Путанабус. Наперегонки со смертью Старицкий Дмитрий

Смешал себе безалкогольный «мохито», употребив на это последний мой запас свежей мяты из холодильника. Чайку мне заварил с местным сушеным аналогом лимонника.

Затем сел на маленькую табуреточку около моей кровати и стал разглагольствовать, отрываясь только на глоток коктейля со льдом:

— Кто ж под дождиком бегает без специального костюма из непромокаемой пленки? Тут в предгорьях еще и ветер бывает. Беречь себя надо — не мальчик уже. И вообще, без бабы этот дом стал похож на казарму. Оружия везде понавешал. А на хрена? Ты что, такой уж фанат стрелялок? Охотник? Вояка? Нет же. Просто выпендрежник.

— Ты откуда такой красивый взялся? — прохрипел я в ответ.

— Вы туда еще долго не доберетесь, — ответил медведь. — У тебя курить есть?

— Там, в ящике стола.

Медведь вытащил из стола пачку «Конкисты» с финской зажигалкой и посетовал:

— Надо же, какую вы тут дрянь курите…

— Не нравится — не кури, — сказал я ему.

— И не буду, — ответил медведь, спрятав обратно сигареты в стол. — А вот такую зажигалку я где-то уже видел. Ты пей чаек-то, пока он не остыл. Хотя это мало поможет. Экстрасенса тебе попробую найти. Не то подохнешь, Таня плакать будет. А девочку жалко. Хорошая она. Ну, бывай, выздоравливай.

Поставил на стол пустой стакан с остатками мяты и ушел.

Так же, как и пришел.

В ниоткуда.

Потом Наташка являлась с претензией, что я Таню на войну отправил, хотя должен был ее около себя всеми силами держать и не пускать. На край — самому вместо нее в бой идти. «Или ты не мужик?» — строго спрашивала.

Попутно за памятник благодарила — понравился он ей.

Сказала, что епископ Игнацио ей тоже нравится — старичок часто на каменной лавочке рядом с ней сидит, что-то рассказывает ей по-испански. Она не понимает, но звуки голоса святого отца ее успокаивают.

И была Наташка свеженькая и блажная такая, как в тот единственный наш романтический вечер в Портсмуте.

Только прозрачная вся насквозь. От малейшего дуновения колыхалась.

Проснулся я тогда весь в слезах и тоске. Хотелось напиться вдрызг до беспамятства, а из-за этой проклятой температуры высокой даже водки не накатишь. Вредно. Температура еще больше поднимется. Раньше надо было пить, пока температуры не было.

Проревел почти сутки белухой. Так себя жалко было. И понял я тогда, что, оплакивая ушедших близких, мы не по ним скорбим, а себя сирых жалеем.

Потом приходил ко мне маршал Буденный со Звездами Героя на больничной пижаме горчичного цвета и с гармошкой под мышкой.

Играл мне на этой тальянке, звеня колокольцами, и пел хорошо поставленным голосом песню о самом себе:

Вот совсем не знаю почему, но мне как-то решительно захотелось перед этим пожилым сильно усатым человеком моментально вскочить и встать по стойке смирно. За невозможностью принять вертикальное положение я вытянулся вдоль койки и бодро доложил:

— Товарищ Маршал Советского Союза, ваше приказание выполнено.

Буденный перестал терзать гармонь и дернул себя за кончик знаменитого уса.

— Какое приказание? Я ничего не приказывал. Тем более от чьего-то имени.

— Так я ничего и не сделал, — выпалил я одним дыхом.

Семен Михайлович посмотрел на меня с интересом и как-то искоса, потом заявил, что мне пить не полезно при такой лихоманке, а он вот выпьет непременно.

И выпил, кстати, с большим видимым удовольствием, отставляя мизинчик в сторону от стакана, из которого медведь до него «мохито» тянул.

И крякнул вкусно, вместо закуси расправив усы.

— Товарищ маршал, а почему вас в тридцать седьмом не расстреляли? — задал я наглый вопрос.

Он же глюк. Почему не задать волнующий вопрос привидению? Привидения вроде как врать не умеют.

— Хе… — Маршал, усмехнувшись, снова поправил свои шикарные усы мизинцем. — Хотели шлепнуть. Очень хотели. Целых два грузовика от Николки-пидораса прикатило на дачу меня брать под микитки.

— От кого? — переспросил я.

— От Ежова, — пояснил Семен Михайлович. — Неужто забыли уже про этого упыря?

— У нас на должности главного упыря Лаврентий Берия числится.

— Да какой он упырь, Лаврушка-то? Он чиновник, руководитель; как вы теперь выражаетесь — менеджер. Партия сказала — он выполнил, ровно на столько, на сколько приказали. Невозможное делал возможным. А Николка — тот с душой зверствовал, с чувством. Оттого, небось, и спился. Не то что до него Гершель работал — с холодным расчетом. Мыл он руки или нет, я не знаю, но голова у него всегда холодная была.

— Приехали чекисты на вашу дачу — и что дальше? — Нетерпение мое было сильнее озноба.

Когда я еще такое услышу, да еще из первых уст.

— А ты не перебивай старших. Молод еще.

Пожевал маршал усами, а глазами в себя впал, вспоминая тихим голосом:

— Высыпали они из кузовов и давай кричать в рупор, чтобы я добровольно сдался и разоружился перед партией.

— А вы?

— А что я? У меня на даче кроме наградного маузера с «Красным Знаменем» на ручке, еще пара пулеметов с гражданской заныканы. «Льюис»[121] английский и кольт американский.[122] И патронов к ним «родных» дохрена. Решил я: не дамся. Загнал всех своих в подпол, а сам с адъютантом как полили в два ствола, так чекисты сразу на жидкий стул сели. Залегли, и не шкнут. Сцыкотно им воевать-то. Не привыкшие они к этому. А как мы гранату кинули, так они вообще за деревья попрятались. Так два часа в позиционную войну и играли. Они шевельнутся — мы очередь. Они лежат, мы магазины с лентами набиваем заранее. Потом Коба позвонил. Сказал, чтобы я не нервничал, никто меня трогать не будет. И, правда, смотрю в окно: погрузились опричнички в свой транспорт и умотали. Но, говорит, пулеметы, все же сдай. Фу, мля, за это надо выпить. Труханул я тогда, как на духу говорю, в сабельной рубке так не трухал. А у меня все же пять Георгиевских крестов за храбрость в бою.

— Как пять? — не понял я и тут же уточнил: — Полный бант — это четыре креста.

— Тут такое дело было, понимаешь, перед тем как нас на Кавказский фронт перебросили… В общем, дал я в морду вахмистру, чтобы он руки свои не распускал. И меня за это под суд. Расстрел грозил, но заменили лишением Георгиевского креста. Первого моего. А потом я еще четыре заработал. Вот как оно по жизни бывает. — Маршал выдохнул и красиво сцедил стакан водки, занюхав его «мануфактуркой».

— А дальше что было? Ну со Сталиным?

— А вот дальше — военная тайна. А у тебя, паря, допуска нет, — смеется. — Лошадку я свою до ума доводил, которую потом «буденновской породой» назвали, хотя справедливее было бы ее казачьей породой назвать. От политики и большой власти отошел я до самой войны, но и не трогал меня никто. Даже сучонок Клим, который свою подпись на мой арест поставил. Тогда ведь как было: без подписи наркома никого и арестовать не могли из его ведомства. А рабочего, коли трудовой коллектив его на поруки взял, тоже отпускали.

— А потом?

Маршал помолчал и ответил грустным голосом:

— А потом колебался я синхронно с линией партии.

— А вот говорят, у вас в Первой Конной армии Бабель был?

— Хорошая бабель была, — кивнул маршал и игриво улыбнулся. — Но не о том сейчас речь. Не с тех яиц началась Троянская война.

Потрогал маршал мой лоб холодной рукой. И сказал уже тоном заботливой сиделки:

— Ну вот жар твой на снижение пошел. Что и требовалось…

— Больной перед смертью потел? — припомнил я старый анекдот. — Потел, отвечают. Очень хорошо!

А маршал, совсем не посмеявшись, снова растянул меха гармошки, позвякивая колокольцами.

И исчез, не допев.

Вот хотите — верьте, хотите — нет, а бутылка водки из морозилки тоже исчезла. Правда, это я уже потом обнаружил.

Но подлечил он меня, призрак-экстрасенс. С этого времени я потихонечку на поправку пошел.

И последний такой сон-явь я очень хорошо запомнил. Был он как те глюки, что посещали меня под охедином в сефардском госпитале Виго — реальнее самой реальности в ощущениях.

Ехал я куда-то в поезде, ночью. Плацкарте голимом, советском, на ощупь сальном. На боковой сидушке. И был я в зеленой курсантской форме с черными погонами. В «парадке» с галстуком, что характерно.

Напротив меня сидел небритый мужик с суховатым лицом, в потертом пиджаке. Синяя шерстяная сорочка с красной искрой расстегнута на три пуговицы.

Между нами на столике практически выпитая бутылка «Сибирской» водки со штампом вагона-ресторана на этикетке и нехитрая закусь из той породы, «чтоб была» для порядка. Без закуски пьют только алкоголики.

В окнах ничего не было видать. Темень и темень.

Вагон тревожно спал, покачиваясь.

Полумрак от дежурных лампочек.

И мерный перестук колес на рельсовых стыках.

— Вот ты учишься — так учись, — втирает мне этот мужик. — Мне учиться не дали. В Суворовское училище в конце войны разнарядка на меня пришла из военкомата, но не пустила родня. У меня отец — Герой Советского Союза, пал смертью храбрых при форсировании реки Днепр. И мне, как сыну Героя, пенсию хорошую платили. Вся семья с той пенсии кормилась. Хоть Алтай и благодатный край, а после войны и в нем было очень голодно. А в шестнадцать лет посадили меня на комбайн. Помощником. Так моя задница к этому комбайну на всю жизнь и приросла. А я учиться хотел. Шибко хотел. Не срослось. Не было бы этой долбаной пенсии за отца, может быть, и выучился. Так что учись, пока дают. И за себя и за меня учись…

Проснулся я после этого сна совсем здоровым. Только очень слабым. Но стамеску с киянкой руки держали.

Работать надо.

Учиться я давно выучился и за себя, и за того парня.

А через неделю я и «лапландер» за ворота смог выкатить. Ученикам в лесном колледже промдизайн читать. Я там только почасовик, и бюллетень мне никто оплачивать не собирался.

Новая Земля, Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 10 число 3 месяца, понедельник, 18:30.

Огляделся я в кабинете и сказал, что это хорошо. Можно убирать инструменты.

Одна стена была покрыта тонким ковром из венгерской синтетики, на котором я развесил свою коллекцию блескучих никелированных пистолетов вокруг трофейного бебута. Все, что насобирал за это время.

По краям ковра два ругеровских карабина повесил, а вот пулеметы в кладовку убрал.

Под ковром разместил низкий, но длинный самодельный комод (сам сделал!), в котором держал патроны и принадлежности для ухода за оружием.

Остальные стены, что не были отданы под книжные полки, украшали фотографии из «Календаря Зорана» с автографами моих девчат. В красивых рамах, которые сам смастерил из покупного багета.

Рама фотографии Наташи Синевич была по углам затянута черным крепом.

Надо будет мне на годовщину на ее могилку в Виго съездить. Помянуть по-нашему. Местные-то не умеют.

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 14 число 4 месяца, пятница, 15:30.

Прикатил домой после лекций в колледже — после дождей я сразу пересел на трехколесный скутер типа моторикши. А что — удобно, дешево, почти везде проходимо и топлива мало кушает. Сколько мне одному того груза везти надо? Слезы.

А что до безопасности, так в наших пригородах серьезное зверье уже давно повыбили. А местный горный лев давно решил с человеком не связываться, шибко умная зверюга. И о бандитах давно уже ничего не слыхали. Обходят они протекторат Русской армии по широкой дуге. Во избежание. Только чичи время от времени на юге шевелятся. Но это от нас далеко. И егеря свой хлеб там недаром едят.

Но автомат я с собой постоянно вожу, на всякий пожарный.

Как и «маузер».

Так вот, прикатив домой, неожиданно для себя обнаружил на внешнем крыльце Дюлекан Комлеву. Одетая в незнакомую мне униформу, она в обнимку со своей длинной «арисакой» кемарила по-солдатски, сидя на большом фанерном чемодане, закутанная в хлопковую куртку. Все же еще свежо у нас в предгорьях после мокрого сезона.

Рядом с ней стояла детская коляска на больших деревянных колесах, симпатичная такая — плетеная из ротанга и окрашенная в несколько цветов. Явная самоделка. И пара вещевых мешков под ногами вместе с длинной оружейной сумкой.

Я обрадовался. Все же после нашего прошлогоднего вояжа все «звезды путанабуса» для меня — родные люди. Родня новоземельная. Ближе них никого-то на ЭТОМ свете и нет.

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 14 число 4 месяца, пятница, 17:30.

Сервировка стола в кабинете, наскоро мной собранная, уже успешно порушена. Только один стакан, наполовину наполненный темным ромом, сиротливо стоял под коркой серого хлеба нетронутым.

Большая фотография Тани из «Календаря Зорана» за ним, прислоненная к стене, по углам рамы затянута черным крепом.

Я второй раз за год осиротел на этой Новой Земле.

Земля утрат.

Нет больше Тани Бисянки. Эльфийки с фиолетовыми глазами из зачарованного леса.

— Дочку Таня родила в мокрый сезон, четырнадцатого числа второго месяца двадцать третьего года, — рассказывала слегка прихмелевшая Дюля. — Восемьдесят дней назад. Ровно. А как только устаканилось с дождями, она в отставку подала. Приняли, хотя долго уговаривали остаться в инструкторах. Карьеру обещали. Но в итоге засчитали ей полностью службу за год. День за три — боевых. Остальные — день за два, в том числе и декретный отпуск. Получилось даже больше календарного года. Этого — новоземельного. А я просто отпуск взяла. И мы поехали к тебе, надеялись, что не выгонишь.

— Ты чё несешь, Дюль, окстись! — возмутился я в лучших чувствах. — Чтобы я вас выгнал?

— Кто тебя знает? Может, пока мы воевали, ты тут себе порядочную нашел? И вдруг на пороге — девка приблудная с дитем в подоле. Впрочем, проехали уже. Налей.

Я плеснул в стаканы на палец. Коричневого кубинского рома, который Дюлекан привезла с островов.

Моя бутылка «Новомосковской», едва вынутая, была ею засунута обратно в морозилку. А в руках у нее оказалась квадратная литровая бутылка с этим пойлом.

— Это Таня для тебя, козла, тащила. Порадовать хотела, — причитала Дюля, привычно вынимая пробку из бутылки. — Все же это первый ром с Кубы. Новой Кубы. А Таня так и не смогла стать кубинкой, в отличие от меня. Для нее ром — экзотика. Она вообще там как монашка жила. Вот скажи мне как на духу: за что тебя так любить?

— Как это случилось? Где ее похоронили?

— Похоронили ее по-русски в Береговом на военном кладбище с воинскими почестями. На кубинских мостках. Все же Бисянка — лейтенант нашей армии. Я не дала этим полосатым выкинуть ее в море по их дурной традиции. Мы уже практически прошли архипелаг. Так, несколько мелких островков оставалось по правому борту. Уже, считай, прямая трасса до Берегового. Кто бы мог подумать, что какая-то гнида там еще скрывается. Из пулемета нас обстреляли. С берега. Таня нагнулась, чтобы Маришанечку собой прикрыть — тут ей в висок пуля и прилетела. Сразу наповал. Не нагибалась бы — так бы мимо и прошла между ней и дочкой. Судьба! Никуда от нее не уйдешь. Судьбы и боги боятся. Отомстили ей, гады, за полсотни своих подельников.

— Сколько? — удивился я.

— Если точно считать, то ее личный счет — пятьдесят шесть жмуров. На прикладе увидишь. Каждый жмур — маленький серебряный гвоздик.

— Прям как у ее деда, — вырвалось у меня.

Дюлекан выпила, поставила стакан со стуком на столешницу, потом развязала горловину второго сидора и вывалила на стол несколько небольших свертков.

— Это документы на Таню и Маришаню, чтоб пенсию дочке оформить по гибели кормильца и вообще легализовать ее тут у вас в орденской бюрократии.

— Что я — дочку не прокормлю?! — возмутилась моя самость.

— Прокормишь, Жорик, я в этом теперь не сомневаюсь, — согласилась Дюлекан, но моментально выдала новое возражение: — Но пенсия дочери за погибшего офицера нашей армии на Кубе — святое. Не обижай всех нас отказом.

Развернула второй сверток и высыпала на стол несколько тяжелых знаков на винтах.

— Это Танины награды.

Дюля ласково перевернула знаки и выложила их в ряд.

— Ее кубинские награды, — уточнила она. — Боевой орден Камило Сьенфуэгоса и почетный знак снайпера, упокоившего полсотни врагов. — Она повертела в руках знак — позолоченные скрещенные в горизонтальной плоскости винтовки, в центре которых небольшой медальон с цифрами «50». — И медаль за освобождение Диких островов. Это тебе на хранение в семью.

— И у тебя такие награды есть?

— Есть, — ответила гордо. — Орден Че Гевары.

— А что не носишь? — спросил я.

Дюля усмехнулась застенчиво, отвела глаза, а потом выдала:

— Сиську трет винтом.

Кинула на стол еще толстую пачку фотографий, сказав устало:

— Потом посмотришь. Я не смогу. Я плакать буду. Налей еще. Наташку заодно помянем.

Выпили, по старой русской традиции, не чокаясь.

— Там еще в оружейной сумке, — припомнила Дюлекан, — ее «светка» с оптическим прицелом, наган, наградная «беретта» и почти десяток разных никелированных револьверов. Для твоей коллекции, между прочим, Таня это блескучее барахло собирала из трофеев. Старалась. У других выменивала.

Последнюю фразу Дюля сказала как бы с осуждением, кивнув на стену, где эта коллекция была у меня развешана.

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 14 число 4 месяца, пятница, 21:20.

— И запомни, Жорик, ты был единственным мужчиной в короткой жизни Бисянки. Как она тебя любила! Как любила! Аж завидки брали. Ну не стоит ни один мужик такой любви. Как увидела она тебя на конкурсном отборе, еще там, в Старой Москве, так и пропала. А ты слепой дурень был. Чурка безглазая. — Дюля смахнула слезу мизинцем. — Я из-за этой зависти к Танькиной любви и с Доннерманом спуталась. Вам назло. А, ладно… Дело прошлое.

— Что ж она тогда сачковала гаремную очередь? Раз так меня любила, — выдал я давно интересовавший меня вопрос.

— Совсем тупой, да? Да делить она тебя ни с кем не хотела. — И через паузу: — Что сидишь как засватанный? Наливай.

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 15 число 4 месяца, суббота, 07:03.

— Ну вот и исполнилась мечта идиотки, — заявила Дюля, активно позевывая спросонья, потягиваясь, раскинув руки в стороны, — Жорика в постель затащила.

Грудь ее на фоне рассеянного тюлем рассвета обозначилась четче и выглядела просто на миллион долларов.

А у меня весь мокрый сезон не было женщины. Не со школьницами же мне педофилией заниматься? Да и не в моем характере просто так титьки мять. А училки все тут глубоко замужем. Баб на Новой Земле на всех не хватает. Такое вот тут Иваново наоборот.

Я приподнялся и завалил Дюлекан снова в койку. Просто и грубо.

— Щас, исполним все твои мечты, — хитрым голосом сказочника из детской телепередачи пообещал я ей, ложась на нее и отираясь носом о ее нос. — У тебя есть три желания. Загадывай.

— У меня всего одно желание, — вспыхнув глазами, лукаво заявила прекрасная кубоэвена. — Но трижды!!!

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 15 число 4 месяца, суббота, 08:53.

— Завтраком кормить солдата будешь, хозяин? — мурлыкала Дюлекан, царапая коготком мне грудь. — А то мне скоро пора. До конца дня я должна быть в Береговом, иначе стану дезертиром. Или дезертиршей? Нет, дезертирша — это жена дезертира. Скорее дезертиркой, так правильно? Ты знаешь, что делают с дезертирами в военное время?

— Расстреливают, — раззявил я пасть в солидном зевке.

Хоть тут на Новой Земле ночи и длинные, но я не выспался.

Да и никто бы не выспался с такой секс-бомбой. А нам еще ночью приходилось неоднократно отрываться на Маришанечку — пеленать, подтирать, кормить и утешать. Хорошо еще, что Дюлекан притащила с собой некоторый запас всего необходимого.

— Во-во, — поддакнула мне Дюля, — так что корми меня быстрее. Мне еще попутный транспорт ловить. Хотя бы до ППД. На поезд я уже опоздала безнадежно.

— Возьми «лапландер», — предложил я. — Все же это твой трофей. С ветерком долетишь.

— Моего в нем всего треть, — возразила девушка. — А на оставшиеся две трети наследник — ты.

На что я резонно ответил:

— Я только Наташкин наследник. А наследница Татьяны — Маришаня. Так что я тебе свою долю дарю, а Мариночка подождет, когда станет взрослой. И вот тогда тетя Дюля ей чем-нибудь ее долю в трофейном наследстве возместит. По взаимному женскому согласию. Идет?

— Уговорил, речистый. — Дюля полезла целоваться в благодарность. А когда ей надоело мусолить мои губы, просто гаркнула по-боцмански: — Старшина Волынский, тебе первый лейтенант приказал обеспечить завтрак на все подразделение, а ты еще в койке валяешься! Мухой метнулся, иначе сейчас я тебя самого с костями съем!

Завтракали, впрочем, не торопясь. Я бы даже сказал — обстоятельно. В жестах Дюли появилась та неброская вальяжность, которая всегда отличает ветерана от новобранца. Любовался я девушкой.

— Может, все же останешься? — предложил я, наливая ей кофе. — Я похлопочу о переводе тебя в Демидовск. У меня тут уже связи образовались некоторые.

— Не могу, Жорик, даже не проси. Во-первых, я служу в Кубинской армии, и ваши кадровики тут не при делах. А во-вторых, меня там, на Диких островах, муж ждет.

— Кто? — не поверил я ее словам.

— Мой муж, — твердо повторила Дюлекан. — Законный. Команданте[124] Алехандро де Охеда Лопес. Заместитель начальника отдела специальных операций Главного штаба Кубинской армии.

И видя мое недоверие, она вынула из кармана удостоверение и протянула его мне.

Кусочек пластика размером в две банковские карты.

Герб Кубы. Староземельный, кстати.

Цветное фото Дюли-красавицы.

Какие-то цифры и шифры.

И надпись:

Dulekan de Ojeda Lopez.

Infanteria de marina.

Teniente Segundo.

— А почему тут написано, что ты второй лейтенант? Ты же сказала, что уже первый?

— Удостоверение не успела поменять, — отмахнулась она.

— Кстати, — спросил я, отдавая Дюле ее документ, — у твоего майора нет случайно родственницы по имени Вероника?

— Медичка, что ли? — наморщила девушка нос.

— Угу, — кивнул я в подтверждение.

— Сестра мужнина. Стерва еще та, — вздохнула Дюлекан. — Хорошо, что она в Нью-Рино вернулась после войны.

Новая Земля. Протекторат Русской армии.

Пригород Демидовска. Поселок Нахаловка.

23 год, 15 число 4 месяца, суббота, 10:00.

Я стоял на внутреннем крыльце, осторожно держа на руках запеленатую Марину Георгиевну Волынскую, которая лупала фиолетовыми глазенками на незнакомый ей двор.

Дюлекан уже завела «лапландер», махнула мне на прощанье рукой из открытого окна кабины и, блеснув зеркальными очками, выехала за пределы двора.

На улице же, утопив акселератор, она смело погнала джип к грядущим свершениям. Окончательному освобождению своей новой родины — Диких островов Новой Кубы.

А я остался.

Остался, как и мечтал — прожить остаток дней своих среди русских людей с любимой женщиной.

Куда уж любимей — дочь!

Москва, апрель 2012 — июнь 2013

Глоссарий

А-91 — российский автоматно-гранатометный комплекс А-91 (иногда также встречается обозначение А-91М), разработан в Тульском КБ приборостроения (КБП) под руководством В. П. Грязева. Изначально предполагался для вооружения сил специальных операций армии и МВД России, а также для экспорта. Оружие создано в конфигурации булл-пап, с интегрированным в конструкцию 40-мм гранатометом. В ходе разработки конфигурация и внешний вид оружия неоднократно менялись, самым заметным изменением стало расположение 40-мм гранатомета ГП-95 — если на ранних образцах он располагался над стволом оружия, перед рукояткой для переноски, а спереди под стволом находилась дополнительная вертикальная рукоятка для удержания оружия, то в последнем варианте гранатомет интегрированно переместился на более традиционное место, под ствол оружия, а его кожух образует цевье. При создании А-91 разработчики избавились от основной проблемы, связанной с компоновкой булл-пап, — выбросом стреляных гильз у самого лица стрелка при стрельбе с левого плеча и центром тяжести, смещенным в заднюю часть оружия. Вторую проблему решили, установив в передней части оружия массивный гранатомет, а для решения первой проблемы была разработана схема с удалением гильз из ствольной коробки вперед, через специальный канал, проходящий вдоль казенной части ствола и выводящий гильзы наружу справа, чуть позади пистолетной рукоятки. Отчасти аналогичная идея реализована и в бельгийской штурмовой винтовке FN F2000, однако впервые подобная схема была реализована в экспериментальных автоматах Коробова и Афанасьева еще в 1960-е гг. Ствольная коробка, не имеющая окна для выброса стреляных гильз, позволила не только защитить механизмы оружия от попадания грязи, но и уменьшить загазованность в районе лица стрелка, повысив тем самым комфортность стрельбы. В настоящее время автомат А-91 рекламируется КПБ как перспективное оружие, однако данных о серийном производстве и закупках данного образца в открытых источниках нет. С 2003 г. А-91 на экспорт производится под патрон 5,56x45 мм НАТО, и 40-мм гранатомет расположен под стволом.

ТТХ. Калибр — 7,62x39 мм или 5,56x45 мм НАТО. Тип автоматики — газоотводный, запирание поворотом затвора. Длина — 660 мм. Длина ствола — 415 мм. Вес — 3,97 кг без магазина с патронами. Темп стрельбы — 600–800 выстрелов в минуту. Отъемный коробчатый магазин на 30 патронов. Страна-производитель — Россия.

Байкал-441 — коммерческий вариант российского пистолета ПСМ (см.). Выпускается под патрон 6,35x15 мм Браунинг ( .25 ACP). Отличается от базовой модели более толстыми щечками рукоятки из пластмассы.

ТТХ. Свободный откат затвора. Длина — 155 мм. Длина ствола — 85 мм. Вес — 460 г без патронов; 510 г с патронами. Толщина — 18 мм. Отъемный магазин на 8 патронов. Страна-производитель — Россия.

Беретта 84 — итальянская фирма Fabbrica D'armi Pietro Beretta SpA входит в Beretta Holding Group, включающий ключевых производителей огнестрельного оружия и оптики, принадлежностей и одежды для охоты и спортивных состязаний. Пистолеты модели 81, 84, 82 и 85 имели сходную конструкцию и размеры, различались только калибром и емкостью магазинов. 81 и 82 модели имели калибр 7,65 мм Браунинг, а 84 и 85 — калибр 9х17 мм Браунинг курц. 81 и 84 модели оснащены двухрядными магазинами на 12 и 13 патронов соответственно, а модели 82 и 85 — однорядными на 8 патронов. В 1986 г. была выпущена модель 86 — гибрид 85 и 950 моделей, изначально разработанная для полиции и спецслужб. Характерными деталями этого пистолета являются откидной ствол и наличие наконечника ствола. 87 и 89 модели относятся к малокалиберным пистолетам, сконструированным под патрон кольцевого воспламенения 5,6 мм ( .22 LR).

ТТХ. Калибр: .22 LR (5,6 мм) — модели 87 и 89; 7,65x17 мм — модели 81 и 82; 9х17 мм — модели 84, 85 и 86. Емкость отъемного магазина: мод. 97 — 7 патронов; мод. 82, 85, 86 и 89 — 8 патронов; мод. 81 — 12 патронов; мод. 84 — 13 патронов. Длина — 172 мм. Длина ствола — 97 мм. Вес без патронов — 570–680 г. Страна-производитель — Италия.

Беретта 92 — классический представитель семейства боевых пистолетов 1970–1980-х гг. Производитель — Fabbrica D'armi Pietro Beretta SpA. Основные характеристики — автоматика на основе сцепленного затвора с коротким ходом ствола, запирание — по вальтеровской схеме, подвижной в вертикальной плоскости личиной. Магазин — двухрядный, на 15 патронов. Основной вариант ударно-спускового механизма — двойного действия, однако выпускаются и варианты с ударно-спусковым механизмом только двойного или одинарного действия, а также компактная версия Beretta 92 compact и вариант под патрон 40SW, обозначаемый Beretta 96. В середине 1980-х гг. этот пистолет выиграл конкурс армии США (с минимальным отрывом опередив SIG-Sauer 226) и был принят на вооружение взамен устаревших Кольтов M1911A1 под обозначением US Army M9 handgun. Пистолеты M9 выпускаются в США подразделением фирмы Беретта. Беретта 92 — один из самых распространенных в мире армейских и служебных пистолетов, имеющий много лицензионных клонов под разными названиями.

ТТХ. Калибр — 9x19 мм Парабеллум. Длина — 217 мм. Длина ствола — 125 мм. Ширина — 38 мм. Высота — 137 мм. Вес — 975 г без патронов. Отъемный магазин на 15 патронов. Страна-производитель — Италия.

«Бизон» (ПП-19) — пистолет-пулемет, разработанный в 1993 г. В. Калашниковым (сыном конструктора М. Калашникова) и А. Драгуновым (сыном конструктора Е. Драгунова) по заказу МВД РФ. На 60 % деталей ПП-19 совместим с автоматом АКСУ. ПП-19 работает на основе использования отдачи со свободным затвором. Ударно-спусковой механизм куркового типа. Для повышения точности стрельбы одиночными выстрелами стрельба ведется с закрытого затвора. Особенностью ПП-19 является отъемный шнековый магазин большой емкости. Достоинства — малая длина и высота при большой емкости магазина, удобный полноценный складной приклад, высокая огневая мощь, надежность работы в тяжелых условиях эксплуатации, высокая точность при интенсивной стрельбе, устойчивость при стрельбе с одной и двух рук короткими очередями, удобство удержания и хорошая контролируемость при стрельбе, а также возможность использования глушителей и дополнительных прицельных приспособлений для решения специальных задач. Недостатки — довольно большая масса оружия со снаряженным шнековым магазином, разбалансировка по мере израсходования патронов, а также высокая загазованность в области лица стрелка при использовании глушителя. Выпускается большой гаммой модификаций:

Бизон-2 — под патрон 9x18 мм ПП и 9x18 мм ПММ. Шнековый магазин на 64 патрона.

Бизон-2Б — то же самое, только с глушителем.

Бизон-2-01 — под патрон 9x19 мм Парабеллум. Шнековый магазин на 53 патрона.

Страницы: «« « ... 1819202122232425 » »»