Заклятые пирамиды Орлов Антон

– Кто-то из варваров украл четки из слез Не Имеющей Имени, – заметил Са’арби Хидэ.

Орвехт не стал задавать вопросов. Кое-что он услышал, этого довольно, чтобы позже все обдумать и сделать выводы. Нелюдской маг, мнящий себя оскорбленным из-за проигрыша Китона в давней войне, только того и ждет, чтобы он проявил хоть какие-нибудь эмоции в ответ на его подначки. Не дождется. И радовать его своим неведением Суно не собирался, тем более что рядом есть «проснувшийся Тейсу», которому не зазорно будет поинтересоваться у своего подданного, что здесь новенького за время его отсутствия появилось.

– И что они собой представляют? – полюбопытствовал Эдмар.

– Их можно найти в горах – в рудниках или в ущельях, они похожи на бусины из прозрачного стекла, размером с вишню. Пробить или просверлить такой шарик нельзя никаким инструментом, но если приложить их друг к другу, они слипаются, так из них можно составить бусы или четки. Они могут вырастать до таких размеров, как вы видите, граго, и тогда становятся оружием – ловят любое существо и убивают. Говорят, некоторые из знатных персон держат у себя целые галереи таких капель с трупами врагов внутри. Они всегда убивают, поэтому, если вам понадобится взять кого-то живым, пользоваться слезами Не Имеющей Имени не следует.

– Они рассчитаны на одноразовое применение?

– Нет, граго Эдмар, один и тот же шарик будет убивать, сколько пожелаете.

Суно уловил китонские чары – что-то вибрирующее и в придачу вызывающее оскомину, – после чего обе капли упали на землю, растеклись, освобождая мертвые тела, а после собрались в два маленьких стеклянных шарика, поблескивающих в пыли. Китони проворно подобрал их и один спрятал в карман среди складок своего шелкового одеяния, а другой подал Эдмару.

– Придется ненадолго задержаться, я должен похоронить своего товарища, – предупредил Суно.

Как он и рассчитывал, спутники возражать не стали: они отправились обходить дома и закоулки в поисках остальных слез Не Имеющей Имени. Безвестный ларвезийский завоеватель вряд ли ограничился двумя шариками – скорее всего, он прихватил ожерелье для своей подружки или четки, которые так и просились в руки, завораживая хрустальной прозрачностью родниковой воды.

Пока они обшаривали окрестности, Орвехт разломал деревянную ограду ближайшего палисадника и соорудил для Чевальда погребальный костер. Можно было натаскать мебели из опустелых домов, но он не рискнул соваться туда в одиночку: потеряешь осторожность – тут-то тебе и конец. «Глаз саламандры» заставил пламя с гудением взметнуться на высоту человеческого роста, и вскоре все было кончено, только в воздухе медленно кружили хлопья копоти.

Стоя над черным пятном кострища посреди вымершей улицы, Суно подумал, что поселенцы, которые приедут обживать избавленную от зловещего волшебства Мезру, вряд ли захотят осваиваться в этих деревнях, где первым делом придется собирать и хоронить ссохшиеся мумии. Здесь все пронизано напоминаниями о страшной безвременной кончине прежних жителей. Властям, заинтересованным в скорейшем возрождении сельского хозяйства, придется пойти на уступки, и понастроят здесь новых селений и усадеб, а эти останутся стоять заброшенными – заманчивые пристанища для волшебного народца. Впрочем, еще раньше сюда поналезет мародеров, а Светлейшая Ложа пришлет отряды экзорцистов и охотников на умертвий, чтобы зачистить территорию от нежити. Но все это будет потом, сначала должны выполнить свою миссию Орвехт, Эдмар и Са’арби Хидэ.

Пока что дела обстояли неважнецки. Предполагалось, что по мере того, как они будут объезжать мезрийские поселения, собирая заблудившихся духов китони и сжигая злополучные кости, мутное волшебное марево, обволакивающее Мезру, начнет постепенно таять, запах разложения рассеется, а шастающие средь бела дня умертвия позабиваются кто куда, потеряв силу.

Как бы не так. Ничего похожего не наблюдалось. Орвехт был обескуражен и чувствовал, что его спутники испытывают аналогичные эмоции.

Потом они начали замечать мелкие странности, вроде недавнего эпизода с гнупи. Это наводило на мысль, что причина постигшего Мезру бедствия кроется не только в гневе озлобленных китонских духов. Есть что-то еще. Корень зла – некий неизвестный фактор. Или, может, наоборот: нечто хорошо известное, лежащее на поверхности, нужно только открыть глаза пошире, чтобы это увидеть? Такая мысль у Суно тоже мелькала.

Са’арби приступил к обряду: выйдя на середину улицы, негромко запел, призывая потерянных духов китони войти в Хну’ангу. Голос у него был немного надтреснутый, но сильный и заунывно-влекущий. Закончив, он повел людей туда, где находились останки его соплеменников: духи, охотно занявшие место во «временном доме», подсказывали ему дорогу.

Боги милостивые, сколько же было в Паргате этого мерзкого добра… Покрытые лаком шкатулки. Кубки на бронзовых и серебряных ножках. Круглые плевательницы, полные мелкого домашнего мусора. Ножички для разрезания бумаги (вроде того, которым убили Джамо Фрелдона). Залитое свинцом пресс-папье с темными глазницами и круговым венчиком в волнистых бороздках. Костяные гребни, украшенные резьбой.

Эдмар еще в первый раз деликатно попросил Орвехта «не вмешиваться в процесс», все эти предметы они с китонским магом испепеляли вдвоем. Суно мог только смотреть и стыдиться за свой народ – «цивилизованный, просвещенный, тяготеющий к свету и справедливости». Попутно взгляд цеплялся за вещи, принадлежавшие вымершим жителям тех домов, куда они заходили: детские игрушки, шелковые сборчатые накидки на горках подушек, аляповато красивые пейзажи в рамках с приклеенными бумажными цветами, развешанное на стенах оружие, необъятного размера подштанники с заботливо вышитыми инициалами, ящичек с разобранными старыми часами, отводящие беду амулеты. Все как везде, все по-человечески… Орвехт следовал за своими спутниками, держась на шаг позади, и хранил молчание, а на сердце у него лежал камень.

Жалко, что нельзя спалить всю деревню одним махом. В первый раз Эдмар так и попробовал, но свалился в обморок. Очнувшись, он объяснил, что из него кто-то пытался вытягивать силу, и началось это, когда он пустил в ход огненную магию.

Выбираясь отсюда вместе с Хеледикой, Суно постоянно ощущал упадок сил и не мог ни мыслевесть послать, ни что-нибудь достать из своей волшебной кладовой. Позже, совершая вылазки в Мезру в составе исследовательских отрядов, он обращал внимание на то, что на этой земле его способности слабеют – вернее, тут любое магическое действие требует куда больших усилий, чем обычно, – и то же самое испытывали остальные коллеги. Теперь оказалось, что от этого не уберечься ни древнему магу, ни китонскому шаману.

И совсем не похоже на то, чтобы Мезра превратилась в прорву – территорию, где никакое волшебство невозможно. Тогда здесь не кишели бы умертвия и не работали бы заклинания. То неведомое, что вытягивает в Мезре силу у магов, само имеет магическую природу.

Просто так «сожрать» их оно не могло, но было тут как тут, если творимое волшебство превышало некий порог мощности. К тому же отравляло жизнь по мелочам, перекрывая доступ к магическим кладовкам. Правда, благодаря тому, что Эдмар мог уходить в Хиалу и путешествовать по ее тропам, от недостатка воды и продовольствия они не страдали.

«Древний маг у нас на побегушках, – про себя хмыкнул Суно. – Снабжением ведает…»

Вслух он этого никогда не сказал бы, незачем на пустом месте наживать врага, да и попросту неучтиво, но мысль заставила его усмехнуться.

– Не сочтите, что я сбрендил, но за нами всю дорогу следил сойгрун, – сообщил Эдмар, когда они выехали из Паргата и двинулись к следующей деревне. – Да, да, я осведомлен о том, что нежить сама по себе не может шпионить, у нее для этого нет ни мозгов, ни того, что хотя бы заменяет мозги, но пока мы ходили из дома в дом, эта прыгучая дохлятина мелькала в переулках и выглядывала из-за углов. Я мог бы ее поймать, но толку-то, все равно умертвие не допросишь.

– Кто-то смотрел на нас мертвыми глазами сойгруна, – заметил Хидэ таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

Опустевшая Аньона выглядела едва ли не гостеприимней, чем похожий на нее как две капли воды мезрийский город, который Орвехт посетил два с лишним года назад. Теперь здесь некому посматривать на тебя с угрюмым провинциальным высокомерием или, еще того хуже, как на потенциальную мишень. Местные жители питали неприязнь к чужакам, даже если речь шла о человеке из других краев, носящем одежду того же покроя и говорящем на ларвезийском языке, а представители других рас, вроде китони, были для них и вовсе на одной ступеньке с нечистью. Тот из приезжих, кто обладал достаточно развитой восприимчивостью, гуляя по этим улицам, постоянно ощущал подозрительные, настороженные, неодобрительные взгляды. Зато теперь по Аньоне слонялись одни умертвия – переродившийся волшебный народец с закатившимися, а то и вытекшими глазами. Ну, и еще Суно, поджидающий Эдмара.

Тот отправился вместе с китонским магом через Хиалу в Рланг. Са’арби Хидэ свою задачу выполнил: собрал всех до единого заблудившихся духов китони и удостоверился, что их неприкаянных костей на мезрийской земле не осталось. Теперь следовало вернуть его домой, в дальнейших делах он людям не помощник.

Постигшему Мезру бедствию дали толчок два фактора, которые так тесно переплелись, что лишь теперь стало ясно, что их было два. Один устранен, второй до сих пор никуда не делся.

Очертив защитный круг на площади перед мэрией с бельмом остановившихся часов, Орвехт за компанию с невозмутимым костяным зверем, запряженным в коляску, дожидался напарника. На другой стороне манил вывеской ресторанчик, в котором он побывал вместе с коллегами во время командировки, когда в Аньоне все еще жили люди.

Эта мысль отдавала цинизмом, но нельзя было не признать: сей городок из тех, где в условиях полного безлюдья чувствуешь себя спокойней.

Дома под крутыми черепичными крышами мутно поблескивали окнами в частых переплетах. На клумбах перед входом в ресторанчик торчали побурелые сухие стебли. Облупившийся указатель возле поворота в переулок за зданием мэрии морочил голову, приглашая посетить «Цирюльню дядюшки Хунсойма», которая якобы до сих пор ждет клиентов во все дни восьмицы. И все это недвижно, безжизненно, залито разбавленной сепией. Выморочное отражение в старом зеркале, воспоминание об Аньоне, которой больше нет.

Внутри этого зеркала Суно со своими спутниками провел около месяца, и впору было радоваться, что быстро управились. Все благодаря тому, что Вархут развивал порядочную скорость, не хуже, чем лошадь на скачках, и пассажирам коляски оставалось только поддерживать чары, спасавшие их от пыли. Больше мотаться по Мезре не придется. Хвала богам, второй источник мертвящего волшебства не рассеян по всей пораженной территории – он один-единственный и находится в Аньоне либо в ее окрестностях. Уж это они сумели определить, каждый своим способом, и результаты у всех троих совпали.

Эдмар запаздывал, это наводило на нехорошие домыслы. Что, если китони решили его задержать? Он, конечно, силен, но удалось же балбесу Дирвену его усыпить, использовав полученный от олосохарского народца амулет. Или ему просто все это без меры надоело, и он потихоньку смылся… Если он один раз уже открыл Врата Перехода и побывал в том мире, из которого пришел, кто ему помешает сделать то же самое снова, чтобы уйти насовсем? Никакие гарантии безопасности со стороны Светлейшей Ложи ему тогда не понадобятся, так что нет у него неумолимой причины для того, чтобы вернуться в Мезру и довести дело до конца.

В одиночку Орвехту затруднительно будет отсюда выбраться. Зверь с венчающим костяную морду кустистым рогом, похожим на ветку, обросшую белесыми кристалликами в соляном растворе, подчинялся только Эдмару. Сейчас он стоял себе посреди площади, как вытащенное на улицу музейное чучело, и простоять так сможет сколько угодно. А поезда через Мезру больше не ходят, придется до самой границы пешком.

Или – более заманчивый вариант, хотя и более опасный, – добраться до второго фактора и попытаться нейтрализовать его самостоятельно.

Суно решил, что будет ждать Эдмара до завтрашнего утра. Переночевать лучше в коляске, внутри защитного круга, а дальше… Посмотрим. По обстоятельствам. И вскоре после того, как он принял твердое решение, пустоту над площадью расколола трещина, из которой вынырнула иссиня-черная демоническая жуть, спланировавшая вниз. В последний момент Эдмар перекинулся, и булыжника мостовой коснулись не лапы с кинжальными когтями, а подошвы сапог.

– Коллега Суно, я немного задержался, – с обворожительной улыбкой признался напарник. – Не удержался от искушения, ванну принимал.

«И волосы красил, – про себя дополнил Орвехт. – Спору нет, такое дело, что никак нельзя было отложить на потом. Жабий стервец ты, хоть и древний маг».

– О чем разговор, коллега Эдмар? – произнес он вслух самым что ни на есть любезным тоном. – Что может быть лучше, чем лишние полчасика для размышлений без помех?

«Прождал я тебя с полудня шесть с половиной часов, скоро смеркаться начнет. Как я понимаю, надо радоваться, что ты ночевать не остался в Рланге, или где там тебя носило».

– Гостинец от Зинты, – Эдмар протянул ему сверток, извлеченный из складок вишнево-кремово-черного одеяния китонского покроя. – Просила передать, что соскучилась, и безумно вкусное печенье собственного приготовления.

Волосы у него теперь были черные с блестящим розоватым отливом, в длинной косой челке вызывающе выделялась ярко-розовая прядь. На ногтях разводы лака тех же цветов.

«Кого ты собрался очаровывать – меня или наших врагов? И как же ты транспортировал печенье, если по дороге перекидывался в демона – в какой-нибудь специальной внутренней полости его прятал?»

Ни тот ни другой вопрос не был задан вслух.

– Теперь надо найти гнездо главного злодея, – улыбнулся древний маг. – Хотя что ж его искать-то… Если вы думаете о том же, о чем и я, – поехали, посмотрим?

«А ты иногда бываешь деликатным», – с оттенком неожиданной горечи вздохнул про себя Суно. Говорить о своей догадке вслух ему и впрямь не хотелось.

– На северо-востоке, в тридцати двух шабах от города, – пояснил он, забираясь в коляску.

Вархут послушно тронулся с места. Мимо поплыли фонарные столбы, вывески, окна, тротуары. Иногда приходилось объезжать застывшие посреди улицы экипажи разной степени обветшалости. Ссохшиеся мумии лошадей или волов, лежавшие на мостовой, не бросались в глаза, напоминая скорее кучки темного тряпья, чем останки животных. Орвехт грыз печенье, ибо не на шутку проголодался.

– Как я понял, вы собираетесь вместе со мной пойти до конца, – произнес он полуутвердительно, покончив с трапезой. – Что вас на это толкает?

– А вас? – сощурился из-под челки Эдмар, пряча в глазах усмешку.

«Ответ за ответ? Хорошо, согласен».

– Это моя страна, какой бы она ни была и что бы она иной раз ни творила. И моя Светлейшая Ложа, какой бы она ни была. Я несу ответственность за дела моей страны и моей организации.

– Интересно, ведь у вас это совсем не высокопарно прозвучало, – усмешка стала явной, но издевки в ней не было. – А я хочу выиграть. И еще мне хотелось бы гулять по Аленде, посещать ваши чайные, театры, публичные бани и гнездышки дам полусвета без риска, что меня там сцапают и отправят сами знаете куда.

Суно кивнул. Он любил Аленду и тоже считал, что она того стоит. Тут они с Эдмаром сошлись во вкусах.

– Кроме того, я хочу получить с вашей Ложи обещанный зуб Оманга и приготовить противоядие для моей знакомой. Ей сейчас пятнадцать лет. Если ее не вылечить, она проживет еще столько же – в лучшем случае. Ее отец считает себя виноватым и готов заплатить собственной жизнью, лишь бы она выздоровела.

– А вам не чужды добрые побуждения.

Замечание Орвехта прозвучало так же двусмысленно, как и пояснения его собеседника.

– О, что вы, Суно, чего нет, того нет. Добро и зло здесь ни при чем. Требовать с него какую бы то ни было плату я не собираюсь, но я хочу, чтобы этот человек пережил заслуженное унижение. Вручу ему лекарство, повернусь и уйду. Чтобы он наконец-то почувствовал себя сволочью, каковой на самом деле является еще с тех времен, когда бегал по лесу в кошачьей шкуре и не шел на мой зов. Сколько раз я ему, мерзавцу, приносил сливок и оставлял на блюдечке под кустиком… И потом, когда он опять стал человеком и мы снова встретились, он вел себя ничуть не лучше. Если б не это, не было бы плачевной ситуации с его дочерью. Ради того чтобы убить меня, он самым жутким образом отравился и восемь лет спустя, сам того не зная, оделил отравой своего будущего ребенка – разве не мерзость?

– Достойно сожаления то, что в том мире маги не ведают самых элементарных вещей, – дипломатично отозвался Суно.

«А ты тоже хорош. И ведь сам не замечаешь, насколько хорош… Когда я подобрал на улице кошку и когда я взял под опеку Хеледику – это, знаешь ли, было отнюдь не одно и то же. Тем более этот кот, на которого ты жалуешься, как обманутый в лучших ожиданиях собственник, никогда не был обыкновенным животным – что явствует из твоих же слов. Ты хоть не забыл о том, что Страж Мира стоит выше любого из магов, коим надлежит относиться к нему с неизменным почтением?»

Эдмар, видимо, уловил, что ему не сочувствуют, и продолжать свои излияния не стал.

Мощеные улицы сменились окраиной – некрашеные заборы, фабрики с торчащими трубами, закопченные кирпичные стены. По скрипящему на все лады деревянному мосту переехали через речку, и по обе стороны от дороги потянулся кустарник, ржавый и безлистый вперемежку с бледной зеленью.

Вдали замаячила маленькая темная пирамидка. Вначале она почти не выделялась на фоне окружающего ландшафта, окутанная коричневатым туманом, но по мере приближения увеличивалась и становилась отчетливей, словно обретая все большую вещественность.

На развилке указатель сообщал о том, что налево проезд возможен только по особому разрешению, дорогу перекрывал шлагбаум. Здесь была охрана: навстречу гостям внезапно, словно сорвавшийся с цепи пес, взметнулся пылевой вихрь, обрушив на коляску шквал сора, мелких камешков, обломанных веток. Суно едва успел наколдовать «маску», прикрывшую лицо, и мельком подумал, что плакал роскошный китонский наряд Эдмара, а тот, видимо, подумал о том же самом, потому что мигом перекинулся и взмыл в воздух демоном.

Внутри беснующегося вокруг экипажа пылевого столба мотался унесенный ветром воздушный шарик – продолговатый, белесый, с нарисованной ухмылкой и свисающей ниткой. Хонкус. Если поймать его за «нитку», можно потребовать, чтобы он от тебя отстал, и ему поневоле придется уступить, подчиняясь Условию. Впрочем, поймать его непросто, вдобавок для большинства людей хонкусы остаются невидимками. А эту тварь и ловить бесполезно: умертвия свободны от Условия, тяготеющего над живым пылевым народцем.

Брус шлагбаума вспыхнул холодным голубоватым пламенем и затрещал, словно полено в костре, постепенно чернея и истончаясь. Он был защищен чарами, но заклинание Эдмара оказалось сильнее. Вархут с тяжелым топотом ринулся вперед. Дорога здесь раньше была отменная, за ней следили, но за время запустения, после двух зим и весен, образовались колдобины, так что коляска вовсю подпрыгивала и дребезжала. Демоническое существо стелилось над ней поверху черной тенью с синими, зелеными и золотыми переливами, которые то вспыхивали, то гасли.

За грохотом, производимым несущимся к цели экипажем, не было слышно шороха мусорных вихрей. Боги милосердные, здесь собралось не меньше сотни мертвых хонкусов, и на помощь им спешили издали новые. Не обладай Орвехт способностью видеть волшебный народец, он мог бы решить, что это внезапно поднявшийся ветер гоняет пыль и сор. Хотя настоящим ветром здесь и не пахло: псы из всех четырех стай обходили Мезру стороной.

Коляску преследовало сонмище тускловато-белых воздушных шариков с намалеванными рожицами. Они окружали ее со всех сторон, но приблизиться не могли из-за примененных магом защитных чар. Этим Суно ограничился: их слишком много, и если переводить на них силу, ее может не хватить при встрече с кукловодом. Эдмар бездействовал из тех же соображений. Они уже отметили и обсудили: здешняя нежить, если не сразить ее наповал, перехватывает от поражающего заклятия некоторую порцию энергии.

Из-за пляшущей в воздухе пылевой завесы и роя хонкусов с нарисованными усмешками, слетевшихся сюда со всей Мезры, окрестностей Суно почти не видел, кроме темной пирамиды в конце дороги. Уже можно было различить тусклый блеск рун, отлитых из зачарованного низкопробного золота и намертво вбитых в камень облицовки.

Случалось ли что-нибудь подобное раньше, до Мезры? Скорее всего, да, но знают об этом только посвященные из посвященных.

Накопитель окружала крепостная стена с башенками и железными воротами, которые Эдмар вынес с помощью заклинания. Экипаж влетел во двор.

Хонкусы не отстали, вились вокруг, словно сбежавшиеся на представление зрители в одинаковых белых масках и плащах-невидимках.

Выскочив из коляски, Суно бросился к двери, возле которой уже стоял его спутник в человеческом облике. Чуть не наступил на мумию посреди вороха форменных тряпок, взгляд зацепился за покрытую бурым налетом офицерскую бляху. Летучая нежить сопровождала его шелестящим облаком.

Около Накопителя господствующий в Мезре запах падали резко усилился.

– Знал бы, что здесь будет такая вонь, захватил бы респираторы, – с отвращением бросил Эдмар, распахивая дверь.

Он тут же ее захлопнул перед носом у хонкусов, но несколько призрачных воздушных шариков успело залететь внутрь. Маги их уничтожили. Те, что остались во дворе, липли к окнам, вяло толкая друг друга, из-за этого казалось, что стекла покрыты беловатой наледью, на которой процарапано множество мертвых рожиц. Внутри и без того царил полумрак, а из-за них стало еще темнее.

Они находились в нижней опоясывающей галерее Накопителя: длинное помещение шириной с добрый зал, разделенное надвое вереницей подпирающих потолок колонн из разводчатого зеленовато-серого камня. Позолоченные капители были покрыты рельефными символами, которые сплетались в заклинания отъятия во имя общего блага и добровольного дарения ради усиления мощи и процветания получателя дара. В убранстве Накопителей не было ничего случайного. А что касается «добровольности»… Многократно повторяясь на каждой капители, скульптурные заклинания были выполнены таким образом, что эта вопиющая ложь раз за разом все больше уподоблялась правде, будто бы подбираясь к ней крохотными шажками, и в конце концов теряла всякое от нее отличие.

На миг Суно ощутил жгучий стыд перед иномирцем за это лицемерие, так же как раньше ему было неловко перед Са’арби Хидэ за то, что вытворяли с останками убитых китони солдаты Светлейшего войска.

Шорох за поворотом. Маги молча переглянулись.

Они были готовы к нападению, но такой толпы гнупи не ожидали. Карлики с незрячими студенистыми глазами и слипшейся щетиной, с потрескавшейся кожей в лиловатых пятнах, в вонючих отрепьях красных и зеленых одежек, любимых черноголовым народцем, набросились на них всем скопом. Суно успел отступить к стене, только это его и спасло. Эдмар сделал то же самое. Перекидываться не стал, внутри Накопителя затраты энергии на любое магическое действие в разы возрастают. То, что снаружи для тебя пустяк, в этой чудовищной пирамиде, снизу доверху испещренной коварными символами, главный из которых – руна Отъятия, требует героических усилий. Да, скорее всего, здесь и не перекинешься, разработчики наверняка предусмотрели меры против таких фокусов.

Не ограничиваясь боевыми заклинаниями, Суно пустил в ход зачарованный кинжал – одним махом отправляет нежить в Хиалу и при этом, в отличие от людей, силы не теряет. Его напарник выхватил из складок китонского наряда китонский же веер: одна из тех изысканных смертоносных игрушек, которые режут не хуже ножа, хотя Орвехт всегда полагал, что чем холодное оружие проще, тем оно надежней. На мерцающее стальное кружево веера были наведены схожие чары, и численность гнупи мало-помалу сокращалась.

Из сумрака в дальнем конце коридора им на помощь примчались два сойгруна, однако эти прыткие создания с ногами кузнечиков, обитатели лугов и полей, больше сеяли неразбериху, чем помогали малорослому черноголовому народцу одолеть двух магов. Неведомый кукловод не учел того, что в закрытом помещении сойгруну не развернуться: совершив здесь привычный прыжок, тот или налетит на колонну, или вмажется в стенку, или толкнет кого-нибудь из своих же союзников, а поскольку это были умертвия, не приходилось ждать, что они смогут скорректировать тактику с учетом окружающей обстановки. Их маленькие лица напоминали ссохшиеся одуванчики, на тонких, как плети, руках до сих пор болтались уцелевшие браслеты, до которых падки живые сойгруны.

– Вы не ранены? – спросил Суно, переводя дух, когда все закончилось. – Зинта дала бальзам, надо немедленно смазать.

Сам он получил несколько царапин. Выглядит пустячно, но когда он в первый раз выбирался с товарищами из Мезры, ранение такого рода стоило жизни Джефройму. У них тогда не было с собой нужного лекарства.

Роскошное одеяние Эдмара – смелое и элегантное сочетание черного, кремового и вишневого – превратилось в не менее роскошные лохмотья. Тратить силы на восстановление изодранной одежды древний маг не стал: кто знает, на что еще они понадобятся.

За небольшой дверцей открылся коридор, выводивший в главный зал Накопителя. Под высоким шатровым потолком клубился сумрак, на полу поблескивали, словно сквозь грязную воду, выложенные золотой плиткой руны Отъятия и Перенаправленности. Орвехту с Эдмаром приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступать на них.

Круговые галереи в четыре яруса, ряды неброско выкрашенных дверей, на некоторых светились те же самые символы – это означало, что келья занята.

Орвехта накрыла мерзкая пронизывающая дрожь в мышцах, в сухожилиях, в костях, в рванувшейся, словно прочь из западни, душе, и в придачу подступила тошнота. Судя по тому, как обморочно осунулась худощавая треугольная физиономия древнего мага, тот испытывал похожие ощущения.

– Идемте, – поторопил Суно изменившимся голосом. – Держимся вместе, убиваем без проволочек. Чем быстрее закончим, тем скорее отсюда выйдем.

– Если сюрпризов не будет, – бледно, хотя и с оттенком куража, усмехнулся его спутник.

Хотелось спросить, на какие еще сюрпризы он рассчитывает, но на разговоры не было времени. Долго здесь находиться нельзя. Накопитель, оставшийся без контроля опытных магов-смотрителей, – это истинная морилка для любого, кто сюда заберется.

Было заселено четырнадцать ячеек. Внутри стояли одинаковые дощатые лежанки с тюфяками, снабженные боковыми загородками на петлях и крючках, чтобы искалеченный обитатель не скатился на пол. Четверо оказались мертвы, об остальных до сих пор кто-то заботился – вероятно, выполняющая команды кукловода нежить? Застоявшийся запах мочи и кала, слюнявые рты, затуманенные глаза. Или глаза, полные тяжкой ненависти. Убивал Эдмар, одного взмаха его веера было достаточно, чтобы отсечь человеку голову. Он сейчас был наемником, работающим за оговоренную плату, и действовал с хладнокровием и эффективностью дорогого наемника.

«Этот парень не простит того, что его тоже хотели обречь на такую участь», – мелькнула у Суно тревожная и немного виноватая мысль.

Не старая еще женщина с жидкой порослью свалявшихся желтовато-русых волос при их появлении засмеялась:

– Какой красавец пришел, а я тут без рук, без ног, посмотреть не на что… Зато у меня сынок есть, сынишечка, у него ноги получше, чем у вас, и рук сколько угодно! Родила я себе сыночка…

Короткий взблеск китонского боевого веера прервал ее излияния.

– Суно, моя длинная, как Млечный Путь, память, которую вернул мне Лилейный омут, свидетельствует о том, что я, скажем так, неоднозначная личность, – признался Эдмар, когда вышли из последней обитаемой кельи. Его щеки ввалились, под глазами проступили синяки, руки и шелковые лохмотья были забрызганы кровью. – На протяжении своих прошлых жизней я перепробовал все мыслимые и немыслимые пороки, в нынешней жизни я тоже не был пай-мальчиком. Увы, одно время я был энергетическим вампиром, ибо разучился пользоваться собственной силой. Я был убийцей, интриганом, насильником, обманщиком и много других интересных ролей перепробовал. Но таких вещей, какие творит ваша Светлейшая Ложа, я, право же, никогда не делал.

Орвехт не нашелся, что на это сказать. И лишь потом, когда дошли до лестницы, устало буркнул:

– Накопители держит не только Ложа.

– Да разве ж я это отрицаю? – расслабленно и покладисто усмехнулся древний маг.

«А еще ты был треплом, – мстительно дополнил про себя Суно. – И остался им по сию пору».

Они находились на верхней галерее. За перилами темноватым провалом зиял громадный центральный зал, в свете магических ламп сверкали на полу золотые руны. Запрокинув голову, можно было увидеть пирамидально сужающиеся своды, и в центре – золотую же пластину, даже в полумраке мучительно слепящую, так что возникало непреодолимое понуждение отвести взгляд. Что за символ на ней выгравирован, рассмотреть никак не удавалось, он как будто с некоторой периодичностью менял очертания, но чувствовалась исходящая от него мощь и угроза.

Орвехт со всей отчетливостью осознал, что они с напарником находятся в действующем Накопителе, в котором не осталось ни одного живого древнего мага. Кроме Эдмара-Тейзурга – его лицо приобрело цвет лежалого творога, подведенные глаза выделялись резко и театрально. Впрочем, Эдмаром Накопитель не ограничится. Сожрет обоих. Воздействовать на него Суно не мог: для этого нужны тайные заклинания, которым обучали только посвященных, он этими знаниями не владел. Надо поскорее уносить ноги.

– Сможете открыть Врата Хиалы?

– Здесь – нет. Эта ваша штуковина уже ко мне присосалась, как будто я бокал с коктейлем, гадость какая…

– Пошли к выходу.

Они напоминали двух пьяных, которые тащатся с пирушки, по мере сил поддерживая друг друга. На первой же лестнице едва не пересчитали ступеньки.

Суно тоже чувствовал себя омерзительно: Накопитель никаким магом не побрезгует, хотя известно, что подкормку для тех, кто находится снаружи, можно получить только с древних, остальные сгорят без отдачи.

Всего-то и нужно спуститься еще по двум лестницам и доплестись до двери, ведущей наружу. Выполнимая задача, несмотря на отвратное самочувствие. Накопитель не убивает. Здешние жертвы, как правило, умирают от старости, принеся немалую пользу, хорошо послужив Светлейшей Ложе. Тьфу, сами собой лезут в голову фразы, какими мудрые наставники ободряют новичков, потрясенных чудовищной правдой.

Скрип двери. Тихие шаги.

Увидев, что там, внизу, появилось, Суно ухватился за перила. Или он сходит с ума, или кто-то здесь сошел с ума еще до него…

Это был воистину лес рук. Или, скорее, существо напоминало куст: не меньше дюжины длинных конечностей, на загляденье мускулистых, раскинутых, словно могучие ветви.

– Демоны Хаоса… – потрясенно выдавил напарник, вцепившийся в перила рядом с Орвехтом. – Это ее сынок! Порождение той волшебницы. Готов поспорить, он-то и есть кукловод.

«Сынок» уже поднимался по лестнице. Ноги у него были крепкие, скульптурно стройные, с рельефными мышцами и большими грязными ступнями. Приплюснутая голова бугром выступала над плечами, а торса не разглядеть из-за обилия растущих отовсюду рук. Из одежды на нем были только рваные штаны, найденные, вероятно, возле какой-нибудь мумии.

– Она в избытке наделила его тем, чего сама была лишена, – печально заметил Эдмар. – Бежим! Пока он нас не уделал…

Бежим – это громко сказано. Они торопливо заковыляли по галерее, словно выпивохи, спасающиеся от полицейского патруля. Добраться до противоположной лестницы… Не получится. Обладатель дюжины рук передвигался куда проворней, и не осталось им ничего другого, кроме как ввалиться в первую попавшуюся келью – пустую, без трупа – и припереть дверь скрипучей деревянной лежанкой, которая, конечно же, его не удержит.

– Оставьте кровать! – бросил сквозь зубы древний маг. – У меня лучше есть…

Неужели он думает, что сможет здесь запечатать дверь заклинанием? Но нет, он вытащил из своих шикарных шелковых лохмотьев продолговатый сине-желтый цилиндр, изрисованный неведомыми значками. Из металлической штуковины на конце сего загадочного предмета полезло прозрачное желе, которое, накрывая дверную щель, мгновенно застывало, отливая льдистым блеском. Орвехт никогда не видел ничего подобного.

– Амулет из другого мира? – осведомился он, когда напарник закончил работу.

– Не амулет, – обессилевший Эдмар уселся на голую, без тюфяка, лежанку с опущенной боковой загородкой. – Это вакуумный клей. Склеивает что угодно с чем угодно, сразу схватывает намертво, даже в полном вакууме. Как чувствовал, что он пригодится.

– Вы думаете, клей выдержит…

Дверь содрогнулась от мощного рывка. Чудо-клей выдержал.

– Мы теперь замурованы, – пояснил иномирец.

– Радует, – иронически хмыкнул Суно. – Особенно с учетом того, что мы в Накопителе.

– До тех пор, пока он не разнесет преграду в щепки. Так что навсегда мы тут не останемся и от проблемы не избавимся. Всего лишь отсрочка.

Осмыслив услышанное, Орвехт присел рядом с ним на лежанку.

– У вас есть предположения, что это за тварь?

– Порождение несчастной волшебницы, которую скормили Накопителю.

Келью тускло освещала из ниши магическая лампа в виде шарика на подставке, напоминающей подсвечник. В углу притулилась широкая фарфоровая посудина с крышкой и двумя ручками по бокам, замызганная, с надбитым краем. В такие сосуды справляют нужду лежачие больные или пленники Накопителей. Дверь содрогалась от мерных ударов.

Среди магов попадаются Созидающие, Разрушители и Порождающие. Нечасто, но попадаются. Каждый из них взаимодействует с реальностью по-своему, каким образом – явствует из наименования. Все это Суно припомнил сам, не удручая собеседника своим невежеством.

– И как же у нее это получилось? – невольно пробормотал он вслух.

– Скорее всего, бессознательно: ей этого страстно хотелось, и когда сложилась благоприятная ситуация – раздрай, который здесь начался из-за бунта неупокоенных китони, – ее мечта претворилась в жизнь. Процесс порождения всегда окутан тайной, и со стороны кажется, что нечто появилось из ничего, хотя без желания и волевого импульса Порождающего ничего бы не произошло.

Эдмар говорил прерывисто, в паузах между ударами. Дверь уже начала опасно трещать.

– В отличие от нас, он здесь прекрасно себя чувствует, – с досадой отметил Орвехт.

– Волшебница постаралась наделить его устойчивостью к тем факторам агрессивной местной среды, которым сама сопротивляться не могла. Достойных ей посмертных путей… Она породила настоящего монстра, волшебное существо, способное контролировать нежить Мезры, словно фигурки на шахматной доске.

– На какой доске? – машинально спросил маг, оценивающе глядя на дверь.

– Шахматы – распространенная в нашем мире игра, в следующий раз непременно захвачу с собой и научу вас играть. Вы обещаете оказаться интересным противником. Увы, при условии, что он будет, этот недостижимый следующий раз…

Должен быть. Орвехта ждет Зинта, он ведь сказал ей, что вернется.

– Что вы собираетесь делать?

– Продать свою жизнь подороже, как говорят в мелодрамах, – печально улыбнулся древний маг, ласково и рассеянно поглаживая пальцем изысканное кружево веера с лезвиями.

– Тогда встаньте с кровати и дайте сюда клей, – он понизил голос до шепота. – Там что-нибудь еще осталось? Надеюсь, на замедляющие чары наших с вами сил худо-бедно хватит…

– Суно, вы прелесть! – шепнул в ответ Эдмар, его глаза вспыхнули.

«Польщен. Только лучше пусть для тебя «прелестью» будет кто-нибудь другой, у меня моя Зинта есть».

Дощатую лежанку поставили стоймя на одну из спинок, развернув смазанной поверхностью к двери, в которой уже появился первый пролом. Простенькие ученические чары замедления – чтобы молоко не скисало, чтобы шоколад в чашке оставался теплым, чтобы клей раньше времени не засох. И как же трудно сейчас удерживать эти чары… Хорошо, что они пришли сюда вдвоем и могли чередоваться – ни тот ни другой не управился бы в одиночку. Подбадривая себя, Суно мысленно изругал все Накопители, вместе взятые, и этот в особенности, и тех, кто когда-то додумался до самой идеи Накопителя… И еще тех, кто вряд ли захочет что-то менять, даже ознакомившись с его будущим отчетом о том, что явилось главной причиной мезрийского бедствия.

На пол летели щепки и занозистые обломки, некоторые из них прилипали к доскам лежанки – это свидетельствовало о том, что чары замедления работают. Главное, чтобы силы не истощились раньше, чем преследователь расправится с дверью. Порой Суно ловил себя на желании помочь ему.

Наконец порождение изможденной желтоволосой магички сочло, что дыра достаточно велика, и начало протискиваться в келью.

Орвехт и Эдмар стояли по обе стороны от лоснящейся свежим клеем лежанки, превращенной в ловушку. Руки они обмотали лоскутьями, оторванными от китонского наряда Эдмара – для страховки, чтобы самим ненароком не прилипнуть.

Темновато, и изучать противника некогда, но Суно успел увидеть глубоко посаженные глаза, не похожие на человеческие – словно два бездонных темных оконца, обрамленных какой-то мохнатой порослью, – приплюснутый нос и растянутый зубастый рот.

Вздыбленную кровать они подтащили почти вплотную к двери, и когда рассвирепевший «сынок» искалеченной волшебницы попытался отшвырнуть преграду, просто перестали поддерживать замедляющие чары.

Лежанка вместе с прилипшей жертвой с грохотом обрушилась на пол, в исходное положение.

С угрожающим шелковистым шелестом развернулся веер Эдмара.

Тот выглядел так, словно приготовился упасть в обморок, однако это не помешало ему отсечь кукловоду Мезры точно выверенными взмахами сначала одну, потом другую ступню: как бы все ни повернулось дальше, гоняться за посетителями эта тварь больше не сможет. Двумя фонтанами ударила темная, будто смешанная с дегтем кровь.

«Похоже, Лилейный омут вернул тебе не только память и силу, но и прежние боевые навыки. Стоит иметь в виду».

Существо хрипело и утробно ревело, половина его рук приклеилась, другая половина дергалась и наугад тянулась схватить врагов – он их не видел, его лоб тоже влип в доски.

– Поверь, я не хочу тебя убивать! – выкрикивал, словно в истерике, Эдмар, орудуя окровавленным веером. – И твою достойную матушку я тоже убивать не хотел! С несравненно большим удовольствием я бы убил не вас, а кого-нибудь другого!

Орвехт понимал, что это своего рода заклятие, чтобы убитый не держал зла на победителя, но подумалось: «кого-нибудь другого» – это, не иначе, тех, кто не хочет отказываться от Накопителей, ибо считает такие способы перераспределения силы само собой разумеющимися?

Эдмару-Тейзургу проще, он сам по себе. Но что же со всем этим делать ему – лояльному магу Светлейшей Ложи?

На лежанке громоздилась груда изрубленной окровавленной плоти. Эдмар плавным движением стряхнул брызги со своего оружия и пошатнулся, чуть не рухнув на останки противника.

– Идемте, – окликнул его Орвехт, которому так и не пришлось пустить в ход кинжал, ибо он просто не рискнул лезть напарнику под руку. – Обопритесь на мое плечо, только сначала сложите веер.

Всю дорогу до выхода его не оставляло опасение, что так просто им отсюда не уйти, вот сейчас появится кто-нибудь еще, а они оба совершенно измотаны… И лишь когда вышли наружу, зажмурившись от непривычно яркого света – коричневая хмарь почти истаяла, сквозь нее просвечивало золотисто-голубое небо, на западе щедро сияло вечернее солнце, – он понял, что их миссия выполнена.