Сильные страсти под жарким солнцем Жукова-Гладкова Мария

Глава 10

В кафе у меня в очередной раз глаза полезли на лоб: Алена ела просто с волчьим аппетитом. Мы с Ванькой взяли себе сок и мороженое, телохранитель – бутылочку пива. Я не знаю, как тут с вождением в нетрезвом состоянии, но ни разу не видела, чтобы полиция кого-то останавливала на дорогах (у них тут пока не переняли наш передовой опыт сидения за кустом или пальмочкой), да если и остановят, думаю, проблем не возникнет: в разговоре со стражами порядка, несомненно, используется тот же аргумент, что и с нашими. В этом плане наши страны оказывались удивительно похожи.

Алена попросила горячий бутерброд, потом сказала, что лучше два, затем добавила, что и картофеля фри неплохо бы, и побольше. А заглотала она все это в один миг, почти не жуя. Я не спешила с расспросами.

– У тебя с собой много денег? – подняла она на меня глаза, с трудом удержавшись, чтобы не облизать тарелку.

– Заказывай все, что хочешь, – ответила я.

Мы терпеливо ждали, пока старшая дочь Буйновского насытится. Наконец, откинувшись на спинку пластикового кресла и спокойно попивая кофе, Алена заявила:

– Вы даже не представляете, что мне довелось пережить… Матерь Божия…

У Алены на глазах выступили слезы. Это была совсем не та Алена, которую я знала. Ее не могли подменить, но что же с ней сделали за эти неполных три дня?! И ее манера начинать чуть ли не каждую фразу со слова «нет» куда-то испарилась.

– Рассказывай, – велела я. – С самого начала. Со всеми подробностями.

– Детям такое противопоказано, – заметила Алена, глянув на Ваньку.

Я порадовалась: уже может шутить. Ванька же возмутился, заявив, что он взрослый.

– Конечно, взрослый, – Алена потрепала его по вихру (чего я от нее, откровенно говоря, совсем не ожидала, по-моему, во время нашей предыдущей встречи Ванька ее страшно раздражал), потом вздохнула, посмотрела куда-то вдаль, еще раз вздохнула и начала.

Они с двумя спасавшими ее матросами выбрались на какой-то глухой берег, напротив того места, где она, как полная идиотка, вывалилась за борт. К собственному удивлению, Алена даже почти не наглоталась соленой воды – это в бассейне она сразу же поплыла топориком, а тут держалась на воде, потом мертвой хваткой вцепилась в одного из спасителей, затем ее водрузили на лист пенопласта и, как принцессу, доставили на берег. В общем, в чувство ее приводить не пришлось, а делать искусственное дыхание тем более. Она только душеньку отвела на моряках, потом досталось всем знакомым, которых Алена поносила заочно.

– Вам тогда не икалось? – усмехнулась Алена, глядя на меня. – Ох уж я вас поминала недобрым словом… Но вы молодцы!

Мужики особо не слушали и, не обращая на нее внимания, разделись до плавок и развесили свою одежду на одной из растущих вдоль берега пальм. Поскольку Алена была в купальнике, она тоже сняла удлиненные шорты и рубашку, которые мужики повесили на соседнюю пальму, и все вместе стали ждать возвращения яхты, бросившейся в погоню за нами с Ванькой.

Матросы объяснили Алене, что на яхте имеются две небольшие шлюпки, которые и придут за ними на берег – яхта, естественно, причалить к нему не могла. Сидя на песочке, они какое-то время наблюдали за удаляющимися судами, пока те не скрылись за горизонтом. Матросы объяснили Алене, что это не настоящие пираты – они как раз шли к бассейну сообщить это, чтобы собравшиеся там леди не испугались. Затем обсудили нас с Ванькой и наши шансы на побег. Алена делала ставку на нас, вдруг резко в меня поверив и проникнувшись ко мне любовью: она очень надеялась, что я смогу добраться до полиции, посольства или еще кого-то, кто поможет вытащить их с дочкой (о Кате с Зоей она не думала и даже не знала, что Зоя тоже бросилась с яхты вплавь) из лап Андрея Николаевича. Теперь, к удивлению матросов, она стала петь мне дифирамбы.

Внезапно за их спинами послышался какой-то шум – и на заброшенном участке морского берега появились пятеро молодых негров в каких-то линялых джинсах и старых футболках. Эта часть побережья была не то что неухоженной, а даже грязной (поблизости не имелось отелей) и, по всей вероятности, использовалась лишь местным населением, да и то для распития спиртных напитков на открытом воздухе и встреч со своими леди под пальмами, растущими вдоль берега на расстоянии метров тридцати от воды.

Но в этой компании дам не было, только лица мужского пола с остекленевшими глазами. Все трое русских с тоской бросили взгляд на море, но спасительной яхты – и вообще каких-либо судов или людей – не было и в помине. А парни приближались…

Алена жутко испугалась. Что могут сделать эти пять черных гигантов? Ее – изнасиловать, мужчин – убить… Она с трудом сдержалась, чтобы не завопить, но один из матросов схватил ее за руку и шепнул:

– Сиди тихо. Не шевелись. Молчи. Они обкуренные. Может, и обойдется.

Алену пробрала дрожь, тело покрылось мурашками, хотя стояла жара.

А негры медленно окружили их… и начали водить хоровод, что-то напевая себе под нос. Возможно, это был какой-то своеобразный местный танец? Пустые глаза с ярко выделявшимися белками смотрели куда-то вдаль. Различные части тела двигались в разных ритмах. Когда плечи шли вперед, кисти рук отводились назад, колени разворачивались в стороны, ступни притопывали. Затем негры хлопали в ладоши, били себя по ляжкам, по животам. И опять начинались странные движения – и перемещения по кругу.

– У них были такие дикие выражения лиц… – протянула Алена. – Если это вообще можно назвать лицами. Дебильные рожи.

Танцевали они с полчаса, потом резко замолчали и строем удалились в неизвестном направлении, ни мужчин, ни Алену не тронув и пальцем.

Первыми в себя пришли матросы, они встряхнули Алену, все вместе подскочили к воде, умылись и искупались: у всех троих одновременно возникло желание смыть с себя несуществующую грязь. А яхта – сволочи! – все не возвращалась, хотя, по идее, прошло уже довольно много времени и она должна была показаться – с тем или иным результатом.

– Надо выбираться самим, – сказал один из матросов.

Алена зарыдала, но ей объяснили, что оставаться здесь небезопасно. Могут прийти другие молодчики – напившиеся или обкурившиеся – избить, изнасиловать, если вообще не прикончить. Тем пятерым нужно сказать спасибо, что не тронули. Могли пырнуть ножичком из чисто спортивного интереса.

– Пошли, – сказали матросы, помогая Алене подняться на ноги и одеться. – Все-таки мы – белые и иностранцы, а это кое-что да значит на этом острове. Да и Андрей Николаевич – человек в этих местах известный, вхож к самому президенту. Надо искать или полицейский участок, или какую-нибудь гостиницу, еще лучше – дом состоятельного человека и просить разрешения позвонить. Ну и ждать, когда за нами приедут с асиенды.

К сожалению, у них при себе не было ни одной монеты – ни местной, ни тем более ничего из свободно конвертируемой валюты. Это ситуацию осложняло. Матросы долго думали, что будут врать тем, кого станут просить о помощи, потом решили импровизировать на ходу – в зависимости от того, кто встретится. Может, и врать не придется? Здесь вообще-то не особо принято задавать вопросы – если ты платишь за молчание, а поэтому главным было сразу же указать спасителю, что ему хорошо заплатят.

– Зачем тогда идти в полицию или богатый дом? – удивилась Алена. – Пошли к бедным. Это для них будет выгодно. И они с большей радостью нам помогут.

Но матросы покачали головами: в богатый дом – надежнее. И, главное, безопаснее. Бедное население – в основном ближе к негроидной расе – белых не любит. Для многих белые ассоциируются со злом, пришедшим на остров. В этом государстве, насколько было известно морякам, имеется какое-то племя, живущее чуть ли не первобытно-общинным строем, твердо уверенное в том, что белые присваивают то, что в равной степени распределяется богом между людьми всех цветов кожи. Но белые оказываются наглее и изворотливее, а поэтому им удается лишить черных и цветных того, что по праву принадлежит им. Эти дикари ненавидят белых и, если кто-то из нашей расы проникает на их территорию, – убивают. Также священным долгом у них считается убить белого за каждого погибшего соплеменника – неважно, где и по какой причине тот погиб. К счастью, племя обитает в глубине джунглей.

Да, большинство населения острова уже живут в двадцатом веке, имеют спутниковые антенны, смотрят сериалы, которые тут просто обожают, пользуются мобильными телефонами и ездят на машинах, хотя чуть ли не в каждой из них (а уж в домах бедноты, так во всех) можно увидеть какие-то дикарские амулеты, часто висящие рядом с иконой Божьей Матери.

Покинув прибрежную полосу, двое мужчин и Алена какое-то время шли по грунтовой дороге, идущей вдоль поля с низкими кокосовыми пальмами, затем миновали деревню, стараясь не привлечь ничьего внимания. Народу там было мало: у овощного развала перед своей лавкой сидел какой-то старик, три женщины разговаривали перед одним из домов, стоя в тени навеса, да двое чумазых пацанов гоняли палками небольшой мяч. В той деревне не было ни почты, ни полицейского участка. Но Алена заметила, что почти на каждом доме висела тарелка антенны.

Затем они вышли на шоссе и километра три двигались по нему, обгоняемые редкими машинами. По обеим сторонам дороги шли поля, огороженные сетчатым высоким забором. Что за ним растет, Алена на поняла, да и увидеть это было довольно сложно: прямо за забором вверх вздымалась какая-то растительность, по всей вероятности, высаженная тут для прикрытия.

– Может, и наши маки, – высказал предположение один из матросов.

– Что?! – переспросила Алена.

– Ты что, не знаешь, чем занимается Андрей Николаевич? Разводит опиумный мак. На местных землях, приобретенных им в частную собственность. Поэтому и вхож к президенту.

Как сказали моряки, лет десять назад мак высевался на землях острова официально – выращивание этой культуры осуществляется в бедных странах, не имеющих возможность поднять свою экономику, и не возбраняется ООН. Примерно до середины семидесятых годов мак высевался даже в СССР, и наша страна продавала обезболивающие препараты на его основе во многие страны мира – до обращения ООН к правительству СССР. Примерно то же произошло и на этом острове. Но президент нашел выход: ничего не вижу, ничего не слышу и так далее. Да и вообще этой стране и ее правительству все международные конвенции и запреты до лампочки. Земли стали сдаваться в аренду иностранцам или даже продаваться. Что они там делают, власть вроде бы и не в курсе. По данным администрации США, наркобароны контролируют правительства в более чем двадцати странах мира. На этом же острове в доле сам президент. Его и контролировать не надо. А для международных организаций все шито-крыто. Иногда даже проводятся какие-то показательные рейды, съемка передается американским журналистам, чтобы показали у себя. В особенности если президент опять хочет что-то получить у Америки – а просить о гуманитарной помощи тут тоже одна из национальных традиций. Вот только куда эта помощь потом исчезает, знают лишь президент и приближенные к нему лица. Средства, кстати, часто запрашиваются как раз для борьбы с наркобаронами. И правительство США их выделяет!

– Зачем же нам возвращаться на асиенду?! – закричала Алена. – Неужели вы не понимаете, на кого работаете?

Моряки усмехнулись в ответ и популярно объяснили, что в родной стране у них не стало ни работы, ни денег, а у обоих семьи и дети. Их все здесь устраивает. Они трудятся по принципу: три месяца через три, как плавали раньше, и уходить с этой работы не намерены. Стоит лишь заикнуться – и, во-первых, тебе конец, потому что слишком много знаешь, во-вторых, на это место сразу же найдется армия претендентов. А поэтому, дорогая леди, мы должны доставить вас обратно на асиенду, как нам и было велено.

У Алены на какое-то мгновение мелькнула мысль сбежать, но женщина была вынуждена быстро ее откинуть – куда она тут денется посреди дороги? Остановить машину? Но что она скажет? А если абориген еще и не говорит по-английски? Да и матросы вдвоем быстренько ее скрутят. Она решила действовать по обстоятельствам, когда они окажутся в каком-нибудь доме. Возможно, хозяин сумеет ей помочь?

А силы были уже на исходе. Жара, асфальт, хотя они и шли вдоль сетчатого забора, создающего хоть какую-то тень, но все равно это не спасало. Дико хотелось пить. В горле все пересохло. Если бы на пути встретилась хоть какая-то лужа, все трое, наверное, припали бы к ней. Алене было так тяжело, что недавняя встреча с пятью неграми сейчас казалась ей забавным приключением.

Наконец они миновали череду полей – и оказались в более или менее приличном месте. По крайней мере, дома здесь выглядели совсем не так, как серые уродливые строения в первой деревне. Это был довольно крупный поселок, никакие куры и козы тут не бегали, чумазые дети тоже. Дома были выкрашены в разные цвета и отличались разнообразием архитектурных решений.

– Давайте войдем в первый дом, – простонала Алена.

– Потерпи, – сказали ей матросы, внимательно приглядываясь к каждому строению, которое они проходили.

Вскоре они увидели почту…

К счастью всей компании, на этом острове практиковались звонки с переводом оплаты переговоров на принимающую сторону.

Матросы незамедлительно связались с кем-то по экстренному телефону, который знали на память, и быстро обрисовали ситуацию. Правда, на другом конце провода уже были в курсе случившегося – в смысле, на яхте. Им дали четкие инструкции.

Мужчины быстро подхватили Алену и потащили дальше по шоссе, чтобы не привлекать к себе внимание в этом поселке. Вскоре перед ними затормозила какая-то старенькая машина (марку Алена не определила, не до того было), дверцу перед ними открыл местный парень, быстро объяснился с матросами, они с Аленой загрузились, выпили на троих полбутылки теплой воды, имевшейся в машине, затем парень развернулся и помчал их в том направлении, откуда приехал сам. Алена была уже в полубессознательном состоянии.

Их привезли в какой-то розовый дом с балкончиками на втором этаже. Больше Алена ничего не помнит. Ее оставили в пустом холле одну, а матросы с аборигеном прошли дальше. Поскольку Алена была уже совершенно без сил, она рухнула на пол у одной из стен и закрыла глаза. К счастью, пол был холодным, в доме работали кондиционеры. Вскоре ей вынесли бутылку воды и поставили рядом. Алена выпила воду и погрузилась в полудрему. Ей было уже все равно, где лежать, дом Андрея Николаевича казался просто пределом мечтаний.

Через несколько часов – или через час, а то и меньше – Алену перевели в какую-то комнату без окон, где стояли две узкие кровати. Комната соединялась с туалетом и душем. С трудом превозмогая усталость, она все-таки встала под душ, чтобы смыть с себя всю грязь, прилипшую к телу за день. После душа стало немного легче, но она все равно пребывала еще в полубессознательном состоянии. Так и завалилась спать на одну из кроватей.

Утром дверь распахнулась, и в комнату вошла мужеподобная женщина с черными усиками в сопровождении гориллообразного негра в черных брюках и бежевой рубашке с нашивками (как потом узнала Алена, это была форма охранников компании по производству ювелирных изделий). Сонная Алена уставилась на эту пару, в первое мгновение не сообразив, где находится.

Дама, ни слова не говоря, с суровым выражением лица проследовала к кровати, на которой лежала Алена, сдернула с нее простыню и осмотрела русскую женщину. Алена спала в чем мать родила, и ей стало совсем не по себе под взглядом этой странной тетки, насчет принадлежности которой к женскому полу у Алены тут же зародились большие сомнения.

Утром Алена чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера, сон пошел ей на пользу, а характер за одну ночь не исправишь – так что старшая дочь Буйновского попробовала возмутиться, за что тут же получила по физиономии. К такому обращению Алена не привыкла и еще не смирилась со своим положением – да она и не представляла, в каком положении оказалась. Дочь Буйновского заорала, за что получила снова – гораздо сильнее, после чего орать ей расхотелось.

Ей велели одеваться (дама говорила на английском со слабым акцентом). Негр наблюдал за Аленой жадными глазами. В женщине проснулся животный страх. Алене хотелось удалиться хотя бы в душевую, но ей этого не позволили. Когда она попросилась в туалет, тетка все-таки смилостивилась, но стояла над душой.

– Зачем? – воскликнула я, услышав это. – Она тебя что, потом…

– Нет, как женщина я ее не заинтересовала. Ну, или заинтересовала, но она этого не показала. Возможно, было не велено. Просто они хотели меня сломить… А это один из способов. Это ужасно, когда тебя сопровождают каждую секунду. Даже в самые интимные моменты…

У Алены на глазах снова выступили слезы. Я положила ладонь ей на руку.

– Спасибо, Ирка, – шмыгнула носом Алена. – Век помнить буду. Ты прости, если я чего когда-то… Ну сама понимаешь…

«Эк над ней поработали», – пронеслась мысль. Действенные у ребят методы.

– Ну и что было дальше? – спросила я.

А дальше Алену заставили сделать минет этому огромному негру…

Когда они с теткой вновь появились в комнате, он уже был готов – и сидел на кровати с расстегнутой ширинкой. Алена думала, что задохнется… А стоявшая над душой и наблюдавшая за процессом тетка советовала ускорить темп… Негр требовательно урчал.

– Потом даже рот не дали прополоскать, сволочи! – воскликнула Алена, вытирая слезы.

Ее вывели из дома, загрузили в микроавтобус с темными стеклами (именно темными, а не тонированными), сквозь которые совершенно ничего не было видно. Ехали, по ее прикидкам, минут двадцать. Ей страшно хотелось пить и теперь уже есть – ведь последний раз она ела на яхте почти сутки назад. Но попросить она не решалась.

Привезли ее, как потом она поняла, на эту злосчастную ювелирную фабрику, где для начала оставили в подвальном помещении.

– Ты знаешь, сколько там подвалов? Я почему-то вспомнила КГБ. И то, какие слухи ходили про тридцать седьмой год. Про их подземные тюрьмы. Я помню, как мать в детстве пугала меня ими. Деда-то моего, ее отца, тогда замели, и никто его больше не видел. Ну а тут все детские страшилки сразу же стали всплывать из памяти… Ну, что я оказалась в застенках местного КГБ. Тетка с негром на них работают. Он-то ведь в форме был… И надеяться мне совершенно не на кого.

Внезапно дверь распахнулась, и вошли два негра в той же форме (которая теперь вызывала у Алены ужас) и повели ее на один из наземных этажей. Там в комнатке площадью метров двадцать на кожаных диванчиках уже разместились директор фабрики, у которого я сегодня выкупила Алену, тетка с усиками, какая-то женщина довольно приятной наружности в форме менеджера (о чем Алена узнала позднее) и еще двое негров-охранников.

Слово взял директор и, не желая тянуть кота за хвост, заявил Алене, что он ее купил и что ей придется отрабатывать свое питание, содержание и затраченную на нее сумму. Алена чуть не грохнулась в обморок в первый момент, но затем быстро сообразила, что этому мужику нужно предложить связаться с ее отцом или мужем, чтобы те заплатили необходимую сумму. Хотя отец не отзывался на призывы, пока Алена находилась в лапах Андрея Николаевича (из-за каких-то там условий ведения бизнеса), старшая дочь верила, что уж у этого придурка он ее выкупит. Или выкупит муж. Мужу-то ей не давали позвонить с асиенды. Она высказала свое предложение вслух.

– Не пойдет, – покачал головой дядька. – Мне нужна русская работница.

– В проститутки? – спросила Алена, не в силах предположить, зачем еще.

– В продавщицы, – ответили ей.

Она опять чуть не грохнулась в обморок – но тут в очередной раз в Алене проснулся характер. И возмущение. Нет! Она дочь олигарха, пусть даже и местного значения (но разве какой-то паршивый остров в Карибском море может сравниться с Питером?), жена бизнесмена, светская дама, которая никогда продавщиц за людей-то не считала, сама должна будет кого-то обслуживать? Нет, никогда в жизни!

Будешь, сказали ей. Как миленькая. Ты как раз знаешь запросы ваших дам, которые тут в ближайшее время начнут появляться, как появляются уже по всему миру. Нужен русский персонал. Вот мы и набираем.

– Но ведь найдутся те, кто захочет сюда поехать поработать добровольно! – заорала Алена, вспоминая моряков.

А зачем фирме оплачивать билеты, заниматься какими-то формальностями, когда им в руки попалась уже готовая к работе женщина из России?

Алена попыталась угрожать, вспомнила моряков, спросила, где они.

– Отправились на свою работу, – ответили ей. – Они нам не нужны. Моряков тут навалом.

У Алены зародилась надежда, что моряки сообщат Андрею Николаевичу, кто ее прихватил, и тот ее вызволит. Она была согласна на любого спасителя. Но ее надежды тут же растаяли. Ее продал как раз Андрей Николаевич…

Она опять была на грани обморока, а ей в душу забивали все новые и новые гвозди… Она слишком активно показывала свой характер у предыдущего хозяина. Много наела, напила. На ее транспортировку на остров были затрачены определенные средства. А ее отец, как уже убедился Андрей Николаевич, выкупать ее не собирается. Так что хозяин асиенды решил избавиться от Алены. Тут ему как раз понадобилась одна услуга от директора фабрики, Андрей Николаевич вспомнил, что тот как-то просил его, если будет возможность, доставить для него из России пару девушек для работы продавщицами. Ну Андрей Николаевич и выступил с деловым предложением, только предупредил, что с Аленой надо еще поработать, сбить с нее спесь. Собьем, ответил директор фабрики.

– Но тогда почему вы говорили вначале, что купили меня? – воскликнула Алена.

– Услуга за услугу, – хохотнул директор фабрики. – И на твое усмирение пришлось потратиться. Людям-то я должен платить, – и он обвел рукой собравшихся. – Это ты мне тоже компенсируешь.

– Я должна компенсировать вот это? – в ужасе закричала Алена, дотрагиваясь до своего лица, потом показывая пальцем на тетку с усиками и на негров.

– Да, оплату их труда, – как само собой разу-меющееся, подтвердил директор фабрики. – И чем меньше в тебе будет спеси, тем скорее расплатишься.

Алене казалось, что она видит кошмарный сон. Директор фабрики тем временем заявил, что на данный момент она должна ему тысячу долларов (а зарплата в сто баксов на острове считалась великолепной); вначале она будет трудиться за питание и проживание, которое обеспечит фирма, и получать доллар в день на личные нужды (Алена опять чуть не потеряла сознание, услышав эту цифру), а в дальнейшем, после того как научится достойно работать с клиентами, ей будут платить комиссионные за проданные вещи, так что новая сотрудница должна стараться.

– А когда я с вами расплачусь? – уже робко спросила Алена в конце разговора.

– Ну тогда можем разрешить тебе жить не на территории фабрики, – ответил директор.

– А… домой? – в ужасе прошептала она.

– Теперь твой дом – наш остров. У тебя нет документов, моя дорогая. И если ты попадешь в полицию, тебя тут же отправят в тюрьму. А тюрьмы у нас общие – в смысле для мужчин и женщин. Как в некоторых арабских странах.

Директор фабрики расхохотался, тетка с усиками криво усмехнулась, негры-охранники ухмыльнулись, и только дама-менеджер оставалась сидеть с каменным выражением лица.

Алена начала с ужасом осознавать, что все это не шутка и не кошмарный сон, она в самом деле оказалась в такой чудовищной ситуации. И из нее надо было каким-то образом выбираться. Мысли пролетали в голове, как пули. Рассказать все русским клиентам, когда они появятся. Чтобы помогли деньгами или хотя бы дали знать отцу и мужу. Поднакопить денег, когда все-таки начнут платить, и купить документы, хоть какие-то. Ведь такое наверняка возможно. От этой компании жалости не дождешься, а если будешь сопротивляться – получишь только лишние тумаки и оплеухи. Надо временно смириться. И искать возможность освобождения.

Вчера весь день она под руководством госпожи Сантьяго (менеджера) обучалась обслуживанию клиентов. Кормили ее дважды и довольно скудно. Алена съела все до крошки. Спать оставили в подземном этаже, где отвели в ее распоряжение комнату. Опять заходил негр, только другой. На ночь ее заперли. Она не знала, живет рядом с ней еще кто-то или нет. Сегодня с утра был скудный завтрак, потом ее одели в форму продавщицы, заставили наложить макияж, чтобы скрыть следы побоев на лице, – и снова начались тренировки.

Но внезапно поступил сигнал, что на фабрику едут русские клиентки. Директор принял решение, что Алена под руководством госпожи Сантьяго будет их обслуживать и это станет ее первым экзаменом. После звонка из холла три сотрудницы фабрики пошли вниз – две для обслуживания Зойки, одна для меня. Алену предупредили, чтобы она не отвечала ни на какие вопросы относительно ее появления на фабрике.

– Я буду следить за тобой, – заявила госпожа Сантьяго, которая, кажется, умела улыбаться только клиентам.

Войдя в холл, Алена увидела нашу компанию… С совсем другими парнями, которых она никогда не встречала у Андрея Николаевича и которые выгодно отличались от его молодцев небандитскими лицами. Услышав такую характеристику, наш сопровождающий усмехнулся.

Она поняла, что мне удалось спастись… И Алена решила, что если я смогла броситься в воду с яхты, заставить всех телохранителей плясать под мою дудку, сдружилась с Арсением Михайловичем, то смогу помочь и ей… Сработал инстинкт самосохранения. Шанс! Это шанс! Ведь я же знаю, как Алена попала на остров. Надо быстро ввести меня в курс дела. О том, что будет с ней, если у нас ничего не получится, Алена даже не думала.

И она бросилась ко мне. Остальное я знаю.

– Значит, вы спаслись? – уточнила Алена, широко улыбаясь и переводя взгляды с меня на Ваньку и на сопровождавшего нас парня. – Молодцы! А Зойка откуда взялась?

Я рассказала. Как рассказала и про Буйновского, прибывшего на остров. Алена высказалась в отношении его непечатно, потому что именно из-за него она вляпалась в эту историю, вернее, оказалась втянутой. Именно из-за него ей пришлось перенести все эти унижения и испытания.

– Нет, он со мной всю жизнь будет расплачиваться! – прошипела она. – Нет, я ему такое устрою… Нет, такое…

Передо мной снова была прежняя Алена.

Но тут в разговор вступил наш телохранитель, заметивший, что Буйновский, не жалея сил и средств, сам прибыл на остров в сопровождении бойцов спецназа и в настоящий момент его друзья и лично Олег Алексеевич заняты подготовкой к штурму асиенды, который будет осуществлен сегодня ночью. Откуда Олег Алексеевич мог знать, что Алена находится на фабрике? Он был уверен, что ее вытащили из воды, снова взяли на борт яхты и отправили назад в дом Андрея Николаевича.

– Он прав, – заметила я. – Твой отец сделал все, что мог. А не отыскав тебя на территории асиенды, выяснил бы у Андрея Николаевича или у других, куда ты делась. Тебя бы спасли в любом случае, – попыталась я обелить шефа. Хотя и знала о его истинных намерениях.

– Но все равно он сволочь! Именно из-за его темных делишек мы тут оказались! Тебя ведь тоже втянули, Ира! Кстати, прости за вопрос, – Алена бросила взгляд на Ваньку, – но ты ему кто?

Я пояснила и добавила, что прибыла в Хуан Долио не для отдыха и по доброй воле. Мне было дано задание найти Катю с Зоей. Про то, что Алена с Кирой тоже оказались в плену, я не знала. Но если Алена заметила, я все время работала. И мои действия в общем-то увенчались успехом. А нанял меня ее отец.

– Ладно, посмотрим, – вроде как смилостивилась Алена, но все равно добавила: – Нет, устрою ему головомойку. И муженьку моему в придачу.

Она даже причмокнула в предвкушении удовольствия. Мне стало жалко мужиков… Но это не мои проблемы. Я свое задание, можно считать, выполнила. И счет в Швейцарии на мое имя уже открыт. Ради чего я и старалась.

В этот момент в кафе появилась Зойка с небольшим симпатичным мешочком в одной руке и сумкой, перекинутой через другое плечо. За ней неотступно следовал телохранитель, который из-за ее спины скорчил такую рожу, что мы все с трудом сдержались, чтобы не расхохотаться, но парня выдавать не хотелось: ноготки-то у Зойки острые.

– Ну, все сидим? – обвела нас взглядом подружка Буйновского и остановила его на Алене. – И кем ты трудилась на ювелирной фабрике? Что ты тут всем рассказывала? Для меня повторишь?

И Зойка, не дожидаясь приглашения, взяла пластиковое кресло от соседнего столика и пододвинула к нашему, рассчитанному на четверых.

– Тебя, по-моему, к нашему столу никто не приглашал, – процедила Алена сквозь зубы. – Жрать хочешь – располагайся за соседним. А вообще-то обойдешься. На фабрике небось накормили? А мы устали тебя ждать. Знаешь поговорку: семеро одного…

– Ой, какие мы суровые! – перебила ее Зойка, прищурив глаза.

Я видела, что эти две красотки сейчас вцепятся друг другу в физиономии или волосы. Понимаю: двое дерутся, третий не встревай – но в данном случае я предполагала, что, если они покрушат мебель, рассчитываться за нее придется мне, да и в полицейский участок попадать не хотелось, давать взятки еще и там, выкупая двух склочниц. Хотя Зойку можно бы и оставить в полиции, в воспитательных целях. А если тут еще и тюрьмы общие, как сказали Алене… На нее-то последние испытания подействовали очень благотворно. Совсем другим человеком стала. А что на Зойке срывается – то так и надо, я тоже готова хорошенько поддать этой молодой стервозине. Хотя бы за ее поведение в холле. Что плохого ей сделала Алена?

Между двумя дамами тем временем шла словесная перепалка, в употребление пошли уже слова и выражения, от которых даже у наших телохранителей уши стали сворачиваться в трубочки. Хорошо хоть местный персонал не знает русского языка и не понимает, о чем тут за столом говорят две белокожие леди, сверкая глазами и готовя ногти к бою.

Я поняла, что пришло время вмешаться – хотя бы из тех соображений, что следовало покинуть этот прекрасный город и двигать к месту нашего нового пристанища, да и искупаться хотелось. Сколько можно сидеть в кафе?

Я грохнула кулаком по столу так, что подпрыгнуло все, что на нем стояло.

– Живо прекратили! – рявкнула я.

Алена мгновенно заткнулась и посмотрела на меня в ожидании дальнейших указаний, а Зойка попыталась воспротивиться и что-то вякнуть теперь уже в мой адрес. Получила достойный ответ и поняла, что я не Буйновский и вообще не принадлежу к мужскому полу, который Зойке всегда удавалось легко охмурить. Со мной эти штучки не пройдут, и я не посмотрю, что она раненая. По-моему, она здорова как бык, на ней пахать надо, а хорошая порка еще никому не навредила. А если она со своим «ранением» может шляться по магазинам и фабрикам, то лишняя оплеуха пойдет ей только на пользу.

– Я ясно выражаюсь? – осведомилась я у Зойки. Та смолчала, одарив меня взглядом-молнией. «Ну и актриса, – подумала я, – то слезы ручьем, а то коготки показывает». Я решила, что молчание – знак согласия, и продолжала давать указания.

Я считала, что нашим двум телохранителям следует отправиться вместе с двумя дамами назад в гостиницу на «Жигулях». Мы с Ванькой возьмем такси, заедем на какой-нибудь пляж, а потом встретимся с честной компанией или у бассейна, или в баре, или в номерах. Телохранители попытались возразить, что они не могут никого оставить без сопровождения, а следовательно, один должен ехать с дамами в гостиницу, а второй – с нами.

– Один из вас справится с ними двумя? – кивнула я на Алену с Зойкой.

Обе дамы хохотнули и глянули друг на друга, явно показывая этим свои намерения, которые они воплотят в жизнь в отсутствие моего сдерживающего влияния и телохранителя при каждой.

– Так что давайте, мальчики, – сказала я ребятам. – А мы уж с Ваней как-нибудь сами.

Сын заявил, что выступит в качестве моего личного телохранителя и сопровождающего. И вообще ребята должны бы уже знать, что мы в состоянии решить свои проблемы самостоятельно и как-то до сих пор обходились без охранных услуг.

Парни переглянулись.

Я подозвала официанта, расплатилась кредиткой и встала. Остальные последовали моему примеру. Вшестером мы вышли на улицу к припаркованным «Жигулям», я велела Зойке занять переднее место пассажира рядом с одним из парней, второго усадила за Зойкиной спиной, а Алену – за водителем.

– Встретимся в гостинице, – сказала я им.

– Во сколько вас ждать? – спросил один из парней.

Мы с Ванькой переглянулись, я ответила, что торопиться мы, в общем-то, не собираемся, но, поскольку Буйновский оставил мне свой телефон, нам можно позвонить в любое время. Алена тут же попросила назвать номер, его по памяти продекламировал один из парней. По губам Алены я заметила, что она повторяет номер, чтобы запомнить. Думает обращаться ко мне за помощью?

Наконец они отъехали, я остановила такси, за рулем которого сидел абориген, общающийся на местном варианте английского языка, мы в общем и целом друг друга поняли, в особенности когда мы с Ванькой изобразили плавательные движения и показали полотенца, лежащие в сумке. Абориген мгновенно закивал – и минут через двадцать мы оказались на очень приличном пляже, вдоль которого располагались современные гостиничные комплексы.

Мы вдосталь накупались, а когда солнце стало клониться к закату (этот процесс в тропиках происходит значительно быстрее, чем в наших широтах), Ванька заявил, что не прочь бы и перекусить и почему бы нам не сделать этого в данной местности, а то ребенок может и не выдержать до гостиницы, куда мы всегда успеем. Тем более ни Буйновского, ни большинства спецназовцев сегодня ни вечером, ни ночью не будет.

Мы отужинали, потом снова поймали машину, договорились о цене (ехать-то следовало в другой город) – и нас к половине девятого доставили к нашему новому месту обитания на этом острове.

Мы заглянули в бар, посмотрели на столики у подсвеченного бассейна, но никого из знакомых там не увидели.

– Устали, наверное, и сидят по номерам, – сказала я, посмотрела на зевнувшего Ваньку, подумала, что сама тоже не прочь сегодня лечь пораньше, и предложила двигать в номер. Ванька тоже не горел особым желанием справляться о самочувствии и настроении наших знакомых.

Мы приняли душ, выпили чаю, воспользовавшись предоставленным гостиницей электрочайником, немного поглазели в телевизор и отключились.

Сквозь сон я слышала, как вернулись бойцы, усилием воли открыла глаза, глянула на циферблат часов, поняла, что только шесть утра, и продолжала спать до восьми. Когда встала, как обычно побегала, а в десять уже лежала на облюбованном мною в первый день месте у бассейна. Ванька крутился рядом. Пока из знакомых никто не появился. Но ведь Алена с Зоей вполне могли заказать завтрак в номер? Да и Зойка-то, наверное, среди ночи была разбужена Буйновским.

Первые знакомые лица появились около часа дня: к бассейну приблизился майор Воронцов с двумя рядовыми бойцами. Видок у всех был хмурый, они плюхнулись в бассейн, возмущаясь, что хозяева гостиницы не могли сделать рядом хотя бы еще маленький с холодной водой. Подобные возмущения мне доводилось слышать от соотечественников практически на всех курортах, на которых я отдыхала, в особенности по утрам, когда нашему человеку страшно хочется нырнуть в ледяной омут, чтобы башка просветлела, а то она с утра здорово бо-бо.

Когда майор с подчиненными разместились под одним из зонтиков с кружками пива, я решила к ним присоединиться. Мучило чисто женское любопытство – как там с асиендой? Ванька мгновенно вылез из бассейна и тоже плюхнулся на пластиковый стул рядом с нами.

Я вопросительно посмотрела на мужчин. Майор Воронцов вяло махнул рукой. Видок у него был преотвратнейший – глаза воспалены и слипаются, побриться сегодня с утра он тоже не посчитал нужным. Киряли, что ли, после прибытия? Или по дороге? Отмечали победу или заливали водкой поражение?

– Пусто там, – родил майор. – Пусто. Никого. Брошена асиенда. А мы-то: подготовка, подкуп всех и вся, штурм… Тьфу ты!

Он добавил еще пару слов, потом передо мной извинился, я великодушно простила, заявив, что прекрасно понимаю его состояние.

Но где же тогда Катя с Кирой? И куда подевались Андрей Николаевич, Арсений Михайлович и иже с ними? Не могли же они просто так бросить все нажитое?

Пока я сидела, погрузившись в раздумья, к бассейну стали подгребать другие члены нашей компании. Вышел заспанный и какой-то помятый Буйновский. Сергей Глебович выглядел лучше всех собравшихся, – похоже, он имел самый большой опыт вливания внутрь спиртных напитков. Полковник сделал попытку меня приобнять, я его руку мгновенно сбросила, чем вызвала недовольство. Мне на помощь незамедлительно пришел Ванька, вклинившийся между нами. Он предложил мне пойти искупаться, сверкнув при этом глазами на полковника.

Но плюхнуться в бассейн сразу же не удалось – со мной желал говорить шеф.

Первый вопрос, заданный мне Олегом Алексеевичем Буйновским, чуть не убил меня наповал:

– Ира, а ты не знаешь, где Зоя?

– Э… – промычала я и глянула на Ваньку. В голове тут же промелькнуло несколько возможных вариантов развития событий после нашего расставания с честной компанией.

Во-первых, Зоя могла оказаться в постели одного из спецназовцев. Захотелось девчонке молодого тела для разнообразия. И сейчас они после любовных утех еще спят в объятиях друг друга. Во-вторых, они все-таки могли попасть в полицию. Ну кто знает Зойку и Алену? Остановились еще перед каким-то кафе. Или туалетом. И вцепились друг другу в волосы. С таким же успехом могли оказаться в больнице.

Буйновский тем временем повторил свой вопрос. Ванька хотел открыть рот, но я его остановила и, повернувшись к Сергею Глебовичу, попросила проверить все номера, забронированные Буйновским. Не знаю, что подумал полковник, возможно, что то же самое, что и я (поскольку вчерашних телохранителей с нами сейчас не было). Он кивнул и резвенько нас покинул, а Буйновский плюхнулся на ближайший ко мне лежак и попросил рассказать о нашем вчерашнем дне. Я небрежно махнула рукой и ответила, что поведаю ему нашу историю после возвращения полковника, чтобы дважды не повторяться, сама же попросила Олега Алексеевича ввести меня в курс дела относительно Андрея Николаевича.

Буйновский тоже махнул рукой, правда, с несколько другим выражением лица и заметил, что теперь надо ждать его звонка.

– Наверное, у него в администрации президента есть свои люди на дотации, – высказал предположение Олег Алексеевич, с чем я тут же согласилась. – Донесли ему, что мы были во дворце. Он, конечно, понял, с какой целью. Ну или вообще велась запись нашего разговора. Тогда просто не знаю, что будет дальше… Такую цену заломит, гад…

Больше всего Олег Алексеевич расстраивался из-за того, что теперь ему, наверное, не удастся прибрать к рукам богатства Андрея Николаевича. Судьба дочерей и внучки волновала его гораздо меньше! А тут он вложил такие деньги – и все прахом! Как теперь искать Андрея Николаевича? И каким образом уговорить президента встать на сторону Буйновского? Хорошо хоть он пока не перевел деньги на счет местного правителя.

В возможности успешного перетягивания президента на нашу сторону я теперь, откровенно говоря, сомневалась. Немного разобравшись с ситуацией и получив больше информации, чем имелось вначале, я предполагала, что у Андрея Николаевича сложились давние и теплые отношения с главой государства. Зачем тому менять шило на мыло? Андрея Николаевича знают, человек проверенный, на месте обжился. И тут появляется кто-то новый. Да и Андрей Николаевич скорее всего постарался показать Буйновского в самом неприглядном свете. И, в свою очередь, заручился поддержкой властей.

Отсюда следовало, что нам вообще-то неплохо бы поскорее сматываться с острова, а Буйновскому на любых условиях выкупать Катю с Кирой и радоваться, если Андрей Николаевич не потребует чего-то еще в дополнение к первоначальным условиям.

– А что вы так зациклились на этом острове? – уточнила я. – Найдете другой. Тут подобных государств – пруд пруди. Не здесь, так в Тихом океане. Можно же отыскать место, где пока не пристроился никто из наших? А с коррупцией в верхах, как я понимаю, в подобных странах везде одинаково.

Буйновский вздохнул и ответил:

– Понимаешь, Ира, здесь бизнес налажен! Ты внимательно читала отчет? Ну, может, аналитики не все подробно изложили на бумаге… Главное – тут просто идеальные условия для выращивания ряда сортов опиумного мака и марихуаны. И эти культуры не требуют особого ухода, умения, капиталовложений. Семена бросил – а потом только собирай урожай. И не один в год! Рабочая сила дешевая. Нанимай народ, оборудуй лабораторию – и вперед. Перерабатывай опий в героин. Местному населению выживать надо, многие делают это за счет наркотиков. Тут никто не станет страдать от нравственных проблем. И переработка обойдется гораздо дешевле, чем в России. Да и везти героин во много раз выгоднее. Цена на килограмм опия в Питере – около десяти тысяч долларов. На килограмм героина доходит до ста пятидесяти. Это максимум, конечно. Но все равно… Что мне тебе объяснять? Игра стоит свеч.

«Ну ты и сволочь», – подумала я, но смолчала, а что я могла сказать? Что не одобряю подобный бизнес? Да плевать хотел Буйновский на мое одобрение или неодобрение. Он все равно сделает по-своему.

Но я должна помочь ему вызволить из лап Андрея Николаевича Катю и Киру. Или просто заставить его их спасти. Это мой долг, хотя в принципе эти девочки для меня никто. Но у меня в отличие от шефа еще есть моральные принципы! Я не могу допустить, чтобы девчонки и дальше страдали из-за своего предка. Было бы за что. Я ведь тоже, наверное, в некоторой степени виновата перед ними, поскольку работаю на их отца и в чем-то ему помогаю. Потому что я не хочу жить в нищете, как жила когда-то. Потому что мне нужно обеспечить будущее своих детей, чтобы они никогда не нуждались. Но только не торгуя наркотиками. Эти деньги мне не нужны. Они будут жечь мне руки.

К бассейну вернулся Сергей Глебович, глянул на меня, потом на Буйновского и заявил:

– Их нигде нет.

– Кого их? – не понял Олег Алексеевич.

– Вашей Зои и моих ребят.

– А Алена? – спросили мы хором с Ванькой.

Буйновский, Сергей Глебович и находившиеся в пределах слышимости парни тут же на нас вылупились.

Мы переглянулись с Ванькой.

– Что вчера тут происходило, мать вашу! – рявкнул Буйновский так, что на нас посмотрели все загоравшие у бассейна иностранцы.

Я попросила его не орать, чтобы не привлекать лишнего внимания к нашей компании, и начала свой рассказ про вчерашние приключения. К нам присоединились все подчиненные Сергея Глебовича и слушали, раскрыв рты. Когда я закончила повествование, полковник отправил двух своих парней проверить, где «Жигули», и расспросить местных, тут работающих, не запомнили ли они, когда машина появлялась на стоянке в последний раз. Буйновский взял у меня спутниковый телефон, который я пока держала при себе, отошел в сторонку, чтобы никто не слышал, о чем он говорил, с кем-то связался, потом подозвал меня к себе и спросил, на какой счет перевести деньги, которые он мне должен за выкуп Алены.

– На швейцарский, – ответила я. – Который вы мне открыли.

Буйновский дал указания и отключил связь. Мы вернулись к остальным. К этому времени вернулись ребята, посланные искать «Жигули». Как сказал им сотрудник стоянки, машина не появлялась там со вчерашнего утра.

Не успели мы снова занять свои места, как послышался какой-то странный электронный сигнал. Что это? – хотелось мне спросить, но я не успела: Буйновский схватился за телефон, с которого только что звонил.

Мужской голос попросил Иру. Олег Алексеевич удивленно на меня посмотрел, но передал мне аппарат, включив громкую связь.

– Ирочка? – проворковали на другом конце. – Это Андрей Николаевич.

Челюсть у меня поползла вниз, у Буйновского тоже.

– Надеюсь, вы в добром здравии? – продолжал наш общий знакомый.

– Вашими молитвами, – ответила я и поинтересовалась, не желает ли Андрей Николаевич поговорить с Олегом Алексеевичем, находящимся поблизости.

– Не желаю, – резко ответили мне. – Он плохо понимает то, что я пытаюсь до него донести, а вы, как я успел убедиться, – человек здравомыслящий и очень находчивый. – Андрей Николаевич усмехнулся. – Поэтому я решил для разнообразия пообщаться с вами, в надежде, что вы, в отличие от вашего шефа, поймете меня с первого раза.

«Значит, он теперь знает, что я не дочь Буйновского?» – мелькнула мысль, но я от комментариев воздержалась, ожидая продолжения.

– Все красотки опять у меня, – констатировал факт Андрей Николаевич.

Я резко вдохнула воздух, мой собеседник усмехнулся.

– Да, да, – подтвердил он. – И Аленочка, и Зоенька. Очень сожалею, но вчера у меня в распоряжении было мало людей, в смысле в нужном месте, и пришлось делать выбор: или вы с сыном, или они. Я решил, что с ними будет намного проще. – И Андрей Николаевич опять хохотнул. – Да по большому счету вы, Ирочка, мне не нужны. Ну если только согласитесь пойти ко мне работать. Правда, немного вас изучив, думаю, что не согласитесь. Благодаря вам я узнал о своих прорехах, ну не совсем своих, а нанятых мною людей. И на том вам спасибо. Но другие девочки в отличие от вас на побег не решатся. Они сейчас вообще согласны на все.

– Но ведь с ними были телохранители, – попыталась вставить я.

Андрей Николаевич расхохотался и сообщил, что ребят придется списать на боевые потери. Услышав это, Сергей Глебович издал какой-то звериный рык, другие окружавшие меня мужчины посуровели и были готовы вцепиться в телефон, но сдержались, а я подумала, что теперь у них появилась гораздо более сильная мотивировка добраться до Андрея Николаевича и спасти женщин, чем деньги: за товарищей надо мстить.

– В общем, так, Ирина Александровна, – произнес Андрей Николаевич уже абсолютно серьезным тоном, – можете передать вашему боссу, что я разрываю с ним всякие деловые отношения. Мне не нужен такой партнер. Убирайтесь с острова, все убирайтесь, вместе с вашими псами, даю вам на это двадцать четыре часа. После этого вы будете объявлены здесь вне закона. Я надеюсь, что по крайней мере вы, Ирина Александровна, понимаете, что у меня тут везде свои люди?

– Понимаю, – процедила я.

– Часы сверять будем?

– Не надо. Но у меня вопрос: а как же Алена, Зоя?..

– Миллион долларов, – хохотнул Андрей Николаевич. – Если папочка хочет их видеть. Хочет?

Буйновский заорал вне себя от гнева:

– Сука, что ты себе позволяешь?!

Андрей Николаевич опять хохотнул, сказал Буйновскому, чтобы тот не кипятился, а то он может и поднять цену, и попросил снова дать меня, а то Буйновский не в состоянии адекватно соображать. Олег Алексеевич взбрыкнул, но замолчал.

– Да, слушаю, – произнесла я ничего не выражающим голосом.

– Значит, так, Ира. Как только ваш шеф будет готов перевести деньги, свяжетесь со мной. Я скажу куда, и мы обговорим процедуру передачи девочек.

– Что вы пока собираетесь с ними делать? – осведомилась я, волнуясь за их судьбу.

– Поживут у меня, – в очередной раз хохотнул Андрей Николаевич. – Поработают для разнообразия. Полезно иногда, вы так не считаете, Ирина Александровна? Что вы-то их жалеете? Ведь жалеете же? Вы с юных лет вкалываете, а эти бездельницы всегда жили на всем готовом. Не пора ли им узнать, почем фунт лиха? Я вас не понимаю.