Счастье бывает разным Гольман Иосиф
Я чуть не умерла от страха. Чтобы Катька ревела? Да она и в детстве не знала, что такое слезы. Я-то сразу пускала сопли, чтобы мальчишки отвязались. Да и сейчас могу прослезиться от книжки или фильма. Но Катюха — человек-кремень!
Я бросилась ее обнимать, жалость переполнила мое сердце, но что я могла еще для нее сделать? Накапать валерьянки — наконец пришла здравая мысль в голову доктора медицинских наук.
Я встала на табуретку, чтобы дотянуться до аптечной полки, к счастью — низенькую. К счастью — потому что эта низенькая сволочь издала гадкий звук и предательски подогнула две ножки сразу.
Я чудом не упала, иначе проблемки враз могли бы стать проблемами — пацан в моем животе нагло изъявил недовольство моими же вынужденными телодвижениями. Думаю — ножками изъявил. И тоже, наверное, двумя сразу.
— Что с тобой? — теперь уже Катька забеспокоилась, даже рыдать перестала.
— Ничего особенного, мальчик зашевелился, — опустив долу глаза, скромно ответила я.
— Какой мальчик? Ты беременна? — не поверила Катюха.
— Ну, власть же призвала к повышению рождаемости.
— Ох, умница ты какая! — завопила Катюха и бросилась мне на шею. — А мне ни слова не сказала, — укорила через секунду, пережив уникальный для данного индивидуума приступ нежности.
— А ты ж не звонишь, — не удержалась я. — Не пишешь. Ведешь себя, как член правительства.
— Не язви, ребенок злой будет, — уже деловито сказала она. — Значит, так. Что у тебя с деньгами, с тряпками, с врачами?
— Да успокойся, неугомонная, — остановила я Катюху. — Все есть, и в достаточном количестве. Это ж не девяностые. (Вот тогда у нас в НИИ точно был пипец. Больные со своими бинтами в клинику госпитализировались.)
Мы еще довольно долго обсуждали тему моего материнства, Катька все никак не могла прийти в себя, но я точно видела, что она счастлива. Счастлива за меня. А это так приятно, когда за тебя кто-то счастлив!
Разумеется, не мог быть обойден вниманием и животрепещущий вопрос об отцовстве.
— Ты сделала ЭКО? — спросила Воскобойникова.
— Думаешь, я такая страшная, что могу заинтересовать только гинеколога? — парировала я.
— Я думаю, что ты, Машка, дура. И умница, конечно.
Высказав эту странную для члена правительства мысль (а может, они там все такие логичные?), Катюха продолжила допрос с пристрастием:
— Так все-таки кто папаша?
— Я его мало знаю, — честно ответила я. — Он две недели чинил мне баню на даче и ни разу не был выпивши. Мне показалось это весомым аргументом.
— Молодец, Машка! — вновь восхитилась моя подруга, и мне снова стало чертовски приятно. Хотя, с другой стороны, когда тебе сорок четыре, лицо похоже на картофелину и анфас не отличим от профиля, особо выбирать не приходится.
Впрочем, наплевать на все и всех. Кроме моего мальчика, разумеется.
И кроме подруги Катьки. Хотя другой у меня просто нет.
— Обожаю тебя, Машка! — наконец успокоилась Катюха и села допивать свой подостывший кофе. — Ты мне такой тюхой казалась в детстве.
— А сейчас — Моникой Беллуччи? — поинтересовалась я.
— А сейчас ты в сто раз круче меня. Я б, наверное, не решилась.
— Ну, видишь, я тоже долго не решалась.
Постепенно вернулись к ее жизни, и Катькина радость стала угасать.
— Может, вернешься к Вовчику? — спросила-намекнула я.
— Не знаю я, Машка, — как-то устало ответила Воскобойникова.
Очень мне не понравилась эта ее усталость.
— Кончай дурить, а? — уже без намеков сказала я.
Для меня было очевидно, что Вовчика она и любила, и любит. Иначе б и поцеловать себя не позволила. А здесь — двадцать лет с ним в одной постели спала. И не только ж спала. А этот крендель сибирский — просто недоразумение женской жизни.
— А не дурить — это как? — спросила она.
— К Вовчику возвращайся.
— А Вовчик примет? — усмехнулась она. — Это ж не гостиница — ушел, вернулся.
— Вовчик? Вовчик, конечно, примет. За счастье сочтет! — заверила я.
— Он очень изменился, — усмехнулась Катюха.
— В каком смысле?
— В смысле самодостаточности. Он теперь сам крутой перец.
— Ну и что? Он всегда был крутым, ты просто не замечала.
— Вот я и не знаю, устроит ли меня его теперешняя крутость. Да и устрою ли его я — тоже не знаю.
Так и не удалось мне ни настроения ей поднять, ни пинками загнать обратно в семейное ложе. Хотя я в Вовкиной реакции ничуть не сомневалась. Да и в Катькиной тоже. Любой, кто знает ее, подтвердит — не стала бы она жить с Вовчиком вообще без чувств.
Короче, надо будет этот процесс проконтролировать, а то как бы мужик от свалившихся возможностей голову не потерял.
Приняла решение — и успокоилась.
Как там говорили в бессмертном фильме? «Не будут брать билеты — отключим газ». Так что если Вовчик по дури или из упрямства будет отказываться от собственного счастья — я его мальчиковыми колготками придушу.
Нет. Скорее пеленками, потому как колготки — еще рано…
19
День на убыль — лету конец.
Поговорка хоть и не отражает астрономического положения дел, но философски исключительно точна, будь то июльская пора или кризис среднего возраста.
Но пока речь шла об июльской поре.
В деревушке с ласковым названием Соловейки — сердце владений Ли Джу, Чистова и Барабаша — собрался весь производственно-экологический бомонд.
Впрочем, деревушки как таковой давно уже не было. Остались лишь развалины коровника и нескольких сараюх, зато отмеченные на планах местного бюро технической инвентаризации. Да, еще имелись выродившиеся яблони и сливы, некогда росшие рядом с крестьянскими домами, теперь — дички. И несколько почти развалившихся, заросших травой и мхом остовов русских печей.
Вот и все Соловейки.
В будущем здесь предполагался модуль Центра обучения, как минимум — два довольно больших четырехэтажных здания со стилобатом, спроектированные со всеми прибамбасами энергосберегающих технологий.
Пока же здесь возвели бело-синие сборные дома, для пионеров нового бизнес-культурного проекта. Впрочем, пока до этого было далеко, и отменно пахнущие шашлыки для честной компании жарились на обычном сборном мангале и привезенных из магазина углях.
А собрались здесь самые разные люди. И по разным причинам.
Владимир Чистов и Марина Ли Джу — как говорится, по факту рождения. Ибо именно они были реальными родителями быстро набирающего силу проекта.
Еще один родитель — можно сказать, гигант здешней экологической мысли — занимал единственный раскладной стул поблизости от горячего мангала.
Это ничего, что женщины стояли и что в июльский зной сидеть рядом с пышущими жаром углями жарко. Зато есть полная гарантия, что самый первый, самый вкусный кусок шашлыка будет его.
Из описания, видимо, ясно, что речь идет о Ефиме Аркадьевиче Береславском, то и дело стиравшем пот с полулысой большой головы в предкушении грядущего гастрономического счастья. Рядом с ним стояла его жена Наталья, еще красивая стройная женщина, и пыталась надеть на голову любимого белую кепку-капитанку с надписью на английском: «Sea Wolf». Он отмахивался от кепки, не отрывая глаз от поспевающего шашлыка.
Наконец Чистов-младший протянул ему первый готовый шампур, и Ефим Аркадьевич, прикрыв от наслаждения глаза, взялся за дело. Наталья воспользовалалсь моментом и натянула-таки ему на лысину белую кепку — после пятидесяти греть мозг на солнце очень вредно. Особенно если этот мозг — единственный источник доходов его обладателя.
Береславский, не желая отвлекаться от счастья, сопротивляться не стал.
Вадик понимающе улыбнулся Наталье, она ответила такой же улыбкой. Как ни странно, дисциплинированный и работящий Чистов-младший, так же, как и его отец, очень хорошо относился к Ефиму Аркадьевичу, легко прощая ему сибаритско-эгоистические замашки. Сам Вадик оказался здесь внезапно, хотя и не случайно.
После бессовестного и стремительного увольнения из ВМФ ему было совершенно без разницы, куда податься. Отец рассказал про большой проект и попросил помощи. Глупо было отказываться, тем более что зарплаты тут платились нормальные: собранные от инвесторов деньги позволяли не экономить на ценных кадрах. Жена Томка тоже была здесь, но пока не работала, просто наслаждаясь летом. В дальнейшем предполагалось, что она будет трудиться экономистом.
Теперь всех троих Чистовых легче было найти в Соловейке, чем в столице. И, похоже, всем троим это нравилось: старший впервые после взросления детей всецело отдался делу, младшему все было лучше, чем страдать по своему малому противолодочному, а Томка не без скрытого удовольствия покинула холодный Североморск.
Кроме названных, присутствовал Басаргин, так и не вылезший из своего отромного черного «Лексуса». Во-первых, там прохладно от кондиционера, а во-вторых, через тонированные стекла было видно, что он практически ни секунды не сидел без дела: то что-то писал в ноутбуке, то разговаривал по мобильному телефону.
На него время от времени с некоторым напряжением посматривала Ли Джу.
И с некоторым раздражением — Екатерина Степановна Воскобойникова.
Да, она тоже приехала, на служебной машине с водителем, сама не зная зачем. То есть формально основания были: ее министерство декларировало — по крайней мере, на словах — приверженность к энергосбережению и альтернативной энергетике. Реальный же проект в этой тематике — причем с серьезными финансовыми и научно-техническими обоснованиями — в целой стране на данный момент имелся только один.
Впрочем, что кривить душой: она могла бы послать сюда любого из своих работников либо вызвать на аудиенцию ответственных сотрудников проекта — люди уже были наняты, и люди серьезные. Однако приехала лично и сейчас стояла в сторонке, перед этим вежливо отказавшись от общества подошедшей к ней Марины Ли Джу. Она пыталась взглядом найти Чистова-старшего, он был где-то здесь же, на площадке. Но 370 гектаров — это действительно много: здесь была и своя речка, и свое озерцо с небольшим, поросшим камышом болотом, и даже своя березовая роща, довольно крупная. И почти везде уже работали люди и строительная техника. Так что Владимир Сергеевич, несомненно, был тут и, также несомненно, пока недоступен.
— Экологический комплекс, а бульдозеры рычат, — усмехнулась Екатерина Степановна.
Замечание услышал младший Чистов:
— Да, это пока неразрешимая дилемма. Строить без техники — долго. С техникой — вроде как нарушается чистота помыслов. В итоге нашли компромисс: на каждом модуле на финишном этапе будет торжественно отмечаться прощание с двигателем внутреннего сгорания.
Тем временем рабочие принесли пластиковые столы и стулья. Теперь уже не только Ефим Аркадьевич комфортно сидел, но и все, кто хотел. Одна лишь Катя осталась чуть в стороне ото всех, прислонившись спиной к березке. Здесь, в тени и на ветерке, хорошо и наблюдалось, и думалось.
На столах разложили свежие овощи, хлеб, поставили охлажденное белое и красное вино. Вадик сталкивал горячее жареное мясо с шампуров в большую керамическую миску.
В итоге не устоял никто, даже Басаргин соизволил вылезти из своего офиса на колесах. И даже соизволил поздороваться с женщинами — сначала с Катей, когда шел к столу, потом с Мариной. При этом — отметила Катя — едва заметно улыбнулся.
Интересно, чему? Не тому ли, что из трех присутствующих здесь красивых женщин две физически принадлежали ему?
А ведь точно: Басаргин чуть не в открытую уставился на эффектную не по возрасту Наталью. Что ж, он никогда и не западал на что-то конкретное — возраст, деньги, красоту. Он просто завоевывал незавоеванное. И чем сложнее задача — тем больше куража. На этом месте своих рассуждений Екатерина Степановна не вполне по-доброму улыбнулась: ей про шебутную семью Береславских подробно рассказывал бывший муж. Так вот, с Натальей императора Басаргина ожидал сокрушительный облом. Уж так вышло, что эта дама давно и абсолютно безраздельно обожает свое гениальное чудовище, сейчас активно доедающее второй шампур бараньего шашлыка и запивающее его охлажденной колой.
А Басаргин и в самом деле пристроился неподалеку от Натальи и начал с ней разговор. Катя прислушалась — так и есть, обольститель на уик-энде. Хотя — не так. Басаргин — сильная личность, притягивающая к себе, как магнит, тех, кто слабее. Она задумалась: получается, в институте она была слабее. Потому и притянулась с такой силой.
А сейчас?
Сейчас он ей тоже, конечно, небезразличен.
Но — не более того.
Сейчас бы он ее не завоевал. И если б она не ушла от Чистова, то так бы с Володей и осталась.
Нет, Катя не сожалела, что ушла. Она бы просто не смогла жить с мужем, если бы оставалась надежда на восстановление, реанимацию, возрождение — называйте, как хотите — тех сильнейших и простых чувств, испытанных ею с Басаргиным в юности.
Но, уйдя к Ивану, испытала лишь их слабые отзвуки.
И то — в первые встречи.
Не вкус, а так, послевкусие.
Интересно, а Чистов всегда ее примет обратно или есть лимит времени?
Она вовсе не собиралась обратно.
Просто интересно.
А вот и Володя. Черт, он и в самом деле вошел в роль!
Владимир Сергеевич приехал верхом на гнедой лошади, причем без седла.
Подъехал прямо к накрытому столу. А рядом с лошадью бежало черное здоровенное создание, из пасти которого — или которой? — свисали две неаппетитные белые струйки слюны.
Воскобойникова смотрела на бывшего мужа во все глаза. Это был он — и не он.
Подтянутость и спортивность были всегда. Но ее Чистов никогда не был таким — заведенным, что ли.
Вон, еще не заметив Катю, начал давать указания разным людям. Чуть не очередь к нему выстроилась. Господи, откуда что взялось? Он и детьми-то толком руководить не мог.
Наконец увидел ее.
Обрадованный приездом, устремился к Кате, ловко пробираясь среди гостей и садовой мебели. За ним, как привязанные, двигались пятидесятикилограммовый Фунтик и его ужасная огромная лошадь.
— Вова, это что за ужас? — спросила никогда не любившая животных Катерина. Спросила про собаку. Да заодно и про лошадь: над ней вились большие черные мухи, и от нее пахло потом.
— Это Васька, — объяснила Ли Джу, умело беря коня за уздечку и привязывая его к березе, облюбованной Воскобойниковой.
Вот же зараза! Катя отшатнулась от приблизившейся широченной морды лошади.
— А это Фунтик, — объяснил Чистов, вытаскивая из кармана салфетку и утирая ею морду собаки. Фунтик нежно прижался к ноге хозяина и преданно посмотрел ему в лицо. Потом посмотрел на Ли Джу и подбежал к ней, повиливая довольно длинным обрубком хвоста. Из квадратной пасти уже вновь показались слюни.
Впрочем, Марину это не смутило. Она погладила зверя по огромной черной башке и тут же насторожилась:
— Парень, да ты клеща поймал!
Благо навыки оказались не потеряны: ловкие Маринины пальцы быстро извлекли не успевшего хорошо зацепиться паразита.
Екатерине Степановне все это показалось в высшей степени несимпатичным.
— Где ты его нашел? — спросила она бывшего мужа.
— Купил, — улыбнулся Чистов.
— Какой ужас! — воскликнула Воскобойникова.
— Это вы зря, Екатерина Степановна, — не удержалась Ли Джу. — Собачки данной породы очень сообразительны и злопамятны.
— Вряд ли мы с ней еще когда-нибудь встретимся, — холодно парировала Катя.
А безмятежно до этого улыбавшийся своей собачьей улыбкой Фунтик вдруг неприятно, оценивающе посмотрел на нее своими красными глазками, поднял верхнюю губу — какие же огромные клыки! — и негромко, но очень выразительно заворчал.
— Фунтик, фу! — решительно пресек его волеизъявление Чистов-старший. — Катя — своя. Если будешь ее пугать, рискуешь остаться без меня.
Воскобойникову всегда раздражало бессмысленное увлечение мужа животными — еще с тех пор, когда он и мужем не был, но уже тратил до черта драгоценного времени на идиотские живые уголки. Однако сейчас она сама готова была поклясться, что пес понял сказанное хозяином, и, хотя смысл ему не понравился, он подчинился. Даже подошел к Кате и лизнул ей руку, оставив на чистой, умягченной дорогущими кремами коже слюнявый след.
— А можно, чтобы она меня… ну, просто не замечала? — спросила Воскобойникова бывшего мужа.
— Можно, — расстроился он. — Ты его не знаешь. Фунтик — замечательный.
— Хоть самый расчудесный. Только блох мне не хватало в этой жизни.
— У Фунтика нет ни блох, ни глистов, — вступилась то ли за собаку, то ли за Владимира Сергеевича Марина. — И он прекрасно воспитан. У вашего мужа — отменные навыки дрессировщика.
Черт, это был явный наезд. Ехидная улыбка на губах Ли Джу не оставляла никаких сомнений. Да еще сколько вложено смыслов! И все обидные. Хоть про Чистова, хоть про Басаргина.
«Господи! Вовка же спит с этой ветеринаршей!» — теперь у Екатерины Степановны не оставалось никаких сомнений. Теоретически она, конечно, понимала, что бывший муж после их развода не станет вести монашескую жизнь. Но видеть это было ей явно не по душе.
А Басаргин наконец, убедившись в бесперспективности общения с Наташей или, что более вероятно, просто отложив на время ее завоевание, соизволил перекинуться парой фраз с Воскобойниковой.
— Что не звонишь? — спросил он, не смущаясь присутствием Чистова и Ли Джу.
— Да как-то повода нет, — честно, хоть и не очень вежливо ответила Катя.
— Так позвони без повода, — улыбнулся он. — Или после повышения недосуг?
— Вот именно — недосуг, — улыбнулась Воскобойникова. — Третий уровень.
Поняли только они двое.
Третий уровень внимания — вот важность обсуждаемой проблемы.
Несколько месяцев назад — был первый.
А много лет назад — наверное, вообще нулевой.
По крайней мере, для нее.
Удивительно, но вместо раздражения или желания жестко ответить ее демарш вызвал ровно обратную реакцию: Иван оживился, даже глаза помолодели. И посмотрел на Воскобойникову чуть ли не с прежним интересом.
А в общем, ничего удивительного, вдруг поняла Катя. Завоеватель теряет интерес к завоеванному только до тех пор, пока добычу не начинают отнимать. Как ребенок, который не играет постылой игрушкой, пока за нее не схватится другой малыш.
Странно, но именно сейчас, в этой дурацкой столовке на природе, рядом с неудавшимся новым мужем и так изменившимся старым, она вдруг поняла, что ее роман с Басаргиным — или потом, в дальнейшем, с кем-то еще — не будет иметь продолжения.
Именно так: роман без продолжения.
20
«А что же тогда было в предыдущие двадцать лет?» — всерьез задумалась Катя.
Ответ пришел сам собой.
С Чистовым продолжение точно было. Но, как ей казалось, — без романа.
Впрочем, насчет Чистова надо еще подумать.
Она с давних времен привыкла считать его чем-то неотъемлемым от ее жизни, но — не главным. И не определяющим. Однако, когда она этого лишилась, ей именно этого и стало не хватать.
К сожалению, все сказанное не значит, что она любит Чистова. А что же значит?
Над этим и следовало подумать.
А пока нужно ехать обратно в Москву, путь неблизкий.
— Похоже, надо собираться, — вслух сказала Воскобойникова.
— Куда ты торопишься, мамуль? — расстроился Вадим.
Чистов-старший расстроился тоже, но — молча. Зато Ли Джу вежливо поддержала Екатерину Степановну:
— Да, без мигалки быстро не доедете, машин много.
Прямо жало вместо языка.
У Воскобойниковой сразу пропало желание уезжать.
— Может, действительно останешься? — тихо спросил Чистов. — Я тогда тоже никуда больше не поеду. И вообще отвезу тебя в одно место, тут неподалеку. Ты вряд ли такое видела. Завтра ведь выходной.
А что, это — мысль. Назавтра действительно был выходной. Опять же — назло Марине было бы неплохо остаться.
В итоге водитель поехал в Москву один.
Вскоре — неожиданно для Воскобойниковой, но никак не задев ее этим, — уехали вдвоем Басаргин и Ли Джу.
Остались Береславский с женой, Вадик и они с Чистовым. И еще этот чертов Фунтик, которого она теперь, вспоминая слова ветеринарши, реально побаивалась.
Откуда-то появились здоровенные спелые арбузы. Это не шашлык, такой еды Воскобойникова не боялась и с удовольствием села за стол с сыном, Натальей и бывшим мужем. Что касается Ефима Аркадьевича, то он из-за стола так и не вылезал, разве что инструмент сменил: шампур на большую ложку, с помощью которой ловко и стремительно управлялся со своими арбузными ломтями.
Доев третий или четвертый ломоть, отвалился на спинку стула и с неприкрытой печалью в голосе сказал:
— Все. Больше не лезет.
— А если попрыгать? — лукаво спросил Чистов-младший.
Чистов-старший укоризненно посмотрел на сына, а профессор показал ему кулак и прыгать не стал. Просто положил на свою тарелку еще кусок.
Потом пришла с пляжа Томка, и компания оказалась в полном составе. Солнце неспешно катилось к горизонту, жара сменилась приятным теплом, еще более комфортным из-за легкого прохладного ветерка, неуловимо пахнущего сеном и ягодами.
— Ну что, Ефим Аркадьевич, не ожидал такого развития своей идеи? — спросил Владимир Сергеевич.
— Не ожидал, — честно отзвался Береславский. — Хотя и предвидел, — скромно добавил он.
Профессору был предложен небольшой процент в новом деле, и он весьма эффективно его отрабатывал, на всю катушку используя свои безумные связи. Сюда уже приезжали японцы, оставив современнейшие образцы инверторов, помогающих преобразовывать механическую энергию в электрическую. С ними же было подписано соглашение о представительстве их компании в России. Соответствующие специалисты — технари и менеджеры — уже наняты, и даже состоялись первые продажи.
Все пиар-сопровождение проекта тоже оказалось в ведении Ефима Аркадьевича. Разумеется, он не сидел за столом или компьютером — не царское это дело, — но по его наводкам или звонкам нанятые молодые и энергичные ребята сделали проект хорошо узнаваемым и любимым средствами массмедиа. Да и губернатор уже дважды посещал Соловейки лично. Один раз — сам, второй — с целой делегацией иностранцев.
С губернатором Береславский знаком не был.
Зато дружил с его заместителем.
— Сколько же народу работает на проект? — спросила Екатерина Степановна.
Профессор не знал — его никогда не привлекала будничная суета и проза жизни. Зато Владимир Сергеевич ответил сразу:
— Сейчас сто восемнадцать — тут, четырнадцать — в Москве. Не считая персонала субподрядчиков. Потом будет значительно больше.
— Ничего масштаб, — одобрила Воскобойникова, сопоставив текущее состояние дела и затраченное время. — Не ожидала от тебя таких способностей.
Заслуженная похвала Чистову была, несомненна, приятна, тем более от Кати, знавшей толк в работе и, как выяснилось, не знавшей скрытых достоинств своего бывшего мужа.
Однако он счел своим долгом откорректировать:
— Мы с Вадькой занимаемся только администрированием. Все финансы — работа Марины. Земля и коммуникации — Барабаш. Пиар — уважаемый Ефим Аркадьевич. Они решают, договариваются, мы — организуем выполнение этих договоренностей.
— Да ладно, пап, не скромничай, — запротестовал Чистов-младший. — Кто приволок сюда рабочих?
Это было чистой правдой. Их с Катей однокурсник работал на высокой должности в Таджикистане. Используя его связи и знакомства Ефима Аркадьевича — куда ж без него, — было получено разрешение на временную регистрацию для двухсот постоянных работников-строителей, а еще одобрен необычный сельскохозяйственный проект. Он не имел прямого отношения к экодеревне, зато мог дать быстрые деньги и снимал вопрос сельскохозяйственного назначения земель.
Несколько крупных таджикских сельхозпроизводителей поставляли на Урал и в Западную Сибирь лук, чеснок и морковь, причем в довольно значительных количествах — десятки тысяч тонн. География делала этот бизнес излишне затратным: во-первых, большое транспортное плечо, во-вторых, приходилось пересекать две или даже три госграницы. Вот и родилась идея: привозить на лето в экодеревню несколько сотен таджикских крестьян, выращивать за сезон заказанные и частично предоплаченные продукты, после чего отправлять их покупателю кратчайшим путем, минуя всякие таможни.
На зиму таджики спокойно уезжали домой.
В первый же год задумку стали претворять в жизнь, правда, пока лишь с полусотней работников и всего с несколькими гектарами угодий на краю владений.
Только закончили деловую беседу, как завязалась еще одна — тоже про бизнес, впрочем, куда более неожиданный.
Началось с капитанской фуражки Ефима Аркадьевича. Чистов-младший предложил профессору — раз он такой морской волк — пойти покататься на байдарках. Тот лениво отказался, объяснив, что ему, будущему адмиралу, не с руки плавать на таких примитивных плавсредствах. А с руки — ходить на кораблях. Причем — боевых. И, разумеется, под его, Береславского, флагом.
Адмиральским.
Вадика волновало все, связанное с морем. Он потребовал подробностей. Рассказы отца про этого человека, а также уже появившийся собственный опыт общения заставляли Чистова-младшего относиться к идеям профессора с вниманием, даже если выглядели они на первый взгляд… ну, как бы не очень реалистично.
Здесь же идея выглядела вообще фантастически.
Конечно, все и так знали, что Ефиму Аркадьевичу претит линейный, как он его презрительно называет, бизнес. То есть — нормальный бизнес, в котором есть план, расчет, маркетинговые исследования и в конечном счете разумная маржа и рентабельность. Короче, все, что он в своем вузе излагает студентам.
Сам же профессор предпочитает заниматься бизнесом нелинейным. Ну, например, таким, из-за которого они все сейчас сидят около этого стола.
Однако новый проект Береславского оказался настолько нелинейным, что даже революционная экодеревня выглядела рядом с ним глубокой прозой.
Короче, оказалось, что Ефим Аркадьевич Береславский, профессор и доктор наук, всю жизнь мечтал быть морским пиратом. Слегка стесняясь, он признался, что посмотрел все фильмы про карибских разбойников, и даже не по разу.
Но поскольку пиратом профессору быть не комильфо — да и жена не допустит, — то Ефим Аркадьевич готов взяться за другую функцию.
Обратную.
То есть — борьбу с вышеозначенными пиратами.
А фиг ли они там плавают, вдоль Африканского Рога. Все время захватывают суда и получают миллионные выкупы. Не в рублях, разумеется.
Заговори на эту тему кто-нибудь другой — и Вадик просто пропустил бы пустой треп мимо ушей. Но заговорил Береславский. А его идеи — даже самые странные — никогда не висели в воздухе, всегда имея шанс осуществиться. К тому же Вадька видел, как напряглась Наталья. Уж она-то чувствовала, когда любимый реально ввязывается в очередной опасный проект.
И, наконец, самое главное. Даже вполне безумная идея, но связанная с морем, флотом — да еще военным, — не могла оставить Чистова-младшего равнодушным.
В итоге профессор раскололся по полной. Он явно не хотел выкладывать все карты при своей — все более расстроенной — благоверной, но желание похвастаться очередной сногсшибательной новацией оказалось, как всегда в этом человеке, сильнее разумной осторожности.
Бизнес предполагался такой. Берется судно. Невоенное. Конкретно — небольшой, но быстрый контейнеровоз от полутора-двух тысяч тонн водоизмещением. На палубе — всего несколько контейнеров. Но совсем необычных.
Когда пираты подходят на своих быстроходных катерах, стенки контейнеров откидываются, и скорострельные двадцатитрехмиллиметровые пушки оказываются на свободе. Замаскированные крупнокалиберные пулеметы находятся на баке и на корме. Еще в наличии имеются наводящиеся оператором противотанковые ракеты, снайперские винтовки самого мощного, пятидесятого калибра. Ну и что-нибудь по мелочи.
Ах да — радиотехническое оборудование, специально заточенное на поиск маломерных быстроходных морских целей.
Такой военный корабль абсолютно бесполезен в настоящем морском бою, но вполне может оказаться королем в схватке с морскими разбойниками.
Деньги же можно зарабатывать двумя путями: конвоируя невооруженные суда либо устраивая ловушки для пиратов с последующим требованием выкупа.
Читать бесплатно другие книги:
