Загадка Александра Македонского Гульчук Неля
Стражники увели военачальника.
Вскоре дошла очередь до Каллисфена. Философ отпил из чаши и тут же приблизился к Александру.
Гефестион взглядом предупредил царя о неповиновении его приказу. Тот промолчал и отвернулся, не удостоив строптивца поцелуем.
Один из царских угодников крикнул:
– Правильно, царь! Каллисфен не достоин твоего поцелуя. Он не падал ниц перед сыном самого Зевса!
Каллисфен, гордо вскинув голову, отошел от царя и удалился из зала, не проронив ни слова.
Быстрый взгляд Гефестиона отметил, что некоторым гетайрам поведение Каллисфена пришлось по душе.
Несколько македонян послушно пали ниц, словно ничего не произошло, и получили от царя поцелуи. Но настроение Александра уже было испорчено.
Зазвучали восточные инструменты. Под знойную мелодию в зал, грациозно двигаясь, вошли юные танцовщицы из нового царского гарема.
Плавно извиваясь в танце, они подползли к победителю и распростерлись перед ним ниц.
Необычайная грация их движений околдовала Александра. Он обратился к друзьям, возлежащим недалеко от него на ложах за пиршественным столом:
– Я, Александр, сын Зевса-Амона, говорю всем: не лучше ли соединить все народы в один? Иметь общую одежду и трапезы, браки и обычаи? Почему бы македонцам не смешать свою кровь с персами? И кровным родством новых поколений не закрепить наши победы? И тогда эллинским считать доблестное, а варварским дурное…
Взгляд Гефестиона стал тревожным. Он с опаской взглянул на Клита. Лицо его было сумрачным.
Птолемей вспомнил Таиду. Он был уверен, что свободолюбивая афинянка никогда не одобрила бы ни его поведения, ни поведения Александра.
Александр благосклонно поглядывал на македонских военачальников, облаченных в персидские одежды. Таких было немного.
– Неужто персидское платье так уж тебе не по нутру? – обратился царь к Клиту.
Тот промолчал.
Начался пир. Александр был возбужден, много пил и смеялся, но не был весел.
Один из пирующих приподнялся на своем ложе и чуть не упал, запутавшись в длинных персидских одеждах.
Клит удовлетворенно усмехнулся.
Упавший, это был философ Анаксарх, поднялся, быстро оценил происходящее и, высоко подняв кубок с вином, громко сказал, чтобы слышал царь:
– Мы воспеваем подвиги Геракла, но разве подвиги нашего царя, сына Зевса, менее великие?
На лице Александра отразилось удовлетворение. Он надменно улыбнулся этой грубой лести.
Но Клит, с детства презиравший ложь, возмутился, стремительно вскочил и закричал:
– Льстец! Презренный льстец! Не смей унижать имена древних героев Эллады. Александр, опомнись! Как можешь ты выдавать себя за сына Зевса и отрекаться от родного отца Филиппа, своими доблестными победами принесшего славу Македонии?
Гефестион делал Клиту знаки замолчать. Но тот, похожий на разъяренного зверя, ничего не видящего вокруг, поднял правую руку, изуродованную глубокими шрамами от ран.
– Я заслужил право говорить правду! Эта рука, Александр, спасла тебя от неминуемой гибели в битве при Гранике, эта рука научила маленького македонского царевича, сына Филиппа, то есть тебя, царь, владеть мечом и отражать удары. Эта рука…
Александр громовым голосом прервал Клита, закричал на весь огромный зал:
– Замолчи, мне не нужна твоя правда! Сейчас же замолчи!
Но бесстрашный Клит не собирался отступать:
– Я завидую погибшим. Они не увидели тебя, за которого не щадили своих жизней, в персидском платье, в тиаре самого Дария. Им не пришлось унижаться перед персами, прося допустить к своему царю. Меня, твоего военачальника, недавно не хотели пропускать к тебе.
Поднялся невообразимый шум. Гости старались успокоить Клита, Гефестион – Александра.
– Клит, успокойся! – просил Птолемей.
– Ради нашей дружбы! – умолял Кратер.
Но Клит не внимал уговорам друзей:
– Македонцы – свободные люди, привыкшие говорить открыто все, что считают нужным! А ты, сын Зевса, предавший своего отца, живи с варварами и рабами, которые будут льстить тебе и говорить только то, что желают слышать твои царские уши!
Вне себя от гнева царь схватил яблоко и запустил в Клита. Клит успел увернуться. Рука царя нетерпеливо искала меч. Он забыл, что одежда персидского владыки была без меча. Только в Македонии они не снимали оружия, отправляясь на пир.
Гефестион умолял:
– Александр, успокойся!
Верные друзья вторили за Гефестионом:
– Клит не прав, но он любит тебя!
– Остынь! Гнев – плохой советчик!
Александр никого не желал слушать, вскочил с трона, закричат:
– Слушайте все! Царь в опасности! Трубите тревогу! Стража, ко мне!
Щитоносцы стояли не шелохнувшись после его приказа и лишь растерянно переглядывались. Александр в бешенстве ударил одного из них кулаком по лицу.
– Выведи Клита! Выведи его отсюда! – молил Гефестион Птолемея.
Птолемей повис на плечах Клита, стараясь вывести его из зала. Вывел с огромным трудом.
Вернувшись, Птолемей шепнул Гефестиону:
– Я увел его за пределы дворца. Может быть, он придет в себя, успокоится.
Александр бегал по залу, искал Клита. Успокоиться царь не мог, обращался ко всем с одним и тем же вопросом:
– Где Клит? Где подлый изменник?
И вдруг он увидел Клита, входящего в зал. Он дерзко смотрел в глаза Александру:
– Запомни, царь всех стран света и Персии прежде всего! Победа на поле битвы – заслуга воинов, но слава достается одним царям!
Александр выхватил копье у стоявшего рядом телохранителя и с силой метнул его в грудь Клита.
И точно попал в цель!..
Клит со стоном упал.
По огромному залу расползлась зловещая тишина.
Затем послышался хрип Клита в предсмертной агонии. В его сознании, подобно вспышке молнии, пронеслось: Ахилл-Александр поражает копьем Гектора-Клита. Гектор-Клит медленно падает, затем встает. Ахилл-Александр подходит к нему, крепко обнимает. Это было в начале похода, в Трое… Рядом с курганами легендарных героев…
Опомнившись, Александр бросился к другу, позвал:
– Клит! Клит!..
Но Клит безмолвствовал. Поздно! Царь ухватился за копье и вырвал его из груди друга, забрызгав кровью персидские одежды. Он склонился над Клитом и окровавленными руками ощупал его тело, пытаясь обнаружить признаки жизни, но, осознав непоправимость случившегося, срывающимся голосом выкрикнул:
– Я убил друга! Я – убийца!
Царь развернул копье острием к себе, чтобы броситься на него и пронзить горло.
Гефестион и Птолемей схватили Александра за руки и вывели из зала.
Когда царь проходил мимо македонцев, они с ужасом взирали на его лицо и руки, забрызганные кровью.
Войдя в спальню, Александр в окровавленной одежде с рыданиями бросился на ложе.
Он проклинал себя:
– Я убийца вернейших своих друзей! Нет мне прощения!
Гефестион подошел к нему, смыл кровь с его ладоней и лица.
Александр оттолкнул его руки:
– С меня невозможно смыть кровь. Я совершил убийство! Убийство!.. Убийство!..
Он снова и снова, словно в бреду, повторял это слово. Затем резко, срывающимся голосом приказал:
– Уходите все! Оставьте меня одного.
Все вышли.
Александр лежал запрокинув голову. Взгляд его был неподвижен.
Три дня он никого не принимал, не притрагивался к пище, не мог справиться с охватившим его отчаянием.
На четвертый день Гефестион решился нарушить одиночество друга. Александр лежал с отрешенным потухшим взглядом, устремленным в потолок. Он лаже не повернулся на шаги вошедшего.
– Александр, – окликнул его Гефестион.
Глаза царя посмотрели в его сторону, в них была пустота – ни радости, ни печали.
Гефестион склонился над Александром:
– Ты не имеешь права так долго печалиться! Все ждут тебя! Впереди Индия! Разве ты передумал достичь края Ойкумены?
Ответом Гефестиону было молчание. Александр не услышал слов друга.
В спальню вошли прорицатель Аристандр и философ Анаксарх.
Философ Анаксарх твердо громким голосом произнес:
– Великому царю, царю всех стран света, позволено все. Великий царь прав всегда, что бы ни совершил.
Александр застонал, сильная душевная боль снова пронзила его. Ведь он был прежде всего царем македонцев. Он не имел права убить македонца, пока за это не проголосует суд всего войска. Он, царь, преступил один из важнейших законов Македонии.
Ослабевшим от бессонницы голосом Александр напомнил всем собравшимся около его ложа:
– Он был рядом со мной с самого детства, он любил меня, любил… Я совершил убийство! Убийство друга, спасшего мне жизнь!..
Прорицатель Аристандр, мнением которого Александр всегда дорожил, постарался убедить его:
– Так повелели боги! Так повелел твой отец Зевс! А воля отца – закон!
Александр приподнялся на ложе, повторил за прорицателем Аристандром:
– Так повелел Зевс, мой отец!
Царь встал, подошел к Гефестиону, чтобы в глазах друга прочитать прощение своему поступку.
– Воины решили судить Клита за измену. Они считают его гибель законной, – тихо проговорил Гефестион.
– Они правильно считают, – с явным облегчением выкрикнул Александр. – Я прав всегда. И меня, царя, никто не может судить.
С этого дня Александр твердо уверовал в свою непогрешимость и никогда не каялся за содеянное зло.
II
Подходил к концу осенний месяц пианепсинон. Окружающие Афины горы и холмы окрасились в багряно-золотистые тона.
В один из дней, когда воздух был особенно чист и прозрачен, Таида и Иола, внимательно оглядев себя в серебряном зеркале и не найдя в своих нарядах никаких недостатков, спустились в сад дома Таиды. Гетеры удобно расположились на мраморной скамье и начали вспоминать прошлое. Оно стало неизменной темой их разговоров за последнее время.
– Когда сильные руки Неарха обнимали меня, я почти теряла сознание от блаженства. Ах, скорей бы увидеть его снова, скорей бы снова испытать это божественное наслаждение!
Таида заглянула в глаза подруги и сказала:
– Не печалься. Ты знаешь, как я нежно люблю тебя и желаю тебе счастья. Вот увидишь, Неарх вернется и вы вновь будете счастливы. А что делать мне? Мое сердце разрывается от любви к Александру и Птолемею. Я не могу больше. Птолемей неумолим и ревнив, он любит меня. А Александру я стала не нужна. Он живет в своем мире завоеваний и новых открытий, и мне кажется, что этот мир без любви скоро погубит его. Царь любит Гефестиона!.. Но когда мы были вместе, он любил меня. Я не могу забыть его поцелуи. Это были неповторимые мгновения в моей жизни! Я умираю от желания снова принадлежать ему. Иола, я гибну, гибну…
Внезапно Таида прижалась к Иоле и потеряла сознание.
Испуганная Иола растирала Таиде лицо, руки, звала ее:
– Таида, я здесь, с тобой! Ради Афродиты приди в себя!
Таида открыла глаза:
– Иола, со мной что-то происходит… что-то изменилось внутри меня… Этой ночью во сне мне снова явилась Афродита. Она была прекрасна, как всегда. «Ты верно служила мне в ранней юности, – сказала она, – а сейчас ты страдаешь из-за любви к двум дорогим твоему сердцу мужчинам. Я объявляю тебе волю. Ты должна явиться в Коринф, в мой храм, в котором принесла мне в жертву свою невинность. Там ты обязана встретиться со жрецом Иероном, первым посвятившим тебя в таинство любви, рассказать ему о своих сомнениях и попросить совета, что делать. Я сама отвечу тебе устами Иерона или верховной жрицы».
Иола поразилась:
– Действительно Афродита так сказала?
– Да, ведь я ее жрица. Раньше я всегда говорила себе: я – жрица Афродиты и не имею права отказывать в своей любви тем, кто хочет чтить богиню, а теперь…
Таида задумалась, на ее устах блуждала слабая улыбка, наконец она решилась:
– Я исполню приказание Афродиты. Встречусь с Иероном в храме богини, открою ему все, что разрывает мое сердце, и последую его советам.
Иола воскликнула:
– Когда мы едем, Таида? Не оставляй меня здесь одну. Я очень хочу снова побывать в Коринфе. Ведь там я познакомилась с Неархом…
– А я впервые увидела Птолемея, и он подарил мне красавицу Афру. Помнишь?
– Как не помнить!.. Таида, – мечтательно обратилась Иола к подруге, – я тоже хочу попросить Афродиту, чтобы она ниспослала нам с Неархом скорую встречу, много радостных дней и подарила красивых детей.
– Значит, решено!.. Мы отправляемся на днях в Коринф.
Если Иола твердо знала, чего она желает от путешествия в Коринф, то Таиду терзали сомнения. Она пыталась разобраться в том, что таилось в глубине ее сердца. И не могла!.. Иерон мудр, наверняка он поможет осмыслить ее поступки и сердечные порывы.
Когда вдали показались постройки Коринфа, его холмы, окрашенные в золотистый цвет осени, и синие воды залива, Иола и Таида не сдержались от радостного крика, ведь здесь, в школе гетер, прошли их детство и ранняя юность.
– Коринф! Коринф! – ликовали они.
Коринф достиг известности благодаря богине любви и Коринфскому союзу, объявившему войну персам. Из всей Греции, из цивилизованной Азии устремлялись сюда тысячи людей, влекомые любопытством и жаждой плотских наслаждений.
Храм Афродиты Коринфской был чудом искусства по своей красоте и изящной простоте.
Вокруг храма простирался прекрасный сад, привлекавший своими аллеями и ароматом цветов влюбленных. Множество укромных уголков таинственного вида были разбросаны по саду к услугам приносящих жертвы богине любви.
Гетеры сошли с повозки перед вратами храма.
– Иола, твое сердце, должно быть, уже сильно бьется? – поинтересовалась Таида. – Ведь в этом храме ты провела счастливейшие мгновения своей жизни…
– Да! Я не могла заснуть всю ночь, так взволновали меня воспоминания о Неархе.
– Пусть Афродита вновь подарит тебе счастливые дни!
– О Таида! Я буду просить Афродиту именно об этом.
Едва Таида и Иола ступили на территорию храма, как увидели жреца Иерона, идущего им навстречу. Он словно ждал их.
Жрец Иерон сильно постарел, но его сходство с Приапом не уменьшилось. Он широко улыбался, как будто и не расставался с Таидой.
– Я не сомневался, что снова увижу тебя, Таида! – воскликнул Иерон. – Мы рады приветствовать в Коринфе прекраснейших из гетер. Вы явились, разумеется, с тем, чтобы почтить Афродиту. Да ниспошлет богиня на вас свои блага и сделает столь же счастливыми, сколь сотворила прекраснейшими.
– Я должна тебе многое поведать, – нетерпеливо проговорила Таида.
– Сначала посетите святилище и после того, как ты и твоя спутница выразите Афродите свое благоговение, я представлю вас верховной жрице, которая внимательно все выслушает и даст вам свои советы. На меня же, как ты знаешь, в храме богини возложена миссия первого посвящения в таинства любви.
Таида невольно подумала о девушках, отдающих себя во власть Иерона. Неужели жрец до сих пор владеет искусством посвящения?
И снова Иерон, как в те далекие дни, сумел прочитать ее мысли.
– Многих после тебя посвятил я в таинство Афродиты и признаюсь тебе, Таида: ты – избранница великой богини!..
Иерон ввел гетер внутрь храма.
– Созерцайте статую богини вблизи и можете даже прикоснуться к ней.
Он оставил гетер одних в храме. Священный трепет охватил молодых женщин перед этой всеми чтимой святыней. Восхищенные, смотрели они на статую богини, которая представляла величественнейшее зрелище женской красоты.
Подруги опустились на колени и начали молиться.
– Богиня любви, я пришла к тебе, чтобы рассказать о своих сомнениях, терзающих мою душу. Вложи в уста верховной жрицы свои советы в отношении моего пути, и я последую им, – молила Таида.
– Я молю тебя, могущественнейшая из богинь, дарящую людям любовь, величайшее благо на земле, соедини мою судьбу с судьбой Неарха, которого люблю всем сердцем, – умоляла Иола.
Закончив молитвы, гетеры долго оставались погруженными в созерцание богини.
Затем они поднялись и, обвив руками статую, прижали свои головы к стопам Афродиты.
В это мгновение молодые девичьи голоса запели гимн богине.
Величественный гимн, исполняемый ангельскими голосами, был настолько красив, что Таида и Иола, потрясенные, разрыдались.
Когда пение гимна закончилось, они вышли из храма в сад, где их ждала верховная жрица. Калиса, так звали ее, была женщиной выдающегося ума, выбранной из знатной семьи архонта. В ранней юности, в тринадцатилетнем возрасте, она поступила в школу жриц и больше не покидала пределов храма.
Калиса была твердо убеждена, что в ее лице воплощается Афродита, и ее сердце переполнялось радостью, когда со всей Эллады весной и осенью сюда стекался народ, чтобы вознести молитвы Афродите. Верховная жрица была музыкальна, молода и хороша собой.
Иерон представил ей гетер, и она одарила их приветливой улыбкой. Таида и Иола низко поклонились жрице.
– Приветствую воплотившуюся в земной образ славной богини любви, – приветствовала жрицу Таида.
Увидев раскрасневшиеся от слез глаза Таиды и Иолы, Калиса сказала:
– Богиня до слез тронула ваши сердца. Афродита поступает так только с избранными, кому желает даровать свою милость. Сейчас вы можете открыть мне свои сердца. Пройдемте в мои покои. Сначала ты, Таида, затем твоя подруга. Иола, побудь в саду, пока я буду беседовать с Таидой.
Таида и Калиса уединились в великолепных покоях жрицы, украшенных миниатюрными статуэтками Афродиты, рядом с которыми стояли вазы со свежими розами, анемонами, фиалками, нарциссами, лилиями. Таида поведала все о своей жизни, с первый встречи с Птолемеем и Александром, о своей любви к ним, о том, что эти два чувства находятся в постоянной борьбе между собой. Наконец, рассказала историю сожжения Персеполя и о том, как Александр отверг ее. Она откровенно призналась:
– Воспоминания о поцелуях Александра преследуют меня днем и ночью с такой непреодолимой силой, что иногда мне кажется, что я сойду с ума.
Под тяжестью нахлынувших воспоминаний Таида печально склонила голову.
Верховная жрица внимательно выслушала исповедь Таиды и, некоторое время подумав, произнесла:
– Запомни: богиня расценивает страдание как зло, ниспосланное богами, и считает, что человек создан для наслаждений и радости и должен по законам праздника устроить здесь, на земле, свою жизнь. Ты достаточно страдала. Я буду просить за тебя Афродиту. Богиня сообщит мне свои пожелания, и я передам их тебе. Ты же будешь обязана их выполнить. Завтра утром, сразу после восхода солнца, я буду ждать тебя и твою подругу в святилище богини.
Следом за Таидой в покои жрицы вошла Иола.
В эту ночь впервые за долгое время гетеры уснули легким освежающим сном. Проснувшись рано утром, они поспешили в сад храма. Издалека до их слуха донеслось пение.
– Верховная жрица молится за вас Афродите, – сообщил Таиде встретившийся им в саду Иерон.
Вскоре распахнулись двери храма, и с приветливой улыбкой на лице вышла Калиса. Она предложила гетерам последовать за ней в один из тенистых уголков сада, где, расположившись уютно на скамье, они начали беседу.
– Сегодня ранним утром я вознесла за вас молитву Великой богине. Стоя наедине с Афродитой, я почувствовала ее прикосновение к моему сердцу и лицу, мысли мои сразу прояснились. Я услышала повеление богини:
«Гетеры Таида и Иола пришли ко мне и просили помощи. Их просьбы тронули меня. Чтобы облегчить душевные страдания Таиды, я советую ей соединить свою судьбу с тем мужчиной, который первым подарит ей поцелуй по ее возвращении из храма в Афины. Он будет ее избранником, утешителем и обессмертит ее имя в веках».
Таида вопросительно посмотрела сначала на Иолу, потом на жрицу, та продолжала:
«Иоле я советую ждать возлюбленного и быть осторожной».
Не дожидаясь вопросов и слов благодарности, верховная жрица поднялась, простилась легким поклоном с застывшими от изумления гетерами и удалилась по дорожке сада в свои покои.
– Я повинуюсь, – прошептала Иола.
– Скорее в Афины!.. – нетерпеливо вторила ей Таида.
Возвратившись в Афины, Таида получила длинное письмо от Птолемея. Это было первое его послание к ней после их разлуки. Она удобно расположилась на скамейке в саду, чтобы не спеша прочитать его.
Иола недалеко от нее тихо наигрывала на флейте нежную мелодию и наблюдала за подругой. Вдруг она заметила, как мрачнеет лицо Таиды. Таида оторвала глаза от письма, – они были печальны.
– Что случилось? – поинтересовалась Иола.
– Зверски убиты Филота, Парменион!.. А Клита царь убил сам! Слышишь, убит Клит!..
– Как? – вскрикнула Иола, выронив из рук флейту.
Таида, не дочитав письма, разрыдалась.
– Как он мог!.. Как мог убить Клита!.. И все, в том числе и Птолемей, считают, что царь прав… Это ужасно!..
Затем лицо ее стало суровым.
– Я уверена, что все заговоры против Александра придумываются лживыми льстецами, чтобы оправдать убийства его ближайших сподвижников, которые помогли Александру выиграть войну отмщения.
– Таида, успокойся.
– Александр считает, что царю дозволено все. Он превращается в тирана. Ненавижу тиранов! Ненавижу! Варвары воздают ему божеские почести. Его погубит азиатская лесть!..
– Ты этого не одобряешь?
– Разве может истинная афинянка это одобрить? В Афинах свобода слова всегда ценилась превыше всего. А сейчас все боятся друг друга. Теперь я понимаю, почему за последнее время в Афинах достойные люди и шагу не могут ступить по городу без охраны!.. Хотя македонские льстецы находятся далеко от Афин, но наверняка они уже продумывают планы их порабощения.
И совсем тихо Таида добавила:
– В порабощении родного города я принимать участия не буду.
– Неарх рассказывал, что Александр верит в свою божественность, так как боги Олимпа приближают к себе лучших из людей.
Таида с горечью в голосе проговорила:
– Божественные титулы присваивают себе тираны, чтобы быть безнаказанными в своих поступках.
– Александр, и все его друзья, и Неарх мечтают о славе и бессмертии, – проговорила Иола, вспомнив один из разговоров с Неархом перед разлукой.
– Иола, любимая Иола, славу и бессмертие можно обеспечить на века победами над врагами. Но разве можно достичь славы и бессмертия, проливая кровь ближайших друзей?
– Ты сейчас говоришь словами Демосфена.
– Да, возможно. Я обвиняла философа в его ненависти к македонцам, но сейчас… на многое в его философских взглядах и речах я смотрю иначе, чем раньше…
– Что ты имеешь в виду?
– Демосфена обвинили в растрате денег из казны Гарпала, казначея Александра, бежавшего в Афины с пятью тысячами талантов. Гарпал купил покровительство республики. Демосфен выступил против его выдачи македонцам, потому что считает, что афинское государство должно сохранять свою самостоятельность и уважать право гостеприимства. Недавно в Афинах призвали к суду всех, подозреваемых в подкупе Гарпалом. Демосфен также подвергся обвинению сторонниками македонской партии. Его посадили в темницу, но он бежал, вероятно, с ведома властей. Можно не соглашаться со взглядами Демосфена, но чтобы он, честнейший человек, растратил деньги… Это невозможно. Для Демосфена честь Афин превыше всего!..
– А где сейчас Демосфен?
– Он в безопасности. Жрица Паная сказала, что его укрыли в надежном месте… Опасность подстерегает отныне честных людей всюду, Иола…
– Я думала, Таида, что ты гордишься Александром и Птолемеем, а из твоих слов получается, что Александр твоя боль, да и Птолемей тоже, ведь он вернейший последователь дел и поступков царя…
– Да, к сожалению, это так…
– Война длится слишком долго… Теперь они устремляются в Индию… Сколько крови прольется там… Никто из окружения Александра не думает о мире…
– Извини, Иола, я хочу дочитать письмо… А ты сыграй на флейте мою любимую мелодию, посвященную рождению Афродиты…
Таида углубилась в чтение. Птолемей сообщал, что за время их разлуки произошло много очень важных событий.
«На зиму, – писал он, – мы остановились в Согдиане, в месте, укрытом от ветра скалами с водопадами и пещерами. Нас достигли новости о могучем вожде Оксиарте, ранее сдавшемся Александру, а ныне собирающем соплеменников для битвы. Старая история. Но Оксиарт владел неприступной Скалой Согдианы. Взятие такой твердыни – задача, посильная одним только орлам. Скала неприступна со всех сторон. Первый раз в жизни Александр не вел своих людей сам. И все-таки наши воины, выросшие в горах, взяли Скалу.
Читать бесплатно другие книги:
