Игра по чужим правилам Усачева Елена
Никодим ушел, а Ира еще долго стояла на улице. Оказаться бы дома, закрыть дверь и больше ни о чем не думать. Что будет, если она не появится в назначенное время около центра? Завтра от Ленкиных комментов не отбиться. Лешка расстроится. Может, вместе с ней ему не так тоскливо?
Вот бы не пойти.
Напомнил о себе мобильный. Курбанова.
– Ты где?
– А что? – вопросом на вопрос ответила Ира.
– Щукин не с тобой?
– Нет. Потеряла?
– Сказал, что пошел ко мне, а его все нет.
Интересно, успеет он метнуться до Вилкиной и обратно? Вряд ли. Там на час езды в один конец.
– Так еще не три.
– Полчаса осталось!
– Появится! Куда денется?
Ира дала отбой. А правда, куда он пропал? В принятых был номер Лешки – он вчера два раза звонил. Подумала, погладила холодную пластмассу телефона. Надо же – Курбанова Щукина потеряла. Вот комедия-то!
Сама не заметила, как послала вызов.
– Алло! – отозвалось сквозь треск помех.
– О! А тебя тут все потеряли.
– Ну не все, – протянул Лешка. – Где ты сейчас?
– На улице стою. Около супермаркета.
– Вот и стой. Я скоро.
Ира озадаченно посмотрела на гаснущий экран. Что-то она не поняла. Это Щукин ей сейчас предложение сделал? У них типа свидание?
Но сначала появился не Щукин, а сигнал его телефона. Звонкая трель неслась над улицей. А потом из-под деревьев вынырнул Лешка с трубкой в руках.
– Звонит? – кивнула на мобильный Ира. Проблем с Курбановой не хотелось.
– Нормально все. – Лешка был спокоен. Как всегда. – Ты чего с портфелем? Домой еще не заходила?
– Не успела.
– Давай тогда понесу.
Ира не успела ответить. Щукин перехватил лямку сумки и перекинул себе на плечо.
– Жрать охота.
– Там, в центре, есть ресторанный зал… – Ира почувствовала себя в безвоздушном пространстве.
– Отлично, – Щукин прибавил шагу. – Ты же ешь пиццу?
В три Ленка снова позвонила на мобильный, Ира сказала, где они находятся. Она пришла и с немым укором уставилась на стопку пустых пластиковых тарелок – по одному куску пиццы им оказалось мало, они взяли по второй, а потом и по третьей, еще откусывали друг у друга, выясняя, у кого вкуснее.
– Я тебя искала. – Лена демонстративно села рядом с Лешкой, пододвинула к себе его стакан с шипучкой, отпила.
– А мы еще не успели потеряться. – Щукин отправил в рот последний кусок.
– Ты станешь толстая и некрасивая. И помрешь в одиночестве. – Курбанова в упор посмотрела на Иру. Та, зажмурившись, закивала – ей пришел в голову только что рассказанный Лешкой анекдот.
Никодим был прав, ничего хорошего в кино не показывали. Муть какую-то про слонов и садистов. Все, как говорила Катя, – сбывшиеся желания похожи на кошмар. Причем фильм был меньшим злом, потому что Курбанова под конец закатила Лешке грандиозный скандал. Ира предпочла ретироваться, оставив Щукина на растерзание волкам. Лешка смотрел на нее с грустью, но помочь Ира ему ничем не могла.
Никодим появился через неделю. Попросил передать записку. Ира напомнила, что почтовая служба у них в городе развита очень хорошо, за сутки перешлют письмо. Но Никодим сверкал стеклами очков, пытаясь произвести впечатление. Чтобы убить Иру окончательно, рассказал, что нашел собаку. Ира уже представила сцену с избиением младенцев – в гневе Катя ужасна. Но, к своему удивлению, ошиблась.
Кате собака понравилась. Даже очень. Хотя Никодим ухитрился раздобыть самую неказистую и малосимпатичную зверюгу. Имя у нее образовалось соответствующее – Цуцка. Это была помесь таксы с кем-то сильно волосатым – белая, с черными пятнами, с короткими лапами и небольшой мордой, хвост метелкой.
Фотография псины на мобильном – отец через два дня прекратил свой эксперимент – первое, что продемонстрировала Катя на следующее утро после получения подарка. Ира хмыкнула. Собачка и ее даритель оказались на одно лицо.
– Представляешь! Вчера под дверью нашла.
Никомед был еще и не оригинален.
– Вот, это тебе, – перекинула Ира записку через стол.
На послание Катя посмотрела как-то странно, словно пыталась спалить бумагу взглядом.
– От Ника, – уточнила Ира, а то вдруг подруга чего не то подумает. – Мы вчера с ним встретились…
Катя покосилась на Иру.
– Читала?
– Нет. – Ира бы на месте Сергеенко поинтересовалась, с чего вдруг ее молодой человек передает записки сложным путем, но Катю, видимо, это не волновало. Что там такого в записке, что надо было обязательно читать?
Катя положила ладонь на письмо.
– Саша приехал, – медленно, тщательно взвешивая слова, произнесла она. – Хочет с тобой сегодня встретиться.
Какая неожиданность, Ира про него почти забыла.
– Врешь! – С чего вдруг пересохло во рту? Почему так сдавило в висках?
– Вчера в клуб пришел. Попросил встречу организовать. В шесть на остановке. Я его приведу.
– Не надоело?
– Очень надоело. Встречайтесь без меня.
Никакого Саши нет! Она снова старательно себя в этом убеждала всю последнюю неделю. Даже спать стала спокойней. Тогда кто же будет на остановке? Это не рассказ о ком-то там, сидящем в кустах. Не мятая бумажка с четырьмя словами. Человек. Реальный. Саша? Тут же захотелось вернуться назад. В ее шаткую уверенность, потому что сколько можно ждать. На нее снова навалились всей своей тяжестью ожидания прошедшего месяца.
Глава пятая
Остановка во времени
Записи на вырванных листочках:
«Она стояла на сцене. Это был триумф. Безусловный. Она еще не слышала оценок, ей еще никто ничего не сказал, но уже по тому, как притих зал, по тому, как на нее смотрели зрители, – было понятно. Победа.
Поначалу она не хотела участвовать в этом спектакле. Какая из нее актриса? Есть и получше. Но ее уговаривали. Согласилась, чтобы развеять тоску после чудовищного расставания с ним. Он ее бросил. Променял на другую. Значит, она для него неинтересна. Мир стремительно окрашивался в черные цвета. Чтобы не дать всему вокруг покрыться пеплом, она и приняла участие в спектакле. Сначала ей дали небольшую роль. Она выходила ближе к середине действия, танцевала, пела. Ей не было дела до мелких интриг и ссор, до бесконечных выяснений отношений между актерами. Когда главная героиня сломала ногу, она узнала об этом последняя. Много шумели. На замену – две претендентки. И вдруг роль досталась ей. Режиссер подошел после очередной неудачной репетиции – обе претендентки никуда не годились – и сказал: «Учи текст. Завтра выйдешь в главной роли». Наверное, нашлось много недовольных. Наверное, ей тоже желали сломать ногу. Она всего этого не знала. И сейчас, стоя на сцене, не слышала, как шипят недовольные ее триумфом актеры. Она видела только, как радуется ее выступлению зал.
Победа была в том, что вон он, тот, кто ее бросил, кто посчитал ее скучной и неинтересной, сидит в зале и по лицу его видно, что он уже жалеет о своем поступке. О своей ошибке. Все бегут к сцене, а он близко подойти не может. Потому что сам перечеркнул малейшую надежду на возможность что-то вернуть. Рядом с ним другая, та, что, возможно, для него до этого момента была лучше, но теперь-то он все понял.
Изменить уже ничего нельзя. И она проходит мимо. В ее руках огромные букеты цветов. Она улыбается. Но не ему».
Октябрь уверенно срывал с деревьев листья, напоминая человечеству о тщете всего сущего, а Ира носилась по квартире, лишний раз убеждаясь, что слово «бессердечный» может относиться только к очень старому деду, кто уже не способен любить. Потому что влюбленный чувствует свое сердце постоянно. Оно ему отсчитывает каждую секунду его существования. Норовит выскочить из груди, чтобы побежать впереди хозяина.
В шесть! Саша будет в шесть около автобусной остановки. Они наконец-то встретятся! Все как-то стало очень быстрым. Два часа дня превращались в три, а там уже и четыре не за горами. В пять вернется с работы отец, устроит допрос с пристрастием – куда собралась, почему так оделась. А там и сестра подтянется. Фыркнет и выдаст свои замечания. Только настроение испортят. Себе на радость. И почему им так хорошо, когда остальным плохо? Надо торопиться!
Она надела короткое шерстяное платье, по подолу которого бодро вышагивала стайка красных пекинесов, добавила к нему бусы из дымчатого кварца, надела шерстяные колготки в жизнерадостную клетку. Красные сапоги на каблуке. Белое пальто. Пора бежать!
Напоследок обмахнула сапоги губкой и выскочила на улицу. Свернула за угол, остановилась. Все, бег кончился, теперь можно собраться с мыслями.
Интересно, как все получится? Она придет. Он уже будет стоять на остановке? Еще возможный вариант: ей придется ждать. Долго. Пустая дорога… Ни одного автобуса… Или Сашу что-то задержит? Станут приходить автобус за автобусом, щелкая, распахиваться двери, но из них выйдут не те люди. Или он забежит купить ей цветы? Выбор красивого букета занимает много времени. Она слегка замерзнет. Холодные розы исколют ей пальцы.
Или они подойдут к остановке одновременно? Вон автобус! Он останавливается! Десять шагов. Раз, два, три, четыре, пять… Все равно других вариантов нет. Либо так, либо так, либо так – они встретятся в любом случае. Катя сказала – приведет. У Иры есть записка! Всех любят, ее тоже! Придет в шесть! Осталось немного. Пять минут. Два раза каркнет ворона, ветер сорвет тринадцать листиков с липы, хлопнет подъездная дверь, пролетит по дороге двадцать одна машина. И всё. Вселенная замрет, чтобы не помешать их встрече.
На остановке стоял Никодим. Он нервно переступал с ноги на ногу, глядя в туманную даль.
Первую секунду Ира смотрела на него, втайне надеясь, что неприятный фантом растает. Но он не исчезал, не складывался бумажным макетом, не стекал сотнями ручьев на асфальт. Увидев Иру, бодро зашагал в ее сторону. Улыбнулся.
– Что ты тут делаешь?
– Да я вот все Катю пытаюсь встретить, – неуверенно доложил фантом. – Она на меня злится.
– И ты решил меня выследить?
– Ты можешь с ней поговорить? – Радость встречи стремительно улетучивалась. Его глаза тускнели. Врет, что ли?
– О чем? – Ира боролась с желанием развернуться и дать дёру. Но каблуки ее сапог пустили корни, намертво сцепившись с крошками битума, щебня, гравия и песка – что там еще у нее находилось под ногами? От такого не убежишь.
– Узнать, чего она так… – Никодим скис окончательно. Лучше бы и не начинал говорить, настроение не портил.
– Иди и поговори с ней сам.
Вот бы он испарился. Сейчас придет Саша, а она здесь опять не одна. Да и Волков будет не один. С Катей. Вот ей радости-то. Никодим кинется к ней, и у них тут же состоится бой на вениках, а они с Сашей… ничего не устроят, потому что падут от первого же удара в неравной борьбе с действительностью.
– Шел бы ты к ней домой. Она наверняка там сидит, тебя ждет, собаку до дыр загладила уже.
– Не, она сказала, ждать здесь. – Никодим огляделся. По-хозяйски так окинул взглядом остановку, словно поселиться решил. – Обещала, короче.
Неужели все это счастье ей выдано в нагрузку за грехи? В детском саду пряником не поделилась с соседом по горшку? На Рождество не была хорошей? Недоедала кашу, в то время как в Никарагуа дети голодали? Что за дела? Катя и правда сюда придет. С Сашей! И никакой Ник в этот момент здесь быть не должен. Братания на Эльбе не состоится! Не станет она кидаться на шею своему любимому при свидетелях. Никодима надо срочно убрать отсюда!
Ира вдохнула побольше воздуха. Хорошая мысль не приходила. Что бы такое сказать, чтобы земля разверзлась?
– Ну, давай, я тебя провожу, – сквозь зубы процедила она.
– Не надо меня провожать, – начал отступать Ник. – Мы с Катей договорились. Ты ей позвони, узнай, какое у нее настроение. Может, мне конфет купить? К чаю. А то она трубку не берет.
На секунду мелькнуло нехорошее предчувствие беды. Не могло быть такого совпадения. Саша ей назначил свидание, а Катя – Нику. При этом Катя знала, что Саша придет сюда. Значит, Ник перепутал, ему назначили свидание в другом месте. К дому Сергеенко ближе другая остановка, за два квартала отсюда.
– Договорились, говоришь? – пошла на форсаж Ира.
– По телефону, – со страданием в голосе признался Никодим.
Неужели ее мания начала брататься с паранойей и ей теперь кажется, что все сговорились против их встречи с Сашей?
– Катя дома, – медленно, четко проговаривая слова, чтобы вернее дошло до ушей собеседника, произнесла Ира. – Я только что от нее. Никуда идти она не собиралась.
– Чего дома-то? – Никодим верил. И обижался. Это было видно по лицу. Оно напряглось, резче обозначились и без того сухие скулы. – Мы здесь договорились.
Все-таки влюбленные на редкость тупые создания. Видимо, любовь забирает себе часть мозга, и люди глупеют. Им про одно, а они свое гнут.
– Я точно знаю – она дома, – как заклинание, повторила Ира. – Ну, хочешь, я сделаю так, что она на улицу выйдет?
– Хочу.
Никодим мгновенно посерьезнел. Но не поумнел. Потому что никому звонить Ира не собиралась. Она решила применить Катин излюбленный прием – пообещать и не выполнить.
Взгляд вдоль дороги – автобуса нет.
– Пошли! – Потянула Ира Никодима за собой. – Представляешь, как она удивится. Думает, что ты на остановке мерзнешь, а ты к ней идешь.
– Ну да, – вялым теленком тянул Ник.
– Вы так друг другу подходите! Ты бы слышал, как она о тебе говорила!
– Как? – эхом отзывался Никодим.
– Восторженно!
За пятнадцать минут они добежали до Катиного дома, если ковыляние на каблуках можно назвать бегом. Окна на первом этаже около подъезда зашторены. Кати дома нет – обычно она выставляла свое жить-бытье на всеобщее обозрение.
– Жди! – Ира немного погипнотизировала подъезд, соображая, как лучше сделать. Даже если она туда сейчас войдет, то как потом выйдет незамеченной, чтобы призраком отправиться на остановку? Никодим не должен с ней вернуться, его во что бы то ни стало надо было оставить тут.
– А как она узнает, что я здесь? – задал логичный вопрос Ник.
– Я ей позвоню. – Ира показала свой мобильный. – Я звоню, ты стоишь. Я говорю, что жду ее, она выходит, а тут ты. Все просто! Радость, фейерверки и чепчики в воздухе! И не забывай улыбаться.
Ира пятилась, старательно изображая, как будто набирает Катин номер.
– Алло! – сказала она демонстративно громко. – Ну, что ты? Скучаешь? Выходи, прошвырнемся по улице. Давай, давай, вылезай из своего компьютера! – Она замахала Нику, пытаясь передать, что все в порядке.
Цирк сгорел, клоуны разбежались, пора на остановку.
Ира успела сделать всего несколько шагов, когда сотовый ожил.
Все-таки сегодня у нее какой-то неправильный день. Подозрительно неправильный. Звонила Катя.
– Подруга, ты где?
– А ты где? – С ходу придумать убедительное вранье не удалось.
– С ума сошла! – завопила Катя. – Он сейчас уйдет! И так стоит, дергается.
– Пятнадцать минут! – выдохнула Ира и бросилась бежать. Никогда еще она не устраивала спринтерских забегов на каблуках. Все лужи, все выбоины и камни были ее. Она собрала всю грязь и все красные светофоры на пешеходных дорожках.
А потом каблук сломался. До остановки оставался всего один квартал, когда бежать вдруг стало неожиданно легко, а потом нога подвернулась, не встретившись с опорой на пятке. Ира дохромала до ближайшего заборчика. Паника заставила засуетиться, сделать десяток бесполезных движений. И только через множество ускользающих мгновений вспомнила – телефон.
Звонить!
Сначала Катя не брала трубку. Потом у нее было занято. Никодим! Устал ждать и принялся накручивать номера сам. Только бы Катя не отключилась. Надоест ей этот Никрополь со своими звонками, она вырубится, уйдет в нирвану. Все. Стенка.
Ира встала и заковыляла дальше. Фокус с отрыванием второго каблука не удался. Второй держался крепко.
Глупо! Черт! Как же глупо! Она сразу почувствовала, что намяла ноги, натерла мизинец. Земля дрогнула и с бо льшей скоростью пошла вертеться вокруг своей оси, заметно увеличивая расстояние до остановки.
Последние метры преодолевались мучительно долго.
Остановка была пуста.
Утробно заворчал остановившийся автобус, выплюнул из себя пассажиров, заглотнул новых. Люди немного посуетились, разбираясь каждый по своей стороне света, и заспешили по делам, в сухом остатке явив пустоту. Ира ставшей неожиданно тяжелой рукой достала мобильный. Катин телефон был выключен. Что это? Подземный переход? Залезла в подвал? Достал Никодим? Или опять папин эксперимент?
Она села на холодную железную лавочку.
Кажется, народная мудрость звучит так: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь».
Каблук все еще был зажат в кулаке. Мысль о том, что придется хромать домой, вызывала тоску.
Приехал еще один автобус. Уехал.
Вот бы уснуть. Закрыть глаза и провалиться в летаргический сон. Лет на пять. Через пять лет все будет легко и понятно. Она станет взрослой. Сразу выйдет замуж. Взрослым хорошо. Они знают секрет спокойной правильной жизни. Пока тебе пятнадцать и ты учишься в школе, никто этого секрета тебе не расскажет, поэтому ты носишься, сходишь с ума, совершаешь поступки, о которых тут же начинаешь жалеть. Ты не живешь, а только страдаешь, терпишь, ждешь. Правильная жизнь – вот она, перед глазами, но ты ее пока не понимаешь. Там, внутри этой жизни, наверняка есть секретный часовой механизм, правило, по которому движется мир. Взрослые умеют радоваться, им заранее показали, на что смотреть, чтобы было хорошо. И когда-нибудь у Иры будет такая же счастливая жизнь, как и у всех. Дожить бы до этого. Пять лет. Это много. За это время тебе откроют секрет и ты поймешь, что жизнь прекрасна. Пока же она была чудовищной. Какая же это жизнь? Вечное существование от каникул до каникул. От конца занятий до вечера.
Она не жалела о несостоявшейся встрече. Все закономерно. Так и должно было случиться. Немного обидно – почему всегда с ней так?
Мимо шли люди. Много людей. Садились на автобус, уезжали. Мамочки вели за руку своих малышей, проходили парочки, гудели машины, день клонился к закату.
И тут мимо нее, лениво крутя педали, проехал Щукин. Он был весь такой задумчиво ушедший в себя.
– А? – только и успела сказать Ира.
Лешка повернул голову, велосипед проехал вперед.
– Щукин?
– Нет, – раздалось из-за остановки. – Дарт Вейдер.
– А ты чего здесь?
– А ты чего? – Щукин появился, но уже без железного коня.
Ира показала сломанный каблук.
– Фокус хочешь? – Лешка улыбался, как будто ему каждый день каблуки сломанные показывают.
– Хочу, – мрачно ответила Ира. И даже не фокуса, а чуда.
– Сапог снимай.
Она сняла. Щукин подхватил его, подбросил на ладони каблук и исчез за остановкой.
– Э! Куда?
Пусть и со сломанным каблуком, но она могла добраться до дома, а теперь полуразутой ей жить на остановке?
– Жди здесь! – Лешка показался с другой стороны остановки и бодро покатил прочь.
В магазин, что ли, поехал?
Через десять минут он вернулся с целым сапогом.
Щукин светился.
– У меня сегодня мать каблук сломала, рассказывала, как чинила его около универмага. Там будка стоит. С тебя сто рублей за три гвоздя. Мастер сказал, что набойки надо ставить.
Ира закрыла рот.
– Давно сидишь?
– Час, наверное. А ты куда?
– Домой.
А ей-то как домой не хотелось. Там уже все пришли, работают оба телевизора, ванная занята, на кухне бедлам. Иру даже передернуло от представленной картинки.
– Замерзла, что ли?
– Есть немножко.
– Ну, пойдем ко мне. Я хотел новую игрушку попробовать. Ты в компьютерные игры играешь?
– У меня ноутбук, он тормозит все время. – Ира встала, с опаской наступила на чиненый каблук. Призналась: – И домо страшно не хочется.
– У меня уже мать пришла, – предупредил Лешка.
– А ты от Лики?
Щукин раздраженно сплюнул.
– Парщиков – трепло.
– Он считает, что правит миром.
– Это я ему морду поправлю, если снова будет трепаться.
Лешка медленно катил вперед, притормаживая или делая лишний круг, чтобы Ире не пришлось бежать. Они подошли к уже знакомой пятиэтажке, поднялись на третий этаж.
В прихожую им навстречу вышла низенькая полная женщина в теплом халате. Рядом с долговязым тощим Лешкой она смотрелась странно – ничего общего.
– Лисову помнишь? – Щукин устанавливал велосипед. – Чаю ей сделай, а то она замерзла. И представляешь – она тоже каблук сломала, я ездил в твою контору его чинить.
Мать, не успевая вставить слова, кивала. А потом, шаркая, ушла на кухню.
– Ну, проходи! – Лешка кулаком распахнул дверь, попав четко в трещину. – Что там Курбанова?
– Я ее не видела. Мы с Сергеенко…
– Ну да, вы же все по своим компашкам.
Он включил компьютер, музыкальный центр, вставил диск. Потянулся задернуть штору. Прокомментировал:
– Ходят соседи, смотрят в окна, потом матери докладывают, что я делал.
– А что ты делал?
– Смотрел в одну точку.
– Леша! – позвала мать.
– О! Чай!
Они перебрались в кухню. Щукин вытащил из духовки черный чугунок, стал перекладывать в тарелку рассыпчатую гречневую кашу. Снял со сковородки гренки. От еды Ира отказалась, сидела, грея ладони о бока чашки. Лешка ничего не говорил. Молчал. Быстро поев, вернулся в комнату, запустил диск с игрой и, забыв об Ире, стал быстро что-то набивать, звонко щелкая клавишей пробела.
Ира забралась с ногами на хозяйскую кушетку, прижала к щеке теплую чашку. Было хорошо от непривычного состояния ленивой неподвижности. Она просто сидела, вслушиваясь в щелканье клавиш, допивала чай, ни о чем не думала.
Лисова ушла, когда Лешкина мама из-за двери спросила, не надо ли гостье домой. Оторвавшийся от игры Лешка был хмур.
– Спасибо! – Ире хотелось сделать что-нибудь хорошее для Щукина, чтобы ему тоже было приятно с ней помолчать. – Зачтем сегодняшний случай за желание.
– Ты бы уже придумала чего-нибудь поинтересней, – буркнул Щукин и вдруг взял Иру за рукав пальто. Лисова замерла, испугавшись чего-то, чего сама не успела представить. – Курбановой не рассказывай.
– Спасибо! – снова повторила Ира и побежала на лестницу.
Ноги неприятно заныли, напоминая, что сегодня был непростой день. Она постояла, запрокинув голову, но звезд сегодня не было.
– Погоди! – Щукин выскочил, на ходу вдевая руки в куртку. – Чуть не забыл. Давай провожу.
Подходя к дому, Ира подумала, что не так уж и плохо, что Саши на самом деле нет. Пришлось бы с незнакомым человеком о чем-то говорить, напрягаться, стесняться. А так очень хорошо помолчали.
В подъезде было темно и смуро. Часы показывали десять. Слабым эхом всплыла мысль о Никодиме. Интересно, через сколько он ушел? Остается надеяться, что перед этим тоже основательно промерз.
– Ну, бывай! – махнул рукой Лешка. И не дождавшись ответа, ушел в темноту.
Ира втянула себя в подъезд, с трудом дождалась лифта.
Квартира встретила ее привычными звуками и запахами. Смешивая слова, бормотали два телевизора, в ванной лилась вода.
Какой странный день. Длинный. И все благодаря Саше. Жаль, что он закончился.
– Где ты была?
Лисова так устала, что пропустила тот момент, когда открылась дверь родительской комнаты. Отец стоял близко. Что-то у него было в лице, но понять это Ира не успела.
– Где ты шлялась так поздно?
Удар мазнул по голове, задел щеку. Ира почувствовала боль и на мгновение ослепла от испуга.
– Сколько раз говорить, чтобы ты предупреждала, куда идешь!
Хлопнула дверь. Ира вздрогнула. Отца в прихожей уже не было, а Ира все стояла, не понимая, что произошло. Он ее ударил? За что?
В руках была сломанная заколка. Голова звенела. Ира все поправляла и поправляла упавшие на лицо волосы.
Ее ударили. Сломали заколку. Любимую. Как жалко. Чем же она теперь будет закалывать волосы? Растерянность нарастала. Весь сегодняшный день провалился в трещину удара, утянув туда же и прежнюю жизнь. Все перестало быть понятным и знакомым.
В коридоре появилась перепуганная мама. Она словно боялась, что Ира сейчас устроит истерику с переворачиванием столов и разбиванием зеркал.
– Мама, – прошептала Ира и заплакала.
– Сама виновата, – беспомощно развела руками мама. – Довела отца. Мы уже невесть что думали!
Перед глазами снова потемнело. Это несправедливо! Ей даже объяснить ничего не дали.
Ира побежала в ванную. Как всегда, занято. Дверь на удивление легко открылась, от одного рывка. Непрочные винтики запрыгали по полу. Шваркнул оторванный шпингалет.