Искатели прошлого Коблова Ирина
Она повернулась и выскочила из комнаты, шибанув дверью так, что косяк чуть не треснул. Заскрипела лестница, потом донесся удар входной двери. Я подошел к окну. Вир в своем любимом грязновато-белом полушубке лесного пехотинца, купленном на распродаже списанной армейской одежды, размашисто шагала через заснеженный дворик. Ну, просто не может быть, чтобы она так вышла из себя из-за шайки мерзавцев!
Или она догадалась о том, что мы с Хэтэсси, кроме всего прочего, были еще и любовниками? Говорят, у женщин на такие вещи особенное чутье.
Пожалуй, я и дальше буду вести дневник. Мне это занятие понравилось.
Надеюсь, Вир еще вернется. И раньше случалось, что она вот так убегала после какого-нибудь яростного спора, но потом возвращалась.
Она высокая, стройная, красивая. У нее живые, излучающие энергию светло-коричневые глаза (такого же цвета, как скорлупа грецкого ореха) и пышные русые волосы — она то заплетает их в косичку, то распускает по плечам, повязав через лоб кожаный ремешок. Наряжаться она не любит, ходит в поношенной солдатской форме, пятнистой или цвета хаки, которую покупает на распродажах подержанных вещей.
С семьей у нее какие-то сложности, поэтому она снимает комнату в дешевой гостинице. Я приглашал ее жить к себе, но она пока не согласилась.
С ней надо поосторожней, а я иногда делаю глупости. Однажды мы спускались по лестнице, я решил проявить галантность, подал руку, и она рассердилась: "Я не фарфоровая безделушка, не разобьюсь!" Правда, потом сама призналась, что отпугивает парней, и я первый, кто не стал от нее шарахаться.
У меня вертелось на языке, что до Хэтэсси ей далеко (особенно когда та скалила клыки, показывая мне боевые приемы!), но я, к счастью, одумался и не ляпнул это вслух.
Я тоже отпугиваю девушек. Мое лицо, после знакомства с роем вьюсов изуродованное рубцами, их отталкивает, одна Вир не придает этому значения. Плохо только, что мы часто ссоримся. И совета спросить не у кого: у Дэниса опыта в таких отношениях еще меньше моего. Несмотря на симпатичную внешность, у него еще ни разу не доходило до близости с какой-нибудь девушкой, хотя ему скоро двадцать. В общем, тут мы ничего толкового друг другу не посоветуем.
И вдобавок, их взаимная неприязнь. Дэнис, правда, старается вести себя по-джентльменски и не говорит мне о Вир ничего плохого, зато она ругается за двоих. Ее главные обвинения: "слишком изнеженный", "не боевой", "не похож на лесного пехотинца". Дались ей эти пехотинцы!
Надеюсь, что это навязчивое желание подогнать всех под один стандарт у нее пройдет, и что сегодня она ушла не насовсем.
Я только вчера вернулся из рейса. В дороге произошло кое-что странное, и рассказать об этом некому. Разве что Дэнису, но он, как я узнал из оставленной записки, уехал в Касиду навестить маму с бабушкой.
Во-первых, ящик с шоколадками, который чуть мне руку не оторвал.
Когда мы прошли около половины трассы, во время стоянки появились парламентеры кесу и потребовали дань. Почти каждому каравану приходится от них откупаться. Дань — это шоколад, конфеты, сгущенка, парфюмерия, галантерейные изделия, кое-какие инструменты.
Я попросился с ребятами, которые должны были отнести им заранее приготовленные ящики. Капитан вначале не хотел меня пускать ("мало ли, что взбредет в голову этим диким тварям", а если он потеряет следопыта, его разжалуют, и это еще при условии, что караван не собьется с пути), но я сказал, что надену куртку механика и замотаю лицо шарфом, тогда он скрепя сердце разрешил.
Мне хотелось посмотреть на них вблизи. Вдруг там Хэтэсси? То, что у нас с ней было, это, конечно, не совсем любовь, мы оставались чуждыми друг другу существами, но привязанность, взаимный интерес, опьяняющая телесная страсть — всего этого в наших отношениях хватало.
Инициатива принадлежала Хэтэсси. Я так и остался в неведении, нарушила ли она тем самым какой-нибудь запрет своего племени, и подозревали об этом или нет остальные кесу, в том числе ее мать. Не знаю также, зачем ей это понадобилось. Благодарность за то, что я спас Беалдри? Любопытство? Склонность к экспериментам? Для меня, шестнадцатилетнего мальчишки, видевшего женщин человеческой расы только на картинках (пожилая Ганна не в счет), это было таким подарком, что я в то время никакими вопросами не задавался — я просто был счастлив.
Мы устроили себе укромный уголок в заброшенных норах суслагов, натащили туда звериных шкур, кесейских ковровых подушек и хвороста для огня. Хэтэсси еще бросала в костер какие-то высушенные травы, от их аромата мы совсем теряли голову. Потом, когда я стал работать в Трансматериковой, у меня были девушки из тех, что занимаются этим ради заработка, но ни с одной из них не было хотя бы вполовину так же замечательно, как с Хэтэсси.
Я люблю Вир — и все-таки даже сейчас испытываю отголосок того желания, вспоминая Хэтэсси. В пещере, озаренная светом пляшущего пламени, она была похожа на гибкую длинноногую циркачку в сером бархатном трико и такой же маске. В рубиновых глазах горят огоньки, в ушах покачиваются длинные блестящие серьги. Прямой нос, точеный треугольный подбородок, груди — два небольших холмика, увенчанных заостренными темно-розовыми бутонами. Ага, конечно, "отголосок"… Если бы это еще хоть раз повторилось! Так что Вир поделом хотела залепить мне по физиономии.
По колено проваливаясь в сугробы, мы потащили под сень деревьев двадцать ящиков с данью. Сбоку у ящиков ручки, чтобы удобнее нести. Караванный менеджер по контактам с кесу шел рядом налегке, и я спросил у него:
— Что там внутри?
— Как обычно, дешевый шоколад… Залман, ты? Это не твоя работа. Что ты здесь делаешь?
— Я попросился, какая разница? А вы что-то перепутали, шоколад не может столько весить.
— Значит, сгущенка.
— В чугунных банках?
Он повернулся, глаза на худощавом небритом лице сердито сверкнули.
— Я же сказал, это не твоя работа! — менеджер почти шипел, как змея. — Ты следопыт, а не грузчик, не привык таскать тяжести!
Я сильный, и вовсе я не жаловался, только хотел предупредить об ошибке: ни плитки шоколада, ни сгущенка не могут быть такими тяжеленными. Не слушая меня больше, он обогнал процессию и первым вступил под сень узловатых переплетенных ветвей, выбеленных изморозью.
Здесь ожидали кесу. На них были меховые плащи, надетые поверх пушистых шапок бронзовые шлемы, куртки и штаны из выдубленных шкур, с нашитыми металлическими пластинками. Ножны мечей и кинжалов богато украшены — это говорило о высоком ранге их обладательниц.
Из-за деревьев доносилось фырканье грыбелей. Над нами возились птицы, изредка оттуда сыпались снежинки. Приятные мелодичные голоса кесу контрастировали с их угрожающим видом, а голос менеджера по контактам напоминал трепыханье рыбы, выдернутой из проруби. Хэтэсси здесь не было.
Нам велели поставить ящики в ряд на расчищенной от снега площадке.
— Ты посмотри на этого, Яранса. На этого, у которого лицо закрыто до самых глаз.
Кесу говорила на сескаде, и я понял, что речь идет обо мне.
— Враг? — спросила другая, самая рослая в этой компании, ее ножны были особенно роскошными, а широкий кожаный пояс украшали изысканные серебряные узоры.
— Он не похож не врага. Остальные смотрят на нас со страхом и отвращением, даже тот, кто у них командует, хотя он старается это скрыть. А этот — не боится, и отвращения, как другие, не чувствует. Может быть, он слуга Наргиатага?
— Мне не ведомо, так ли это, — отозвалась ее собеседница. — И если так, почему он прячет от нас лицо? Что еще ты можешь о нем сказать?
— Теперь он забеспокоился, — отметила первая. — Давай убьем его и узнаем, каковы на вкус его сердце и печень!
Я напрягся и сунул руку в карман, где лежал пистолет.
— Видишь, он меня понял! — засмеялась кесу.
Они перешли на незнакомое мне наречие, но Наргиатага, упомянули еще несколько раз. Я слышал об этом их божестве от Беалдри и Хэтэсси. Или это не бог, а какое-то вполне реальное существо? Однако эти мысли едва мелькнули. Я приготовился к драке. Желающим попробовать на вкус мое сердце придется дорого заплатить за это удовольствие.
Тут нас позвал менеджер, и мы по протоптанной тропинке потянулись обратно.
— Эй, человек с закрытым лицом, я пошутила! — прозвенел позади серебристый голос — кесу снова говорила на сескаде. — Если ты служишь Наргиатагу, тебе нечего страшиться. Мы расскажем Наргиатагу, что мы тебя встретили.
Менеджер по контактам полиглотом не был, но заметил, что я нервничаю, и всю дорогу меня распекал: и ящик с шоколадками для меня неподъемный, и кесу я испугался так, что чуть не дошло до конфликта, поэтому на будущее я должен заниматься своим делом и не мешать другим; разве как мне, следопыту, понравится, если мне в помощники начнут набиваться грузчики и повара? Еще и капитану пожаловался, тот меня тоже обругал.
Я слушал их рассеянно. Весь этот эпизод похож на ребус, в котором сразу три непонятных элемента (пудовые шоколадки, пресловутый Наргиатаг и разговор кесу), и даже то, что я, сам того не желая, не остался в долгу и подсунул этой Ярансе и ее проницательной подружке встречный ребус — слабенькое утешение.
Она вернулась, но мы опять поссорились. Я люблю Вир, и все-таки не могу согласиться на ее условие.
Лучше все по порядку. Мы целовались в комнате с камышами на обоях, Вир стянула трикотажную солдатскую фуфайку и разрешила целовать свою грудь. Я надеялся, что теперь мы пойдем в постель, однако вместо этого она попросила меня сварить какао.
Пока я выполнял ее поручение, она снова надела фуфайку и с ногами забралась в одно из старых плюшевых кресел с деревянными подлокотниками. Стали пить какао и обо всем болтать. Вир пожаловалась, что гостиница переполнена, в Танхале сейчас много беженцев с окраинных островов, где участились нападения автохтонов, и к ней того и гляди кого-нибудь подселят, если она не согласится платить за свою комнатушку вдвое больше прежнего. А домой она не хочет, вся ее семейка — тупорылые обыватели, лучше жить с кем угодно, чем с ними.
Вот он, мой шанс! Я предложил ей переселиться ко мне.
— С одним условием, — такое впечатление, что Вир ждала этого и заранее обдумала, что скажет дальше. — Сначала выгони Кенао.
— Чем он тебе мешает?
— Он не сможет защитить ни себя, ни других, если это потребуется. Из таких получаются предатели. Если на вас нападут, он струсит, и в драке ты напрасно будешь на него рассчитывать.
— Да я не дурак, чтобы рассчитывать на него в драке! Я же знаю, что драться он не умеет. Он этого не скрывает, а предатель — тот, кто говорит одно, делает другое.
Теперь у меня с речью все в порядке, натренировался за год. Вот только в разговорах я нередко лезу за словом в карман, а собеседник, понятно, ждать не будет.
— Предатель — тот, на кого нельзя положиться, — впившись в меня своими светлыми ореховыми глазами, сердито возразила Вир. — Слабость — это предательство.
— Неправильно. Когда мы жили в Лесу, Герман, Фархад и Ганна были слабее меня, не могли охотиться — так они, что ли, предатели? Я охотился за четверых, они делали другие полезные вещи — это разделение функций. С Дэнисом так же. Я его защищаю, а он научил меня грамотной разговорной речи, объясняет всякие моменты из окружающей жизни. Я четыре года был натуральным дикарем, ты даже не представляешь, как я за последний год изменился!
— Не знаю, каким ты был год назад, но сейчас ты, по-моему, в опеке не нуждаешься.
— Пожалуй, — подумав, согласился я.
— Вот и избавься от этого Дэниса, тогда я перееду к тебе жить. Он ведь больше тебе не нужен.
— Нужен, потому что мы за этот год подружились. Кроме того, ему нельзя отсюда уходить. Если приятели тех бандитов решат, что я его больше не защищаю, они его убьют.
— Залман, ты должен сделать так, как я говорю.
— Нет, Вир, не должен.
— Если хочешь, чтобы я с тобой жила, ты это сделаешь. Или я, или Кенао. Он отлынивает от военных сборов, и тренироваться дома ты не можешь его заставить — какие там нормативы экстерном!
— Это точно, проще будет дать военным еще одну взятку, чем заставить его тренироваться.
— Ага, сам признаешь! — Вир хватила кулаком по подлокотнику так, что ее чашка подскочила. — Он не солдат, покажи ему на дверь!
— Вир, все люди разные. И мне нужен не солдат, а друг.
— И ты еще хочешь, чтобы я вам тут компанию составила! А знаешь, что про вас думают? Сказать?
— Скажи.
— Что вы с ним… — она замялась. — В общем, спите в одной кровати!
— Какая ерунда, — я рассмеялся. — Нет, конечно, кровать у каждого своя. Здесь полно старой мебели, я все лишнее со второго этажа стащил на первый, в нежилые комнаты. И даже если бы у меня дома не хватало мебели, кому какое дело?
— Издеваешься? — прищурилась Вир.
— Я никогда не издеваюсь. Я только хочу сказать, что мебели у меня целая куча, есть четыре лишних кровати, и ты для своей комнаты выберешь, какую захочешь…
Я подался в сторону, и чашка пролетела мимо. По нарисованным камышам растеклась коричневая клякса какао.
Вир вскочила, натянула гимнастерку и джемпер цвета хаки (вначале — задом наперед, так она злилась и торопилась), при этом бормотала сквозь зубы, что, если мать-природа кому-то недоложила в голову мозгов, это хроническое, хоть в Лесу живи, хоть в городе. Я топтался рядом и пытался выяснить, что ей не понравилось, даже рискнул обнять, но она меня оттолкнула и убежала, как вчера. Наверное, она все-таки прочитала в той тетрадке между строк, какими были мои истинные отношения с Хэтэсси.
Через полчаса после ее ухода мне позвонили из компании и вызвали к самому Слейгрицу из Совета Директоров. Он похож на мумию — тощий, бледный, кадык и скулы выпирают так, что того и гляди прорвут сухую истончившуюся кожу. Несколько лет назад он заболел раком, а потом вдруг выздоровел, на такой стадии, когда уже никакой надежды, но вид у него с тех пор остался, как у завтрашнего покойника. Я слышал, он ни разу не проговорился, кто его вылечил. Наверное, эта знахарка, или этот колдун, или этот непризнанный врач-экспериментатор велели ему хранить тайну.
Разговор со Слейгрицем был скользким и вроде как беспредметным. О том, что я, по его мнению, переутомился, но скоро начнется весенняя распутица, и тогда смогу отдохнуть. О том, что в Танхале я натворил достаточно подвигов, чтобы меня пожизненно упекли на каторгу, и спасти меня может только Трансматериковая — при условии, что я проявлю благоразумие и не полезу не в свое дело. О том, что вокруг происходит много такого, что рядовому человеку может показаться странным, но все имеет свою цель и все к лучшему.
Потом Слейгриц вручил мне толстенную пачку денег — "неофициальную дополнительную премию", и спросил, все ли я понял.
Я ответил, что да, все — чтобы поскорее отделаться, хотя, если честно, не понял ни черта. И тут же, пользуясь случаем, попросил три билета на состязания претендентов. Слейгриц рассмеялся болезненным суховатым смехом: "Я рад, что мы с тобой так хорошо договорились!" — и черкнул записку к секретарше насчет билетов.
Они лежат у меня в кармане. Лишь бы помириться с Вир, а то третий билет пропадет".
— Значит, мы с ней все время то ссорились, то мирились? — спросил Залман. — Какие странные отношения…
— А уж я-то как удивлялась! — с сарказмом, как ему показалось, хмыкнула Сандра. — Знаешь, кем стала Вир? Первым советником Осеннего Властителя по воспитанию молодежи. Они создали Общество Юных Пехотинцев, и туда собирают всех подростков поголовно, с двенадцати лет, в добровольно-принудительном порядке. Пламенный Легион теперь элитная молодежная организация, для самых достойных. Веселые настали деньки, такого на Долгой Земле никогда еще не было!
Глава 5
"Вернулся Дэнис. Я рассказал ему об эпизоде в пути.
— Тебя еще не вызывали в компанию для приватного разговора с угрозами и намеками?
Я так и поперхнулся кофе.
— Ага, вызывали. Откуда ты знаешь?
— Это продолжение истории с шоколадками.
Тогда я пересказал беседу со Слейгрицем.
— Он припугнул тебя каторгой и заплатил за молчание, — расшифровал эту абракадабру Дэнис.
Жаль, я не понял вовремя, что Слейгриц меня запугивает, а то бы огрызнулся.
— Может, угадаешь заодно, что было в тех ящиках?
— Оружие.
— Зачем? — его предположение показалось мне сумасшедшим. — Это не в интересах компании, кесу и так опасны. Помнишь, я рассказывал, что они вытворяют с мечами и ножами?
— Даже показывал, — Дэнис кивнул. — У тебя это тоже выглядит устрашающе. Но допустим, Трансматериковая заключила с ними сделку: они не трогают караваны — и взамен получают оружие, которое позволит им эффективно противостоять лесной пехоте. Как я понимаю, ваша компания заинтересована не в войне с кесу, а в мирном сосуществовании, иначе может получиться так, что ни один караван не дойдет до места назначения. Вот и согласились на компромисс. Но это не обязательно оружие, могло быть что-нибудь другое, тоже запрещенное — например, буровой инструмент. Известно, что в Кесуане полно полезных ископаемых.
О войне за Кесуанские горы время от времени пишут в газетах. Она продолжается уже полторы тысячи лет, и лесной пехоте никак не удается там закрепиться.
— А насчет Наргиатага что скажешь?
— Ничего, — Дэнис усмехнулся. — О кесу я ничего не знаю.
Нас прервал звонок в дверь, это пришла Доротея с домашним тортом. Я пригласил ее в холл на первом этаже, где мы пили кофе около растопленного камина.
— Я вчера видела, как от вас выскочила Виринея, — сообщила она торопливой тревожной скороговоркой. — Разве вы с ней не поладили?
Виринея — это полное имя Вир. Та его не любит: "Слишком женственное, сразу приходит на ум всякая жеманная дребедень, полуопущенные ресницы, платья с рюшами, а мне нужно имя короткое и жесткое, как удар".
— Я пригласил ее жить здесь, но она не захотела.
— Вот-вот, Виринея — девушка сложная, еще неизвестно, какая из нее хозяйка, а в доме нужна женская рука, — подхватила Доротея. — Разве два молодых человека могут содержать дом в порядке? Вы посмотрите, как у вас тут все запущено! Пыль не вытираете, пол не метете…
— Я перед отъездом подметал, — попытался оправдаться слегка струсивший Дэнис.
— А надо каждый день, и два раза в неделю — влажную уборку! — увядающее остроносое лицо Доротеи разрумянилось, голос зазвучал тверже. Уборка дома — одна из ее излюбленных тем. — А что у вас на кухне творится? Вон какой кавардак!
Кухня как раз напротив холла, по другую сторону коридора. Обе двери были открыты. Ну да, беспорядок, потому что мы там еду готовим: я жарю мясо на вертеле, по-охотничьи, как привык в Лесу, а Дэнис делает бутерброды.
— Вам нужны помощники по хозяйству, — подытожила Доротея. — У меня есть кое-кто на примете. Люди честные, добрые, работящие, не какие-нибудь мошенники. Семья беженцев, им негде жить. Залман, им хватит одной-единственной комнатки. Петр и Ева Янари, она будет стряпать и все тут до блеска отмоет, а он у себя на Ваготе был автослесарем и вдобавок плотничать умеет, золотые руки, сделает вам ремонт. Никак не могут найти жилье, их несколько раз выбрасывали на улицу. Жалко, очень порядочная семья, кого попало я бы вам не порекомендовала.
Замолчав, она торопливо отхлебнула кофе.
— Если они такие прекрасные люди, почему их отовсюду выгоняют? — с подозрением спросил Дэнис.
От нападок Доротеи он растерялся, но уже овладел собой и даже заметил подводный камень, на который я не обратил бы внимания.
— Бывают люди, которые не любят маленьких детей, — вздохнув, объяснила Доротея. — У Петра и Евы есть восьмилетний ангелочек, вам эта крошка мешать не будет, вы же на втором этаже, а им выделите комнатку на первом. Залман, вы здесь хозяин, и если что не так — всегда сможете их выселить, но это честнейшая семья, посмотрите на них сами. Давайте, я завтра утром приведу их? Если не понравятся — не пускайте, кто же вас неволит…
Я согласился. Она еще некоторое время расхваливала Петра и Еву Янари, потом ушла, оставив нам торт.
— Доротея похожа на мою маму и бабушку, — сказал Дэнис. — Они такие же суетливые и придирчивые, постоянно из-за чего-нибудь беспокоятся. Я их люблю, но не могу долго выдерживать, хочется смыться. Обе очень красивые, бабушка — подвид С и еще не состарилась, но дед и отец от них сбежали, — он неприязненно сощурился. — Я ни того, ни другого мерзавца ни разу не видел. Когда Доротея начала насчет уборки, меня передернуло — совсем как у нас дома, тема номер один.
— Они только об этом и говорят? — ужаснулся я.
— Не только. Еще о проблемах со здоровьем, о ценах на продукты и о том, хорошо ли я учусь.
Он провел ребром ладони по горлу и откинулся в кресле.
— От меня Вир ушла, — поделился я своим несчастьем. — Надеюсь, еще вернется.
— Наверное, — сдержанно отозвался Дэнис.
Видно было, что ему совсем не хочется, чтобы она вернулась, однако он держал свои эмоции при себе. Ну, почему Вир так не может?
Второй запавший мне в душу дорожный эпизод не имеет никакого отношения к передаче кесу партии контрабанды. Я познакомился с одним из пассажиров, Кирсаном Новашеком, магаранским колдуном. Он ездил по своим делам на Лаконоду, а после решил посетить Кордею.
Мы разговорились, я немного рассказал о себе, а он рассказал мне о Высших. Вир ими интересуется и восхищается, вот я и привязался к нему с расспросами. Кирсан утверждает, что Высшие — вовсе не маги, выучившиеся какому-то особому волшебству, как считает Вир. Высшие — это люди, переставшие быть людьми. Простым постижением тайных наук тут ничего не добьешься, для того чтобы стать Высшим, надо как бы заново родиться.
Во время ночной стоянки мы с ним сидели вдвоем у костра, он угощал меня травяным чаем с огненно-сладким целебным бальзамом собственного изготовления. Вокруг россыпь других костров, в черном небе — слепяще-белый рогатый месяц, машины в темноте похожи на больших дремлющих животных. Искрится снег, из Леса доносится потрескивание — там все время что-нибудь растет, даже зимой, почему здесь и не проедешь без таран-машины.
— Залман, если тебе доведется столкнуться с Высшими, не верь им. Они игроки, играют и с людьми, и друг с другом. Соврать, чтобы выиграть — это для них обычное дело. Ты парень неглупый, но молодой и наивный, а они любят головы людям дурить. По сравнению с нами они всемогущи.
— Почему они не хотят помочь людям, избавить людей от лишних страданий? — я спросил об этом, вспомнив тридцать девятую травматологическую больницу.
— Им нет никакого дела до человеческих страданий. Сами-то они не умирают, не стареют, не болеют. И боятся только одного…
— Проиграть? — подсказал я.
— Не-е-ет, — протянул Кирсан, глядя на меня с хитроватой ухмылкой поверх глиняной кружки. — Если проиграешь, можно отыграться. А Высшие по-настоящему боятся одного-единственного — того, что кто-нибудь вроде тебя доберется до Универсального Уничтожителя.
Я начал возражать, что никакой Универсальный Уничтожитель мне не нужен, я не террорист и не психопат, а он продолжал ухмыляться и больше не проронил на эту тему ни слова, сколько я ни приставал с дальнейшими вопросами.
Зато на прощанье вручил мне визитную карточку.
— Это чтобы ты меня нашел, если понадоблюсь. Чувствую, что мы с тобой еще свидимся. Я собираюсь прожить тут до лета, а потом уже подамся на Магаран, домой.
У меня не идут из головы его слова насчет Универсального Уничтожителя. Я никогда не испытывал желания уничтожить весь мир или отколоть что-нибудь еще в этом роде. Почему он так сказал?
Сегодня утром состоялось знакомство с Янари. Они пришли вдвоем, без ребенка. Нам с Дэнисом они понравились.
Дружная супружеская пара средних лет. Петр — кряжистый бородатый мужчина, немногословный, но приветливый, похож на гнома из детской книжки. Ева — невысокая полная женщина с круглым, добродушным, улыбчивым лицом и аккуратным узлом темных волос на затылке.
Я предложил им перебираться сюда насовсем вечером, потому что сейчас мы уходим. После этого Дэнис отправился на лекции в университет, а я — мириться с Вир. У меня был для нее билет на состязания претендентов и рассказ Кирсана о Высших, еще я купил большую коробку дорогих шоколадных конфет.
Вир переезжала из своей гостиницы, снаружи громадной, а внутри полутемной и тесной, как мышиные норы, в мансарду на улице Ожидания. Встретила меня, как ни в чем не бывало. Я помог ей упаковать и перевезти вещи. Мансарда на восьмом этаже, на другой стороне улицы скалится блестящими стеклами Марленский пассаж. Вокруг вечная сутолока, стены домов оклеены пестрыми плакатами — новенькие вперемежку с выцветшими, полуободранными, на тротуарах месиво грязного снега, шумят и сигналят автомобили. Здесь веселее, чем в гостинице, и комната намного светлее.
Билету и конфетам Вир обрадовалась, но ей не понравилось, что Кирсан отзывался о Высших неодобрительно.
— Какой-то магаранский колдун для них мелкая сошка! — рассуждала она возмущенно и презрительно, прохаживаясь туда-сюда вдоль большого окна с треснувшим стеклом, заклеенным пожелтелыми бумажными полосками. — У него не тот уровень, чтобы понять Высших, а они совсем не обязаны что-то ему объяснять. Может, он давно уже продался темным силам… И Высшие не должны каждому все разжевывать!
Она защищала их так же горячо, как свою любимую лесную пехоту, но потом открыла коробку с конфетами и утихомирилась. Мы опять целовались. Поцелуи с привкусом шоколада. На прощанье она сказала, что будет за меня бороться. А зачем, если я и так ее люблю?
Когда я вернулся домой, Петр и Ева Янари сидели на крыльце с тремя чемоданами и двумя мешками. Я стал отпирать дверь и вдруг услышал:
— А у вас тут какие-нибудь котики-собачки есть?
На меня смотрело снизу вверх существо с круглым розовым личиком и темными глазами-буравчиками. Пальтишко, сшитое из кусков рыжего и коричневого меха, все в снегу, из-под вязаной шапочки торчат две толстых косички с огромными бантами в горошек. Я понял, что это и есть тот самый восьмилетний ангелочек, о котором Доротея говорила с таким настойчивым, немного фальшивым умилением.
— Нету.
— А чего же не завели?!
Вслед за этим сердитым звонким возгласом наступила тишина — такая, что стало слышно, как за забором скрипит снег под ногами у прохожих — а потом я объяснил:
— Я часто уезжаю, вот и не завел. Но ко мне во двор иногда заходит погулять соседская кошка.
— Где она? — девчонка деловито оглядела двор. — У меня есть красивенькое платье от куклы, как раз кошачьего размера!
— Сандра, сначала поздоровайся! — одернула Ева. — Это хозяин дома, господин Ниртахо.
— Ага, здрасьте! Господин Ниртахо — слишком длинное имя, можно покороче?
— Меня зовут Залман, — представился я. — Заходите!
Мы прошли в холл. Петр и Ева почему-то выглядели испуганными, а Сандра, сбросив пальто и шапочку (под ней оказался еще один громадный бант, на макушке), сразу же полезла в чемодан — "за платьицем для кисы". Я показал им, где что находится, в это время вернулся с занятий Дэнис. Сандра бросила потрошить чемодан и уставилась на него, широко раскрыв блестящие глаза шоколадного цвета. Дэнис занервничал и поскорее ушел наверх, его смутить недолго.
— Вот это да! — восхищенно прошептала Сандра. — Кто это?
— Ты как себя ведешь? — нахмурилась Ева Янари. — Нельзя так невежливо разглядывать незнакомых людей.
— Мама, ты видела, какой он красивый?!
— Ты еще маленькая, чтобы так глазеть на красивых молодых людей, понятно? Извините, господин Ниртахо, мы с ней поговорим!
Я решил, что мне тоже пора наверх. Перед тем как уйти, попросил:
— Сандра, не надо надевать на кошку платье. Это будет ей неудобно, и больше она сюда не придет.
Мне до сих пор не приходилось общаться с детьми. Хэтэсси рассказывала, что дети кесу — настоящие чертенята, но я их не видел, в племени из малолетних были только подростки. В конце осени и зимой кесу не рожают, условия не те (у них очень развита контрацепция — всякие травяные отвары и колдовские способы). А человеческих детей я вблизи видел разве что мельком, хотя, конечно, читал о них.
Завтра утром — в рейс, а вчера мы побывали во Дворце Четырех Времен Года, посмотрели один из этапов состязаний претендентов на Весенний трон. Дворец громадный, и все равно там было не протолкнуться: зрители собрались со всех островов Кордейского архипелага, да еще многие специально приехали с Лаконоды, Магарана и Сансельбы. Такое столпотворение бывает раз в восемь лет, когда меняется власть, а в остальное время этот дворец стоит закрытый, служители вытирают пыль в пустых залах и ждут следующих состязаний.
Повсюду зимняя и весенняя символика, сияют многоярусные люстры с подвесками, на стенах цветная мозаика и раскрашенные лепные барельефы. Публика нарядная, как в театре. Мне нравится смотреть на женщин в вечерних платьях, и я хотел подарить Вир красивое платье из черного бархата, с серебряной вышивкой на рукавах, но она рассердилась, пришлось вернуть его в магазин, заплатив неустойку. Зато она согласилась взять вторую половину подарка — бриллиантовое колье.
Скоро я заметил, что фланирующий по коридорам народ с интересом рассматривает нашу компанию, причем не столько меня — следопыта Трансматериковой в парадной форме, сколько Дэниса и Вир.
Направление чужого взгляда, перемены в мимике, признаки тех или иных эмоций — это я всегда замечаю. Сказывается наблюдательность лесного охотника, который, чтобы выжить, должен отслеживать уйму деталей окружающей обстановки. Правда, в Лесу я понимаю, какая деталь что означает, а в городе — чаще всего нет. В городе вокруг меня мельтешит множество непрерывно меняющихся картинок-головоломок.
Вот и вчера во дворце я видел, что на Вир и Дэниса многие обращают внимание, а почему — не знаю.
В толпе мелькнул Кирсан Новашек, мы с ним успели поздороваться, но даже двумя словами не перебросились, потому что наша троица искала буфет, а он вместе с людским водоворотом плыл к лестнице, уводившей в галерею с портретами прежних Властителей и Властительниц, мы там уже побывали.
В битком набитом зале буфета с раскрашенными лепными натюрмортами на стенах я встретил Слейгрица. Мы столкнулись, когда я отправился к стойке, оставив Дэниса и Вир за столиком с лаковой росписью, изображавшей катание придворных на коньках.
В душе я молился, чтобы они не успели поругаться. Естественно, сходить за угощением должен был я. Во-первых, если послать Дэниса, его может задеть то, что он как будто на побегушках у нас с Вир. Во-вторых, из нас троих я самый ловкий, и у меня больше всего шансов пронести сквозь это столпотворение поднос с вазочками мороженого, ничего ни на кого не уронив. Официантов не было — им здесь пришлось бы несладко. Я пробирался к стойке, за которой метались туда-сюда запарившиеся буфетчицы в белых атласных жакетах и венчиках из серебристых снежинок, и на полпути меня перехватил Слейгриц, похожий на покойника в дорогом кремовом костюме.
— Пришел на состязания посмотреть? Я надеюсь, без бутылки в кармане? А то на входе уже несколько человек вашего брата поймали с бутылками…
Во Дворце Четырех Времен Года спиртное под запретом — это ведь не спортивные соревнования, где можно пить и орать все что хочешь, а выборы верховного правителя.
— Ты, кажется, с девушкой сюда собирался? — припомнил Слейгриц. — Где же она?
— Вон там, — я показал. — Видите, за крайним столиком, где на стене изображен позолоченный кувшин.
Он сощурился, потом вдруг ухмыльнулся:
— И кто из них твоя девушка?
Наверное, у него плохое зрение, а очков не носит. Глядя на них издали, близорукий человек может не понять, кто есть кто. Дэнис был в черном свитере и теплых серых брюках — так одеваются и парни, и девчонки, длинные каштановые волосы падали на плечи, а лицо у него такое, что в первый момент можно ошибиться. Вир заплела волосы в косичку, надела пятнистую полевую форму лесного пехотинца без знаков отличия и украшенные блестящими заклепками кожаные сапоги (сильно стоптанные, тоже с какой-то распродажи), ворот у нее был расстегнут, на шее переливалось бриллиантовое колье — мой подарок.
— Девушка — в зеленом камуфляже, — пояснил я. — А второй — это Дэнис, мой друг, он из университета.
Разглядывая их, Слейгриц продолжал ухмыляться и чуть ли не хихикал. Должно быть, сам успел рюмочку пропустить, а меня поучает! Запаха я не чувствовал, но для этого есть специальные пастилки, называются "Антиалкоконтроль".
— А ты, Залман, я смотрю, парень не промах… — заговорщически подмигнув мне, с какой-то совсем уж странной игривой ухмылкой начал господин директор, но тут появилась полная дама в расшитом жемчугом облегающем розовом платье, по-хозяйски сцапала его под руку и увлекла в сторону. Они скрылись в толпе.
Когда я вернулся с мороженым к столику, Вир спросила:
— Кто это стоял с тобой и пялился на нас?
— Один из наших, из Совета Директоров. По-моему, навеселе. Вот будет история, если его отсюда выведут!
— Такого человека не выведут, а уведут потихоньку, — возразил Дэнис.
Как я понял, они с Вир за все время словом не перекинулись. И на том спасибо.
Наши места в огромном Зале Состязаний находились на одном из верхних балконов, под самым потолком. Мы разглядывали в бинокли шестерых претендентов и сидевшую в своей белой ложе Зимнюю Властительницу в белоснежных мехах и алмазной короне.
В программе был диспут, а потом фехтовальный турнир. С балкона невозможно разобрать, что говорят внизу, на выложенной перламутровыми восьмиугольниками арене, так что диспута мы не слышали. Правда, Вир утверждала, что умеет читать по губам, но так и не согласилась пересказать нам, о чем дискутируют претенденты.
— Если б умела, ты бы это доказала, — заметил Дэнис.
— Посмотришь завтра в газете, — холодно бросила Вир. — Я благотворительностью не занимаюсь! Научись сам читать по губам, кто тебе мешает?
— Да все эти словопрения — ерунда, — вмешался я, чтобы пресечь назревающую ссору. — Главное не то, что политики говорят, а что они делают. Точнее, что у них получается. Вот, например, Зимняя госпожа — она и состязания когда-то выиграла, и красивая — настоящая Снежная королева, но это все внешнее. Вокруг столько нищеты и несправедливости, а она, пока правила, даже не попыталась что-то изменить.
— Ты разве социалист? — фыркнула Вир.
— Нет, я работник Трансматериковой компании. Трансматериковая — это, как однажды сказал Дэнис, государство в государстве, и оно о своих людях очень хорошо заботится. Так почему большое государство не может так же заботиться о своих гражданах?
— Потому что большому государству наплевать, хорошо нам или плохо, есть мы или нет, — отозвался Дэнис. — Для него люди взаимозаменяемы, лишь бы имелось в наличии энное количество рядовых граждан, чтобы прокормить верхушку.
— Ты рассуждаешь, как озлобленный малоимущий! — Вир смерила его презрительным взглядом.
— Я и есть малоимущий. И ты тоже.
— А я — нет! — Вир вызывающе вскинула голову, и на шее у нее сверкнули в свете люстры бриллианты.
Ага, ведь она может выйти за меня замуж. Я готов хоть завтра, и тогда она станет женой обеспеченного работника Трансматериковой компании, со всеми вытекающими привилегиями.
— Дэнис, ты студент, — я снова вклинился между ними, как буфер. — Выучишься и найдешь хорошую работу.
— Если выучусь. На первый курс мама с бабушкой десять лет копили. Второй и дальше — еще дороже, а чтобы попасть туда бесплатно, все экзамены надо сдать на отлично. Я готовлюсь, но это почти невозможно. Всего экзаменов четырнадцать.
— Значит, нечего было туда лезть, — хмыкнула Вир. — Не разевай рот на слишком большой кусок!
Она вела себя так, что я почувствовал злость, да еще на нас начали шикать другие зрители.
— Прекрати, — шепнул я.
Вир бросила на меня косой взгляд, отвернулась и прижала к глазам бинокль. В перерыве мы с ней почти не разговаривали, Дэнис тоже был невеселый и молчаливый.
Потом начался фехтовальный турнир. Вир болела за Максимилиана Келларда, потому что он служил в Лесной пехоте, но победил, к ее досаде, другой претендент, Валеас Мерсмон. Кстати, он единственный из шестерых участников использовал кесейские приемы фехтования, только вряд ли это заметил кто-нибудь, кроме меня.
Когда мы получили свои куртки в похожем на лабиринт гардеробе и вместе с толпой вышли на улицу, уже стемнело, в черном небе переливались звезды. Вдали над крышами поднимались льдисто-белые башни Зимнего дворца, подсвеченные снизу прожекторами. Скоро его законсервируют до следующей зимы, а Весенний дворец, где будет жить новый Властитель, находится не очень далеко от наших кварталов, за Марсенойским парком.
Все окрестные улицы были забиты припаркованными автомобилями, трамваи — переполнены, и мы пошли пешком провожать Вир. Когда я сказал "до свидания", она процедила:
— Залман, ты многого не понимаешь. Вся жизнь — это Лес, идет борьба, сильнейшие побеждают, слабые вымирают, и жалеть их нечего!