Мария Стюарт. Королева, несущая гибель Павлищева Наталья
Генрих долго не думал, как он мог относиться? Прервалась ветвь Тюдоров, должна править ветвь Стюартов, а ее представительница сидела с ложечкой для мороженого перед ним!
– Поздравляю, Ваше Величество! – первым не выдержал супруг Франциск. Его сестра Елизавета переводила взгляд с одного на другого, не понимая, в чем дело.
Король перекрестился.
– Скончалась королева Мария Тюдор, последняя из Тюдоров. Теперь пришло время Стюартов.
Екатерина покачала головой:
– Елизавета будет коронована, помешать ей можно, только введя войска, но это не Шотландия, там корпуса не хватит. Вы готовы, Ваше Величество, отправить туда целую армию и по-настоящему воевать с Англией с уверенностью в успехе?
Генрих отмахнулся, конечно, не готов, но стоило ли сейчас об этом?!
– Ах, перестаньте!
Королева чуть усмехнулась:
– Сейчас Вы потеряли английскую корону, Мэри. Но, я полагаю, Вам достаточно нашего общества и шотландской короны.
– Почему потеряла? – чуть надменно выпрямилась юная королева.
– Потому что все, что я слышала об отпрысках Генриха Английского и особенно о Елизавете, говорит о том, что просто так она корону не отдаст! Не только Вам, никому.
Настроение было испорчено. Его не исправил даже совет короля включить в свой герб, помимо прочего, еще и английский герб тоже.
– Пусть знает, что мы не считаем ее законной и всегда готовы отобрать трон.
Мэри подумала, что быть готовым и сделать это – не одно и то же. Даже она понимала, что права королева, но как же ненавидела сейчас эту чуть лупоглазую женщину за ее слова! Даже после того, как столько лет жила под ее крылышком и ее заботой. Благодарность в число достоинств Марии Стюарт не входила.
Такие вещи не делаются в один миг; чтобы расположить на гербе еще и английскую корону, потребовались усилия герольдов, у королевы Екатерины еще было время поговорить с супругом и с самими молодыми. Но на Генриха словно что-то нашло, он уперся, словно бычок, которого тащат на ярмарку продавать, мотал головой и твердил, что сноха имеет право на английский трон:
– Тем более они же так добивались того, чтобы малышка Мэри была их королевой!
– Ваше Величество, Генрих, очнитесь! – Екатерина Медичи редко выдавала свое волнение, почему-то на сей раз она добивалась отказа от притязаний, забыв о привычной сдержанности. – Елизавета не отдаст трон, а Вы не станете этого добиваться силой.
– Вам-то что?! Пусть знает, что живет под угрозой вторжения!
– А если она вторгнется раньше? Превентивно, так сказать? При поддержке Испанца?
– Почему Испанца? Какое дело католику Филиппу до еретички Елизаветы? Да еще чтобы ей помогать?
– Католику Филиппу нет никакого дела, а вот вдовец Филипп Испанский вполне мог бы предложить руку, без сердца, разумеется, англичанке Елизавете. И помогать он ей может именно поэтому. Сколько лет Елизавете?
– И это тогда, когда мы выгнали англичан из Кале?
– Это было сделано при прежней королеве, которую куда больше интересовала возможность или невозможность родить Филиппу наследника. Как бы то ни было, не стоит дразнить Елизавету сейчас, когда мы собираемся заключить с ней мир.
Конечно, супруга была права, но, как всегда, чувствуя ее правоту, Генрих становился особенно упрямым, он поморщился:
– Я не собираюсь объявлять ей войну, а то, что сделает Мария Стюарт, как имеющая права на английскую корону, во всяком случае, не меньшие, чем она сама, едва ли будет означать таковой вызов.
Королева так и не смогла переубедить своего супруга, она решила поговорить с самой Марией, та хоть и совсем молода, но, возможно, поймет нелепость такой выходки. Для Франции и королевы Екатерины ни малейшей угрозы выходка не представляла, как и для Генриха, в этом Екатерина преувеличивала. Филипп Испанский, ставший два года назад королем вместо ушедшего в монастырь и недавно скончавшегося грозы французских королей Карла V, конечно, не станет нападать на Францию ради призрачной цели жениться на младшей дочери Генриха Английского. На старшей – Марии – он уже был женат, и весьма неуспешно. Женившись на королеве Англии, совсем не обязательно получить при этом английскую корону, а потрясающей красотой Елизавета, как известно, не обладает.
Неприятности из-за притязаний на английскую корону могли быть только у Марии Стюарт и Шотландии. Екатерина решила, что надо бы поговорить с братьями де Гизами, но ни одного, ни другого не было при дворе.
Сама юная королева, которой советовали добавить в герб английскую корону, побежала советоваться к… Диане де Пуатье. Она бы тоже лучше поговорила с дядьями, но те отсутствовали.
Диана де Пуатье занимала комнаты над комнатами самого короля, это было привилегией фаворитки, потому ходить далеко не пришлось. Правда, стоило выйти из столовой, как пристал Франциск:
– Вы куда, Мэри?
– Я к мадам Диане ненадолго.
Юный муж подозрительно косился на супругу, пришлось погладить его по щеке с улыбкой:
– Ну, Франциск… мне нужно посоветоваться по поводу одного наряда… Не могу же я вызывать герцогиню де Валантинуа, подобно служанке, к себе!
– Да, конечно… идите… – почти скорбно вздохнул несчастный подросток. Он был так отчаянно влюблен в свою супругу, что отсутствие ее в течение часа оказывалось для него пыткой.
Мария легко улыбнулась и ушла, а Франциск остался стоять, глядя ей вслед. Он прекрасно понимал, насколько проигрывает своей супруге во всем, даже в том, что она королева, а он всего лишь дофин.
Диана была не одна, но, заметив возбуждение супруги дофина, быстро выпроводила сидевшего у нее министра, пообещав поговорить несколько позже, приказала служанке принести легкого вина и царственным жестом с изумительной спокойной (как всегда) улыбкой пригласила Марию присесть:
– Доброе утро, Ваше Величество. У Вас что-то произошло, Вы возбуждены…
Никому другому Мария не стала бы пересказывать содержание письма, полученного королем лично, но она прекрасно знала, что Диане можно все. Король все равно расскажет вечером. Только стоит попросить герцогиню, чтобы та не выдавала ее.
Сколько раз Мария восхищенно наблюдала за этой красавицей, Диана прекрасно все замечала и не препятствовала такому изучению себя. Она была, как всегда, спокойна и учила этому юную королеву. Мария Стюарт оказалась достойной ученицей, она тоже прекрасно умела держать себя в руках, смотреть на всех спокойно и… отстраненно, как бы просто позволяя собой любоваться. Именно эту манеру давным-давно заметил Клуэ, с удовольствием рисовавший Марию. Все чувства скрыты внутри, и никому нет доступа туда. Супругу? О, в первую очередь ему, Франциск уже начал надоедать ей, и Марии еще предстояло научиться терпеть вечно больного мужа.
Но сейчас она пришла не за тем. Дождавшись, пока служанка выйдет, она кивнула:
– Вы правы, мадам, у меня есть новости, по поводу которых я бы очень хотела посоветоваться именно с вами.
– О! Вы не влюблены ли?
– Ах, нет! Дело в политике…
Выслушав Марию, Диана кивнула:
– Вы правы, дело в политике, причем большой политике!
– Что вы посоветуете, мне последовать указанию короля?
– Указаниям короля всегда нужно следовать, на то он и король.
– Но королева боится, что это вызовет ненужные осложнения с Англией…
Диана фыркнула, как разозлившаяся кошка:
– У Ее Величества главная черта характера – осторожность! Если ее слушать, то лучше сидеть в своей спальне, никуда не выходя и ни во что не вмешиваясь! Однако Вы, дитя мое, дважды бежали от тех же англичан, отказавшись выйти замуж за английского короля, и ни разу об этом не пожалели!
– Да! – горячо согласилась Мария. Она действительно ни разу не пожалела, что живет не в скучной Шотландии, а в такой веселой и очаровательной Франции.
– Если бы я когда-нибудь осторожничала, то не сидела здесь… – красавица обвела рукой вокруг.
Посмотреть было на что. Интерьер создавал Бенвенуто Челлини, к ее услугам вообще были лучшие художники, ювелиры, портные, обувщики, для нее строили лучшие архитекторы, слагали стихи лучшие поэты, воспевали Ронсар, Белле, рисовал Клуэ… И это апартаменты в Париже, а уж о собственном дворце в Шенонсо и говорить не стоило…
Мария несколько раз была в этом чуде из чудес и долго не могла прийти в себя от увиденного великолепия. Диана любила не просто роскошь, а высокохудожественную и безумную роскошь. Юная королева помнила свое первое потрясение от ее дворца, тогда Мария поняла, чем отличается Франция от Шотландии – не только красивыми женщинами, французским языком и кухней, не только изящными манерами, но прежде всего тем, что во Франции дворцы, в то время как вынужденная защищаться Шотландия строила и укрепляла замки. Как бы ни был велик замок, в нем не разобьешь вот такой огромный и красивый парк.
Девочка вспомнила старания матери создать хоть какое-то подобие парка с цветочными клумбами и кустами в Стирлинге, но это не шло ни в какое сравнение с великолепием Шенонсо или других дворцов…
Но сейчас ей было некогда вспоминать красоты и роскошь владений прекрасной Дианы, ей нужен был даже не совет, для себя Мария уже решила, что бросит вызов Елизавете, решила еще тогда, когда королева Екатерина принялась высказывать свои опасения. Теперь юной королеве хотелось просто подтверждения своему решению. И она его получила.
Диана, видно, поняла настрой юной женщины, а потому усмехнулась:
– Ваше Величество, мне кажется, что Вы и сами так решили? Бросьте вызов, и пусть мужчины разбираются между собой, решая, каким образом из этого выпутываться! Дамское ли дело отражать неприятельские атаки? Разве что атаки на свое сердце… – рассмеялась она. – А что касается королевы… Что может посоветовать осторожная женщина из рода купцов Медичи?..
Они еще немного поболтали на разные темы, но Мария вспомнила, что Франциск ее наверняка ждет, и поторопилась уйти.
– Ваш супруг влюблен в Вас без памяти. Вы держите его на коротком поводке? Умница. Мужчины существуют для того, чтобы доставлять нам удовольствие и оплачивать наши траты. Второе важнее! – подняла она палец. – И никогда не путайте его с первым. Когда Вы станете постарше, я научу Вас многому, что поможет чувствовать себя прекрасно и при таком муже, как Ваш Франциск. А пока просто наслаждайтесь своей юностью. Вы прекрасны, умны и очень чувственны.
Когда юная королева удалилась, Диана долго сидела, задумчиво глядя ей вслед. Вошедшая камеристка поинтересовалась:
– Что-нибудь принести, мадам?
– Да, принеси мой эликсир и приготовь все к ночи, король обязательно придет сегодня.
Камеристка достала из-под ковра в углу ключ, открыла небольшой шкаф и достала оттуда сосуд с золотистой жидкостью. Старательно отмерив нужное количество капель в чашечку, она закрыла сосуд и вернула на место, заперев и убрав ключ снова под ковер. По тому, как женщина обращалась с эликсиром, было понятно, что это ценность, доступная не всякому.
– Элен, – окликнула ее Диана, – скоро мне придется увеличить дозу. Я сегодня заметила тоненькую морщинку на шее. Стоит только начаться… – вздохнула она, принимая из рук камеристки чашечку и большой бокал с вином.
– Но еще не скоро, – с надеждой возразила непонятно чему Элен.
– Да, конечно, но я не хотела бы пережить Генриха, без него мне будет трудно, едва ли следующий король будет так же благосклонен.
Камеристка улыбнулась в ответ на эту шутку, ее хозяйке шел шестидесятый год! Конечно, она делала все, чтобы прекрасно выглядеть, – рано ложилась спать и просыпалась с рассветом, по утрам выпивала чашку козьего молока, обязательно ездила верхом и гуляла в любую погоду, а кроме того, принимала холодные ванны, что было совершенно немыслимым во времена, когда любое мытье считалось вредным для здоровья! И все же… далеко не самым последним средством было то, которое старательно отмеряла из золотистого хрустального сосуда ее камеристка.
Судя по всему, это средство и свело ее в могилу через семь лет после описываемых событий. А включало оно в себя, по мнению ученых XXI века, раствор золота в смеси с чем-то еще. Во всяком случае, налицо все признаки отравления именно таким препаратом. Поистине «золотая Диана»!
Она была прекрасной женой своему очень некрасивому и старому мужу, родив ему пятерых детей, из которых в живых остались только две такие же красивые дочери, была отличной матерью, великолепной любовницей, любящей все прелести жизни женщиной. Прожила Диана де Пуатье шестьдесят шесть лет, сохранив до самой смерти внешность женщины не старше тридцати. Если верить ее сторонникам, познала всего двоих мужчин – своего собственного супруга, годившегося ей в дедушки (она вышла замуж в 13 лет), и единственного любовника – принца, затем ставшего королем, Генриха II. При этом умудрилась жить мирно с супругой короля Екатериной Медичи, заключив с ней негласный союз.
Эти отношения испортились незадолго до гибели короля. Генрих не слишком любил свою изрядно постаревшую супругу. Видеть Екатерину, которая после рождения десяти детей выглядела вполне на свой возраст, рядом с вечно юной Дианой ему было неприятно. Раздражительный Генрих не склонен был скрывать свое настроение, особенно в близком кругу, вот и на сей раз он был явно не в духе и, когда Екатерина что-то возразила Диане, грубо оборвал ее.
Выдержка королевы не изменила ей и на сей раз, она сочла некрасивым пререкаться с супругом в чьем-либо присутствии и тем более грубить ему в ответ, только молча уткнулась в книгу. Конечно, столь откровенно демонстрировать перед женой преимущество любовницы было не слишком красиво, Диана это поняла и попыталась сгладить невежливость их общего супруга вопросом о том, что читает королева.
– Историю Франции…
– И что же там написано?
– Что Францией управляют потаскухи!
Это был единственный случай, когда королева дала волю своим чувствам, и он, видно, сильно напугал Диану. Она почувствовала опасность, сделала вид, что обиделась и намерена уехать в свое имение. Король встал на колени, умоляя остаться. Любовница согласилась.
Чего же она испугалась? Екатерина Медичи отнюдь не была тихой овечкой на заклании любовников. И Диана слишком хорошо помнила, что старший брат Генриха дофин Франциск слишком удачно умер, всего лишь выпив холодной воды, будучи разгоряченным во время игры. Никаких подозрений в причастности к этой смерти Генриха или его супруги не было, но нашлись те, кто подчеркивал, что смерть старшего брата была выгодна следующему, а клан Медичи славился умением обращаться с ядами…
Наследники у Генриха и Екатерины уже есть, целых четыре сына, старший женился, а королевский прорицатель и маг Нострадамус уже не в первый раз предсказывал гибель Генриху, если тот не поостережется… Диана прекрасно понимала, что она в силе и вообще жива, только пока жив Генрих, потому и испугалась по-настоящему.
Она решила покинуть двор и все же уединиться в своем имении, лучше жить подальше от глаз королевы: дочери выданы замуж, средств для безбедной жизни более чем достаточно. И средство в золотистом флаконе уже заканчивается…
Мария, оставив прекрасную Диану размышлять над сложностями жизни, спешила в свои комнаты. Конечно, Франциск ждал ее прихода. Он привычно затянул одну и ту же песенку: все болит, но почти сразу опомнился и принялся расспрашивать супругу о ее решении и о том, что сказала Диана. Мария не стала скрывать, она поведала Франциску о насмешке любовницы отца по поводу осторожности королевы. Франциск усомнился:
– Да, королева иногда излишне осторожна, но, думаю, стоит прислушаться к ее советам…
Мария фыркнула:
– Что может посоветовать эта наследница купеческого рода! Я королевской крови, и мне не пристало бояться!
Договаривая, она с изумлением заметила, как открывается рот у мужа и округляются глаза, правда, смотрел он не на жену, а куда-то за нее назад. Обернувшись, Мария увидела свекровь, которая, видно, зашла поинтересоваться самочувствием сына, как часто делала перед сном. Конечно, Екатерина Медичи слышала последние фразы невестки. В одно мгновение Мария нажила себе сильнейшего врага, умеющего разить без промаха и выжидать нужную минуту!
– Объясните своей супруге, сын мой, что не всегда принадлежность к королевскому роду означает разумность, а род Медичи – один из древнейших и богатейших в Европе, правивший в Италии уже тогда, когда королей в Шотландии не было в помине!
Глядя вслед уходившей королеве, Франциск весь сжался, он понимал, что его любимая Мария смертельно рассорилась с матерью и сказала такое, чего Екатерина Медичи не простит никогда. Его губы невольно прошептали:
– Что же теперь будет?..
Мария разозлилась:
– Ничего! Меня защитит Диана де Пуатье!
Франциск вспомнил недавнюю ссору с Дианой и подумал: кто защитит саму Диану?
Вопреки стараниям королевы Екатерины чета Франциска и Марии все же включила в свой герб еще и корону Англии, недвусмысленно заявляя о своих претензиях. И хотя все понимали, что эти претензии не больше чем блеф, пока они не поддержаны настоящими военными действиями, на которые французский король, куда больше озабоченный войной с Испанией, не пойдет, выводы сделали.
Первым, как и следовало ожидать, откликнулся новый английский посланник Николае Трокмортон, он попросил аудиенции у Ее Величества королевы Шотландии, супруги дофина Франциска. Трокмортон имел тайное задание королевы Елизаветы выяснить намерения Франции относительно Шотландии и содействовать побегу из Франции шотландского графа Эррана, имеющего права на шотландский престол.
Де Гизов все еще не было в Париже, мало того, уехал и сам король, а посоветоваться с королевой Мария не нашла нужным. Больше никого из взрослых, к которым она могла обратиться за помощью, рядом не было. Но и новый посол (он был первым постоянным послом Англии, остальные обычно присылались с отдельными поручениями) особенно не старался в чем-то убедить юную королеву, он просто высказал недоумение английской королевы Елизаветы Тюдор по поводу включения шотландской королевой в свой герб английской короны.
Трокмортон был весьма колоритной фигурой. Мария почему-то подумала, что из него вышел бы хороший разбойник: рыжие волосы и борода, видно, категорически не желали подчиняться расческе, выдавая буйный нрав их обладателя, впечатление усиливали быстрые, зоркие глаза, взгляд которых никак не удавалось поймать, отчего казалось, что их обладатель чем-то сильно обеспокоен. Богатейший костюм посла был украшен длинной золотой цепью с кулоном в виде камеи и подвешенной к ней большой жемчужиной. Мария боролась с искушением подойти и, остановив качание кулона, посмотреть, что же на камее. Может, он нарочно так вырядился, чтобы не позволить сосредоточиться на том, что говорит, и сбить с толку? Надо быть осторожней с этим рыжим англичанином, решила Мария. Нет, он явно шотландец, только в Шотландии бывают такие рыжие.
Но от этого понимания рыжий посол Трокмортон родней не стал, тем более он говорил не слишком приятные вещи. Мария чуть пожала плечами, стараясь делать вид, что самостоятельный прием посла для нее дело совершенно обычное, ну, мол, пару часов назад еще с десяток принимала, так устала от этих послов… все едут и едут…
– Я имею право на английский престол не менее чем… – она чуть не сказала «королева Елизавета», но вовремя остановилась, – дочь Анны Болейн, поскольку являюсь законнорожденной внучкой короля Генриха VII. – Головка горделиво кивнула, милостиво позволяя послу принять ко вниманию произнесенные слова. Тот чуть усмехнулся:
– Правнучкой, Ваше королевское Величество. Вы правнучка короля Генриха VII, королева Маргарита, Ваша бабка, была его дочерью. А король Генрих VII, отец нашей королевы Елизаветы, – сыном.
Слегка покраснев от такого исторического урока, Мария быстро взяла себя в руки и тоже усмехнулась:
– Да, я забыла о возрасте… Елизаветы… Будь она дочерью короля Генриха VIII, она действительно была бы мне двоюродной теткой.
Трокмортон отдал должное юной особе, столь уверенно державшейся против опытного дипломата. Ай да Мария Стюарт, далеко пойдет! Пожалуй, она не зря провернула трюк с этим гербом, не из каприза или нелепого совета, кажется, здесь расчет…
– Даже перед смертью король Генрих признал Елизавету своей дочерью и включил ее в список наследников трона в завещании, которое выполняется точно.
Марию так просто не возьмешь, эта девушка уже беседовала однажды на такую щекотливую тему с кардиналом Лотарингским, своим дядей.
– Однако король Эдуард признал ее незаконнорожденной…
– Едва ли король Эдуард мог знать обстоятельства рождения своей старшей сестры так же хорошо, как его отец. Кроме того, он назвал незаконнорожденными обеих сестер, и Марию Тюдор тоже, но почему-то Марию Вы признали законной, а Елизавету нет. Я не стану оспаривать слова Вашего Величества, это не входит в мои обязанности и не представляет для меня и моей страны интерес. И не думаю, что непризнание королевы Елизаветы в Ваших интересах…
Франциск был просто восхищен тем, как держалась Мария и как она отвечала английскому послу! Он не мог дождаться ухода Трокмортона, чтобы высказать это супруге. Но та почему-то не радовалась, она вдруг поняла, насколько сложна эта мировая политика!
Знать бы еще о последствиях этого нелепого поступка! Мало того что отношения с Елизаветой были навсегда испорчены, даже в лучшие годы она недоверчиво относилась к своей родственнице, помня о ее притязаниях на английский трон. Но был еще один результат: теперь Трокмортон оказался уверен, что все не зря, а значит, надо действовать, и тут одним графом Эрраном не обойтись.
Французы и испанцы только что заключили в Камбрези мир, совершенно явно направленный против Англии в том числе. Мало того, они обязались каждый в своей стране уничтожить еретиков. Елизавете пришлось вступить в большую политическую игру, а глупое поведение Марии Стюарт подхлестнуло Англию в этом. Филиппа английская королева на некоторое время нейтрализовала довольно ловко, попросту сделав вид, что размышляет, не выйти ли за него замуж… А еретикам принялись оказывать активную поддержку, чтобы отвлечь Францию от противостояния с Англией в пользу юной Марии Стюарт.
Генрих и не собирался противостоять, но сама Мария в это поверила и снова чувствовала себя в центре всеобщего внимания и интересов сильных государств. Это было приятно, о том, что это опасно, королева-девочка не задумывалась. Как и тогда, когда подписывала тайный договор, отдавая свою страну и свое наследство королю Франции…
На помощь Трокмортону прибыл с особым поручением опытный разведчик Киллигрю, им удалось выкрасть графа Эррана и наладить тесную связь с протестантами во главе с принцем Конде, получая через них ценные сведения.
Неизвестно, как повернулось бы дело, если бы не июльский турнир 1559 года в Париже.
Дважды королева
По договору Като-Камбрези Франция немало теряла (если не считать возврата себе Кале), но она приобретала такой долгожданный мир со своими давними противниками – Англией и Испанией. Кроме того, старшая дочь Генриха и Екатерины Елизавета была помолвлена с сыном испанского короля Филиппа II Карлосом. Казалось бы, все складывалось на удивление хорошо и вдруг…
Появление герцога Альбы могло означать только то, что он собирается выступать за жениха по доверенности на свадебной церемонии между Елизаветой и Доном Карлосом. Герцог прибыл явно с парадным визитом, был радостно возбужден. Но неожиданно попросил не большой аудиенции, а личной встречи с королем и королевой. Слова, с которых герцог начал свою речь, повергли Генриха и Екатерину в шок: король Филипп Испанский… разрывал помолвку между своим сыном Карлосом и Елизаветой Валуа! У Екатерины мелькнула мысль, что герцог слишком весело объявляет о разрыве помолвки…
– …чтобы просить руки Вашей дочери… для себя!
Альба нарочно сделал паузу перед последними словами, чтобы супруги успели прочувствовать важность произнесенного. От него не укрылось, как медленно выдохнул король Франции, а королева, опустив глаза, закусила губу.
– Я буду представлять на церемонии жениха, если Ваши Величества, конечно, дадут согласие. Полагаю, Вашему Величеству необходимо время, чтобы обсудить данное предложение…
Конечно, было нужно! Расторгнуть помолвку, чтобы предложить себя вместо сына?! Испанский король много старше Елизаветы, которой всего-то четырнадцать, она ровесница его сына Карлоса, за которого и собиралась замуж. До Екатерины уже дошли слухи о странностях в поведении наследника, может, этого испугался король? Но Филипп невезуч в своих браках, его жены долго не живут. Мать Карлоса Мария Португальская и вторая супруга Филиппа Мария Тюдор прожили всего по четыре года. Королева Франции верила во всевозможные предсказания, собственно, и не она одна, а потому действительно задумалась.
Но королевская чета все же дала согласие, и церемонию решено было провести в конце июля. А до этого Генрих решил отметить два столь важных события – подписанный договор и замужество старшей дочери – проведением… рыцарского турнира! Это было необычно, никто уже на турнирах не сражался, да и сами доспехи практически не надевал. В век, когда стали полагаться на огнестрельное оружие, рассчитывать на их защиту не приходилось, пуля легко пробивала любой доспех, и сражения рыцарей на конях отошли в прошлое.
Но желание короля – закон, и улицу Сент-Антуан принялись готовить к предстоящему турниру. Никто не мог понять выбор места для его проведения, обычно турниры устраивались в поле, где можно вольно расположить и шатры для отдыха рыцарей, и трибуны для зрителей, и само поле для поединков. А на довольно узкой улице пришлось трибуны поставить в одном конце, а рыцарям съезжаться вдоль домов.
Но все равно любопытных собралось… пол-Парижа! Не каждый день видишь рыцарей в латах, несущихся навстречу друг дружке, чтобы сбить противника копьем с коня. По законам рыцарских турниров, убийств старались избежать, если только кто-то погибал по неосторожности. Противника достаточно выбить из седла, в таком случае поединок считался выигранным. Конечно, можно, падая, даже шею себе свернуть, но ведь на охоте не менее опасно, тем не менее никто не волнуется, выезжая на охоту.
Почему же так волновалась королева Екатерина Медичи? Она вдруг вспомнила, что итальянский прорицатель Лука Гаурико пророчествовал, что на сорок первом году жизни король может быть поражен в глаз и от этой раны может погибнуть. В последний день марта королю исполнилось сорок… Но, услышав напоминание о пророчестве, Генрих только рассмеялся:
– Поединком может быть только личная встреча с другим королем. Но ныне у меня с ними всеми дружба, и сражаться ни с одним я не собираюсь. А ранение, тем более в голову, защищенную шлемом, на турнире попросту невозможно. К тому же Лука Гаурико пророчествовал и другое – что я проживу 69 лет 10 месяцев и 12 дней! В чем же вранье?!
– Он сказал, что если не погибнете… – прошептала Екатерина, но король ее уже не слушал.
Место проведения турнира уже готово, желающие биться рыцари собрались… От любопытных не было отбоя. Мужчины разглядывали коней и вооружение всадников, критиковали все подряд, по их рассуждениям выходило, что раньше все было лучше: и рыцари куда сильнее, и кони крепче, и латы блестели больше, и даже хвосты у лошадей были гуще! Женщин такие мелочи, как конские хвосты, не интересовали вовсе, их глаза не отрывались от двух трибун, на одной из которых сидела королева Екатерина со старшей дочерью, невестой короля Филиппа Испанского Елизаветой, а на второй фаворитка короля Диана де Пуатье. Рядом с ней пристроилась супруга дофина Франциска, шотландская королева Мария Стюарт, за спиной которой маячил сам полусонный дофин.
Екатерина старалась делать вид, что ничего страшного не происходит, хотя, конечно, сильно переживала из-за столь откровенного перехода воспитанной под ее крылышком невестки в стан соперницы. Теперь еще Елизавета, с которой установились очень хорошие, доверительные отношения, уедет, и Екатерина снова останется одна, впрочем, как всегда…
Королева незаметно вздохнула и обернулась к дочери:
– У меня очень неспокойно на сердце, зря король участвует в этих поединках.
Король Генрих решил принять участие только на третий день, просто не выдержав сидения на трибуне в то время, когда другие пришпоривают своих лошадей! Но желающих сразиться с Его Величеством попросту не находилось. Тогда он своей волей приказал сделать это капитану шотландских гвардейцев графу Габриэлю Монтгомери. Пришлось подчиниться.
Граф был достаточно сильным противником, и в первый раз они «преломили копья», нанеся друг дружке такой удар, что оба копья сломались, пришлось брать новые. Толпа восторженно ревела!
Екатерина, не выдержав напряжения, отправила к мужу посланца с просьбой прекратить поединок из любви к ней. О какой любви могла идти речь, если король бился в честь Дианы де Пуатье, а его цветами были излюбленные цвета красавицы? Но король ответил иначе:
– Передайте Ее Величеству, что из любви к ней я одержу победу!
Забрало Генриха громыхнуло, опускаясь, и этот звук отозвался в сердце Екатерины резкой болью, словно захлопнулась крышка гроба!
Соперники сошлись еще раз, и снова повторилась та же картина, они стали разворачиваться, но тут Монтгомери сделал неудачное движение и… Обломок его копья, приподняв забрало у шлема короля, пронзил его глаз! Сбывалось пророчество Луки Гаурико!
– Не-е-ет!!!
Королева кричала, забыв обо всем, потому что ее супруг замертво упал с лошади. Из его правого глаза торчало непонятно что. Первым подскочил к лежащему на земле Генриху сам Монтгомери. Увидев, сколь страшную рану он нанес королю, шотландец со злостью отшвырнул в сторону злополучный обломок копья и зарычал:
– Черт бы побрал проклятого Гаврика с его предсказаниями!
Король десять дней боролся со смертью, но пророчество Гаурико сбылось полностью… 10 июля 1559 года короля Генриха II Валуа не стало. Новым королем был объявлен его старший сын Франциск, королевой, соответственно, – его супруга Мария Стюарт.
Екатерина смотрела на умершего супруга, правая сторона лица которого была скрыта, потому что врачи пытались вытащить обломок копья из глаза, но неудачно, только сильнее разворотили рану, молча, она и без того не славилась болтливостью, а ныне словно онемела и окаменела. И все же даже у смертного одра мужа она вспомнила о сыне и потребовала от Дианы де Пуатье драгоценности для короны, преподнесенные ей королем. То, что для короны, должно принадлежать сыну и невестке. Возможно, Екатерине просто не хотелось, чтобы их отдала Марии Диана? Неизвестно, но любовница отказалась вернуть, пока король был еще жив. И только после получения известия о его смерти прислала драгоценную шкатулку.
Теперь Екатерина Медичи могла бы оценить, сколько потеряла из-за привязанности супруга к прекрасной Диане, но ей было не до того.
Король умер, да здравствует король! И королева…
– Ваше Величество, нельзя вечно сидеть подле умершего короля, нам нужно забрать тело для бальзамирования. Пойдемте…
Даже не глянув в сторону говорившего, Екатерина поднялась и направилась к двери. Ее примеру последовали остальные – сын с невесткой, дочери и маленькие сыновья… И тут произошла довольно знаменательная сцена.
Возможно, Екатерине было не до соблюдения этикета, но вот Мария об этом не забыла! Конечно, она плакала, как и Елизавета, и Маргарита, и Клод… но отныне она королева и первая дама Франции, а потому должна везде следовать первой, остальные за ней! И молодая королева, тронув за рукав столь же юного короля, увлекая его за собой, уверенно пошла к двери, почти не глядя на родственников. Всего мгновение длилось замешательство, Екатерина за двенадцать лет привыкшая никому не уступать дорогу, мгновенно все осознав, шагнула чуть в сторону, позволяя выйти первой новой королеве – Марии Стюарт! В этот миг она поняла одно – между ними не просто неприязнь из-за недавнего оскорбления, между ними встала стена.
Девчонка решила воспользоваться своими правами? Конечно, пусть пользуется, но она не понимала одного – сын, хотя и безумно любил свою супругу, был достаточно послушен матери, и та еще могла на него влиять.
Первым, что сделала Екатерина после похорон супруга и выдачи замуж Елизаветы, было требование к Диане де Пуатье вернуть замок Шенонсо, вдовствующая королева просто не представляла себе, как сможет терпеть проживание в этом любимом ее мужем замке проклятой соперницы. Но герцогиня Валентинуа была так же хитра, как и красива. Предвидя самые разные ситуации в жизни (кроме, конечно, таковой вот смерти короля!), она вскоре после дарения ей этого замка королем фиктивно продала его, а затем снова купила. Теперь получалось, что она владела Шенонсо вовсе не из рук Генриха, а по своей собственной купчей, составленной по всем правилам.
Надо отдать должное Екатерине – та быстро поняла, что через суд замок не отобрать, и предложила обмен – Шенонсо на Шомон, стоивший, по крайней мере, в два раза больше! Диана тоже оказалась сообразительной: к чему держаться за дом, в котором была так счастлива и теперь будет несчастна? Обмен состоялся.
Король Франциск не противился такому обмену, ему было все равно, он снова болел. Правда, Франциску пришлось собрать все силы, чтобы 21 сентября 1559 года достойно продержаться рядом со своей супругой всю церемонию коронации…
Коронация французских королей уже несколько столетий проводилась в Реймсском соборе, так и на сей раз архиепископ Реймсский надел короны на юных Франциска и Марию именно там. Казалось бы, вот уж теперь должны пройти немыслимые празднества, превзошедшие собой венчание этой четы. Но… Мария смогла вкусить последствия своего оскорбления свекрови: Екатерина Медичи предпочла разъезжать по стране, занимаясь делами совсем другими. Повод был – поднимали голову гугеноты, повсюду зрели заговоры, ширилось недовольство…
Но какое дело юной Марии до каких-то там гугенотов?! Случилось то, о чем она не могла и мечтать, ведь не было никакой надежды, что Франциск сможет пережить своего отца короля Генриха. И вдруг они стали королем и королевой, теперь у нее две короны – шотландская и французская, теперь в ее воле (супруг абсолютно ей послушен!) решение по-настоящему потребовать и английскую тоже! Дядья де Гизы обязательно поддержат.
Но главное, не английская корона, а то, что она сможет создать свой двор, собрать общество не менее блистательное, чем то, которое собиралось у Дианы де Пуатье! Поэты, музыканты, живописцы… и все это при ее поддержке, для нее… Многие из них предпочли не покидать двор, чтобы удалиться вслед за прекрасной Дианой. Одно дело воспевать красавицу и услаждать ее слух, когда она в фаворе и при дворе, но совсем другое уехать за ней в имение и затвориться там. На такие радикальные жертвы готовы не все и даже не многие, за Дианой последовали только самые верные.
Пройдет совсем немного времени, и Мария на себе испытает нечто подобное, когда восхищавшиеся ее прелестью и заявлявшие о невозможности жизни без нее на следующий же день после опалы найдут тысячу причин, чтобы не следовать в изгнание за той, которую только что боготворили. Но пока Мария Стюарт, дважды королева и прекрасная юная женщина, об этом не задумывалась, она купалась во внимании, в восхищении и была твердо намерена создать свой двор, который превзойдет прежний во всем!
При этом забывалось, что супруг постоянно болен и только от него зависит корона на ее голове. Особых коронационных торжеств не было, мало того, всю зиму Франциск пролежал больным, успел где-то простудиться и никак не мог выкарабкаться, балы почти не проводились, а если и бывали, то король присутствовал на них недолго, следовательно, и юная королева тоже. Двор, вместо того чтобы становиться все более блестящим, напротив, быстро тускнел.
Но Мария не могла сидеть взаперти, ей семнадцать, она красива и очень честолюбива, ей хотелось блеска, всеобщего восхищения, хотелось просто движения, наконец! И она все чаще стала выбираться на охоту без короля. Первое время юной женщине было очень совестно оставлять мужа одного, но и высиживать в его насквозь пропахшей лекарствами и нездоровым телом спальне тоже не хотелось. Пришлось отговориться необходимостью поездок верхом для здоровья:
– Франциск, я же оставляю Вас ненадолго и не без присмотра. Вы же не хотите, чтобы я потеряла цвет лица, сидя без воздуха и солнца?
А по вечерам так манило общество тех, кто слагал в ее честь множество хвалебных строчек… и музыка звала танцевать… Но танцевать не приходилось, и Мария пела…
И все же это вовсе не то, что она представляла себе, думая о троне…
Временами Франциску становилось лучше, тогда он старался не отставать от супруги, хотелось выглядеть тоже сильным и мужественным. Юный король бросался в седло, бешено скакал следом за своей Марией… а потом долго отлеживался, потому что было нельзя, потому что каждая такая скачка отнимала год и без того короткой жизни. Будь она старше или разумней, поняла бы, что сначала нужно любыми усилиями родить наследника и только потом развлекаться. Будь у Марии сын, она могла бы чувствовать себя во Франции более уверенно.
Но она чувствовала и без наследника…
Королева-мать, бывая в их обществе, только качала головой:
– Мария, Вы доведете своего супруга до могилы…
Ей бы послушать, но юной особе казалось, что старшая просто завидует тому, что ныне она правит.
Однажды это вырвалось вслух, Екатерина Медичи изумленно распахнула и без того достаточно выпуклые глаза, губы насмешливо скривились:
– Кто правит, Вы, мадам? Ну, правьте, правьте…
Увлеченная то болезнью супруга, то своими собственными развлечениями, Мария не замечала, что в действительности во Франции идет настоящая тайная война, но не между католиками и гугенотами, а между вдовствующей королевой Екатериной Медичи и де Гизами. Кто кого, и времени у дядьев Марии Стюарт было совсем немного, ровно столько, сколько жив хилый Франциск.
– Мари, оставьте в покое Вашего супруга, пусть потихоньку болеет! К чему таскать его за собой на охоту или балы? Хотите развлечь – бренчите себе на лютне и нойте свои песенки.
Юная королева почти возмутилась в ответ на слова своего дяди Франсуа де Гиза:
– Я никуда не таскаю короля, но невозможно же все время болеть! И на лютне не бренчу! И песенки не ною, как Вы изволили выразиться!
Де Гиз внимательно посмотрел на нее своими странными серыми глазами и вдруг задумчиво поинтересовался:
– Скажите честно, у Вас так и нет нормальной любовной связи с мужем?
Марию бросило в краску: о какой любовной связи с юношей, который едва жив, можно говорить?! Но не с Франсуа де Гизом же это обсуждать?! Она слишком хорошо помнила, какую власть над ней имеют его руки, губы и все остальное. Этого еще не хватало!
– Вам нужен наследник, причем чем скорее, тем лучше.
На ее счастье (или несчастье?), де Гиз не смог воплотить свою идею в жизнь, а потом его отвлекли куда более опасные дела…
Вместе с весенним солнышком ожил и Франциск, более того, он вспомнил, что он супруг, и тоже подумал о необходимости скорейшего рождения наследника! Мария радовалась улучшению состояния мужа, теперь она могла не проводить столько времени в душных занавешенных комнатах, снова можно выезжать, путешествовать, радоваться жизни…
И снова все было перечеркнуто в один миг! Заговор гугенотов заставил королевскую семью и двор соответственно срочно перебраться в Амбуазский замок. Сам по себе замок был замечателен, и место прекрасное, если бы не тревога за свое будущее и даже жизнь!
Франциск показывал Марии королевскую спальню:
– Вот здесь я родился.
Водил тайным ходом в соседний замок Кло-Люсе.
– Так почти каждый вечер ходил к своему гениальному другу Леонардо да Винчи мой дед Франциск I, в честь которого я получил свое имя… Это могила художника… Мастер Леонардо умер на руках у моего деда…
В Амбуазе нашлось много интересного, здесь были роскошные интерьеры, великолепные скульптуры, множество комнат, множество занятных мест… Но здесь были королева-мать и еще целая толпа тех, кого Марии вовсе не хотелось бы видеть. А еще было беспокойство и даже откровенный страх перед гугенотами.
Мария неглупа и прекрасно понимала, что от победы над ними зависит и ее будущее, но главное чувство, которое она испытывала, – раздражение перед тем, что ей снова и снова приходится чего-то ждать, в то время как она молода, хороша собой и ей очень хочется ездить верхом на красивой лошади, танцевать и блистать, а вовсе не дрожать от страха перед проклятыми гугенотами или за жизнь своего супруга!
Заговор был раскрыт из-за предательства, но весна испорчена. С 15 по 30 марта казнили и казнили рядовых участников заговора, а на 15 апреля назначили казнь главных заговорщиков. Аутодафе проводилось с размахом и было обставлено весьма торжественно. Во дворе замка поставлены трибуны для наблюдения, установлена плаха, на ветру развевалось множество флагов, на площадь согнано и явилось добровольно множество людей. Народу всегда любопытно поглазеть на чью-то смерть. Но к чему любоваться казнью королевской семье?
И все же любовались. И дежурившему подле короля хирургу Парэ даже не пришлось приводить никого в чувство, Их Величества перенесли зрелище без особых переживаний. Какие мысли обуревали двумя юными особами, смотревшими на то, как после удара топора очередная голова отделяется от туловища и катится по помосту в корзину, неизвестно, они не высказывались, но и в обморок не упали ни слабый Франциск, ни «впечатлительная» Мария Стюарт.
Но не всех заговорщиков казнили отсечением головы, многих живьем зашивали в кожаные мешки и топили, словно котят в реке! Неизвестно, проклинали ли казненные своих мучителей и королевскую семью, известно лишь, что они распевали перед смертью псалмы. А потом трупы во множестве были вывешены на решетках дворцовых балконов, везде, где только можно зацепить петлю. Всего было казнено полторы тысячи человек.
Весьма эффектное подтверждение своей королевской власти. И ни одного упоминания о прощении с «королевского плеча», ни единого напоминания о проявленной милости! «Милостивая» юная пара то ли настолько боится заговорщиков, то ли им просто в голову не приходит, что короли не только карают, но и милуют. Франциск и Мария не теряют не только сознания от вида крови и мучений, но даже присутствия духа от ужаса при виде висящих перед их окнами трупов!
Почему юная королева не бросилась на колени перед всесильными Гизами, умоляя не устраивать такую расправу или хотя бы позволить ей удалиться? Почему не сказалась больной, не изобразила, наконец, обморок после первой же жертвы? Где ее милосердие и мягкость натуры, о которой так много твердят? Не в ее власти остановить? Но в ее хотя бы не любоваться этим?! Ничего подобного, спокойно досмотрела, спокойно все перенесла.
После этого как-то не очень верится в портрет нежной девочки, созданный Клуэ за несколько лет до Амбуаза. Или жизнь так быстро изменила Марию Стюарт?
Видимо, чтобы сгладить тяжелое впечатление от заговора (едва ли из-за аутодафе), королева-мать устроила в честь молодых грандиозный праздник в Шенонсо. И снова блестящий двор, богатые наряды, обилие дорогих украшений, музыка, танцы, фейерверки, верховая езда, охота, изящные поэтические строчки, долгие непринужденные беседы с интересными людьми… Снова все восхищены юной королевой, сыпались комплименты, светились улыбки… Казалось, жизнь начала налаживаться, даже Франциск почувствовал себя лучше.
А в это время в Шотландии происходили весьма важные для будущего Марии Стюарт события. На ее глупую выходку с включением в свой герб короны Англии Елизавета ответила не наступлением войск, а поддержкой протестантов в Шотландии, туда вернулся пламенный проповедник Джон Нокс, который словом мог добиться куда большего, чем самая сильная французская морская экспедиция. Уже в марте 1559 года Шотландия получила антикатолическое восстание, а в октябре собрание пэров и баронов страны объявило о низложении власти королевы! Узнав о том, что Мария Стюарт отписала их страну французской короне одним росчерком пера, шотландцы больше не верили ей и не желали такой королевы. Французские войска, конечно, пришли на помощь своей юной королеве, у которой отнимали ее далекую Шотландию! Английские пришли на помощь протестантам. Разгорелась война, о которой увлеченная своими успехами при дворе Мария Стюарт, скорее всего, не задумывалась вообще.
Но у Франции хватало забот и дома, и де Гизы предпочли потерять Шотландию, чем свою власть в Париже, а потому 6 июля 1560 года был подписан Эдинбургский договор. Английская королева Елизавета не посягала на шотландскую корону, но требовала, чтобы Мария Стюарт не посягала на английскую, что и было зафиксировано в договоре. Войска обеих стран были выведены из Шотландии, но королеву-мать Марию де Гиз это уже не могло утешить…
Франциск привычно лежал в своей спальне с закрытыми окнами и плотно задернутыми шторами, ожидая возвращения супруги с прогулки верхом. Мария уехала в сопровождении придворных, обещала не задерживаться, но увлеклась, слишком хорошим выдался денек, слишком не хотелось возвращаться со свежего воздуха в душные, пропахшие лекарствами, притираниями и испражнениями больного короля покои. Конечно, ей было очень жаль бедного Франциска, замученного постоянными болячками, но еще больше ей было жаль себя, вынужденную тратить и свою юность на бесконечное сочувствие этим болячкам. Мир так хорош, в нем столько всего интересного, милого, красивого, чтобы терять драгоценные минуты жизни на борьбу с какими-то гугенотами или бесконечные жалобы на недомогания, превращая каждый день в ад.
Но все хорошее как-то слишком быстро заканчивается, подходила к концу и прогулка, Мария нутром чувствовала, что теперь не скоро удастся вот так вырваться на волю, чтобы мчаться вскачь, едва сдерживая желание кричать от восторга во весь голос…
Она возвращалась возбужденная, свежая, как яркий прекрасный цветок, собирая восхищенные взгляды. Но на сей раз придворные встречали юную королеву чуть странно, сердце Марии ухнуло – определенно что-то случилось. Услышав «соболезную, Ваше Величество», Мария едва не лишилась чувств. Бросив поводья конюху, она поспешила к Франциску. С утра муж чувствовал себя неплохо, правда, лекари категорически запретили ему садиться на коня, поэтому Франциск остался дома. Неужели королю стало хуже?!
Перед самыми королевскими покоями навстречу Марии метнулась ее наперсница Мария Флеминг:
– Ваше Величество, соболезную, королева-мать…
Договорить не успела, внутри у юной королевы взметнулась буря чувств. Что-то произошло с ненавистной Екатериной Медичи! Но, почти ворвавшись в покои мужа, первой, кого она увидела, была… свекровь! А сзади доносилось окончание фразы Марии Флеминг:
– …Мария де Гиз…
Ноги у Марии подкосились. Не выдержав такого перепада, она упала на пол и разрыдалась. Умерла мать, пусть и далекая, которую девочка Мария почти не знала, но это все равно была мать. Теперь на свете у нее никого, кроме вот этого беспомощно топчущегося вокруг мальчика-короля, не осталось. И вся ее жизнь отныне зависит от его слабой, едва теплящейся жизни. Пока дышит и движется это слабое тельце, она чего-то стоит, а потом?… Об этом «потом» было страшно даже задумываться.
Мария Стюарт не успела создать при французском дворе свой собственный, придуманный ею прекрасный двор, ей снова пришлось надеть траур и отменить все увеселительные мероприятия. Скорбела ли она по умершей матери? Конечно, ведь Мария де Гиз всегда была очень добра к дочери, хотя и жившей далеко. Де Гизы сплотились вокруг своей родственницы, но это дальняя родня. Кроме того, Шотландию раздирали жестокие распри, ни предусмотреть, ни остановить которые Мария де Гиз не могла, оставив в наследство своей дочери. Конечно, регентом немедленно был объявлен сводный брат Джеймс Стюарт, граф Меррей.
Но проблемы далекой родины мало волновали Марию Стюарт, ей бы с домашними французскими справиться…
Читать бесплатно другие книги:
