Виллы, яхты, колье и любовь Жукова-Гладкова Мария
Катер с привязанной к нему весельной лодкой на самом деле стоял у причала Серафима Петровича Вяземского – на месте, где мы видели яхту его младшего брата, Мишеля Вяземского.
– Куда желаете? – спросил Пашка.
– Вон к тем валунам, у дальнего забора, – сказала я.
– Лучше под причал, – заявила Татьяна, когда мы проплывали мимо него. – Лодка поместится, и ее тут никто не заметит, а там может.
– А как мы будем выбираться из-под причала? – спросил Пашка.
– Мы вначале выберемся из лодки, потом загоним ее под причал и привяжем.
В результате последней из лодки выбиралась я, привязав ее к двум столбам. Так ее не унесет, да и, пожалуй, выплыть из-под причала она не должна. Спасибо сотрудникам Василия Степановича за длинные веревки с обоих концов!
Самым трудным для меня оказалось вылезти из-под причала и, если бы не друзья, я бы точно грохнулась в воду. Но они с этой задачей не справились бы – мне перемещаться под причалом помогал маленький рост.
Потом мы двинулись к дому. Свет нигде не горел. В саду тоже не имелось никакого освещения. Но мы здесь бывали и не рассчитывали наступить ни на какие мины или растяжки. Правда, Татьяна с Пашкой чуть потоптали огород, но огородники, думаю, свалят это на кого угодно, только не на нас.
– Идем на верхний этаж, – прошептала я. – Норкина комната там.
Мы решили воспользоваться не центральной лестницей, а боковой, поэтому по коридору первого этажа проследовали в конец и поднялись гуськом по узкой лесенке. В коридоре третьего этажа горело тусклое освещение, как мы заметили еще с лестницы. На площадке третьего этажа я опустила прибор ночного видения на шею, Татьяна убрала бинокль, и мы с подругой извлекли из поясных сумок другое оснащение: Татьяна – фонарик, я – фотоаппарат. Вроде бы в коридоре никого не должно быть…
Однако я ошиблась в своих предположениях. Примерно по центру лежал какой-то мужик со странно выгнутой шеей и не шевелился. Мужик был в одних семейных трусах. Его ноги до колена скрывались в комнате, дверь в которую была открыта.
– Мертв? – шепотом спросила Татьяна.
Я кивнула. Так неподвижно живой человек лежать не может, но главным аргументом, конечно, было положение головы.
Мы стояли в конце коридора и прислушивались. Никаких звуков не доносилось. Куда делась Норка с неизвестным мужиком? Они убили этого несчастного, а теперь орудуют на другом этаже? Или в подвале? Зачем они вообще пошли в дом? Избавляться от Норкиных конкурентов на наследство Серафима Петровича? Норка знает, где находится настоящее наследство, а не жалкие крохи, выделяемые родственникам? Да и этот особняк сам по себе потянет на сумму со многими нулями.
Внезапно тишину дома прорезал истошный женский крик. Он шел откуда-то снизу, то ли со второго, то ли с первого этажа. Мы втроем в мгновение ока очутились на лестничной площадке, убравшись из коридора, и замерли, ожидая, что сейчас будут распахиваться двери, проснувшиеся родственники выбегут в коридор, будут обсуждать случившееся, выяснять, почему кто-то кричал…
Но стояла все та же мертвая тишина.
– Они что, все умерли? – прошептала Татьяна. – Неужели никто не проснулся от этого вопля?
Я сказала, что другие родственники, вероятно, просто сидят по своим комнатам, закрывшись на замки, и носа не кажут. Сколько их здесь уже отправилось на тот свет? Во-первых, все боятся. Во-вторых, одной конкуренткой меньше.
– Да, замки тут у всех знатные, – сказал Пашка. – Я еще тогда обратил внимание, когда нам экскурсию по дому проводили. Значит, все запираются на ночь.
Кто-то из бывших жен олигарха говорил, что в доме проживают двадцать шесть человек, которые разделены на группы. Значит, спят тоже по несколько человек в комнате? Или нет? Можно предположить, что первая жена с дочерью спят в одной. Спит ли кто-нибудь с пьющей второй женой? А кто тут еще есть, кроме тех, кого мы видели во время двух своих посещений дома? Нам говорили, что остальные на заработках. Но ночью-то все должны быть в доме.
А вокруг так и стояла тишина…
– Давайте решать, что делать, – сказал Пашка. – Не до рассвета же нам здесь торчать.
– Пошли комнату мужика осмотрим, – предложила я.
Стараясь ступать неслышно, мы тронулись по коридору. Первой шла я, потом Пашка с включенной телекамерой, замыкала шествие Татьяна, которая постоянно оглядывалась назад.
Убитый жил во второй комнате от центральной лестницы. Татьяна направила внутрь фонарик. Людей мы там больше не заметили, как и следов проживания второго человека, правда, увидели одну из статуй Серафима Петровича.
– Значит, это был дядька убитого олигарха, – сделала вывод Татьяна.
Я кивнула, вспоминая, что в доме пять статуй – по одной у трех оставшихся жен, у младшего брата Миши и дядьки.
Пашка заснял мертвеца и комнату, в которой обыска явно не проводилось.
– Пошли на второй этаж, – сказала я. – Посмотрим, нет ли там женского трупа. И вообще осмотримся.
Мы спустились по той же лестнице, по которой поднимались, постояли теперь на площадке второго этажа. В этом коридоре было такое же тусклое освещение, что и на третьем этаже. Значит, свет полностью не выключают. Явно боятся. Но нам это на пользу. Или нет?
Я выглянула в коридор и на этот раз не увидела никого, ни живых, ни мертвых.
– А если она с первого орала? – прошептала Татьяна.
– Сходи туда, пожалуйста, – попросила я. – Просто выгляни, лежит кто-то в коридоре или нет.
– А ты?
– А мы с Пашей пойдем все двери пробовать. Если найдем незапертую, войдем.
Татьяна закатила глаза, но все-таки спустилась вниз и вскоре вернулась, сообщив, что на первом этаже со времени нашего появления там ничего не изменилось. Татьяна подключилась к нам с Пашкой и тоже стала проверять все двери.
Повезло мне. Я тут же подозвала друзей, потом толкнула дверь.
Окно выходило в сад, луна вышла и светила прямо в комнату, хорошо видны были и сад и море. Нам не потребовался ни фонарик, ни прибор ночного видения. И так все можно было рассмотреть.
Первым делом нам в нос ударил запах алкоголя. Значит, здесь живет вторая жена?
На кровати справа на животе лежало обнаженное тело, левая рука свесилась вниз. У левой стены стояла еще одна статуя Серафима Петровича, только водка была разлита, стакан валялся на полу, как и кусок хлеба, которым его прикрывали.
Я метнулась к женщине и коснулась ее руки. Теплая. Но она еще не должна остыть, тем более если учитывать температуру воздуха!
Женщина вдруг тихо застонала. Слава богу!
– Тань, посвети!
Пашка закрыл дверь и запер изнутри. Татьяна подошла ко мне и направила фонарик в лицо женщине. Она отреагировала на свет, сморщившись, и снова застонала. Волосы были окровавлены. Значит, ее ударили по голове. Но не убили. Или не добили, решив, что мертва?
Я попыталась вспомнить крик. Это был крик ужаса. Наверное, вторая жена увидела что-то, что ее испугало, закричала – и получила по голове. Или очухалась, когда над ней заносили что-то тяжелое? Навряд ли. Она могла проснуться от того, что к ней в комнату лезли. А лезли к ней потому, что она всегда пьяна и вроде бы проснуться не должна. И ее не добили потому, что ее рассказу никто не поверит?
Могла Норка войти в эту комнату? Запросто. Зачем? Убить вторую жену? Или еще зачем-то?
– Вон там, по идее, ванная, – кивнула Татьяна на дверь в стене.
Я направилась в указанное место, обнаружила крохотное помещение с унитазом, раковиной и душем. У раковины висело полотенце, которое я смочила холодной водой и вернулась к раненой.
После ряда манипуляций женщина открыла глаза.
– Выпить есть? – были ее первые слова.
Я быстро обвела глазами комнату и увидела Пашку, уже откупорившего бутылку пива. В стену был встроен маленький холодильник, где хранилось пиво, рядом находился бар, заполненный греческим коньяком. Интересно, почему она его пьет? Неужели нельзя пить что-то французское? Или так дешевле?
– Тебе бы сейчас нежелательно, – сказала я. – Давай-ка лучше начни с воды.
Татьяна принесла бутылку холодной минералки без газа и протянула второй жене олигарха. Пашка стоял у окна, смотрел в сад и потягивал пиво. Пока снимать было нечего.
Женщина, кряхтя, приняла сидячее положение, ничуть не стесняясь своей наготы и обрюзгшей фигуры, выпила минералку почти залпом, какое-то время сидела с закрытыми глазами и блаженным выражением на лице, потом открыла один глаз и уставилась на меня. Затем она открыла второй глаз, закрыла, снова открыла, ошалело посмотрела на меня, на Татьяну, на Пашку с пивом, который на нее даже не обернулся, и смачно выругалась. Суть тирады сводилась к тому, что она никак не ожидала нас здесь увидеть.
– Ты что-нибудь помнишь? – невозмутимо спросила я, предварительно включив диктофон.
– Как вы сюда попали? – вместо ответа спросила женщина.
– Неважно. Кто ударил тебя по голове? Ты что-нибудь видела?
– Симу, – сказала она.
– Ты имеешь в виду Серафима Петровича Вяземского, твоего бывшего мужа?
Она кивнула.
– И он ударил тебя по голове?
– Нет. Он не ударял. Он сказал, что давно уже меня ждет Там, – последнее слово она произнесла шепотом и многозначительно. – Он спросил, почему я так задержалась на грешной земле и не иду к нему Туда. Он сказал, что всегда любил меня больше других женщин. Потом он взял меня за руку и подвел к окну, чтобы мы вместе ушли Туда…
– А дальше?
Она какое-то время молчала, потом пожала плечами. У меня же в голове выстраивалась примерная картина случившегося. Значит, не добили.
Женщина тем временем встала с кровати и подошла к окну, не обращая на нас внимания. Мы двинулись за ней: а ну как сиганет? Мы должны успеть ее ухватить – окно было открыто совсем чуть-чуть, пока она будет его распахивать полностью…
– А-а-а!.. – внезапно заорала женщина, глаза у нее округлились, она попробовала на что-то показать пальцем, ткнулась в стекло и стала падать назад, лишившись чувств. Мы с Татьяной успели ее подхватить.
Пашка уже направлял камеру в окно.
Мы оттащили вторую жену олигарха на кровать и прыгнули к Пашке.
По саду к морю следовала фигура в серебристом плаще с капюшоном. Руки существо развело в стороны, иногда совершало странные прыжки, потом издало вой. Я снова надела прибор ночного видения и обнаружила, что за кустами справа перемещается другая фигура, в черном.
У Татьяны дома лежит такой же серебристый плащ. Мы его покупали в том же магазине, где «отрубленную голову», которую на футбольный мяч надевают, и прочие «сюрпризы». В таком хорошо изображать привидение. Видимо, это и было целью шутников. Надеются, что кто-то окочурится от разрыва сердца?
Вскоре обе фигуры скрылись из виду. Следовало проследить, куда пойдет катер – в открытое море или в направлении дома Василия Степановича? Звука двигателя мы не услышали, поэтому решили, что катер пошел на веслах. Если бы он ушел в открытое море, мы бы его увидели, а продвижение вдоль берега к Василию Степановичу рассмотреть с нашей точки обзора было невозможно из-за деревьев.
– Будем снова ее будить? – спросила Татьяна.
– Не вижу смысла, – ответила я. – Все, что можно было от нее узнать, мы узнали. Пусть теперь проспится. Ее жизни ничто не угрожает. По крайней мере пока.
– Значит, олигарх жив? – подал голос Пашка.
– Не факт. Кто-то мог под него косить… Кто его хорошо знал. Например, братец Миша… Ведь выбрали-то алкоголичку, а не кого-то другого из родственников.
– А он? – Татьяна показала глазами наверх – туда, где лежал труп.
Я в задумчивости пожала плечами. В доме так и стояла тишина. Никто не открывал дверей, не высовывался, тем более не вызывал полицию.
Я бросила взгляд на статую. В комнате убитого и в этой стоят статуи Серафима Петровича. Их в доме пять. Не в них ли дело?
– Тань, посвети, – попросила я.
– Ты чего задумала?
Я пояснила. Пашка направил камеру на статую.
– Меня не снимай.
– Ты меня за идиота держишь?
Я внимательно оглядела произведение искусства (или технической мысли?), потом попыталась зайти сзади. Статуя прижималась к стене шестью крылышками, подобными тем, которые имелись у пятиметрового Серафима Петровича перед домом. Я попробовала крылышки. Держались они крепко и двигаться не желали. Я-то надеялась, что одно из них представляет собой рычажок.
– Ты уверена, что она открывается? – спросила Татьяна.
– Конечно нет, но надо выяснить. Думайте, где еще может быть рычаг, кнопка или что-то еще.
Татьяна поднесла фонарик поближе, и мы осмотрели статую сверху донизу самым внимательнейшим образом. Камеру оператор выключил.
– Паша, есть какие-то идеи?
Оператор хмыкнул и предложил дернуть статую за ухо, потом за нос. Вроде бы больше было не за что. Пальцы мы уже все попробовали.
Рычагом оказалось правое ухо.
«Серафим Петрович» раскрылся, и нашему взору представился склад оружия. Все было очень аккуратно расставлено. Мы переглянулись, не особо удивившись. Я, правда, ожидала наркоту.
– Паша, сними.
– Лучше с самого начала. Как ты протягиваешь руку, открываешь…
Мы так и сделали.
– Что-нибудь берем? – спросила Татьяна.
– Если бы было что-то маленькое, а так тут, как я понимаю, одни автоматы…
– Наши «калашниковы», – со знанием дела сообщил Пашка. – Юль, вытащи один, я его сниму.
Я вытащила, положила на стол и сама сфотографировала. Потом я убрала автомат назад, мы закрыли «Серафима Петровича» и решили убираться восвояси. Вторая жена мирно посапывала на кровати. Я всегда поражаюсь пьяницам. То, что убьет или надолго выведет из строя нормального человека, их не берет. Сколько подобных сюжетов довелось заснять нам с Пашкой! Очень запомнился дядечка в Питере, который выпал из окна третьего этажа, заснув на подоконнике, и не только ничего не сломал, но даже не проснулся!
На третий этаж проверять еще одного «Серафима Петровича» мы не пошли, не хотелось снова оказаться рядом с мертвецом. А вдруг кто-то все-таки решит выйти в коридор? Мы тихонечко спустились на первый этаж, пробежали по коридору в другой конец и выскользнули в боковую дверь, которая располагалась почему-то не у лестницы, а у глухого конца коридора. Хотя это могло иметь какой-то скрытый смысл. Мы же не знаем всех тайн этого дома.
Мы решили следовать за кустами у забора, отделяющего усадьбу Серафима Петровича от людей, с которыми пока не успели познакомиться. Немного отойдя от дома, мы развернулись и посмотрели на окна. Татьяна приложила к глазам бинокль, я опять была в приборе ночного видения, Пашка включил камеру.
Первым делом наше внимание привлек пятиметровый «Серафим Петрович». Он развернулся на девяносто градусов.
– Интересно, сколько оружия можно спрятать в нем? – спросила Татьяна, не ожидая ответа.
Но ей ответили.
– Много, – сказал знакомый мужской голос.
Глава 19
Мы подпрыгнули на месте и развернулись на голос.
– Добрый вечер, – поздоровался Юрий, начальник охраны олигарха Владимира Павловича. – Гуляете? Юленька, вам прибор ночного видения очень к лицу.
Точно такой же был сдвинут у Юрия на лоб. Я опять повесила свой на шею.
– Как вы неслышно подобрались, – заметила я.
– А меня, знаете ли, не в маски-шоу готовили, а в элитный спецназ, который в славные советские времена появлялся в разных экзотических частях света, совершая там революции, перевороты и прочие пакости.
– И был кошмаром для разноцветных беретов всех держав, – закончила фразу я. – Очень приятно познакомиться. Много слышала про этих спецов, живого встречаю впервые.
Юрий слегка склонил голову и улыбнулся. Он был в кроссовках, как и мы, темных брюках и темном свитере. Я поняла, что следует на подобные вылазки одеваться не в шорты и футболки, как мы, а как Юрий, чтобы не «светить» голыми частями тела. В одной руке Юрий держал черную маску с прорезями, в другой какой-то мешок. Оружия я не заметила, хотя ему, вероятно, и голых рук достаточно, чтобы ломать шеи.
– Простите, а вы по нашу душу или…
– Или. Вашу компанию я сам, признаться, встретить здесь в это время не ожидал, хотя наш аналитик указывал на такую возможность. Он предположил, что вы можете оказаться везде, и рекомендовал учитывать это. Я признаю свою ошибку.
– Но, может, мы будем друг другу полезны?
– Вы сэкономите мне время, если расскажете, где спрятано оружие. В статуе?
– Насчет этой не знаем, – ответила я и пояснила, где оно точно есть. – А вы…
– Юля, я даю вам слово, что отвечу на ваши вопросы, по крайней мере на часть, но не здесь и не сейчас. Уходите отсюда быстрее. Кстати, как вы сюда попали?
– На лодке.
– Значит, это ваша под причалом?
Мы втроем кивнули.
– Уходите и ложитесь спать. И лучше сегодняшнюю съемку в Россию не переправляйте. Что бы вы сегодня тут ни наснимали. Будет вам еще репортаж. Удачи!
Юрий тронулся в направлении дома, вслед за ним из кустов направились еще две черные тени. Мы переглянулись и рысцой припустили к нашей лодке.
– Интересно, Норка вернулась или нет? – спросила Татьяна, когда Пашка сел на весла.
– По лодке определим, – сказала я. – Паша, держись у самого берега, чтобы нас из дома ненароком не увидели. Мало ли кто из них в окна смотрит?
– Знаю, не идиот, – ответил Пашка.
Катер с привязанной к нему весельной лодкой качались у валунов, где было обнаружено тело Олега Белохвостикова. Ни Норки, ни мужика не наблюдалось.
– Паша, притормози.
Я опять нацепила прибор ночного видения и принялась вглядываться в погруженный в темноту парк. Татьяна припала к биноклю.
– Сюда полезем или нет? – Татьяна посмотрела на меня.
– Наверное, они опять отключили сигнализацию и запись… – задумчиво произнесла я. – Но это все-таки дом француза, а не наших соотечественников.
– У Василия Степановича в парке есть высокая пальма, – невозмутимо заметил Пашка. – Можно забраться на нее и посмотреть, что происходит на территории француза. Я эту пальму уже давно приглядел.
– И чего молчал? – спросила Татьяна.
– Да как-то раньше не требовалось…
– На пальму, – решила я, и мы поплыли дальше.
Связанный охранник так и лежал на причале и больше не пытался высвободиться. Мне даже показалось, что он заснул. Мы не стали проверять, просто поставили лодку на место и направились к нужной пальме вслед за Пашкой.
Вообще-то в парке «графа Монте-Кристо» было много высоких деревьев, только другие плохо подходили для залезания. Здесь же оказалось много удобных веток.
– Юля, ты полезешь или мне лезть? – спросил Пашка.
Я решила, что справлюсь сама. Прибор ночного видения поможет, фотоаппарат у меня в поясной сумке… Справлюсь.
Подъем на самом деле оказался совсем несложным. Вскоре я уже обозревала парк француза, где совсем недавно провела ночь и нашла свой первый труп на французской земле.
Я успела как раз вовремя. По парку в сторону моря двигалось привидение в серебристом плаще, которое мы сегодня уже видели. Правда, оно тут не визжало, но подскакивало. Норка бежала рядом. Я их сфотографировала так, чтобы «лодочный домик», в котором я проснулась несколько дней назад, также попал в кадр и можно было определить, по какому парку они перемещаются. Правда, я никогда раньше этим фотоаппаратом не снимала с такого расстояния, но надеялась, что что-нибудь получится. По крайней мере, две фигуры и «лодочный домик». К тому же у нас в холдинге работают самые разнообразные специалисты. Они что-нибудь сделают с кадром. Хотя, наверное, было бы лучше иметь здесь камеру… Но Пашка не успеет залезть. Эти двое раньше добегут до катера и лодки.
– Так, что вы здесь делаете среди ночи? – внезапно прозвучал внизу разгневанный мужской голос. – Почему не спите?
– А что, мы должны спать? – спокойно спросила Татьяна. – По местному уставу положено?
– Почему бы нам не погулять теплой ночью под луной и звездами, по красивому парку с экзотическими деревьями? Вы начисто лишены романтизма, – невозмутимо заметил Пашка.
Я чуть с дерева не свалилась. Разговоров о романтизме я ожидала от кого угодно, только не от Пашки. Из его уст это звучало несколько странно. Хотя говоривший его плохо знает.
– А пива с собой у вас случайно нет? – добавил оператор. Вот это в его стиле.
Неизвестный что-то буркнул себе под нос, потом, судя по звукам, включил рацию. Я пока сидела, как мышка.
– Василий Степанович? Да, нашел. Татьяна и Павел. Говорят, что у них романтическая прогулка. Только он с камерой, оба в виниловых перчатках. Смирновой нет.
Молодец послушал, что ему сказали, отключил связь и сообщил Татьяне с Павлом, что их требует к себе Василий Степанович, причем немедленно.
Ответить они не успели. Мы все услышали, как к берегу подходит лодка. Всплеск весел было ни с чем не спутать. Норка не пыталась грести неслышно. Катер завел мотор и рванул прочь, в открытое море.
– Так, это Смирнова приплыла с романтического свидания?
– Вероятно, Норка, – ответила Татьяна.
– Что?!
– Вам лучше вызвать подмогу, – вздохнула Татьяна. – У вас оружие есть? Она не одна и, вероятно, вооружена.
Мужчина явно хватал ртом воздух. Я не стала поправлять подругу, которая не видела отхода катера, хотя бы потому, что одна Норка способна справиться с несколькими противниками.
– Рацию дай, – прошипел Пашка.
Но мужик уже сам пришел в чувство и быстро заговорил в рацию. Подмога появилась раньше Норки. Ее схватили на берегу. Тут и Василий Степанович прибежал в тренировочных штанах и с голым торсом, покрытым многочисленными татуировками. Его, как мне показалось, сопровождали все молодцы, проживающие в доме. Зачем столько-то?
– Смирнова где? – заорал он истошным голосом. – Мне Иван Захарович за нее голову оторвет! Ты, тварь, ее утопила? – спросил он у Норки.
Татьяна хихикнула.
– Юлю не так просто утопить, – заметил Павел.
– Где она?
– На пальме, – невозмутимо сообщила Татьяна.
Норка дико заржала.
– Где?.. Что она там делает? – уже тише спросил отечественный «граф Монте-Кристо».
Среди охраны раздавались тихие смешки. Как я видела со своей точки обзора, двое развязывали товарища. Товарищ сразу же понесся к Норке, от которой его с трудом оттащили, но он не прекращал поливать ее матом. Правда, на нее эти ругательства не действовали.
– Что Смирнова делает на пальме?! – повторил Василий Степанович.
– Ведет наблюдение, – сказала Татьяна.
– Собирает материал для репортажа, – одновременно с ней пояснил Пашка.
Василий Степанович издал тихий стон и сказал, что никогда больше не согласится принимать людей, которых присылает Иван Захарович, несмотря на давнюю дружбу. И нашему покровителю он пообещал высказать все, что о нас думает.
– А чем вы недовольны? – спросила Татьяна. – Мы вам как-то мешаем? Мы кого-то трогали? Из-за нас пострадал кто-то из ваших людей? По-моему, пострадали-то как раз мы. Это на вашей территории в нас всех прыснули газом, и преступник так и остался не пойманным.
К этому времени компания оказалась как раз под пальмой, где я сидела.
– Да меня еще никогда охрана не поднимала среди ночи! – закричал Василий Степанович.
– Это претензии к охране, а не к нам, – невозмутимо заметил Пашка. – Охрана Ивана Захаровича…
– Вот я ему сейчас позвоню!
– В Питере половина шестого утра, – сказала я с пальмы.
– А ты слезай оттуда немедленно! – заверещал Василий Степанович.
Поскольку в окрестностях больше ничего интересного не происходило, я полезла. Василий Степанович повременил со звонком, дожидаясь моего появления на твердой земле. Охрана по большей части старалась скрыть улыбки, как я видела в отсветах фонариков, вероятно, не желая раздражать и так выведенного из себя босса. Прибор ночного видения висел у меня на шее. Норка хохотала. Ее один из парней крепко держал за локоток. Другой стоял со второго бока, третий контролировал сзади. Развязанный охранник с причала вроде бы успокоился, только что-то тихо бурчал себе под нос да бросал в сторону Норки гневные взгляды.
Когда я спустилась вниз и предстала перед грозными очами нашего хозяина, тот меня внимательно осмотрел и ткнул пальцем в прибор ночного видения.
– Другие бабы на шее колье с бриллиантами носят, а у тебя что?
Я сказала. Василий Степанович опешил. Он не знал, как выглядит этот прибор? Оказалось – не знал, потому что повернулся за подтверждением к охране. Молодцы были в курсе.
Василий Степанович что-то буркнул себе под нос, достал из кармана трубку и запустил набор номера.
– Иван? – спросил он, когда ему ответили. Значит, на самом деле Ивану Захаровичу? А что все-таки случилось-то?
Василий Степанович включил громкую связь, чтобы мы все слышали ответы.
– С моими что-то? – раздался по-настоящему обеспокоенный голос Ивана Захаровича. – Живы? Или только ранены?
– И живы и не ранены. Юля только что слезла с пальмы. Меня подняла охрана, чтобы сообщить: Юля среди ночи на пальме собирает материал для репортажа, двое других стоят под пальмой.
– С ней все в порядке? – Иван Захарович явно обеспокоился всерьез. Ведь звонок его разбудил. Да и просто так в такое времы никто не звонит.
– С Юлей все в порядке. И с Татьяной, и с Павлом.
– Так что случилось? – не понял Иван Захарович.
– Для тебя было бы нормально, если бы у тебя на территории в половине четвертого утра журналистка полезла на дерево для подготовки репортажа?
– Если Юля, то да. И моя охрана даже бровью бы не повела, если бы Юля, или Павел, или Татьяна, или они все вместе полезли на березу или ель. Если бы они без приглашения заявились ко мне в гости, то, конечно, мои ребята проследили бы за ними для порядку, а если бы они находились на территории по моему приглашению, то даже близко бы не подошли. Пальм у меня, конечно, нет… Кстати, пальма цела?
– Да, – выдохнул наш хозяин.
– Так что тебя волнует-то?
Василий Степанович вздохнул. Он не знал нашу компанию так хорошо, как Иван Захарович.
– Ты знаешь, что у нее прибор ночного видения? – все-таки сделал последнюю попытку наш хозяин. – Это тебя тоже не удивляет?
– Так ночь же, – невозмутимо ответил Иван Захарович. – Если бы Юля полезла ночью на пальму собирать материал для репортажа без прибора ночного видения, то, наверное, я бы удивился. У нее еще должен быть фотоаппарат для съемки в темноте. Я сам дарил и то и другое.
– И они все в перчатках!
– Вася, ты чего, ум потерял от сытой жизни? А отпечатки пальцев?
Василий Степанович издал тихий стон. Норка опять заржала. Охрана в основном отворачивалась, чтобы скрыть улыбки, и сдерживала хохот. Иван Захарович попросил передать трубку мне.
– Ну? – только и сказал он.