Песнь Шаннары Брукс Терри
— Черт побери, должны же они где-то кончиться, эти канавы! — пробормотал Рон, выйдя из тоннеля в большую пещеру.
Они с Кимбер и Коглином уже столько времени бродили здесь, что горец начал отчаиваться. Ему стало казаться, что они будут вечно скитаться по этим вонючим тоннелям под Гранью Мрака.
— Вообще-то должны, только вот вряд ли это произойдет здесь! — фыркнул Коглин, больше из присущего ему духа противоречия.
Но горец едва ли расслышал его. Рон внимательно разглядывал пещеру, где они теперь оказались. Сквозь трещины в потолке пробивался тонкими лучами подернутый дымкой свет солнца, а по центру пол пещеры раскалывала широкая пропасть. Рон молча прошел вперед и встал на самом краю черной пропасти, обводя взглядом каменный мост, протянувшийся к противоположной стороне чудовищной впадины. За мостом пещера сужалась к прорубленному в камне скалы коридору в виде высокой арки. Стены его были отшлифованы до блеска и испещрены какими-то древними символами. Но главное — коридор этот выходил на свет, в зеленую долину, словно затянутую туманом.
“Мельморд, — сразу же догадался горец. — И там — Брин”.
Рон быстро перешел по мосту на другую сторону. Старик и девушка поспешили за ним. Юноша решительно направился к коридору, но резкий крик Кимбер заставил его остановиться.
— Горец, иди посмотри!
Он с неохотой повернулся и пошел обратно. Кимбер ждала его на середине моста и, когда Рон подошел, молча указала рукой: деревянные столбики, поддерживающие цепи-перила, были выворочены, цепи оборваны. На камнях под ногами Кимбер подсыхали пятна крови.
Девушка опустилась на колени и провела пальцами по буроватой лужице.
— Почти свежие, — проговорила она. — Не больше часа назад.
В потрясенном молчании горец уставился на нее, одна и та же невысказанная мысль мелькнула в их глазах. Рон вскинул руку, словно отмахиваясь от страшного предположения:
— Нет, быть не может. Это кровь не ее…
И в то же мгновение раздался страшный пронзительный крик — крик зверя, охваченного яростью и страхом. Он разметал тишину и мысли людей на мосту. На миг Кимбер с Роном застыли на месте, словно парализованные ужасным звуком. Крик доносился с той стороны прохода.
— Шепоточек! — воскликнула Кимбер. А Рон уже сорвался с места.
— Брин! Стрелой промчался он по мосту и бросился к коридору, выводящему в долину. На бегу горец вытащил из ножен, закрепленных на спине, меч — обеими руками, через плечо. Но как Рон ни летел, Кимбер Бо оказалась быстрее. Точно испуганный зверек, пронеслась она мимо горца и первой добралась до прохода. Вот ее черный силуэт, обрисованный светом, стремительно удаляясь, приближается к выходу из тоннеля. Коглин по мере сил бежал следом, пытаясь сердитыми воплями заставить их обоих немного сбавить темп; голос его срывался на отчаянный визг, но за Кимбер с Роном старику было не угнаться.
Наконец они вырвались из прохода на свет (Кимбер — в дюжине ярдов впереди Рона) и оказались на скалистом уступе. Почти на самом его краю Шепоточек яростно сражался с двумя безлицыми черными тварями. Чуть дальше за выступом, на узкой каменной лестнице, спиралью спускающейся с вершины утеса в сумрачную долину — Рон сразу узнал эту лестницу, Крух, — стоял призрак-Морд. Пока только стоял и следил за сражением.
Но при приближении девушки с горцем странник медленно повернулся.
— Кимбер, берегись! — предостерегающе вскрикнул Рон.
Однако, сжимая в обеих руках по кинжалу, девушка уже кинулась на помощь Шепоточку. Призрак-Морд протянул черную руку, и красный огонь метнулся из пальцев в сторону Кимбер. Каким-то чудом сгусток колдовского пламени не задел ее и, промелькнув ослепительной вспышкой, ударился в камень — острые осколки полетели во все стороны. Рон закричал и рванулся вперед, выставив перед собой черный клинок Ли. В то же мгновение Морд повернулся к нему — снова взметнулся красный огонь. Черная сталь меча поглотила пламя, и все вокруг горца озарилось алым сиянием. Правда, удар оказался таким сильным, что Рона буквально приподняло над землей и отшвырнуло назад.
Но тут подоспел и Коглин. Он бросился прямо на черного странника. Задыхаясь от бега, старый сгорбленный человек — такой слабый и хрупкий по сравнению с могучей фигурой в черном плаще — свирепым криком вызвал призрака-Морда на бой. Тот повернулся, посылая огонь. Но Коглин был готов к атаке: что-то темное полетело навстречу алому пламени. Ужасный взрыв сотряс скалу до основания. Огонь и дым мощным фонтаном рванулись к небу от Круха, осколки камня разбросало по всему уступу.
На мгновение дым и каменный дождь скрыли все вокруг, и Рон успел подняться на ноги.
— Отведай теперь моей магии, ты, закуска для червей! — ликующе прорычал Коглин. — Посмотрим, что ты против этого можешь!
Старик проскользнул мимо Рона, так что горец даже не успел задержать его, и, пританцовывая в безумстве восторга, скрылся в густых клубах дыма. Где-то впереди раздалось взбешенное шипение Шепоточка, а потом — пронзительный крик Кимбер. Рон громко выругался и со всех ног устремился туда. Вот полоумный старик!
Прямо перед горцем, разрезая мутную дымку, вспыхнул алый огонь. Рон увидел, как сухощавая фигурка Коглина отлетела в сторону, словно кукла, отброшенная рассерженным ребенком. Горец сжал зубы и бросился к источнику пламени. В мгновение ока добрался он до Морда. Тот стоял уже не так гордо: теперь странник как-то скорчился и согнулся, черный плащ обвис лохмотьями. Меч Ли пронзил алую вспышку и разбил пламя на части, вспоров огонь, точно твердое тело. Морд вдруг пропал. И тут же что-то зашевелилось за спиной у Рона. Горец повернулся, готовый к бою. Но это был Шепоточек. Он несся сквозь клубы дыма, крепко зажав в зубах одну из черных тварей. Вторая вцепилась в спину кота, пытаясь остановить его. Рон взмахнул мечом — клинок пронзил черную тварь, висящую на спине Шепоточка, и отбросил ее прочь от зверя.
— Кимбер! — прокричал горец.
Красный огонь взорвался совсем рядом, но Рон успел выставить меч, и черный клинок вновь поглотил пламя. На мгновение в клубах дыма возникла фигура в черном плаще — горец рванулся туда. И в этот раз Морд не успел увернуться. Чуть попятившись к каменной лестнице, странник попытался было обойти Рона слева; красный огонь бил из пальцев непрерывно. Но горец был уже рядом. Меч Ли взметнулся и обрушился вниз — Морда будто разорвало. Призрак рассыпался пеплом.
А потом вдруг стало тихо, лишь Шепоточек глухо покашливал, пробираясь к Рону сквозь клубы дыма. Но постепенно дым рассеялся, пыль осела, вновь можно было разглядеть и скалистый уступ, и Крух. Каменные обломки густо усеивали весь выступ, а на спиральной лестнице, там где Крух соединялся с площадкой, — именно на этом месте и стоял призрак-Морд, когда Коглин вызвал его на бой, — недоставало целого витка. Он обвалился от взрыва, устроенного стариком.
Рон быстро огляделся. Ни Морда, ни черных тварей. Горец так и не понял, что же случилось с ними: то ли они пали в битве, эти странные черные существа — прислужники странников, то ли просто отступили. Но как бы там ни было, их вроде нигде не видно.
— Рон…
Он повернулся на звук голоса Кимбер. Девушка шла к нему с дальнего края уступа, немного прихрамывая. Лицо ее было измазано сажей. И вообще она казалась теперь такой маленькой, такой беззащитной. Рон вздохнул с облегчением и тут же воскликнул с искренним гневом:
— Кимбер, ради всего святого, ну зачем тебе надо было?..
— Потому что он, Шепоточек, сделал бы то же самое для меня. А где деда?
Рон собирался как следует отчитать Кимбер, но после такого обезоруживающего заявления сразу замолк. Вместе они обыскали заваленный камнями уступ. И наконец нашли Коглина. Он лежал у самой стены утеса, наполовину погребенный под кучей щебня, весь черный, точно зола, которая осталась после их битвы с Мордом, сеющим огонь. Кимбер с Роном быстро раскидали каменные обломки и вытащили старика. Лицо и руки его были обожжены, волосы опалены, а сам он с ног до головы покрыт сажей. Кимбер склонилась над ним и принялась ласково гладить по голове. Казалось, он не дышит.
— Деда? — чуть не плача прошептала девушка и легонько похлопала его по щеке.
— Кто еще там? — внезапно вскричал Коглин, испугав и Кимбер, и Рона. И вдруг отчаянно замахал руками: — Пошли прочь, бродяги! Прочь из моего дома!
А потом старик моргнул и открыл глаза.
— Девочка? — устало пробормотал он. — А где эти черные дряни?
— Их уже нет, деда, — улыбнулась Кимбер, и в темных глазах ее промелькнуло облегчение. — С тобой все в порядке?
— В порядке? — Выглядел Коглин, конечно, неважно, но кивнул он довольно бодро, и голос его напрягся от возмущения. — Ну естественно, со мной все в порядке! Просто я слегка не в себе, а так все прекрасно! Помогите мне встать!
Рон вздохнул. “Счастье еще, что ты жив остался, старик, ты и девушка”, — мрачно подумал он.
С помощью Кимбер горец поднял Коглина на ноги и отошел, предоставив ему самому отряхиваться и ощупывать себя. Выглядел старик так, словно его только что вытащили из ямы, набитой золой, но ранен он вроде бы не был. Кимбер крепко обняла дедушку и принялась приводить его в порядок.
— Ты, деда, должен быть поосторожнее, — ласково выговаривала ему она. — Ты ведь уже не такой ловкий, как раньше. Если ты снова так ринешься прямо на странника, тебе уже несдобровать.
Рон покачал головой, не веря своим ушам. Кто кого еще должен бранить: юная девушка своего взбалмошного дедулю или все-таки старик свою внучку? Куда, интересно, они с Брин смотрели, когда…
Горец резко оборвал себя. Брин. Он же совсем позабыл о Брин. Рон поглядел на Крух. Если Брин была здесь, то теперь она наверняка уже спустилась в Мельморд. Значит, ему тоже нужно туда — за ней.
И он поспешно направился через уступ к тому месту, где ступени Круха соединялись с площадкой. Горец так и сжимал в руках меч Ли. Сколько же времени он потерял здесь? Он должен догнать Брин раньше, чем она встретится с тем, что ждет ее в этой туманной долине, — что бы там ни было…
Горец резко остановился. Прямо у него на пути стоял Шепоточек, загораживая дорогу вниз. Болотный кот мгновение внимательно смотрел на Рона, потом моргнул и уселся, поджав задние лапы.
— Уйди с дороги! — рявкнул горец.
Но кот даже не шелохнулся. Рон переступил с ноги на ногу и нетерпеливо шагнул вперед. Шепоточек слегка сморщил нос, приоткрывая зубы, и глухо зарычал.
Рон остановился и сердито обернулся к Кимбер:
— Убери свою кошку с дороги, Кимбер. Я иду вниз.
Девушка тихонько позвала кота, но тот остался сидеть на месте. Слегка озадаченная, девушка подошла к нему и склонилась над зверем. Почесывая Шепоточка за ухом, она что-то долго ему говорила. Кот потыкался носом в ладонь хозяйки и заурчал, однако не сдвинулся с места. Наконец девушка отступила.
— С Брин все в порядке, — улыбнувшись, сообщила она. — Она пошла вниз, в эту яму. Рон с облегчением кивнул:
— Ну тогда я иду за ней. Но Кимбер покачала головой:
— Ты должен остаться здесь, горец. Рон удивленно уставился на нее:
— Остаться здесь? Но я не могу! Брин там совсем одна! Я должен идти к ней! И снова Кимбер покачала головой:
— Она не хочет, чтобы ты это делал. Она даже воспользовалась песнью желаний, чтобы это предотвратить. Она убедила Шепоточка, и теперь он ее страж. Никто не пройдет туда — даже я.
— Но это же твой кот! Вот и заставь его подвинуться! Скажи ему, что он должен меня пропустить! Быть не может, чтобы магия была так сильна.
Феино личико Кимбер оставалось спокойным.
— Это больше чем магия, Рон. Инстинкт Шепоточка подсказывает ему, что Брин поступила правильно. Не магия держит его, а его собственное разумение. Он понимает, что там, в долине, для нас слишком опасно. Он тебя не пропустит.
Горец смотрел на девушку с гневом и недоверием. Потом перевел взгляд на кота, потом снова на Кимбер.
Ну и что ему теперь делать?
Тепло разлилось по всему телу Брин. Она чувствовала, как пьянящий восторг уносит ее, точно она хрупкий листок, подхваченный водами великой реки. Брин открылась навстречу потоку и погружалась в себя. Видения, запахи и звуки — все сплелось и завертелось в головокружительном вихре странных фантазий, возникающих то в прекрасных светлых образах, то в бесформенном облике темных кошмаров. Словно бескрайнее море разлилось перед внутренним взором — волнующееся, изменчивое, — то вздымаясь приливом, то вновь отступая. Все стало совсем не таким, каким было раньше, но новым, непривычным и чарующим. Это был путь к себе, к своему “я”, превосходящий по силе и новизне любую мысль и любое чувство. Странный, захватывающий путь, для которого не нужны никакие причины, потому что он сам — причина и смысл.
Брин пела, и песнь желаний была точно хлеб и вода, что питали ее, и поддерживали, и давали жизнь.
Брин вошла в самую чащу Мельморда. Крух, — да что Крух! — весь привычный мир остался где-то там, далеко-далеко. А здесь был совсем другой мир. И пока Брин пыталась слиться с ним, он тоже тянулся к ней, вбирая в себя. Зловоние, жар и гниющие заживо дебри странного леса словно обнимали девушку, обретя в ней свое дитя. Искривленные ветви, вьющиеся стебли, травы тянулись к Брин, легко касались, ласково гладили ее тело, вбирая трепет волшебной мелодии, которая была эликсиром, возвращающим жизнь. С какой-то странной отрешенностью — будто бы издалека — Брин ощущала эти мимолетные ласки и улыбалась в ответ.
Она, Брин, казалось, перестала существовать. Какая-то часть ее еще сознавала, что все это просто ужасно: эти объятия колдовского леса, эти нежные, почти любовные, прикосновения. Но Брин уже отдалась безраздельно мелодии песни желаний. И сама она была теперь не той, что раньше. Все мысли и чувства, которые принадлежали только ей, которые и делали Брин тем, что она есть и была всегда, смыла волна темной магической силы; девушка стала чем-то иным — существом, подобным этому мрачному лесу, по которому шла теперь. Точно родственная душа, долго бродившая далеко-далеко, но сейчас возвращающаяся домой. И зло, что несла в себе Брин, было не меньшим, чем зло, ждущее ее здесь. Она стала такой же темной, как Мельморд. Брин слилась с ним в одно целое. И теперь принадлежала ему.
Где-то в самых глубинах души она еще понимала, что Брин Омсворд больше нет. Что Брин Омсворд растворилась в волнующей музыке песни желаний. И понимала еще, что это сама она, может быть не желая того, позволила себе стать этим мерзким, темным существом, которым теперь ощущала себя, и не вернется обратно к себе, пока не пройдет через самое сердце зла, захватившего теперь ее. Пьянящая эйфория, восторг и возбуждение, порожденные пугающей мощью песни желаний, грозили поглотить Брин безвозвратно и навсегда обратить в то ужасное существо, которым она хотела казаться теперь. Все эти странные, захватывающие видения — они всего лишь ловушки безумия. Еще немного — и оно уничтожит ее. То, что осталось от прежней Брин — лишь осколочек ее “я”, — сжалось и спряталось глубоко в душе, хранимое пока от прикосновения черной силы. А все остальное уже обратилось в иную сущность. В дитя Мельморда.
Брин шла вперед, но ничто не менялось: все те же сплетенные дебри вокруг, сумрак, мягкий как черный бархат, и тишина, словно безмолвие смерти. Неба не было видно, и только сумерки подступающей ночи проникали сквозь полог сплетенных ветвей. И пока Брин шла по этому лабиринту тьмы и удушающего жара, Мельморд шипел, учащенно дыша, ветви деревьев, стволы, заросли кустарника и ползучие стебли раскачивались и извивались. Но, не считая шипения, в лесу царила тишина — напряженная, выжидающая. И ничего живого: ни странников, ни темных тварей, что служат Мордам, ни Идальч — книги секретов магии, которая дала жизнь им всем.
Брин шла ведомая искоркой памяти, которую укрывала она глубоко внутри. Тихий невыразительный голос иногда пробивался в сознании: “Надо найти Идальч. Найти книгу черной магии”. Время словно распалось на тысячу мелких кусочков и больше уже не имело значения. Сколько времени прошло с тех пор, как Брин вступила в Мельморд? Час? Или больше? У девушки возникло странное ощущение, будто она бродит здесь очень долго. Словно она всегда была здесь.
Далеко-далеко что-то сорвалось с утесов и полетело в темную яму долины. Брин почти физически ощущала это падение и слышала крик падающего существа — Мельморд сомкнулся вокруг него, сжимая, круша, поглощая… И Брин смаковала эту ужасную смерть, чувствовала даже вкус крови пожираемой твари. Чужой им твари. А когда все было кончено, Брин захотелось еще. Ей было мало.
А потом сквозь пьянящий восторг пробился предостерегающий шепот. Брин вдруг увидела Алланона — смутный образ из почти забытого прошлого. Друид не казался уже таким высоким и неприступным: он весь как-то согнулся, некогда черные волосы стали седыми, лицо избороздили глубокие морщины; и он тянулся к ней через черную пропасть, которую Брин не могла преодолеть, и слова его были как капли дождя на оконном стекле. Совсем рядом, но все же на той стороне. “Берегись. Я еще не встречал ничего, что могло бы сравниться по силе с заклятием. Используй его осторожно”. Брин слышала слова, смотрела, как они растекаются, словно капли по стеклу, и вдруг поняла, что смеется над их бесполезным падением. Друид отступил и исчез. “Он же мертвый, — с изумлением напомнила себе Брин. — Его больше нет. Он ушел из Четырех Земель навсегда”.
Она звала его обратно, как будто его возвращение должно было напомнить ей о чем-то очень важном, но почему-то забытом. Он вернулся, выступив из тумана, и шагнул через пропасть, разделяющую их. Сильная рука друида легла на плечо Брин. Решимость и мудрость светились в спокойном взгляде Алланона. Словно он и не уходил никуда. Словно он всегда был рядом. “Это совсем не игра, — прошептал он. — Это — всерьез! Берегись!” Брин покачала головой. “Я — та, кто спасает и разрушает, — прошептала она в ответ. — Но кто же я? Хотя бы теперь скажи мне! Скажи мне…"
А потом — точно рябь прошла по воде — сознание Брин всколыхнулось, и образ друида распался, а она вдруг вновь оказалась в Мельморде. Лес дрожал как-то тревожно, и в шипении его появились недовольные нотки. Он почувствовал мгновенную перемену в Брин и тут же насторожился. Она поспешила вернуться к тому существу, которое изобразила своей песнью. С новой силой мелодия заклятия разлилась по дебрям Мельморда, убаюкивая его, успокаивая. Тревога и недовольство исчезли.
Она вновь пошла вперед, в пустоту, позволяя Мельморду себя поглотить. Свет бледнел, тени сгущались вокруг. Дыхание леса будто бы участилось. Ощущение их глубокого родства, созданное песнью желаний, стало еще сильнее. Брин затаила дыхание, предчувствуя, что цель уже близка. То, что она искала, — здесь, совсем рядом. Словно жаркий ток крови, это чувство разлилось по всему телу, и голос Брин, выводящий мелодию песни желаний, зазвучал напряженно и радостно. Магическая сила песни пронзила сумрачную мглу, и Мельморд задрожал, отзываясь.
А потом дремучая чаща вдруг расступилась — Брин вышла на широкую поляну, со всех сторон окруженную сплетением зарослей темного леса. Почти теряясь во мраке, в самом центре поляны стояла каменная башня — древняя, наполовину разрушенная. Словно несколько круглых башенок громоздились одна над другой — голый, крошащийся камень их стен походил на иссохший скелет. Ни единого растения — ни вьюнка, ни травинки — не лепилось к угрюмой башне. Лес обходил ее стороной, словно прикосновение к ней означало смерть. Брин остановилась, глядя на башню. Песнь желаний обратилась в выжидающий шепот. “Здесь! Сердце Зла — оно здесь! Идальч!” Завернувшись, точно в плащ, в свою магическую силу, Брин шагнула вперед.
ГЛАВА 43
Дверные створки, растрескавшиеся и покореженные от древности, провисли на проржавевших петлях и были слегка приоткрыты. Брин решительно шагнула внутрь. В древней башне царил полумрак: мутный сумеречный свет пробивался тонкими лучиками через многочисленные проломы и трещины в стенах. Пыль покрывала пол башни мягким серым ковром и поднималась рассеянными облачками, потревоженная шагами девушки. Зловоние и жар Мельморда остались снаружи, здесь было даже прохладно.
Брин замедлила шаги. Извилистый коридор уводил во тьму. Девушка настороженно оглянулась. Какая-то странная тревога побудила ее еще раз посмотреть на застывшую чащу леса, окружавшего башню.
Отмахнувшись от предчувствия близкой беды, Брин шагнула вперед. Все вокруг словно поплыло, магическая сила всколыхнулась внутри внезапным приливом жара. Брин прошла коридор, не обращая внимания на мглистую дымку поднявшейся пыли. И даже не то чтобы не обращая внимания — она просто не воспринимала уже ничего, что происходит вокруг. “Как странно, — вскользь подумала Брин, — вообще никаких следов, а ведь призраки-Морды должны были пройти здесь хотя бы раз”. Но мысль эта тут же рассеялась в оцепеневшем сознании.
Коридор привел девушку к лестнице, и она пошла вверх — мучительно медленный, бесконечный подъем к центру башни. Какие-то шепоты раздавались во тьме — голоса, рожденные из самого воздуха, который вдыхала Брин. Они окликали ее, звали за собой. Тени смешались с мутным сумеречным светом, и все словно подернулось дымкой. Точно потерянный призрак, Брин скользила по выщербленным ступеням. Ей вдруг стало казаться, что ее всасывает в древний камень и она сливается с башней, как тогда — с Мельмордом. Да, она это чувствовала: медленно, постепенно тело ее растворялось, притягиваемое непонятной силой. Магическая мощь песни желаний творила это единение, тянулась к источнику Зла, спрятанному где-то здесь, совсем рядом, и Брин беспрепятственно пробиралась туда, словно они действительно были одним существом…
Но вот лестница закончилась, и Брин встала на пороге похожего на пещеру круглого зала со сводчатым потолком — серого, сумрачного и пустого. Почти неподвластная уже воле девушки, песнь желаний сама собой обратилась в едва слышимый шепот — голоса в воздухе стихли.
Брин шагнула через порог, не сознавая уже, что делает ее тело. Ее как будто несло по течению. Тени отодвинулись от девушки, и Брин прищурилась, привыкая к свету. Зал вовсе не был пустым, как ей показалось сначала. Вот там, во мраке, какое-то каменное возвышение. И на возвышении — алтарь. Брин шагнула вперед и вновь остановилась. Что-то лежало на алтаре — большое, почти квадратное, обернутое во тьму, которая как будто исходила от самого странного предмета. Брин сделала еще шаг вперед. И тут же волна неистового возбуждения захлестнула ее.
Это была Идальч!
Брин еще не могла разглядеть книгу как следует, но знала уже, что это она. Идальч — сердце Зла. Сила песни желаний сломала преграды и разлилась по телу раскаленными токами властной энергии.
Брин внутренне сжалась, точно змея, свернувшаяся в кольцо. Прорвавшись сквозь вихрь, разбушевавшийся в ее сознании, девушка решительно прошла через зал. Мелодия песни желаний обратилась вдруг в ядовитое шипение. Комната словно раздвинулась, стены расступились, утонув во мраке, а потом не осталось уже ничего — только книга. Брин поднялась по ступеням каменного возвышения и шагнула к алтарю, где лежала закрытой Идальч. Древней и истрепанной была волшебная книга, кожаный переплет ссохся и потрескался, его медная обшивка окислилась и стала теперь зеленовато-черной — огромный толстый фолиант, который существовал в мире с самого его начала, молчаливый свидетель веков, что сменяли друг друга. А он оставался…
Брин склонилась над книгой, обводя взглядом кожаный переплет в необъяснимом предвкушении, смакуя свое ликование. Наконец-то она добралась до Идальч.
Брин склонилась еще ниже и положила ладони на книгу.
“Дитя Тьмы”.
Шепот пронесся в сознании девушки, и пальцы ее будто прилипли к тусклой медной обивке.
“Дитя Тьмы”.
Песнь желаний сорвалась на шепот и замерла. Что-то сжалось в горле, не давая мелодии прорваться наружу. Брин даже не сразу поняла, что она сейчас сделала. Молча стояла она пред алтарем, прижимая ладони к волшебной книге. Голос метался в сознании судорожным эхом, и цеплялся, и стягивал, и обволакивал, так что девушка не могла даже пошевелиться.
“Я так долго ждала тебя, дитя Тьмы. Ты еще только родилась на свет, только вошла в этот мир, а я ждала уже, наследница эльфийской магии. Мы всегда были связаны, ты и я. И узы эти крепче, чем узы крови и плоти. Сколько раз мы касались друг друга. Дух прикасался к духу. И хотя я не знала тебя и не ведала, кто ты и каков будет твой путь, зато я знала всегда: настанет день, когда ты придешь”.
Голос был ровным и каким-то невыразительным, не мужским и не женским, а словно бесполым, принадлежащим им обоим одновременно или же никому из них. В том голосе не звучало ни единого чувства, ни единой ноты волнения — лишь пустота, шепот, лишенный жизни. Брин слушала этот мертвенный голос, и леденящий холод пробирал ее до самых костей. Где-то внутри ее прежнее “я”, тщательно укрываемое и хранимое пока, в ужасе сжалось и отодвинулось еще глубже.
“Дитя Тьмы”.
Брин обвела быстрым взглядом сумрак вокруг. Где он, хозяин зовущего голоса? Кто говорит с ней? Кто держит ее в невидимых тисках, так что нельзя даже пошевелиться? Взгляд девушки в ужасе застыл на древнем фолианте, который она сжимала в руках. Костяшки пальцев побелели от напряжения, и странное жжение передавалось ладоням от кожаного переплета.
“Это я, дитя Тьмы. Я такая же, как и ты. Я тоже живая. Так было всегда. Всегда находился кто-то, кто давал мне жизнь. Кто-то всегда находился, кто отдавал мне свою”.
Брин открыла было рот, но не смогла произнести ни слова. Жар и жжение уже поднялись до локтей и растекались дальше.
“Так знай же: я — Идальч, книга черной магии, сотворенная в эпоху колдовства и чародейства. Я старше эльфов. Я и Король Серебряной реки — древнее нас уже никого не осталось в мире. Нас, столь же древних, как само Слово. Те, что создали меня, — их давно уже нет, они исчезли с земли. Без следа, вместе с волшебным миром. Когда-то я была лишь частью Слова, сокрытого от взоров и произносимого только во тьме. Я была лишь собранием тайн, хранителем темных секретов. И постепенно написанное обрело форму. Я стала такой, какая я есть: они разгадали секреты и вписали свои страницы — те, кому ведомы пути силы. Всегда находился кто-нибудь, кто знал цену силе. Моей силе. Их было много, дитя Тьмы, очень много. На протяжении веков я раскрывала свои тайны тем, кто хотел разделить их со мною. Я творила из них могущественных колдунов. Я давала им власть и силу. Но никогда еще не приходил ко мне никто подобный тебе”.
Слова отдавались шепчущим эхом, исполненным предчувствий и обещаний, и кружились в сознании девушки, словно шуршащие листья. Жжение разлилось теперь по всему телу, точно жар от громадной печи, заслонка которой распахнута настежь.
“Многие, многие приходили ко мне до тебя. Из друидов — Чародей-Владыка и еще другие, носящие знак Черепа. Во мне нашли они ключ к тем тайнам, к которым стремились давно, и стали такими, какими стали. Но сила, она принадлежала мне, и только мне. Сила и власть. А потом проросли посеянные семена, и появились призраки-Морды — эти изгои человечества. Но опять сила была у меня. Сила всегда у меня. Каждый раз оно здесь, во мне: высшее предвидение судеб мира и его созданий. И сила вершить эти судьбы. Каждый раз предвидение это обретало форму, творимую разумом тех, кто обращался к магической мощи, заключенной в моих страницах. Но каждый раз все шло не так, как предрекало предвидение, и творцы его — те, кто считал себя повелителем судеб, — проигрывали и теряли силу. Смотри, дитя Тьмы, я покажу тебе самую малую часть того, что могу. Что, только лишь пожелай, станет твоим безраздельно”.
Руки Брин, уже не подвластные ее воле, сами открыли Идальч. Зашелестели пергаментные страницы, словно кто-то невидимый стоял за спиной у девушки и перелистывал их. Странные буквы, слова на чужом языке, древнем — древнее, чем человечество, — загадочные письмена обратились в шепчущий голос, вкрадчивый, мягкий, и смысл таинственного текста вдруг стал понятен. Приподнялся занавес, где были спрятаны секреты великой силы, темной и страшной.
А потом голос пропал; девушка снова глядела на непонятные знаки, и только смутные воспоминания об изведанных ею тайнах еще дразнили, будоражили сознание. Страницы сложились, Идальч захлопнулась. Руки Брин (она так и не отпустила книгу) дрожали.
“Теперь ты видела. Но это лишь намек на то, что есть во мне. Сила, дитя Тьмы. Сила, по сравнению с которой жалкие потуги друида Броны и его приспешников просто ничто. По сравнению с которой мощь призраков-Мордов теряет всякий смысл. Почувствуй, как эта сила течет в тебе. Почувствуй ее прикосновение”.
Волна жара прошла по телу Брин. Девушке казалось (так иногда бывает во сне), что она разрастается до неимоверных размеров и может объять и вместить в себя целый мир.
“Тысячи лет мною пользовались маги и колдуны. Еще тогда, очень давно, я все устроила так, чтобы это предопределило твою судьбу. Твою и твоих близких. Тысячи лет враги рода твоего призывали мою силу, стремясь уничтожить то, чего еще не было. Что должно было возникнуть в тебе. Вот почему ты сегодня пришла сюда: из-за меня. Это я сотворила из тебя то, что ты есть; я создала тебя. Вот причина всего. И во всем, что сейчас происходит, есть смысл, дитя Тьмы, и великий смысл. Разве ты еще не поняла? Загляни в себя”.
Внезапно предостерегающий шепот пронзил сознание Брин, и она смутно припомнила ту высокую фигуру в черном плаще, седовласую, с пронзительными глазами. Кто-то ей уже говорил об этом. Об обмане и разрушении. Брин попыталась было ухватиться за ускользающее воспоминание, но никакого имени не пришло, и видение исчезло, замутненное обжигающим жаром, разлившимся по телу, и вкрадчивым эхом слов Идальч:
“Разве ты еще не поняла? Не поняла, кто ты? Неужели ты не видишь? Загляни в себя”.
Голос оставался таким же холодным, бесчувственным и спокойным, но теперь в нем была настойчивость, которая разрывала на части мысли Брин. Зрение вдруг затуманилось, и девушка словно увидела со стороны то незнакомое, такое чужое существо, каким стала она, призвав магическую силу песни желаний.
“Теперь мы одно с тобой, дитя Тьмы. Ты ведь этого хотела. Тебе не нужна даже эльфийская магия, потому что ты — та, кто ты есть и кем была всегда. Вот почему мы соединились. Эта связь рождена только магической силой, той, что делает нас такими, какие мы есть, ибо мы есть не что иное, как сила, заключенная в нас: твоя — в теле из плоти и крови, моя — в пергаментных страницах. Жизни наши сплетены друг с другом. И все, что было раньше, было лишь для того, чтобы теперь мы могли слиться уже нерасторжимо. Вот чего я ждала все эти годы”.
“Ложь!” Слово вспыхнуло в сознании Брин, но тут же пропало. Девушка не знала, что делать, — она пребывала в полном смятении. Руки ее продолжали сжимать Идальч, словно отпустить сейчас книгу было для Брин равнозначно смерти. А потом девушка вдруг поймала себя на том, что находит слова этого призрачного голоса — голоса Идальч — в самом деле убедительными. Действительно, между ними была какая-то связь и было единение. Она — такая же, как Идальч. Может быть, даже часть ее или что-то очень близкое.
Друид. Брин звала его, пыталась вспомнить его имя, но воспоминания все время ускользали куда-то. Жгучий жар накатил яростной волной, сметая все, и вновь раздался этот голос:
“Все эти годы ждала я тебя, дитя Тьмы. С незапамятных времен. Но вот ты пришла ко мне, и теперь я твоя. И ты знаешь, что со мной надо сделать. Только шепни мне”.
Словно алая пелена встала перед глазами Брин, и слова Идальч как бы сплелись воедино — в сгусток тьмы на красном фоне. Девушке хотелось кричать, но крик застрял в пересохшем горле.
“Только шепни, что со мной надо сделать”.
Нет! Нет!
“Шепни мне, что надо сделать”.
Слезы брызнули из глаз и потекли по щекам.
“Нужно использовать твою силу”, — безмолвно ответила Брин.
Рон в ярости отвернулся и зашагал прочь от Круха. Он по-прежнему сжимал в руках черный меч Ли с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Ладно, хватит. Мне это надоело, убери кошку с дороги, Кимбер! — Рон вновь направился к лестнице, но Шепоточек только приподнял голову, и горец остановился.
Девушка опять беспомощно покачала головой:
— Я не могу, Рон. Пойми, у него есть на этот счет свое собственное разумение.
— Меня не волнует его “собственное разумение”! — взорвался Рон. — Он всего лишь животное, он не способен принимать такие решения! Все, я иду вниз. Нравится ему это — не нравится, я иду! Одну Брин в этой яме я не оставлю!
Приподняв меч, он двинулся прямо на Шепоточка. Неизвестно еще, чем бы все это кончилось, но вдруг скала содрогнулась. Дрожь шла снизу, из темных дебрей Мельморда. Толчок был столь сильным, что Рон с Кимбер едва устояли на ногах и поспешили отступить от края уступа.
— Что это? — обеспокоенно прошептал Рон. — Что происходит, Кимбер?
— Странники, я так считаю, — рявкнул Коглин за спиной у горца. — Вызывают свою черную магию, и, возможно, против девочки.
— Деда! — сердито воскликнула Кимбер. Рон тоже в ярости повернулся:
— Знаешь что, старик, если с Брин что-то случится лишь потому, что этот кот держит меня здесь…
И горец вдруг замолчал. Какие-то тени скользили по Круху вниз, от серых стен Грани Мрака, — ссутулившиеся, закутанные в плащи черные фигуры в бледном свете вечерних сумерек. В одну линию — друг за другом — неторопливо спускались они к уступу, где стоял Рон со своими друзьями.
— Морды! — выдохнул горец.
Шепоточек уже повернулся и припал к земле, приготовившись защищаться. Резкий вздох Коглина раздался громким хрипом в тишине.
Рон молча глядел вверх: бесконечной вереницей черные тени спускались по каменной лестнице. Их было много. Слишком много.
— Держись за мной, Кимбер, — тихо проговорил Рон. И поднял меч.
“Нужно использовать твою силу… использовать твою силу… использовать силу…"
Снова и снова слова повторялись в сознании Брин, сплетаясь в литанию убеждения, грозящую подчинить себе здравый смысл. Лишь какое-то подобие благоразумия еще оставалось и взывало сквозь чарующие слова.
“Это черная магия, темная! Это Зло — ты пришла сюда уничтожить его!"
Но книга словно прилипла к ладоням, и жжение, горячей волной разлившееся по телу, уже связало Брин с Идальч — и ничто теперь не могло разорвать эту связь. Голос вновь зазвучал, оплетая девушку паутиной слов:
“Что есть я? Лишь собрание мудрых учений, сохраненных в веках для того, чтобы смертные могли обратиться к ним и использовать в своих целях. Я не Зло, не Добро. Я лишь то, что я есть. Древняя мудрость, собранная и записанная на моих страницах, — вот она, здесь, для любого, кто жаждет знания. А я просто беру то, что дают от себя мне они — те, кто приходит познать мои тайны. Я всего лишь отражение их. Подумай, дитя Тьмы. Подумай сама. Кто они, обращавшиеся к моим тайнам? Каковы были их цели? Чему служили они? Ведь ты же совсем не такая, как те”.
Брин тяжело оперлась на алтарь, сжимая Идальч. “Не слушай! Не слушай!"
“Более тысячи лет мной владели твои враги. А теперь ты стоишь на их месте, и у тебя есть возможность воспользоваться мною так, как никто до тебя даже не пытался. Ты держишь в руках мою силу. Теперь ты владеешь секретами силы, которой столь многие пользовались неверно. Совсем неверно. Подумай, дитя Тьмы, что даст тебе эта сила. Что сможешь ты, обладая ею. Тем, что заключено во мне, ты можешь заново сотворить жизнь и смерть. Изменить что угодно. Подумай, как это будет чудесно, когда песнь желаний сольется с написанным словом — магическое с магическим. Только попробуй, и ты узнаешь, как это чудесно”.
Но даже пробовать было не нужно. Брин и без того знала об этом. Ей довелось почувствовать это всем своим существом в песни желаний. Сила! Сила захлестнула ее волной сладостного восторга, и Брин упивалась им. Когда сила захватывала ее, Брин словно поднималась над миром и над всеми созданиями в нем. Если бы только она захотела, она могла бы собрать все воедино или наоборот — разметать, разрушить до основания. А теперь, если впитать в себя еще силу Идальч… Даже представить себе невозможно, что она, Брин, сможет сделать… сможет почувствовать…
“И все это будет твоим. Все. Стань собой, дитя Тьмы, и сотвори этот мир заново. Таким, каким, ты знаешь, он должен быть. Ты сможешь многое сделать, и с тобой все будет как должно. Не так, как было с теми, кто приходил до тебя. У них не было силы, которая есть у тебя. Ты рождена эльфийской магией. Воспользуйся мной, дитя Тьмы. Узнай предел своей силы. И моей. Ты увидишь: им нет пределов. Соединись со мной. Только этого я ждала. И для этого ты пришла сюда. Так было нам предначертано. Изначально”.
Брин медленно повела головой из стороны в сторону: “Я пришла сюда для того, чтобы уничтожить все это. Пришла, чтобы положить конец…” Что-то внутри как будто разбилось, разлетелось на тысячу мелких осколков, точно стекло, упавшее на камни. Наплыв яростного жара обжег Брин, и она вдруг почувствовала себя совершенно иным существом, заключенным, как в тюрьме, в этом чужом бренном теле.
“Я дам тебе знание. Дам понимание всего. Смертным даже не снились такие глубины. С этим знанием ты можешь стать кем угодно, кем только пожелаешь. Вся жизнь в мире подчинится тебе, и ты переделаешь ее по-своему. По справедливости. Так, как должно быть. Уничтожь меня — и все, что есть во мне, пропадет впустую. Уничтожь меня — и уже ничто, что, быть может, появится после, не сравнится с утраченной силой. Моей силой. Сохрани все, что есть доброго, дитя Тьмы, и возьми себе”.
“Алланон. Алланон…"
Но голос оборвал беззвучный крик Брин:
“Смотри, дитя Тьмы. То, что действительно нужно тебе уничтожить, — оно у тебя за спиной. Обернись и увидишь. Обернись”.
Брин повернулась. Словно безмолвные призраки, какими, впрочем, и были они, странники выступили из теней — высокие, грозные, черные. Войдя в круглый зал, они нерешительно остановились при виде Брин, держащей в руках книгу черной магии. Шепот Идальч вновь зазвучал в сознании девушки:
“Твое заклятие, дитя Тьмы. Призови свою силу. Уничтожь их. Уничтожь”.
Брин не раздумывала — она просто действовала. Прижав к себе Идальч — словно ограждаясь от Мордов громадным томом, — девушка вызвала силу своей магической песни. Она хлынула, напоминая мощный поток, прорвавший плотину. Брин закричала. Песнь желаний разорвала сумрачную тишину башни; будто твердый, осязаемый предмет, звук пронесся во мраке зала и с сокрушительной силой обрушился на странников. Их просто не стало. Не осталось и горстки пепла — ничего.
Брин прислонилась к каменному алтарю. Внутри нее магическая сила песни желаний смешалась с силой книги.
“Почувствуй ее, дитя Тьмы. Почувствуй силу, что принадлежит тебе. Она наполняет тебя. И я — часть этой силы. Как легко покорить врагов, когда сила с тобой. Можешь ли ты теперь сомневаться в том, что будет? Нет, даже не думай. Все будет так, как должно быть. Теперь мы с тобой — одно. Возьми меня и пользуйся мной. Уничтожь черных призраков и других темных тварей, которые выйдут против тебя. Сделай так, чтобы я стала твоей. Вдохни в меня жизнь”.
И все-таки что-то внутри, в самых глубинах души, пыталось еще противиться колдовскому голосу, однако тело Брин уже не принадлежало ей. Оно полностью отдалось силе магии, и Брин оказалась запертой в этой чужой оболочке. Она поднялась над собой, сквозь себя — новое, могучее существо, — и тот крохотный осколочек прежнего “я”, который еще видел правду, остался где-то далеко-далеко и канул в черноту. Брин ощущала, что она разрастается, увеличиваясь в размерах. И вот уже стало казаться, что ей тесно в этом каменном зале. Как тут мало места! Но там, снаружи, — безбрежное пространство. Нужно выйти туда и заполнить его собою!
Долгий мучительный стон сорвался с губ Брин, и она протянула руки, высоко подняв Идальч над головой.
“Воспользуйся мной. Воспользуйся мной”.
И внутри нее уже собиралась сила.
ГЛАВА 44
Поднимаясь вверх по выщербленным ступеням Круха, Джайр едва поспевал за Слантером и Гаретом Джаксом. При этом долинца не покидало тягостное чувство, что каждый следующий шаг может стать последним. Тело ныло от напряжения, боль в раненом плече стала невыносимой — силы были уже на исходе. Джайр задыхался, каждый вдох отдавался пронзительной болью в легких, лицо покрылось испариной.
И все-таки долинец шел вперед. Так было нужно.
Пока Джайр бежал, он смотрел только вверх, на ступени перед собой, сосредоточив все внимание на изгибах каменной лестницы. Долинец не видел, но сознавал, что кряжи Вороньего Среза и угрюмая крепость Грань Мрака остались теперь далеко внизу — серым размытым пятном в полумраке. Джайр сознавал, но не видел, как под утесом в долине сгущаются сумерки и туман. Краем глаза он ухватывал нечеткие силуэты выступов, трещин и валунов, с головокружительной быстротой проносящихся мимо, и тут же забывал о них. Теперь уже ничто не имело значения. Ничто, кроме подъема по бесконечной лестнице и того, что ждало его там, наверху.
Колодец Небес.
И Брин. В водах Колодца он увидит ее. Там он узнает, что стало с сестрой, и поймет, что ему нужно сделать, чтобы помочь ей. Король Серебряной реки обещал Джайру, что там он узнает способ, как вернуть Брин самой себе.
Задумавшись, юноша не заметил, как ступил на раскрошенную ступеньку. Он поскользнулся и упал, ободрав ладони о камень. Не обращая внимания на кровоточащие ссадины, Джайр быстро поднялся и поспешил вдогонку за Слантером и Гаретом Джаксом.
А те бежали, казалось, совсем без усилий — последние из их небольшого отряда, вышедшего несколько дней назад из Кальхавена. Гнев и горечь нахлынули вдруг на долинца. Перед глазами заплясали разноцветные круги; на мгновение юноша остановился, чтобы перевести дух, и едва не упал от изнеможения. Но конец их пути был уже близко. Осталось совсем немного.
Резким изгибом Крух ушел вправо, и стена камня — вершина, куда поднимались путники, — встала вдруг перед ними, мрачная, застывшая на фоне серого неба. Лестница вела к черному входу в пещеру. Дюжины две ступенек — не больше.
Гарет Джакс вскинул руку, дав товарищам знак остановиться и ждать здесь, а сам быстро поднялся к вершине Круха и сошел с лестницы на скалистый уступ перед входом в пещеру. Мгновение Мастер Боя неподвижно стоял там, вырисовываясь тонкой черной тенью на фоне сумеречного неба. “Словно и не человек вовсе, — внезапно подумал Джайр, — а что-то потустороннее, нереальное”.
Наконец Гарет Джакс повернулся, его холодный взгляд уперся в лицо долинца. Мастер Боя махнул рукой.
— Быстрее, мальчик, — пробормотал Слантер.
Они поспешно вскарабкались наверх и встали рядом с Гаретом Джаксом на выступе перед входом в пещеру. В пещере было мрачно, но не темно: сквозь многочисленные трещины в скале внутрь пробивался мутноватый, будто подернутый дымкой свет вечерних сумерек. Но там, куда не проникали лучи, тени казались гуще. Все замерло во мраке.
— Отсюда мы ничего не увидим, — пробурчал Слантер и шагнул было вперед, но Гарет Джакс остановил его.
— Подожди, гном, — проговорил он. — Там что-то есть… что-то там затаилось…
Голос его оборвался, и тишина окутала друзей — глухая, давящая. Даже ветер, волнующий туман в долине, внезапно замер. Джайр невольно затаил дыхание. Да, в пещере действительно что-то было. И ждало пока, не проявляя себя. Юноша чувствовал чье-то безмолвное присутствие.
— Гарет… — начал было он.
И вдруг от камней у самого входа отделилась какая-то тень — долинец похолодел. Тень бесшумно скользила во мраке. Такого они еще не видели. Это был не гном и даже не призрак-Морд: крепкое существо, с виду похожее на человека, но голое и абсолютно безволосое, лишь вокруг чресел росла густая шерсть. Пальцы на руках и ногах заканчивались длинными, загнутыми когтями. Злобные желтые глазки смотрели прямо на путешественников, лицо, вернее, звериная морда, покрытая шрамами, расплылась в грозной усмешке, чудовище ощерило пасть, обнажив кривые зубы.
Выйдя на свет, существо остановилось. Оно было не черным, как Морды, а рыже-красным.
— Что это? — прошептал Джайр, пытаясь побороть чувство невыносимого отвращения.
Джахир издал резкий крик — вой его прозвенел в тишине, словно зловещий смех.
— Долинец, это тот сон! — воскликнул вдруг Гарет Джакс, и какое-то дикое, странное выражение промелькнуло на его суровом лице. Мастер Боя медленно опустил свой меч, пока острие его не коснулось камня уступа, а потом вновь повернулся к Джайру. — Поход закончен, — прошептал он.
Долинец непонимающе помотал головой:
— Гарет, что?..
— Сон! Ну помнишь, как-то ночью мы говорили с тобой о Короле Серебряной реки? Еще был дождь. Я рассказал, тебе о моем видении! Сон, из-за которого я и пошел с тобой на восток, долинец, — это он!
— Но в том сне было огненное существо… — Джайр запнулся. — Там был огонь…
— Огонь, да, оно так предстало — в образе огня! — перебил его Гарет Джакс и медленно выдохнул. — До нынешнего момента я еще иногда думал: вероятно, я просто чего-то не понял в том, что видел. Может, ошибся и все неверно истолковал. Но в том сне, когда я стоял перед огнем и голос, открывший мне, что нужно делать, затих, огонь вдруг закричал, словно он был живым. Крик, похожий на смех. Оно кричало сейчас — точно так же! — Его серые глаза горели. — Это та самая битва, долинец, которую мне обещали!
Джахир опустился на четвереньки и подбирался уже к выходу из пещеры. Гарет Джакс поднял меч.
— Ты хочешь сразиться с этим чудищем? — недоверчиво спросил Слантер.
Мастер Боя даже не взглянул на гнома.
— Отойди.
— Идея, прямо скажу, не из лучших. Прямо-таки, извини, идиотская. — Слантер выглядел не на шутку испуганным. — Ты же совсем ничего не знаешь об этой твари. А если она ядовитая, как та, что напала на каллахорнца…
— Я не каллахорнец, гном, — процедил Гарет Джакс, не сводя напряженного взгляда с приближающегося Джахира. — Я — Мастер Боя. И я никогда еще не проигрывал битву. Не забывай об этом!
Он холодно посмотрел на гнома и вновь обратил взгляд к Джахиру. Джайр шагнул было к Гарету Джаксу, но Слантер схватил юношу за плечо и почти грубо оттащил его назад.
— Нет уж, ты стой, — сердито проговорил гном. — Он хочет сражаться, вот пусть себе и сражается! Он никогда не проигрывал! Не забывайте, видите ли, об этом. Только вот разум свой он где-то забыл! Уж забыл так забыл!
Мастер Боя скользнул навстречу Джахиру.
— Бери долинца, гном, — бросил он через плечо. — Идите в пещеру и ищите Колодец. Как только оно бросится на меня, сразу бегите. Давай, гном, пошевеливайся. Вспомни клятву.
Джайр словно обезумел. Хельт, Форкер, Эдайн Элессдил — все они уже пожертвовали собой, чтобы он смог добраться до Колодца Небес. И вот теперь — Гарет Джакс?
Но было уже слишком поздно. Джахир опять закричал и кинулся на Гарета Джакса, пытаясь поддеть его когтями. Но Мастер Боя метнулся в сторону, точно и вправду был неуязвимой тенью, на которую так походил. Меч взметнулся и вонзился в Джахира — раз, второй — так стремительно, что взгляд едва поспевал за движением клинка. Джахир взвыл и отпрянул назад, собираясь для нового броска.
Гарет Джакс повернулся к друзьям — лицо его пылало, глаза горели возбуждением.
— Беги, Джайр Омсворд! — прокричал он. — Когда оно снова набросится на меня, ты беги!
Слантер уже тащил юношу за собой. Гнев и досада разрывали долинца. Он никуда не пойдет!
— Мальчик, мне, знаешь ли, надоело с тобой препираться! — в ярости завопил гном.
Снова Джахир рванулся в атаку, и снова Гарет Джакс увернулся от, казалось бы, неминуемого удара — поднятый меч тускло сверкнул. Но все-таки в этот раз Мастеру Боя не хватило буквально какой-то доли секунды. Когти Джахира полоснули его по руке, пропоров и рукав, и кожу. Джайр закричал, вырываясь от Слантера.
И тут гном резко повернул юношу и ударил. Удар пришелся прямо по подбородку. Ослепительный свет вспыхнул перед глазами долинца, а потом все вдруг стало черным.