал меня щелками заплывших от синяков глаз. А потом вопросил:
– Ты откуда взялся?
– Из-за Длинной реки, – честно ответил я.
– Зачем (по какому праву, с какой стати)?
– Почему бы и нет? – пожал я плечами. – Я родился здесь. Причем, много раньше тебя.
– Это – мое место! – засопел вожак, явно собираясь снова гневаться. – Тебе нечего здесь делать (ничего не светит)!
– А я и не претендую! – изобразил и я зачатки гнева. – Мне твоего не надо! Я пришел и уйду.
– И приведешь своих, да? – скривил разбитую морду Юка.
– Сюда не приведу, – заверил я. – Здесь есть ты (твоя земля и люди). Юка – великий воин, он слишком силен. Однако ты, наверное, знаешь места, где много добычи, но нет людей. Укажешь их мне?
– Обсудим… – подобрел польщенный вожак. – Кто ты есть (каков твой статус)? Почему ходишь один?
– Объясню, – усмехнулся я. – Охотно объясню. Я хожу всегда. И всегда один. Мне так нравится. Я – друг. Друг «сильных» тхо-Байгги, тхо-Лугхи и, даже, тхо-Виим.
– Тхо-Виим?! – удивился Юка. – Врешь!
Конечно же, я врал – названия «кланов» я придумал только что. Однако отступать было некуда:
– Да, тхо-Виим тоже мои друзья. Ты знаешь, что люди никогда добровольно не покидают обжитых мест. А мне нравится быть в новых местах, я не боюсь демонов чужих земель. Каждый мужчина хочет быть «сильным», а каждый «сильный» – «самым сильным». А я не хочу. Не нравится мне это! Быть «самым сильным» значит заботиться о «слабых», значит, все время держать в страхе просто «сильных». А вдруг сговорятся? А вдруг нападут сзади? Я не прав?
– Прав, конечно, – горестно вздохнул Юка. – Гады они! Ленивые, трусливые сволочи! Только и ждут удобного момента! Ну, ничего, одним меньше стало, а с двумя-то я справлюсь!
– Ты радуешься, что одним добытчиком стало меньше? – искренне удивился я.
– А, – махнул рукой вожак, – какой он добытчик?! Я не мог спокойно дышать, если он оказывался у меня за спиной! Другие, правда, не лучше…
– Вот видишь! А мне нравится дышать спокойно – вот такой я чудак. Однако лебезить и пресмыкаться мне не нравится. Поэтому я не делаю баган, не соглашаюсь подчиняться. Я предлагаю всем дружбу.
– Угу! – усмехнулся Юка и потрогал разбитую бровь. – Всем таким же способом предлагаешь, да?
– Извини, друг! – печально развел я руками. – Мне совсем не хотелось с тобой ссориться. Однако путь мой был долог, мужских сил накопилось много, а твои женщины оказались очень красивы. Я не смог устоять.
– Ну, и делал бы таг-таги с ханди! – буркнул вожак, потирая распухшую руку. – И что за демоны тебе помогают?!
– Разве я похож на лахуза?! – слегка возмутился я, дабы избежать ответа на второй вопрос. – Я и ханди-то увидел здесь впервые, а раньше только слышал о них! Зачем вы их держите?
– Ну, как зачем… О людях заботиться надо.
– В каком смысле?
– И «слабым», и молодым, и лахузам всяким тоже таг-таги хочется, – начал объяснять Юка. – Так что ж, им нормальных баб давать?! Обойдутся! Пусть ханди пользуются!
– А как же… – попытался я задать вопрос, но не смог вспомнить неандертальский аналог слова «справедливость». Впрочем, не факт, что таковой вообще имелся в местном обиходе. Пришлось на ходу сменить тему: – Слушай, а откуда берутся лахузы? Ни у кого их моих друзей их нет!
– Так у вас и ханди нет, – явно смутился вожак, – откуда ж лахузам взяться? Понимаешь, раньше их еще в детстве убивали, а потом оставлять стали.
– Зачем?
– Да я еще не родился, когда это придумали, – Юка как бы оправдывался, и меня это интриговало все сильнее. – Вроде как предки заповедали, воля духов, опять же… Был бы жив старый шаман, он бы тебе прояснил. Сам-то я думаю, что просто людей мало стало. Давно уже. А которые есть, или совсем «слабые», или злые и подлые, как гиены. Никто подчиняться не хочет, так и норовят в глотку вцепиться. Мне, как вожаком стал, уже четверых «сильных» убить пришлось. А ты вот пятого уговорил.
– Да ты и сам, поди, предшественнику башку раскроил? – дерзко предположил я.
– Не-е, – заулыбался вожак, – я его копьем заколол.
– В спину, небось?
– А что было делать?! – вскинулся Юка. – Взъелся он на меня – не сегодня, так завтра самого бы прикончил. В общем, мало людей и все меньше становится. А вчетвером-пятером, сам понимаешь, ни лошадей загнать на покол, ни на мамонта пойти. Ну, а лахузы на охоте, в общем, не хуже людей орудуют.
Читать бесплатно другие книги:
