Его высочество господин целитель Башун Виталий
Ничего не сказав невидимкам, я сформировал огромный горноспасательный проникающий огнешар и стал пробиваться в пещеру. Через две минуты бывший проход очистился от завала и приобрел идеально круглую форму. В самой пещере неподалеку от того места, где я стоял, отбивая атаки целителя-убийцы, над телами образовался небольшой холмик из упавших сверху камней. Студенты были живы и на вид здоровы. До последнего момента их прикрывал купол, вокруг которого образовался небольшой вал из камней свода.
Надо бы выразить глубокую благодарность господину Горзиону за то, что, приведя нас в пещеру, качественно укрепил своды. И не только в пещере, но и, заботясь о собственной безопасности, в туннеле тоже. Поэтому завалы оказались не столь большими, как ожидалось. Правда, я был уверен, что ковер всех уничтожил и без помощи завалов, но тут сообразительность проявила Свента. Я ее обожаю и, как только она свернет купол, непременно расцелую. Да что там расцелую – на руках носить буду. Я догадался, что в момент атаки Горзиона воины и Свента, не в пример мне, не стали рассусоливать, а моментально отреагировали на угрозу включением куполов. Видимо, опасность здорово подстегнула их мышление, поскольку гвардейцы накрыли своим куполом весь отряд, а Свента, не имея возможности поставить второй для всех, перестраховалась и накрыла только студентов. В результате «огненный ковер» уничтожил первый купол и сжег почти всех охранников, а на второй купол энергии соответствующего участка «ковра» уже не хватило. Потому, кстати, и жар от шара получился довольно слабеньким.
Увидев меня, студенты восторженно закричали, один из самых нетерпеливых кинулся к выходу, но был отброшен куполом назад. Свента, не торопясь, осмотрелась и деактивировала амулет, получив от меня подтверждающий кивок. Я подбежал к ней и, подхватив на руки, замер, уткнувшись в ее волнующуюся грудь. Какое может быть состояние у человека, несколько минут назад похоронившего самого дорогого и близкого человека и вдруг увидевшего этого человека живым и здоровым? Разумеется, вцепиться и не отпускать от себя. Так я и простоял пару минут, пока покашливание капитана невидимок не напомнило мне, что еще не все дела сделаны.
С неохотой оторвавшись от любимой, я указал на холмик, где, по моим данным, лежали еще три живых организма. Невидимки моментально организовали студентов на раскопки, и дело пошло ударными темпами. Вскоре из-под завала достали двоих гвардейцев и егеря. Тоже живых и здоровых: каким-то образом они оказались за пределами «ковра», к тому же с активированными амулетами доспеха, поэтому камни не причинили им вреда. Вот только самостоятельно выбраться уже не смогли.
Из пещеры мы переместились в небольшой зальчик метрах в двухстах от пещеры. К нашей скорби, народу в отряде существенно поубавилось, и зальчик вместил всех. Кое-как расположившись, все занялись вредным для талии делом – снятием последствий нервного напряжения посредством обильной еды и пития. С этой неблаговидной целью нахально выпотрошили один из мешков покойного целителя, благо от того даже пыли не осталось – я, пробивая проход, не очень заботился о сохранности тела злодея. Во время разговора выяснилось, каким образом умудрились спастись некоторые гвардейцы и егеря и как удалось выжить невидимкам. Капитана невидимок я, правда, не заметил во время боя, но как летел в стену его подчиненный, видел очень хорошо. Оклематься после такого удара – все равно что спрыгнуть с высокой башни и ничего себе не сломать.
Оказывается, еще перед входом в подгорные туннели егеря и гвардейцы сформировали команду «смертников», которые должны были в случае опасности со стороны защищенного целительским доспехом противника атаковать и постараться достать его холодным оружием. В свое время им от генерала поступила секретная инструкция, предписывающая защищать мою скромную персону и студентов от любой опасности и от любого (это подчеркивалось особо) противника, невзирая на его чины и звания. Дескать, велика вероятность, что под маской некоей важной персоны будет скрываться лоперский шпион. В связи с этим парни были наготове, и как только ситуация обострилась, немедленно бросились в атаку на Горзиона. Это позволило им выйти из-под удара, но не спасло от падающих камней.
С невидимками получилось, я считаю, просто невероятно. Капитан, в надежде, что счетверенный удар станет решающим, усилил последнюю тройку собой, потому и прыгнул вслед за воином, бывшим на острие атакующего клина. На стенку его бросило вместе со всеми, но его доспех не потерял всей энергии и принял на себя удар стенки и… собственного бойца. Тому, надо сказать, повезло дважды. Во второй раз потому, что командир активировал доспех без шипов, опасаясь в момент продавливания через защиту целителя наколоть одного из своих, как бабочку на иголку.
Командование поредевшим отрядом взял на себя Видарус, командир невидимок. Дав нам немного передохнуть, он пригласил нас со Свентой отойти в сторонку, дабы обсудить сложившееся положение и решить, что делать дальше.
Я не знал, что именно известно командиру, поэтому на вопросы отвечал уклончиво. Делал вид, что не понимаю, из-за чего целитель напал на нас, и предположил о возможной болезни разума, вызванной обстановкой подземелий и неизвестным воздействием, которое, собственно говоря, мы и пришли изучать.
– Ну что ж, в такой обстановке продолжать ваши исследования считаю невозможным. Поэтому ночуем, а с утра идем на выход, – предложил командир.
– Нет, мы не можем так сделать. Дело в том, что прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, следует как можно быстрее предупредить генерала. Рассказать ему о случившихся событиях, причем соблюдая строжайшую тайну. Я не могу всего вам сказать, уважаемый Видарус, но это крайне важно. По мнению Алтиара, в правительстве существует некая группировка, симпатизирующая лоперским мятежникам. Эти люди не должны узнать о том, что здесь произошло, а если мы все явимся на поверхность, утечки, боюсь, не избежать.
Видарус внимательно посмотрел на меня и перевел взгляд на Свенту. Та пожала плечами, давая понять, что ничего добавить не может, поскольку не владеет информацией. Подумав некоторое время, капитан уточнил:
– В Бардиносе нас не хватятся?
– Не должны. Во всяком случае так скоро. Сроки похода не оговаривались. Это может быть неделя, две, три… Единственная опасность – моя теща. Она ведь может и шум поднять.
– Если она не болтлива, то можно будет ее как-то предупредить, – заметил командир. – Кто пойдет?
– Думаю, из гвардейцев и егерей тайных посланников не получится. Вы нужнее здесь. Свента… Ты ведь невидимка. Кроме тебя некому.
– Я не хотела бы разлучаться с тобой. У меня плохое предчувствие.
– Свента, милая, самое плохое уже случилось. Что может произойти еще? В крайнем случае я знаю дорогу в Лопер и мы сможем скрываться там некоторое время.
– Свентаниана, – обратился к моей жене командир, – в саму столицу идти не нужно. Достаточно тихо дойти до Бардиноса, там у надежного человека находятся запасные бусы…
– Бусы? При чем тут бусы? – удивилась жена.
– Бусы – часть устройства, которое называется дальнограф. К сожалению, комплект, который имелся у гвардейцев, безвозвратно погиб. Как ими пользоваться, тот человек знает. С его помощью доложите генералу о произошедшем. Итак, лейтенант Свентаниана, слушай боевой приказ. Тайно добраться до Бардиноса, принять меры, дабы исключить беспокойство герцогини, и через контакт в городе доложить генералу нашу ситуацию.
– Слушаюсь.
– Дорогу назад найдешь?
– Да. Я запоминала, как нас учили.
– Молодец. Тогда собирайся – и в путь, – напутствовал Видарус. – Если нужен отдых, то отдохни, но постарайся передвигаться побыстрее. Здесь для ребят не слишком уютное место проживания. Припасов, которые, к счастью, валялись там же, где ты накрыла студентов куполом, должно хватить недели на три. Даже на четыре при экономном расходовании. Но на прежнем месте ты нас не найдешь. С этого момента действуем как в боевой обстановке в тылу противника. Наше местонахождение будет указано с помощью условных знаков, которые мы с тобой обговорим отдельно. Использование кодовых таблиц нецелесообразно, поскольку все они известны нашим коллегам, а может, и противникам. Если сама возвращаться не будешь – передашь тому, кто пойдет за нами. С тобой все. Теперь Филлиниан. Меня интересуют твои возможности по работе с мертвой материей. Нам потребуется где-нибудь пересидеть, и я должен знать, как мы сможем замаскироваться.
Я рассказал. Командир воодушевился и ушел вместе с еще одним невидимкой искать подходящее место.
Мы попрощались со Свентой. Жена смотрела на меня печальными глазами и молчала. Я прямо физически чувствовал, как ей не хочется расставаться. Она охотно забрала бы меня с собой, но понимала, что этого делать нельзя – как показал бой, мои способности стоят таланта тридцати егерей, гвардейцев и невидимок, вместе взятых. Боги знают, с чем придется столкнуться, ожидая ответа генерала.
Жена, глядя сквозь слезы, попыталась пошутить перед расставанием:
– Смотри, Филик, будешь на студенток заглядываться, пока меня нет рядом, поотрываю… что не надо.
Тут мне пришла в голову здравая мысль:
– Погоди-ка. Есть одна идея. Не хочу, чтобы ты в пути теряла время. Я-то буду продолжать упражняться со студентами, а тебе нужен учитель. В столице, я уверен, с тобой будет заниматься Лабриано, а пока его нет, попробуем одну вещь.
Я попросил Свенту войти в транс, а сам связался с Финь Ю. Мой рассказ о драке с целителем его не удивил.
– А ты думаешь, кто по приказу императора должен был меня уничтожить? Мои же коллеги. Я просто не стал дожидаться и выяснять, станут они убивать собрата или нет. Выходит, правильно сделал. А ты не терзайся, как бы интенсивно я тебя ни учил, какими бы замечательными ни были мои методики, за столь короткий период сделать из тебя воина, равного довоенному, даже неполному целителю, невозможно. Надо радоваться, что кроме тебя еще хоть кто-то выжил в этом бою. Я в тот момент не знал, насколько все серьезно. Разобравшись в твоих эмоциях, я уже готов был прийти на помощь, но ты справился сам. Поэтому я не стал тебя отвлекать. Слишком нежная забота вредит развитию самостоятельности.
– Учитель. Моя жена тоже смогла перейти на уровень целительской магии. Она в числе тех, кто проявился у входа в лабиринт. Я сделал, как ты советовал, и у нас все получилось – все смогли создать первый проникающий огнешар. Но теперь ей надо уходить – не мог бы ты преподать ей пару уроков, пока она будет вдали от меня?
Финь Ю задумался, а я замер, не дыша. Вдруг откажет? Я, конечно, мог бы и сам с помощью нити-связи вести ее обучение, но сон у лабиринта показал, как мало я умею в качестве наставника. Это отдельное искусство, и ему надо учиться долго и всерьез. Тем более, я уверен, далеко не все качества наставника у меня развиты в достаточной степени. Например, терпение. Очень тяжело, когда объясняешь понятные и очевидные для тебя вещи, а подопечные не понимают. Ух, как это меня бесит!
– Это хорошо, что ты осознаешь, насколько слаб в качестве наставника. Я выполню твою просьбу. Передай мне ключевые признаки твоей жены.
Я передал, и через минуту в нашем сером пространстве проявилась моя красавица, с недоумением рассматривающая знакомого ей только по моим рассказам имперца.
– Вы… Финь Ю? – неуверенно спросила жена.
Учитель церемонно поклонился и ответил:
– Да. Я наставник вашего мужа. Он просил позаниматься с вами. Если вы согласны…
Жена несколько раз кивнула – она была наслышана об учителе и ее обрадовала перспектива заниматься с таким мастером.
– …то приступим вечером этого же дня. С данного момента слушаться меня во всем, обращаться друг к другу без церемоний и не скрывать, если что-то будет непонятно. Сейчас я прощаюсь с тобой до вечера. Не надо так удивляться. Отныне мы на «ты». Или ваша милость этого не приемлет? Приемлет? Вот и хорошо. Филлиниан, у меня просьба. Раз у тебя все получилось с группой студентов, то надо обязательно найти лабораторию.
– Почему, учитель? Чем она так важна? Я, конечно, обещал, но…
– Я расскажу. Раньше это было только гипотезой, а теперь благодаря тебе стало свершившимся фактом. Сразу оговорюсь: я не знаю, где находится лаборатория, поскольку никогда в ней не был. Я не участвовал в группе разработчиков артефактов. Нас, двенадцать молодых, в возрасте от семидесяти до девяноста лет, полных целителей собрали в городке неподалеку от нынешнего Сербано. Этого поселения теперь уже нет, поэтому можешь не искать его на карте, да и смысла никакого. Так вот. С нас сняли ключевые признаки и сообщили, что мы – участники эксперимента по подготовке целителей. В случае появления в радиусе действия лабораторного артефакта, то есть в горах и окрестностях Сербано, потенциального целителя артефакт свяжет одного из нас с этим кандидатом. Тот увидит сон, в котором будет проверена его готовность к принятию сведений о последних научных данных в области целительства, внедренных в кристалл в свернутом и зашифрованном виде. Наша задача – предложить кандидату, успешно прошедшему испытание, принять эти сведения. Впоследствии кандидат, в случае своего согласия, становится учеником того целителя, с которым его свяжет артефакт, но не ранее достижения уровня полного целителя. Ожидалось, что на это будет уходить от двадцати до тридцати лет. Видимо, в расчетах была ошибка, поскольку за все столетия только ты, Филлиниан, достиг этого уровня. Одной из задач эксперимента была проверка успешности обучения в зоне действия артефакта. В случае успеха данная методика была бы распространена на остальные области магического искусства. Пока была возможность, в столичных академиях некоторых государств были размещены вспомогательные артефакты, аналогичные лабораторному, но с очень ограниченными возможностями. Фактически они должны были являться ретрансляторами для лабораторного. Их планировали связать вместе, тогда суммарной мощности хватило бы на значительную площадь Элмории, халифатов и империи. Представляешь, сколько целителей и архимагов другой направленности можно было бы выявить, как Лесиозу, еще до поступления и первоначального обучения в академии? К сожалению, либо разработчики не успели, либо у них ничего не получилось. Мы не узнаем, пока не найдем хоть какие-то свидетельства.
– Значит, ты все-таки считаешь, что Горзион неправ?
– Я ничего не считаю. Я знаю, что эксперимент должен быть завершен. В лаборатории работали люди поумнее всяких Горзионов. Я чувствую свою сопричастность к делу и обязан довести его до конца, поэтому и прошу помочь.
– Хорошо, учитель. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но если не получится…
– Если не получится, винить тебя не буду.
В течение нескольких дней в свободное от обучения студентов время я обходил окрестности, обшаривая лучом пространство вокруг, но не обнаружил ничего похожего на вход в лабиринт либо на упорядоченные пустоты вроде искусственных помещений.
Видарус отыскал неплохую пещерку, которую мы замаскировали так, что, только зная, где она находится, можно было в нее попасть. Всем, кроме меня, командир запретил выходить без сопровождения одного из гвардейцев или невидимок.
Примерно через неделю такой пещерной жизни меня наконец-то посетила мысль попробовать использовать луч для поиска… самого себя. Я, правда, не знал, сработает ли, но почему бы не попытаться? Закончив занятия со студентами, я сосредоточился и вызвал луч. Получилось. Одно дело – строить узоры, находясь частью сознания на кончике нити-связи, другое – использовать свое собственное сознание в качестве зеркала для отражения поискового луча. Луч обошел по кругу радиусом в сто метров пространство от входа в лабиринт и ничего не обнаружил. Я увеличил до двухсот, трехсот метров – ничего. Дошел до четырехсот – и тогда появились засечки живых людей. Самое смешное – один из этих живых был я сам. Конечно, определить, кто есть кто, с помощью такого детектора пока невозможно, но в каком месте я прилег, мне было известно, а изучив карту пещеры, узнал, которая из отметок принадлежит мне. Дальше все было просто. Я тщательно запомнил направление, мысленно составил карту переходов – пару раз придется пробивать стены – и на утро запланировал поход.
Утром после завтрака я подробно разъяснил командиру, куда пойду, и даже нарисовал схему, где меня искать в случае чего, но паниковать и бежать за мной через пять минут после моего ухода запретил. Договорились, что Видарус начнет что-то предпринимать по своему усмотрению не ранее чем через сутки.
Дорога к лабиринту заняла два часа. Это вместе с пробиванием стенок и с поиском обходных путей. В некоторых местах потолок показался не очень надежным, я пометил эти места условными знаками и пошел другим путем.
Реальный вход в лабиринт оказался точно таким же, как во сне, за исключением надписи. Ее там не было. И лабиринта тоже не было. Стоило войти, как я сразу оказался в памятном зале, где Финь Ю предложил мне кристалл с опасными знаниями. Все, опять же, в точности соответствовало сну. Разве что толстенный слой пыли, покрывающей все вокруг, во сне не наблюдался.
В одной из стен я усмотрел маленькую неприметную дверцу, за которой оказался длиннющий коридор, максимально сохранивший естественный облик обычного скального прохода, как, собственно, и все помещения. Поэтому я и не смог найти лабораторию своим лучом: предполагаю, что это было сделано специально, поскольку иной защиты, кроме трудностей в обнаружении помещения, я не видел.
Практически все комнаты были закрыты непроницаемой для света и вещества магической пеленой, которая для моего уровня знаний была недоступна. Единственным знакомым предметом в этом девственно-пустом проходе оказалось зеркало. Проходить сквозь него стало для меня уже привычным делом, и я недолго думая сделал шаг вперед, приготовившись снова пообщаться с ласковым ветерком, посмотреть на себя, любимого, изнутри, побродить, так сказать, по окрестностям почек, печени, сердца… Нет, в прямую кишку как-нибудь потом. Под настроение.
Но не успел я погрузиться в себя, как оказался вне зеркала с другой его стороны. Похоже, проверять меня больше не будут. Видимо, признали за своего.
В центре помещения громоздилась гигантская друза кристаллов, раз в пять больше той, в которой обитала Лантисса. От друзы поднялся вверх столб золотистых искорок, и начал формироваться облик. Я сначала подумал, что это Лантисса, и хотел было встретить ее дружеским приветствием, но это оказался седой благообразный мужчина, для которого седина – явно не признак старости, а указатель высокого статуса и мудрости, да и вид у мужчины получился очень представительный.
– Приветствую тебя, знакомый незнакомец, – улыбнулся он. – Меня зовут Фоллениан деи Аркодер. Тебе удалось отыскать лабораторию и пройти сквозь зеркало. Значит, ты имеешь право здесь находиться. В противном случае не стало бы либо тебя, либо лаборатории. Могу ли я поинтересоваться целью визита и твоим уровнем?
– А вы не можете, как Лантисса… – немного растерялся я. Все-таки артефакт академии сразу определил, что я – полный целитель, а этот, гораздо более мощный, по словам Финь Ю, почему-то не смог.
– Лантисса? – оживился призрак. – Ты знаешь Лантиссу? Как она? Жива?
– Увы, нет. Я разговаривал с ней примерно как с вами. Она была внутри артефакта академии и проявилась, когда я полюбопытствовал, куда ведут нити от кристаллов во время испытания.
– Твоего испытания?
– Нет, абитуриентов.
– Значит, про уровень можно не спрашивать. Только полный целитель способен проследить за нитью, связывающей внешний элемент с артефактом. А на твой вопрос могу ответить так. С Лантиссой ты разговаривал, будучи не во плоти, а пребывая сознанием в магической сфере. Поэтому она с ходу и определила твой уровень. Сюда, в отличие от стен академии, ты мог попасть случайно. Безусловно, найти нас очень нелегко, но теоретически возможно, а сквозь зеркало мог пройти и неполный целитель.
– Только целитель, а другой маг не мог бы?..
– Я вижу, ты кое-что знаешь, – снова улыбнулся Фоллениан. – Дело в том, что именно мы – вижу, небезуспешно – внедряли в сознание людей тот факт, что только целитель обладает мощной магией. Я ответил на твой вопрос? Ну что ж, теперь вопрос у меня. Не просила ли Лантисса найти нас и кое-что сделать?
– Да. Она просила вас найти и попытаться связать с ней, только я не представляю, как это сделать.
– Все очень просто, мы тебе поможем.
– «Мы»?
– Да. Я не один. Почти половина группы, когда стала ясна неизбежность нашей гибели, решила уйти таким вот образом. К сожалению, к моменту завершения работы мы все были в таком состоянии, что уже физически не могли реализовать связь с нашими дополнениями. Мы пригласили со стороны двенадцать магов уровня полного целителя и готовили их на роль связующего звена. Но и с ними связь была утеряна. Боюсь, уже никого не осталось в живых. А если кто-то и остался, найти нас без подробной карты практически невозможно. Ты готов помочь нам и всему человечеству?
– Как-то пафосно звучит. В последнее время я очень опасаюсь подобного. Слишком часто за высокими словами стоит какая-нибудь пакость. И чем возвышеннее слова, тем больше гадость.
– Успокойтесь, юноша. Неужели вы можете подумать, что мы долгие годы создавали этот инструмент только для того, чтобы принести людям зло? К тому же наши тела давно мертвы, а значит, деньги, власть, вино, женщины или мужчины – для нас не более чем абстракция.
– Ну хорошо. Я готов. Что надо сделать?
Я не стал долго раздумывать. Учитель мне помочь более не мог – все, что знал, он уже рассказал. Кроме того, это и его желание – довести дело до конца, а я слишком многим ему обязан. По сути, без него мой прах уже покоился бы под грудой камней в пещере. Я-то еще ладно, но и Свенту постигла бы та же участь.
– Ничего особенного. Надо лечь головой к друзе. В ней есть специальная выемка для головы – тебе будет удобно. В этом положении ты должен протянуть нить связи к Лантиссе. Вот и все. Остальное мы сделаем сами.
Я лег, как мне сказали, сосредоточился и протянул нить к Лантиссе. Она ответила моментально, будто ежесекундно ждала контакта.
В помещении лаборатории появился ее фантом и со счастливой улыбкой бросился в объятия Фоллениана. Тот, не менее радостный, распахнул руки во всю ширь и страстно обнял девушку. «Интересно, – подумалось мне, – тел нет, а эмоции они вроде как испытывают. Что за процессы происходят в кристалле?»
Додумать мысль не удалось. Фантомы словно растворились друг в друге, а тела перемешались, создавая самые невероятные, порой кошмарные фигуры. Это продолжалось несколько минут. Наконец общее тело этой химеры преобразовалось в столб мерцающих золотом и серебром искорок, которые, в свою очередь, снова предстали в образе Фоллениана. Он выглядел несколько смущенным. Откашлявшись с таким видом, словно должен донести до меня неприятную весть, он хрипловато сказал:
– Лантисса не смогла… Я должен взять на себя неприятную миссию – сообщить…
– О чем? – насторожился я. Так и знал, что без подвоха не обойдется.
– Дело в том, что в процессе связывания артефактов через твой мозг необходимо пропустить такие объемы информации, что, по всем расчетам, он не выдержит нагрузки и в конце передачи… к-хм… м-да… попросту сгорит. Теоретически выдержать мог бы мозг полного целителя не моложе семидесяти и не старше девяноста лет, но где же нам взять такого?
Я попробовал трепыхнуться, но тело совершенно не слушалось.
– Бесполезно, – понял мои усилия Фоллениан. – Тебя держит сильное магическое поле, которое будет поддерживать и питать твое тело в течение всего времени передачи. Двигательные и речевые центры заблокированы. Прости нас, Филлиниан. Прости. Мы не можем поступить иначе. Все, что мы делаем, во благо человечества. Ты – необходимая жертва. Прости и… к-хм… прощай.
В следующий момент на мое сознание обрушились горы. Давление было настолько ужасным, что на миг я почувствовал себя лягушкой, на которую рухнула целая скала. Не уверен, что сознание даже опытного целителя способно было бы выдержать такое. Мое не выдержало очень скоро.
Часть вторая
Глава 1
«Мне… необходимо… тело-носитель…» – Скорость мысли примерно соответствовала скорости движения галактики во вселенной: с точки зрения галактики – стремительно, для меня – крайне медленно. Ядро моей личности, закапсулированное в прочную броню сложного узора, шустро прыгало от звезды к звезде. Периодически останавливалось на неопределенный срок, накачиваясь энергией, просеивало местную ноосферу и, не находя искомого, прыгало к следующей, прокалывая пространство и время. Это длилось очень долго. А может, одно мгновение. У меня не было точки отсчета времени. Да и не просто это ядро запрыгало перепуганным зайцем по галактике. Всему виной – подарок Лантиссы, но если бы не он…
В момент атаки на мой мозг и осознания приближающейся гибели если не тела, то разума, узор Лантиссы развернулся, соединился со структурой знаний, пока еще оставшейся в моем распоряжении, и принес понимание, каким образом производится свертка ядра личности и передача его на другой носитель. Носителем может служить живое тело, полностью очищенное от собственной личности, фактически чистый лист, или артефакт, способный вместить в себя сознание целителя. Артефакты мне недоступны, поскольку заняты издевательством надо мной, а личности, «чистые листы», тоже толпами поблизости не бродят. Поблизости – то есть в пределах нашего мира.
Оказывается, отсутствие подходящего носителя тоже предусмотрено: личность, защищенная от распада узором Лантиссы, способна бесконечно долго существовать и даже перемещаться в магическом пространстве вне физической оболочки. Правда, в этот период на мыслительную деятельность выделяются самые крохи ресурсов, поскольку все они используются узором для поиска и отбора по неведомым мне критериям тела-носителя. Ну и есть вполне реальная опасность навечно «уснуть» просто из-за отсутствия новой информации. Так сказать, заскучать насмерть.
Доли секунды – время, которым я мог располагать до того, как перестану распоряжаться самим собой, – утекали в бесконечность, а отделить собственную магическую структуру от тела никак не удавалось. Не дураки были создатели артефактов – на кой им тело без магической структуры полного целителя. А мне куда против них? Однако я решил не сдаваться: полностью погрузился в магическое пространство, максимально замедлил время, как учил Финь Ю, и в этом положении изо всех душевных сил потянул самого себя «за волосы» в отчаянном желании если не полностью отделиться, то хотя бы частично.
Но произошло иное. Линии магических структур раздвоились, выделив из себя тоненькую паутинку, в точности копирующую свое строение. Первая, основная, осталась на месте, а вторая под управлением узора Лантиссы стала стремительно сворачиваться и покрываться сложным защитным узором – оболочкой. Миг – и я осознаю себя именно этой закапсулированной паутинкой, а не тем большим «Я», оставшимся в пещере. Потом пришел… нет, не мрак, а какой-то вязкий сумрак, словно ватой обернувший меня в мягкий ласковый кокон. Объекты в окружающем пространстве стали напоминать серые тени, мысли потекли вяло и тягуче, будто густой сироп, и, главное, полностью утратилась ориентация во времени. То ли я все еще пытаюсь вырваться из плена артефактов, то ли уже умираю, завершив обработку гигантского массива сведений, то ли мне удалось-таки вырваться и я усиленно ищу подходящее тело, то ли… вся моя жизнь – краткий сон, скорее дрема перед пробуждением. Тогда кто я? Зачем я?
Не ведаю, сколько времени прошло до того момента, как я начал осознавать себя в чужом теле. С окончанием поиска большая часть ресурсов стала доступна мышлению, и оно вернулось почти к нормальному уровню. Всего лишь почти, но и это немало. Для полноценного функционирования необходимо освоиться и слиться с физическим носителем, ибо человек думает не только головой. Да, разумеется, некоторые предпочитают думать задницей, но кто доказал, что эта часть тела не является структурной частью организма и нервной системы? Таким образом, лишь после того, как весь организм станет единым целым (в идеале – развитый не хуже, чем мое прежнее тело после тренировок с Финь Ю) и нервная система объединится с массивом знаний, можно будет работать на полную мощность. Сейчас же мне многое недоступно.
Результат самообследования откровенно не порадовал. Организм достался мне в крайне запущенном состоянии. Уйма неподчищенных следов застарелых болезней (кто так исцеляет?!), некоторые органы – недолеченные, а что с разумом творится – словами не передать. Мне попалась не аномалия в развитии – личность в этом теле была. Раньше. Ее вычистили оттуда, как мусор из комнаты, но настолько топорно, грубо и примитивно, что возникли сомнения в профессионализме местных целителей. Если проводить аналогию с плохо обработанным заросшим участком под пашню, то картина следующая: кое-где оставлены переломанные пни, где-то виднеются ямы от вырванных с корнем деревьев, а где-то сохранились кустики. Кто так поизмывался над человеком – не представляю, но я этому горе-целителю в целях профилактики маразма руки пообрываю точно.
И данную территорию мне предстоит обживать. Но! Первым делом – разведка. Необходимо уяснить, хотя бы примерно, где я теперь нахожусь и нет ли явных угроз носителю.
Результат облета территории вокруг тела меня поразил. Прежде всего – доступное пространство составляет всего-навсего около дюжины километров в поперечнике и ограничивается безвоздушным пространством, очень похожим на космос, как нам о нем рассказывал схольный звездочет. То есть где-то далеко сияет светило размером с мелкую монету, а вокруг на пару тысяч километров (дальше залезать я не рискнул) никаких объектов крупнее пылинки, да и те – большая редкость.
Жилое пространство в виде шара с многочисленными выступами похоже на орех, под завязку забитый странными артефактами, скорее механизмами, собранными из материалов, по большей части мне неизвестных. Экипаж этого космохода или космостата составляют люди (именно двуногие, без перьев, прямоходящие, вроде бы ничем от наших не отличающиеся) в количестве около тысячи ста персон. Точным подсчетом, несмотря на скуку ожидания, я не занимался.
А скучал я в ожидании, когда мое – уже мое! – тело вынут из горизонтальной банки, доверху залитой раствором всевозможных полезных и бесполезных веществ. Вредные тоже были, но в малом количестве и существенного влияния на здоровье организма не оказывали. Кроме того, к телу во множестве были подсоединены нашлепки из разнообразных материалов – как правило, металлов – и трубки, одна часть которых вливала в организм эликсиры, другая – выливала или перегоняла через артефакт очистки. Нашлепки соединялись с механизмами жгутами из тонких проволочек, обернутых мягким материалом. По жгутам циркулировала энергия, видимо передающая в механизмы какие-то данные о теле. Странные механические руки, вооруженные инструментом (то, что они делали, иначе как войной с телом не назовешь), что-то подрезали, вставляли, вытаскивали, зашивали. Короче говоря, выполняли хирургические операции без применения магии. Надо признать, довольно ловко и точно.
В общем и целом вся эта громоздкая система страшно медленно и неэффективно, но явно оздоравливала организм и немного изменяла его вид. То есть явно не убивала тело и не производила опыты. Впрочем, что ждать от этой группы сектантов, из принципа не желающих применять магию? Даже простейшую, на уровне ассистента знахаря. Слышал я сказки о подобных непонятных людях, но особо никогда не интересовался: хотят загнуться без магии – их право.
Возможно, однако, со мной работают не сектанты. Просто в этом мире не знают, что такое магия. Читал я в свое время теоретические опусы на тему «Мир без магии – пути развития». Там говорилось о чем-то похожем. Да и вряд ли даже сотни тысяч фанатиков за обозримое время смогли бы создать такие артефакты, а главное – найти для них источники энергии и напитать путем сложнейших преобразований и с невероятными потерями.
Я никогда не был жадным, ну разве что чуть-чуть, но эти потери повергли меня в шок. Будь у нас такие же, целители смогли бы творить не более парочки огнешаров в сутки, все остальное время отдыхая и восстанавливаясь. Ужас просто. Тем не менее для людей, не владеющих магией или принципиально отказавшихся от нее, подобные артефакты – невероятное достижение. Как ни странно, но следует самому себе честно признаться, что нам до них далеко.
Интересно, здесь тоже группа могущественных людей притормаживает развитие? Тогда сколько веков или тысячелетий они шли для достижения нынешнего уровня?
Суточные циклы, имитируемые внутриореховым освещением, примерно совпадали с нашими, поэтому особо перестраивать организм мне в будущем не потребуется. За тридцать семь циклов (суток то бишь) я успел немного выучить язык и с грехом пополам понимал персонал. Хотя именно пополам и именно с грехом. Я не знал, как семантически связать со своими знаниями большинство слов, поэтому разговоры воспринимал с огромными пробелами, из-за которых часто не понимал смысл диалогов.
Более-менее я понимал двоих, как я догадался, главных докторов, из толпы людей, постоянно крутившейся возле моей бочки. Один – совсем седой и старый (х-ха! тоже мне целитель, тяни его за ногу), другой помоложе. В основном, правда, они обсуждали состояние здоровья моего тела, какие-то графики, потенциалы мозга, реакции имени кого-то там, синдромы и симптомы тех-то и тех-то. Но однажды имел место любопытный разговор, как раз перед вытаскиванием тела из бочки. Говорили, похоже, о судьбе моего носителя. Однако кому принадлежало и принадлежит тело, я пока понять не смог.
– Дон Томас, завтра решающий этап. Внедрение личности. Я прошу вас собраться и провести операцию на должном уровне. Мы не имеем права на ошибку.
– Профессор, для этого тощего спирохета с мозгами курицы и апломбом вожака гамадрилов никогда ничего не стал бы делать, если бы не просьба герцога. А ошибок в работе я не допускаю. Процедура отлажена на десятках «добровольцов» с ближайшей каторги, и сюрпризов я не жду. Интересно все-таки, неужели правду говорят, что эта бледная немочь и наш герцог…
– Тиш-ше, – прошипел старый. – Мало ли что болтают идиоты? А ты молчи и делай свое дело!
– Никого же нет! Или вы, достопочтенный дон Стефан, побежите докладывать в тайную стражу о моем непочтительном поведении?
– Людей нет, а «жучки» очень даже могут быть.
– Не смешите меня, профессор. После ваших настоятельных требований об отсутствии любых устройств в радиусе ста пятидесяти метров от капсулы никакая стража не рискнет что-либо сделать. А если рискнет, так ведь весь проект, узнай о нем наверху, – мятеж с отягчающими обстоятельствами. Мелочью больше, мелочью меньше, какая разница? А мне нужна разрядка! Я уже два года болтаюсь в этой консервной банке, не выходя на поверхность. И еще два года придется пялиться на голограммы чистых речек и неописуемой красоты горные пейзажи, пока проект не завершится! А мне уже сейчас душно.
– Потерпите, коллега. Примите… – тут он произнес что-то неразборчивое, – от клаустрофобии, а через несколько дней, когда вкачаем данные в башку этого урода… э-э-э… я хотел сказать «заказа»… Так вот, после этого я вам дам недельку отдыха.
– Но в пределах станции, не так ли?
– Увы. Но на недельку вы сможете забыть обо всем этом.
– Вы правы, профессор, назюзюкаться в сиську и забыться – что нам еще остается?
– Это уж как вам будет угодно. Запрет на спиртное персонально для вас я сниму. На недельку.
– И на том спасибо.
На тот момент я так и не понял – то ли мое тело и есть тот самый урод, то ли оно предназначено для урода, то ли еще что.
На следующий день двое механических слуг довольно бережно вынули меня из бочки, перетащили в соседнее помещение и усадили в глубокое мягкое кресло. Снова опутали проводниками с нашлепками, водрузили на голову шлем, защелкнули фиксаторы и бесшумно выкатились из помещения.
Двое знакомцев заняли места за длинным дугообразным столом с множеством кнопок. Перед ними тут же взвились несколько больших иллюзий головного мозга, органов тела, каких-то графиков и схем. Шесть оставшихся свободными мест по краям заняли их подчиненные.
– Все готовы? – спросил седой.
– Все-е гото-о-овы, – протянул его напарник.
– Дон Томас, прекратите ерничать. К серьезному этапу переходим. Итак, раз все готовы, – немного торжественно возгласил седой, – начинаем внедрение личности. Всем предельное внимание!
Через несколько секунд в мозг тела стал вливаться поток сведений. Я, конечно, не успел поучиться у графа Гиттериана работе с мозгом и структурой знаний, однако как работают наши кристаллы, передающие сведения или навыки, представляю неплохо. Но то, что я увидел… Это было нечто. Если вернуться к аналогии с лесом, то сам процесс был похож на посадку саженцев методом забивания свай. Хорошо хоть, большинство деревьев вбивали корнями вниз, но даже их умудрялись высаживать через одно место: сосны, допустим, в тенечке, а ели на пригорке, где солнышко поярче.
Процедура длилась довольно долго. С частыми остановками, проверками состояния организма и реакций. Я не вмешивался, резонно решив, что сейчас необходимо продемонстрировать то, что ожидается от тела, а уж потом я смогу заняться самоорганизацией в более спокойной обстановке и, главное, без контроля докторов. Кто их знает, что они могут отследить с помощью механизмов? При этом я все-таки потихоньку готовил план усвоения передаваемых знаний и предпринял незаметные шаги к перехвату контроля. Хотя было бы что перехватывать – результатом работы докторов может стать только кукла, имитирующая человека, да и то в течение недолгого времени. Возможно, имитирующая достаточно достоверно для окружающих, но недостаточно, чтобы предотвратить относительно скорый распад личности.
Пять дней в меня вливали знания и три дня корректировали то, что получилось. Потом тело освободили от всех датчиков, перенесли в изолированную палату, где уложили в мягкую койку, соединили с капельницей, питающей организм раствором глюкозы и минеральных веществ, прикрепили датчик контроля сердечной активности и на двое суток оставили в покое. Воспользовавшись относительной свободой, я плотно занялся разбором доставшегося «богатства». Ох и пришлось же повозиться, разгребая эту свалку.
Не хочу влезать в подробности, как я усваивал знания и воспоминания вбитой в тело личности. Скажу только, что дело это было очень непростым, поскольку мне предстояло максимально достоверно играть роль… наследного принца могущественной звездной империи. Вот так и здрасьте, ваше высочество!
Персона сия к двадцати годам, мягко говоря, не блистала эрудицией, а по характеру… Я бы сказал, что дон Томас был даже излишне деликатен в своих определениях. Структура знаний оказалась проста и примитивна. Связи были малочисленны и слабы. А эмоциональная сфера и побудительные мотивы к деятельности ограничивались стремлением утвердить свое превосходство самыми простыми путями. Принц был искренне убежден, что мужское достоинство находится только в штанах и больше нигде. Если затаскивать в койку всех подряд, не обращая внимания на пол и возраст, то ни у кого не возникнет сомнений, что принц – настоящий мужчина. Предпочитал он девочек четырнадцати-пятнадцати лет, но не гнушался и мальчиками, услышав по глобовизору рассказ о том, как вожак обезьян утверждает свое превосходство над претендентами на его пост. Недолго думая (потому что просто нечем) он взял этот метод на вооружение. С окружающими был груб и спесив. Обожал командовать и не терпел пререканий. Подчиненным приходилось ужом изворачиваться, чтобы более-менее достойно выполнять свои обязанности вопреки идиотским приказам своего начальника. Впрочем, дело, порученное его заботам папенькой-императором, было такого рода, что наломать большую поленницу дров принцу вряд ли удалось бы.
Сравнив доставшееся мне тело с данными из воспоминаний принца, внешних различий я не обнаружил. Рост примерно сто девяносто сантиметров, тощая анемичная фигура, бледное узкое лицо, не лишенное аристократичного благородства черт, почти полностью скрытых одутловатыми щеками, а также мешками и темными кругами под мутными рыбьими глазами. Однако волосы чистого золота ниспадали на плечи красивыми локонами. За ними явно ухаживали с гордостью и любовью. Короче говоря, над телом мне еще предстоит долго и упорно работать, чтобы привести его в приемлемое состояние и подготовить к слиянию с магией.
Свою личность я развернул полностью, ассимилировав воспоминания принца и задвинув их подальше из чистой брезгливости. Жаль, что выбросить их никак нельзя. Если профессора заподозрят, что опыт не удался… Кстати, а что будет тогда? Ведь мне до сих пор неизвестно, это тело принца или нет. Если так, то зачем проводилась операция? Хотя… может, он сошел с ума, «сдвинулся по фазе», как здесь говорят, а внедрение – попытка вернуть ему «резервную копию» рассудка?
В общем, нельзя мне пока выходить из роли, даже некоторые поведенческие привычки придется оставить. Однако долго играть роль принца я просто не сумею. Люди, близко знающие его, быстро заметят различия, а прорываться с боем… могу, конечно, но куда? Снова сворачиваться в клубок и дальше в полет? Так и долетаться можно. Остается одно – ждать дальнейшего развития событий и стараться играть убедительно. Жаль, что я не окончил факультет лицедейства.
– Как считаешь, дон Томас, получилось у нас? – немного неуверенно спросил седой.
– Думаю, все, что могли, мы сделали, дон Стефан, – непривычно серьезно ответил его напарник. – Остальное в руце божией.
– Сколько он продержится?
– Думаю, максимум два года. Скорее полтора. И то потому, что личность этого борова донельзя примитивная. Честное слово, лучше бы нам робота поручили запрограммировать.
– Робот не пройдет тест-контроль.
– Да, не пройдет. А для чего это нужно герцогу?
– Он мне ничего не говорит, сам понимаешь.
Над столом приподнялся и запульсировал шарик-вызов размером с теннисный мячик.
– Слушаю тебя, Гриффин, – ответил Стефан.
Шарик развернулся в полупрозрачное объемное изображение мужчины средних лет, одетого в комбинезон стального цвета и видимого по грудь. Легкого тонкого плаща, знака принадлежности к благородному сословию, на Гриффине не было.
Плащи с гербами или без (для нетитулованных дворян) в этом качестве заменили шпаги, в незапамятные времена свидетельствующие о принадлежности персоны к определенному слою общества. Теперь по плащу, его длине, гербу и вышивке можно было не только с определенной точностью сказать, к какому дому принадлежит плащеносец, но и назвать его титул и ранг, что по шпаге определить было затруднительно. Если только по богатству отделки и качеству клинка. Впрочем, как подсказывала внедренная память, некоторые ревнители старины, выкопавшие в пыльных архивах свидетельства своего происхождения от благородных предков еще дозвездных времен, продолжали носить вместе с плащами и шпаги. Законом это не запрещалось.
– К причалу номер семь стыкуется яхта его сиятельства герцога Манфреда. С ним племянник, его высочество принц Константин, – доложил бюст мужчины.
– Хорошо, Гриффин. У нас все готово к приему?
– Да, дон.
– Принято.
Бюст «поплыл», закрутился штопором, смешно искажая изображение, затем получившаяся уморительная фигура перевернулась головой вниз и ввинтилась в стол. Седой поморщился и недовольно пробурчал:
– Дон Томас, когда же вы повзрослеете? Что за детские шуточки!
– Скучно, дон Стефан. Скучно-с. Задворки империи. Провинция.
Седой укоризненно покачал головой, встал, провел рукой по переднему шву своего комбинезона снизу вверх, начиная от груди, «склеил» распахнутые борта, тем самым застегнувшись наглухо, и поправил плащ. Дон Томас, поколебавшись, последовал примеру старшего коллеги.
«Принц Константин», – сказал Гриффин. Но ведь я – принц Константин. Его личность внедрена в мое тело. Что же все это означает?
Глава 2
В операционный зал вошли сначала охранники – ломы под два двадцать ростом, затем, не спеша, герцог Манфред и принц Константин.
Герцог был довольно высок, худощав, атлетически сложен и обладал внешностью истинного аристократа: длинное бледное лицо, черные с сединой волосы; серые, немного раскосые глаза, слегка поджатые тонкие губы. На нем был черный с серебряным отливом комбинезон и короткий, до талии, плащ той же расцветки, вышитый серебряными коронами с тремя зубчиками. Принц выглядел потасканным пропойцей и плебеем на фоне герцога, но чем-то неуловимо был на него похож. В их чертах усматривалось что-то общее, близкородственное.
– Добрый день, благородные доны, – поприветствовал Манфред ученых.
Те вежливо поклонились и ответили:
– Желаем здравствовать! Ваше высочество, ваше сиятельство.
– Как проект?
– Проходит завершающий этап. Прошу сюда.
Седой жестом пригласил гостей пройти в бокс, где лежало мое тело. Охрана осталась в операционном зале. Герцог спокойно, а принц с жадным вниманием рассматривали мое обнаженное тело, лежащее на мягком эргономичном ложе.
– Гы! А красавчик, – резюмировал принц.
– После оздоровительных процедур вы будете выглядеть не хуже. Ведь, по официальной версии, только за этим мы сюда и прилетели. – Герцог многозначительно взглянул на принца.
Тот, поджав губки гузкой и нахмурив бровки собольи, важно кивнул. Вообще такое выражение лица появлялось у принца в те моменты, когда он собирался высказать очередную «мудрость» или показать присутствующим, что он в данный момент есть персона, приобщенная к тайнам, недоступным средним умам.
– Двойник его высочества, по нашим расчетам, должен в течение следующих суток, максимум через двое, адаптировать внедренные знания. Тогда мы его разбудим, и вы сможете проверить качество нашей работы… – продолжил седой.
– Дядя! – капризным голосом прервал диалог принц. – Я не понимаю, зачем такие сложности? Почему нельзя отправить просто одного из двойников?
– Ваше высочество, – с еле заметным вздохом, терпеливо, видимо, не в первый раз пояснил герцог, – простого двойника мало. Необходимо полное сходство с вами, в том числе и генетическое. К сожалению, мне не удалось выяснить, что конкретно собирается поручить вашему высочеству государь император, но, несомненно, это будет нечто очень рискованное для вас. Если выяснится, что я преувеличил опасность, мы всегда сможем заменить двойника вами. Но пока с этим нет ясности, следует предполагать самое худшее. В данной ситуации вашему дойнику предстоит действовать, скорее всего, в одиночку, и никто, даже охрана, приставленная вашим батюшкой, не должен догадаться, что это актер, играющий роль. А для этого сам актер должен быть абсолютно уверен, что он и есть принц.
– Да? А может, вы, дядя, просто хотите меня заменить этой куклой? Клоном! Так это, кажется, называется?
«А неглупое соображение», – подумалось мне. Надо же, умеет иногда шевелить извилинами.
– Нет, принц, мне это не нужно. Какой смысл? Двойник через некоторое время… Кстати, через какое, дон Томас?
– Два года максимум. Скорее полтора.
– Так вот, через полтора года у двойника начнется распад личности, и мы получим либо буйного психа, либо растение, мычащее «Бу-у-у» и пускающее слюни. Кому такой нужен? Что с ним делать? Кстати, то, что лежит перед нами, – не клон. С клоном было бы проще, но, к сожалению, аппаратура легко их отличает от рожденных естественным путем. Так ведь, дон Стефан?
– Совершенно верно. К сожалению, признаки ускоренного старения организма легко выявляются и идентифицируются аппаратурой. В свое время на волне антиклоновой истерии целые институты немало заработали, решая проблему надежного различения людей и клонов. Даже если выращивать с младенчества…
– Благодарю вас, профессор. Этого, думаю, достаточно. Вот поэтому-то нам пришлось найти человека, отвечающего строго заданным параметрам, и провести уникальную, сложнейшую операцию. Поверьте, ваше высочество, сделать это было очень нелегко и стоило недешево. Кроме того, поиски пришлось вести в строжайшей тайне, а вы сами знаете возможности вашего батюшки и его тайной гвардии. И все это делалось для вашего блага.
– Ну хорошо, я тебе верю, дядя. Но не вздумай со мной шутить, ибо кара моя будет… э-э-э… Да, кара будет. Ужасная и жестокая.
– Что вы, ваше высочество! И в мыслях не было шутки шутить. Дон Стефан, регенерационная камера для принца готова?
– Да, ваше сиятельство. Полностью готова и ждет пациента.
– Я предлагаю не тянуть и начать процедуру оздоровления. Это будет полезно для вашего высочества.
– И сколько я там проваляюсь?
Герцог вопросительно посмотрел на дона Стефана, и тот торопливо ответил:
– Пребывание в камере рассчитано на двое суток. Затем комплекс реабилитации, который может проводиться вне центра. Главное – соблюдать режим и выполнять рекомендации. Для надежного восстановления пролеченных органов и тканей потребуется от четырех до пяти месяцев. Точнее, не более четырех с половиной. Во многом это зависит от состояния здоровья его высочества.
– А потом? – буркнул Константин. – Что я буду делать потом? Ты говорил, что мне придется неопределенное время провести в этой долбаной дыре.
– Для вашего развлечения на моей яхте доставлено двадцать девочек и десять мальчиков на любой вкус. Только очень прошу, в связи с трудностью замены… хм… выбывших, будьте с ними поаккуратнее.
Мечтательное выражение лица и стеклянный взгляд, обращенный куда-то в потолок, указывали на то, что принц о будущем думать не привык, следовательно, замена потребуется очень скоро. Герцог вздохнул и жестом предложил дону Стефану заняться принцем. Ученый поклонился и, почтительно взяв Константина под локоток, повел его куда-то в глубь станции.
– Томас, дружище, пойдем посидим немного в операционном зале. Поболтаем, винца попьем, – предложил герцог второму ученому, тому, что помоложе.
На фоне подтянутого сюзерена дон Томас выглядел несколько оплывшим и грузноватым от сидячей работы. Он был пониже Манфреда, но крепко сбитым, имел крупные черты лица, носил густые усы и слегка растрепанную черную бороду, в которой проглядывала седина. Русые волосы гладко зачесывал назад, открывая большие залысины, придавшие его облику некую ученую монументальность и солидность.
– Винца, говоришь? – усмехнулся Томас. – Не того ли самого, что ты воровал у своего папаши, когда мы учились в универе?
Герцог усмехнулся:
– Сколько мы с тобой встречаемся, столько ты и задаешь мне этот вопрос. Радует, что есть в этом мире хоть что-то незыблемое и прочное. Отвечаю со всей традиционной обстоятельностью: нет, не то же самое, ибо то самое провалилось в наши желудки более тридцати лет назад, а его отходами мы окропили ближайший сортир. Не то же самое, но такое же! И даже лучше, поскольку из той же самой партии, а значит, с каждым годом все крепчает, что ему, несомненно, идет на пользу. А пью я его только с тобой, ученый таракан, а ты нагло пользуешься моей добротой.
– Готов помогать тебе в уничтожении запасов хоть каждый день.
– Знаю я тебя. Прикидываешься пьяницей, а попробуй оторвать тебя от исследований – так меня, целого герцога, пошлешь матом далеко и надолго. Ни стыда, ни совести, ни почтения к моим сединам.
– Седин у меня не меньше, чем у тебя, а уж если говорить про совесть… Я – твоя совесть. И своя тоже. Представляешь, какой груз за двоих приходится таскать? Какие муки и терзания испытывать?! – патетически воскликнул Томас и засмеялся.
Герцог его в этом поддержал и, активировав коммуникатор на запястье левой руки, скомандовал:
– Три бутылки валенсийского красного, закуску и столик в операционный зал восьмой лаборатории.
Словно дожидаясь под дверью… хотя нет, не словно, а именно дожидаясь под дверью, две симпатичные девушки, хорошо зная привычки своего господина, тут же с улыбкой вкатили столик, сервированный на двоих. Герцог и ученый сели в кресла, одна из девушек разлила по высоким бокалам из тонкого хрусталя рубиново-красное вино, после чего обе стюардессы, не забыв эротично прогнуться, быстро выскользнули из помещения.
– Вот чертовки! Знают мою слабость и пользуются. Но мы еще посоревнуемся, у кого крепче выдержка. Уф-ф, знал бы ты, Томас, как я устал!
– За тебя, старый друг, – поднял бокал ученый. – Я все-таки не понимаю, зачем ты возишься с этим ублюдком? Тебе своих забот мало?
– Прости, Том, мозголом и мозгокрут ты – лучший в галактике, а в политике разбираешься, как свинья в апельсинах. Ты хоть знаешь, что у нашего благословенного императора четыре старших дочери, которым никак не светит корона ни по мозгам, ни по влиянию, а реальных наследников всего двое: Константин и его сводный младший брат Санчес, сын императора от второй жены?
– Не настолько уж я дремуч.
– Дремуч-дремуч. В своей лаборатории ты про каждую пылинку накропаешь многотомную монографию, а про светскую жизнь любой олигофрен из приюта расскажет больше тебя. Спешу тебе напомнить, что я – родной дядя Константина.
– Угу. Подозреваю, что родство у вас гораздо ближе, – хмыкнул Томас.
Глаза герцога опасно блеснули, и он с легкой угрозой в голосе тихо прошипел:
Читать бесплатно другие книги:
